Эзоосмос Новых Анастасия

— Надо череп передвинуть!

— Не тронь старинный раритет! — с усмешкой вступился за череп Сэнсэй. — Он тут ни при чем.

— Да? Ну, тогда не знаю. По-моему, лучшая отмычка этому сейфу — пластид.

— Бесполезно, — сказал Сэнсэй, трудясь над неподатливым узелком вещмешка. — Этот материал нейтрален к любым химическим и механическим воздействиям… Он изготовлялся при абсолютном нуле. В состав смеси входили определенные ингредиенты, благодаря которым вещество становилось довольно текучим. Это давало возможность отливать из него любые формы. При застывании вещество сохраняло некоторое время пластичность. Можно было его спокойно дообработать. Но после окончательной кристаллизации оно становилось очень прочным. По прочности ему равных нет. И износоустойчивость у него очень высокая.

— И насколько высокая? — полюбопытствовал Николай Андреевича.

— Ну, к примеру, — Сэнсэй глянул на его сапоги, — если на подошву, скажем, на каблуки, как на самое уязвимое место твоей обуви, нанести всего один микрон этого материала, то ты бы смог всю жизнь бегать в них без единой царапинки.

— Хорошая вещь! — удивившись, по-хозяйски оценил Николай Андреевич.

— Мечта военных, — в свою очередь изумился Сергей, похлопав по щиту, а потом озадаченно спросил, глядя на Сэнсэя: — Так как же его открыть?

Сэнсэй загадочно улыбнулся и еще более интригующее сказал то ли в шутку, то ли всерьез:

— Это вам не какая-нибудь седая древность этой цивилизации. Это высокие технологии предшествующей цивилизаций …

Развязав наконец-то узел, он вытащил из вещмешка какой-то тряпичный мешочек. Аккуратно расстелил на полу кусок ткани и вытряхнул на него содержимое мешка. Оттуда со звоном посыпались фигурные пластины, сделанные из серебристого металла.

— Это что, платина? — удивился Сергей, подняв один из них и повертев его в руках.

— Нет, гораздо ценнее, — ответил Сэнсэй, принявшись складывать фигуры в единый предмет. — Можешь не ломать голову. Этого металла еще нет в известной вам периодической системе химических элементов…

Собрав какой-то необычной конфигурации предмет, отдаленно напоминающий неправильный изрезанный круг, Сэнсэй поднялся и приложил его к центру щита.

— Ну-ка, Валер, направь вот сюда свет, — указал он на одно из фигурных отверстий в предмете.

Валера выполнил его просьбу, целенаправленно посветив лучом карманного фонарика, но ничего не произошло.

— Хм, — Сэнсэй убрал предмет со щита и повертел его в руках, словно что-то для себя вычисляя, а потом, вспомнив, воодушевленно проговорил: — А-а-а, не так… Валера, посвети-ка!

Сэнсэй перевернул серебристую форму и прислонил ее к щиту по-другому, указав, куда направить луч. И едва свет попал в указанное Сэнсэем отверстие, весь серебристый металл словно обдало сиянием изнутри, яркое свечение вспыхнуло во всех его прорезанных конфигурациях. После этого послышался глухой звук «пу-ф-ф-ф», точно паровоз спустил пар. И щит чуть приоткрылся, немного отделившись от стены. Мы устремились к нему. Но Сэнсэй остановил нас и попросил всех зайти в нишу, находящуюся за постаментом, на котором находился череп. А сам, открывая дверь щита, быстро прикрыл нос и рот платком и отбежал к нам, пока та отворялась, отклоняясь в нашу сторону.

— Сейчас, проветрится, — объяснил он нам, сворачивая свой носовой платок.

Странно, но никакого особенного запаха я не ощутила, даже затхлости не чувствовалось. Мне подумалось: «А если там какой-то опасный газ? Тогда почему мы вообще не вышли из этого помещения, а стоим, как кучка идиотов, за постаментом? Так же недолго и того… так сказать, составить компанию лошадиному черепу на долгие века». Но Сэнсэй вел себя вполне спокойно, словно ничего страшного не произошло. Минут через десять он объявил:

— Ну, все, капсула готова к принятию гостей.

— Почему капсула? — удивилась я.

— Потому что капсула она и есть капсула, — проговорил с улыбкой Сэнсэй. — Даже если вся Земля взорвется, одни капсулы и останутся.

Мы вышли из нашего необычного укрытия и направились в комнату, уже скромно двигаясь за Сэнсэем во избежание других непредвиденных сюрпризов. Свои электрические фонари потушили почти сразу, поскольку там было достаточно светло. Комната оказалась небольшой, искусно выделанной таким же материалом, что и храм. На двух ее противоположных стенках возвышались причудливые наросты в виде ярко светящихся белых шишечек, которые, очевидно, и создавали такую яркую иллюминацию. Одна из стенок была сделана в виде длинного белого шкафа с открытыми ячейками. На них лежали какие-то старинные свитки, папирусы, стояли небольшие амфоры с загадочными рисунками и еще много непонятных вещиц. Сэнсэй привычно зашел в комнату и, не обращая внимания на предметы, сразу направился к ячейке, где лежал темный, небольшой цилиндр. Аккуратно открыв его, он бережно вытащил оттуда какой-то старинный пергаментный лист, пробежал текст глазами, а потом с такой же аккуратностью засунул его обратно, прикрыв крышкой цилиндра. Эту замысловатую вещицу Сэнсэй неожиданно протянул мне.

Держи, это то, что ты просила.

Я?! несказанно удивилась моя особа.

Я стала быстро рыться в памяти, усиленно вспоминая, когда я что просила у Сэнсэя. Но, так и не вспомнив ничего конкретнго, в растерянности произнесла:

Спасибо… А что это?

Это пергамин Агапита.

И тут меня осенило. От нахлынувшего волнения сердце учащенно заколотилось в груди. Я бережно приняла это бесценное сокровище. Подумать только, в моих руках находился пергамин самого Бодхисатвы Агапита, написанный по приданию самим Духом Святым! Пергамин того самого русского Бодхисатвы, который прославился далеко за пределами Киевской Руси и не только как искуснейший монах-врачеватель, но и как человек огромной духовной силы. Сколько тайн и легенд было связано с этим пергаментом и его обладателями!

Полную историю об Агапите я узнала, когда наша компания вместе с Сэнсэем отдыхала на море. Это было в год моего окончания школы. Именно тогда Сэнсэй поведал нам о древнерусском лекаре XI века Агапите, монахе Киево-Печерского монастыря, от нетленных мощей которого люди продолжают исцеляться до сих пор. Агапит был непростым монахом. Это был Бодхисатва из Шамбалы, доживавший свой век в монастыре. Про него говорили, что в нем пребывал сам Дух Святой. Во многом именно благодаря Агапиту Киевская Русь пережила лучшие годы своего расцвета и небывалого духовного подъема. Именно благодаря его неординарной личности, Киево-Печерская Лавра стала впоследствии не только сосредоточением науки и культуры, но и крупным духовным центром Древней Руси.

Моя любопытная особа хотела было открыть цилиндр, но Сэнсэй, остановив меня, сказал:

Потом посмотришь.

Я бережно уложила цилиндр в рюкзачок под заинтересованные взгляды Сергея, Валеры и Николая Андреевича. Сэнсэй же подошел к другой ячейке, где находился каменный ларец очень красивой резной работы. Свободно открыв его без всяких ключей и секреток, он извлек оттуда золотую вещицу. Повертел в руках и слегка протер её о свою одежду.

— О, — удовлетворенно проговорил Сэнсэй, — блестит, как новенькая.

Все столпились вокруг Сэнсэя.

— Это и есть тамга? — спросил Сергей.

— Она самая!

Мы с интересом стали разглядывать этот предмет. Он представлял собой золотую пластину, в виде бутона цветка лотоса, состоящего из трех лепестков. Внутри его располагалась усеченная пирамида с глазом посредине. Над пирамидой в центральном лепестке возвышался объемный треугольник, словно срезанная верхушка пирамиды. Внутри треугольника находились три выдавленных круга. На лепестках и основании цветка лотоса были нанесены параллельные изогнутые линии. В зрачок глаза пирамиды вставлен камешек, по виду напоминающий бриллиант. От такой красоты у нас невольно вырвались возгласы восхищения.

— Великолепная работа! — в восторге произнес Николай Андреевич.

— Да все это ерунда, — проговорил Сэнсэй. — Все это золото, это так, обрамление, которое постоянно обновляется.

— А рисунок? — поинтересовался Сергей.

— Он всего лишь означает принадлежность к Шамбале. А вот этот камешек в глазе, это да… Это самое главное.

Словно в подтверждение этих слов камешек завораживающе сверкнул, когда Сэнсэй чуть повернул тамгу в руках.

— Бриллиант? — спросил Сергей.

— Нет. Просто огранка мастерски выполнена, как у бриллианта. Хотя на самом деле это не бриллиант. Это искусственный камень внеземного происхождения. По структуре нечто среднее между стеклом и кристаллом. В мире не существует такого бриллианта, который стоил бы этого камня, — серьезно проговорил Сэнсэй, и немного помолчав, добавил: Он обладает удивительными свойствами, для тех, кто имеет достаточно личной силы и знаний, чтобы им пользоваться. А для остальных людей, этот камень не представляет никакой ценности… так, всего лишь стекляшка.

Он вытащил из кармана коробку, достал оттуда мягкую тряпочку и бережно, с любовью стал протирать тамгу.

Данный кристалл — особый камень. Он способен хранить энергию вечно, и не только хранить, но и приумножать заключенную в нем мощь. Этот кристалл очень древний. Мало того, что он имеет внеземное происхождение, так еще с ним медитировало не одно поколение Прави. Он оказывает неоценимую помощь, особенно для тех, кто работает над серьезными медитациями. Кристалл изменяет частотные характеристики поля человека, который с ним соприкасается во время медитации. Он усиливает действие энергий. В результате, при постоянной работе с ним, владелец доходит до духовного уровня тех, кто ранее владел кристаллом и ушел в Нирвану. В этом кристалле заключена сила многих поколений Прави.

Интересная вещица, проговорил Сергей. Не удивлюсь, если этот камешек окажется единственным на планете Земля, так сказать «последним из Могикан», прибывший с далеких разумных миров.

Отнюдь не единственным, возразил Сэнсэй. Всего на Земле имеется семь таких камней. Пять камней находится в тамге Владыки Шамбалы, один в тамге Нави и один, здесь, в тамге Прави.

В тамге Нави? удивился Николай Андреевич и осторожно спросил. У сопредельной стороны?

Да, ответил Сэнсэй. Это необходимо для уравновешивания монады. Правда, на той тамге другие знаки. Но камешек практически такого же размера, как и в тамге Прави.

Нормально! шокировано проговорил Николай Андреевич.

Значит, в настоящем противостоянии выигрывает не сила камней, а сила духа соперников, сделал свои выводы Сергей.

Совершенно верно. Все дело в накопленной личной силе обладателей этих камней.

А Нави это кто? Кандуки?

Нет, конечно, сказал Сэнсэй. В иерархии темных сил Кандуки стоят на нижней ступени. А вот Нави это уже конкретная проблема.

Так, получается, Этимоны и Гелиары борются не только с Кандуками?

Да. Это можно сказать универсальные Воины Света.

Некоторое время мы молчали, наблюдая как Сэнсэй, о чем-то задумавшись, тщательно протирал тамгу.

А как выглядит тамга Владыки Шамбалы? наконец, решилась спросить я, нарушив это молчание.

Тамга Владыки? переспросил Сэнсэй и стал объяснять: Ну, в принципе тамга Прави по некоторыми деталями схожа с ней. В тамге Владыки такой же цветок лотоса с пирамидой и глазом внутри. Только в оправу глаза вставлен камень гораздо больших размеров, чем у Прави и Нави вместе взятых. Это символ «всевидящего Ока», обозначающее Шамбалу. Над пирамидой же, в центральном лепестке расположен малый глаз, в который вставлен еще более интересный камешек. По своей плотности он намного превышает алмаз. Его малые размеры относительно больших камней отнюдь не преуменьшают его значимости. Он словно семя По. И сила, заключённая в нем неиссякаемая. Этот камешек символизирует абсолютную власть Бога, в том числе и над «всевидящим Оком»… В тамге Владыки Шамбалы цветок лотоса прикреплен к золотой круглой монаде, на которой имеется три больших камня, расположенных треугольником. Они символизируют в расшифровке созвездие Орион, откуда был доставлен маленький камешек, и не только… Эти камни указывают на божественную тройственность, силу и власть над жизнью и смертью. Этот знак в миру ещё называют знаком Грааля… Практически в комплексе изображений эта монада и цветок лотоса символизирует все мировые религий, как обозначение того, что все духовное в людском мире выходит из Шамбалы… Да, еще по бокам от монады, так сказать в качестве украшения, которые были сделаны при последнем обновлении тамги, находятся скульптурные изображения на египетскую тему.

Увесистая получается тамга у Владыки Шамбалы, проговорил Сергей и с наигранным сарказмом добавил: И вся ж из чистого золота.

Еще бы, это ведь не просто так, а самого Владыки, в таком же тоне с улыбкой ответил Сэнсэй, а потом добродушно пояснил. А вообще золото в данном случае использовалось как удобный материал, который не подвергается эрозии как, например, железо, и окислению, как серебро. Так что золото — это всего лишь подходящий материал. А вот знаки… И со смешком промолвил. Только в наше время на знаковое значение тамги вряд ли кто обратит внимание. В лучшем случае, увидев ее, подумают, что какой-то новый русский выпендривается.

А где хранится тамга Владыки? поинтересовался Николай Андреевич.

Сейчас она хранится в такой же капсуле, при храме Лотоса, и, очевидо, предвидя последующий вопрос от Сергея, открывшего было рот, добавил, который находится в районе третьего глаза головы Осириса.

Сергей почесал затылок и со смешком сказал:

Или этот мужик, Осирис, такой головастый, или же это ты опять надо мною издеваешься. И умаляющее глянув на Сэнсэя, проговорил: Сэнсэй, честное слово, у меня сейчас мозги не работают, чтобы твои ребусы разгадывать. Давай лучше сам, добровольно рассказывай.

Отнюдь, я над тобой вовсе не издеваюсь. Храм Лотоса действительно находится в голове Осириса, возразил Сэнсэй.

Ну, надеюсь, это в переносном смысле? Или всё-таки в прямом?

Почти в прямом, — улыбнулся Сэнсэй, — точнее сказать в рельефно-географическом. Мы вопросительно уставились на Сэнсэя. А тот, выдержав небольшую паузу, сказал: Сейчас на том месте столица Древней Руси, град Киев.

Киев?! изумился Николай Андреевич.

А где же располагается третий глаз? спросил Сергей.

Этот участок находится как раз там, где Андрей Первозванный по просьбе Иисуса возложил семена лотоса. Ныне там расположена Киево-Печерская Лавра, уточнил Сэнсэй.

Надо же, сколько раз бывал в Киеве и даже не знал об этом, удивился сам себе Николай Андреевич.

Кто бы мог подумать, что Киев является головой Осириса? размышлял Сергей о своем. Этот город у меня больше ассоциируется с событиями Чернобыльской катастрофы…

Да, из-за этого Чернобыля, чуть все карты не перепутались, задумчиво проговорил Сэнсэй.

Какие карты? не понял Сергей.

Ну, какие? Предсказания о голове Осириса… Дело в том, что после взрыва реактор стал быстро разгораться. Естественно, никакие пожарные его бы не потушили. Ситуация стала настолько критическая, что Шамбала вынуждена была вмешаться. И этот процесс, к сожалению, зафиксировали специалисты, ибо в нарушение законам физики ядерная реакция вместо того, чтобы нарастать, начала интенсивно сворачиваться… И немного помолчав, очевидно, размышляя о чем-то своем, Сэнсэй добавил: Но, с другой стороны, если бы не Шамбала… и Киева б уже не было… И предсказания не сбылись.

А что за предсказания? спросил Николай Андреевич.

Да длинная история, потом расскажу.

Сэнсэй закончил протирать тамгу Прави и, полюбовавшись проделанной работой, промолвил, обращаясь к Николаю Андреевичу.

Кстати говоря, о легендах… Ты слышал миф за волшебное око Гора?

Да, утвердительно ответил тот.

А что это за миф? живо поинтересовался Сергей.

Николай Андреевич поспешно пояснил.

Это древнеегипетский миф. Сын Осириса Гор боролся со злым богом пустыни Сетом. В начале Гор потерпел поражение, и Сет вырвал у него Глаз в битве. А потом Гор все же победил Сета, и отобрал у него свое волшебное Око.

Верно, сказал Сэнсэй. А знаешь, что это было за «волшебное Око»?

Николай Андреевич растерянно пожал плечами. Сэнсэй кивнул на тамгу Прави.

Вот это Око! И борьба шла за обладание силой этого камня.

Значит… это был не миф… Это правда! шокировано произнес Николай Андреевич. Вот это да! Получается, это была борьба Прави и Нави?!

Совершенно верно. Но об этом позже, улыбнувшись, проговорил Сэнсэй.

Он аккуратно завернул тамгу Прави в тряпицу, и, уложив в коробочку, сунул ее в карман. Мы же стояли в состоянии полного изумления и наблюдали за его действиями.

— Ну что, пошли назад? — неожиданно предложил Сэнсэй, возвращая нас к реальности.

Мы даже немного растерялись, поскольку уходить отсюда так поспешно явно никому не хотелось. Так долго добирались и на тебе, на самом интересном месте — «пошли назад».

— А-а… — протянул Сергей.

— Как, уже? — удивился Николай Андреевич.

— Что, всё? — почти одновременно с ним разочарованно спросила я.

— А чего вам, мало? — усмехнулся Сэнсэй, глядя на нашу реакцию. — Идемте. Нам еще назад сколько идти. Пока до ребят доберемся… Да и вообще, — он улыбнулся, — налазился я уже тут с вами по этим горам…

Возражать особо никто не стал, да и бесполезное это занятие. Действительно, надо признать, что путь назад тоже предстоял долгий и трудный. Однако я заметила, что когда Сэнсэй шел сюда, он ни разу не пожаловался, что устал или чем-то недоволен. Наоборот, шел так быстро, что мы еле поспевали за ним. А тут откуда что взялось… И все же выходила я из этой каменной кельи с тайной надеждой побывать хотя бы в храме. Когда еще такой случай представится? Видимо, подобные мысли были не только у меня одной. Когда мы передвигались по коридорчику, связывающему комнату с большим залом, Сергей начал расспрашивать Сэнсэя о храме.

— А что это за храм?

— Один из храмов Лотоса.

— А что там внутри?

— Да ничего особенного, Стиратель тени.

— А можно туда зайти?

— Да что там интересного? Храм как храм, — отшучивался Сэнсэй.

В это время мы вышли к завораживающему своей редкостной красотой и мягким светом древнему сооружению. Окунувшись в океан света, все невольно остановились, с замиранием сердца созерцая это диво. Особенно притягивал взгляд вход в храм. Так и хотелось подняться по его белокаменным ступеням и проникнуть в сокровенную тайну этого необыкновенного цветка. Мы посмотрели на Сэнсэя с немой мольбой в глазах. Он же опустил голову, немного подумал, а потом серьезно произнес:

— Ладно. Кто первый?

— А что, надо по очереди? — удивился Николай Андреевич.

— Да.

— А что там?

— Увидишь.

— Тогда первым пойду я, — вызвался Сергей.

Он благодарно взглянул на Сэнсэя и, не спеша, пошел к входу, словно наслаждаясь самим моментом приближения к этому великолепному таинственному творению неведомой цивилизации. По мере приближения к свету его фигура становилась все более темной и нечеткой, охватываемая со всех сторон светом. Он поднялся по ступенькам. И… дивный цветок принял его в свои солнечные объятия. Около минуты мы стояли молча, всматриваясь в таинственный проход храма. Но он по-прежнему сиял своим изумительным светом, не давая даже звуком малейшего намека на присутствие там живого существа.

— Следующий, — спокойно сказал Сэнсэй и посмотрел на меня.

Честно говоря, в этот момент я испытала легкий страх. И все же доверия к Сэнсэю во мне было гораздо больше, чем собственного испуга перед неизвестностью, таящейся за входом в храм. Я пошла ко входу в некотором волнении и ожидании того, что же мне придется там увидеть. Излучавшийся свет был мягким и ласковым, и это меня несколько успокаивало. Я смело вошла внутрь. Проход сворачивал направо, потом налево, приглашая пройтись по своему извилистому лабиринту, заполненному светом. Странно, чем дальше я заходила, тем больше испытывала какой-то необъяснимый нарастающий внутренний холод. Хотя воздух, который я вдыхала, был теплый. Руки стали замерзать, словно на морозе.

Из небольшого лабиринта я вышла в круглую комнату, видимо, расположенную в самом центре цветка. Мне показалось, что ее середина светилась ярче всего, словно столб солнечного света. И мне так захотелось окунуться в этот струящийся свет, поскольку подумала, что именно в нем я наконец-то согреюсь. Не раздумывая, я шагнула в середину и… Вместо предполагаемого тепла мною овладел такой леденящий холод, что невольно сжались кулаки. Сильная дрожь охватила все мое тело, точно в него вонзили тысячу электрических иголок. Голова стала кружиться. Пол стремительно уходил из-под ног.

Со зрением стало происходить что-то неестественное. Яркий свет чередовался с какими-то темными пятнами, а скорость их движения стремительно нарастала. В конце концов, вокруг все исчезло. Сделалось совсем темно. Потом в темноте стали вспыхивать яркие точки. Они расширялись, становились цветными, соединялись друг с другом, превращаясь в объемные живые картины. Попытка открыть и закрыть глаза ни к чему не привела, картины, как были, так и остались. Более того, я совершенно потеряла ощущение тела. Вместе с этим исчезли и чувства, и мысли, как будто я стала совершенно независимой и свободной от земного мира. И хотя картины были более чем устрашающие, восприимала я их почему-то спокойно. Вместо тревоги присутствовала необыкновенная ясность, глубинная суть понимания происходящего вокруг.

События сменялись одни за другими, проявляясь то фрагментарно, то в глобальном масштабе. Крушение огромного моста, смерть всемирно известного религиозного деятеля, разрушительные землетрясения, наводнения, смерчи, цунами, стирающие волнами населенные пункты. Неожиданно проснувшиеся вулканы, уничтожающие выбросом своего пепла и лавы все живое, встретившееся на их пути. Таяние ледяных шапок полюсов, столкновение огромных айсбергов. Стремительный подъем уровня океана, вод рек. Целые прибрежные мегаполисы уходили за считанные часы под воду. Некоторые прибрежные государства вообще исчезали с лица Земли за достаточно короткий промежуток времени. И все эти катаклизмы происходили, словно приливной волной — внезапно нахлынули, потом затихали, затем снова накатывались, только еще с большей силой, большими разрушениями и снова временно затухали.

На Солнце происходили невероятно сильные вспышки. Острова и континенты сдвигались со своих мест, сближаясь довольно быстро в единую сушу. Теплые течения океанов поменяли свои русла. Времена года перепутались. Резкое потепление сменилось резким похолоданием. Неурожаи, голод, разруха… Какое-то сплошное царство паники и хаоса. Ужас глобальных катаклизмов объял всю планету. Единственные участки суши, которые меньше всего пострадали от природных стихий, были некоторые районы Евразии, словно последний духовный оплот и приют гибнущей цивилизации…

Картины стали исчезать так же стремительно, как они появлялись, разъединяясь на отдельные фрагменты, сужаясь до точки. Все вновь потемнело. Внезапно вернулось ощущение собственного тела в виде своеобразного давления. Вспыхнувший яркий свет вновь возвратил и чувства, и мысли. Как ни странно, но я по-прежнему устойчиво стояла на том же месте. Правда, мои ногти до боли впились в ладони. Осознав это все и вспомнив об увиденных картинах бедствий, меня охватил жуткий страх. Не понимаю, почему, но я была твердо уверена, что увиденное случится в ближайшие годы. Тягостная безысходность, граничащая с апатичностью, охватила меня, когда я по инерции вышла из столба света и направилась в следующий лабиринт. Пугающие сцены катастроф одна за другой прокручивались в памяти, усиливая в моих мыслях страх и отчаяние перед грядущим.

Поглощенная этим гнетущим состоянием, я не заметила, как очутилась на выходе из храма. Под аркой, в которую мы не так давно входили, задумчиво стоял Сергей, ожидавший остальных. Я молча присоединилась к нему. Весь увиденный кошмар снова и снова прокручивался в голове. Охваченная страхом неизбежной гибели, я смотрела со щемящей душу тоской на это великолепное сооружение неведомой цивилизации, на безупречность его линий, его неповторимое сияние и белоснежную чистоту. И меня неожиданно осенило, насколько разителен контраст между вечно духовными ценностями и тем, что временно, негативно, порочно. Сколько цивилизаций, сколько природных катаклизмов пережило это сооружение? И дело даже не в нем, а в тех, кто его создавал. Это какую надо иметь базу знаний, чтобы обезопасить этот храм на многие тысячелетия вперед от каких-либо разрушительных воздействий?

В этот момент моих размышлений на выходе из храма показалась фигура Николая Андреевича. Удивительно, но она была не просто окружена светом. Создавалось такое впечатление, словно его тело охвачено плотным кольцом радуги, от которой отскакивали снопы искорок. Особенно их много было вокруг головы. Мне почему-то это напомнило эффект Кирлиана. Но только стоило Николаю Андреевичу выйти из храма, это свечение вмиг пропало. Заинтересованная таким необычным явлением, я немного отвлеклась от своих мыслей и стала более внимательно следить за «входом-выходом» из храма. Через минуту после того, как к нам присоединился Николай Андреевич, в проеме появился Валера. Его свечение было гораздо объемнее и насыщеннее. Оно настолько красиво переливалось, что даже Николай Андреевич не удержался от тихого комментария:

— Ого! Да, парень явно за эти месяцы постиг гораздо больше, чем мы за столько лет рядом с Сэнсэем.

Но когда выходил Сэнсэй, все присутствующие невольно затаили дыхание. Мы даже не сразу поняли, что это — Сэнсэй. Это был Некто с огромной, ослепительно сияющей аурой. На нем была белая туника. Белокурые волосы обрамляли очень красивые, правильные черты лица. Но, пожалуй, самыми необыкновенными были его глаза, его неповторимый до боли знакомый взгляд. И тут меня неожиданно осенило, где я видела этот взгляд. Когда-то давно мы с нашей компанией отдыхали на море. Мне приснился тогда довольно странный сон о Красном Всаднике, спускавшемся с вершин гор. Его потрясающий взгляд, взгляд Ригден Джаппо, до мельчайших деталей всплыл сейчас перед глазами.

Внутренний трепет охватил все мое существо. Внезапно «Цветок лотоса» сам по себе проявил свое невидимое, но вполне ощутимое «колыхание лепестков» в солнечном сплетении. Чувство восхищения перемешалось с чувством умиротворенности от столь потрясающего реального видения истинного Лика. Внутри мне стало так спокойно и хорошо, словно кто-то саму душу укутал в пелену белоснежных нежнейших лепестков.

Это необычное видение длилось всего несколько секунд. Но каких секунд! Секунд из цикла неизвестной Вечности. Секунд, оставляющих свой неизгладимый след в самом священном уголке души. Секунд, память о которых даже через многие годы с волнующим трепетом в точности воспроизводит свои восхитительные кадры, заставляя вновь и вновь пережить эту невероятную гамму возвышенных чувств, неподдающихся словесному описанию. Над этим мигом время действительно было не властно.

Как только это великолепное Существо стало под арку выхода из храма, свет словно дрогнул, ослепив глаза на какое-то мгновение. Но когда зрение пришло в норму, мы увидели, что к нам шел Сэнсэй с привычными для нас чертами лица, в явно приподнятом воодушевленном настроении, в обычной своей походной одежде, с рюкзаком за плечами. Пораженные таким резким преобразованием, мы в немом удивлении созерцали его приближение. Он же, с добродушной улыбкой подойдя к нам, оглянулся на храм, а потом сказал:

— Ну что, довольны ваши душеньки?

— Еще бы! — ответил за всех Сергей.

— Тогда в путь, друзья.

И первым вошел под арку скалы, переходящую в туннель. А мы, бросив прощальный взгляд на великолепный храм Лотоса, не договариваясь между собой, одновременно преклонили перед ним головы. Видимо, такое искреннее желание зародилось у каждого из нас в душе, и, очевидно, оно было настолько сильным, что никто из нас не постеснялся это сделать в присутствии остальных. Сэнсэй остановился, и, глядя на нас, со смехом произнес:

— Пошли уже, фанатики!

Обратный путь со сложными переходами я почти не замечала, автоматически преодолевая препятствия. Моим настоящим лабиринтом, который я в реальности проходила, стали мысли, вернее, тот фейерверк из двух различных состояний, который был порожден в стенах таинственной пещеры с древним храмом. Картины катастроф и природных катаклизмов переплетались со спокойным взглядом Ригдена. И этот взгляд давал какой-то поразительный эффект: он успокаивал, ласкал душу своей необыкновенно проникновенной добротой. Под его натиском животный страх испарился вовсе, словно его никогда и не было. Теперь картины стихий уже спокойно прокручивались в голове, давая мне возможность анализировать увиденное.

Как же хрупка наша человеческая цивилизация, так гордящаяся своими высокими технологиями! Один вздох Земли, и вместо городов — руины, вместо полезной техники — груда ненужного металлолома, вместо мирного общества — кланы, воюющие за кусок хлеба и земли. Как безнадежно и призрачно все то материальное, на накопление которого люди тратят всю свою жизнь. Сколько нервов, душевных сил растрачивается впустую! А сколько черного негатива выбрасывается человеком в окружающее пространство, заставляя страдать от этого не только людей, но и природу, и все живое в ней. Разве после всего подобного злодеяния может быть удивительным то, что Земному терпению приходит конец?..

За раздумьями я не заметила, как пролетело время, и мы вышли к знакомой пещере. Кстати, на сей раз, все прошли кольцевой проход достаточно обыденно, без всяких психологических фокусов. Оставшиеся ребята мирно спали, расположившись в «зрительской» лоджии кто где. Мы тихонько поднялись к ним, чтобы их не разбудить, и с усталостью уселись на каменные скамьи.

— Ну, ещё часок на отдых и надо продвигаться назад, — сказал Сэнсэй, устраиваясь поудобнее.

Он улёгся на скамейку, положив рюкзак под голову. Мы тоже последовали его примеру.

— Это кто так храпит? — услышала я сквозь сон голос Сэнсэя.

— Неужели Вано?! — со смехом проговорил Сергей.

— Он самый, инквизитор! — подключился сонный голос Женьки. — Достал уже своим храпом! Мне эта «заезжая пластинка» уже начинает действовать на нервы.

В помещении действительно стоял громкий храп, точно спящему человеку поднесли микрофон к самым губам. Я открыла глаза. Состояние было такое, словно тебя разбудили после глубокого сна и ты ещё плохо соображаешь, где ты находишься, и что вообще от тебя хотят. Точно реальность граничила с нереальностью происходящего, и ты ещё не совсем понимаешь, в какой половинке ты ныне существуешь. Голова была что называется «тяжёлая». Я протёрла глаза и огляделась. Большинство ребят ещё спали. Сэнсэй с Сергеем и Женей стояли внизу.

Пока мужчины посмеивались над храпом Вано, я несколько сориентировалась в обстановке, припомнив прошедшие события. В памяти всплыл впечатляющий храм Лотоса, и мои воспоминания оживились. Но с другой стороны, очевидно, потому что я ещё не совсем проснулась, во мне закрались сомнения: «А было ли это на самом деле?»

Сэнсэй, Сергей и Женя, перекидываясь шутками, направились к «звуковому» балкончику, откуда видимо, и раздавался столь мощный храп Вано. Я решила последовать за ними, чтобы окончательно развеяться ото сна. Но, догоняя мужчин, на меня опять нахлынула волна сомнений относительно реальности недавно происшедших событий.

Я остановилась и посветила фонариком на уступ скалы, находившийся в конце левой каменной стенки. По идее за ним был тот самый кольцеобразный проход, с которого и начиналось наше захватывающее путешествие к тайне этих гор. Дабы развеять все свои сомнения я направилась к уступу и зашла за угол. Кольцеобразный проход в глубине тоннеля по-прежнему находился на своём месте, ожидая новых смельчаков-посетителей. Я осветила его фонарём. И вновь меня удивила идеальная гладкость желобка, мастерски «впечатанного» в скальную породу. Тут из зала послышался дружный смех мужчин. И я поспешила покинуть это место, дабы присоединиться к ним. Вроде все сомнения развеялись, но всё равно оставалось какое-то странное ощущение, что что-то было не так как раньше. Но что именно, не могла понять.

Отец Иоанн, видимо удобно расположившись на «звуковом балкончике», сладко спал. Великолепная акустика этого зала передавала все фуги, которые выводил батюшка своим залихватским храпом. Мы собрались крикнуть ему, чтобы разбудить. Но Женька всех нас остановил, выдвигая свою кандидатуру для столь специфического дела. Он решил добраться до балкончика и самолично разобраться с Вано.

— Сейчас я ему устрою ужас Судного дня! — с победоносной улыбочкой проговорил парень. — Сейчас он на себе прочувствует все часы моего кошмара…

Женька потер в предвкушении руки, затем слегка размял свои конечности и с энтузиазмом стал ловко карабкаться по отвесной скале на балкончик. Мы с интересом следили за развитием событий снизу. Парень с кошачьей грацией бесшумно взобрался на «перила» балкона. Осталось сделать лишь последнее движение, чтобы достать отца Иоанна. Женька, очевидно, приготовился к прыжку, как пантера на дичь. И только он начал воплощать свою задумку «кошмара», как навстречу его движению резко вылетела рука Вано, вцепившись мертвой хваткой в горло.

— Ой, ё-ё-ё! — прокатилось по залу, и на балконе послышался грохот массивного тела.

— А, это ты, чадо! — прозвучал удивленный голос батюшки одновременно с его сладким зевком. По балкону замелькал луч света от фонаря. — Тебе чаво? О, а что это у тебя с лицом, глазки на лоб вылезли…

Женька прокашлялся, а потом хрипло произнес:

— Чаво, чаво, я ему хорошую весть принес, что назад идти пора, а он…

Сэнсэй с Сергеем грохнули со смеху от столь явного преображения «истинных намерений» Женьки. Заспанное лицо Вано выглянуло с балкончика.

— О, что уже назад? — проговорил он, увидев Сэнсэя. — Так быстро? А я вот только прилег, только глаза закрыл, а тут вы…

— Угу, глаза он закрыл, — проворчал Женька, поднимаясь на ноги, но потом, потерев шею, сымитировал подхалимный, писклявый голос: — Продолжение вашей «непревзойденной проповеди», святой отец, мы имели удовольствие слушать достаточно длительное время…

— Да? — улыбнулся батюшка. — Ничего, сын мой, это для вас даже весьма полезное дело. Ибо только смирение отсекает пагубные страсти, только терпение телесное возвышает дух…

С этими словами батюшка стал покидать свое лежбище, спускаясь вниз. Женька последовал за ним и позволил себе немного возмутиться лишь тогда, когда обрел твердую почву под ногами. Неудачная шутка с Вано лишь ещё больше раззадорила Женьку на приколы. И когда Сэнсэй попросил его разбудить всех парней для сбора в обратную дорогу, вот тут-то он и проявил всю свою бурную фантазию. «Жертвами» Женькиных шуток стали Стас и Андрей. Другие же просто проснулись от повального хохота ребят. В общем, закончилась эта история, как всегда, веселыми шутками и смехом.

Я же, несмотря на общее веселье, всё пыталась разобраться со своими странными ощущениями. И тут меня внезапно осенило, что было не так. В пещерном зале почему-то нигде не было видно тех изумительных «светильников», похожих на горный хрусталь, кои мы с таким усердием освобождали от пыли. Я быстро отыскала те самые ступеньки, между которыми должен, по идее, находиться «светильник», что я ещё недавно самолично очищала от пыли и грязи. Но вместо сверкающего в своей ослепительной частоте гладко отполированного кристалла, я обнаружила на том месте лишь ровное, круглое углубление, чуть утопленное одним концом в каменную породу под определённым углом. Причём оно ничем не отличалось по цвету от окружающей серости. Вновь потоком нахлынули сомнения относительно реальности произошедших событий, и волна разочарования накрыла меня, как говорится с головой.

Я механически потёрла рукой по круглому углублению. В свете фонаря на поверхности «камня» проявился тусклый блик. Окрылённая надеждой, я достала платочек и тщательнее протёрла небольшой участок от пыли. Так и есть под слоем многовековой пыли и грязи скрывался знакомый мне гладко отполированный кристалл. «Как такое могло случиться, что все очищенные нами кристаллы разом покрылись тем же самым налётом пыли и грязи? А может, мы их не очищали вовсе? Может, это был всего лишь сон? Ну как же сон, если я отчётливо помню, что протирала этот кристалл…» Ничего не понимая, моя особа направилась к своим вещам, убеждая себя, несмотря на все «доводы», что скорее всего это всё приснилось. Но тут, проходя мимо собирающихся парней, я случайно услышала, как Вано тихо спросил у Сергея:

— Ну, как, взяли тамгу?

— Порядок в танковых войсках, — кивнул тот.

«Тамга! Точно! Но раз «взяли тамгу», значит, в рюкзаке у меня должен лежать пергамин Агапита!» — осенило меня. Я побежала к своему рюкзаку и торопливо стала развязывать верёвки. Наконец, открыв его, я с поспешностью запустила туда руку. И практически сразу нащупала цилиндр. Меня охватил волнительный трепет. Но только я хотела вытащить цилиндр из рюкзака, как незаметно подошедший Сэнсэй, положил свою руку на мою, остановив её движение, и одновременно настойчиво промолвил:

— Я же сказал, потом посмотришь.

Его слова и внезапное появление на столь волнующем моменте заставили меня вздрогнуть. С поспешностью нашкодившего ребёнка, которого застали врасплох, я отдернула руку от цилиндра и демонстративно затянула верёвки рюкзака в тугой узел. Мои сомнения насчёт похода к храму вновь рассеялись, не оставив и следа от былого присутствия.

Уже позже я подумала: «Надо же, оказывается, это путешествие в Крым было не случайным, как нам умудрился внушить Николай Андреевич». Да и чему удивляться? За время знакомства с Сэнсэем я заметила, что рядом с ним вообще не происходило ничего случайного. Более того, «случайности» его действий и образа жизни незаметно порождали в судьбах столкнувшихся с ним людей целую последующую цепочку событий.

Собравшись, мы двинулись в обратном направлении. Идти назад всегда немного тяжелее, чем вперед в заманчивую неизвестность, по крайней мере, мне так казалось. Усталость многочасового перехода брала свое, мы все чаще останавливались для передышки. Подземелье уже воспринималось вполне привычной средой, и как все привычное мало обращало на себя внимание. Это давало возможность сосредоточиться на прерванном размышлении о событиях в таинственном Храме, которые потрясли меня до глубины души. Неоднократное прокручивание в голове тех незабываемых кадров, пика волны возвышенных чувств погружали в какое-то необыкновенное состояние внутренней легкости, открытости. Вспоминание истинного облика Сэнсэя, его незабываемый взгляд, проникающий в глубину души человеческой, породило во мне внутренний трепет, переросший почти в какой-то религиозный мандраж. Я всматривалась в фигуру впереди идущего Сэнсэя, и мои возвышенные мысли сами собой возводили его в ранг великого Существа, пришедшего в наш падший мир ради нашего спасения.

Внезапно Сэнсэй поранил руку, зацепившись об острый камень. Все засуетились, предлагая ему помощь. Но он лишь небрежно отмахнулся, мол, царапина, тут до выхода осталось недалеко, вылезем, забинтуем. Несмотря на этот случай, мой религиозный мандраж не прошел, а даже наоборот, усилился. В памяти стали всплывать сцены страданий Великих людей. В это время мы уже входили в карстовую пещеру с «пальмами». Дорога была более чем знакома, до выхода оставалось совсем немного. Сэнсэй приотстал. И пока ребята продвигались дальше, он подошел ко мне. Сердце у меня бешено заколотилось, взволнованное очередным взлетом возвышенных мыслей о Существе из иного мира, которое спасет гибнущее человечество. Сэнсэй же, осуждающе покачав головой, сказал следующее:

— Я обыкновенный человек… Видишь у меня идет кровь, мне тоже больно… Каждый сам должен позаботиться о своем спасении, а не ждать, что кто-то придет и все за него сделает. Божественное надо искать не во внешнем, а в своем внутреннем. И не просто искать, а стремиться слиться с Ним и стать добрым Творцом своей жизни. Бог внутри каждого человека. И только через свой внутренний мир мы можем постичь Его и дойти к Нему.

Этими словами Сэнсэй несколько остудил мой пыл, заставляя реальней взглянуть на мир. И действительно, все в человеке, и никто за него не решит насущные проблемы. Только нам хочется, чтобы было, как в сказке, чтобы кто-то пришел и все за нас сделал… А самим лень преобразовать себя «из ползающего червя в прекрасную бабочку». Хотя для этого нам даны все инструменты, только твори… Вся сложность в простоте…

Едва эти мысли исчезли, сознание тотчас захлестнула новая волна размышлений об увиденных картинах массового горя, которые все не давали мне покоя. Именно этими волнующими мыслями я стала впопыхах делиться с шедшим рядом Сэнсэем, даже не позаботившись о том, чтобы пересказать пережитые мною в храме видения.

— Но ведь люди… Они же не знают, их надо предупредить об опасности. Там же было столько горя. Я хочу помочь им… хочу донести до них… Я уверена, они поймут, они станут лучше, они смогут спастись…

— О, наивное дитя, — тихо вздохнул Сэнсэй, отводя взгляд в сторону. — Ты не представляешь себе, сколько до тебя пытались это сделать. Так это были великие Мастера, владеющие тайной человеческой мысли. И то из их хлопотов мало что путного вышло. Люди остаются людьми. И, к сожалению, по прошествии тысячелетий они не изменились.

— Ну, почему же Мастера зря старались?! — возразила я. — Ведь хоть чуть-чуть, но что-то путное вышло. Уже радует! Я понимаю, конечно, я не Мастер и еще даже не Человек, над собой работать и работать… Но мне очень хочется помочь людям, донести до них то, что узнала я… Ведь для кого-то это окажется той единственной, спасительной соломинкой, благодаря которой он сможет узреть суть. В любом случае это Шанс!

Сэнсэй по-доброму улыбнулся, очевидно, из-за моей искренности, и сказал:

— Ну, что я тебе могу сказать по этому поводу? Благие мысли при сильном желании — предвестники благих деяний. Благие деяния — суть созревающих душ. Смелость порождает Силу духа. Сила духа сплачивает в Единство. Единство удесятеряет Силу, Единый Дух изменяет цикл. Общий результат зависит от усилий каждого. Усилия каждого от изменения внутренней частоты. Частота есть скачок мгновения, выводящий за пределы По.

Сэнсэй замолчал. И хоть он произнес вроде бы простые слова, у меня в голове возник, как говорится «полный ступор». Тогда эти предложения просто врезались в мою память своей необычностью и не совсем понятным для меня смыслом. Но впоследствии сама жизнь стала для меня ключом чуть ли не к каждому произнесенному тогда слову Сэнсэя.

Когда мы проползали лаз — последнее препятствие горы, отделявшее нас от выхода — он уже не казался таким пугающим, как в первый раз. Наоборот, последние метры преодолевали с особым энтузиазмом, желая поскорее вырваться наружу. Руководствуясь своими субъективными ощущениями, я почему-то подумала, что мы пробыли под землей двенадцать часов, и ожидала увидеть сумерки. Но когда мы вылезли, к моему удивлению, светило солнце. Выходит, мы пробыли там около суток. И, надо отметить, я испытала большое удовольствие, вновь очутившись в родной стихии необъятных просторов. Вот уж действительно стоит побывать в пещере хотя бы ради того, чтобы понять ценность дневного света после долгой темноты, когда перед тобой раскрывается целая гамма разнообразных красок природы, чтобы почувствовать этот свежий, бодрящий воздух, малейшее дуновение ветерка, чтобы ощутить телом пространство и охватить взглядом его дали и наконец-то расслабиться от накопившегося подземного напряжения во время нескончаемой ходьбы по подземным темным лабиринтам.

Татьяна и Костик по-хозяйски разбили палатки недалеко от входа, дожидаясь нашего возращения. Они радостно встретили изнуренный отряд, расспрашивая о подземном путешествии. Но у народа хватило сил, разве что поведать в общих чертах, и то далеко не всё из того что было.

Поскольку все изрядно устали, то решили этот день посвятить капитальному отдыху, и лишь на следующий день отправиться к селению, где мы оставили машины. Тоже ведь путь предстоял неблизкий. Пообедав, мы разошлись по палаткам. Я так мечтала выспаться, но когда уже забралась в спальный мешок, моего блаженства от соприкосновения с «подушкой» хватило минут на двадцать. А потом сон как рукой сняло. Татьяна уже вовсю сопела под боком, а я все ворочалась и никак не могла заснуть. Мысли всё время прокручивали самые волнующие кадры нашего похода. Но в то же время и сомнения не дремали. Они словно рой надоедливого гнуса кружили вокруг воспоминаний загадочных событий этого путешествия и пытались «укусить» при каждом удобном случае своими вопросами. «Почему на светильнике лежал толстый слой пыли, словно его тысячелетиями никто не касался? Хотя я точно помню, что протирала. Почему в храме Лотоса не было тени? Ведь даже когда я свела обе ладони, между ними вместо тени стоял мягкий свет. Почему мы не покинули помещения, когда открывался щит капсулы, а спасались от какого-то неизвестного газа в нише за постаментом черепа единорога. Единорога?! Может это бред моего мозга? Устала, уснула, мало ли что присниться? А цилиндр?! А цилиндр, возможно, Сэнсэй отдал мне, когда я была в полудрёме и моя особа автоматически положила данную вещь к себе в рюкзак, сразу не придав этому значения. Очевидно, из-за этого и сон такой странный получился. Но если это был сон, то откуда такая исчерпывающая информация за то, что узнала в данном «сновидении» от Сэнсэя?! Ведь я до этого точно нигде ничего подобного не слышала и не видела! Хотя, как говорил Сэнсэй, подсознание иногда выкидывает такие шутки с человеком… Хм, искусственный камень внеземного происхождения… Какая-то тамга Прави, тамга Владыки?! Воины Света… «Волшебное Око» Гора… Киев…Чернобыль… Шамбала… Голова Осириса. Ерунда какая-то, как может Киев являться головой Осириса? И тем более в этой голове находится храм Лотоса?! Да нет, это точно мой бред. В жизни такого не бывает. Это явно был сон!»

В конце концов, чтобы отвлечься от своих мыслей, я встала и решила проветриться. Возле тлеющего костра, на котором готовился обед, сидели Сергей и отец Иоанн. Причем, если Сергей выглядел уставшим, то Вано, наоборот, бодрым и свежим.

— Не помешаю? — осведомилась я, подходя к костру.

— Присоединяйся, — с улыбкой пригласил Вано. — Что, не спится?

— Да какой там! — махнула я рукой.

— Ну, давайте тогда почаевничаем, — предложил Сергей.

Минут через пять к нашему молчаливому чаепитию присоединился Валера, затем Николай Андреевич. Причем на тот же вопрос Вано: «Что, не спиться, доктор?», тот ответил, так же как и я: «Да какой там!» События, произошедшие в походе, явно произвели на всех неизгладимое впечатление. Вскоре из своей палатки вышел и сам Сэнсэй. Он выглядел вполне отдохнувшим, хотя после нашего обеда прошло всего около двух часов.

— О, вы уже встали? — глянув на нашу компанию, с юмором произнёс Сэнсэй.

— Мы и не ложились, — также шутливо ответил ему Вано.

— Разве тут уснешь после всего того, что было? — заявил наш психотерапевт. — Как говорил Бертольд Брехт: «Никакой поход не дается с таким трудом, как возвращение к здравому смыслу».

Сэнсэй засмеялся и сказал:

— Ну, раз спать не хотите, тогда пошли… Еще что-то интересное покажу.

«Ещё что-то?!» — встрепенулась я. Это меня заинтриговало.

— А мне можно с вами? — осторожно поинтересовалась моя особа у Сэнсэя.

— Конечно можно, — как само собой разумеющееся промолвил Сэнсэй.

Несмотря на усталость, никто из присутствующих не стал не только возражать против этой прогулки, но даже расспрашивать, куда и зачем мы идём. Наоборот, все дружно зашевелились, вставая со своих мест, будто так и надо. Сергей предусмотрительно затушил тлеющие угли водой из чайника, дабы не случился пожар.

— А снаряжение понадобится? — спросил Николай Андреевич.

— Да нет, так пройдемся, — махнул рукой Сэнсэй.

Мы пошли сначала вдоль склона прогулочным шагом, наслаждаясь крымским горным воздухом и неповторимым пейзажем. Потом наша невидимая тропа, пролегающая сквозь строй удивительных деревьев разных видов, вывела наверх к поляне, устланной зеленой муравой. Трава, не успевшая выгореть на солнце, пучками тянулась к светилу, отвоевывая у камней каждый клочок земли. Попадался на глаза и можжевельник, отчетливо выделяющийся своей темной зеленью хвои на светлом горно-луговом ковре. Он словно низко кланялся матушке-Природе, прижимаясь к земле и распластав свои ветви в разные стороны. Чем выше мы поднимались, тем больше нам открывалась красивейшая панорама горного пейзажа, порождая захватывающее чувство свободы и мысленного полета в этом огромном воздушном пространстве.

Вано с Сергеем рассказывали какие-то смешные истории, что делало наш путь еще приятнее. Все-таки на поверхности, может быть, из-за такого разнообразия природных красок, ее кипящей жизни, дорога не казалась столь тяжелой и утомительной, как под землей. Мы и не заметили, как пролетело время, когда добрались до конечного пункта нашей пешей прогулки по горам.

— Здесь, — кивнул Сэнсэй, указывая вниз по склону.

Наша компания спустилась к большому каменному «памятнику». Этот многотонный красавец являлся, очевидно, очень древним сооружением. Некогда хорошо обработанные его бока обветрились, кое-где уже частично разрушились. Но что поделать, как говорится, ничто не вечно под луной. Все когда-то разрушается и всему когда-то приходит конец. Но пока долгожитель-великан устойчиво стоял на своих каменных ногах, удерживая на себе, как Атлант небо, тяжелую каменную плиту-ношу, некогда кем-то взваленную на его могучие плечи.