Ювенальная юстиция (сущность и тревоги). Материалы круглого стола Коллектив авторов

С.С. Сулакшин Вступительное слово

Заседание круглого стола

Ведущий круглого стола С.С. Сулакшин, доктор физико-математических наук, доктор политических наук, генеральный директор Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования

«О проблемах ювенальной юстиции»

В ходе научной дискуссии ученых и экспертов, занимающих принципиально противоположные позиции по обсуждаемому вопросу, иногда не все можно расслышать в аргументационной платформе оппонента. Иногда различны весовые коэффициенты в ценностных рядах, выступающих критерием для поиска истины и выработки конечной позиции. Их необходимо сопоставлять и находить точки соприкосновения, поскольку все, конечно, заинтересованы в поиске баланса интересов. Исходить при этом нужно из уважения общепризнанных ценностей – традиционных или относительно новых – с тем чтобы развитие шло органично, а не конфронтационным образом. Эта позиция, очевидно, в своей основе разделяется всеми.

Предметом сегодняшнего круглого стола является вроде бы знакомое словосочетание «ювенальная юстиция».

В Центре проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования осуществляется исследование, посвященное ювенальной юстиции, целью которого является анализ сущностного, правового, политического и скрытого содержания категории «ювенальная юстиция», целей, механизмов и возможных последствий ее внедрения в России. А также анализ общественного явления в России последних лет, обозначаемого как «ювенальная юстиция»

Целями сегодняшней интеллектуальной работы видится проникновение в смыслы, нащупывание точек столкновения и потенциалов сближения разных позиций, выработка консенсусного представления, которое будет оформлено в виде интеллектуального продукта – сборника материалов круглого стола. Более того, часто такого рода усилия завершаются разработкой правотворческих предложений разного уровня. Это тоже не исключается. Адресуемся мы, конечно, как к общественным, так и ко властно-управленческим структурам. Очень важно иметь в виду, что просвещенное в ценностном отношении общественное сознание тоже очень важный предмет адресации таких усилий.

На повестке сегодня следующие вопросы, вокруг которых, я надеюсь, будет строиться дискуссия:

1. Смысловое наполнение и употребление категории «ювенальная юстиция».

2. Механизмы функционирования системы ювенальной юстиции: в чем конкретно заключаются ювенальные технологии, какие последствия вызывает правоприменительная практика в этой области.

3. Декларированные и скрытые цели разработчиков проекта введения ювенальной юстиции в России. Введение ювенальной юстиции в контексте общих тенденций развития постсоветской России.

4. Возможные последствия внедрения ювенальной юстиции в России.

5. Проблемы нормативно-правовых основ функционирования правосудия в отношении несовершеннолетних в России.

Существуют объективные вызовы развития, связанные с системой правоохраны, с системой правосудия, с системой профилактики подростковой, юношеской и детской преступности и правонарушений. Ювенальная юстиция входит как подсистема в правоохранительную и судебную систему государства, но также тесно соприкасается с такими важнейшими сферами деятельности государства, как государственная молодежная политика; государственная политика в отношении семьи; государственная демографическая политика; государственная политика воспитания и социализации личности; государственная политика в сфере образования. Мы понимаем, что предмет является комплексным, очень разноплановым.

Ювенальную юстицию, таким образом, часто понимают в узком смысле, что характерно для высоких профессионалов юриспруденции, а часто понимают и в широком смысле, который я только начал обозначать, не исчерпав все области жизни общества и государственной ответственности. И эти два понятия конфликтуют, потому что юрист, правовед вправе спросить: «При чем тут ваше образование?», или «При чем тут уличная реклама?», или «При чем тут СМИ, нравственная цензура?» и т. д. Но ведь каждому понятно, что если мы ведем речь о здоровье не только физическом, но и ментальном, гражданственном, о жизнях наших детей, то не видеть контекст было бы не вполне правильно.

С другой стороны, наблюдая этот контекст, наверное, было бы более правильно отчетливо оконтурить те самодостаточные сферы государственного регулирования и нормативно-правового строительства, чтобы видеть границы и взаимодействия. Это тоже одна из задач проникновения в проблематику.

Довольно очевидно, что эта тема затрагивает фундаментальные, базовые основания жизни человеческих сообществ, истории развития. Очень простая иллюстрация совершенно различного представления иерархичного и ценностно обустроенного семейного института в традиционном прочтении, в котором, как правило, мировые религии этот институт себе представляют как культурно-ценностный институт страны и семьи в некотором современном «модернизационном» смысле, который несколько условно, но можно обозначить как «ювенальный» концепт семьи (рис. 1).

Очевидно, что разница существенна, и это тоже один из элементов, формирующих дискурс.

Очень важна тема санкций в этом обсуждении, потому что совершенно понятно, что не может быть очеловеченности и социализированности поведения без санкционной компоненты как внутри гражданской ячейки, семьи, так и внутри государственных или общественно-опосредованных ячеек.

Рис. 1. Модели отношений между родителями и детьми в семье

Две цитаты иллюстрируют подходы к вопросу наказания в традиционной и так называемой «ювенальной» семье.

...

«Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает… Ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец?»

(Библия)

...

Запрещено «любое наказание с применением физической силы и намерением причинить наказуемому физическую боль любой степени интенсивности или же неудобство (в том числе вынуждение ребенка сохранять продолжительное время неудобную позу), даже если оно незначительно ».

(Рекомендации Совета Европы «Искоренение телесных наказаний для детей»)

И опять существенная разница между традиционным прочтением в ценностных пространствах санкционной тематики и прочтением в инновационном подходе, который часто в узком смысле приписывается стремлению внедрить определенную систему ювенальной юстиции в современных обществах и государствах.

Само понятие, как я уже сказал, требует универсализации и специализации, при осознании различия в функциональной нагруженности этих подходов.

Нельзя замыкаться только на первом или втором подходе, потому что это порождает достаточно деструктивную и, в общем-то, не особенно плодотворную дискуссию. В мире существует опыт внедрения такого рода инновационных институций, есть уже фактология и статистика, которые справедливо порождают тревоги, указывают нам на наличие некоторых рисков. Наиболее общепризнанными среди них являются:

– разрушение семьи;

– падение рождаемости;

– рост отчуждения подростков и подростковой преступности;

– ускорение духовно-нравственной деградации молодежи.

А вот здесь возникает довольно забавная ситуация. Все

эти базовые риски достаточно очевидны – формулировки взяты из риторики публичных дискуссий. Но два последних риска сохраняются и в прямо противоположной ситуации: если ничего не делать, не обращать внимания на современные постмодернистские процессы разложения семьи, традиционных иерархических и общественных структур, ценностных рядов, общество столкнется с теми же проблемами.

Очень важно, что понимание ценностных установлений и целеполагания, понимание реальных рисков подобного рода масштабных процессов общественно-государственного строительства одновременно должно подводить нас к пониманию, что в человеческой практике активному государственному строительству, управлению и общественному проявлению доступны изменения как в позитивную критериальную сторону развития, так и в негативную.

Приведу две иллюстрации на эту тему. Иллюстрация негативная – это так называемый коэффициент витальности России (рис. 2).

Рис. 2. Коэффициент витальности России

Коэффициент витальности отражает, в совокупности, рождаемость, смертность, ожидаемую продолжительность жизни, сальдо миграции. Этот коэффициент рассчитывается нашим Центром. Когда значение коэффициента положительно, население прирастает. Когда эта величина имеет знак минус, население страны убывает. На графике отчетливо виден эффект распада страны (1917, 1991), очевиден эффект дефолта (1998), эффект перестройки (1986–1991) – как ментальный эффект, а не просто реакция на введение сухого закона. Важнее другое – существует всем известный тренд депопуляции страны. На самом деле ничего удивительного в этом нет. В этот период (1993–2000) бюджетные средства государства, общественные усилия Российской ассоциации планирования семьи шли на то, чтобы сокращать в стране рождаемость. Она и сокращалась.

В этой же плоскости можно рассматривать и проблему усыновления. По сути это гуманитарная проблема, и то, что несчастные дети, отягощенные болезнями, попадают в семьи, является бесспорной общественной ценностью. Однако я, имея официальные полномочия, исследовал систему усыновления в 1990-е гг. и утверждаю, что это был очень быстро растущий бизнес, приносящий реальные заработки (рис. 3).

Рис. 3. Усыновление российских детей иностранными и российскими гражданами

Кроме того, о чем тоже следует сказать, эта проблема шире, чем просто проблема усыновления: с точки зрения национальных интересов это экспорт генофонда страны. Обращаю внимание на важнейшую точку – в районе 2004–2005 гг. Кривая поменялась, но одновременно поменялась и кривая усыновления внутри страны. Почему? А потому, что было принято решение, потому, что общество сказало свое слово, потому, что парламентский корпус, высшие политические институты проявили волю, и процесс поменял направление. Значит, управлять этим возможно, и это одна из целей сегодняшней встречи и разговора. Это иллюстрация, привносящая оптимизм в наши усилия, потому что согласованное целеполагание, опирающееся на ценностные критерии выбора решений, позволяет найти пути решения этих проблем. А обретение пути означает уже переход к активной практике, которая дает результаты.

Приведу последнюю иллюстрацию, которая касается основного предмета – ювенальной юстиции (рис. 4).

Рис. 4. Динамика преступности несовершеннолетних в СССР и России

Обращаю внимание на очевидные корреспонденции: на графике отчетливо видно, как отражается на жизни нашего общества переход к демократии, очень желанный, но отягощенный таким вот эффектом резкого роста преступности несовершеннолетних. Также заметен эффект распада страны, дефолта, монетизации льгот. Вместе с тем налицо очень благотворный тренд, отражающий иммунные социально-политические особенности социума. Отсюда мы видим, что решения, которые принимает власть под давлением общества или при его безучастном молчании, сказываются, в том числе, не только на здоровье, но и на жизни наших детей, как, впрочем, и взрослого населения. Это и составляет ту меру ответственности в поиске решений сложнейшей многоплановой задачи, которую я сформулировал просто: «главное – не навреди». Мы сегодня ищем не победителей, а истину.

Доклады

А.С. Автономов, доктор юридических наук Проблемные вопросы внедрения ювенальной юстиции в России

Мне хотелось бы осветить несколько вопросов, вынесенных на обсуждение.

Итак, первый вопрос: цели внедрения ювенальной юстиции в России. Пока ее внедрение еще не осуществляется, а только обсуждается, поэтому сейчас можно говорить лишь о целях тех, кто выступает за ее внедрение. Эти цели заданы той катастрофической ситуацией с детским вопросом, о которой мы здесь уже услышали. Но прежде хочу сказать, что хотя я и юрист, однако не ограничиваюсь исключительно юридическими вопросами ювенальной юстиции, потому что для меня совершенно очевидна необходимость комплексного подхода к обсуждаемым вопросам. Именно поэтому когда мы говорим о внедрении специализированных судов, мы всегда добавляем, что это невозможно сделать без специалистов по социальной работе, т. е. без тех людей, которые работают с конкретными детьми. Как раз в этом плане я рассматриваю ювенальную юстицию, причем достаточно широко трактую ее. Это не только те органы, которые карают, но и те, которые должны не допустить ситуаций, ведущих к совершению правонарушений и суду, в том числе государственные органы и органы местного самоуправления, а также организации, которые не относятся к государственным, но по своему назначению, задачам, миссии работают с детьми. Перспектива, может быть, даже более важна, чем судебное решение той или иной проблемы.

В ходе обсуждения ювенальной юстиции постоянно возникает вопрос: что есть право ребенка? Есть ли отдельное право ребенка? На мой взгляд, есть. Если мы считаем, что каждый ребенок должен жить в семье, значит, возникает право ребенка на семью. Не всегда это право легко реализуемо. Однако если мы говорим, что у ребенка нет никаких прав, следовательно, нет и этого права на семью, что означает, в свою очередь, что его можно отбирать у родителей, семью можно разрушать и т. д. Всякий педагог, который работал с детьми в школе, прекрасно понимает, что если хочешь работать с ребенком – работай с семьей. В семье, не нацеленной на воспитание достойного человека, не могут вырасти достойные дети. Дети в подавляющем большинстве копируют взрослых, в том числе их представления о жизни. Все недостатки и все достоинства в детях закладываются родителями. Именно поэтому я, как сторонник ювенальной юстиции, всегда выступал за расформирование традиционных детских домов. Детские дома семейного типа намного лучше. Желательно, чтобы каждый ребенок считал, что у него есть родители. В этом, кстати, расхождение нашей точки зрения с господствующим на Западе мнением о том, что после усыновления или удочерения ребенка ему, независимо от возраста, обязательно надо рассказать, что он усыновлен. В России, если ребенок усыновляется в раннем возрасте, люди нередко даже меняют место жительства, стремясь скрыть от окружающих этот факт, чтобы они воспринимали ребенка как родного для этой семьи, без всяких изъянов. Это действительно очень важный психологический момент.

Вопрос о семье существенен. Одна из целей ювенальной юстиции – это решение проблем, с которыми сталкивается сегодняшняя семья. Семья меняется с ходом истории. Семьи отличаются друг от друга и по количеству детей, и по способам их воспитания, и по многим другим показателям. Городские семьи отличаются от сельских, ранее крестьянские отличались от дворянских, при всех общих ценностях. Поэтому сказать, что у нас все было одинаковым и никогда ничего не менялось, было бы крайне самонадеянным.

О субъектах интересов. Кто выступает за внедрение ювенальной юстиции? Я не берусь говорить обо всех, но по моему опыту, это, например, судьи, которые сталкиваются с проблемами насилия в семье, с проблемами детской преступности. Преступность в России, в общем-то, помолодела, и хотя есть общая тенденция к ее снижению, нельзя сказать, что у нас нет детей, совершающих преступления. Трудность тут еще в том, что с точки зрения уголовного закона, пока не наступает возраст уголовной ответственности, их действия не являются преступлениями. Но сами по себе деяния ведь остаются преступными. И здесь возникает масса вопросов. Иногда детей учат весьма цинично использовать свой возраст, в особенности это относится к наркоторговцам, которые говорят, что из-за возраста наказания детям не будет. Эти проблемы не могут нас не волновать. К сожалению, ребенок, который растет в определенных условиях, он все воспринимает как нечто должное, что именно так, а не иначе и надо поступать. Дальше, когда он вырастает, переубедить его в обратном практически невозможно. Это большая проблема. Поэтому с ребенком надо работать, как надо работать с семьей; иногда бывает так, что с семьей работать уже поздно, хотя я знаю, что какие бы запущенные семьи не были, многие дети в колониях и спецучреждениях думают о возвращении домой, думают о том, что они привезут маме в подарок. Это также важный аспект. Поэтому еще раз говорю, что для меня ювенальная юстиция неразрывна с работой с семьей.

Вопрос о зарубежной практике функционирования ювенальной системы. Эта практика совершенно различна в разных странах, не всегда она применима к нам. Так или иначе, есть и судебные органы, есть, как в Шотландии например, и система, которая строится не на судебных органах, а на административных. Некоторые «ортодоксальные» юристы вообще считают, что их систему нельзя относить к ювенальной юстиции, поскольку не суды занимаются делами детей. С другой стороны, у меня всегда возникает вопрос: а надо ли любого ребенка тащить в суд? Тем более в суд, не предназначенный для детей. Есть японская система, есть французская и т. д. Иногда ювенальная система за рубежом понимается узко – как работа с теми, кто оступился. Я рассматриваю это шире, для меня в систему ювенальной юстиции попадает всякий ребенок, находящийся в ситуации опасности, т. е. в разлагающейся семье, в семье, из которой он убегает, где он боится находиться. Это большая проблема, и ее надо решать.

Далее, о соответствии принципов ювенальной юстиции традиционным ценностным принципам функционирования института семьи в России. Вообще-то ювенальная юстиция во всем мире складывается на основе традиционных принципов, хотя они тоже подвергаются трансформации. Одна из наиболее успешных систем – это японская. Она построена на традиционной для Японии системе воспитания и т. д. Те, которых перевоспитывают, тоже перевоспитываются традиционными методами, с семьей так же работают. Там же, где пытаются порвать такие связи, все это работает гораздо хуже.

Говорят, что у нас общество никогда не вмешивалось в дела семьи, но из истории моей собственной семьи я знаю, что раньше, например, соседи очень интересовались тем, как происходит воспитание детей, достаточно ли строги родители. С другой стороны, скажем, насилие в семье уже давно не поощряется в нашем обществе. Мы вспоминаем XVIII в., когда телесные наказания были предусмотрены не только для детей, но и для взрослых, как в фильме «Сказ о том, как царь Петр арапа женил». На сегодняшний день в России считается, что телесные наказания – не лучший путь решения проблем. Значит, и мы наши взгляды как-то меняем. Любое воспитание можно построить разными способами – сочетанием стимулов и наказаний. Какие это будут наказания – это другой вопрос. Это вопрос и для семьи, и для школы. Сама по себе система оценок уже предполагает наказание. Поэтому здесь нельзя однозначно от чего-то отказаться или что-то поддержать.

Надо просто смотреть, как мы должны отвечать на те вызовы, которые перед нами ставит современность, и опираться при этом на традицию. Мы все равно совершенствуем нашу жизнь: на то мы и имеем разум, на то мы и имеем представления о традициях и о том, как нам нашу жизнь улучшать. Даже те провалы и подъемы численности населения, которые были представлены сегодня в докладе С.С. Сулакшина, странным образом совпадают с некоторыми моментами по внедрению или, наоборот, ликвидации ювенальной юстиции или ее элементов. 1910 г. – создание первых ювенальных судов в России, потом 1920-е гг. – создание Комиссии по делам несовершеннолетних, когда были полностью декриминализированы все деяния лиц моложе 17 лет. Потом 1934 г. – ликвидация Комиссии по делам несовершеннолетних, в том числе отделений судов по делам несовершеннолетних. Самое интересное, что их тайком пытались сохранять, еще в 1940-е гг. такие примеры были. Но с этим боролись. В начале 1960-х гг. – возвращение специализации в судах. Это известное решение Пленума ЦК КПСС 1961 г. о специализации в судах, которая с тех пор действовала почти до начала 1990-х гг. Затем все прежде существовавшее было признано негодным. Специализация осталась, но это была уже не та специализация, которая существовала в 1960-1980-е гг., когда судей приглашали в школы, когда они действительно работали с педагогами, с социальными работниками и т. д.

Кто сейчас внедряет ювенальную юстицию? С одной стороны, это неправительственные организации, их довольно-таки много. С другой стороны, это сами судьи в отдельных регионах, и таких регионов тоже уже много. Хотя практика внедрения у нас такая пестрая, что на сегодняшний день меня это начинает даже беспокоить. Потому что когда что-то слишком долго проходит стадию эксперимента, правоприменительная практика становится слишком многообразной и иногда противоречивой. Добиться единообразия впоследствии будет трудно. Но если ювенальная юстиция не будет внедрена, то тоже ничего хорошего из этого не получится. Здесь возникает много вопросов, не могу сказать, что я полностью удовлетворен всем, что у нас происходит. Но поэтому все и делается для того, чтобы найти верный ответ. Ведь ребенок – это человек в состоянии социализации, к нему нужен особый подход. Об этом говорится еще с XIX в.

Прогноз возможных последствий внедрения ювенальной юстиции в России зависит от того, в каком виде она будет внедрена. Если это будет просто специализация судей, как сейчас, то вряд ли мы придем к чему-то позитивному, но если мы действительно будем внедрять ювенальную юстицию комплексно, исходя из того, что главное – это не допустить ребенка в суд, решить проблемы на стадии их зарождения – вот тогда, возможно, результаты будут действительно хорошими.

В завершении хотелось бы сказать, что не ювенальная юстиция разрушает нашу семью, а те новации, которые принесла с собой жизнь. Жизнь поменялась в последние годы существенно. В новых условиях нам нужны новые подходы, новые методы решения этих проблем. И еще хотел бы добавить, что так пугаться иностранного опыта не стоит. К нам и христианство пришло из Византии, если вспомнить. При этом наши предки сумели отделить свои интересы от интересов Византии (там тоже миссионеры пытались решать свои проблемы в ущерб нашим интересам, в принципе, это происходит всегда и везде, какие бы благовидные цели не заявлялись), так почему же сейчас мы не можем поступить так же разумно. Почему не использовать на благо своей страны лучшее из имеющегося богатого мирового опыта, не копируя его при этом слепо.

Е.М. Тимошина, кандидат юридических наук Правовой анализ целесообразности внедрения ювенальной юстиции в России

Обсуждая какую-либо тему, необходимо прежде всего определиться с понятием того, что мы обсуждаем.

Под ювенальной юстицией обычно понимают правосудие в отношении несовершеннолетних. В действительности ювенальная юстиция – это разработанная за рубежом целая система правоотношений в области защиты прав детей. Помимо ювенальных судов, согласно концепции введения ювенальной юстиции в Российской Федерации, «под системой ювенальной юстиции понимается совокупность государственных органов, органов местного самоуправления, государственных и муниципальных учреждений, должностных лиц, неправительственных некоммерческих организаций, осуществляющих на основе установленных законом процедур действия, нацеленные на реализацию и обеспечение прав, свобод и законных интересов ребенка (несовершеннолетнего)» [1] .

Как следует из Заключения Общественной палаты Российской Федерации, ювенальные суды – лишь основа создания и развития ювенальной юстиции, «задачи которой гораздо более широкие, чем формирование альтернативных форм наказания несовершеннолетнего преступника или правонарушителя… Ювенальная юстиция – это правовой инструмент решения различных проблем детства в стране… ювенальная юстиция станет важным базисным элементом построения всей системы взаимоотношений ребенка и общества в ситуации, когда этот ребенок нуждается в защите, вне зависимости от того, совершил он преступление (правонарушение), или нет» [2] .

Альтернативой ювенальной юстиции в России является существующая система защиты прав и законных интересов несовершеннолетних, основанная на конституционных принципах защиты детства. Некоторые не видят разницы между ювенальной юстицией и системой органов, защищающих права детей в Российской Федерации, что является неверным пониманием сути этих явлений. Это отчасти происходит оттого, что в нашей стране органы, защищающие права детей, не объединены единым названием и не находятся в составе одного ведомства. Но такая система имеет смысл, поскольку обеспечивает независимость указанных органов и способствует определенному взаимному контролю над деятельностью каждого из них.

Права детей в России сегодня защищаются большим числом государственных органов и общественных организаций. К ним относятся: аппарат уполномоченного по правам ребенка, комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав, органы опеки и попечительства, суды, прокуратура, Министерство внутренних дел, Федеральная служба исполнения наказаний, Министерство образования, Министерство здравоохранения и социального развития, различные комитеты, общественные правозащитные организации и др.

Таким образом, в России существует система защиты прав детей, назначение которой не отличается от назначения ювенальной юстиции. Разница между этими системами усматривается в принципах и механизмах их работы, а также в понимании прав детей и объема этих прав.

Ювенальная юстиция преподносится российскому обществу как нечто новаторское, олицетворяющее собой «прогрессивное» понимание прав детей и способов их защиты. Однако мы полагаем, что это не так.

Что касается либерального подхода ювенальной юстиции к несовершеннолетним преступникам, то существующая российская система во многом занимает такую же позицию в выработанных законодательством и правоприменительной практикой пределах.

Анализ отечественного уголовного и уголовно-процессуального законодательства свидетельствует о существовании особого подхода к судопроизводству в отношении несовершеннолетних в России . Так, на основании ст. 420 УПК РФ: «производство по уголовному делу о преступлении, совершенном несовершеннолетним, осуществляется в общем порядке… с изъятиями, предусмотренными настоящей главой». Именно упомянутые здесь изъятия обеспечивают индивидуальный и более мягкий подход к детям. Таким образом, в нашей стране применяются особые условия проведения в отношении несовершеннолетних таких уголовно-процессуальных и уголовно-исполнительных действий, как: предварительное расследование, рассмотрение дел в суде, привлечение к уголовной ответственности, назначение и исполнение наказания (глава 50 УПК РФ, глава 14 УК РФ).

Кроме обозначенных требований, содержащихся в законе и определяющих особые условия проведения в отношении несовершеннолетних уголовно-процессуальных и уголовно-исполнительных действий, забота и внимание государства к несовершеннолетним проявляются также в том, что дела в отношении несовершеннолетних на стадии предварительного расследования, как правило, передаются наиболее опытному следователю, имеющему высокую квалификацию. В нашей стране крайне редко несовершеннолетнему преступнику, совершившему преступление небольшой или средней тяжести, избирается мера пресечения в виде заключения под стражу: более половины несовершеннолетних освобождается от уголовной ответственности уже на стадии предварительного следствия.

Несмотря на отсутствие специализированных судов для несовершеннолетних (так называемых ювенальных), на практике все судьи, наряду с основной деятельностью, имеют и свою условную специализацию, и в суде дела в отношении несовершеннолетних всегда отдаются одному и тому же судье, который имеет опыт работы с подростками. При производстве предварительного расследования и судебного разбирательства по уголовному делу о преступлении, совершенном несовершеннолетним, наряду с обстоятельствами, подлежащим доказыванию, в обязательном порядке устанавливаются условия жизни и воспитания несовершеннолетнего, уровень психического развития и иные особенности его личности, влияние на несовершеннолетнего старших по возрасту лиц (ст. 421 УПК РФ). Неисполнение данных правовых норм, призванных обеспечить индивидуальный подход к несовершеннолетним со стороны суда, свидетельствует лишь о необходимости увеличения численности судей и ужесточения их кадрового отбора, а вовсе не о потребности в создании ювенальных судов.

Что касается приоритетности мер воспитательного воздействия для несовершеннолетних правонарушителей, то и здесь российское законодательство не уступает странам, в которых практикуются ювенальные технологии.

Например, на основе концепции современного ювенального уголовного права ФРГ, сформулированной в Законе о суде по делам несовершеннолетних от 02 августа 1953 г., для несовершеннолетних предусмотрена четырехступенчатая система наказания [3] . В нее входят: воспитательные меры;

принудительные средства («воспитательные наказания»); меры исправления и меры обеспечения их безопасности (помещение в психиатрическую клинику, принудительное лечение от алкоголизма и наркомании, установление надзора за поведением, лишение права управлять автомобилем); наказание (лишение свободы).

Лишение свободы в ювенальном уголовном праве ФРГ рассматривается как крайняя мера, т. е. используется, если все прочие меры и средства оказались безуспешными или вследствие тяжести вины. Однако этот принцип закреплен и в российском уголовном праве. В России лишение свободы в иерархии видов уголовного наказания занимает также последнее место и применяется в отношении несовершеннолетних при наличии исключительных условий.

Либеральность отечественного уголовного судопроизводства в отношении указанной категории граждан находит свое выражение и в том, что при совершении несовершеннолетним преступления небольшой или средней тяжести он может быть освобожден от уголовной ответственности, если будет признано, что его исправление может быть достигнуто путем применения принудительных мер воспитательного воздействия (почти так же, как и в ювенальном уголовном праве ФРГ) [4] .

Схожими с установленными германской ювенальной доктриной выглядят принудительные меры воспитательного воздействия, назначаемые несовершеннолетнему по российскому уголовному законодательству. В их число входят: а) предупреждение; б) передача под надзор родителей или лиц, их заменяющих, либо специализированного государственного органа; в) возложение обязанности загладить причиненный вред; г) ограничение досуга и установление особых требований к поведению несовершеннолетнего [5] .

Однако, по нашему мнению, отечественные меры воспитательного воздействия в отношении несовершеннолетних правонарушителей нуждаются в совершенствовании, в дополнительной разработке. Несмотря на частоту применения принудительных мер воспитательного воздействия, их недостаточно, существует потребность расширить их перечень. Вполне очевидно, что на этапе назначения и исполнения мер воспитательного воздействия можно и даже необходимо привлекать специалистов в сфере педагогики и психологии, а также использовать специальные воспитательные и реабилитационные программы для несовершеннолетних, в большом количестве разработанные в России и применяемые в социальных центрах помощи для несовершеннолетних. Однако это никакого отношения к ювенальной юстиции не имеет , так как является частью деятельности системы профилактики преступности несовершеннолетних, которую необходимо совершенствовать.

Либеральность назначения наказаний несовершеннолетним в России проявляется и в том, что в течение последних нескольких лет доля приговоров с назначением несовершеннолетним лишения свободы условно не раз превышала 90 %. Даже лица, совершившие изнасилования, в большинстве своем получают приговоры, не предусматривающие реальное лишение свободы [6] . Такое положение дел свидетельствует о небывалой снисходительности и либеральности судопроизводства в отношении несовершеннолетних. Тем не менее реализация принятой в 2010 г. Концепции развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года позволит еще более либерализовать данную систему. В числе прочего Концепция предполагает увеличение применения уголовных наказаний, не связанных с изоляцией осужденных от общества, в том числе в отношении несовершеннолетних.

Однако результаты наших исследований поведения несовершеннолетних преступников позволяют утверждать, что либеральный подход к уголовному наказанию не носит должного воспитательного и исправительного воздействия. Осужденные несовершеннолетние, которым назначается наказание в виде лишения свободы, – это лица, как правило, характеризующиеся крайней нравственной и поведенческой деформацией, и наказание в виде лишения свободы условно большинством из них не воспринимается как наказание. Для того чтобы уголовное наказание достигало целей исправления преступников и предупреждения преступлений, условное лишение свободы должно, по нашему мнению, сопровождаться дополнительными, более эффективными программами психолого-воспитательного воздействия. Однако и это относится к совершенствованию отечественной системы профилактики преступности несовершеннолетних, а не к ювенальной юстиции. В рамках отечественной системы профилактики преступности ничто не мешает реализовать программы и мероприятия социального, педагогического, юридического, психологического и медицинского характера, направленные на профилактику противоправного поведения и реабилитацию несовершеннолетнего (без введения ювенальной юстиции).

Мы рассмотрели лишь один аспект деятельности ювенальной юстиции, затрагивающий сферу защиты прав несовершеннолетних преступников. Что касается защиты прав детей, не имеющих проблем с законом, то здесь необходимость ювенальной юстиции еще более сомнительна.

В отличие от деятельности отечественной системы защиты прав несовершеннолетних, принципы деятельности ювенальной юстиции противоречат Конституции РФ.

Многие сторонники ювенальной юстиции утверждают, что ювенальные технологии в России будут отличаться от применяемых в западных странах, будет учтен их негативный опыт. Тогда возникают два вопроса. Во-первых, насколько необходимо вводить институт ювенальной юстиции, который полон несовершенства (что влечет за собой громадные негативные последствия для общества) и при этом требует колоссальных материальных затрат? Если сторонники ювенальной юстиции планируют вводить данный институт с поправками, то зачем вообще говорить о внедрении ювенальной юстиции, вместо того чтобы продумывать совершенствование национальной системы защиты прав несовершеннолетних? В отличие от ювенальной юстиции, национальная система защиты прав детей основана на нашей культурной и правовой традиции.

Кроме того, наше сотрудничество с учеными зарубежных стран, изучающими этот вопрос, окончательно убедило нас в том, что ювенальная юстиция несет в себе больше вреда, чем пользы, более нарушает права семьи и детей, чем защищает их права. Доктора наук из стран Европы открыто признаются в провале идеи ювенальной юстиции и призывают российских коллег отказаться от внедрения этого института, реализовывать другое направление в защите прав детей. Какие доводы могут быть более красноречивы?

В известном докладе Генерального инспектора по социальным делам Франции Пьера Навеса о положении дел в судах по делам несовершеннолетних и социальных службах указано, что «судьи и сотрудники социальных служб постоянно нарушают закон. Между законом и практикой его применения огромная разница. В одном и том же суде практика одного судьи отличается от практики другого. Нет качественного контроля системы защиты детей и семьи. Никакого уважения к семье, никакой заботы о ней ювенальная юстиция не проявляет. Прокуратура не может вести наблюдение за всеми делами, так как их слишком много. Социальные работники и судьи имеют полную, безграничную власть над судьбой ребенка. Сотрудники социальных служб часто отнимали детей по анонимных телефонным звонкам» [7] .

В докладе приводилась информация, что только в 2000 г. отнятых детей было около 2 миллионов, а в 2007 г. было установлено, что 50 % детей отнято противозаконно. Ведь это огромный ущерб обществу!

За границей родителей лишают родительских прав по столь широкому перечню оснований, что перечислить их в рамках доклада не представляется возможным. Например, в Швеции родители были лишены прав опекунства над своей дочерью по причине того, что ее вес в два раза превышал нормальные показатели для этого возраста, а следовательно, создавал угрозу развития различных серьезных заболеваний [8] .

В Финляндии Римма Салонен была лишена прав опекунства над сыном потому, что привезла его в Россию в гости, что было расценено как похищение ребенка, а также потому, что незадолго до этого события крестила сына в православную веру, что, по мнению социальных служб ювенальной юстиции, создавало угрозу жизни и здоровью ребенка. Сама православная христианка Р. Салонен на суде была названа сектанткой. Основанием для отобрания ребенка у Н. Захаровой, проживающей во Франции, послужила формулировка «удушающая материнская любовь» [9] (и это довольно часто является основанием для лишения родительских прав); социальный работник на суде также заявил, что мать, одевая свою 3-летнюю дочь точь-в-точь как себя, «лишает ребенка права на индивидуальность». Поводом для подачи жалобы в Комитет по защите прав детей (Barnevern) в Норвегии и изъятия детей может служить, например, то, что родители «заставляют» ребенка убирать в комнате (что называется принудительным использованием детского труда) или разрешают детям в середине недели есть конфеты, что портит им зубы (в Норвегии принято давать конфеты только в выходные), а также то, что родители «залечивают» детей (когда обращаются к врачам, например, в случае легкой простуды).

Похожие подходы к защите прав детей применяются и в российской действительности – в тех регионах, где проводятся кампании по внедрению технологий ювенальной юстиции. Уже сегодня в «пилотных» регионах поводом для изъятия детей из семьи может служить недостаточное материальное обеспечение семей, аварийное состояние жилья, не сделанные вовремя прививки, отсутствие в холодильнике ассортимента необходимых ребенку продуктов, наличие в доме домашних животных, разбросанные на полу игрушки и мусор, печное отопление в доме, соблюдение ребенком религиозного поста и многое другое, что расценивается сторонниками ювенальной юстиции как несоответствие мировым стандартам жизни детей, или ущемление их прав, или угроза насилия.

К группе риска в ювенальной юстиции относятся семьи матерей-одиночек и отцов-одиночек, а также малоимущие и многодетные. Причем в каждом таком регионе действуют свои основания для изъятия, а их перечень не ограничен и нормативно не закреплен. Таким образом, создается благоприятная обстановка для нарушения законных прав детей и родителей.

Например, в Санкт-Петербурге в настоящее время решается вопрос о лишении родительских прав 34-летней матери по причине наличия долгов за коммунальные услуги [10] . Как поясняют органы опеки и попечительства, вина матери не только в том, что она имеет задолженность по квартплате, но и в том, что она живет только на детские пособия, выплачиваемые на ее четверых детей – около 27 тыс. руб. (при этом она не пьет, не курит и не является наркоманкой). То есть, имея четырех детей, она должна еще и работать, а ее вина заключается в том, что она хочет все свое время посвящать детям.

Районный суд г. Чебоксары принял решение о лишении родительских прав отца-одиночки из-за наличия у него положительного ВИЧ-статуса. В двух заседаниях по делу участвовали 17 свидетелей, среди которых были воспитатели и родители других детей, с которыми дочь инфицированного ходит в детский сад, чиновники Госнаркоконтроля и инспекции по делам несовершеннолетних, свидетельствовавшие в пользу лишаемого родительских прав. Но даже их показания так и не смогли повлиять на вынесенное судебное решение [11] .

Только благодаря личному вмешательству члена Общественной палаты РФ Смоленский областной суд 16 августа 2011 г. удовлетворил кассационную жалобу многодетной матери Н. Ефимовой на решение Смоленского районного суда о лишении ее родительских прав, принятого на основании наличия у ее детей педикулеза [12] .

Принципы и методы ювенальной юстиции в деятельности по защите прав детей, широкий перечень оснований и субъективных критериев для их изъятия из семей являются серьезной криминологической проблемой, поскольку все это способствует не только дальнейшему росту нарушений законных прав и интересов несовершеннолетних и их родителей, но может привести к росту коррупции в сфере защиты прав детей. Это подтвержается и анализом опыта, уже накопленного западными странами.

Заслуживает внимания практика внедрения ювенальной юстиции в Москве. Так, Регламент межведомственного взаимодействия по выявлению семейного неблагополучия, организации работы с неблагополучными семьями [13] содержит в себе множество «новых» подходов к проблеме защиты прав детей.

Регламент предлагает «консолидироваться» практически всему обществу ради защиты прав детей, причем в антиконституционном смысле. Перечисленные в Регламенте субъекты взаимодействия [14] (от уполномоченного по правам ребенка до консьержа в подъезде) обязываются собирать и передавать информацию комиссиям по делам несовершеннолетних и защите их прав в отношении «целевых групп, на которые направлено межведомственное взаимодействие» [15] . К таким группам относятся: семьи и дети, проживающие в городе Москве и находящиеся в трудной жизненной ситуации; семьи и дети, проживающие в городе Москве и находящиеся в социально опасном положении. Также «индивидуальная профилактическая работа может проводиться и с лицами, которые не указаны в перечне, в случае необходимости».

К семьям, находящимся в трудной жизненной ситуации, предлагается относить семьи, в которых якобы отсутствуют «условия для воспитания детей», такие как: «отсутствие работы у родителей, иных законных представителей, места проживания, неудовлетворительные жилищные условия и т. д.» (перечень условий, как видно, не является исчерпывающим). В эту же категорию попадают семьи, в которых могут наблюдаться следующие случаи: невнимание родителей к успеваемости ребенка; смерть одного из родителей; постоянные конфликтные ситуации между родственниками, между детьми и родителями; уход отца или матери из семьи, развод родителей.

Правовым последствием признания того, что семья находится в трудной жизненной ситуации, является постановка семьи на учет, что, в свою очередь, влечет обязательную оценку уровня жизни несовершеннолетнего и степени угрозы его жизни и здоровью. Оценка уровня жизни несовершеннолетнего и степени угрозы его жизни и здоровью производится путем заполнения представленного в Регламенте акта обследования условий жизни несовершеннолетнего гражданина и его семьи. По результатам оценки экспертов из ФСБ России, указанный акт по некоторым направлениям превосходит «разведопросник» и иные оперативно-учетные документы, необоснованное составление которых влечет разные виды наказания, в том числе уголовное. Сбор подобной информации возможен лишь при наличии определенных условий, процессуальных оснований и осуществляется только специально уполномоченными на то лицами. Ни указанных оснований, ни условий Регламент не содержит, никаких подобных полномочий предоставить не может.

Подход, предложенный в Регламенте, делает возможным и весьма вероятным постановку на учет большинства российских семей по одним только признакам неудовлетворительных материальных и жилищных условий, а также по признаку «неполной» семьи. Например, согласно социологическим исследованиям, если в оценке уровня жизни ориентироваться исключительно на денежные доходы, то около 80 % всех семей с детьми в России попадает в число бедных.

Сама постановка на какой-либо учет нарушает права граждан, подобная мера возможна лишь при совершении правонарушения. А навешивание таких ярлыков, как «семья в трудной жизненной ситуации», унижает честь и достоинство граждан, что также противоречит конституционному принципу, гласящему, что «достоинство личности охраняется государством. Ничто не может быть основанием для его умаления» (ст. 21 Конституции РФ).

Вполне очевидно, что ни чиновник, ни социальный работник не может точно и объективно определить, является ли какой-то показатель свидетельством трудной жизненной ситуации для отдельно взятой семьи. Например, уход из семьи одного из родителей может восприниматься ее членами не трудной жизненной ситуацией, а напротив, ее облегчением.

Принципиальным отличием правового государства является добровольность участия людей в его жизнедеятельности, в том числе в получении от него помощи. На этом основании недопустимо в принудительном порядке ставить семьи на учет, обязывать их пускать к себе в дом посторонних людей, а также принимать какую-либо помощь.

Указанные меры не могут быть применены на территории нашего государства, поскольку противоречат Конституции РФ, согласно которой «каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени» (ст. 23), а «сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускаются» (ст. 24).

За указанные нарушения конституционных прав и свобод человека в главе 19 Уголовного кодекса РФ предусматривается в числе прочего и уголовная ответственность. На основании ст. 136 УК РФ «Нарушение равенства прав и свобод человека и гражданина» преступным деянием является: « дискриминация , т. е. нарушение прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии , убеждений, принадлежности к… каким-либо социальным группам» (курсив наш – Е.Т.). В данном случае постановка на учет указанных семей, сбор о них информации, а также изъятие у них детей являются дискриминацией вследствие их имущественного положения, места жительства и социального статуса.

Преступлением является и «Нарушение неприкосновенности частной жизни» (ст. 137 УК РФ), т. е. «незаконное собирание или распространение сведений о частной жизни лица, составляющих его личную или семейную тайну, без его согласия». Квалифицирующим признаком составов преступлений по обеим статьям является совершение этих деяний с использованием служебного положения.

Хотелось бы отметить также некоторые положения Методических рекомендаций по профилактике жестокого обращения с детьми и насилия в семье [16] , прилагаемых к Регламенту. Судя по формулировкам, терминологии и сущности, они не относятся к понятиям отечественной юридической науки.

В этих рекомендациях в число признаков насилия над несовершеннолетним включен, например, кариес у ребенка. Чем, в сущности, кариес в качестве признака насилия над ребенком отличается от ветрянки? Представляется, что только «прогрессивностью» мысли социальных работников.

В методических рекомендациях предлагается понимать под жестоким обращением с ребенком не только принятые в отечественной законодательной и правоприменительной практике понятия «физический и психический вред», но и «психологический и моральный вред здоровью». Понятие «психологический и моральный вред здоровью», указанное в рекомендациях, в настоящий момент не является правовым понятием, а значит, и ответственность за такой вред не может входить в сферу общественного, государственного и любого другого контроля.

В случае введения в правовое поле таких оценочных субъективных категорий, как «психологический» и «моральный вред», каждый из нас может стать преступником, поскольку ограничить область их применения только сферой семейных отношений не получится, их придется применять и к другим сферам жизни, что приведет к искусственной криминализации общества. Человека, абсолютно любящего всех людей, найти так же сложно, как и человека, который бы кого-нибудь не раздражал, с мнением которого все окружающие были бы согласны. Криминализация «психологического» и «морального вреда» приведет к дезорганизации всех сфер жизни общества. Понятия «психологический» и «моральный вред» настолько субъективны, что не поддаются контролю и оценке извне, кроме того, они примитивизируют право. В результате введения таких критериев можно полностью разрушить семью. Если сегодня христианская мораль, культурные традиции Россиян призывают быть терпимыми друг к другу, любить и прощать, то с введением этих понятий люди будут считать, что их права ущемляются любой просьбой, которая им не нравится, и семья исчезнет вообще. Дети перестанут слушаться родителей на том основании, что просьба сделать уроки или вымыть за собой посуду, так же как и запрет бесконтрольно играть в компьютерные игры или курить, будет расценена ими как «моральный» или «психологический вред».

К настоящему моменту уже имеются случаи привлечения к уголовной ответственности родителей за «психологическое насилие», которое было оценено ювенальными судом как жестокое обращение с детьми. Например, в «Обзорной справке о судебной практике по делам о преступлениях против семьи и несовершеннолетних, рассмотренных судами Ростовской области» приводится дело гражданина Михова И.И., приговоренного к уголовной ответственности по ст. 156 УК РФ [17] . Жестокое обращение опекуна заключалось в том, что он «выражал словесно и жестами угрозы побоями», «ставил несовершеннолетнего в угол на длительное время», а также «против воли и желания принуждал несовершеннолетнего принимать пищу».

Что же касается процесса воспитания, то здесь, по мнению сторонников ювенальной юстиции, можно усмотреть сплошное «психологическое насилие» над ребенком. Но как же иначе, если именно родители формируют поведение, привычки, установки и во многом психику ребенка. А если не воздействовать на психику детей, то она так и останется в своем первоначальном, «зародышевом», состоянии. И если ребенка не воспитывать (т. е. не учить, не объяснять, что хорошо, а что плохо, не поощрять, не запрещать, не наказывать), то он может стать психически отсталым человеком, а родители автоматически станут субъектами преступления.

Таковы законы жизни, да и юридические, что во время процесса роста, взросления человека просто необходимо психологически воздействовать на него, применять к нему так называемое «психологическое насилие», не являющееся, по сути, насилием над ребенком, а являющееся «насилием» по отношению к его примитивной психике, так же как и укол с антибиотиком – не насилие по отношению к человеку, а лишь «насилие» по отношению к его болезни. И в том и в другом случае цели преследуются исключительно благие. Подтверждением этого является установленный законодателем возраст 18 лет (в некоторых случаях 16), с которого ребенок может считаться зрелым физически и психически, поэтому и приобретает в полном объеме права и дееспособность. До этого момента (как следует из смысла закона) жизнь ребенка, его социализация, процесс формирования – целиком и полностью забота его родителей, а значит, они имеют право выбора способа воздействия на незрелую психику конкретного человека исходя из особенностей его характера. И это естественное право никто не смеет отбирать у родителей.

В семейном законодательстве Российской Федерации устанавливается родительское право и обязанность воспитывать своих детей [18] . Кроме того, родители несут ответственность за воспитание и развитие своих детей и имеют преимущественное право на воспитание своих детей перед всеми другими лицами. Ювенальная юстиция фактически лишает родителей их естественного права воспитывать детей и преимущественного права на определение системы и приоритетов их воспитания.

Наша криминологическая оценка ювенального подхода к воспитанию позволяет утверждать, что необоснованное расширение прав детей, заключающееся в поощрении детского своеволия под видом защиты их прав, приведет к увеличению неуправляемости, отклоняющегося поведения и психопатологий, а в конечном итоге – к росту преступности несовершеннолетних.

Усилия, предпринимаемые с целью криминализировать психологический вред, становятся устрашающе активными. В России фактически в режиме безмолвия осуществляются попытки подписания различных международно-правовых актов без серьезного их анализа, в том числе без криминологической экспертизы. Сейчас правовую экспертизу в различных учреждениях проходит проект Конвенции Совета Европы о предотвращении и искоренении насилия в отношения женщин и насилия в семье . Интересно, что уже в преамбуле Конвенции указывается, что международное сообщество признает тот факт, что «дети являются жертвами насилия в семье». В этом документе предлагается ввести в правовое поле и криминализировать понятия «сексуальный и психологический вред». Также проект Конвенции вводит понятия «гендерная принадлежность», «гендерная идентичность», предлагает защищать от дискриминации лиц с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Предложение проекта о «насильственных изменениях в социальных и культурных моделях поведения женщин и мужчин» может привести к грубейшему вмешательству в жизнедеятельность и мировоззрение народов, населяющих Российскую Федерацию. Ст. 45 предлагает ввести в национальные законодательства новые виды уголовных наказаний, в числе которых «лишение родительских прав», для родителей, применивших насилие в отношении любого лица. По нашему мнению, такие меры приведут к увеличению числа социальных сирот в обществе и обострению криминальной ситуации.

Вполне очевидно, что ювенальная юстиция не просто предлагает новые взгляды на права и возможное поведение ребенка, а нацелена на коренное изменение российского общества, на слом традиционных понятий и представлений о воспитании ребенка и родительских правах.

Например, ювенальный подход к приоритетности прав ребенка является неконституционным. В Российской Федерации, согласно Конституции, «все равны перед законом и судом» [19] , а «осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц» [20] . Следовательно, родители и дети в обществе должны иметь равные права, иначе приоритетность прав одних ущемляет права других.

Все более частое употребление понятия «приоритетность прав детей» в обществе в целом и на самом высоком уровне в частности оправдано только тем, что защита прав ребенка является первоочередной и важнейшей деятельностью государства по сравнению с иными направлениями социальной политики. С процессом внедрения ювенальных технологий понятие «приоритетность прав детей» все чаще используется как противопоставление правам родителей. Такая осознанная подмена понятий имеет вполне определенную цель – изменение общественного отношения к этому вопросу, и если анализировать деятельность ювенальных судов [21] и социальных служб в так называемых «пилотных» регионах, то данная цель успешно достигается.

По нашему мнению, недопустим и ювенальный принцип изъятия детей у родителей, не ведущих антисоциальный образ жизни. Этот принцип является самым противозаконным и противоестественным, поскольку грубо нарушает международное, конституционное, семейное законодательство, а также противоречит общечеловеческой нравственности. Такой жестокий принцип ювенальной юстиции, как изъятие детей из благополучной в нравственном отношении семьи, причиняет непоправимый вред прежде всего ребенку, а значит, и обществу в целом. Практикуемый в Европе ювенальный механизм изъятия детей из семей «до выяснения обстоятельств», подтверждающих или опровергающих, например, анонимное сообщение о факте жестокого обращения, позволяющий забирать детей на срок от 25 дней до нескольких месяцев без решения суда, нарушает принцип презумпции невиновности.

Подобные «прогрессивные» меры в духе ювенальной юстиции будут способствовать развитию тоталитаризма в нашем государстве, нарушат конституционные принципы, в том числе принципы верховенства закона и соблюдения прав человека.

Проблема насилия по отношению к детям, существующая у нас, как и в любых других странах, – это не результат неэффективной государственной борьбы с ним, а проблема самого общества, его безнравственности. И решать ее необходимо не силовыми методами, а тем более не насильственным изъятием детей у родителей, не ведущих антисоциальный образ жизни, а качественно иными способами – духовным и культурным возрождением общества и семьи.

Исследуя проблему преступности в отношении несовершеннолетних, мы обнаружили, что имеет место тенденция акцентировать проблему семейного насилия в отношении детей.

Согласно официальным данным за 2010 г., число несовершеннолетних, пострадавших от преступных посягательств, составило 100 227 чел. [22] , среди которых более половины (55 170 чел.) признаны потерпевшими от преступлений, сопряженных с насильственными действиями. Непосредственно от преступлений со стороны членов семьи пострадало 5 208 чел., из которых от преступных действий или бездействия самих родителей – 4 044 ребенка [23] . Следовательно, 51 126 несовершеннолетних стали жертвами вовсе не семейных преступлений. Если перевести эти данные в процентное соотношение, то лишь 7,3 % общего числа пострадавших от насильственных преступлений детей становятся жертвами родительского насилия. Относительно общей численности детей, проживающих в России, которая составляет около 26 миллионов, число несовершеннолетних жертв семейного насилия составляет 0,02 %.

Таким образом, несмотря на то, что проблема насилия над детьми действительно существует, акцентуация внимания общества преимущественно на проблеме семейного насилия в отношении детей не имеет под собой статистически подкрепленной основы.

Тот факт, что более чем 90 % несовершеннолетних жертв насильственных преступлений пострадало не от членов семьи, а от посторонних лиц, свидетельствует о том, что именно такое насилие является по-настоящему серьезной проблемой. Среди «неродительских» насильственных преступлений в отношении детей доминируют преступления против жизни и здоровья, сексуального характера (особенно педофильные), преступления против нравственности, торговля детьми, в том числе с целью продажи «на органы» и т. д. Поэтому предупреждение и борьба именно с этими преступлениями должны стать главными задачами защиты прав детей.

Тем не менее в обществе нагнетается проблема исключительно семейного насилия. Семье, обремененной грузом нерешенных социально-экономических проблем, проблем здоровья и уровня медицинского обслуживания, все больше достается от правозащитных организаций, обвиняющих ее росте насилия в отношении детей.

Закономерно возникает вопрос: почему вместо решения актуальных проблем защиты прав детей экономического, социального характера наблюдаются попытки переноса акцента общественного внимания на те сферы, где зафиксировано минимальное число преступлений в отношении детей?

Мы полагаем, что во-первых, это связано с тем, что вследствие низких показателей преступности в отношении детей со стороны родителей искусственная криминализация родителей просто необходима для оправдания введения в России ювенальной юстиции и внедрения ювенальных технологий, а во-вторых, это делается с целью создания видимой активности в сфере защиты прав детей – для того чтобы заслонить существование реальных проблем, касающихся прав детей, поскольку их решение гораздо более сложно и дорого.

Вопросы к докладчикам и ответы

Вопрос (С.С. Сулакшин):

Разрешите задать вопросы обоим докладчикам. Вопрос Алексею Станиславовичу – что является, с вашей точки зрения, пунктами несогласия сторон в дискуссиях о ювенальной юстиции? Елене Михайловне – что может торпедировать интересы детей в системе ювенальной юстиции? Что может быть разрушительным? К примеру, при неумеренности или несбалансированности каких-то механизмов, или процедур, или предлагаемых обыкновений правоприменений.

Ответ (А.С. Автономов):

У меня сложилось такое впечатление, что вначале рисуют ювенальную юстицию так, как им нравится, а потом начинают ее обвинять во всех смертных грехах. Мы берем не только те регионы, где внедрены все элементы ювенальной юстиции, потому что по Москве достаточно интересно слышать о внедрении ювенальной юстиции – Гагаринский суд пытался, прочие. На самом деле ни один суд в Москве ювенальными технологиями не занимается. Это я знаю совершенно точно, хотя были такие попытки, но далее этого не пошло. Где эти технологии внедрены более или менее комплексно – это Ростовская область. Там есть отдельные помещения для судебных заседаний с участием несовершеннолетних – и в Таганрогском суде, и в суде города Шахты, и в Кагальницком сельском районном суде, есть особое присутствие в областном суде.

Мне не совсем ясно, почему внедрение ювенальной юстиции противоречит тому факту, что никто не занимается с условно осужденными. В том-то и дело, что никто не занимается. А кто будет в отсутствие системы ювенальной юстиции заниматься с ними, если нет на это специальных служб? И судьи на это не обращают внимание. Я сам четыре с лишним года был членом Квалификационной коллегии судей Москвы, спрашивал очень ответственных судей о некоторых нюансах законодательства, связанных с правами детей, с особенностями процессов в отношении несовершеннолетних. Судьи говорят: «Понимаете, когда приходит десять “бандитских” дел и одно дело по несовершеннолетнему, здесь уже толком не вникнешь». Это не специализация – то, о чем вы говорите. Какая это специализация? Специализация – это там, где человек занимается проблемой несовершеннолетних, понимает их психологию, особенности развития. Плюс к этому, когда есть специальные службы, плюс, когда есть механизм вот тех самых частных определений, которыми пользуются в Ростовской области, как в «пилотном» регионе.

Скажем, безработным несовершеннолетним, которые вынуждены были заниматься кражами просто из-за того, что им есть было нечего, находили работу. А до этого их просто не хотели брать на работу. Вынесено частное определение, и служба занятости занялась, людям нашли работу, и они до армии больше преступлений не совершали – это верное решение, это и есть одна из технологий ювенальной юстиции. Можно очень много и хорошо говорить о том, что у нас есть некая национальная система, но я пока не услышал, каким принципам ювенальной юстиции противоречит как раз наша национальная система? Она у нас просто недоделана. Уголовно-процессуальное законодательство, в частности, делалось под ту специализацию, которая была в 1960-х или 1970-х гг. Эта специализация сейчас не работает. Тогда действительно была специализация судей, судьям другой работы, кроме как с несовершеннолетними, не давали.

Ответ (Е.М. Тимошина):

Самым губительным действием ювенальной юстиции, на наш взгляд, является изъятие детей из некриминальных семей, не из семей алкоголиков или наркоманов, а из семей, в которых отсутствует реальная угроза жизни и здоровью детей. В тех регионах России, где внедряется ювенальная юстиция, органы (организации), защищающие права детей, пытаются действовать по классической «западной» схеме, согласно которой детей полагается изымать из тех семей, которые просто не могут обеспечить достаточный материальный уровень жизни своим детям, создать достойные (по западным меркам) условия проживания или (что пока еще не так часто встречается) в случае причинения родителями психологического вреда ребенку (под которым понимаются запреты, назидания, нефизические наказания и т. п.). Эти ювенальные подходы не применимы для России потому что:

– в нашей стране чем больше детей в семье, тем выше у нее риск стать бедной семьей;

– в некоторых регионах жилищные условия не только не соответствуют западным стандартам, а находятся за гранью понимания «среднего» европейца (например, дома с печным отоплением, без канализации);

– нашей культуре свойственны иные семейные традиции и уклад жизни, детей приучают уважать старших, не перечить своим родителям, и поэтому без наставления (поучения) воспитание невозможно, именно поэтому психологическое воздействие в нашей стране не криминализирован – т. е. не признан противоправным деянием.

Еще одной серьезной опасностью, которую можно прогнозировать исходя из зарубежного опыта и которая влечет грубейшее нарушение прав детей и родителей, может стать практика длительного помещения детей в приюты и больницы после их изъятия из семьи «до выяснения обстоятельств». То есть судебное решение еще не принято, а детям уже наносится психологическая и моральная травма, они разлучаются с родителями, которые до решения суда еще не могут быть признаны виновными в чем-либо (согласно великому достижению правовой мысли – презумпции невиновности). Так, в Европе, к примеру, принято до выяснения обстоятельств забирать несовершеннолетнего из семьи, помещать его в социальный приют на срок от 25 дней до нескольких месяцев (а то и года). Основанием для изъятия может быть анонимный звонок в социальную службу с сообщением о том, что соседи слышали крик ребенка и они не исключают, что к несовершеннолетнему применялись, скажем, какие-то жестокие меры воздействия. Процесс доказывания может затянуться на очень продолжительный срок. То есть к несовершеннолетним преступникам ювенальная юстиция предлагает относиться очень снисходительно, вообще не употреблять даже такого «некорректного» термина, как «преступник», применять лишь меры воспитательного воздействия (даже если совершены изнасилование или убийство). В то же время к ни в чем не повинным детям, родители которых только подозреваются в чем-то нехорошем, отношение крайне жестокое: их насильно разлучают с самыми дорогими на свете людьми. Согласно нашим исследованиям, подавляющее большинство изъятых органами ювенальной юстиции детей не желали уезжать из дома и разлучаться с родителями! Это первое.

Во-вторых, вы сказали, что несовершеннолетним преступникам находят работу. Дело в том, что, согласно анализу деятельности уголовно-исполнительных инспекций, сейчас в России увеличилось число осужденных, которым назначается наказание, не связанное с изоляцией от общества. Но в связи с этим возникла проблема наличия рабочих мест, которые могут использоваться для выполнения обязательных работ как уголовного вида наказания. А вы говорите о несовершеннолетних преступниках, которые не хотят работать, как правило, злоупотребляют алкоголем, употребляют наркотики, имеют антисоциальные установки. Дети, уголовные дела которых доходят до суда, как правило, крайне трудны, и с ними уже была проделана работа по направленному перевоспитанию, и все меры воздействия были исчерпаны.

С.С. Сулакшин:

Очевидно, что изъятие из семьи или, что равносильно, лишение родительских прав – необходимая мера. Вопрос в том, насколько точны критерии, насколько соответствуют они старому мудрому принципу – «не навреди». Мы, наверное, придем к мысли, что здесь максимы выбирать не приходится. Нужно искать точный регулирующий механизм, который будет способен сбалансировать общепризнанные ценностные критерии и интересы детей, интересы семей.

Вопрос (А.И. Хвыля):

Опыт показывает, что если в каком-то обществе инициируются некие процессы, очень быстро принимающие глобальный характер, а я думаю, все согласятся, что ювенальная юстиция очень быстро стала принимать всеобъемлющий характер, то за этим надо искать какую-то метамотивацию и какую-то конкретную духовность. С вашей точки зрения, какая метамотивация, какая духовность стоит за этим проектом.

Ответ (А.С. Автономов):

Мне трудно сказать за всех. Я сам занялся в 1998 г. этими вопросами, потому что у нас старая система работы с несовершеннолетними оказалась существенно разрушенной, либо органы, которые этим занимались, оказались парализованы. В 1990-е гг. я кроме вуза работал еще в школе – был такой проект по правовому воспитанию детей. И я наблюдал, глядя на учеников, как буквально на моих глазах рушилась семья как институт. И меня беспокоит то, что это происходит и поныне. У нас либо разрушены механизмы, либо они были подготовлены под другую систему и потому не работают, т. е. формально они существуют, но не работают. Может, у кого-то есть еще и другие мотивации, но меня беспокоит именно это.

С.С. Сулакшин:

Дело в том, что иногда самые благие намерения маскируют очень неблагие действия в отношении нашей страны. Мы не дети, мы понимаем, что Россия находится в условиях информационной войны, в условиях геополитического противостояния, в условиях применения очень профессиональными спецсилами провокаций, спецпроцедур внедрения деструктивных механизмов в процессы развития страны. Не впадая в конспирологические крайности, все-таки мы можем определять, что иногда предлагаемые инновации имеют скрытые цели. Вскрывать их – это тоже долг профессионала.

Вопрос (Л.О. Павлова):

У меня вопрос к Елене Михайловне, касающийся терминов. Мне показалось, что мы несколько по-разному понимаем терминологию. Если я правильно вас услышала, вы сказали, что сложилось уже устойчивое понятие ювенальной юстиции как системы государственных органов, органов исполнительной власти, должностных лиц, направленные на реализацию прав, свобод и законов в интересах ребенка. Не могли бы вы пояснить по этому понятию, кто его сформулировал, как оно точно звучит и правильно ли я его поняла?

Ответ (Е.М. Тимошина):

Я привела определение из концепции введения ювенальной юстиции в РФ, которая написана Олегом Зыковым. Такое же определение содержится в других многочисленных методических рекомендациях, которые предлагаются, например, Институтом Канады и другими организациями. Хочу привести заключение Общественной палаты РФ: «Ювенальные суды – это лишь основа создания и развития ювенальной юстиции, задачи которой гораздо более широкие. Ювенальная юстиция – это правовой инструмент решения различных проблем детства в стране. Ювенальная юстиция станет важным базисным элементом построения всей системы взаимоотношений ребенка и общества в ситуации, когда ребенок нуждается в защите, вне зависимости от того, совершил он преступление или нет».

Л.О. Павлова:

Елена Михайловна, Вы как научный сотрудник, наверное, анализировали это понятие? Вы согласны с ним? Вы считаете его достаточно полным? Вопрос касается именно терминологии, понятия.

Е.М. Тимошина:

Я считаю вопрос терминологии не самым важным, мы должны смотреть в сущность явления, а не засорять наше правовое пространство этим якобы прогрессивным понятием. Я убеждена, что не нужно ни разрабатывать термин, ни вводить саму ювенальную юстицию, а надо совершенствовать свою, отечественную систему защиты прав несовершеннолетних. Ювенальная юстиция привносит с собой свои принципы, свои механизмы, чуждые нашей культуре и правоприменительной практике.

С.С. Сулакшин:

Вопрос был о терминологии. Совершенно очевидно, что прозвучали уже два типа терминологии – ювенальная юстиция и национальная система борьбы с правонарушениями.

З.Л. Коган:

Вместо ювенальной я бы предложил говорить о семейной юстиции. Семья – это основа основ. Она пережила все этапы развития государства и переживет в будущем. Нужно как следует ознакомиться с опытом исламских семей или православных религиозных семей. Если обобщить этот опыт, то можно увидеть, что чем больше детей и меньше абортов, тем меньше шансов для появления негатива. Наши семьи должны знать, что если не будет абортов, не будет и насилия в семье, дети в больших семьях это видят. Это один из выходов.

У нас в мемориальной синагоге есть юный прихожанин, сейчас ему 13 лет. Два года назад он всех обворовывал, мы боялись, что из синагоги все разбегутся. Но он очень талантливый мальчик, и одна из прихожанок нашла очень хороший выход: поскольку у него замечательный слух, прекрасные пальцы, то она посоветовала обучать его игре на фортепиано. Его определили в музыкальную школу. Сейчас он устраивает в нашей синагоге прекрасные концерты, и он перестал воровать. Это было у него вроде болезни.

Так что совсем не обязательно, чтобы существовало лишь наказание. Давайте вместо ювенальной будет семейная юстиция, потому что проблема семьи действительно весьма специфическая. Здесь есть свои законы. Вот какое-то время назад не разрешались разводы. Почему? Потому что развестись невозможно. Когда мужчина оплодотворяет женщину, то в ней происходят изменения – всё, она уже его, перед Богом. На нем тоже отражается эта связь. С другой стороны, мы цивилизованные, мы развиваемся. Хочу сказать, что семейная юстиция, возможно, иметь шанс быть. Надо меньше думать о заговорах против нас. Они, конечно, есть. Везде правят деньги. Негодяи в любой стране есть, у нас их не меньше, чем в той же Америке. Дети – самые беззащитные, и старики, хотя в меньшей степени. Если мы изымаем ребенка из семьи – это все равно, что аборт. Это несчастье.

Вопрос (В.Е. Хомяков):

Я хочу задать вопрос А.С. Автономову. В позапрошлом году я присутствовал на парламентских слушаниях по ювенальной юстиции, с которых началась широкая волна протестов. Как вы можете объяснить тот факт, что на этих слушаниях в качестве основных модераторов присутствовали представители иностранных государств, в частности министерства юстиции США, французских организаций, а также ЮНИСЕФ – структуры ООН? А также то, что инструктаж лоббистов и сторонников этого проекта в России происходил во французском посольстве?

Ответ (А.С. Автономов):

Я, честно говоря, не помню, чтобы парламентские слушания проводились вне стен Думы. Я инструктажами не занимаюсь. Не хочу сказать, что этого вообще не может быть. Вы говорили о том, что могли быть какие-то другие, латентные цели. Это уже другой вопрос – что мы понимаем под этим? И что мы хотим от этого? Также возникает вопрос, кто кого инструктирует? Единственное, что я бы рекомендовал, это отделить организации ООН от зарубежных организаций по той простой причине, что в ООН представлены и мы сами. Я могу назвать десяток людей, которые работают в ООН, это и наши дипломаты, и те, кто реализует наши интересы. Здесь нельзя говорить так однозначно. В ООН ни разу ни одно решение не принималось без согласования мнений. Я являюсь еще членом Комитета ООН по ликвидации расовой дискриминации, и мы рассматриваем доклады разных государств. И мы все, эксперты, только тогда выносим свои рекомендации, когда мы все согласны с ними. А у нас в Комитете есть представители и европейских, и африканских, и арабских мусульманских стран. Повторю: только когда мы приходим к единому мнению – о том, что это будет полезно для того или иного государства, мы даем рекомендации конкретному государству. Поэтому ооновские организации – это одно, западные страны, которые реализуют свои задачи, – это немного другое.

Вопрос (Т.Л. Шишова):

У меня вопросы к обоим докладчикам. Елена Михайловна, я знаю, что вы были в Финляндии, которую рассматривают в качестве образца введения ювенальной юстиции. Хотелось бы узнать про это. У Алексея Станиславовича я хотела бы спросить – если я вас правильно поняла, у нас ювенальную юстицию почти нигде не вводят, только в Ростовской области. Как вы тогда объясните, что во многих местах, в том числе в Москве и Подмосковье, уже довольно много изъятий детей по ювенальным основаниям? Кроме того, принят Регламент межведомственного взаимодействия и методические рекомендации, которые упомянула Е.М. Тимошина, которые содержат в себе основания для изъятия ребенка из семьи и обвинения родителей в жестоком обращении.

Ответ (Е.М. Тимошина):

Я с удовольствием поделюсь своими наблюдениями. Я принимала участие в конференции по вопросам ювенальной юстиции в Финляндии, в Хельсинки, на которой присутствовало около ста женщин, пострадавших от действий органов ювенальной юстиции, а именно – от изъятия детей. Ни одна из этих женщин не страдала ни алкоголизмом, ни наркоманией, не уклонялась от своих родительских обязанностей по воспитанию, и, тем не менее, все они оказались в поле зрения ювенальной юстиции и лишились детей.

Их истории заставили задуматься о том, что это не единичные случаи, а системная практика. Многих детей изымали на основании анонимных сообщений, сообщений соседей, недоброжелателей, на срок от 25 дней до нескольких месяцев. Детей помещали в частные приюты, на содержание каждого ребенка в них государством выделяется 200–300 евро в день. И это очень прибыльный частный бизнес. Многие социальные работники, изымающие детей, являются владельцами таких детских домов и социальных приютов. И они распределяли изъятых детей в свои же приюты. А потом происходит длительное выяснение того, было ли действительно в семье насилие в отношении ребенка или не было? Причем попасть с проверкой на территории частных приютов не может никакой контролирующий орган или лицо. В Финляндии были случае возбуждения уголовных дел в отношении должностных лиц, которые без предварительного уведомления и разрешения пришли в частные владения приюта, чтобы проверить, как соблюдаются там права детей. Кроме этого, любая информация об изъятом ребенке, его семье или обстоятельствах дела, таких как причина изъятия, условия жизни семьи, – является секретной, не допустимой к разглашению якобы в интересах детей. За ее разглашение предусмотрена уголовная ответственность. Даже у самих родителей изъятых детей берется расписка о неразглашении, поэтому информация, полученная нами из первых рук, можно сказать, добыта под угрозой наказания со стороны финского правосудия.

Еще интересная подробность: если женщина (особенно русская) обратилась в центр психологической помощи за разрешением каких-то вопросов взаимоотношений с мужем (не с ребенком!), ей сразу же прописывают особые антидепрессанты, прием которых не позволяет ей воспитывать ребенка, о чем она узнает только после приезда скорой, которая забирает ее в стационар, поскольку принимать такие препараты нужно под присмотром специалистов. Детей, естественно, невзирая на наличие папы или иных родственников, тут же изымают из семьи. А уже потом, после выхода из психиатрической клиники начинается долгий путь оправдания женщины, чтобы подтвердить то, что она может-таки воспитывать своих детей, несмотря на ее «нестабильные психические состояния». Она также подвергается унизительным проверкам на предмет того, как она воспитывает детей. А дети все это время находятся в приюте.

И еще интересная особенность: оказывается, в зарубежной практике введено возрастное ограничение на установление опекунства, благодаря которому родные бабушки и дедушки, будучи в здравом уме и имея хорошее здоровье, не имеют права получить опекунство над своими внуками. На Западе при решении вопроса об опекунстве предпочтение отдадут совершенно незнакомому человеку вместо близких и любящих людей.

Кроме того, работникам ювенальной юстиции верят на все сто процентов, несмотря на то, что многие из них не имеют ни педагогического, ни юридического, ни психологического образования (просто нет такого специального требования). Заключения социальных работников никто не проверяет, и судья автоматически подписывает тот протокол, который составляется социальными работниками, не имеющими специального образования. А лишение прав опеки над ребенком (в Финляндии нет понятия родительские права) относится к компетенции всего-то административного суда! И правда, какой пустяк. Вот оспаривание права собственности – компетенция гражданского суда, а лишить такого естественного права, как опека над своим ребенком, можно и в упрощенном порядке. Такие вот нравы. Неужели мы хотим им подражать?

Ответ (А.С. Автономов):

Для меня неожиданностью является тот факт, что именно Финляндия является образцом применения ювенальных технологий. Я приводил пример Японии, где практически нет детской преступности и, в общем, нет детских домов, потому что там ребенка, лишившегося семьи, берут на воспитание соседи или еще кто-то. Так бывает часто: сначала принимаем что-то за идеал, а потом начинаем с ним бороться.

Что касается «ювенальных оснований». Я не знаю таковых. Межведомственный регламент – это акт, не принятый ни Госдумой, ни референдумом, ни кем-то еще. У нас ювенальной юстиции нет, а детей изымают. И в то же время всех пугают тем, что вот будет ювенальная юстиция – будут изымать. А сейчас, почему изымают, спрашивается? Кто называет эти основания ювенальными? Мы их так называем? В Регламенте об этом говорится? Нет. Но на это внимание не обращают. Точно так же можно сказать, что в американских школах сверхактивных детей тоже пичкают антидепрессантами, а я считаю, это вредно для детей, их активность просто надо направлять в другое русло, чем сильна, кстати, наша педагогика. Я хотел бы еще сказать, что слово «медицина» тоже нерусского происхождения, как и «ювенальная»: термин «ювенальный» происходит от латинского juvenis – молодой, юный. Ювенальных же оснований нет, как нет общих принципов ювенальной юстиции, так же как нет и общей для всех медицины. Есть медицина, но она имеет специфику в каждой стране – корейская медицина существенно отличается от французской, к примеру.

Е.М. Тимошина:

Я хочу коротко дополнить свой ответ. Почему упомянутые меры называются ювенальными? Да потому, что именно о них написано во многих рекомендациях по введению ювенальной юстиции в России, и они были чужды нашей традиции, правоприменительной практике до внедрения проектов ювенальной юстиции в России.

Указанные Методические рекомендации были переведены дословно и применяются в Европе как определяющие понятие жестокого обращения с детьми.

Вопрос (М.Н. Мирсагатова):

Мой вопрос касается защиты прав и законных интересов детей. Меня, как практического, а сейчас уже и как научного работника, интересует, каковы будут взаимоотношения ювенальной юстиции не с родителями, не с социальными структурами, а с государственными структурами? Долгие годы работая в межведомственной комиссии по делам несовершеннолетних (сейчас я уже не являюсь ее членом), я сталкивалась со множеством случаев нарушения прав детей. Мы обсуждали целые регионы на правительственной комиссии, возглавляли эти комиссии заместители руководителей по социальным вопросам, т. е. солидные люди, но чаще всего нерешаемыми вопросами были вопросы выделения жилья для детей-сирот. А сейчас к сиротам можно отнести значительное число детей, поскольку с введением понятия «социальное сиротство» сотни тысяч детей, которые лишены родительского внимания, становятся социальными сиротами. Теперь вопрос: как ювенальная юстиция будет помогать детям решать такие вопросы?

Ответ (А.С. Автономов):

Все зависит от того, какие это именно вопросы. Что касается жилья, это действительно больная проблема. В некоторых регионах этим вопросом занимаются комиссии, но, к сожалению, на сегодняшний день комиссии не имеют общей законодательной базы. Кое-где у нас есть уполномоченные по правам ребенка, они этим занимаются. Я столкнулся с тем, что в Псковской области уполномоченный по правам ребенка от этого всего открещивается и говорит, что человеку ведь уже больше 18 лет, например 18 лет и один месяц, поэтому это уже не его сфера ответственности. Мы ему говорим, что это выпускник сиротского учреждения, до 23 лет он должен находиться под крылом тех органов, которые занимаются детьми. Иногда жилье предоставляют такое, что жить там нельзя. К счастью, там есть уполномоченный по правам человека, который помогает решать эти проблемы. Как эти вопросы будут решаться, зависит от законодательства. То же можно сказать о комиссиях по делам несовершеннолетних и защите их прав – лет десять назад был заблокирован общефедеральный закон, по той причине, что «мы не можем вмешиваться в дела субъектов федерации». Поэтому сейчас отдельные субъекты стали принимать свои законы. В Московской области такие комиссии работают. Конечно, вопросы по полномочиям абсолютно верны. Тем не менее у нас же принимается, скажем, закон «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов РФ». Там их права прописываются достаточно подробно. Никого не волнует, что это отнесено к ведению субъектов Федерации. Точно так же и здесь – можно было бы наделить такие комиссии определенными полномочиями. Я писал заключение о том, что такой закон об общих принципах организации мог бы быть принят. Тогда он бы регулировал работу общефедерального органа и общие принципы деятельности и права таких органов в субъекте РФ. Но по тем или иным причинам он не прошел. Наверное, тоже сочли, что он слишком ювенальный. Но кое-где на уровне субъектов его продвигают.

Ответ (Е.М. Тимошина):

Я хотела заметить, что в тех регионах, где внедряется ювенальная юстиция, изъятие детей осуществляется как раз на основании, к примеру, плохих жилищных условий или недостаточного материального обеспечения семей. Пока ювенальная юстиция не решает таких вопросов, как, например, предоставление семье жилья или выплата пособий, позволяющих создать достойный уровень жизни детям, зато решает проблему защиты прав детей радикальным способом – вырывая их с корнем из родной семьи.

В США, например, детей часто забирают из неблагополучных (с точки зрения ювенальной юстиции) семей, в том числе малообеспеченных, и передают в другие семьи, которым ежемесячно выплачиваются деньги на их содержание. Возникает вопрос: почему нельзя обойтись без варварского изъятия детей, предоставив родной семье то пособие, которое выплачивается приемной? На наш взгляд, это объясняется обесцениванием института семьи за рубежом. В России семья священна и оберегаема, как традициями основных религий нашей страны, так и устоями жизни общества.

Вопрос (А.Н. Титушкин):

Мой вопрос созвучен с вопросом господина Хомякова, но лежит немного в другой плоскости. Во-первых, у нас совсем не единицы регионов, где вводятся ювенальные технологии.

В регионах ювенальные технологии внедряются очень активно, и там используются совершенно другие методы, не как в столице. В Москве мы этого не видим, а в регионах, поверьте мне, это внедряется нагло, цинично, бесцеремонно, в том числе при участии иностранных граждан. Мне бы хотелось узнать, в чем заинтересованность иностранных граждан или иностранных неправительственных организаций во внедрении ювенальной юстиции в нашей стране? Извините, но я не верю, что они очень пекутся о судьбах России или о судьбах наших детей.

Ответ (А.С. Автономов):

Вы так спрашиваете, как будто я и есть тот самый иностранный гражданин. У нас точно также работают эмиссары Библейского общества, распространяют Библию, но у них, наверное, нет цели учить нас традиционным христианским ценностям. Но это же не означает, что Библию читать не надо. То, что у нас кто-то работает с целью что-то разрушить, иногда прикрываясь любыми святыми идеями, – это верно. Понимаете, природа не терпит пустоты. Если есть необходимость решения какой-то проблемы, и приезжает иностранец и говорит: «Я вам ее сейчас решу», – его и пускают туда. Нам надо самим активнее решать эти проблемы. А враги у нас, конечно, есть.

Вопрос (И.В. Понкин):

Страницы: 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

В настоящем издании представлены избранные публицистические и научные работы основателя экономическо...
В настоящем издании представлены избранные публицистические и научные работы основателя экономическо...
Двадцатый век. Век стремительного взлета человечества, век атома, электричества и покорения Солнечно...
«Храп в купе стих только под утро. Пока Лена и Нина пили чай в пыльной щели между дерматиновыми полк...
Перед вами новая книга политолога, профессора, автора и ведущего программы «Мировая политика» Игоря ...
У Вас в руках главная работа итальянского экономиста и исторического социолога Джованни Арриги. Чтен...