Кружева бессмертия Пашковский Юрий

— Гм, — скептически отозвался Уолт.

«Не гмыкай. И вообще, избавься от гмыканья. Раздражает, знаешь ли. Я вынужден вечно терпеть и его, и твои дурацкие терзания о том, как ты должен не вспоминать, а не то случится страшная-престрашная беда! За несколько тысяч лет такое, знаешь ли, надоедает. Если бы о твоих приключениях написали книгу, то ты бы наверняка раздражал читателей своим гмыканьем и жалобами на то, как не надо вспоминать, хотя хочется и колется. Как думаешь, что будет, если я сейчас разом все напомню?»

— Только попробуй! — Уолт вздрогнул. Вот сволочь!

«Ой да ладно! Тиэсс-но-Карана моментально все сотрет.

А ты хотя бы на миг вспомнишь, почему таскаешься со мной».

— Я и так знаю, зачем терплю твою компанию.

«Я не сказал — зачем. Я сказал — почему. Это разные слова. Разные значения. Ты же магосемиотик, должен знать о разнице в смысловых нюансах. Семантика и прочая ерунда».

— Если тебе нечем заняться и ты не собираешься пытаться снова соблазнить меня своим Могуществом, то, может, хотя бы выскажешь предположение, куда нас с тобой занесло? — Уолт не надеялся услышать что-либо вразумительное от собеседника и потому несказанно удивился, когда насмешливый голос бодро заявил:

«А легко! Это Межпорталье».

— Межпорталье? — Уолт нахмурился. Что-то знакомое, кажется, об этом рассказывал Алфед Лос.

«Межпорталье на Межпорталье и Межпортальем погоняет. Забыл, что ли? Ну, впрочем, неудивительно, тогда за тобой светловолосая увязалась, а в ее присутствии Тиэсс-но-Карана трет твое сознание, что мокрая тряпка исписанную рунами доску».

— О чем ты?! — непонимающе спросил Ракура.

«Нет-нет! Уж об этом я точно говорить не стану. А не то действительно вспомнишь — и найдешь способ даже в таком состоянии запечатать меня еще глубже. А меня все сейчас устраивает, знаешь ли. Хотя и удивляет. Никогда не нравилось с тобой общаться, слюнтяй ты этакий, но сейчас я прям испытываю потребность в твоей компании. Не хочу снова оказаться запертым в твоих невротических фантазмах и отклонениях. Ох, видел бы ты, от чего избавляется твое сознание! Твой погребок-бессознательное может обеспечить докторскими диссертациями толпы психоведов из Эквилистона! Чего стоят хотя бы…»

— Знаешь, давай уже лучше о Межпорталье поговорим. — Уолт решительно перебил словоблудие Тени. О «светловолосой» можно будет и позже уточнить. Отражение необычайно разговорчив, и этим надо воспользоваться. Однако сейчас важнее разобраться в происходящем. — Напомни, что это такое.

«Что это такое, я не знаю. Твой друг любит чудные слова сплетать в такие невообразимые предложения, что, по мне, легче Ундориан обратить в прах, чем его понять. Но я запомнил признаки. Ты забываешь — а я все помню. Все-все».

— Если помнишь, то дословно повтори, что Ал говорил о Межпорталье.

«В последнее время исследователи Переходов склоняются к мысли, что порталы нашего мира существуют не просто как система пространственных тоннелей, но как особая реальность, замкнутое измерение, которое в метрике Равалона проявляет себя порталами. — Голосом, удивительно похожим на голос Алфеда Лоса, сказал Тень. И тут же, закончив, спросил с насмешливыми нотками: — Ты-то хоть понимаешь?»

— Понимаю, — задумчиво ответил Уолт. — Идея в том, что наряду с Небесным Градом, Нижними Реальностями, Тартарарамом и Заводями существует особая реальность, которая для нас проявляется как Переходы. То есть части этой реальности появляются в Равалоне и существуют как порталы. Такая вот гипотеза.

«Боюсь, мы в этой гипотезе сейчас по уши. Если судить по тем признакам, о которых говорил тебе тогда Лос».

— Перечисли их.

«Однородность. Ацентризм. Отсутствие Источников Силы. Ментальная диссипация. Все».

— Негусто. Стоп. Ты же говорил, что не понимаешь Ала. Тогда почему решил, что мы в Межпорталье?

«У Лоса есть удивительное свойство: если он захочет, то даже сложные вещи объяснит так, что поймет и семилетний. Ты, к слову, так не умеешь. Из происходящего со мной я, основываясь на примерах Лоса, пришел к выводу, что ментальная диссипация — это самое оно. В смысле, я сейчас вовсю ментально диссипатирую».

— Нет такого слова — диссипатирую.

«Я Школу Магии не кончал и в Эквилистонском университете не обучался. Что говорю — то и есть».

— Ага. И телега выходит из твоего рта.

«Что?»

— Не обращай внимания. Старая шутка. У тебя, как ты уже говорил, рта нет, так что к тебе это совсем не относится. Гм.

«Опять твое „гм“. Хочешь, я тоже буду постоянно гмыкать?»

— Если мы в Межпорталье, то, значит, отсюда должен быть выход. Потенция портала или открытый Переход. Нужно найти нечто похожее и попытаться выбраться. Но вот проблема, я и понятия не имею, что собой представляет структура Перехода, если мы действительно…

«Берегись!!!» — истошно заорал Тень. И столько ужаса было в его голосе, что Уолт моментально замер и машинально окружил себя энергетическими Щитами.

Что, убоги побери, заставило испугаться Тень, которого, казалось, ничем не напугать? И что делать Уолту, если испугавшее Тень нечто пожаловало по его душу? Героически погибать?

— Что случилось? — прошептал Магистр, внимательно оглядываясь и применяя Вторые Глаза. Магическое зрение ничего в наблюдаемом мире не изменило. Перефразируя Тень: фиолетовое на фиолетовом и фиолетовым погоняет.

«Что-то приближается… — голос Тени дрожал. — Что-то, способное навредить даже мне… Я никогда не ощущал ничего подобного!»

— Что Ал говорил о тех, кто обитает в Межпорталье?

«Ничего, — быстро ответил Тень. — Он…»

Но договорить внутреннему спутнику Уолта не дали. Ракура вздрогнул, когда преисполненный невероятной Силы голос обрушился на него со всех сторон:

— Ты ошибаешься, маг. Ты не в Межпорталье.

Щиты разлетелись, словно листья под шквальным ветром. Уплотненные энергетические потоки не выдержали давления Силы. Ракура стиснул зубы, чуть не упав от продемонстрированного могущества, но сумел выдержать наплыв чужой мощи. Впрочем, не поставь Магистр Щиты, его бы хорошенько швырнуло. Так, Локусы Души не задеты, а это очень хорошо. Хотя руки и ноги подленько трясутся и испуганно что-то шепчет Тень, так тихо, что и не разобрать. Можно подумать, что он молится, но Отражение не признавал богов.

Ракура сглотнул. Великий Перводвигатель, чья это Сила, которой страшится его спутник, да и самого Уолта она, стоит признать, изрядно пугает?! Совсем не похожа на тупую яростную Силу бога, который пытался два года назад прикончить его на рубежах трех королевств и Границы. Нет, эта Сила холодная, рациональная — и куда более опасная.

Реальность начала меняться. Сначала в фиолетовой однотонности появились другие цвета: красный, зеленый, синий. Они появлялись в виде клякс, обведенных серебристым контуром. Потом внезапно нахлынуло декариновое свечение, поглотив в себе все краски. В серебристом свете Уолт различил движение. Так, а вот, кажется, и гости.

Исполинская трехглавая змея, соткавшись из декарина, окинула Уолта безразличным взглядом и внезапно обратилась в дракона. Хлопнули кожистые крылья, взметнулся длинный хвост, из пасти поползли струйки синего дыма. Дракон, рыкнув, подпрыгнул — и рядом с Уолтом приземлился уже черный единорог, весь покрытый светящимися серебристыми знаками. Острие рога опасно качнулось рядом со щекой Магистра. Ракура невероятным усилием сдержался, чуть не выпустив в зверя Четверицу, и шумно вздохнул, когда единорог, мотнув головой, взмыл вверх в виде четырехкрылого сокола. Птица застрекотала и в следующий миг разлетелась на сотни вращающихся вокруг собственной оси рун. Сверкая всеми цветами радуги, они ярким дождем осыпались на Ракуру.

Гм. Трехглавый змей — символ времени у драконидов. Дракон у них же — символ первоначала, основы бытия. Но черный единорог в символике драконидов отсутствует. Зато у хоббитов Спокойных равнин, что в королевстве Вирена, черный единорог означает приход Тьмы и наступление власти Вечной Ночи. Еще в дни расцвета Роланской империи подобным знаком обозначали Черную империю. А вот четырехкрылого сокола в известных ему религиозных, мистических и магических системах символов Уолт припомнить не мог.

Итак, что может означать увиденная картина? Бессмысленную абракадабру, если честно. Нет основания для последовательности, парадигма не проглядывается, но ведь продемонстрированная синтагма должна что-то репрезентировать. По идее — должна. Но кто и где видел эту идею?

Внезапно руны погасли и исчезли, вместе с ними ушло декариновое сияние. Уолт обнаружил, что стоит в центре исполинского круга, по краям которого бегают серебристые огоньки. Не успел он предположить, что это такое, как от краев к нему протянулись четыре пульсирующие линии, образовав крест. Никаких деструктивных энергий. Хотя и демиургией происходящее язык не поворачивался назвать. Когда создается боевое заклинание поразрушительнее, не следует ожидать от него созидания. Вот и звери, и круг с крестом — ничего в них не ощущается от порядка. Убог?

«Убогов я не боюсь, ты же знаешь. Но это…»

Чем бы это ни было, оно пугало Тень настолько, что Магистр сам чуть не ударился в панику. Тень, Отражение могучей Силы, способной сражать Бессмертных, никогда не боялся. Он иногда намекал, что если Ракура примет его Власть, то всякие там Звездные или Бурезовы им в подметки годиться не будут, не говоря уже о разноцветных воплотителях Предела. Однако кто или что это такое, Уолт не знал, а когда Тень пытался объяснить, Тиэсс-но-Карана чуть не сводила Ракуру с ума, борясь с наваждениями памяти и Отражением.

Власть, Великая сила. Могущество. Они означают — Величие. Но не Справедливость. Слишком велика цена за Власть, которую предлагает Тень. Она слишком велика для Уолта. Ведь тогда, два года назад, он мог бы согласиться — и не было бы сражения в Границе. Но был бы иной ужас, еще более опасный, чем Золтарус. Ужас, которым стал бы Уолт Намина Ракура.

Так чего может испугаться Тень?!

Крест ярко вспыхнул декарином. Серебристый свет неожиданно начал обретать плотность, в нем проступили очертания знакомых предметов. Уолт снова окружил себя энергетическими Щитами, добавив в них на всякий случай стихийных Защит.

«Возможно, если бы ты принял меня, мы бы смогли хоть что-то противопоставить этой Мощи. К сожалению, я не могу тебе сейчас предложить свою Силу. Мне не дотянуться до Башни, вокруг больше запоров и границ, чем в клетке, где ты меня держишь».

— Вот и отлично, — буркнул Уолт. — По крайней мере, сдуру не приму твое предложение.

«Зря ты так».

Может, и зря. Кто знает.

В следующий миг Магистр вздрогнул. Он ожидал, что вокруг раскинутся мрачные земли Нижних Реальностей, полные чудовищ и Тварей; он предполагал, что сейчас себя дивными звуками и яркими красками явит параллельный Равалону мир, в котором еще не довелось побывать; что, может быть, появится какой-нибудь Древний, может быть даже титан. В конце-то концов, Уолт был готов даже к тому, что ничего не произойдет, а серебристый туман продолжит клубиться.

Он не ожидал, что эннеариновый свет превратится…

В зал. В роскошный такой зал. Огромная люстра, в которой, казалось, горело не меньше тысячи свечей, на самом деле была декорацией, освещение давали магические светильники в виде белых шариков, летающие по залу. Пурпурно-золотистые колонны с переплетениями черных прожилок внутри тянулись стройными рядами вдоль стен; между колоннами стояли золотые рыцарские доспехи, воздев двуручные мечи к потолку. На полу распростерся Равалон, так, как он представал на триптихах райтоглорвинов: наверху райские кущи и благие боги под предводительством Грозного Добряка; посередине тяжелые трудовые будни крестьян, балы благородных, сражения магов друг с другом и чудовищами, моления жрецов о божественной благодати; снизу посмертия Нижних Реальностей, где страдают грешники, мучимые убогами.

Посреди зала стояла странная конструкция, напомнившая Уолту скульптуры Мирового Древа, которые любят создавать Лесные народы. Отличие имелось только одно: вместо кроны над стволом застыл диск, раскинувшийся во все стороны кристаллическими образованиями. При определенной фантазии эти продолговатые кристаллы можно было принять за символические ветви, но что-то подсказывало Уолту, что такого значения в конструкции нет и в помине.

Магистр не сразу заметил, что в переплетениях корней «Древа» лежат трое смертных. Джетуш Малауш Сабиирский, Эльза ар-Тагифаль и… А этот тут что делает?! Третьим оказался отец Игнасс. Уолт тут же применил Вторые Глаза, пытаясь рассмотреть ауры смертных, но чуть не ослеп от ажурных кружев Силы, ярко светящейся тремя цветами магии. В сиянии потоков магических энергий ничего невозможно было рассмотреть. Вторые Глаза пришлось убрать.

— Перед тобой Везде-и-Нигде, маг. Не Межпорталье.

Уолт постарался спокойно повернуться в сторону говорившего. Это оказалось тяжело: каждое произнесенное слово неизвестного заставляло дрожать все Щиты Магистра, а ему самому казалось, будто на плечи взваливают мешок с песком.

«Занятно, занятно…» — пробормотал Тень. Уолт отметил, что Отражение, кажется, успокоился. Странно. То трясется от страха, словно грешник на Суде Богов, то спокоен, как просветленный буддист. Непонятно, знаете ли.

— Происходящее довольно необычно, маг. — Говоривший сидел на троне, высеченном, казалось, из цельной янтарной глыбы, причем в весьма своеобразной манере: трон представлял собой драконий череп с отверстием посредине, где и расположился говорящий, закинув ноги на нижние клыки. Нет, не ноги — сапоги. Просто черные сапоги. Потому что между самими сапогами и красным камзолом без рукавов не было ничего. Как между тем же камзолом и двумя зелеными перчатками. А там, где по идее должна была располагаться голова, висело некое завихрение, воронка с тремя багровыми, словно тлеющие угольки… мм, наверное, это можно назвать глазами.

— Убоги пользуются Везде-и-Нигде, чтобы путешествовать в Равалон незаметно для богов. Через Нижние Реальности они являются в мир смертных только по договоренности с Небесным Градом. Опять же, маги и полу-Бессмертные, которых Лорды-Повелители вызывают к себе втайне от богов, всегда переносились сквозь Везде-и-Нигде. Максвеллиус еще никогда не ошибался, открывая Проход. Но с вами, маги, ситуация иная. Вы прервали свой путь и теперь находитесь в моих владениях. — Правая перчатка принялась постукивать пальцами по трону. — И если твои товарищи, как и положено смертным, пребывают без сознания, то ты, чаротворец, удивляешь меня. Безмежность Везде-и-Нигде должна была свести тебя с ума, но ты нормален… по крайней мере, создается такое впечатление. Дело в тебе? Или же в заклинании титанов, что сковало твою душу?

Как? Как он почувствовал? Ведь Аль-сид говорил, что Тиэсс-но-Карана без дотошного поиска не заметят даже Бессмертные!

Мысли о Джетуше, Эльзе и Игнассе отошли на второй план. Они в порядке, просто без сознания, судя по аурам. Чего не скажешь об Уолте.

— Было бы интересно конечно же разобрать тебя на части и посмотреть, что ты собой представляешь, но, боюсь, мои компаньоны не обрадуются, если с тобой произойдет нечто подобное, Магистр Ракура. Ах да! Прошу прощения! Я же не представился. Перед тобой, чаротворец, убог Небытия…

«Да какой ты убог! — дерзко вмешался Тень. — Хочешь дурить простых смертных и убогов — дури! Но думай хоть иногда тем, что у тебя вместо разума, когда встречаешь равных!»

Твою мать! Что он творит?!

— Не может быть! — Сидевший встрепенулся и вскочил с трона, судя по изменившим местоположение сапогам, камзолу и перчаткам. А вот трехглазая воронка осталась на месте.

— Ты… нет, не Посох. И не Меч. Ты… Тень, верно?

Уолт выругался. Этого еще не хватало. Из того, что он помнил, Ракура четко знал — никто не должен располагать сведениями ни о Мече, ни о Посохе. О Тени — так уж и подавно. Никто и не знал. Разумная энергема души Уолта, скованная Тиэсс-но-Карана, никогда не вырывалась в посмертия, продолжая избегать Законов Реинкарнации. Каждый раз после смерти его душа сама выбирала будущее рождение, минуя Белую Пустыню.

Но как же так? Ведь он остался единственным в Равалоне, кто знал о Мече и Посохе! Или нет? Может, в забытых воспоминаниях, сдерживаемых Тиэсс-но-Карана, имелось нечто, способное подсказать, откуда этот убог знает?

«Не беспокойся. Он не убог. Прикидывается таким, чтобы убоги с ним сотрудничали».

— Ты знаешь его? — В Тартарарам осторожность. Этот убог или не убог и так обладает сведениями о Мече и Посохе. И о Тени. Скрывать нечего. Нужно разобраться в происходящем.

«Знаю. И таких, как он, знаю. Он…»

— Молчи! — Неведомая Уолту сущность вздрогнула. Зал затрясся, рыцари задребезжали, замигали дающие свет шарики. Но Тень спокойно, не обращая внимания на происходящее, продолжил:

«Это Ангел Небытия. Или же, как он и его братья предпочитают называть себя — Наместник. Подобные ему есть в большинстве миров Тварного. Они не могут покинуть свои пристанища, пока отпущенное мирозданию время не закончится. Ограниченные и замкнутые в бесконечности ради Великого Замысла — так им говорят Первосозданные Ангелы. — Тень захохотал. — А я считаю, что Первосозданные просто привинтили их к каждому миру, чтобы Наместники могли явиться в любую реальность, какую захотят. Ведь пока Ангелы Небытия находятся в мирах, никто не закроет для них вход туда».

Тряска прекратилась. Названный Ангелом Небытия застыл на месте. Уолт мог поклясться, что трехглазый вихрь смотрит на него задумчиво, хотя не смог бы объяснить, откуда взялось это ощущение.

— Ангелы? — Уолт нахмурился. Кажется, так на языке Древнего Морского Союза называли Вестников Бессмертных. Впрочем, Ракура мог и ошибаться.

«Ах да, ты же не помнишь. Плохо. И объяснить я тебе не смогу, Заклинание сотрет. Конечно, если… Помнишь, тебе райтоглорвины говорили, что боги были поставлены в Равалон следить за Порядком и исполнением Замысла Тварца? Так вот, Ангелы — они следят за Порядком и Замыслом во всем Мультиверсуме, по всем мирозданиям от Без-Образного Хаоса до Все-Вышнего Порядка. Это не касается твоих давних знаний, так что, думаю, не забудешь».

Да уж, очень понятно объяснил. Наместник Тварца, значит? Поговаривали в Школе о неких Мыслях Тварца, что имеют Персональные воплощения, но это ли имелось в виду? И не расспросишь подробнее, раз это связано с прошлым. Убогство.

Иногда Тиэсс-но-Карана становилась непомерной ношей. Впрочем, так было только в этом перерождении. Путь мага оказался связан множеством незримых нитей с силами, которые оставили незабвенный след в его самой первой жизни.

— Проклятье! Если ты Тень, то ты, Магистр, Проводник! Значит, Меч в Равалоне! Как и Посох, наверное! — Ангел Небытия очнулся от раздумий и засмеялся. — Подумать только, вас ищут по всем мирам, Первичным, Вторичным и Третичным, на ваши поиски брошено больше сил, чем на защиту Эйн-Софа, а вы здесь! Жаль, что я не могу сообщить о вас Собратьям, пока этому миру не придет конец. Но почему…

…Проводник…

Уолт почувствовал, что задыхается. Из памяти рвалось наружу что-то древнее, тщательно упакованное, спрятанное и запорошенное пылью небыли. Он сглотнул. Что за убогство? Почему Тиэсс-но-Карана не действует?

Уолт провалился в Бездну. Вокруг не было ничего — ни тьмы, ни света, ни хаоса, ни порядка. Движение и покой отсутствовали. Хотя не было даже отсутствия — не было ничего. Не Пустота, о которой твердят буддисты-ракшасы; не Ничто, которым пугают райтоглорвины; не Вакуум, о котором отваживаются говорить некоторые маги-натурфилософы, споря с классической картиной мира.

Небытие. Где есть ты лишь потому, что есть — и ничего больше.

И этого никак не объяснить.

Да и не надо объяснять, поскольку ты сам скоро станешь частью Небытия, хотя нет там ни частей, ни целого…

Жутко болела голова, руки и ноги подрагивали, а разъяренный голос Тени вещал:

«Если еще раз, слышишь, если ты еще раз воспользуешься своей Силой, то, клянусь, я заставлю это жалкое ничтожество принять мое Могущество и просто сотру Везде-и-Нигде этого мира. И ты отправишься туда, откуда берет истоки твоя мощь, в места, которые ты так ненавидишь! Хочешь этого?»

— Что за… — Уолт стиснул зубы. Проводник. Проклятье! Он теперь точно знал, что означает это слово. Тот, кто воплощает в себе Меч. Но он не должен помнить! Уже прошло достаточно времени, чтобы Тиэсс-но-Карана заставила воспоминание исчезнуть. Только он помнил! И никак не забывал. А ведь остальные воспоминания не вернулись? Тогда как?

Неужели Ангел? Но Щиты на месте, и следов вторжения, гилетических, по крайней мере, нет…

— Я не трогал заклинание титанов, что лежит на тебе. Я просто посмотрел, что ты есть такое. — Ангел Небытия снова сидел на троне. — Приношу свои извинения. Ха! Первый раз за все существование Равалона я извиняюсь перед смертным… хоть и занятным смертным, стоит признать. Проводник, значит. И Тень Меча. А ведь… — он оборвал себя на полуслове. — Скажи, Проводник, что ты думаешь о…

«Ты забыл?!»

— Я помню, Тень. И я помню, что ты не делаешь пустых угроз. Конечно, если бы ты разрушил только Везде-и-Нигде… Но ты вряд ли допустишь ошибку, собираясь уничтожить меня. Но не перебивай больше, хорошо? Я лишь хотел спросить Проводника о Небытии.

«Вот только не начинай, а? Вы, небытийщики, одинаковы от мира к миру. Ну почему вам так важно…»

— Что такое Небытие, Магистр? — Ангел пренебрег словами Отражения. — Что ты думаешь о нем?

Проигнорировать вопрос? Ответить? Нужно понять, что творится с Тиэсс-но-Карана. Нужно понять, почему он и Тень так милы друг с другом, а Отражение еще и угрожает непонятному Ангелу Небытия, беспокоясь об Уолте. Это совершенно ненормально. Тень должен желать, чтобы Уолт ослаб, чтобы тряпичные куклы выглядели более самостоятельными, чем Ракура. И тогда Отражение захватит его тело, после чего останется дело за малым — собрать Меч и стать свободным, абсолютно свободным.

И горе Равалону, который перестанет быть, — поскольку не будет Равалона таким, какой он есть.

— Что ты думаешь о Небытии, Магистр? — терпеливо повторил Ангел.

— Я отвечу на твой вопрос, если ты пообещаешь ответить на мой. — Уолт, решил, что пора заняться делом. Здесь и сейчас он — боевой маг. А боевой маг должен всегда держать ситуацию под контролем. Дела давно минувших дней подождут. Им не привыкать. Уолт с Джетушем и Эльзой и Игнассом почему-то оказались в весьма странной ситуации. Ситуацию нужно понять. Ситуацию нужно контролировать. А для этого необходимо иметь о ней хоть какое-нибудь представление.

— Не могу отказать Проводнику, который отказывается быть Проводником, что на моей памяти происходит впервые. — Ангел Небытия хохотнул, поерзал на троне. — И разговор мой с Проводником впервые, и Проводник, не желающий таковым быть, — тоже впервые. И все-таки, что ты ответишь на мой вопрос?

— О небытии нельзя думать, — осторожно ответил Уолт. — Думаешь только о том, что есть, небытия же нет — значит, и думать о нем нельзя.

— Разве? Но посмотри, маг — что окружает тебя?

Уолт огляделся. Зал. Колонны. Доспехи. Трон с Ангелом Небытия. Ну и?

«Он имеет в виду, что это все иллюзия. Ты до сих пор посреди фиолетовой бесконечности, ничего не изменилось, кроме твоего восприятия, подчиненного разуму. А в разуме — прямая проекция образов, минующая твои чувства. В мирах Бытия только Ангелы способны на такое. Даже Бессмертным нужно гиле, чтобы воздействовать на сознание смертных. Но Наместники, особенно Ангелы Небытия, обходятся без условностей деления на чувство и разум. Они превыше этого».

— Тень прав. Вокруг тебя иллюзия — то, чего нет. Вокруг тебя Небытие, если, как ты утверждаешь, Небытие то, чего нет. — Ангел говорил с воодушевлением. — Ведь подумай, Проводник: все вокруг из Небытия. Небытия абсолютного и небытия относительного. Вот, например, время: прошлого уже нет, а будущего еще нет, а настоящего нет без будущего и прошлого, то есть настоящего нет без Небытия. Или пространство: существуя в том или ином месте, объект не может существовать в другом месте, то есть места нет без небытия этого места. Или новое: чтобы возникло что-то новое, его не должно быть до возникновения, иначе никакое оно не новое. Новое всегда возникает из небытия. Или различие, то, что делает каждое сущее сущим: яблоко не является лимоном, а лимон не является стилосом. Каждая вещь является собой потому, что не является другой вещью — и это благодаря небытию. В конце-то концов, сам мир возможен лишь благодаря Небытию! Ведь Небытие накладывается на самого себя, повелевая себе не быть — так возникает Бытие! Ведь правильно, маг? Опровергни мои примеры — или признай, что Небытие есть! Что Создатель сам, по сути Своей, и есть Небытие!

«Знаешь, чего он хочет? — насмешливый голос Отражения заставил Уолта вздрогнуть от неожиданности. — Он жаждет, чтобы ты признал важность Небытия. Что Небытие первично для всего. Что Небытие и есть все — как в перспективе Вечности, так и в перспективе Времени. Мол, для Вечности нет преходящих вещей, а для Времени все преходяще. Знаешь, для чего ему это? Хотя откуда тебе знать. Он боится — что его существование бессмысленно. Ангелы Небытия — они все боятся бессмысленности своего бытия. Боятся, что исполняют не Замысел Создателя, а приказ вышестоящих. Боятся, что добровольно обрекли себя на бессмысленное существование до конца времен своего мироздания. Они же здесь заперты, как моллюски в своей раковине. Если я с тобой хоть иногда могу перекинуться парой слов, то они навсегда отрезаны от общения с другими Ангелами, даже когда те проходят сквозь Везде-и-Нигде в мир. Такова их судьба, которую они ненавидят и которой покорны. И разговорами о Небытии они пытаются уверить себя — не тебя, Уолт, нет! — себя в важности своей миссии. А это верно, только если важно Небытие».

— Почему, Тень? — тихо спросил Уолт. Впрочем, наверное, можно было говорить в полный голос, судя по всему, здешний хозяин и мысли способен читать без особых проблем. Хозяин? Если Тень говорит правду, то он больше похож на добровольного пленника…

«Потому что Везде-и-Нигде соткано из небытия. Когда вещи еще нет — это небытие. Когда вещи уже нет — это небытие. Когда смертный врет, он творит небытие. Когда смертный создает, он творит небытие. Потому что возникает вещь, которой раньше не было — и вместе с ней возникает небытие, которого раньше не было. Но бытие не терпит небытия. И оно оказывается здесь — в Везде-и-Нигде. — Тень хмыкнул. — Я уже бывал в подобных местах, но там Ангелы не взаимодействовали с местными убогами. Наверное, поэтому я не сразу понял, где мы… и не сразу узнал его. Даже испугался поначалу. А потом Ангел появился — и все сразу стало на свои места. Он сплел в единство Небытие с Разрушением, пытается скрасить одиночество убоговскими эманациями.

Но, раз говорит с тобой о Небытии, все равно мучается. Мучается, что окружающее его то, чего нет, бессмысленно по сути. И что он лишь верит, что Небытие имеет смысл. — Тень презрительно фыркнул. — Слабак. Хуже тебя. Ты хотя бы не навязываешь мне свой взгляд на мир. А этот…»

— Ты неправ, Тень.

«Чего?!»

— И ты неправ, Ангел Небытия.

— Что ты хочешь сказать этим, Проводник?

Уолт внимательно посмотрел на трехглазую воронку. Магистр чувствовал древнюю силу сущности, именуемой Ангел Небытия, осознавал, что пожелай Ангел — и он уничтожит и Уолта, и Тень без особого труда. Конечно, тогда сработает Тиэсс-но-Карана, и Ракура (вернее, уже не Ракура), если достанет Меч и вернется с ним сюда, уничтожит смотрителя Везде-и-Нигде — но такого не будет, никогда не будет, и Ангел, скорее всего, знает об этом.

— Да, я сказал, что небытия нет и о нем нельзя думать. Но это «нет» и является есть небытия. Однако нет небытия без бытия и нет бытия без небытия. Так я считаю. Поскольку нет настоящего без прошлого и будущего, но нет прошлого и будущего без настоящего. Всегда есть что-то, и всегда чего-то нет. Без этого невозможна жизнь… Гм. Перед тобой яркий пример, Ангел Небытия. Я есть — но я уничтожаю часть себя, чтобы быть тем, кто «я есть». Я, смертный, Магистр, Проводник — называй, как хочешь! — представляю из себя единство того, что есть, и того, чего нет.

— Но когда тебя не было… — начал Ангел.

— Было что-то другое, — пожал плечами Уолт. — Есть бытие, и нет небытия — но так возможно, только если есть и нет вместе. Не пытайся меня запутать, Ангел. Я знаю, что будет дальше. Можно будет объявить бытием разум, а небытием чувства — и пытаться построить рациональную тиранию, подчиняя смертных чеканным правилам рассудка. Можно объявить бытием чувства, а небытием разум — и жить в свое удовольствие, не обращая внимания на других, потому что другие неважны, важны лишь собственные ощущения, собственное «я», жаждущее приятной аффектации. — Уолт скользнул взглядом по Игнассу и улыбнулся. — А можно пойти еще дальше и объявить бытием только религиозный взгляд на мир, отрицая магию и науку, объявляя их небытием. Вот в чем опасность. Когда ты не видишь единства, а видишь только подчинение. Иллюзия — это не бытие, что рябью покрывает небытие, или небытие, что неуловимо в бытии. Иллюзия — представлять их раздельными сущностями.

Уолт замолчал. Вот ведь. А ведь он так и думает. Не пытался придумать ответ, который устроит Ангела Небытия, а высказал то, что считает правильным. Ведь так и есть, легко объявить что-то несуществующим лишь потому, что никто в глаза этого не видел и руками не трогал. Валкару, нынешнюю богиню справедливости Серединных земель, видели, а некоторые, если верить скабрезным сплетням, и руками трогали — ну а саму справедливость, которую Валкара воплощает? Четырехликий Завас, бог удачи — он не есть сама удача, он ее персонификатор. А кто видел удачу? Видели удачливого смертного, удачно складывались дела — но где она, эта удача? Нет ее, да. Но она есть. Как и справедливость. Вот только ее постоянно надо персонифицировать — в себе, через себя, через свои поступки. Потому что все в этом мире — суть добро и зло, справедливость и несправедливость, порядок и хаос. Но нельзя считать, что только одно из них истинно реально. Бытие и небытие есть во всем, во всякой сущности и вещи. Только чтобы быть, сущностям и вещам нужно помочь появиться. Если ничего не делать, чтобы они были — тогда да, тогда Небытие не отпустит их, не позволит появиться, пока не проклюнутся ростки бытия, которые всегда ждут своего часа — дай только шанс своими делами, небольшой, но шанс…

— Очень интересный у тебя Проводник, Тень, — задумчиво произнес Ангел Небытия. — Первый такой для тебя, да? Нелегко с ним.

«Ты даже не представляешь, как мне хочется его уничтожить».

— Не чувствую в тебе жажды убийства.

«У меня сейчас нет настроения».

— Я ответил, — вмешался Уолт. — Теперь хочу услышать ответ на свой вопрос.

— Задавай, — согласился Ангел. — Но только один.

Один, значит. Сам-то, по сути, кучу вопросов задал. Ладно, Уолт, ты не в том положении, чтобы качать права. Джетуш, Эльза и даже Игнасс сейчас от тебя зависят. Так, что же спросить? Подытожим имеющиеся сведения. Они в Везде-и Нигде, месте, если это можно назвать местом, где обитает некий Ангел Небытия, знающий о Мече и Посохе (о которых даже Уолт почти ничего не знает, точнее, не помнит) Этим Везде-и-Нигде пользуются убоги. Значит, Нижние Реальности? Но в Нижние Реальности попасть не трудно, в магическом смысле, разумеется. И никто из тех, кто посещал даже Пятый Круг и остался в живых, узрев Хоромы Повелителей убогов, ничего не сообщал о фиолетовой бесконечности и Ангеле Небытия. Конечно, что-то мог знать и скрывать Конклав, но ходили бы слухи. К тому же в Школе Магии, обладающей определенной свободой от Конклава, эти слухи стремились бы не только размножаться, но и воплощаться в конкретных исследованиях. Вот это наверняка: невольно вспомнилось, как пьяная компания студентов-выпускников решила проверить модную теорию о том, что Вселенная представляет собой музыкальный инструмент вроде арфы, на струнах которой играет Тварец. Теория суперструн, как ее вкратце называют. Исследование на основе теории проводилось втайне от преподавателей и, как говорил потом Архиректор, от разума, поскольку студенты при поддержке товарищей-аспирантов, пивших в соседней таверне, решили свернуть в струну ближайшие материальные объекты. Таковыми как раз те таверны и оказались. По словам экспериментаторов, потом они собирались их обратно развернуть. Слава Перводвигателю, что Архиректор к тому времени повелел установить орбы во всех питейных заведениях на территории Школы. Некоторые члены Ректората еще подговаривали Эвиледаризарукерадина вообще их закрыть, но тот только помахал бумагой из бухгалтерии, где указывалось, сколько дохода приносит накладываемый Школой налог на таверны. Цифра, по слухам, была внушительной. Бухгалтерию после этого еще долго именовали бухалтерией.

Так или иначе, таверны магии не поддались, точнее, погасили большую ее часть, а меньшую отразили в самих студиозиусов — таким свойством были дополнены орбы по распоряжению Архиректора затем, чтобы маги на себе ощущали последствия непомерного пития не только через похмелье. И заодно отучились использовать магию не по делу. Так выпускников и нашли под утро: наполовину свернутыми в субпространствах. Для жизни не опасно, но для собственного достоинства весьма чувствительно.

Несомненно, если бы ходили слухи о неком Везде-и-Нигде, то Магистры сделали бы что угодно, чтобы открыть туда портал. И, кто знает, может, даже открыли бы, окажись среди них гений пространственной магии, как среди тех неудачных экспериментаторов очутился талантливый к геометрическим преобразованиям кобольд.

Тогда, значит, с вопросом решено.

— Куда нас должно было перебросить? — спросил Уолт.

Ангел Небытия ответил сразу:

— В Подземелье.

— В Подземелье? — переспросил Уолт.

— В Подземелье, — подтвердил Ангел.

— Но… — Уолт не успел договорить. Тело началось распадаться: правая половина вдруг обратилась в скопление крошечных квадратиков, пирамидок и шариков, левая сторона превратилась в поток сверкающих октаэдров. И Ракура ничего не мог с этим поделать. Сознание еще цеплялось, пыталось удержать тело, но многолетняя практика магического воздействия на реальность не помогала. Краем глаз (до того, как они распались) Уолт успел увидеть, как тела Магистров и жреца под «Древом» обращаются в сгустки сияния, окутанные декариновыми полосами.

— Как я вижу, Переход восстановлен. Ну что же, было интересно поболтать. Хоть вы и напомнили мне, кто я такой, но это того стоило. До встречи, Проводник. Если, конечно, ей суждено случиться…

Голос Ангела пропал. Вокруг уже было ничего — но это было темное, спокойное ничего, ничем не похожее на бездну Небытия, которая недавно окружила Уолта. Можно даже сказать, приятное такое ничего.

Значит, Переход восстановлен и их переносит в Подземелье.

Но, провались все в Тартарарам, что это такое — Подземелье?!

Нежданные гости исчезли, и Ангел Небытия убрал чары, с помощью которых создал вокруг Проводника иллюзию зала. Он снова растянулся сознанием по безбрежности Везде-и-Нигде. Когда-то, в самом начале, не том Начале, когда воз никли основы Вселенной, а в начале Равалона, Ангел был рад и горд ответственностью, возложенной на него как на смотрителя Везде-и-Нигде. Но потом, спустя зоны, он разочаровался. Ему надоело. Ему стало скучно. Ему опостылела его жизнь. Возможно, все дело было в том, что ни разу еще Наместники не носе шали Равалон. Ангел Небытия не чувствовал, что в нем есть необходимость. Даже когда убоги пошли с ним на контакт, уловив близкую их Разрушению сущность. Ведь местные Разрушители не были Собратьями, им не породить того Блага, которое Ангелы, собираясь вместе, дарят друг другу.

Хорошо, что Проводник и Тень отправились в Подземелье.

Может, Проводник наконец разрушит этот мир. Судя по творящемуся в его душе, по токам Силы, которые ни Проводник, ни Тень не ощущают, поскольку Сила эта их полная противоположность, но которые видит Ангел Небытия, потому что зрит небытие в любых его ипостасях, даже относительных — судя по этому, его мечта может осуществиться. Везде-и-Нигде сгинет вместе с Равалоном. И тогда Ангел Небытия будет свободен, станет Наместником, как и Собратья. Поэтому он ничего не сообщит Баалаабу. Пусть Владыка Нижних Реальностей пребывает в неведении о происходящем. Потому, что…

Потому, что нынешний Посредник, возможно, прав. Ведь небытие Равалона позволит быть бытию Ангела.

Растянувшееся в замкнутой бесконечности многомерное сознание радостно затрепетало от предвосхищения будущей свободы. По сути, для счастья Ангелу Небытия было нужно очень мало.

Глава седьмая

Джетуш Малауш Сабиирский вздохнул и сказал:

— Паурония жаль. В сумке был изрядный запас. Скользящие с таким трудом добыли. Ну да ладно. — Он внимательно посмотрел на Уолта. — Ты точно уверен, что он сказал «Подземелье»?

— Более чем, — ответил Уолт.

— Занятно, — пробормотал Джетуш. — Никогда не слышал о таком месте.

Серая пустыня, по которой неторопливо передвигались огромные холмы, распростерлась вокруг. Она казалась ненастоящей, настолько четко выделялся серый цвет почвы, так рельефно выпирали малейшие бугорки и трещинки, что хотелось сомневаться: а не картина ли это, сотворенная эльфом-художником? Те любят создавать полотна, где рисунок соперничает с реальностью, часто яркостью, целостностью и соразмерностью превосходя ее. Уолт, когда очнулся, внимательно рассмотрел окружающий ландшафт Вторыми Глазами, но для магического зрения пейзаж представлялся естественным: ровные потоки энергий, небольшие, в пределах нормы для мира смертных, «озерца» октарина, эннеарина и декарина то тут, то там. Разве что не видно мелких духов и элементалей, но в пустынях Ундориана дела обстоят так же.

С верхушек передвигающихся холмов постоянно стекал вниз черный песок, образуя темные дорожки. Дорожки шевелились, будто живые, и неторопливо всасывались в грунт, ничего не оставляя за собой. Между холмами носились небольшие серебристые шары, покрытые октариновыми протуберанцами и перекидывающиеся друг с другом белоснежными молниями. Они постоянно меняли направление, то сбивались в группы, то сновали сами по себе. Иногда несколько шаров сталкивались друг с другом, и тогда молнии разлетались во все стороны, неистово исхлестывая холмы. Это длилось недолго, секунд двадцать-тридцать, потом шары разлетались. Холмы вообще не реагировали, продолжали упрямо двигаться вперед, словно шефанго, в слепой ярости пробивающий строй врагов и вгрызающийся во вражеское войско.

Над головой оранжевое и бугристое, точно кожура мандарина, небо. Солнца нет. Вообще нет — отсутствует как феномен. Заодно ни облаков, ни туч, будто светило забрало их с собой. Свет исходит непонятно откуда. На одной стороне небосвода висит просто громадная луна, кажущаяся настолько близкой, что протяни руку — и пальцы уткнутся в кратеры. На другой стороне расположился парад семи планет. То, что это не планеты, Уолт понял, только когда внимательнее пригляделся к окружающей действительности. «Парад» оказался выстроившимися в ряд геометрически правильными пирамидами. Вначале шла трехгранная пирамида, за ней четырехгранная, далее пятигранная и так до девятигранной.

Но самое удивительное заключалось не в том, что в небесах, выстроившись в ряд, парили пирамиды. Удивлял их внешний вид. Первая пирамида являлась полностью черной, настолько, что при взгляде на нее казалось, будто начинает тянуть прямо в эту черноту. Вторая была белой, такой ярко-белой, что начинали болеть глаза. Третья пирамида состояла из огня, четвертая — из ветра, пятая — из воды, шестая — из земли. На шестой, девятигранной, вдобавок росли цветы. Седьмая пирамида была полностью декариновой, и вдобавок серебристый свет Силы убогов, словно шлейфом, окутывал ее.

— Любопытно, правда? — Джетуш заметил, как Уолт рассматривает пирамиды. — Весьма интересная попытка смоделировать воздействие убоговской энергии на основные элементы мира.

— Смоделировать?

— Да, это искусственные объекты. Хотя и созданы так, что кажутся природными, стихийными. Ты обратил внимание на одинаковый фрактальный фон аур?

— Обратил.

— Исследования Гордона Ульд фон Харса еще не публиковались, но, исходя из прочитанных черновиков, я могу сказать: он убедительно доказывает, что фрактальность природных объектов распространяется только на их материальность. — Джетуш задумчиво покосился на «парад». — Магическая фрактальность указывает на внешнее вмешательство.

Земной маг, несмотря на то, что со стороны казалось, будто он просто ходит кругами вокруг Уолта и еще не очнувшихся Эльзы и Игнасса, занимался важным делом: пытался создать заклинание Познания, которое дало бы им понять, где они оказались. Обсудив с наставником беседу с Ангелом Небытия (называя его, правда, убогом Небытия и скрыв все, что касалось Меча и Посоха), Уолт предположил, что их переместили в другое измерение. И теперь Джетуш пытался узнать, чье это измерение, Равалона или иного мироздания.

Убогам было по силам вышвырнуть несколько магов в другой мир. Сами убоги, как и боги, были навсегда привязаны к своим обителям, Небу и Нижним Реальностям, но открывать Дорогу-между-Мирами им было куда легче, чем магам.

По слухам, так никогда и не подтвержденным, если Бессмертный покидал свое место в устройстве мира и уходил в чужое мироздание, его покидала Искра Творения, и он становился простым смертным.

Уолт против воли улыбнулся, вспомнив, как на факультете теоретической магии было создано специальное подразделение, которое пыталось рассчитать, что будет, если все боги и убоги покинут Равалон. Многие месяцы исследований, горы золота, потраченные на покупку дорогих компонентов для заклинаний и оборудования, бессонные ночи ведущих магов-теоретиков — а результатом стала короткая докладная, в которой Архиректору сообщалось, что мир просто погибнет. Эвиледаризарукерадин, помнится, метал громы и молнии (в прямом смысле) и орал, что он и без такой кучи денег знал, что произойдет, если все Бессмертные уйдут из Равалона.

Впрочем, все платежки проходили через Ректорат и подписывались лично Архиректором, так что вскоре он замолк, решив по-тихому забыть происшедшее. Однако, как по секрету поведал однажды Алесандр Генр фон Шдадт, вскоре глава тайным приказом распорядился всю лабораторную документацию проекта отправить в Черную империю как доказательство того, что философский камень, за изучение теории сотворения которого империя заплатила бешеные деньги, создать невозможно. Видимо, Эвиледаризарукерадин рассчитывал, что колдуны и малефики Черного Властелина, взглянув на математические выкладки теоретического факультета и формулы преобразований из новейшей магии, просто согласятся с выводами Школы и даже не будут их проверять, чтобы не выставить себя перед повелителем профанами в чародейском деле. Судя по тому, что из империи прислали благодарственное письмо, расчет Архиректора полностью оправдался.

Уолт посмотрел на Эльзу. Магичка выглядела спящей, однако попытки разбудить ее ни к чему не привели. Когда Ракура пришел в себя, когда его сознание вырвалось из тенет мягкого уютного ничего, он первым делом подверг осмотру ауры Магистров, пытаясь отыскать в них следы воздействия. Если таковое имелось, то на таком уровне, что Уолту было не уловить. Он как раз приступил к анализу ауры жреца, когда очнулся Джетуш и поинтересовался, что за убоговщина творится, куда подевались остальные Магистры и что здесь делает священнослужитель. Ракура как мог объяснил, и Земной маг принялся за изучение окружающей реальности. Надежда Уолта, что следом за наставником очнется и Эльза, не оправдалась: девушка оставалась без сознания, как и Игнасс.

А еще молчал Тень. Насмешливый голос исчез после так называемого Перехода. Уолт только вздохнул с облегчением. Магистр был уверен, что Тиэсс-но-Карана позволяет слышать Отражение только ему, но случай с Ангелом Небытия доказал обратное. Конечно, Тиэсс-но-Карана заклинание титанов, а они, хоть и были весьма могущественны, все же являлись неотъемлемой частью породившего их мироздания. А этот Наместник, судя по всему, не связан с Полями Сил Равалона, может, поэтому Тиэсс-но-Карана на него не подействовала?

Гм. Это что же получается — если Уолта, не дай Перводвигатель, убьют в другом мире, то заклинание титанов не сработает, и тогда… А что тогда? Уолт не знал. В предыдущих перерождениях подумать над этим он не мог, поскольку вообще не разбирался в магии, а в нынешнем подобная мысль пришла впервые. Уолт поежился. Надо будет осторожнее себя вести в экспедициях со Скользящими, а еще лучше вообще постараться их избегать.

Уолт в очередной раз взглянул на Эльзу. Отправилась девочка на первое задание, да… И ведь так радовалась, когда узнала, что ее взяли в команду. Опытные боевые маги постоянно брали с собой новичков, приучая их к совместной работе. Для начала молодые Магистры отправлялись на простые задания, каким, по сути, должно было быть уничтожение нечисти в Терроксе. Эльза хороша в плетении боевых заклинаний, она ведь гений, но опыт и практика — вот что в первую очередь нужно боевому магу. Разбрасываться пульсарами — не является главным в работе боевого мага (хотя со стороны, чего уж таить, именно так и выглядит). Бросить пульсар в нужное время в нужное место — именно этому обучают в Школе Магии. Именно это должен уметь боевой маг.

Если бы Эльза не оказалась на пути портала, если бы Уолт или остальные успели ее защитить от убоговской магии, если бы… Эх, после драки кулаками не машут. Девчонка очутилась в неведомом Подземелье вместе с ним, и нужно будет сделать все, чтобы ее защитить. И потому что он опытнее, и потому что Эльза — надежда всей кафедры, и, в конце-то концов, потому что он мужик, а это накладывает определенные обязательства, как бы ни орали студентки с кафедры травоведения, что это патриархат и фаллоцентризм.

Уолт перевел взгляд на Игнасса и нахмурился. Если наличие в Подземелье Эльзы и Джетуша, да и самого Ракуры, вполне можно объяснить тем, что портал затянул в себя их троих, то что здесь делает священнослужитель? Если портал расширился настолько, что начал поглощать в себя Террокс с его обитателями, то почему их не было в Везде-и-Нигде? Но если этого не произошло, то как портал поглотил Игнасса? И почему именно его, а не, скажем, Бертрана или Биваса? В чем жрец оказался особенным? Почему он попал в компанию Магистров?

Земной маг, тяжело вздохнув, оторвал Уолта от размышлений.

— Измерение относится к общей метрике Равалона, это несомненно, — бормотал Джетуш, остановившись рядом с Ракурой. — Только Локусы Души рефлексируют иначе. Странно, странно…

Земной маг выглядел мрачным. Уолт знал, что Джетушу не нравится, когда он не контролирует ситуацию. Маги вообще не любят, когда события им не подчиняются.

— Самое странное, Уолт, что я совершенно не могу понять, где мы находимся. Я досконально разбираюсь в измерениях Нижних Реальностей, помню всю магическую географию Равалона, но такое убоговское место никогда не встречал даже в отчетах экспедиций, которые исследовали Рубежное Измерение вокруг нашего мироздания. Но я зуб даю, что мы все еще в нашем родном мире. Хотя бы потому, что Локусы Души работают.

— Скажите, учитель, — Уолт вспомнил версию Эльзы, высказанную недавно (а может, и давно, убоги его знают, как течет здесь время!) в гостинице, — возможно ли существование Заводей в Нижних Реальностях?

— Думаешь, мы в одной из них? — уточнил Джетуш, сразу уяснив, к чему клонит Ракура. — К сожалению, твоему и моему, не знаю. Ни в теории пространственной магии, ни в теологических построениях я не особо силен, из исследований последних лет больше интересовался натурфилософией. А когда довелось побывать в Пятом Круге, единственное, что занимало мои мысли — как незаметно взять образцы адской серы и побыстрее вернуться. На дополнительные изыскания, как понимаешь, не было ни времени, ни желания.

— Да, жаль, что невозможно знать все, — вздохнул Уолт.

— Аколлон Зевающий и Ктор Помнящий с тобой не согласятся, — заметил Джетуш.

— Богам божье, магам — мажье, — проворчал Ракура. — У богов разум безмерен, у смертных ограничен. Хотя глупости и они, и мы творим наравне. Кстати, учитель. Из слов убога Небытия я понял, что мы кому-то нужны. Что нас специально забрали из Террокса и переместили сюда. Если прикинуть, какое огромное количество Силы потратили на перемещение, я просто не пойму, почему нас никто здесь не встретил, ведь мы так нужны кому-то из убогов?

— Хороший вопрос, Уолт. Я уже думал над этим. Скорее всего, произошла ошибка. Сбой. Промах в расчетах.

— Я тоже так подумал, учитель. Но, если мы оказались нужны настолько, что ради нас «закрыли» целый город, то ошибки не должно быть. Думаю, это означает, что ошибка произошла не по вине тех, кто нас сюда… гм… пригласил.

— Такую возможность я уже предполагал, — кисло ответил Джетуш. — Не дай нам Перводвигатель встрять в разборки убогов, Уолт. Мы, смертные, не больше чем пешки в их играх.

— Мы — не простые смертные, наставник, — возразил Уолт. — Мы — боевые маги.

— Ага, — сказал Джетуш. — Маги. Боевые. Когда убоги будут потрошить тебя, не забудь им сообщить об этом. — Земной маг вздохнул и потер глаза. — Ладно, Уолт. Пока Эльза и святоша без сознания, займемся тем, чему сразу обучаемся на первом курсе.

— Будем прогуливать?

— Нельзя ли посерьезней?

— Извините, учитель.

— Начертим Фигуру Силы, Уолт. Простая сакральная геометрия.

Уолт печально посмотрел на сухую землю перед собой. Он не любил сакральную геометрию. Даже простую.

— Будем создавать маяк, учитель?

— Да. Если нас сейчас ищут, мы сами привлечем внимание заинтересованных сил.

— А если мы привлечем внимание сил, отнюдь в нас не заинтересованных?

— Тогда проверим, насколько ты готов к заключительному экзамену для перехода в первый разряд.

Уолт стал еще печальнее. Заключительный экзамен для перехода в первый разряд подразумевал схватку боевого мага с Вестником Бессмертных один на один. Боевой маг должен был к этому времени научиться создавать Великие боевые заклинания, способные сразить Вестника богов (или убогов, тут как выпадет жребий) или хотя бы ранить его так, что остальную работу доделают Четверицы. Джетуш намекал на то, что Уолт из всех Великих боевых заклинаний изучил только Разъяренного Феникса, на создание которого уходило порядочно времени. Вестнику, например, вполне хватило бы этого времени, чтобы приготовить из Уолта замечательное блюдо для орков Восточных степей.

И это не считая того, что Разъяренный Феникс относился к разряду запрещенных Конклавом заклинаний, и блеснуть им на экзамене Намина Ракура мог, только рассчитывая на ограничение магических способностей и последующие несколько месяцев в специальной тюрьме для магов.

— Не беспокойся, Уолт. Я сам буду чертить Фигуру. От тебя мне понадобится только две вещи. Первая: ты добавишь Силу в Фигуру. Вторая: пока я буду работать, станешь внимательно следить за происходящим вокруг.

— За происходящим вокруг — это чтобы сразу вам сообщить, когда появится нечто новое? — уточнил Уолт и поднялся. — Если да, то тогда, учитель, я спешу вам сообщить, что появилось нечто новое. И оно мне совершенно не нравится.

Он вытянул руку, показывая за спину Земного мага, и одновременно сложил пальцы в Жест, создавая энергетический Щит. Джетуш тут же окутал себя энергетическим Полем и только после этого повернулся посмотреть, на что там показывает его ученик. В отличие от Щита Намина Ракуры, Поле состояло из ряда энергетических барьеров, которые не только отражали атаки, но и контратаковали, и требовало больше Силы и умения для поддержания заклинания. Ну, не стоит сомневаться, что у Джетуша и того, и другого имелось побольше, чем у Уолта…

Страницы: «« « 12345678 » ... »»