Многослов-2, или Записки офигевшего человека Максимов Андрей

Семья

У кого есть цель в жизни и хорошая жена – у того есть всё.

Георг Вильгельм Фридрих ГЕГЕЛЬ, немецкий философ

Как про семью начнешь думать да книжки разные читать, так сразу к неутешительному выводу приходишь: может, браки, конечно, и совершаются на небесах, но разрушаются они, безусловно, на Земле.

Впрочем, это смотря какие браки мы в виду имеем. Если нынешние – то еще туда-сюда. А начиналось все совсем даже не комильфо. Ну, это ежели с самого начала смотреть, с первобытного буквально строя.

Не знаю, как там было с любовью в первобытном этом самом строе, но с семьей, с семейными, так сказать, ценностями – была явная напряженка: расцветала такая свобода половых отношений – никакой современной Голландии и не снилась! Кто мать ребенка, было, конечно, известно, а вот кто отец – ни один житель первобытного строя догадаться не мог, да и не хотел.

Увы, приходится признать, что семья начиналась с эдакого первобытного разврата. Правда, прежде чем кидать первобытный камень в первобытных предков, отметим, что это они с нашей точки зрения развратничали. А со своей – жили вполне нормально. Что, кстати, еще раз доказывает: нравственность – понятие относительное.

Постепенно их нравственность начала приближаться к нашей. Но постепенно. Для начала запретили любовь (в низменно-похотлвом смысле этого великого слова) между родителями и детьми. То есть мама с сыном или папа с дочкой – ни-ни. Правда, поначалу брату с сестрой разрешалось делать все, даже самое неприличное, но потом и это отменилось: браки внутри одного рода стали невозможны, что явило собой огромный шаг от первобытной безнравственной нравственности к нынешней, которую мы считаем очень-очень нравственной.

После эпохи безумного разврата началось время «групповухи»: группа женщин одного рода и мужиков другого образовывали, с позволения сказать, семью. Так вот нагло и грубо все вместе и жили.

Потом, очень-очень постепенно, на протяжении веков число людей в группах сокращалось, сокращалось, пока не достигло одного мужика из одного племени и одной женщины – из другого.

Это, что называется, «история семьи в кратком изложении». Краткое изложение всегда немного поверхностно и вульгарно. Но в целом, если верить ученым, все именно так и было.

Как только их стало двое, началась, естественно, любовь (уже в нашем, современном, понимании этого слова, а не – в противном безнравственно-первобытном), результатом которой и стала семья. То есть так получается, что пока расцветали разврат и групповуха – семьи не было, а как любовь появилась, вместе с ней и семья возникла: мужчина и женщина стали объединяться для того, чтобы вести совместное хозяйство.

Вот это вот самое «вести совместное хозяйство» до сих пор является признаком семьи. Если, не приведи Господи, вы будете когда разводиться, то судья прям так и спросит: «Совместное хозяйство вели? Ах, вели… Значит, была семья и все нажитое – пополам». А если совместное хозяйство не вели – значит, брак был фиктивным. Ай-ай-яй.

Казалось бы, семья – простое дело: влюбились, женились, начали вести совместное хозяйство, родили детей… Уинстон Черчилль и заявил – иронично, но мудро (он нередко так делал): «С чего начинается семья? С того, что молодой человек влюбляется в девушку, – другой способ пока еще не изобретен».

Но эта простота многих раздражала, и тогда всякие мыслители начинали придумывать разные теории, как бы так семью получше использовать.

Вот, например, Платон. Гений, безо всякого сомнения. А чего удумал? Он считал, что образцовое государство – это подобие военного лагеря, в котором все жены должны быть общими, и все дети должны быть общими, и никакой отец чтобы не знал, где его ребенок, а ребенок – где его отец. То есть как в первобытном строе практически.

Кампанелла – тоже явно был не дурак. А вот ведь до чего дошел человек… Деторождение, считал на полном серьезе великий утопист, – не личное дело каждого, а общественное. Поэтому, настаивал Кампанелла, врачи должны заниматься тем, чтобы подбирать конкретные пары. Обязательно при этом красивые статные женщины пусть соединяются с такими же красавцами, чтобы дети рождались как на подбор. А которые не красивые, тем – куда? Есть ответ у Кампанеллы. Полные дамы должны зачинать детей с худыми мужиками, худые – с полными. Для уравновешивания. А если кто в кого влюбится, не приведи Господи? Стихи там писать, подарки дарить, ухаживать всяко – это, пожалуйста. Но интим не предлагать без разрешения врача. Вот такая любовь предполагалась не где-нибудь, а в Городе солнца! Правда, как мы уже говорили, Кампанелла произведение свое в тюрьме сочинял, да еще и после допросов… Так что и не такое могло в голову прийти.

Бывало, что эти теоретические идеи настойчиво предлагали внедрить, что называется, в жизнь. Например, знаменитая революционерка, а впоследствии дипломат Александра Коллонтай (та самая, кстати, что не пошла хоронить собственного мужа, о чем я рассказывал) с большевистской прямотой заявляла, что не надо выделять брачную пару в обособленную ячейку, не отвечает это интересам коммунизма, как-то всем вместе надо, сообща. А то что ж получается? Вся остальная жизнь, значит, сообща да под общим началом, а потом – все по своим семьям да по своим клетушкам? Нехорошо…

Но это, конечно, случай исключительный. В общем, как-то все устаканилось: муж, жена, дети… Практически по «Домострою». В «Домострое» как написано? Жена нужна для того, чтобы создать своему мужу прекрасную жизнь. Всё. Вопросы есть? Вопросов нет.

Проблемы возникали чисто организационные. Например, как жениться да как развестись.

Не всем удавалось просто так взять, да и завести себе жену, которая начнет мужу прекрасную жизнь создавать. Вот, скажем, когда у Ивана Грозного умерли две жены, он повелел привести с разных концов России – внимание! – две тысячи невест. Несколько месяцев знакомился, рассматривал. Отбор происходил по олимпийской системе с выбываниями: сначала остались 24 претендентки, затем – 12, и наконец выбрал невесту для себя, а заодно – и для сына Ивана. Правда, невеста царя, Марфа Собакина, оказалась барышней нездоровой, и только решили пожениться, как она начала потихоньку умирать. Чтобы Собакину могли похоронить по-царски, Иван обвенчался с ней за две недели до смерти. Благородно поступил, хоть и Грозный.

Быстро развестись тоже не всегда получалось. Вот, скажем, герой Италии Джузеппе Гарибальди женился на некой Раймонде, а после венчания на его жену некстати напал приступ правды, и она призналась, что любит другого. Представляете? Практически прямо в церкви и, главное, не ДО венчания, а ПОСЛЕ, когда обет-то уже был дан. 20 лет —!!! – просил Гарибальди развода у католической церкви. Просил, просил, пока не упросил…

Но в целом все шло хорошо. Постепенно большая часть человечества привыкла к тому виду семьи, который сейчас из последних сил выживает. Правда, многоженство осталось у мусульман, но Восток, как известно, дело настолько тонкое: не все вдруг разглядишь да и поймешь. Поэтому я буду говорить про европейский тип семьи, нам привычный.

Государство постепенно привыкло к тому, что его граждане живут семьями. И граждане тоже привыкли, что надо жить семьей. Более того, подавляющее большинство людей убеждены: состояться в жизни и вообще быть счастливым можно только, если создашь семью.

Однако если мы возьмем, скажем, гениев как наиболее ярких представителей человечества, то выяснится, что среди них не так уж много было тех, у кого счастливо сложилась семейная жизнь.

Брак Сальвадора Дали и Галы – пример счастливой семьи двух людей, умевших точно рассчитать свое «сумасшествие». Оноре де Бальзак пятнадцать лет переписывался со своей будущей супругой Эвелиной – супругой князя Ганского. Когда же князь, ко всеобщему удовольствию влюбленных, скончался – Оноре и Эвелина поженились и были счастливы. Великий Рубенс был женат дважды, и оба раза удачно. С первой супругой прожил 16 лет, а после ее смерти женился еще раз и жил с новой женой до самой своей смерти. Счастлив был в браке великий композитор Роберт Шуман, что, впрочем, не помешало ему сойти с ума: он даже попытался покончить с собой, бросившись в Рейн, но его спасли. Однако жена безропотно помогала больному мужу и воспитывала их семерых (!!!) детей.

Однако случаев, когда семья не помогала, а мешала гениям, увы, куда больше. Поэтому некоторые предпочитали вообще не жениться. Великий поэт Гораций, скажем, узами брака себя никогда не связывал, вдохновение находил у женщин, которые красиво назывались «гетеры», а ежели по-нашему и попросту – проститутки. Знаменитый «Свадебный марш», по сути, гимн семейной жизни написал, как известно, Феликс Мендельсон. Менее известно, что это был человек весьма ветряный, любимец и любитель женщин. Петрарка всю жизнь любил чужую жену, что мешало гению ею обладать, но не помешало гению ее обессмертить. Лев Николаевич наш Толстой, как известно, вообще из семьи ушел, написав незадолго до этого в своем дневнике: «Любовь к семье есть чувство себялюбивое и потому может быть причиной, а не оправданием несправедливых, недобрых поступков». Чарлз Диккенс – певец домашнего уюта – развелся со своей женой после двадцатилетнего брака, – это ж как надо было мужика довести, чтобы в чопорной Англии развестись после двадцати лет! Правда, и сам гений был не прост – в транс, скажем, нередко впадал: кто ж это вынесет?

Абсолютно убежден, что подобные истории можно было бы рассказать и не про гениев вовсе, а про людей неизвестных: про гениев просто интересней, согласитесь. В общем, жили себе люди да поживали, совместное хозяйство наживали как умели, безо всяких теорий. Кому-то везло больше, кому-то не везло. Никаких теорий семейного счастья не выстраивали.

Собственно, как только теории появились, очень скоро институт семьи, как водится, начал разрушаться. Теоретизировать по поводу семьи начали лишь во второй половине XIX века, а некий Льюис Генри Морган даже создал науку о семье. И тут же практически возникло такое неведомое доселе словосочетание «права женщин». Одна из первых работ о семье швейцарца Иоганна Бахофена так и называлась «Материнское право» – о распределении обязанностей в семье и прочих важных теоретических выводах, которые в результате, как мне кажется, в немалой степени и привели к тому положению института семьи, которое мы нынче и наблюдаем.

И тут, конечно, надо сказать вот о чем. Женщины всегда имели меньше прав, чем мужчины. Это так. Женщин называли «слабым» полом, вкладывая в это определение не некоторую нежность, а очевидную недоразвитость. Почему так происходило, я не знаю.

Может быть, Библия «виновата»?

В Библии, как известно, есть два описания того, как Господь сотворил людей. В главе 1 написано: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его: мужчину и женщину, сотворил их». В главе 2 рассказывается история немного другая. Сначала «создал Господь Бог человека из праха земного и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою». А потом: «и навел Господь Бог на человека крепкий сон; и когда он уснул, взял одно из ребер его, и закрыл то место плотью. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку. И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей: она будет называться женою, ибо взята от мужа».

Заметим: человек – это мужчина, а женщина – то, что создано из его ребра. Неслучайно в некоторых языках (русский, слава Богу, сия напасть миновала) и «мужчина» и «человек» обозначается одним словом. Женщина – ведь не человек, который «душа живая», а какая-то просто резьба по кости.

Представим себе, что вторая история из Великой Книги до нас не дошла… Многочисленные переписчики посеяли или еще чего случилось, но потерялась история про мужчину, ставшего «душою живою», и женщину, сотворенную из ребра. Осталась только та, где мужчина и женщина созданы по образу и подобию Божию.

Сложилось бы в этом случае к женщинам иное отношение? Думаю, да. А то и вправду: можно ли всерьез относиться к женщинам, которых сделали даже не из мозга нашего, а из ребра, в сущности – из кости?

И все равно окончательно разобраться в том, почему мужчины всегда были первичны, а женщины – вторичны, почему у мужчин всегда было больше прав, чем у женщин, – невозможно. Может, христианство и укрепило такое положение вещей, но возникло оно все-таки задолго до появления Спасителя. С какого, извините, перепугу – не ясно.

Мужчина – охотник, а женщина – хранительница очага? А кто и когда сказал, что первое – важнее и сложнее? Древние греки вот тоже… Богинь, вроде, любили, а женщинам в театре не разрешали играть. То, что избирательное право не дали, это еще как-то можно вынести, однако запретить женщинам играть — это ж какое жестокосердие! А еще – колыбель культуры называется…

Кстати, с избирательным правом – тоже не понятно: почему запрещали? Напомню то, о чем я писал, когда мы говорили о демократии. (Все-таки буква «Д» от «С» сильно отстоит, может, позабыли?) Впервые женщины получили избирательное право на выборах в Новой Зеландии аж в 1893 году. Женщины голосуют в России с 1917 года, в США – с 1920-го, во Франции и Италии – с 1945-го, а в Швейцарии – с 1971-го.

Нехорошо так с женщинами поступать? Нехорошо. Уже хотя бы потому, что своим рождением на свет мы все обязаны женщинам, как-то надо было бы с ними поприличней обходиться на протяжении мировой истории…

Однако вот в чем парадокс нехороший имеется. Пока женщина ощущала себя сделанной из ребра и мужики такой взгляд не оспаривали – с семьями все было хорошо. Нет, отдельные проблемы возникали, разумеется, но институт семьи сохранялся.

А вот как только женщины заорали о своих правах, как только эмансипация возникла – тут-то над институтом семьи возникла перспектива закрытия.

Каждый уважающий себя демократ считал своим долгом хоть немного, да повоевать за равноправие женщин. А чего? Благородно и не хлопотно.

«Нежели женщина всегда должны быть страдалицей и рабой, имеющей свою долю власти только тогда, когда рассудок мужчины помрачается страстью?» – гневно спрашивал Добролюбов. Как известно, умер наш критик-демократ в 25 лет и жениться не успел. Но теоретизировал ловко!

Первой феминисткой была Абигейл Смит Адамс – супруга второго президента Соединенных Штатов Джона Адамса. Думаю, не поделили они там чего-то со вторым президентом, и жена, не найдя иных аргументов, прямо так мужу и заявила: «Мы не станем подчиняться законам, в принятии которых мы не участвовали». Не знаю, правда ли слова эти были кинуты во время семейной ссоры, но они стали девизом феминистского движения.

И – понеслась! Женщины стали бороться за свои права. Вопрос же семейного благополучия резко отошел в тень.

Первый документ, всерьез заявивший, что все, блин, равны и нечего делить человечество на мужчин и женщин, назывался красиво и даже лирически – «Декларация чувств». Была сия декларация подписана 19 июля 1848 года делегатами Первого конгресса по правам женщин, который проходил, разумеется, в Америке. Подписали «чувственную декларацию» 68 женщин и 32 примкнувших к ним мужчины.

Там резко и нелицеприятно было написано: мол, то, что мужчины и женщины рождаются равными, – это очевидно. Женщины тоже имеют право стремиться к свободе и счастью… И мы, делегаты, требуем, чтобы женщинам немедленно были обеспечены все права и привилегии, которые принадлежат им как гражданам Соединенных Штатов.

Хочу быть правильно понятым. Я не против феминизма, то есть он мне, если честно, не нравится, но я не против. Нравится женщинам бороться за свои права – ради Бога.

Но каких-то вещей я не понимаю. Например, категорически не могу уяснить, почему всем миром надо бороться против насилия в семье. (Если, разумеется, речь идет не о детях, которые, как известно, родителей не выбирают.) Ты замуж выходила по доброй воле? По доброй. Муж оказался драчливым гадом? Бывает. Но кто виноват? Почему государство и всякие общественные организации должны исправлять твою личную ошибку? Если муж бьет – вызови полицию-милицию, но делать лозунг «Против насилия в семье» – лозунгом движения? Не понимаю…

Вывод какой из всего вышесказанного следует? В целом, конечно, надо признать: права женщин в течение веков зажимали, относились к ним не как к Божьим Творениям, а вот именно – как к резьбе по кости.

Но… Если говорить совсем уж попросту: чем у женщин больше гражданских прав, тем слабее институт семьи.

Неприятный вывод. Но напрашивающийся, увы.

Феминистское движение, конечно, не убило семью, но, скажем так, сильно ее ранило. Так вышло. Ученые ломают голову: мол, естественный это процесс или противоестественный? Не важно. Процесс пошел. Тут некоторые говорят, что в будущем семьи вообще не будет, отжила она себя, бедная, как факт.

Может, оно и так. А может, и не так. Можно по этому поводу много умничать, но ответ один, банальный, и именно поэтому абсолютно верный: время покажет.

Во всяком случае, мы, в смысле Россия, пока держимся. Нашу российскую семью так просто, что называется, – голыми руками – не возьмешь.

Кстати говоря, может, это от того происходит, что феминистское движение у нас в стране какое-то недоразвитое. Во всяком случае, широкой народной поддержкой оно явно не пользуется.

К тому же, семьи наши уж больно серьезную закалку прошли. Приведу только одну цифру. В советские времена работнику платили в виде зарплаты 10–20 % от действительно заработанного. Представляете, какая бедность?! И это все – в эпоху дефицита, когда не было буквально ничего. Семью, которая прошла испытание праздниками, когда в магазинах нет ничего, а на столе есть все, – победить очень затруднительно.

Нам вообще много не надо. Скромные мы. Результат общероссийского мониторинга показал: 46 % опрошенных хотят жить не хуже, чем большинство семей в их городе. То есть главный критерий российской семьи – не некий неясный мировой уровень, а очень ясный, понятный, конкретный уровень соседа. Только 3 % россиян желают жить лучше, чем средняя семья в Западной Европе и США.

В замечательной книге «Социология семьи» я нашел статистические данные, которые меня как сторонника традиционной семьи порадовали и даже успокоили. На вопрос: «Кто должен заниматься домашним хозяйством?» и мужчины, и женщины были единодушны: мужикам этим заниматься не надо. Почти 32 % женщин считают, что главой семьи должен быть мужчина, большинство же милых женщин затруднились ответить, значит, они по этому поводу размышляют, что уже неплохо.

Но самое приятное, что, расставляя жизненные приоритеты, практически половина женщин – 49,3 % на первое место поставили семью. Значит, будут стараться, чтобы она сохранилась.

Любые книги по семейным проблемам прочитай – поймешь, что будущее семьи не вызывает особого оптимизма. Это правда. Однако правда и то, что, как только случается какой-нибудь кризис – например, всемирный экономический – количество разводов резко уменьшается, люди возвращаются в семью, как боевой корабль на базу. База – это все-таки семья.

Во всяком случае, пока по улицам в обнимку ходят люди и в метро на эскалаторе целуются пары – мне кажется, все не так трагично, как представляется социологам. По данным ВЦИОМ, за последнее время количество гражданских браков увеличилось с 3 до 7 %, значит, выросло количество людей, которые хотят жить вместе, просто не желая ставить об этом в известность государство.

Как-то вот совсем не хочется верить в то, что мы придем туда, откуда пришли, – к первобытному разврату. Не совсем же все-таки мы – человечество – идиоты, а?

Отлично же сказал американский психолог Карл Витакер: «Состоять в браке поистине ужасно. Ужаснее этого может быть только одно – в браке не состоять».

Думаю, не надо проводить никаких социологических исследований, чтобы понять: излюбленное семейное занятие – это просмотр телевидения.

А телевидение – тут как тут. Так и просит, чтобы о нем поговорили.

Отлично! Разве можно хоть в чем-нибудь отказать телевидению!

Телевидение

Телерадиовещательной компании BBS доверяют 49 % британцев, Англиканской церкви – 35 %, правительству – 10 %.

Опрос исследовательской компании MORI

У внимательного читателя наверняка вопрос возник: почему это про телевидение – отдельная глава, когда есть уже глава про журналистику? Разве телевидение – не есть жанр журналистики?

Есть! Жанр! Да еще какой! Однако нынче телевидение перестало быть просто средством массовой информации (или дезинформации) населения. Телевидение превратилось в самостоятельный мир, который весьма сильно на нас влияет. Как говорилось в советские времена, два мира – две судьбы: один реальный, другой виртуальный. И кто нынче с уверенностью скажет, какой из них реальней?

По опросу ВЦИОМ, лишь у 9 % россиян телевизор работает меньше часа в день. В выходной день 35 % россиян смотрят телек от трех до четырех часов. Но есть и те, кто глядит по пять-шесть, а то и по восемь часов!

Впрочем, нужна ли статистика, чтобы убедить нас в очевидном: телевидение – практически наше всё? Когда в 1957 году телетрансляции впервые включили в план подготовки и проведения Всемирного фестиваля молодежи и студентов – это воспринималось как сенсация.

Прошло полвека с небольшим, и теперь, если событие не показали на голубом экране, можно считать, что оно не произошло. Нам всерьез кажется: если человека или события нет в виртуале, значит, его и в реале не существует. Такой вот парадокс, к которому мы, впрочем, вполне привыкли.

Регулярное телевещание началось в СССР 10 марта 1939 года. Как вы думаете, с чего? Моих ровесников и людей старших поколений мой ответ не удивит: с документального фильма об открытии XVIII съезда ВКП(б). К счастью, все больше и больше людей не помнят, как расшифровываются эти четыре волшебные буквы, для них напомню: ВКП (б) – Всероссийская коммунистическая партия (большевиков). После рассказа про большевистский съезд вещание велось довольно робко: четыре раза в неделю по два часа. Да и самих телевизоров было немного: чуть более ста на всю Москву.

Заметим, что телевидение вообще рождалось долго. Нам приятно считать изобретателем телевидения Владимира Козьмича Зворыкина, который хоть и работал в Америке, но все-таки был человек русский: родился он в исконно русском городе Муроме в семье людей с исконно русской профессией – купцы. Он действительно много чего наизобретал: и передающую трубку (иконоскоп), и принимающую трубку (кинескоп), и даже суперкинескоп. И именно Владимир Козьмич заложил основы цветного телевидения.

Однако справедливости ради надо сообщить: «беспроволочная передача движущихся визуальных изображений» (вот на самом деле, что такое телевидение, кто не в курсе) впервые была продемонстрирована не в Америке, а в английском городе Лондоне простым шотландским инженером по имени Джон Лоджи Бэрд. Он же придумал само слово «телевидение», объединив греческое «», что значит «далеко», и латинское «video» – «вижу». Телевидение – это значит «вижу далеко».

С тех пор телевидение жило, развивалось, крепло, пока не превратилось в то, что мы имеем нынче в каждом доме, да еще и не по одному. Социологи утверждают (и чего бы им не поверить?), что нынче в среднестатистической квартире россиянина от одного до трех телеприемников.

А в 1956 году произошло открытие, которое принципиально изменило нашу телезрительскую жизнь.

Вот вы, например, знаете, кто есть таков Роберт Адлер? Подозреваю, что нет. Спокуха, я тоже не знал. Между тем, этот человек в 1956 году изобрел штуку, которая принципиально изменила отношения зрителей и телеэкрана. Роберт Адлер изобрел пульт дистанционного управления. Почему-то лишь через 40 лет, в 1997 году, за это изобретение ему вручили премию Emmy Американской академии телевидения. Зря так долго ждали: ведь это воистину великое изобретение! Пульт дал нам, зрителям, абсолютную, я бы сказал – «ленивую свободу» при выборе того, что смотреть. С тех пор как пульт дистанционного управления вошел в обиход, создателям программ надо особенно стараться, чтобы зритель досмотрел их программу до конца.

Телевидение – гениальное техническое изобретение XX века. Вопросов нет. Но вот, что занятно: если мы вглядимся внимательно в то, чем заполнен телеэкран, то убедимся – никаких собственно художественных открытий на телевидении не случилось. И даже можно резче сказать: на голубом экране не появилось ничего такого, чего человечество не знало бы до изобретения телевидения.

Казалось бы, ток-шоу – эдакое типично телевизионное открытие. Однако еще в 300-х годах – до нашей, замечу, эры – жил да был философ по имени Сократ. Этот философ любил устраивать такие шоу (хотя слова такого и не ведал)! Сократ приходил к своим ученикам или просто к людям, которые хотели поговорить с философом (а такие, представьте себе, до нашей эры еще были, потом, правда, вымерли, как какие-нибудь мамонты), и просил желающих дать определение какому-нибудь важному для человеческой жизни понятию (скажем, «добродетель» или «слава»). А потом вместе со всеми участвовал в обсуждении. Ну и чем это принципиально отличается от телевизионного ток-шоу, кроме отсутствия камер, разумеется?

Основа любого телевизионного канала – теленовости – тоже ведь не изобретение. Те же новости, что в газете или на радио, – только с картинкой.

Если честно, вряд ли вы найдете ребенка, который бы никогда не подглядывал ночью в замочную скважину спальни родителей. Когда в замочную скважинуначало подглядывать телевидение – это стало называться реалити-шоу и стало чуть ли не символом телевидения.

Хотя не могу не заметить, что очень многое из того, что мы называем «реалити-шоу», – и не реалити, и не шоу. Когда, например, мальчики и девочки обсуждают, кто с кем будет спать и почему, зная, что на них нацелены телекамеры, – это просто спектакль с плохими актерами, герои которого на самом деле жаждут не того, чтобы выяснить отношения друг с другом, главное для них – понравиться и запомниться зрителю.

В Германии существует канал, целиком посвященный реалити-шоу. Там, например, в режиме реального времени могут показывать водителя, который просто везет груз из пункта А в пункт Б. С ним не происходит ничего особенного – он просто едет: с кем-то разговаривает, где-то обедает, что-то видит из кабины своего автомобиля – и все это вместе с ним видит зритель.

Подлинное реалити-шоу – это, конечно, спортивные соревнования. Вот уж где никто не играет и не наигрывает и бушуют подлинные человеческие страсти.

Создатели реалити-шоу чего только не придумывают, чтобы нас, зрителей, порадовать. На британском телевидении (Cannel 4) выдумали шоу «Русская рулетка». Знаменитый английский иллюзионист и даже маг Деррен Браун согласился провести это шоу один раз. По условиям представления он должен был приложить к виску пистолет, заряженный одной пулей, и нажать пять раз на спусковой крючок. Шестой выстрел, если бы до этого дошло дело, производился в воздух. Нервы Брауна не выдержали: на пятой попытке он направил пистолет в мешок с песком, находившийся в студии, и выстрелил. Пуля пробила мешок…

Не было бы телекамер, безумный маг Браун мог бы устраивать свое шоу в любом цирке. Разница в том, что его бы видело меньше народу.

Вот, вот, вот – это самое главное, что есть в телевидении: его продукцию могут увидеть миллиарды человек.

«Фишка» – позволю себе такое не до конца литературное слово – телевидения состоит не в том, что оно показывает некие сугубо телевизионные открытия, но в том, что сразу миллионы, а то и миллиарды людей одновременно становятся свидетелями одного и того же.

Телевидение – не великий изобретатель, а великий отражатель.

Вот, например, Вольтер, скажем, какое отношение к телевидению имел? Да никакого, казалось бы. Жил-то человек аж в XVIII веке! Все верно, однако послушайте, какая с ним однажды приключилась история.

Как-то пришлось великому философу и писателю жить в изгнании, в Лондоне, где, как известно, очень много англичан, которые как назло не любят французов. И вот однажды толпа таких «франконенавистников» окружила гения, угрожая его не то избить, не то – даже повесить. Вольтер, улыбнувшись, обратился к толпе с такими словами: «Англичане! Вы хотите убить меня за то, что я – француз. Но разве я уже недостаточно наказан тем, что не рожден англичанином?» В ответ толпа разразилась приветственными криками и даже проводила великого философа до дома.

Так Вольтер – естественно, сам того не ведая, – продемонстрировал главный принцип телевидения: подольстить своему зрителю так, чтобы ему понравиться и чтобы он тебя не убил, то есть не переключил посредством изобретения Роберта Адлера.

Натяжка? Если и да, то в малой степени. Скорей, по-моему, доказательство того, как ловко телевидение сумело использовать в своей нелегкой работе весь многовековой опыт человечества.

Американцы называют телевидение «огромный пустырь». Не соглашусь. Телевидение – это выставка всевозможных изобретений человечества. Человечество посмотрело, как отражается оно на голубом экране, удивилось, ужаснулось и стало с удовольствием дальше смотреть на экран.

Знаменитый американский поэт Томас Элиот весьма мудро заметил: телевидение – это такое развлечение, которое позволяет миллионам людей смеяться над одной и той же шуткой, при этом оставаясь одинокими.

Телевидение не может уничтожить одиночество. Но оно может как бы облегчить страдания одинокого человека.

Заметим: одиночество страшно еще и тем, что тебе элементарно нечем себя занять. А тут – сиди, смотри телек! Вы когда-нибудь видели программу телепередач, в которой человек подчеркивает то, что он непременно должен посмотреть? Эти подчеркнутые передачи и есть список дел – такой своего рода органайзер одинокого человека.

Но это – иллюзия дела. И это иллюзия борьбы с одиночеством. Мне кажется, что с приходом эпохи телевидения одиноких людей стало больше, потому что «наш маленький голубоглазый друг» сделал одиночество (и страдания) удобными и даже интересными.

Телевидение, на мой глубоко субъективный взгляд, не более, чем зеркало. Кто-то возразит: но ведь этот чертов ящик нас формирует. А разве зеркало нас не формирует? Подойдя к зеркалу, мы тут же начинаем заниматься своей внешностью: поправлять прическу, одергивать одежду. Зеркало помогает нам стать немножечко иными. Телевидение делает то же самое, только не снаружи нас, а внутри.

Первый генеральный директор Би-би-си лорд Джон Рейт выделил три основных принципа телевидения: «Информировать, просвещать, развлекать».

Все эти принципы и нынче продолжают работать: правда, если развлечение – обязательная составляющая практически любого канала, то, что касается просвещения, – оно перешло на каналы специализированные типа «Дискавери» или «Культура». Да и «информировать» нередко превращается в «пропагандировать».

По ходу жизни телевидения выяснялось, что новости можно подавать так, а можно эдак. Например, вся советская держава строилась на телевизионной пропаганде. Оказалось, что телевизионное зеркало можно ставить под таким углом, что люди будут видеть себя и свою жизнь ровно так, как этого хотят те, кто это зеркало устанавливает.

Один из изобретателей телевидения Владимир Зворыкин заметил, что телевидение из чуда превратилось в чудовище. Чудовищность телевидения как раз в том и состоит, что оно – фантастическое оружие для промывки мозгов.

Телевидение рассказало нам про нас одну страшную вещь: нет ничего такого, во что мы не поверили, если об этом часто и много говорится с телеэкрана. На этом принципе, кстати, строится и вся телевизионная реклама: если бесконечно повторять, что стиральный порошок X лучше всех, а лекарство Z излечивает едва ли не ото всех болезней, – будьте уверены: продажи и X и Z резко возрастут.

Но если телевидение показывает определенные телевизионные отношения (скажем, публичное обсуждение вопросов секса), люди начинают считать, что публичное обсуждение интимных тем – это нормально. Если, например, бесконечно показывать на экране зрителей, которые смеются пошлым шуткам, общество постепенно поверит: пошлость и юмор – близнецы-братья.

Философы на протяжении веков бились над вопросом: что есть правда о жизни? Изобретение «голубоглазого друга» сняло эту проблему: что по ящику показывают, то и истина.

Но тут же возник новый, тоже своего рода философский вопрос: телевидение – зеркало или кривое зеркало? Наше телевидение такое, потому что мы – такие, или мы – такие, потому что у нас такое телевидение?

Знаменитый американский телеведущий Ларри Кинг заметил: телевидение меняет не только наш образ жизни, но и наш образ правления… Другими словами, Кинг считает: телевидение влияет на то, как нами, гражданами, руководят. И кто бы спорил? Результаты выборов в любой стране мира подтверждают эти слова гениального интервьюера: сегодня и речи не может быть о том, чтобы политик победил на выборах, не используя все телересурсы.

Если телевидение – это зеркало, значит, то, что в нем показывают, – это мы. Мне кажется, большинство телезрителей большинства стран воспринимают телевидение как норму, если угодно – как пример.

В книге «Власть манипуляции» (о которой мы уже говорили) С. Кара-Мурза приводит такие цифры: в начале 80-х годов в США 63 % опрошенных осужденных заявили, что совершили преступление, подражая телевизионным героям. Ну, из этого – понятно – делается вывод, что телевидение влияет на нас не плохо, а очень плохо.

Но вот вопрос: телевидение – главный и единственный воспитатель в нашей жизни или все-таки нет? Если бы эти 63 % не посмотрели телевизор – они что, были бы законопослушными гражданами? Честно говоря, не думаю..

Мы уже говорили не раз, что произведение литературы или искусства дает ответы только на те вопросы, которые уже есть у человека. Этот же вывод можно перенести и на телевидение: оно спровоцирует на гадости только того человека, который к подобной провокации готов.

Например, если ваш ребенок берет пример с тех, кто выясняет свои отношения в какой-нибудь программе «Хижина-254», – то в этом виноват не телеэкран, а то, как вы воспитали вашего отпрыска.

Телевидение – такое зеркало, которое каждого человека отражает по-разному. Но в целом общество считает нормальным именно то, что показывают по телевизору.

В последнее время нормальным стало показывать всякие телевизионные – и снова употреблю не литературное, зато понятное слово – «подставы». Телевидение столь активно стало вмешиваться в нашу жизнь, что, если так пойдет дальше, – мы не будем гарантированы от встречи со скрытой камерой даже в собственном доме.

Дошло до того, что, скажем, в аэропорту штата Аризона актеры, переодетые в форму охранников, заставили пассажира самолета залезть с головой в аппарат для просвечивания багажа – пассажир вылез из аппарата, истекая кровью. В другом американском штате туристы в гостинице вошли в ванную комнату и увидели там плавающий в ванне труп. Конечно, это было чучело, но кто ж будет разбираться, тем более если вваливаются полицейские (переодетые актеры) и начинают угрожать тем, что откроют уголовное дело.

Все это снимается на камеру, показывается и имеет сумасшедший рейтинг.

Не мной замечено, что самая страшная тирания характеризуется вмешательством деспота в личную жизнь граждан. Не становится ли телевидение постепенно таким тираном, который в любой момент может вторгнуться в нашу жизнь, причем, весьма активно? Телевидение идет по такой дороге, что любой из нас, даже не подразумевая этого, может стать телевизионным персонажем.

Но мы смотрим эти передачи. Мы обсуждаем их. Они нам интересны. И значит, они тоже есть отражение нас.

Мы очень любим ругать телевидение. При этом забывая, что оно, конечно, принесло очень много пользы. Благодаря ему мы можем быть в курсе любого события, происходящего Бог знает где, и даже почувствовать себя его участником.

Помню, с каким восторгом я, как и миллионы моих сограждан, по каналу «Вести-24» следил в прямом эфире за тем, как Сочи выбирают хозяйкой Олимпиады 2014 года. Я был не просто свидетелем, мне казалось, что я участвую во всем этом деле.

Телевидение дает огромное количество информации, причем, дает, если можно так выразиться, – зримо.

Телевидение позволяет каждому из нас ощущать себя гражданином мира. В эпоху телевидения ничто не далёко, и все близко.

Собственно, чего тут долго доказывать? Я знаю людей, которые принципиально не смотрят телевизор. Их – единицы. Миллиарды же граждан нашей планеты считают свою жизнь без телеэкрана неполноценной.

Однако человечество устроено как-то странно, так и норовит любое открытие использовать против себя. Боюсь, этот не до конца оптимистический вывод, увы, можно отнести и к ТВ.

Постепенно телевидение нас завоевывает. Хороший оно хозяин или плохой – вопрос обсуждаемый. Но то, что оно становится хозяином нашей жизни, – факт безусловный. Большинство из нас существуют в ситуации несвободы от телеэкрана. И можно бы крикнуть: ребята, надо с этим что-то делать! Но кричать некому: все смотрят телевизор.

Телевидение имеет свойство превращать нас в толпу. А каждому, между тем, хочется остаться человеком.

Вот про толпу и про человека мы дальше и поговорим.

Толпа

См. главу «Человек».

Человек

Каково предназначение человека? Быть им.

Станислав Ежи ЛЕЦ, польский писатель

В Греции, причем в Древней, произошел однажды такой случай. Известный (позже справедливо названный великим) философ Платон сообщил людям, собравшимся на площади: «Человек принадлежит к роду животных, к виду двуногих. Он двуногое, без перьев».

У них в Греции (Древней) так было принято: выйдет, бывало, философ из дома и изречет нечто такое, что потом человечество обсуждает много тысячелетий. Вот так вот поделился Платон своей мыслью, а потом к нему подошел другой философ (впоследствии тоже справедливо названный великим), Диоген, бросил Платону под ноги ощипанного цыпленка и крикнул, причем, издевательски: «Вот, Платон, твой человек!»

Платон задумался. И Диоген задумался. Ну и потом они, вместе с примкнувшим древнегреческим народом, стали обсуждать: что ж такое за птица этот самый человек?

Количество философов на душу населения с тех пор сильно уменьшилось. Нынче ежели кто вдруг и выйдет из дома с вопросом, так явно не с философским. Однако на вопрос: «Что за птица этот человек?» – до сих пор нет однозначного ответа.

Хотя лучшие (и худшие) умы человечества старались понять. Пророки приходили, всякие мудрые варианты ответов предлагали. Революционеры с оружием в руках доказывали истинность собственного понимания этого слова: все революции устраивались во имя человека и побеждали ценой огромного количества человеческих жизней.

То есть все думали, думали, что такое человек, а понять так никто и не смог окончательно. Странно, не правда ли?

В моем «Многослове» сколько слов всяких! И практически любое можно определить: мол, означает оно то-то и то-то. А главное слово – «человек» – однозначно не определяемо в принципе.

Вот, представьте, прилетели бы на Землю инопланетяне, спросили бы: «Кто такие есть люди?» Ну и как им ответишь?

Разные медицинские характеристики, конечно, можно продемонстрировать: состав крови там, давление, деятельность пищеварительного тракта тоже хорошо изучена. Но очень быстро инопланетяне бы выясняли, что про деятельность самой главной, с позволения сказать, части человека – а именно мозга – можно сказать очень мало чего. Поэтому все остальные медицинские показания, согласитесь, инопланетян могли бы не удовлетворить.

Тогда бы им начали приводить примеры разных великих людей. Думаю, что в этом случае мозг пришельцев вполне мог бы дать сбой: уж очень бы оказались разными те самые существа, которые называют себя «человек».

Вот, например, драматург Лопе де Вега (жил, напомню, в XVII веке) написал – внимание! – тысячу восемьсот комедий и четыреста одноактных аллегорических пьес. До нашего времени, однако, дошло чуть больше 4000, что тоже, согласитесь, немало.

А великий русский хирург Николай Пирогов «развлекался» иначе: за 15 лет работы в Петербурге он вскрыл почти 12 тысяч трупов! Это, кстати сказать, 800 трупов в год, или чуть больше двух трупов в день. (Если работать без праздников и выходных.)

Некий Ширали Муслимов отметил – внимание! – 168 дней рождений, более полутора веков прожил этот азербайджанец. В возрасте 136 лет он женился на 57-летней женщине. Нетрудно подсчитать, что жена была моложе мужа на 79 лет! Мало того: у супругов родилась дочь! Зато американец Роберт Магдональд спал без просыпу 453 часа, то есть почти 19 суток.

Артур Макмуро Каванах родился в 1831 году без рук и ног. Тем не менее в 24 года женился, и в его семье было семеро детей. Он сумел стать членом парламента, вице-королем и губернатором графства Карлов.

Некто Алэн Вилсон обратился в верховный суд штата Невада со следующим делом. У этого Вилсона оказалась непогашенная облигация госзайма достоинством в 1 тысячу долларов, которая была выпущена властями штата в 1865 году под 24 % годовых. За сто с лишним лет набежала сумма около 700 триллионов долларов, каковую Вилсон и требует ему вернуть. По закону – прав. По сути, если требование удовлетворить, то рухнет банковская система штата Невада, да и вообще банковской системе США не поздоровится. Судебное разбирательство длится до сих пор…

И это все – люди. Ну, как их тут определишь, ежели все такие совсем разные? Да что там великие и известные! Посмотрите на обычного жителя, скажем, Москвы и африканских джунглей и представьте, что вы – пришелец. Ну, и чего? Много общего узрите? Впрочем, стоит ли так далеко ехать? Так ли уж много сходств отыщется у жителя Москвы и какой-нибудь северной деревни?

Нам кажется, что люди внешне похожи. Боюсь, этот ответ инопланетян не удовлетворил бы. Тут как-то ученые исследовали лица людей в инфракрасном излучении и выясняли, что у каждого из нас абсолютно уникальный рисунок расположения кровеносных сосудов под кожей, поэтому лица у всех совершенно разные. Даже у близнецов! Не только отпечатки пальцев, но и лица у нас у всех совсем непохожие.

Интересно, что на осознание абсолютно естественного для каждого из нас вывода об уникальности отдельного человека, человечеству понадобились века. Ученые утверждают, что само слово «личность», как и «индивидуальность», появилось всего где-то двести – триста лет тому назад. Древние греки и римляне как-то без него легко обходились… И Сократ, и Аристотель, и те же Платон и Диоген со своим ощипанным цыпленком, имели в виду некий обобщенный образ человека, некую обезличенную «не личность». И лишь в XVI веке философы Возрождения осознали, что у всех людей есть «необщее выражение лица», что все мы – индивиды. Представляете, сколько веков понадобилось людям, чтобы слово «личность» получило право на жизнь?

Пришельцы, предположим, поняли бы, что люди – существа уникальные. Хорошо. И предложили бы исследовать их с самого, так сказать, начала: откуда, мол, они, то есть мы, приходим в этот мир. И снова нечего было бы нам ответить дотошным посланникам иных цивилизаций. Множество веков человечество размышляет о человеке, не зная, откуда мы приходим в этот мир и куда уходим из него. Трудно, согласитесь, оценить путь, если не понимаешь, где именно и почему он начался и где закончился.

Причем, этот вывод относится как к каждому отдельному человеку, так и к человечеству в целом.

Как возникло человечество? Неизвестно. Масса теорий. Некоторые считают, что человека создал Господь Бог. Есть те, кто придерживается теории Дарвина: мол, человек – сильно продвинутая обезьяна. Менее известна точка зрения довольно многочисленных африканских племен, которые считают, что все наоборот происходило: не обезьяны превратились в людей, а неправедно живущие люди становятся обезьянами.

Когда моему сыну Андрею было десять лет, он решил примирить теорию Дарвина и теорию Божественного происхождения человека, рассудив так: раз в школе учат, что человек произошел от обезьяны, значит, так тому и быть. Но вот обезьяну точно создал Бог.

Когда возникло человечество? Тоже вопрос. Вообще-то ученые считают, что возраст человека, который сам себя назвал разумным, примерно 1 миллион лет. Но вдруг в Калифорнии – раз! – и нашли останки скелетов, которым 50 миллионов лет. Или в южных итальянских Альпах отыскали скелеты людей, которые умерли 3–4 миллиона лет назад.

Испытывая очевидную неловкость перед пришельцами из иных миров, мы с гордостью могли бы сообщить: конечно, что такое человек – неясно, откуда появляется и куда уходит – непонятно, однако то, что создан он очень ловко и умно, – вот это факт безусловный. От себя я добавил бы инопланетянам, что мне лично очень трудно представить, что такая продуманность в создании человека есть результат эволюции.

Например, всем известно страшное выражение: «вытек глаз». Глаз – это жидкость. А чего ж тогда на самом лютом морозе, когда ресницы покрываются инеем, увлажненная поверхность глаза вовсе не чувствует холода? Потому что мы так устроены, что на открытой поверхности глаза нет клеток, чувствительных к изменениям температуры. Разумно, не так ли? А то, представляете: вышел бы человек на мороз, и его глаз превратился бы в лед. Ужас!

А почему в тот же самый лютый мороз, ежели вы дышите носом, то во рту не становится холодно? Вдыхаете дикий морозный воздух, а во рту все равно тепло – в чем дело? Дело в том, что воздух, поступающий в легкие через нос, всегда нагревается до 36–37 градусов.

Человек создан не только ловко и умно, но и крепко. Воистину – на века.

Меняется ли человек на протяжении веков? – спросили бы нас инопланетные жители.

В первобытном обществе мать кормила ребенка грудью несколько лет. Нынче, если год – так уже хорошо. Казалось бы, вона как мы изменились! Ан нет… Это все – детали. Антропология свидетельствует: вид человека остается неизменным уже несколько сотен лет со времени кроманьонцев.

Вот ведь как нас создали! Представляете, сколько за эти века всякого напроисходило в истории, какие открытия были сделаны, а мы, люди-человеки, какими были, такими и остались. Разве не поразительно? Что же за стержень такой есть в нас, который не позволяет нам измениться, несмотря ни на что? Мне кажется, стержень этот называется душа.

В общем, так и не смогли бы мы объяснить представителям иных миров, кто есть таков человек. Точнее, каждый из нас объяснял бы по-своему. Вот ведь, как оно все получается: живет такое неизменное веками, называется «человек». Что не меняется – понятно. Как называется – ясно. А кто таков – возможны варианты, причем, огромное количество.

Так получается, что человечество на протяжении истории научилось давать определения чему угодно, кроме самых главных понятий человеческой жизни. Нет общего для всех определения Бога. А что такое жизнь? Что такое счастье? Что есть любовь? Как говорится: сколько людей – столько мнений. И что мнения, что люди – все разные. К этим же главным словам жизни относится, конечно, и человек.

Своему первому «Многослову» я дал такой подзаголовок: «Книга, с которой можно разговаривать». И как же спорили и продолжают спорить его читатели о том, что такое любовь, счастье, жизнь и так далее. И слава Богу! Понять и организовать собственную жизнь, можно только размышляя о ее главных понятиях. И тут как раз не результат важен – он не достижим, существен процесс.

Короче говоря, все, что мы могли бы предоставить нашим инопланетным друзьям, – так это разные определения слова «человек». Как говорится: информация к размышлениям.

Вы, дорогой читатель, хоть и не инопланетянин, но вам, надеюсь, тоже будет небезынтересно узнать, как разные умы определяли нас с вами.

Аристотель считал, что человек – это политическое животное, одаренное речью и обладающее нравственными качествами, то есть умеющее размышлять над тем, что есть добро и зло. По Аристотелю получается, что безнравственный человек – не человек.

Гегель заметил: что человек делает, таков он и есть. То есть человек определяется по человеческим делам.

Наш современник, профессор Евгений Косов считает, что человек, по сути, – это обезьяна, у которой есть совесть. Тут у меня два суждения: во-первых, не найдешь на Земле более бессовестного существа, чем человек. Во-вторых, не знаю, как профессор, но, мне кажется, я отличаюсь от обезьяны не только совестью.

Словарь Даля: «Человек – каждый из людей; высшее из земных созданий, одаренное разумом, свободной волей и словесною речью». По поводу «высшего из земных созданий» – оставим на совести Владимира Ивановича: мы уже говорили о том, что «царственность» человека весьма и весьма условна. А вот то, что человек – это только тот, у кого есть разум и воля, – согласитесь, интересно. Гляньте-ка в зеркало: как у вас с этим?

С тем, что человек – высшее на Земле существо, категорически не соглашался великий философ Дени Дидро. Он вообще смотрите, какой ужас написал: «…на всем земном шаре нет ни одного совершенно гармонически сложенного, совершенно здорового человека. Следовательно, человечество – это скопище более или менее уродливых, более или менее больных индивидов». Понятно, что такое определение человечества, самого человека, мягко говоря, не возвеличивает.

Слова Дидро раздражают, не так ли? Нам, людям, не нравится, когда о нас так говорят. Мы, люди, слишком любим себя, чтобы дать укорениться подобному взгляду.

Как говорится, a propos замечу, что, мне кажется, история человечества развивалась бы совсем иначе, ежели бы мы, люди, перестали бесконечно называть самих себя высшими существами да царями природы. Если бы мы научились быть скромней и самокритичней. Если бы больше думали не над тем, как восславлять самих себя, но над тем, как исправить и самих себя, и все то, что мы, люди, натворили.

Однако подобный взгляд непопулярен. Главенствует иной, по-своему замечательно выраженный в стихотворении русского поэта и публициста XIX века Ивана Пнина. Вот вам, пожалуйста, еще одно определение человека в стихотворной, так сказать, форме:

Ну ладно. С такими, с позволения сказать, определениями вряд ли до какой истины можно докопаться. Так что глянем лучше в словарь. Даль уже был. Возьмем более современный.

Словарь Ожегова: «Человек – живое существо, обладающее даром мышления и речи, способное создавать орудия и пользоваться ими в процессе общественного труда». Это определение, крепко стоящее на базе марксизма-ленинизма: есть общественный труд – есть человек. А если труд не общественный, то ты кто? Обезьяна, что ли? Вор, значит, не человек? Да что – вор, бизнесмен, занятый собственным обогащением, – не человек, что ли? А кто же?

Окончательную путаницу внес в понимание того, кто есть человек, великий литературовед Михаил Бахтин, который заметил: «Человек никогда не совпадает с самим собой. К нему нельзя применить формулу тождества: А есть А… Подлинная жизнь личности доступна только диалогическому проникновению в нее, которому она сама ответно и свободно раскрывает себя». Ну, как говорится, приехали: если человек никогда не совпадает с самим собой и раскрывается только в общении – то как же в нем разобраться-то?

Но человек не только в общении раскрывается. Он еще раскрывается в толпе, о которой немецкий философ Ницше писал: когда сто человек стоят друг возле друга, каждый теряет свой рассудок и получает какой-то другой.