Ты самая любимая Тополь Эдуард
— Евгений Николаевич? — трусливо сказала Ивана в эту трубку. — Здра-здравствуйте… З-знаете, я… Я хотела бы с вами встретиться…
— А по какому вопросу? — спросила трубка.
— По личному.
— Хорошо. Приходите сегодня до двух.
— Спасибо, — обрадовалась Ивана. — Я приду! Обязательно!
Она осторожно положила трубку, и счастливые слезы вдруг покатились по ее щекам.
— Ты чего? — спросил Федя.
— Я папу нашла…
Но тут Елена Викторовна заглянула в дверь:
— Разрешите?
С громким гудком и подняв колесами снежную замять, поезд с грохотом несся мимо них на восток. Десять вагонов… двадцать… тридцать… Какие-то цистерны, пульманы…
— Блин! Мы опаздываем! — крикнула Ивана.
Наконец, пропустив последний вагон, Федя и Ивана перешли пути и бегом припустили через привокзальную площадь к зданию с вывеской «ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ БОЛЬНИЦА № 4».
В вестибюле пахло карболкой, несколько больных во фланелевых халатах общались с навестившими их родственниками, ели из баночек принесенную родственниками снедь. Тут же медсестры катили кого-то в инвалидном кресле, а уборщица мыла шваброй пол…
Ивана и Федя, запыхавшись, подошли к окошку регистратуры.
— Здравствуйте. Нам нужен Царицын Евгений Николаевич.
— Всем нужен Царицын, — сказала дежурная. — А вы записаны?
— Да, он сказал приехать до двух.
— Так уже два часа! Бегом на третий этаж!
Ивана и Федя ринулись к лестнице, но медсестра остановила:
— Стоп! Бахилы наденьте! Без бахил не положено! — и положила на стойку свернутые бахилы.
Неумело и торопливо натянув на обувь эти бахилы, Ивана и Федя снова ринулись к лестнице.
— Тридцать пятый кабинет! — вслед им крикнула медсестра.
По лестнице, где стояли женщины в больничных халатах, Ивана и Федя взбежали на третий этаж.
— Федя, ты будешь разговаривать, — на ходу сказала Ивана.
— Я? — удивился он. — Почему я?
— У меня колотун, я боюсь.
Оба влетели в кабинет № 35 с табличкой«Доктор ЦАРИЦЫН Е.Н.».
За столом сидел молодой безусый мужчина в докторском халате. Над ним на стене висели плакаты про гигиену женщины.
— Здравствуйте, мы успели? — с ходу выпалил Федя врачу. — Мы вам звонили.
— Да, садитесь, я вас слушаю. Вы вдвоем? Или…
Но Ивана захлопала глазами:
— Извините, а у вас были усы?
Царицын посмотрел на нее в изумлении:
— Усы? У меня? С чего вы?..
— Минуту! — сообразил и Федя. — У вас какая машина?
— Обыкновенная. «Лада». А в чем дело?
Но Федя гнул свое:
— Номер «Вэ У 651»?
— Нет. «АИ 721». Вон она, за окном, красненькая. А в чем дело? Что за допрос?
— Вы Царицын Евгений Николаевич? — спросила Ивана.
— Да, я.
— И у вас нет усов и нет машины с номером «Вэ У 651»?
— Да, как видите — ни усов, ни машины.
— Извините, мы ошиблись.
Громкий паровозный гудок. Поднимая снежную замять, поезд с грохотом пронесся мимо Иваны и Феди. Но уже в другую сторону, на запад…
Дома, в крохотной спальне, лежа на своей узкой койке, стоящей рядом с кроватью матери, Ивана, глядя в потолок, вдруг спросила:
— Ма, кто такой Царицын?
Мать, уже засыпавшая, испуганно открыла глаза.
— Что?
— Ты слышала. Кто такой Царицын?
— А-а… а почему ты спрашиваешь? — осторожно спросила мать.
— В твоей записной книжке я нашла фамилию «Царицын Е.Н.». Кто это?
— А ты уже лазишь по моим записным книжкам?
— Да! — ожесточенно парировала Ивана. — Я хочу знать имя своего отца!
Но мать не ответила.
— Ну! — сказала Ивана.
Мать все молчала.
— Послушай! — не отступала Ивана. — Все, что у тебя было до меня, меня не интересует. Даже Царицын, если он к моему зачатию не имел отношения. Но он записан 9 ноября, то есть ровно за девять месяцев до моего рождения. Ты можешь объяснить этот факт? А? Ты слышишь?
— Слышу… — негромко ответила мать. — Царицын — он… доктор. А была я у него на приеме за девять месяцев до твоего рождения. Или за десять, я не помню.
— А кто мой отец — это ты хотя бы помнишь?
Мать лежала, не двигаясь, со слезами, беззвучно катящимися из глаз.
Ивана поглядела на нее и рывком отвернулась к стене.
В парке все аттракционы стояли под снегом, как мертвые, даже вышка для прыжков выглядела пусто и сиротливо.
Шагая по мокрой аллее среди слежавшихся сугробов, Федя на ходу сбивал с деревьев сосульки, а Ивана говорила ожесточенно:
— Она мне врет, понимаешь! Говорит, что была на приеме у Царицына до моего рождения. Но ты ж его видел — ему максимум 33! Четырнадцать лет назад он не мог быть врачом!
— Его отец мог быть врачом, — заметил Федя. — Может, у них династия…
Тут из боковой аллеи выскочила компания юных наркоманов-попрошаек с гитарой, одна из них стала нагло совать Иване свою шапку:
— Сестра, выручи! Пять рублей! Помираем…
Федя оттолкнул ее, вместе с Иваной пошел дальше, говоря на ходу:
— Ты же сама мне сказала: твоя мать замерла, когда увидела в «КУПИСАМе» усатогомужика. А у этого врача ни усов, ни машины с номером «ВУ 651».
Ивана остановилась перед заснеженной вышкой для прыжков.
— Слушай, а ты летаешь во сне?
— Конечно. Мы же растем. Ну, в смысле наше тело растет во сне. И кажется, что летаешь…
— А ты один летаешь или со мной?
Федя усмехнулся:
— Ну это как когда…
— А я с папой летаю, — сказала Ивана. — Вот с этой вышки прыгаем, но не падаем, а летим — над городом, над речкой… Может, мой папа летчик, как думаешь?
— Он усатый? — спросил Федя.
— Подожди… Усатый на своей машине ездит за продуктами в «КУПИСАМ». И значит…
— Ты будешь сутками дежурить у этого «КУПИСАМа»? — заключил Федя.
Но Ивана поглядела на него долгим взглядом.
И конечно, это Федя, а не Ивана, стоя возле кассы «КУПИСАМа», сноровисто укладывал в пластиковые куписамовские пакеты все покупки, которые передавала ему кассирша. И помогал покупателям докатить тележки с их покупками до машин. А на стоянке машин собирал пустые тележки и откатывал их в магазин. И при этом постоянно наблюдал за покупателями и их машинами, высматривая усатых водителей и машину с номером ВУ 651…
И наконец — бинго! — усатый мужчина лет 33–35, уплатив кассирше кредитной карточкой за покупки, бегом — под проливным весенним дождем — покатил тележку, доверху нагруженную покупками, к темно-серому «форду» с номером «ВУ 651 ПО»!
Федя (в куписамовском дождевике), оторопев от такой удачи, замер под дождем посреди автостоянки. А потом со всех ног бросился помогать этому усатому.
Вдвоем они стали перегружать пакеты с продуктами в багажник машины.
— Спасибо, пацан, — сказал усатый.
— Пожалуйста. А вас как звать?
— Олег Кириллович. А тебе зачем?
— А нас учат вежливому сервису — всех постоянных клиентов знать по имени-отчеству, — нашелся Федя. — Вы же у нас постоянный клиент, верно?
— Молодец, глазастый! — сказал усатый, закрывая багажник. — Далеко пойдешь. — И бегом пробежал в кабину, сел за руль. — Вырастешь, возьму на работу. Пока!
— А куда на работу?
Но усатый уже уехал.
Проводив его взглядом, Федя забежал под дождем в магазин, подошел к кассирше и показал ей через окно на машину усатого:
— Зоя Петровна, этот покупатель, усатый, он только что карточкой платил. На этой карточке есть его фамилия?
— Конечно, есть. А тебе зачем?
— Он меня на работу пригласил. Сказал, что он Олег Кириллович. А фамилию я не расслышал…
— Так это ж Карпатый! — сказала кассирша. — Хозяин стройтреста и депутат! Его весь город знает. Если он тебя приметил — далеко пойдешь!
— Ага, спасибо, — улыбнулся Федя. — Он тоже так сказал.
Глядя по телевизору местные новости, Ивана, ее мать и бабушка ужинали втроем. Диктор рассказывал о застройке городских окраин жилыми кварталами. Затем с вопросом о ходе строительства и планах на будущее телеведущий обратился к генеральному директору местного стройтреста Карпатому. Но едва на экране возникло усатое лицо Олега Кирилловича, как бабушка, зевнув, переключила телевизор на другую программу.
Усмехнувшись этой уловке, Ивана в упор спросила у матери:
— Это он?
— Кто «он»? — сказала мать.
— Мой отец?
— С чего ты взяла? — изумилась бабушка.
— Ма, ятебяспрашиваю! — сказала Ивана. — Этот Карпатый мой отец? Да или нет?
— Нет, — отрезала мать.
— А кто мой отец? Царицын? — зло сказала Ивана и сорвалась на крик: — Ну! Говори! Кто?
Мать, отшвырнув ложку, вскочила из-за стола и убежала в спальню. А бабушка залепила Иване пощечину.
— Дрянь! Как ты смеешь?!
— Да? Я дрянь? — сказала Ивана. — Еще скажи: я выблядок! Она меня в подоле принесла, да? С кем-то трахнулась, да фамилию забыла!
Бабушка снова ударила ее по лицу.
— Заткнись, дура!
— Ах, так?
Ивана бросилась в спальню. Там, стоя на коленях, мать, вся в слезах, молилась перед иконой.
— Нет, — сказала ей Ивана, — теперь не замолишь! Я все равно его найду!
И, заполошно схватив свой школьный рюкзак, куртку, плейер и еще что-то из одежды, стремглав выскочила из квартиры.
— Ты куда? — запоздало крикнула бабушка.
Мать вышла из спальни, спросила:
— Куда она ушла?
— Ну куда-куда? — сказала бабушка. — К подруге какой-нибудь, куда еще?
— Я боюсь, мама…
— А ты не боись. Ты что, из дома не уходила? И я уходила. Придет.
Ранним утром следующего дня мать Иваны, одетая в свою проводницкую форму, стола у ворот школы, вылавливала одноклассников Иваны и спрашивала, не видели ли они Ивану.
Наконец из-за угла появился и Федя, она бросилась к нему:
— Федя, а где Ивана?
— Я не знаю, — удивился он. — Здравствуйте. А почему вы спрашиваете?
— Господи! — испугалась мать. — Да где же она?! Мне на работу!..
В отделение милиции они уже прибежали вдвоем. На компьютере у пожилой, с погонами капитана, дежурной был сайт «Одноклассники», и она лишь вполуха слушала сбивчивый рассказ матери Иваны.
— Ей тринадцать лет!..
— Почти четырнадцать, — поправил Федя.
— Ну и что? — сказала мать. — Куда она могла деться? — и дежурной: — Я вас прошу!
— Сколько суток? — спросила та, не отрываясь от экрана.
— Что «сколько суток»?
— Сколько суток, как сбежала?
— Почему сбежала? — сказала мать. — Вчера ушла, вечером. Но я вас прошу: ее надо найти! Запишите, пожалуйста: Малышкина Ивана, 13 лет, приметы…
Дежурная нехотя достала бланк розыска.
— Да подождите панику устраивать! Ну не ночевала, подумаешь! Или у подруги, или… Четырнадцать лет. Джульетта в четырнадцать лет уже домой водила… Как фамилиё?
— Федя, — сказала мать, — я тебя умоляю! Мне на работу! — и объяснила дежурной: — Я проводницей на поезде! У меня рейс…
— Бегите, — сказал ей Федя. — Я тут сам все скажу.
— Позвоните мне. Пожалуйста! — попросила мать дежурную и быстро написала на клочке бумаги: — Вот мой мобильный! Как найдете, звоните!
— Ага, разбежалась… — пробурчала ей вслед дежурная.
Не доверяя милиции, Федя сам отправился на поиски Иваны. Заглядывал в кафе… в библиотеки… в парк… на автовокзал… на рынок… в пивную… на речной вокзал… в котельные… И, наткнувшись на бомжей-наркоманов, которые рылись в мусорном ящике, спросил у них. Те ответили — мол, заплатишь, скажем. Пошарив по карманам, Федя отдал им все деньги, и они махнули ему рукой в сторону каких-то задворков. Федя рванул туда…
Отодвинув доску в глухом заборе вокруг заброшенного аварийного дома, он пролез через забор в замусоренный и грязный двор аварийного дома, нашел там лаз в подвал, спустился в него и оказался в бомжатнике — бывшем бомбоубежище, ставшем ночлежкой.
Здесь было сыро, темно, грязно. Облупившиеся бетонные потолки и стены в граффити. В углах грязные матрацы, на которых валялись бомжи и наркоманы. Кто спал, кто что-то ел из пластикового пакета, кто кололся, кто курил вонючую самокрутку. Полуодетая девица ходила по бомжатнику, по-птичьи размахивая руками и восклицая: «Я летаю!.. Я летаю!..»
Всматриваясь в темные фигуры на матрацах, Федя обходил бомбоубежище из комнаты в комнату и наконец наткнулся на Ивану. Скорчившись, она спала в углу, прямо на бетонном полу.
Федя попробовал разбудить ее, растолкать, но она была в полной отключке.
Взвалив ее к себе на спину, он поволок ее к лестнице.
Несколько бомжей преградили ему дорогу, требуя выкуп. Денег у Феди не было, а без выкупа они его не выпускали. Пришлось отдать им куртку.
На свежем воздухе Ивана пришла в себя, и ее вырвало.
Затем, обняв измызганную, в грязной одежде Ивану, Федя повел ее по улицам. Ивану качало, она почти падала, и прохожие брезгливо обходили эту пару, отпуская презрительные реплики:
— Сволочи! С утра напились!..
— В милицию их нужно!..
— И куда токо родители смотрят?..
— Ну отстой! Убивать таких…
Дотащив Ивану до подъезда своего дома, Федя хозяйски открыл подъезд, завел Ивану в свою квартиру и прямиком — в ванную. Ивана была по-прежнему в отключке, еле стояла на ногах и слепо качалась из стороны в сторону. Не раздевая ее, Федя поставил Ивану в душевую кабинку, перевел регулятор воды на «хол.» и включил воду.
Под ледяным душем Ивана разом пришла в себя, открыла глаза и попыталась выскочить из кабинки. Но Федя не выпустил ее, насильно удержал под мощной струей холодной воды.
— Чем ты кололась? Говори, чем кололась?
— Пусти! Мне холодно! Пусти!
— Не пущу! Чем кололась?
Ивана расплакалась:
— Я не кололась! Я курила!
— Что ты курила?
— Я не знаю! Пусти!
Федя выпустил ее из душевой кабины. Трясясь от холода, она стала стаскивать с себя мокрую одежду.
— Уйди отсюда! Не смотри! Скотина!
Федя ушел, закрыл дверь.
Ивана разделась догола и, дрожа и кутаясь в полотенце, выскочила из ванной.
Федя показал ей на кровать в спальне:
— Ложись, согрейся.
Ивана нырнула под одеяло.
— Уйди отсюда, сволочь!
Но и под одеялом ее так трясло, что зубы стучали.
Федя посмотрел на нее, а затем разделся и лег рядом с ней.
— Не смей! — стала отталкивать его Ивана. — Уйди! Не трогай меня!
Но Федя обнял ее, и она сдалась, прижалась к нему и расплакалась, уткнувшись лицом в его плечо. Он стал целовать ее в мокрые глаза, щеки, губы…
Ивана и Федя снова стояли перед служащей паспортного стола. Та читала на бланке их запроса:
— «Карпатый Олег Кириллович»… — И подняла глаза. — Это какой Карпатый? Депутат?
— Он директор стройтреста, — сказал Федя.
— Но он депутат, — ответила служащая и вернула им бланк. — Адреса депутатов мы не даем.
— Почему? — спросила Ивана.
— Потому! Есть инструкция.
— Но он нам нужен!
— Нужен? — усмехнулась служащая. — Идите к нему в стройтрест. Если вас пустят.
Лузгая семечки и наблюдая за подъезжающими машинами, Ивана и Федя пятый день дежурили на автостоянке перед супермаркетом «КУПИСАМ». И на пятый день были вознаграждены за упорство — тут появился знакомый «форд» с номером «ВУ 651 ПО».
— Все, пошли! — решительно сказал Федя Иване.
— Нет, я боюсь, — вдруг струсила она.
— Опять?
Меж тем машина запарковалась, из нее вышли Карпатый и 14-летний подросток.
Федя и Ивана переглянулись в замешательстве — этого они не ожидали.
А Карпатый и подросток уже зашли в магазин.
Федя и Ивана последовали за ними.
В магазине, взяв тележку, Федя и Ивана нашли Карпатого в вино-водочном отделе. Делая вид, что изучают марки выставленных на полках вин, Федя и Ивана приблизились к нему. А Карпатый, стоя у витрины дорогих подарочных коньяков, обсуждает их с 13-летним подростком.
— А если б у тебя был день рождения, ты бы что хотел в подарок? — говорил подросток.
— Ну я! — отвечал Карпатый. — Я люблю текилу! Но не такую, как тут, а голубую. Которую я из Мексики привожу. А Сорока текилу не пьет.
— А что он пьет? — спросил 13-летний. — Ты же с ним двадцать лет дружишь — должен знать…
Тут к отделу подошел Царицын, и тоже с тележкой.
— О-о! Кого я вижу?! Привет! — сказал он.
— Здравствуйте, дядь Женя, — ответил 13-летний.
Царицын пожал руку Карпатому, похлопал по плечу 13-летнего.