Санкт-Петербург. Автобиография Федотова Марина

В нынешний час станем работать против ворот батарею, чрез реку Охту мост. А под мортиры еще не бывали мосты [платформы], также лопаток и кирок мало.

Гаврило Иванович [Головкин] не бывал, с фашинами и с турами Степан Стрекалов не бывал же. Зело место тесно, где Преображенский и Семеновский полки стали.

На другой стороне реки Невы сделана крепостца земляная, и люди в ней есть, и я нынешней ночью пошлю... (Из письма Б. П. Шереметева царю.)

Того же числа в ночи [в ночь с 25 на 26 апреля] генерал инженер Ламберт с командированною пехотою апроши зачал делать в ближнем расстоянии у города, а именно в 30 саженях, которому неприятели из города непрестанною пушечною стрельбою докучали, однако ж без великого вреда...

В 28 день в вечеру Государь, яко капитан бомбардирский, с семью ротами гвардии, в том числе с четырьмя Преображенскими, да с тремя Семеновскими управяся, поехал водою в 60 лодках мимо города для осматривания Невского устья и для занятия оного от прихода неприятельского с моря.

В 29 день господин капитан бомбардирский и при нем бывшие со взморья возвратились в обоз, в которое время в шанцах наши под командою майора Керхина бывшие, увидя огонь в городе, по приказу залп дали... А батареи и кетели в то время были уже готовы, и для того той же ночи на те новые батареи начали ставить пушки и мортиры. <...>

В 30 день [апреля] пополудни, как пушки и мортиры со всем изготовили, тогда фельдмаршал посылал в город к коменданту трубача с увещевательным о сдаче города письмом, который трубач там умедлил часов с 6, того ради послан был барабанщик, чтоб немедленно трубача отпустили.

Потом оный трубач с письмом от коменданта возвратился, в котором за обещание акорда [капитуляции] возблагодарил; а о сдаче крепости отговаривался, что вручена им от короля для обороны и что принуждены оборонять. <...>

Новыми послами в крепость были ядра и бомбы 20 тяжелых пушек и мортир. Стреляли залпами; на каждую пушку приходилось по девяти снарядов, мортиры же работали всю ночь. В начале бомбардирования шведы отвечали нам усиленным огнем с крепостных верков, но вскоре этот огонь стал слабеть, а к утру затих совершенно.

На рассвете 1 мая дан был одновременный залп из всех пушек и мортир осады.

Артиллерия дело сделала. <...>

Мая в 1 день на рассвете в 5 часу неприятель стал бить шамад [барабанный сигнал о готовности к сдаче крепости]. Тогда от наших пушечная стрельба и метание бомб унято. <...>

Мая в 1 день после полудни в 10 часу Преображенский полк введен в город, а Семеновский в контрэскарп [палисады перед стеной]. Артиллерия, амуниция и прочее у них принято, и караул по городу везде наш расставлен, а гарнизону дано было на несколько дней срока для убирания в свой путь...

Во 2 день [мая] за оную полученную над неприятелем победу о взятии той крепости, а наипаче, что желаемая морская пристань получена, учинено было благодарение Господу Богу при троекратной стрельбе из пушек и из ружья.

Потом фельдмаршал шел в город, которого не доходя близ градских ворот комендант той крепости с офицерами встретя, подал ему городовые ключи.

И того же числа вышепомянутый комендант и при нем будучие офицеры и солдаты и прочие жители из города выпущены, и поставлены были у палисадов у Невы реки до указу. <...>

В тот же день по указу царя Ниеншанц переименовали в Шлотбург – Замок-город. А еще 2 мая одержал свою первую победу русский флот. В «Журнале» А. В. Макарова читаем:

Того же дня [2 мая] в вечеру получена ведомость от наших караульщиков о приходе на взморье неприятельских кораблей, и что они, пришед к устью Невскому, учинили в город лозунг о своем приходе двумя выстрелы пушечными (будучи в той надежде, что люди их в городе сидят), и для того по приказу фельдмаршала велено ввечеру и поутру в нашем обозе стрелять из пушек шведский лозунг по дважды, чтоб на тех кораблях не дознаемо было помянутого города взятие; дабы сим их обмануть, и какой над ними поиск учинить, что и удалось; понеже по тому лозунгу прислали с адмиральского их корабля бот, или шлюпку для лоцманов.

Из той шлюпки выходили солдаты и матросы на берег; и наши, которые на карауле укрыты в лесу были, одного из них поймали, а остальные ушли; который сказал, что над той пришедшей эскадрою командует вице-адмирал Нумберс. <...>

Пришли 2 шведские судна, шнава и большой бот, и стали перед устьем на якорь для того, что опоздали и в устье войти не могли.

По которым ведомостям мая в 6 день, капитан от бомбардиров и поручик Меншиков (понеже иных на море знающих никого не было), в 30 лодках от обоих полков гвардии, которые того ж вечера на устье прибыли и скрылись за островом [Овечьим], что лежит против деревни Калинкиной [Кальюлы] к морю.

А 7 числа [мая] пред светом половина лодок поплыла тихою греблею возле Васильевского острова под стеною оного леса и заехали в оный от моря; а другая половина сверху на них пустилась.

Тогда неприятель тотчас стал на парусах и вступил в бой, пробиваясь назад к своей эскадре (также и на море стоящая эскадра стала на парусах же для выручки оных), но узкости ради, глубины не могли скоро отойти... И хотя неприятель жестоко стрелял из пушек по нашим, однако ж наши, несмотря на то, с одной мушкетною стрельбою и гранаты (понеже пушек не было) оные оба судна абордировали и взяли.

А мая 8 о полудни привели в лагерь к фельдмаршалу оные взятые суда, бот адмиралтейский, именованный «Гедан», на оном 10 пушек 3-фунтовых, да шнява «Астрель» («Астрильда» – Ред.), на которой было 14 пушек. (Людей на оных было всех 77 человек.) <...> И те полоненники сказали, что они с теми судами посланы были в город к коменданту с письмами, и те письма найдены в тех судах; и тогда шведы, которые из гарнизона Канецкого вышли и задержаны были у города, увидев те взятые суда, дознались, что для того у нас шведский лозунг, стреляли и их задержали.

Шведскую версию этого боя, с некоторыми любопытными подробностями, изложил английский морской офицер на русскойслужбе Дж. Ден в своей «Истории российского флота в царствование Петра Великого».

Примерно в двух милях от устья реки последние [моряки «Астрильды» и «Гедана»] заметили повсеместное присутствие российских войск и догадались, что городок [Ниеншанц] уже занят. Тем не менее, не предвидя опасности со стороны воды, ибо они знали, что у россиян не было здесь боевых судов, они оставались здесь некоторое время, продолжая наблюдения свои на глазах у неприятеля.

Царь, лично присутствуя при этой браваде, возмутился этим и, посоветовавшись с несколькими из морских офицеров своих, снарядил отряд из отборных и хорошо вооруженных людей и таких, которые хоть сколько-нибудь были знакомы с действиями на море, и, собрав столько лодок, сколько можно было в такое короткое время, отправил их вниз по реке дожидаться шведов у бара – узкого места реки, переполненного отмелями при отсутствии каких-либо знаков или вех, какими могли бы руководствоваться суда для курса; место это было вполне доступным для плавания российских лодок, но неудобно для неприятеля.

Заметив движение лодок вниз по другому рукаву реки, шведы решили отступить и присоединиться к своему флоту, но, лишь только они достигли бара, с наступлением ночи поднялся противный западный ветер, который погнал их по течению. В этот самый момент напали на них россияне, поражая их со всех сторон пулями.

Шведы храбро защищались, нанося вред своими пушками, пока за темнотою ночи и противным ветром, одолеваемая численностью неприятеля, шнява не села на мель. Здесь, после отчаянного сопротивления и потеряв большинство своей команды, судно было сдано, заодно и вельбот, понятно, подвергся такой же участи.

Немедля по взятии судов царь явился на борт и, застав командира судна живым, велел со всяким тщанием ухаживать за его ранами, а по выздоровлении убедил его перейти к нему на службу.

Имя последнего – Карл фон Верден, талантливый человек, с тех пор постепенно получавший повышения по службе и ставший одним из любимых капитанов царя...

Это было самое первое военное судно, которым царь овладел на Балтийском море, и хотя само по себе судно было незначительным, однако, как столь удачно попавшееся ему в руки, он счел взятие такового за доброе предзнаменование, видя в этом случае как бы особое знамение Провидения в пользу морских его предначертаний.

Взятие Ниеншанца означало, что отныне все течение Невы, от истока до устья, оказалось во владении русских. До заложения крепости святых Петра и Павла на Заячьем острове оставалось всего несколько месяцев...

«ПРЕСЛАВНЫЙ ГРАД, ЧТО ПЕТР НАШ ОСНОВАЛ»

Первое столетие Петербурга

Начало Санкт-Петербурга заставляет вспомнить мифологический сюжет о сотворении мира из первозданного Хаоса и устроении Космоса. В данном случае Хаос – пустынная и болотистая дельта Невы и «водная стихия» (Финский залив и Нева с притоками), а царь Петр в этом контексте становится мифологическим героем, подобным древнеиндийским божествам или вавилонскому богу Мардуку, победившим Хаос и создавшим из него Космос.

«Ломая» патриархальное русское общество, Петр одновременно творил новый социум, и этому социуму требовался новый центр притяжения, новая столица, во всем противоположная Москве, с которой у царя вдобавок были связаны не слишком приятные юношеские воспоминания о стрелецком бунте, едва не стоившем ему жизни. Иными словами, Петербург строился не только как «окно в Европу» в стратегически выгодном, пусть и малопригодном для жизни месте, но и как антитеза боярской и косной Москве. (Именно тогда и началось длящееся по сей день противостояние, почти антагонизм двух городов, характерное, впрочем, не только для российской истории; достаточно вспомнить испанские Мадрид и Барселону, польские Варшаву и Краков или, скажем, португальские Лиссабон и Порту.)

По большому счету, Петр лишь заложил город и наметил контуры будущего «блистательного Петербурга». Зримые очертания город начал приобретать уже при преемниках Петра на троне империи, прежде всего при Анне Иоанновне и при Елизавете Петровне; многие и многие достопримечательности, которыми мы восхищаемся сегодня, появились на карте Петербургав царствование Екатерины II, а довершил формирование города – в значительной степени, хотя и не до конца – ее внук Александр I. Как раз в правление Александра Санкт-Петербург стал подлинно имперским городом и вступил в новый этап своей истории.

Основание Санкт-Петербурга, 1703 год

О зачатии и здании царствующего града Санктпетербурга в лето от первого дни Адама 7211, по Рождестве Иисус Христове 1703, Фридрих-Христиан Вебер

Шведская угроза, несмотря на недавние победы русского оружия, оставалась по-прежнему насущной, и потому вместо взятого штурмом Ниеншанца было решено заложить в устье Невы, на Заячьем острове, новую крепость, которую назвали в честь святых Петра и Павла. Крепость заложили 16 мая, а две недели спустя, в день святых апостолов, получил имя и город при крепости.

Пожалуй, на европейском морском побережье не найдется другого города, возведенного в столь неблагоприятном для строительства месте: болотистое устье Невы никак не располагало к градостроению. Тем не менее город был возведен – ценой множества жизней «работных людей», которых сгоняли сюда со всей России.

Об основании Петербурга сложено немало легенд. Так, в одном карело-финском предании утверждается: «Петербург не мог быть построен на таком топком, гибельном, проклятом Богом болоте известными в то время способами строительства. Он бы попросту утонул по частям. И поэтому его целиком возвели на небе и затем осторожно и тоже целиком опустили на землю». Другое предание, использованное В. Ф. Одоевским в его повести «Саламандра», гласит: «Стали строить город, но что положат камень, то всосет болото; много уже камней навалили, скалу на скалу, бревно на бревно, но болото все в себя принимает и наверху земли одна топь остается. Между тем царь состроил корабль, оглянулся, смотрит – нет еще города. “Ничего вы не умеете делать”, – сказал он своим людям и с сим словом начал поднимать скалу на скалу и ковать на воздухе. Так выстроил он целый город и опустил на землю».

В современном этим событиям тексте «О зачатии и здании царствующего града...» говорится:

Май.

14-го царское величество изволил осматривать на взморье устья Невы реки и островов и усмотрел удобной остров к строению города. Когда сшел на средину того острова, почувствовал шум в воздухе, усмотрел орла парящего, и шум от парения крыл его был слышан; взяв у солдата багинет и вырезав два дерна, положил дерн на дерн крестообразно и, сделав крест из дерева и водружая в реченные дерны, изволил говорить: «Во имя Иисус Христово на сем месте будет церковь во имя верховных апостолов Петра и Павла». По довольном осмотрении оного острова изволил перейти по плотам, стоящим в протоке, которой ныне меж городом и кронверхом имеет течение. По прошествии протока и сшествии на остров изволил шествовать по берегу вверх Невы реки и, взяв топор, ссек куст ракитовый, и, мало отшед, ссек второй куст, и, сев в шлюпку, изволил шествовать вверх Невою рекою к Канецкой крепости.

15-го изволил послать неколико рот солдат, повелел берега оного острова очистить и, леса вырубя, скласть в кучи. При оной высечке усмотрено гнездо орлово того острова на дереве.

16-го, то есть в день Пятидесятницы, по божественной литургии, с ликом святительским и генералитетом и статскими чинами от Канец изволил шествовать на судах рекою Невою и по прибытии на остров Люистранд и по освящении воды и по прочтении молитвы на основание града и по окроплении святою водою, взяв заступ, и первый начал копать ров. Тогда орел с великим шумом парения крыл от высоты опустился и парил над оным островом.

Царское величество, отошед мало, вырезал три дерна и изволил принести к означенному месту. В то время зачатого рва выкопано было земли около двух аршин глубины и в нем был поставлен четвероугольный ящик, высеченный из камня, и по окроплении того ящика святою водою изволил поставить в тот ящик ковчег золотой, в нем мощи святого апостола Андрея Первозванного, и покрыть каменною накрышкою, на которой вырезано было: «По воплощении Иисус Христове 1703 майя 16 основан царствующий град Санктпетербург великим государем царем и великим князем Петром Алексиевичем, самодержцем Всероссийским». И изволил на накрышку оного ящика полагать реченные три дерна с глаголом: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь. Основан царствующий град Санктпетербург».

Тогда его царское величество от лика святительского и генералитета и от всех тут бывших поздравляем был царствующим градом Санктпетербургом; царское величество всех поздравляющих изволил благодарить, при том была многая пушечная пальба. Орел видим был над оным островом парящий. Царское величество, отшед к протоке, которой течение имеет меж Санктпетербургом и кронверхом, по отслужении литии и окроплении того места святою водою, изволил обложить другой раскат. Тогда была вторичная пушечная пальба, и между теми двумя раскатами изволил размерить, где быть воротами, велел пробить в землю две дыры и, вырубив две березы тонкие, но длинные, и вершины тех берез свертев, а концы поставлял в пробитые дыры в землю наподобие ворот. И когда первую березу в землю утвердил, а другую поставлял, тогда орел, опустясь от высоты, сел на оных воротах; ефрейтором Одинцовым оный орел с ворот снят.

Царское величество о сем добром предзнаменовании весьма был обрадован; у орла перевязав ноги платком и надев на руку перчатку, изволил посадить себе на руку и повелел петь литию. По литии и окроплении ворот святою водою была третичная из пушек пальба, и изволил выйти в оные ворота, держа орла на руке, и, сшед на яхту, шествовал в дом свой царский канецкой. Лик святительский и генералитет и статские чины были пожалованы столом; веселие продолжалось до 2 часов пополуночи, при чем была многая пушечная пальба.

Оный орел был во дворце; по построении на Котлине острове крепости святого Александра оный орел от его царского величества в оной Александровой крепости отдан на гобвахту с наречением орлу комендантского звания.

Подобное древле благочестивому царю Константину в сонном видении явил Бог о построении на Востоке града. Великий и равноапостольный царь Константин рассматривал места к зданию града и во время шествия от Халкидона водою к Византии увидел орла, летящего и несущего верфь и прочие орудия каменоделателей, которые орел положил у стены града Византии. Великий царь Константин на том месте построил град и наименовал во имя свое Константинград.

Оной Санктпетербурской крепости план и основание собственного труда его императорского величества Петра Великого.

Дополнительные подробности об основании крепости и города сообщает, в частности, посланник Брауншвейгского двора Ф.-Х. Вебер.

Его царское величество с самых юных лет выказал особенную склонность к воде и мореплаванию и в городе Москве, насколько там позволяли возможности, постоянно плавал под парусами по тамошним рекам. Когда же военное счастье так сопутствовало его оружию, что он в 1702 г. завоевал крепость Нотебург, ныне Шлиссельбург, а в следующем году торговый город Ниеншанц и, милей ниже [по течению], встретил различные острова, образованные рукавами реки Невы, он нашел эту местность удобнейшей для строительства города и закрепления на Восточном море. И вот там был разбит его большой лагерь, причем инфантерия встала на финской, а кавалерия – на ингрийской стороне. Поскольку же, как было сказано, его царское величество имел великую страсть к мореплаванию и в этом месте были к тому наилучшие возможности, то он сначала приказал там, где теперь Петербург и где тогда стояли лишь две рыбацкие хижины, возвести маленький шанец. Затем не только собственной персоной в шлюпках производил рекогносцировку реки Невы до большого залива Балтийского моря, но также приказал там точно рекогносцировать все вокруг на других судах. А поскольку было замечено несколько кораблей, крейсировавших в открытом море, то он откомандировал примерно тысячу солдат на остров Ретугари, или Рутцари (где теперь расположен Кроншлот), с приказом там закрепиться. Хотя шведы старались уничтожить этот отряд сильной пушечной стрельбой с одного корабля, но русские тем временем тихо стянулись за лежавшие на берегу многочисленные большие камни и укрылись за ними. Шведы решили, что все русские отступили за росший там небольшой кустарник и, возможно, с другой стороны острова ушли оттуда на судах. Тогда шведы высадили десант с намерением самим овладеть этой выгодной позицией. Однако прятавшиеся за камнями русские худо их встретили, так что шведам пришлось, оставив несколько мертвых, отступить на корабли и уйти на них в открытое море. После этого случая его царское величество прочно утвердился на острове и наконец (как ниже будет подробнее сказано) построил там регулярную гавань и крепостцу, а также уже порядочно большой поселок, ныне известный под названием Кроншлот.

Поскольку его царскому величеству очень полюбилась эта местность, тем более что она действительно является одной из приятнейших в том краю, то он решил основать на реке Неве не только крепость, но и главную верфь для строительства больших военных кораблей. А определив, в частности, что глубина реки в том месте, где теперь крепость, необычайно велика, именно 14–15 маховых саженей, или 90 футов, и, кроме того, окружающая местность состоит из одних болот и от природы является неприступной территорией, он распределил лежащие вокруг острова таким образом, что на одном маленьком островке должна была стоять крепость, а на других островах и на твердой земле – город.

Как только это было решено, тотчас были подготовлены приказы о том, чтобы предстоящей весной на работы явилось множество людей – русских, татар, казаков, калмыков, финских и ингерманландских крестьян; что действительно уже в 1703 году и произошло, ибо в начале мая месяца собралось много тысяч работных людей из всех уголков большой России (причем некоторые прибыли сюда даже за 200–300 немецких миль) и приступили к строительству крепости. Хотя тогда для такого множества людей не имелось ни достаточного провианта, ни рабочего инвентаря – лопат, кирок, досок, тачек и тому подобного, не было даже ни хижин, ни домов, однако работа благодаря множеству людей продвигалась необычайно быстро. Особенного же удивления было достойно то, что, поскольку земли в этом низменном месте очень мало и ее приходилось приносить издалека по большей части в полах одежды, в тряпках или мешочках из старых рогож на плечах или в руках, так как тогда русские еще не знали тачек, все же почти за четыре месяца крепость была возведена. Однако при этом погибло едва ли не сто тысяч человек, поскольку в этих пустынных местах ничего нельзя было получить за деньги; обычный подвоз часто также не поступал вовремя из-за противных ветров на Ладожском озере, и это непоступление тоже причиняло большие беды.

Потом крепость время от времени улучшалась, и на другой год были пристроены еще кронверк и несколько редутов (которые, однако, теперь должны быть срыты). Всем этим его царское величество сам руководил и распоряжался. Между тем, пока таким образом строилась крепость, постепенно начиналось и строительство города. С каковой целью множеству людей – как дворянам, так и купцам – было приказано переселяться из России в Петербург и строить дома; это тоже произошло с такой быстротой, что скоро все совершенно кишело людьми, ибо: 1) большие бояре и дворяне привезли с собой много людей и прислуги; 2) купцы и лавочники нашли себе доходы в этом новом городе, где все было чрезвычайно дорого; 3) много шведов, финнов и лифляндцев не могли оставаться в своих разрушенных и отчасти сожженных городах, и им ничего не оставалось, как, гонимым нуждой, огромными толпами бежать сюда; 4) для нового мореплавания и кораблестроения были доставлены сюда из всех уголков специалисты, ремесленники и матросы с женами и детьми; 5) также очень многие работные люди из татар, русских и калмыков, отработав установленный срок, не захотели отправиться в дальний обратный путь домой, а получили достаточно работы за деньги у многочисленных бояр, постепенно строивших все больше домов. Кроме того, несколько тысяч из этих работных людей, сами построив себе дома, обосновались [здесь], тем более что каждый волен застраивать любое понравившееся место. Таким образом, иначе и не могло произойти, что местность необычайно быстро заселялась, и по числу домов и людей теперь едва ли уступит какому-либо германскому городу. Сейчас насчитывается тысяч 60 домов, относящихся к городу Петербургу. Правда, надо иметь в виду, что под домами понимаются и совсем крохотные, какие за два часа могут быть разобраны и поставлены в другом месте, [такие есть] особенно в Татарской слободе, в Немецкой слободе левее верфи, в Финских шхерах вокруг финской и католической церквей и т. д.

Крепость стоит посреди города С.-Петербурга, ее со всех сторон обтекает река Нева... Правда, прежде на этом месте был уже маленький остров, называемый Заячьим, или, по-фински, Еннесари. Но поскольку при большой воде все на нем заливалось, то остров принесенной туда землей хотя несколько и поднят и увеличен, однако при длительном юго-западном ветре вода еще сильно заливается на внутреннюю площадь, так как это тот ветер, который весьма опасен для всего города.

Непосредственное участие Петра Великого в закладке крепости и города не подвергалось сомнению современниками и потомками, однако в конце XIX столетия П. Н. Петров, автор фундаментального труда «История Санкт-Петербурга с основания города до введения в действие выборного городского управления по учреждениям о губерниях. 1703–1782» (1885), попытался опровергнуть этот факт и восстановить историческую справедливость (как он сам последнюю понимал). П. Н. Петров утверждал, что город основан «в государево имя» и в отсутствие царя, который 16 мая находился в Лодейном Поле или в Шлиссельбурге; настоящее же рождение Санкт-Петербурга состоялось 29 июня, в день тезоименитства Петра.

На самом деле именно 16 мая 1703 года была заложена крепость, позднее получившая название Петропавловской. Историк Петербурга А. М. Шарымов, изучив архивные документы и переписку тех лет, убедительно доказал, что 16 мая Петр присутствовал при закладке крепости, а на Ладогу отбыл уже на следующий день. А поскольку Петропавловская крепость и город неразрывно связаны, днем рождения Санкт-Петербурга по праву должна считаться дата 16 мая.

Основание Кронштадта, 1703 год

Фридрих-Христиан Вебер

Для защиты нового города, помимо Петропавловской крепости, на острове Ретусари была заложена еще одна «фортеция» – будущий Кронштадт.

Ф.-Х. Вебер в своем донесении писал:

Об острове Ретусари следует еще сказать, что он расположен в оконечности или в начале Восточного моря или, собственно, в устье Финского залива. Хотя выше острова к востоку лежит еще большое море, однако это не настоящее Восточное море, а лишь предморье, или внутреннее море, из чего видно, что Петербург расположен не на самом Восточном море, а в отдалении от него.

Сам по себе остров неплодороден, на нем не растет ни хлеб, ни что-либо другое. По южную сторону острова проходит настоящее течение, но имеющее лишь узкий проход, достаточно глубокий для больших военных кораблей. По северную же сторону из-за мелководья суда проходить не могут. Поэтому это место тем более удобно для надежной гавани царского флота, так как он может быть атакован только через этот узкий путь, и отсюда Кроншлот справедливо может быть назван оплотом города Петербурга. Прежде остров был необитаем или же по крайней мере его населяло несколько бедных рыбаков. Но после того как его царское величество нашел его весьма удобным, он не только действительно заложил там настоящую гавань для своего флота, но и укрепил его крепостцой и даже построил на нем большой город, называемый обычно Кроншлотом (несмотря на то, что это имя носит только крепость), а русскими – Котлином-островом.

Гавань порядочно велика и глубока, она расположена по южную сторону острова в открытом море, поскольку к берегу глубина так уменьшается, что к нему не подойти ни на каком судне, а если хочешь сойти, надо приставать к большому морскому мосту. Здесь царский флот обычно стоял и зиму, и лето, но потом он значительно увеличился, уже примерно до 40 ранговых кораблей; к тому же шесть лет тому назад была заложена гавань в Ревеле, и теперь большинство кораблей стоит там. Однако здесь есть и остается настоящая петербургская гавань, хотя этот город отстоит от Кроншлота почти на 4 немецких мили. Крепость, которая, собственно, и носит название Кроншлот, стоит против ингерманландской, или южной, стороны на расстоянии пушечного выстрела от острова посреди моря на песчаной отмели, которую большое течение, протекающее там в теснине, день ото дня все увеличивает. Крепость выглядит как круглая башня с тремя галереями, расположенными друг над другом, и снизу доверху уставлена пушками. Основание [крепости] устроили зимой на льду из ящиков с камнями, на них потом было поставлено все сооружение из дерева и земли. Поскольку на острове напротив крепости стоят две батареи в 10–12 пушек, да и большой морской мост, или голова гавани, также обеспечен 40–50, а при необходимости и большим количеством пушек, то вход в течение, ведущее к петербургскому предморью, хорошо простреливается и прикрывается. Да и сами корабли в расположенной позади гавани могут при этом внести свою лепту.

Что же, наконец, до города Ретусари, или Кроншлота, то он, учитывая краткость времени, минувшего с начала его строительства, уже довольно велик, и в частности насчитывает очень много домов. Он, однако, разбросан и со всех сторон открыт, не будучи обнесен ни рвом, ни палисадом, а дома деревянные. Только князь Меншиков возвел большое каменное здание с двумя флигелями, его самый нижний этаж приспособлен для купцов, а два верхних занимают палаты. Царь также приказал возвести четыре больших каменных здания, которые должны сдаваться в наем купцам с их товарами.

Позаботившись о защите «окна в Европу», создатели новой империи во главе с царем Петром приступили к обустройству «чухонских болот», на которых предстояло возникнуть новой столице государства.

Домик Петра Великого, 1703 год

Андрей Богданов, Александр Сумароков, Астольф де Кюстин

Одним из первых строений нового города был временный дворец царя, позднее известный как «домик Петра Великого».

А. И. Богданов – историк, автор первого подробного описания Санкт-Петербурга.

Первый деревянный дом, или дворец, блаженной и вечно-достойной памяти государя императора Петра Великого, который и поныне стоит в Санкт-Петербургском острову, построен в 1703 году.

Сей дворец его величества состоит в небольших хоромах брусчатых, по сторонам по одной светелке, а посередке сенцы; в длину не более десяти сажен, а в ширину три сажени; на верху кровли поставлена мортира, а по концам кровли лежат по одной бомбе с горящим пламенем, расписаны по кирпичному образцу и внутри обиты холстом.

Огорожен сей императорский дом (для охранения в предбудущие роды) каменным шатром, то есть: обставлен каменными столбами с перемычками, и сверху покрыт черепицею, и сия вещь великого удивления пред будущим родам достойна, что такой великий монарх в каком маленьком и убогом домике жить соизволил, о том всяк любопытный может весьма удивляться. <...>

В древних историях два преславных великолепных дома великих монархов превосходно строенные повествуются и за великие дивы почиталися; и во-первых, преславные палаты Кира, царя персидского, потом пребогатый дом Соломона, царя израильского, и третий, нынешних веков славится, – великолепный дом версальский Людовика XIV, короля французского. И оные первые два великих монарших дома за превосходную их величества и красоту, только одних истории древние упоминают и славу их возносят, Версальский же дом всей Европе есть известный, в какой красоте и славе ныне прославляющийся, оному весь свет самовидец есть; и по великости оных монархов таковые и дома себе для чести и славы своей царской имели. Ибо кто был Кир, царь персидский? Кто же и Соломон? Обоих оных не только светская, но и самая священная история славит. Людовик же XIV, король французский, и оный нынешних веков в историях есть государь славный. И тако вышеупомянутые монархи дома себе имели от избытков славы своей.

Посмотри же на Петра Великого, не в числе ли и он помянутых славных монархов? Ежели в военных действиях он есть Кир, царь персидский, победитель не только Европы, но и Азии; в премудрости ли он есть Соломон, царь израильский; в зданиях ли красоте великолепных домов и расширитель гражданства он есть и Людовик XIV, король французский. Петр Великий, толикий в свете славный монарх, великий делом и словом, а ко обитанию жительства себе и ко упокоению многотрудной монаршей своей плоти удобного и пространного дома себе не имел, но благоволяя водворити себя таковой великий монарх в малейшем созданном себе домике, который ничем лучший есть от убогих граждан подобитися может, или яко простой человек в малой хижине пребывая, его же величество, толикий всероссийский император, в таком малейшем доме жить соизволил.

И тако сей малейший первоначальный императорский домик за толикую превосходную свою честь, что толикого великого императора мог вместить в себе жительством, и при том еще достоин есть чести и славы за малейшее свое созидание, еще и мал, но высший есть оных и Кира царя прекрасных палат, и Соломонова многообитательного дома, и оный прекрасный Версаль почтен быть достоин. Сей малый императорский дом паче оных мал есть, но великий в самой вещи есть, да яко же оный малейшее суденко ботик возродил в России великий флот, тако и сей маленький Петра Великого домик возродил на сем новонаселенном месте превеликое и прекрасное градоздание, и царствующую резиденцию представляя, учинился достоин чести и славы на нестареемые лета.

Позднее домику Петра посвятил оду один из первых русских поэтов А. П. Сумароков.

  • В пустынях хижина состроена сия,
  • Не для затворника состроили ея:
  • В порфире, с кипетром, с державой и короной
  • Великий государь имел жилище в оной.
  • Льзя ль пышный было град сим домом обещать?
  • Никто не мог того в то время предвещать;
  • Но то исполнилось; стал город скоро в цвете...
  • Каков сей домик мал, так Петр велик на свете.

А французский дипломат Астольф де Кюстин, побывавший в России в 1839 году, описывая жилище Петра Великого в своих путевых заметках, рассуждал, что личные удобства были для Петра куда менее значимы, нежели строительство нового города.

Я хотел тотчас же пройти через мост, чтобы вблизи осмотреть знаменитую крепость. Но мой новый слуга привел меня сначала к домику Петра Великого, находящемуся против крепости и отделенному от последней одной лишь улицей и пустырем. Эта хижина, как говорят, сохранилась в том же виде, как ее оставил царь. А напротив, в петровской цитадели, покоятся останки императоров и содержатся государственные преступники: странная идея – чтить таким образом своих покойников. Если вспомнить все те слезы, которые проливаются здесь над гробницами властителей России, то невольно покажется, что ты присутствуешь при погребении какого-нибудь азиатского владыки. Но орошенная кровью могила все же кажется менее страшной. Здесь слезы текут дольше и вызваны более тяжелыми страданиями.

В то время как царь-работник жил в своей хижине, напротив, перед его глазами, воздвигали будущую столицу. И во славу ему надо упомянуть, что Петр тогда меньше думал о своем «дворце», чем о создаваемом им городе. Одна из комнат этого домика, в которой царь занимался плотничьим ремеслом, превращена теперь в капеллу, в которую вступают с таким благоговением, как в самый почитаемый храм. Русские любят возводить своих героев в сонм святых; они прикрывают жестокие деяния властителей благодатной силой святителей и стараются все ужасы своей истории поставить под защиту веры.

В домике Петра мне показали бот, который им лично был построен, и другие тщательно сохраненные предметы, оберегаемые старым ветераном.

Летний сад, 1704 год

Фридрих-Вильгельм Берхгольц, Йоганн Геркенс

Неподалеку от царского дворца был разбит первый в новом городе парк – Летний сад. В «Дневнике» камер-юнкера Ф.-В. Берхгольца, сына голштинского дворянина на русской службе, читаем:

9-го герцог, покушав в 4 часа, ходил в царский Летний сад, находящийся прямо против дома, занимаемого его высочеством. Он хотя уже прежде был там на двух празднествах, но видел все только мельком и потому захотел теперь, будучи один и на досуге, с большим против прежнего удовольствием осмотреть хорошенько весь сад. Ни царя, ни царицы не было в Петербурге: они уже несколько дней находились в своих увеселительных дворцах в окрестностях города. Но принцессы только в этот день поехали в Екатерингоф, откуда их ожидали к вечеру. Тайному советнику Клауссенгейму (который думал, что должен будет скоро опять уехать из Петербурга) очень хотелось хорошенько видеть царский Летний сад, и он уговаривал его высочество рассматривать в нем все в подробности.

Сад этот имеет продолговатую форму; с восточной стороны к нему примыкает летний дворец царя, с южной – оранжерея, с западной – большой красивый луг (на котором при всех празднествах обыкновенно стоит в строю гвардия и о котором уже было говорено выше), а с северной он омывается Невою, в этом месте довольно широкой. Расскажу по порядку все, что там есть замечательного. С северной стороны, у воды, стоят три длинные открытые галереи, из которых длиннейшая средняя, где всегда при больших торжествах, пока еще не начались танцы, ставится стол со сластями (mit Confect). В обеих других помещаются только столы с холодным кушаньем, за которые обыкновенно садятся офицеры гвардии. В средней галерее находится мраморная статуя Венеры, которой царь до того дорожит, что приказывает ставить к ней для охранения часового. Она в самом деле превосходна, хотя и попорчена немного от долгого лежания в земле. Против этой галереи аллея, самая широкая во всем саду: в ней устроены красивые фонтаны, бьющие довольно высоко. Вода для них проводится в бассейны из канала с помощью большой колесной машины, отчего в ней никогда не может быть недостатка. У первого фонтана место, где обыкновенно царица бывает с своими дамами, а далее, у другого, стоят три или четыре стола, за которыми пьют и курят табак, – это место царя. Вправо от этой круглой и разделенной четырьмя аллеями площадки с одной стороны стоит прекрасная статуя с покрытым лицом, у подножия которой течет, или, лучше сказать, бьет вода со всех концов, а с другой находится большой птичник, где многие птицы частью свободно расхаживают, частью заперты в размещенных вокруг него небольших клетках. Там есть орлы, черные аисты, журавли и многие другие редкие птицы. Тут же содержатся, впрочем, и некоторые четвероногие животные, как, например, очень большой еж, имеющий множество черных и белых игл до 11 дюймов длиною. В день празднования Полтавского сражения царь, показывая этого ежа его высочеству, приказал вынуть несколько таких игл, которые уже слабо держались. Из них одну я сберег для себя. Кроме того, там есть еще синяя лисица, несколько соболей и проч. В высоком домике с восточной стороны множество прекрасных и редких голубей. На другой стороне фонтана, против упомянутой статуи, устроена в куще деревьев небольшая беседка, окруженная со всех сторон водою, где обыкновенно проводит время царь, когда желает быть один или когда хочет кого-нибудь хорошенько напоить, потому что уйти оттуда нет никакой возможности, как скоро отчалит стоящий вблизи ботик, на котором переправляются к беседке. На воде плавает здесь большое количество самых редких уток и гусей, которые до того ручные, что позволяют кормить себя из рук. По берегу вокруг расставлены маленькие домики, где они, вероятно, запираются на ночь. Здесь же красуется вполне снаряженный кораблик, на котором иногда потешается карла царя. Против большого птичника устроен еще в виде водопада красиво вызолоченный мраморный фонтан, украшенный многими позолоченными сосудами. Это место (где находится также и оранжерея), бесспорно, одно из лучших в саду; все оно обсажено кустарником и окружено решеткой, которая запирается. Далее отсюда, вправо, стоит большая, сплетенная из стальной проволоки клетка с круглым верхом, наполненная всякого рода маленькими птицами, которые целыми группами летают и садятся на посаженные внутри ее деревца. Еще далее, налево, строится новый грот, который снаружи уже почти совсем готов, но внутри не сделано еще и половины того, что предположено сделать. Он будет очень красив и великолепен, потому что для покрытия его стен и потолка назначается бесчисленное множество разных превосходных раковин, приобретение которых стоило больших издержек. Кроме того, в этом саду находится приятная рощица, о которой я уже прежде не раз говорил, и устроено еще несколько фонтанов; одним словом, там есть все, чего только можно желать для увеселительного сада. Особенно украшают его драгоценные мраморные фонтаны и находящаяся между ними статуя Венеры, которой будто бы 2000 лет и которая, как говорят, куплена у папы за 3000 скуди и подарена царю. Когда мы пересмотрели все и распили несколько бутылок хорошего венгерского вина, герцог поехал домой, потому что становилось уже поздно. При отъезде его высочество приказал вручить несколько червонцев кунстмейстеру, который всюду водил нас и открывал фонтаны. Он сначала отказывался принять их, но наконец взял с радостью. Таким образом мы приятно окончили день, по крайней мере для меня: я всегда особенно радуюсь, когда успею рассмотреть что-нибудь любопытное. Уже прежде я несколько раз собирался в этот сад, но намерение мое все оставалось без исполнения, потому что туда пускают только по воскресеньям, и то не всех.

О саде при царском дворце упомянул и автор «Точного известия о новопостроенной его царским величеством Петром Алексеевичем на большой реке Неве и Восточном море крепости и города Санкт-Петербург», предположительно – немецкий путешественник Й. Геркенс.

Она (царская резиденция. – Ред.) представляет собой маленький дом в саду на самом берегу реки, выстроенный в голландском стиле и пестро раскрашенный, с позолоченным оконным переплетом и свинцом [на стеклах].

Рядом расположен маленький птичник, в котором щебечут всевозможные пташки. Далее в саду изящная беседка, устроенная из невысокого штакетника; около нее стоит большой дом для придворных служителей и корабельная кухня его величества. Сзади в саду стоит большой дом, в котором находится водоподъемная машина для фонтанов, приводящая в движение большое колесо. Рядом маленький зверинец с цаплями, аистами, розовыми пеликанами и тому подобными птицами. За водоподъемной машиной есть далее дом для некоторых служителей и караульня, личный состав которой, однако, весьма немногочислен. Наконец, имеется круглая оранжерея с относящимися к ней несколькими маленькими домами.

Сам сад довольно велик и хорошо разбит, однако я не увидел в нем чего-либо особенно достопримечательного, помимо нескольких статуй и бюстов из белого мрамора, особенно изображающих короля Польши Иоанна Собеского и его супругу; также хорошо выполнены бюсты шведской королевы Кристины и еще некоторых других.

В середине сада находится большой водоем, выложенный тесаным камнем, а посреди него – искусственный грот, из которого бьет фонтан. А в оранжерее растет несколько апельсиновых, лимонных, лавровых деревьев, гвоздичных кустов и т. д. Говорят, они доставлены из Польши.

Садовником большого сада был немец, а оранжереи – голландец.

За этим садом находится большой дом и двор, это зверинец [с домашней живностью] и магазин, или кладовая со всевозможными съестными припасами для кухни его величества.

Рядом большой огород; огородником был швед по происхождению. Он благодаря усердному труду хорошо устроил этот огород и привел его в доброе состояние.

В новом городе должны были жить новые люди, европейцы как по духу, так и по облику. Чтобы европеизировать внешний вид россиян, Петр в 1705 году издал знаменитый указ о брадобритии: указ предписывал бритье бород и усов людям «всякого чина», кроме священнослужителей, а также взимание пошлин с тех, кто не захочет этого делать. Той же цели – приближению к Европе – служили и открытие первой в России газеты «Ведомости» (1702), и учреждение Медицинского училища (1707), и указ об обязательном бесплатном обучении (хотя мера эта распространялась лишь на детей дьяконов и священников), и создание Консилии министров (1701) вместо боярской думы, а через 10 лет (в 1711 году) учреждение Правительствующего Сената – высшего государственного органа, подчиненного императору.

Адмиралтейство и адмиралтейские верфи, 1706 год

Анонимный источник

Санкт-Петербург создавался как город-крепость и город-порт. Не удивительно, что одними из первых городских сооружений стали верфи и различные флотские мастерские, а вскоре появилось и здание управления флотом – Адмиралтейство.

Рассказ польского очевидца цитируется по книге М. И. Пыляева «Старый Петербург».

Нас пригласили в адмиралтейство, где ожидал царь. Пройдя мост на канаве и ворота, мы вошли через сени в громадное помещение, где строятся корабли; здесь мы осматривали нововыстроенный большой, красивый корабль, затем отправились в кузницу, где было 15 горнов и при каждом 15 кузнецов с мастером. Оттуда мы прошли через другой канал к большому трехэтажному дому, выстроенному в виде треугольника на прусский манер. Царь ходил с нами по разным магазинам, находящимся в этом здании; мы осматривали все корабельные принадлежности: были там канаты навощенные, насмоленные, намазанные разным жиром; некоторые были толщиной в половину человека, гвозди для прибивки досок лежали большими кучами и т. д. Несколько палат завалены были большим количеством тяжелого, как олово, дерева, привезенного из Ост-Индии; царь говорил, что если бы у бояр его было столько дерева, то ему хватило бы его на два года. Это дерево употреблялось для выделки колес, вращающих канаты; далее царь им показывал несколько других вещей; затем в двух комнатах они увидали множество меди, взятой у шведов, и царь при этом сказал послу, что «это шведы ему пожаловали». Гости после отправились в галерею, находящуюся в среднем этаже, где адмирал Апраксин угощал их одними корабельными блюдами, т. е. копченой говядиной, языком, морскими рыбами и т. д.; давали и полпиво очень холодное. В это время на башне играла музыка. Посидев немного, мы отправились в коллегии, где было много молодежи. Там столы накрыты были зеленым сукном, на стенах развешаны зеркала, чертежи, гравюры. Преподаватель здесь объяснял военное искусство. Отсюда мы сошли к каналу, в котором стояло несколько судов с насосами. Потом пошли в комнату, где была библиотека, в которой были большие запасы разного рода бумаги: белой, серой, черной. Несколько комнат было занято готовым платьем разного цвета, на 24 000 человек. Затем пошли мы через канал, где живут разного рода ремесленники, видели, где цирюльники приготовляют мази и пластыри для ран, было здесь около восьмисот портных, работающих над парусами. Было там тоже здание большое и широкое на сваях, в два этажа; здесь приготовляли модели кораблей. Вечером, когда стал идти дождь, мы отправились в комнаты, где было много вина и пива и где начальник кораблей Головин нас угощал. Он носит постоянно золотой циркуль, украшенный драгоценными камнями, в знак своего достоинства. Царь его на каждом пиру сажает с собой рядом, пьет его здоровье и делает с него гравюры. Во время пира царь привстал и, кланяясь, налил вино, ходил и раздавал нам всем рюмки, исполняя свою обязанность так, как если бы не сделал этого, то должен был бы уплатить штраф.

Александро-Невская лавра и перенесение мощей святого Александра Невского, 1710 год

Обри де ла Мотрэ, Фридрих-Вильгельм Берхгольц

Формальные градообразующие признаки европейского города XVIII века – наличие ратуши (магистрата) и городской церкви или собора. Роль первой в Санкт-Петербурге играл сначала дворец Петра Великого, затем дом А. Д. Меншикова, генерал-губернатора Петербурга, а в 1710 году началось строительство собственно ратуши на Троицкой площади. Что касается городских церквей, то на берегах Невы были построены две церкви Пресвятой Живоначальной Троицы (1703 год и 1710–1711 годы, вместо сгоревшей первой), а в 1710 году был основан главный городской монастырь – Александро-Невский (в 1797 году он получит статус лавры). Заметим, что Петропавловский собор, возведенный по проекту Доменико Трезини, был освящен архиепископом Феофаном Прокоповичем только в 1733 году.

По преданию, царь Петр повелел заложить монастырь на том самом месте, где в 1240 году Александр Невский разгромил шведов. В честь князя, которого церковь признала святым покровителем нового города, и в память о соборной церкви Живоначальной Троицы он получил название Свято-Троицкого Александро-Невского монастыря.

Французский путешественник О. де ла Мотрэ посетил монастырь в 1726 году.

Красота местности и дороги, но более всего превосходные манеры принявшего меня настоятеля побудили меня побывать там еще; я ездил в монастырь четыре раза. Первый раз – в конце сентября, спустя три-четыре дня по прибытии в Петербург, вместе с г-ном и г-жой Лефорт, представившими меня настоятелю. Он оказал нам в высшей степени любезный прием, угостил превосходными цукатами, фруктами, тонкими винами и ликерами. По происхождению он серб, и его мать по-прежнему жила в Буде. Он угощал нас вином из винограда, растущего в окрестностях этого города, с которым я немного познакомился, дважды его проезжая. Настоятель довольно хорошо говорил на латыни, немного по-турецки и на простонародном греческом. Его одежда была черной, как одежда калоерос, или греческих монахов... с той лишь разницей, что подкладка была из пурпурного атласа. На шее он носил золотую цепь, на ней висел золотой крест с шестью изумрудами, пересыпанный на перекладине маленькими бриллиантами. Настоятель жил или по крайней мере принимал гостей в довольно хорошем доме, с юга отделенном от монастыря большой площадью. При доме есть приятный и плодородный сад. Этот монастырь, если когда-либо будет закончен, должен стать превосходным по архитектуре, самым прекрасным и самым большим во всей России. Чтобы дать общее представление о нем, достаточно было бы сказать, что проект создал синьор Трезини и к постройке было привлечено несколько других хороших архитекторов. Я сказал: «если когда-либо будет закончен», так как в ту пору была сделана лишь половина <...> великолепная церковь, которую начали возводить, должна была находиться в центре всего ансамбля, а ансамбль должен был стать таким, как он изображен на той же гравюре.

Богослужение тогда проводилось в другой церкви, <...> она построена в основном из дерева, но очень приятна. В пределах ансамбля есть, кроме того, чрезвычайно красивая часовня – истинная жемчужина по своей архитектуре и декору. Именно в этой часовне покоится прах св. Александра Невского. Он в гробу, покрытом малиновым бархатом, украшенным по углам золотым шитьем, галунами и бахромой. Гроб находится в южной части алтаря. Несколько ниже на той же стороне стоит трон, на котором сидел Петр I во время церемонии канонизации Александра Невского. Трон украшен подобным же шелком, над троном императорская корона, расшитая золотом. Трон достаточно большой, чтобы на нем могли сидеть два человека; императрица (как мне говорили) в день церемонии сидела на нем рядом с Петром I. Когда она приезжала в монастырь после смерти этого монарха (что делала довольно часто) и присутствовала на богослужениях, проводившихся тогда в этой часовне, она обычно сидела на троне. Князь Меншиков, как правило, сопровождавший ее, сидел слева от нее в кресле с подлокотниками. Когда я впервые увидел ее [в Петербурге] вне дома, мне сказали, что она направлялась туда (в монастырь). У нее на шее был орден св. Екатерины на белой ленте. Расстояние, с которого я наблюдал, не позволило мне разглядеть образ святой, я видел крест, сверкавший драгоценными камнями. Мне говорили, что образ – в середине на эмали, а с другой стороны девиз.

Что касается внешности императрицы, она весьма и весьма изменилась с тех пор, как я видел ее на реке Прут в 1711 году. Императрица утратила хороший цвет лица, отяжелела, лицо располнело и приобрело желтизну и некоторую бледность – словом, она выглядела так, будто ей угрожала водянка.

Монастырь весь – из камня и кирпича; то, что уже закончено, чрезвычайно хорошо спланировано и выполнено. Трапезная – одна из самых больших, виденных мною, и имеет свыше 50 шагов в длину и 26 в ширину. Над ней зал, или галерея, почти таких же размеров и высоты. Монашеские кельи очень приятны, там живет 65 монахов, помимо настоятеля. В соответствии с установлением Петра I никто не мог быть принят в этот монастырь без экзамена и доказательств учености и доброго поведения. Петр I взял лучше подготовленных и менее невежественных из других монастырей, которые он упразднил, превратив в госпитали или во что-либо иное. Предполагалось, что по завершении строительства монахов должно было стать по крайней мере вдвое больше. Однако они в большинстве своем не могли воздерживаться от неумеренного употребления спиртных напитков, о чем я скажу ниже. Настоятеля считали добрым священником и способным математиком. Петр I с пользой употреблял его в различных церковных и мирских делах. Император назначил его на этот пост вместо Феодосия, которого за несколько месяцев до своей смерти поставил архиепископом Новгородским. Последнего считали одним из самых ученых священнослужителей всей России и в то же время злейшим врагом суеверий. Это качество являлось достоинством при Петре I, но не при Екатерине I, и обеспечило ему слишком могущественных врагов среди духовенства, особенно монахов, которые попытались взять верх, как только она взошла на имперский престол. Как мне говорили, императрица более боялась их, нежели любила; она возвратила им многие доходы и привилегии, отнятые Петром. Императрица полагала, что за это они станут ее поддерживать. Князь Меншиков был злейшим врагом Феодосия (величайшее преступление которого в том и состояло), никогда не переставая преследовать его, до тех пор пока не добился от Синода решения о его отставке и ссылке. Основными пунктами обвинения, выдвинутыми против Феодосия от имени духовенства, было то, что «он обезображивал и уничтожал образа в церквах... в своих проповедях отрицал чудеса, совершенные некоторыми из этих святых, и выступал против их почитания, считавшегося обязательным в учении святой греческой церкви, и т. д.». Обвинения от имени императрицы заключались в том, что «он пытался в союзе с другими недовольными лицами опровергнуть достоверность распоряжения покойного императора относительно престолонаследия, что он вел разговоры с целью вызвать недовольство персоной ее императорского величества, представить ее правление как узурпацию и пытался подбить ее подданных на бунт против нее».

Никто не посмел выступить в его защиту, кроме графа Толстого. Относительно первого обвинения тот сказал, что прелат поступал по прямому приказу покойного императора, а что касается последнего обвинения, то помимо слова князя и заявления о том, что он якобы располагает бесспорными фактами, нет доказательств относительно каких-либо действий прелата против императорского престолонаследия. Слово князя сочли достаточным, а сказанное графом лишь дало повод князю представить императрице графа как одного из недовольных. Она, возможно, лишила бы службы и своей благосклонности графа, которого никак нельзя было счесть другом князя, если бы не помнила, что за несколько дней до кончины император Петр рекомендовал ей графа как человека, наиболее подходящего для поста, тогда им занимаемого, или если бы она не опасалась какого-нибудь рокового переворота со стороны русской знати. Князь, который не мог не предвидеть, что ее падение неизбежно и одновременно повлекло бы за собой и его собственное, дождался другой возможности одержать верх над графом – той, о которой я упоминал.

Приехав во второй раз в монастырь св. Александра Невского, я застал там князя Меншикова, он обедал и еще сидел за столом с новым епископом Новгородским, одной из его креатур, и с настоятелем. Меншиков сидел между епископом и настоятелем, при кресте св. Андрея на голубой ленте... Архиепископ был одет так же, как настоятель, носил такой же крест, с той только разницей, что в его середине был лишь один изумруд; крест был украшен также бриллиантами и сапфирами.

Приехав в монастырь, я увидел, что подавали последнюю перемену блюд. 12 монахов сидели вокруг стола, на котором стояли бутылки и большие стаканы, а в руках у монахов были псалтыри и листы бумаги. В комнате, примыкающей к залу, где находились три высокие персоны, эти монахи в продолжение всего обеда распевали гимны во славу Господа и святого Александра. Пели также песни, прославляя императрицу Екатерину и князя Меншикова, и в перерывах пили. Один из них, видевший меня в обществе настоятеля в первое мое посещение монастыря, пригласил меня войти и сесть с ними. Я сделал это, чтобы послушать их пение. Не успел я войти, как он предложил мне полный до краев большой стакан. Едва я его выпил, как другой монах подал мне еще стакан, затем мне дали третий; это повторялось столь быстро и часто, что я сказал своему знакомцу, довольно хорошо говорившему на латыни, что прошу компанию позволить мне самому обслуживать себя, как привык в своей родной стране. Он это передал, но монах, как раз наполнивший для меня стакан, оказался пьяным и, обидевшись на эти слова, выплеснул вино ему в лицо. Тут я поднялся, намереваясь уйти и попросив у знакомца прощения за то, что оказался причиной этой грубости. Он ответил, что это ничего, и от имени всей компании просил меня остаться, обещая, что мне не придется пить больше, чем хочу. Пьяный монах вышел из комнаты и, по дороге встретив одного из слуг князя Меншикова, так толкнул его локтем, что тот упал, но вместе с ним свалился и монах. Поскольку он не смог подняться, двое самых сильных в нашей компании подхватили его под руки и уволокли в его келью, где и оставили. Не прошло 20 минут, как двое других, не менее пьяных, затеяли драку, ударяя то один, то другой своими книгами и получая ответные удары. Я не имел желания более смотреть на это, поблагодарил моего знакомца, попросил его позволить мне удалиться, так как я был приглашен графом Рабутиным (я действительно обещал провести с графом вечер). Он позволил мне уйти, взяв обещание приехать снова и вскоре вновь увидеться с ним. Я, воспользовавшись суматохой потасовки, удалился, не встретив сопротивления. Я сдержал свое слово и спустя несколько дней вновь приехал с целью нанести ему визит. Монах этот весьма разумный человек, обладал некоторой ученостью; он прежде учился за границей.

Прах князя Александра Невского покоился во владимирском Рождественском монастыре. В 1723 году царь Петр распорядился перенести мощи святого в монастырь его имени. Перенесение мощей сопровождалось красочной церемонией, которую наблюдал Ф.-В. Берхгольц.

30-го (августа – по старому стиля, 12 сентября – по новому стилю. – Ред.), в воскресенье, в 5 часов утра три пушечных выстрела подали всем буерам, торншхоутам и другим маленьким судам сигнал для отплытия к Александро-Невскому монастырю, а часов в десять раздался точно такой же сигнал для всех барок, шлюпок и вереек. Поэтому и его королевское высочество послал туда свою барку, но сам не поехал, между тем как императрица и императорские принцессы отправились в монастырь. На старом маленьком боте, родоначальнике всего русского флота, развевался императорский государственный флаг. Когда все суда выстроились в ряды, а именно около часа пополудни, показался гроб с мощами святого Александра (если они только были в нем). Его везли на большой, как говорили, адмиральской галере, на которой спереди помещались три большие металлические пушки. Он стоял под большим балдахином, и за ним следовала императорская яхта, называемая «Принцесса Елисавета». Как скоро эта адмиральская галера стала подходить ближе, ей начали салютовать – сперва знаменитый ботик, стоявший на якоре впереди всех, из маленьких металлических пушек, а потом и вся флотилия. Яхта «Принцесса Елисавета» отвечала из своих пушек. Император, князь Меншиков и многие другие знатные русские господа выехали навстречу мощам, а затем его величество и бывшие с ним возвратились на галеру, на которой в честь святого развевался императорский флаг и на которой с веслами сидели все гвардейские гренадеры. Когда адмиральская галера причалила к нарочно устроенной пристани и гроб перенесли на берег, со всех судов два раза выпалено было из пушек. После того офицеры с церемонией понесли гроб в монастырь. Гроб этот, серебряный, вызолоченный, несен был под большим бархатным балдахином, на котором стояло серебряное распятие. Все духовенство в богатейших облачениях встретило его у моста. Оно шло потом впереди и позади гроба. Император находился между шедшими впереди певчими, а прочие русские господа шли кто впереди, кто позади. Во время этой процессии звонили во все колокола и не было видно ничего, кроме необъятного множества зрителей, которые крестились и кланялись. Большая часть из них, проникнутая глубоким благоговением, горько плакала; но были такие, которые смеялись или смотрели с сожалением на слепую и глупую толпу. Император с обеими императорскими принцессами, обе герцогини и все дамы в великолепнейших нарядах находились на переднем монастырском дворе, у архиерейского дома, и там ждали приближения гроба. Увидев его, они также начали креститься и кланяться, причем некоторые старые дамы заливались слезами не менее простолюдинов. Как скоро гроб пронесли мимо ее величества императрицы, она последовала за ним со всею своею свитой, идя перед духовенством, шедшим позади его. Освященная только в этот день утром часовня нового монастыря, где должны были оставаться мощи святого до окончательного устройства главной церкви и всего монастыря (еще вполовину не отделанного), возвышалась на целый этаж от земли; к ней вела поэтому очень большая и широкая терраса, по которой гроб и внесли туда. Тотчас после того, как его поставили на место, из окна был выкинут флаг, которым подали сигнал к начатию пушечной пальбы в третий раз. Затем духовенство совершило в часовне несколько церемоний, после которых знатнейшее духовное лицо сказало похвальное слово святому Александру Невскому, продолжавшееся почти целый час. По окончании его совершены были еще кое-какие церемонии, и тогда их величества, равно как прочие высокие особы и все присутствовавшие, отправились опять на свои суда. Возвратившись вечером в С.-Петербург, мы узнали, что несколько монахов Александро-Невского монастыря приезжали приглашать туда его высочество к обеду на другой день и что князь Меншиков вечером того же дня будет все общество угощать у себя. Ввечеру город в память мира с Швецией был иллюминован.

В 1724 году впервые состоялось празднование памяти Александра Невского как святого покровителя Санкт-Петербурга.

Город строится, 1710–1720-е годы

Петр I, Карл Рейнхольд Берк, анонимный источник

Первоначально город был деревянным (а валы Петропавловской крепости – и вовсе земляными). С 1704 года в Санкт-Петербург со всей страны направляли плотников, которые трудились на верфях, строили мастерские, склады, укрепления и жилые дома. Естественно, деревянному городу угрожали пожары: так, в 1710 году огонь уничтожил первый гостиный двор и первую церковь Пресвятой Живоначальной Троицы.

В 1714 году произошло знаменательное событие: царский указ повелел строить в Петербурге каменные дома, «како столице подобает»; более того, второй указ запретил на несколько лет вести каменное строительство где-либо в России за пределами города.

Царского величества указ о строении домов

Прошлого апреля 4 дня, публикован его царского величества указ, дабы при Санктпетербурхе на городском и адмиралтейском островах, также везде по большой Неве и большим протокам деревянного строения не строить, а строить мазанки. А окромя двух вышеписанных островов и набережных домов строить и деревянные. А каким манером домы строить, брать чертежи от архитектора Друзина. А печи делать с фундаменту с большими трубами. А кровли крыть везде ли дерном в два дерна, по жердям с скалою, а не по драни или тесу, или черепицею. А инако отнюдь не крыть под жестоким штрафом. Также по всем улицам застроивать строением, а не заборами и конюшнями. А ныне его царского величество указал тот вышеозначенный указ подтвердить, дабы всеконечно в строении домов чинили по тому его царского величества указу под опасением жестокого штрафа. А строить дома по манеру, каковы при сем указе кто как захочет при препорции дворовых мест. <...>

Понеже здесь (в Петербурге. – Ред.) каменное строение зело медленно строится от того, что каменщиков и прочих художников того дела (достать) трудно и за довольную цену, того ради запрещается во всем государстве на несколько лет (пока здесь удовольствуются строением) всякое каменное строение.

Двадцать лет спустя в Петербурге побывал К. Берк, будущий член шведской Академии изящной словесности, истории и древностей. В его записках сохранились подробности того, как велось (с 1712 года) каменное строительство в столице России.

Вообще о Петербурге известно, что весьма немногие русские поселились в нем по доброй воле, и особенно это относится к Васильевскому острову. Бояре получили приказ строить каменные дома соответственно их состоянию и по выданному чертежу. Им пришлось повиноваться, но поскольку без охоты, то они под любым предлогом – поездок по делам в другие местности и т. д. – старались уклоняться от завершения строительства или тянуть время до тех пор, пока у государя не пройдет первый пыл, и потом с радостью оставляли начатые дома.

Посему на этом острове много с размахом заложенных дворцов без окон, дверей и полов, они с каждым днем все больше разрушаются. Не похоже, что их когда-нибудь достроят, поскольку вся знать желает быть близ императорского двора или по крайней мере на том же берегу реки.

С деревянными строениями дело обстоит подобным же образом – весьма многие на этом острове и в других местах так и не были завершены либо, с радостью покинутые владельцами, за несколько лет совершенно разрушились, что ужасно обезображивает город.

За эти прошедшие 30 лет в Петербурге было построено больше, чем можно увидеть глазами, так как очень многое из хорошо построенного снесено, а взамен построено другое, или же построенное разрушилось до основания и возведено заново. Порой признается подлежащей сносу целая улица хороших деревянных строений, а их владельцы получают приказ за год-два возвести каменные дома определенной высоты. Они должны немедля ломать свои дома, переносить их во двор или на другое место, где разрешается стоять деревянным строениям, или по дешевке продавать свои постройки, уступая дворовое место тому, кто хочет [тут] строиться в камне.

Способ строительства

Но как же в России строят? Это делается без старательных поисков добрых материалов и не приноравливаясь к должному времени года. Из плохо обожженного кирпича, только что срубленных бревен и сырых досок быстро и даже посреди зимы возводят дом, который снаружи выглядит сносно, но спустя непродолжительное время замечаешь, что крыша, пол и двери рассохлись, а стены сгнили. Владельца это мало печалит, ему лишь бы построить дом; какое-то время он может сполна взимать плату за наем и в конце концов оставит дом пустым, пока не поступят новые приказы.

Архитектура приблизительно такова. На болотистом грунте, в котором невозможно вырыть подвал, стоит дом с толстыми каменными стенами (они вследствие упомянутого беспечного способа строительства не высохнут и за несколько лет), деревянными крышей и стоком, английскими окнами, орнаментом вокруг них и над воротами, тоже из крашеного дерева; наружные сени и лестница построены со стороны двора, они тоже деревянные; все славно и удобосгораемо. Нет домов выше трех этажей, включая самый нижний – это подвал, причем очень низкий. Поэтому много изрядных домов, куда не проходит ни одна карета, и длжно ездить через задние ворота, или же проломлена стена второго этажа, и тогда проход становится высоким, как триумфальные ворота; оба эти способа вполне безобразны.

В комнатах русских людей редко увидишь обои, а лишь несколько зеркал, столов и стульев; кафельные печи очень большие и топятся преимущественно из сеней. Часто они стоят прямо на балках черного пола, слишком близко к дереву, так что пожары возникали главным образом из-за скверной конструкции кухонных и изразцовых печей. Потому пришлось запретить горожанам отапливать комнаты после пяти часов вечера, дабы огонь не застиг людей спящими.

В Петербурге найдется мало домов, которые не имели бы своих ледников. Их строят тоже над землей, из дерева, с двойными стенами, засыпая промежутки между ними камнями и землей. Лед обычно нарубают на Неве, так как на каналах он редко бывает достаточно толстым. Но всякий живущий на берегу может рубить лед только напротив своего дома, а также обязан не забыть обнести прорубь оградой. Другие должны внести за нарубленный лед определенную сумму в полицию. Обычно какой-нибудь работник становится подрядчиком – вносит плату в полицию, находит себе помощников и поставляет лед в подвалы по 10–15 копеек за квадратную сажень, в зависимости от расстояния до дома. Говорят, в Москве один-единственный человек арендовал торговлю льдом по всему городу. Кто не желает нести такие расходы, но не имеет пруда в свом саду, тот сгребает в кучу снег, он в оттепель уплотняется, потом замерзает и делается столь же хорош, как любой другой лед.

О том, как появлялся каменный Петербург, свидетельствовал и один из членов польского посольства 1720 года. Его слова цитирует М. И. Пыляев.

Здесь всякий сенатор, министр и боярин должен иметь дворец; иному пришлось выстроить и три, когда приказали. Счастлив был тот, кому отведено сухое место, но кому попалось болото и топь, тот порядком нагрел себе лоб, пока установил фундамент; еще и теперь, хотя дома и отстроены, но они трясутся, когда около них проезжает экипаж. Здесь есть церкви, коллегии, дворцы и лавки, где можно получить все. Лавки – это четырехугольное строение, в котором как по одну, так и по другую сторону живут купцы. Дворцы громадные, каменные, с флигелями, кухнями и удобствами, но только они наскоро построены, так как при малейшем ветре валятся черепицы. Сады очень красивые. Я слыхал от самого царя, который сказал нам: «Если проживу три года, буду иметь сад лучше, чем в Версале у французского короля». И в самом деле сюда привезена для сада морем, из Венеции, даже целая беседка из алебастра и мрамора, расположенная у самой реки между каналами. За дворцом Меншикова находится французская улица, где живут одни ремесленники, как то: скульпторы, плотники, мастера, делающие фонтаны, а также и те, которые выделывают разные вещи из олова и других металлов, но все это для царя. На берегу Невы есть длинный двухэтажный каменный дом, в котором шесть комнат внизу и столько же наверху. С одного берега до самого дома проложен мост, на котором находится избушка и балкон столярной работы. В каждой из комнат этого дома стоят станки для выделывания полотна. На противоположной стороне реки есть другое здание, где выделывают крахмал. Есть два стрельбища, где учат стрелять из пушек.

Зимний дворец, 1711 год

Карл Рейнхольд Берк

Одна из главных достопримечательностей Санкт-Петербурга – Зимний дворец работы Ф. Растрелли – появилась лишь во второй половине XVIII века. Это четвертый по счету Зимний дворец; первый был построен в 1711–1712 годах близ Зимней канавки, второй строили в 1715–1722 годах.

Шведский путешественник К. Берк описал в своих путевых заметках второй (Старый) и третий (Новый, 1732–1736) Зимние дворцы.

Старый Зимний двор

Во время Петра I и Екатерины русский двор еще не был таким регулярным и пышным, как ныне, потому не требовал обширных покоев. Зимой государи жили в большом каменном доме на берегу прямо напротив крепости. Этот дом, называемый сейчас Старым Зимним двором, не имеет ничего, что бы отличало резиденцию столь великого монарха. Он стоит очень стесненно, а именно: с востока стеной к стене с частным домом; с юга проходит улица, откуда также въезжают через не слишком большие ворота; с запада – узкий канал, проходящий у самой стены, и с севера река Нева, где ширина берега едва 15 шагов и имеется лишь простая деревянная лестница. Архитектурные украшения есть только на фасаде, выходящем на Неву, да и они не особенно дорогие. Колонны кирпичные, а скульптуры под окнами и статуи и морской наградной венок (знак любви Петра I к морскому делу) вверху на фасаде – все это деревянное. Если что-то и может быть названо дорогим – так это железная крыша, которая, правда, в местах, где проржавела, постепенно была снята и заменена дранкой, как и у всех других [крыш] в городе. Во внутреннем дворе есть портики, идущие вокруг дворца и совершенно лишенные украшений.

При упомянутых правителях дворец, однако, был не таким большим, как теперь, ибо тогда между вышеотмеченным большим [домом], где сейчас въезд, и берегом параллельно проходила узкая улица. Вся она теперь ушла под помещения. Потому и Петр из-за нехватки места держал свои мастерские и токарные станки по соседству в маленьких деревянных постройках и велел возвести во дворе каменный домик, в котором принцессы имели свои комнаты.

Но Петр II с приходом к правлению не жил уже в этом дворце, ибо сей юный император попал под такое влияние князя Меншикова, что даже и жил у него на Васильевском острове. С падением этого фаворита государь переехал в Летний двор, а затем в Москву. Ныне правящая ее величество императрица пробыла в старой столице едва два года до своего прибытия в С.-Петербург. Старый Зимний двор был тогда сочтен слишком тесным и потому оставлен под квартиры итальянским комедиантам, музыкантам и некоторым придворным служителям.

Новый Зимний двор

Государственный адмирал Апраксин завещал Петру II свой большой и по петербургским понятиям красивый дом, расположенный в нескольких сотнях шагов западнее Зимнего двора. Дом с приездом ее величества был взят под императорский; стоявшие восточнее дома графов Савы и Ягужинского также были взяты у владельцев. Стены были проломлены, и эти дома соединены с домом Апраксина; все они теперь и называются Новым Зимним двором.

В той части [дворца], где живет императрица, помещения довольно красивые, хотя и не по-императорски. Лестница деревянная, а передняя очень тесная. Но вот что способно возмутить шведа: в этой передней висят два одинаковых портрета короля Карла XI в полный рост, выполненные Эренстралем, и портрет королевы Ульрики Элеоноры Старшей, тоже кисти Эренстраля; поколенный портрет короля Густава-Адольфа; портрет сидя полководца Понтуса Делагарди, а также поясные портреты других иностранцев и среди них – датского короля Фредрика Четвертого. Подозреваю, что они утащены из разных лифляндских домов (тем более что есть два одинаковых изображения Карла XI, а ведь известно, что наши короли часто дарят свои портреты, выполненные один по другому) и находились, говорят, в комнатах графа Апраксина, но когда готовили покои для государыни, русские нравы позволили повесить их в передней.

В большом зале, где до начала этого года танцевали и кушали по торжественным дням, есть плафон, расписанный в хорошем итальянском вкусе. Однако русские не постеснялись забить в двух местах железные скобы – вероятно, для закрепления балдахина или чего-либо подобного. В этом зале над дверьми висят пять превосходных картин. Стенные ковры, китайские шпалеры, большие серебряные люстры, зеркала и тому подобные украшения комнат представляют, конечно, ценность, но не заслуживают запоминания.

Однако императрица нашла этот Зимний двор не достаточно большим и посему приказала снести массу стоявших западнее незначительных зданий, а на их месте возвести большой флигель. Он, правда, не более двух с половиной этажей, но длинный и с несколькими выступами на фасаде. Если взглянуть на всю композицию в целом, не задерживаясь на отдельных ее частях, то это здание превосходно, не следует только искать в нем прекрасных образцов архитектуры и тесаного камня, ибо найдешь не что иное, как немного рустики на самом нижнем этаже, а на других несколько пилястров и карнизов над окнами. Все это выполнено грубо и скверно из кирпича и гипса, а сама крыша выстлана дранкой.

Архитектором дворца является итальянец Растрелли, приехавший в Россию в юном возрасте и, следовательно, мало поучившийся у добрых мастеров, но обладающий хорошей головой и стремлением к успеху. Он жаловался на русских, желающих иметь всякое здание готовым как можно скорее. Через считанные дни после приказа о создании чертежа он уже должен быть готов и обычно тут же утверждается, между тем как художник, пекущийся о собственной репутации, хочет еще несколько раз просмотреть и улучшить свой первоначальный проект. Сразу спрашивают, как скоро он может быть реализован. Если архитектор отвечает, что на это потребуется, скажем, шесть месяцев и 200 работников ежедневно, то следует приказ собрать 1200 человек, с тем чтобы здание было выстроено за месяц. Все делается в страшной спешке, принимаются за работу мастеровые – и худые, и умелые; быстро свозятся материалы, плохие они или хорошие; замки для дверей выпиливаются, когда еще только закладывают фундаментные камни, и так далее. Архитектор должен наблюдать за всем этим и давать чертеж то тому, то другому чуть ли не одновременно. Посему его можно извинить, если не все окажется учтенным и исполненным.

Огромное деревянное здание в Москве с разбитым партером и водяными затеями [перед ним] было совершенно готово и обставлено, так что двор смог в него вселиться спустя три с половиной месяца после того, как принялись обтесывать первое бревно.

Новое деревянное здание у Летнего двора, которое в длину не менее 150 шагов и весьма красиво, было построено за шесть недель. На вышеупомянутый флигель понадобилось не более трех лет, прежде чем почти все комнаты могли быть заселены.

Прообраз того дворцово-музейного комплекса, который известен ныне как Государственный Эрмитаж, появился в 1762 году, когда Ф. Растрелли завершил строительство «капитального» Зимнего дворца.

Гостиный двор, 1713 год

Андрей Богданов

Подобно Зимнему дворцу, Гостиный двор отнюдь не сразу обрел свой нынешний облик (и нынешнее местоположение). Первый гостиный двор, еще деревянный, появился в городе в 1705 году. О том, что было дальше, рассказывает первый историк Петербурга А. И. Богданов.

1. Сперва за гостиный двор почитались просто ряды, в которых продавались товары всякие смешанные, а не сортно, так что в одной лавке сукно и сапоги, холст и камки, и прочие сему подобные товары продавались.

2. Оные первоначальные ряды сперва были на Троицкой площади, и в 1710 году переведены на то место, где на Санкт-Петербургском острове старый отдаточный дом стоял, а ныне по новому плану выстроены обывательские дворы.

3. Первый гостиный двор мазанковый, построенный на Санкт-Петербургском острове на Троицкой площади в 1713 году, который был немалой величины в два апартамента, в нижнем были торговые лавки, а вверху кладовые амбары, и сквозь оный начат был и канал строиться, дабы сквозь оный могли всякие торговые суда проходить, а внутри сего дома находилась деревянная ратуша, и в 1735 году все купечество перешло торговать на Адмиралтейскую сторону для того, что на Адмиралтейской стороне жителей стало умножаться, а на Санкт-Петербургской стороне умаляться.

Потом в том старом гостином дворе лежала полковая амуниция, а в 1737 году оный разобран.

4. Гостиный двор каменный, прежде именованный Мытный, на Адмиралтейской стороне построен в 1719 году, на самом том месте близ Зеленого моста на Мойке, где ныне дом генерал-полицмейстера и кавалера Николая Ивановича Чичерина, наименован Мытным потому, что оный построен был только для продажи съестных припасов, но между тем несколько лавок занято было и с разными товарами, и потом отчасу более стало умножаться в нем купечества с хорошими и богатыми товарами, оный более стал именоваться Гостиным двором, а не Мытным.

Сей Гостиный, или Мытный, двор в 1736 году, загоревшись изнутри, весь сгорел, и от того пожара весь развалился, понеже оный строен был весьма стенами тонко, потолки, двери и затворы все были деревянные, и, не стерпя сильного огня, распался, а напоследи и остатки разобрали.

В Морской улице гостиный двор каменный расположением был построен таким образом, чтоб внизу были торговые лавки, а наверху жилые покои, остатки оного и ныне есть и слывут под именем Чиркиных лавок.

5. Гостиный двор на Васильевском острове, который прежде зачат был строиться в 1721 году после Кадетского сада, который потом отменен в 1722 году, и оное строение гостиного двора так и осталось.

6. Гостиный каменный двор, который застроен был в 1722 году Мытным двором, на Васильевском острове, по Малой Невке, который и окончен 1735 года.

На сей гостиный двор в 1736 году после случившегося тогда сильного пожара на Адмиралтейской стороне (от которого, как выше упомянуто, тогда гостиный двор сгорел) хотели торг всего купечества перевести торговать на Васильевский остров, на вышеобъявленный гостиный двор.

Но всему купечеству на Васильевском острове быть главному торгу не понравилось, что и отменилось по их желанию.

И оный гостиный двор ныне занят весь под кладовые товары, привозимые от всех городов для порту или заморского отпуска.

При сем гостином дворе имеется корабельный порт, портовая и внутренняя таможня и биржа, почему и называется портовый гостиный двор.

7. Новый деревянный гостиный двор зачат строиться в 1737 году на Адмиралтейской стороне, где была роща березовая подле большой Невской першпективной дороги.

Сей гостиный двор построен коштом всего купечества для того, что бывший каменный гостиный двор на Мойке у Зеленого моста от пожара в 1736 году сгорел и за неисправностью в скором времени из казны выстроиться не мог, то по изволению купечества построить на счет казенный; и когда оный построится, тогда из Санкт-Петербургского острова старого гостиного двора торг весь переведен.

Ныне на сем месте строится большой каменный гостиный двор в два этажа, по Невской першпективе и по Большой Садовой улице.

Большой Гостиный двор (проект Ж.-Б. Валлена-Деламота) был закончен лишь в 1785 году.

Кунсткамера, 1714 год

Андрей Богданов, Обри де ла Мотрэ

Еще до основания Петербурга при царском дворе начали собирать коллекцию всевозможных диковинок для «просвещения умов невежественных», причем в своем стремлении просветить народ царь Петр следовал совету знаменитого немецкого философа Г. В. Лейбница. В 1714 году эту коллекцию перевезли из Москвы в новую столицу государства. Сначала она размещалась в царском Летнем дворце в Летнем саду, затем в Кикиных палатах (особняке корабела А. В. Кикина); в 1718 году началось строительство особого здания, которое и появилось на Васильевском острове 16 лет спустя.

О коллекции Кунсткамеры кабинета редкостей») А. И. Богданов писал:

Императорская кунсткамера начала собираться в 1714 году, а во Академию наук соединена в 1724 году, которая чрез 33 года в большую силу и величество всяких любопытных вещей приумножена, так что никаких прочих преосвященных держав собраниям редкостей не уступает. Вещи в ней следующие:

1. Большой Готторпский глобус, который в 1716 году государю императору Петру Великому во время путешествия в чужих краях подарен от владеющего Шлейзвиг-Голстинского герцога и из Киля привезен сухим путем в Петербург.

Сей глобус: 1) снаружи изобразует земной глобус; 2) внутри небесный; 3) посреди его стол круглый, а на сем 12 зодий; 4) посреди того стола в половину диаметра маленький земной глобус; 5) весь оный глобус движение свое имеет чрез машину; 6) внутрь его вмещается 12 человек; и сей глобус во всем мире славен есть отменною величиною.

2. Камера, в которой хранятся всякие математические инструменты, модели, корабельные машины, сферы, зрительные трубки и прочие.

3. Камера, в которой стоят токарные машины и к ним принадлежащие инструменты, все оные машины собственные были блаженной и вечнодостойной памяти государя императора Петра Великого.

4. Камера, в которой находится портрет, из воска сделанный, по величине возраста государя Петра I, а при том и платье полтавское.

5. Камера, в которой хранятся животные четвероногие, птицы, травы, семена.

6. Камера, где имеются всякие скелеты человеческие, кита рыбы и других, кости слоновые, львовы и прочих зверей, и при том мамонтовые, и разные роги и зубья.

7. Зал, в котором хранятся всякие анатомические изъявления и всяких родов рыбы и гады.

8. Минеральный кабинет, в котором хранятся разного рода земли, руды серебряные и золотые, медные и прочие, и притом разные каменья, жемчужные и прочие раковины.

9. Минц-кабинет, в котором хранятся всякие древние разных государств монеты и деньги, также и нынешние, а при том российские древние и новые монеты.

Еще тут всякие дорогие вещи, сосуды, досконы, кинжалы, скипетры, уборы всякие золотые и прочие сему подобные вещи.

И сия императорская Кунсткамера и библиотека декабря 5 числа 1747 года погорела, из которой все лучшие вещи и книги выбраны, токмо большой Готторпский глобус сгорел, но который ныне старанием Академии наук в прежнее состояние паки приведен.

Французский путешественник О. де ла Мотрэ стал одним из первых посетителей Кунсткамеры.

Что не было предпринято? Чего не исполнил Петр I, что бы он еще предпринял и сделал, проживи дольше? Какое искусство, какую науку не ввел он в своей империи? Он учредил публичные лекции по анатомии, даже названия которой его подданные не знали до его правления. Он купил кабинет знаменитого Рюйша, содержащий множество разнообразных препаратов и уродов, столь же поучительных, сколь и любопытных.

Среди препаратов и уродов мне показали несколько corions, то есть зародышей, образовавшихся в чреве в своей естественной среде и затем сохраненных в искусственной. Яйцеклетки, как оплодотворенные, так и неоплодотворенные, с отклонениями или без оных; одни с образовавшимся зародышем, другие без него; из одних зародыш извлечен, из других нет. Все части и ступени развития, положение ребенка в утробе в возрасте от 15 дней до 9 месяцев. Половые органы гермафродита, у которого лишь женские были найдены способными к копуляции и оплодотворению. Утверждают, что у всех гермафродитов всегда лишь один пол способен к этому. Четырехмесячный человеческий зародыш мавританской девочки, голова которой больше тела. Калмыцкий ребенок примерно девяти месяцев с двумя телами и двумя головами, с хорошо оформившимися всеми соответствующими органами; его головы, кроме того, были почти отделены друг от друга. Рука мужчины, умершего от чрезмерного пьянства, со всей кровью, оставшейся в венах.

Череп француза, весь цельный, состоящий из сплошной кости, без малейшего следа разделения. Француз очень страдал головными болями, имел очень большое сердце и большой желудок, а его детородный орган был очень маленьким; он поразительно много ел и пил и был ростом больше 7 футов. Он родился в Кале и звался Буржуа. Царь привез его из Франции в Петербург, где он и умер в возрасте 42 лет, оставив вдову с двумя детьми; она вновь вышла замуж за одного из гайдуков императрицы Екатерины.

Летающий, как утверждают, дракон, или, как говорят, змей с крыльями – о нем рассказывают много удивительных историй и сделано много его забавных изображений в виде дьявола или тех фигур, какими обыкновенно изображается сей ангел тьмы; в действительности же это род ящера, но крылья его, кроме того, что они слишком малы, чтобы поднять его тело, годились скорее для плавания, а не для полета. Саламандра, о которой также рассказывают историю, а именно, что она живет в огне и не сгорает. Некоторые натуралисты, испытывавшие ее, утверждают, что этот зверек действительно сопротивляется огню дольше, чем какой-либо другой. Они объясняют это тем, что из тела зверька выделяется присущая ему одному влага или жир, и пока она выделяется, зверек, кажется, остается живым или же по крайней мере сохраняет форму своего тела. Но как только запасы этого жира исчерпываются и выделение прекращается, он рассыпается в прах. Из этого я заключаю, что саламандру можно сравнить с горящей свечой, фитиль которой не сгорает и не меняет форму до тех пор, пока не кончится сало, смачивающее его.

Я видел там змей различнейших типов; кроме того, очень много животных и насекомых других видов; их перечисление было бы утомительно. И все это столь хорошо сохранено благодаря раствору, приготовленному г-ном Рюйшем, что их не отличить от живых.

Среди чучел животных я видел род зайца, передние ноги которого гораздо короче двух задних. Мантуку, разновидность лисы, с тем отличием, что хвост не такой пушистый и длинный, как у обычной лисицы, о чем можно прочитать у Уильяма Пизона.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Эта книга – своеобразная энциклопедия по Серебряному веку русской литературы. Поэты, прозаики, крити...
Эта книга о мире кино. О кинозвездах Запада и их жизненном пути. О ролях и миллионных гонорарах. О м...
Новая книга Юрия Безелянского посвящена знаменитым западноевропейским и американским писателям. По с...
Эта книга продолжает тему предыдущей книги Юрия Безелянского "99 имен Серебряного века". Она посвяще...
Двадцать пять портретов знаменитых женщин, оставивших яркий след в истории русской культуры. Поистин...
Пьесы Виктора Левашова ставились в Московском Новом театре, в Норильском драматическом театре им. Ма...