Доколе длится свет (сборник) Кристи Агата
Постепенно и он рассказал ей кое-что о своей жизни: о работе, в которой он был усерден и добился кое-какого успеха, о своем досуге, который проводил, попусту марая холсты.
– Конечно, я ничего в этом не понимаю, – признался он. – Но всегда чувствовал, что однажды смогу написать что-нибудь настоящее. Я вполне прилично делаю эскизы, но хотел бы написать настоящую картину. Один парень, который в этом разбирается, сказал как-то, что у меня неплохая техника.
Она заинтересовалась, просила рассказать подробнее.
– Уверена, у вас должно получаться замечательно.
Он покачал головой:
– Нет, в последнее время я начал несколько вещей, потом отчаялся и бросил. Я всегда думал, что, когда у меня появится время, все пойдет как по маслу. Я годами вынашивал эту надежду, но теперь, похоже, опоздал с этим, как и со всем остальным.
– Ничего не поздно никогда, – с юношеской страстной убежденностью возразила Маленькая Леди.
Он посмотрел на нее с улыбкой:
– Вы так думаете, дитя? Для меня кое-что уже слишком поздно.
И она засмеялась над ним и даже назвала его Мафусаилом.
Они уже начали чувствовать себя как дома в Британском музее. Солидный полисмен, патрулировавший галереи, был человеком тактичным и, едва завидев эту парочку, как правило, делал вид, что его нелегкий долг охранника срочно требует его присутствия в соседнем, Ассирийском зале.
Однажды Фрэнк решился на более смелый шаг. Он пригласил ее в кафе выпить чаю.
Вначале она заколебалась:
– У меня нет времени. Я не бываю свободна. Я могу приходить лишь иногда по утрам, когда у детей уроки французского.
– Чепуха, – возразил Фрэнк. – Вы можете выкроить себе хотя бы день. Придумайте что-нибудь, пусть у вас умрет тетушка или двоюродная кузина – сочините все равно что, но только придите. Мы пойдем в маленький магазинчик «Эй-Би-Си», тут неподалеку, и закажем к чаю сдобных булочек! Уверен, вам нравятся сдобные булочки!
– Да, те, что за один пенни, с коринкой!
– И с чудесной глазурью сверху…
– Они такие пышные, просто прелесть…
– В сдобной булочке, – торжественно заключил Фрэнк Оливер, – есть что-то бесконечно уютное!
Таким образом они условились, и маленькая гувернантка в честь такого события явилась, приколов к поясу довольно дорогую оранжерейную розу.
Он уже заметил, что в последнее время в ее глазах появилось какое-то тревожное, напряженное выражение, и в тот день, когда она разливала чай, сидя за маленьким столиком с мраморной столешницей, оно стало особенно заметным.
– Вас допекают дети? – заботливо осведомился он.
Девушка покачала головой. Как ни странно, она в последнее время, казалось, избегала говорить о детях.
– С ними все в порядке. Они меня вовсе не заботят.
– В самом деле?
Его участливый тон каким-то непонятным образом расстроил ее еще больше.
– О нет. Дети тут ни при чем. Но… но я действительно чувствовала себя очень одинокой. Это правда! – Ее голос стал почти умоляющим.
– Я понимаю, дитя мое, – тронутый ее словами, быстро проговорил он. – Я знаю, знаю.
После минутной паузы он весело заметил:
– Кстати, вы даже еще не спросили, как мое имя.
Она протестующе подняла руку:
– Не нужно! Я не хочу его знать. И не спрашивайте моего. Давайте останемся просто двумя одинокими людьми, которым довелось встретиться и которые стали друзьями. Так гораздо чудеснее… и… и по-особенному.
– Ладно, – тихо, задумчиво проговорил он. – Просто два существа, обретшие друг друга в одиноком мире.
В его устах сказанное ею приобрело несколько иной смысл, и девушка смущенно умолкла. Ее голова склонялась все ниже над тарелкой, пока Фрэнку не сделалась видна одна лишь тулья ее шляпки.
– Довольно милая шляпка, – ободряюще заметил Фрэнк.
– Я сама ее отделала, – с гордостью сообщила она.
– Я так и подумал, едва увидел ее, – с радостным простодушием ответил он.
– Боюсь, она вышла не такой модной, как я ее задумала!
– Прекрасная, милая шляпка, как я считаю, – заверил он.
Вновь между ними повисло неловкое молчание. Фрэнк Оливер храбро прервал его:
– Маленькая Леди, я не думал еще говорить вам об этом, но ничего не могу с собой поделать. Я люблю вас. Вы нужны мне. Я полюбил вас с того самого момента, как увидел вас в музее в вашем черном костюмчике. Чудесно, когда двое одиноких людей встретятся – разве нет? – ведь они не будут больше одиноки. И я стану работать. О, как я стану работать! Я напишу ваш портрет. Я смогу, я знаю – у меня получится. Девочка моя, я не могу жить без вас. В самом деле не могу…
Маленькая Леди смотрела на него очень пристально. Однако он ожидал чего угодно, но только не того, что она сказала в следующий момент. Очень медленно и раздельно она произнесла:
– Тот платок вы купили сами!
Он поразился ее женской проницательности, но еще более его потрясло то, что она до сих пор помнила этот щекотливый для него эпизод. За такое время она вполне бы уж могла простить его.
– Да, купил, – виновато признался он. – Мне нужен был предлог, чтобы заговорить с вами. Вы очень на меня сердиты? – Он умолк, покорно ожидая ее приговора.
– Мне кажется, вы поступили так мило! – с жаром воскликнула Маленькая Леди. – Ужасно мило! – Она неуверенно запнулась.
– Скажите мне, дитя мое, неужели мое желание не исполнимо? – слегка охрипшим голосом продолжал свою речь Фрэнк Оливер. – Я знаю, я старый, неотесанный зануда…
Но Одинокая Леди прервала его:
– Нет, вы не такой! И никакого другого мне не нужно. Я люблю вас таким, какой вы есть, понимаете? И вовсе не потому, что жалею вас, не потому, что очень одинока и мне нужен кто-то, кто любил и заботился бы обо мне, но потому, что вы – это просто вы. Вы понимаете меня?
– Это правда? – почти прошептал он.
И она ответила твердо:
– Да, это правда…
Счастье переполнило их.
– Значит, мы попали на небеса, родная! – произнес он наконец.
– В магазинчике «Эй-Би-Си», – откликнулась она дрожащим голосом, в котором слышались и смех, и слезы.
Но земной рай недолговечен. Маленькая Леди вдруг спохватилась.
– Я не думала, что уже так поздно! Мне надо немедленно идти! – воскликнула она.
– Я провожу вас до дому.
– Нет, нет – нет!
Он был вынужден уступить и прошелся с ней лишь до станции метро.
– Прощай, мой милый. – Она стиснула его руку в горячем пожатии, о котором он так часто вспоминал после.
– Всего лишь до свидания, до завтра, – радостно отозвался он. – В десять, как обычно, и мы скажем друг другу свои имена и все-все остальное – постараемся стать практичными и прозаичными до безобразия.
– Тогда до свидания на небесах, – прошептала она.
– Они навсегда с нами, любимая!
Она улыбнулась ему на прощание все с той же печальной мольбой, которая была ему непонятна и вселяла чувство смутной тревоги. Затем неумолимая лента эскалатора увлекла ее вниз, и она скрылась из виду.
Фрэнк был странно встревожен ее последними словами, но решительно заставил себя забыть о них и предался лучезарным мечтам, предвкушая завтрашний день.
В десять часов он уже стоял на обычном месте. В этот раз Фрэнк впервые заметил, как злорадно взирают на него все прочие идолы. Могло даже показаться, будто они таращатся на него, упиваясь знанием какой-то нависшей над ним зловещей тайны. Ему стало не по себе, он явственно ощущал их неприязнь.
Маленькая Леди опаздывала. Почему ее еще нет? Вся обстановка в этом месте действовала на него удручающе. Никогда еще его маленький друг (их божок) не казался ему столь жалким. Что он в самом-то деле может, этот несуразный булыжник, замкнувшийся в своем горе?!
Размышления Фрэнка были прерваны мальчишкой с плутоватой физиономией, который подошел к нему и принялся старательно его рассматривать с ног до головы. Явно удовлетворенный результатами своего осмотра, он наконец протянул Фрэнку письмо.
– Это мне?
Письмо было не надписано. Фрэнк взял его, и мальчишка удрал с невероятной быстротой.
Фрэнк Оливер медленно, не веря своим глазам, стал читать написанное. Письмо было коротким:
«Любимый!
Я никогда не смогу выйти за вас замуж. Прошу вас, забудьте вовсе о том, что я была в вашей жизни, и постарайтесь простить меня, если я ранила ваше сердце. Не пытайтесь меня разыскивать, это не приведет ни к чему. Я действительно прощаюсь с вами навсегда.
Одинокая Леди».
Внизу стояла приписка, явно сделанная в последний момент:
«Я люблю вас. Это правда».
И в этой маленькой, добавленной в порыве чувств приписке он находил для себя единственное утешение все последующие недели. Не нужно и говорить, что он не внял ее просьбе «не пытаться ее искать», но все было напрасно. Она исчезла бесследно, и Фрэнк не имел никакой зацепки, чтобы ее найти. В отчаянии он рассылал в газеты объявления, в завуалированных выражениях умоляя ее хотя бы объяснить свое таинственное исчезновение, но ответом на все его усилия было полное молчание. Она ушла и никогда уже не вернется.
А вслед за тем в первый раз за свою жизнь Фрэнк начал писать по-настоящему. У него всегда была неплохая техника. Теперь же мастерство рука об руку воссоединилось с вдохновением.
Картина, написанная им, принесла ему признание и славу. Она была принята и выставлена в Академии, ее признали картиной года не только в силу изысканной трактовки темы, но в не меньшей степени – за ее мастерское исполнение и технику письма. Некоторый налет загадочности, в свою очередь, делал ее еще более привлекательной для широкой публики.
Источник его вдохновения был довольно-таки случаен – его воображением завладела одна сказка, напечатанная в журнале.
Это был рассказ о некой счастливой Принцессе, которая никогда ни в чем не знала отказа. Ей было угодно высказать пожелание? Оно тотчас бывало исполнено. Прихоть? Разумеется, ее удовлетворяли немедленно. У Принцессы были любящие отец и мать, прекрасные наряды и драгоценности, рабы, только и ждавшие, чтобы исполнить малейший ее каприз; ее окружали улыбчивые девушки, всегда готовые украсить ее досуг, – все, что только могло быть угодно душе. Самые богатые и красивейшие из принцев ухаживали за нею и безуспешно добивались ее руки, готовые убить сколь угодно драконов лишь затем, чтобы доказать ей свою преданность. И при всем этом одиночество Принцессы было горше, чем у самого убогого нищего в ее стране.
Фрэнк не стал читать дальше. Дальнейшая судьба Принцессы нисколько его не интересовала. Перед его внутренним взором встал образ этой обремененной радостями жизни Принцессы с печальной, одинокой душой, пресытившейся удовольствиями, задыхающейся от роскоши, мучимой жаждой в этом Чертоге Изобилия.
Он с неистовым рвением принялся писать. Им овладела пылкая радость творчества.
Фрэнк изобразил Принцессу в окружении ее двора, полулежащей на диване. Буйство красок Востока переполняло картину. На Принцессе было чудесное платье с вышивкой причудливых тонов; по плечам рассыпались золотистые волосы, а голову ее украшал богато отделанный драгоценными камнями венец. Ее окружали девушки, и принцы склонялись к ее ногам с богатыми подарками. Вся сцена дышала богатством и роскошью.
Но лицо Принцессы было обращено в сторону, она словно позабыла о веселье и радости, царящих вокруг. Взгляд ее был устремлен в темный, скрытый тенью угол, где стоял, как казалось, довольно неуместный предмет: маленький идол из серого камня, с необычайным, безысходно потерянным видом сидевший, подперев руками голову.
Так ли уж случайно стоял он здесь? Глаза юной Принцессы остановились на нем с выражением странного душевного сочувствия, словно возникшее в ней ощущение собственного одиночества неодолимо приковало к нему ее взгляд. Что-то родственное чувствовалось в них обоих. Весь мир лежал у ее ног – и все же она была одна: Одинокая Принцесса, глядящая на маленького одинокого божка.
О картине заговорил весь Лондон, и Грета спешно отписала несколько слов с поздравлениями из Йоркшира, а жена Тома Харли упрашивала Фрэнка Оливера «приехать на выходные, познакомиться с просто очаровательной девушкой, большой поклонницей твоего творчества». Фрэнк Оливер мрачно и саркастически усмехнулся и бросил письмо в огонь. Успех пришел – но на что он ему? Он желал лишь одного – ту Маленькую Одинокую Леди, которая исчезла из его жизни.
В день начала знаменитых конных соревнований на Кубок Эскота полицейский, дежуривший в одном из отделов Британского музея, принялся вдруг протирать глаза, решив, что грезит, ибо вряд ли кто мог ожидать здесь появления эскотского видения в кружевном платье и чудесной шляпке – подлинного воплощения нимфы, какой рисует ее себе пылкое воображение парижан. Полицейский уставился на нее в невыразимом восхищении.
Одинокий божок не был, вероятно, так уж изумлен. Возможно, он все же обладал немалым могуществом; во всяком случае, он сумел вернуть себе одного из почитателей.
Маленькая Одинокая Леди, не отрываясь, глядела на него, и губы ее двигались, быстро шепча с мольбой:
– Милый маленький божок, дорогой божок, прошу тебя, помоги мне! Пожалуйста, помоги!
Быть может, маленький идол был польщен. Возможно, если он и вправду был свирепым, неумолимым божеством, каким представлялся когда-то Фрэнку, то изнурительно долгие годы и развитие цивилизации смягчили его холодное каменное сердце. А может быть, Одинокая Леди во всем оказалась права и он в самом деле был добрым маленьким божком. Впрочем, могло произойти и случайное совпадение. Так или иначе, именно в тот самый момент Фрэнк Оливер медленно и уныло выходил из дверей Ассирийского зала.
Он поднял голову и увидел парижскую нимфу.
В следующий миг он уже обвил ее руками, а она бормотала сбивчиво и быстро:
– Я была так одинока – вы же теперь знаете – должно быть, вы прочли тот рассказик, который я сочинила; иначе вы не могли бы написать той картины, если бы не прочли и не поняли. Принцесса – это я; у меня было все, но я оставалась невыразимо одинокой. Однажды я пошла к гадалке и одолжила костюм у своей служанки. По дороге я зашла сюда и увидела, как вы смотрите на маленького божка. Так это все и началось. Я притворилась – о, как это было гадко с моей стороны, – продолжала притворяться бедной гувернанткой, а впоследствии не посмела признаться, что так ужасно вам солгала. Я думала, вы будете возмущены моим обманом. Если бы вы раскрыли меня, я бы этого не вынесла и потому бежала. Потом я сочинила эту историю, а вчера увидела вашу картину. Ведь это же вы написали ее?
Только богам воистину ведомо, что означает слово «неблагодарность». Следует полагать, что одинокий маленький божок сполна познал черную неблагодарность, свойственную человеческой натуре. Он, будучи божеством, имел самые уникальные возможности наблюдать это явление, и все же он, взиравший ранее на приносимые ему несметные жертвы, в час испытания сам принес жертву в свой черед. Он пожертвовал двумя единственными почитателями, которые были у него в этой чуждой земле, и воочию дал этим знать, что по природе своей был великим маленьким божеством, ибо пожертвовал всем, что имел.
Сквозь скрывавшие его лицо пальцы он смотрел, как они уходят рука об руку, не оглянувшись ни разу, – двое счастливых людей, обретших свой рай и потому ни в ком более не нуждавшихся.
В конце концов, кто он был такой – всего-навсего очень одинокий божок в чужой земле.
Золото Мэнкса
Предисловие
«Золото Мэнкса» – не обычный детективный рассказ; вероятно, он в самом деле является уникальным. Герои этого рассказа, выступающие в роли детективов, действительно сталкиваются с убийством. Однако основной их целью является не установление личности убийцы, а поиски сокровища, местонахождение которого можно обнаружить, только раскрыв серию намеков, содержащихся в загадочном письме. Позволим себе дать некоторые пояснения…
Зимой 1929 года у члена городского управления Артура Б. Крукэлла возник некий оригинальный замысел. Крукэлл являлся председателем «Джун Эффорт», комитета, отвечавшего за поддержание туризма на острове Мэн, и задумал устроить здесь охоту за сокровищами – на такую мысль его навели многочисленные легенды о контрабандистах Мэнкса и о затерянных кладах награбленного ими добра. «Сокровище» должно было быть настоящим, спрятанным где-то на острове, и «ключи» к его местоположению предполагалось в скрытом виде включить в сюжет детективного рассказа. Вначале некоторые члены комитета выразили недоверие к предложению Крукэлла, но в конце концов оно было принято. Комитет сошелся на том, что «Программа поисков клада на острове Мэн» должна быть приурочена к началу сезона отпусков, одновременно с мотоциклетными гонками на Международный приз по туризму, которым в то время исполнилось уже 24 года, и с другими сезонными мероприятиями, такими, как «коронация Королевы Роз» и полуночное состязание яхтсменов.
Однако Крукэллу было необходимо найти автора, согласившегося бы написать рассказ, на основе которого должны были производиться поиски. Кто бы мог сделать это лучше Агаты Кристи? Как это ни удивительно, Агата Кристи согласилась – и к тому же всего за 60 фунтов стерлингов – написать такой рассказ. Она побывала на острове Мэн в конце апреля 1930 г., остановившись в качестве гостьи у губернатора этой провинции, и затем вернулась в Девон, где заболела ее дочь. Кристи и Крукэлл провели вместе немало времени, обсуждая предстоящую охоту за сокровищами, и посетили многие места на острове, дабы решить, где спрятать клады и каким образом составить подсказки для их отыскания.
Получившийся в результате рассказ «Золото Мэнкса» был в конце мая опубликован в пяти частях в «Daily Dispatch». «Dispatch» издавался в Манчестере и был избран комитетом в качестве наиболее подходящего периодического издания, поскольку эта газета скорее других могла попасться на глаза предполагаемым посетителям острова Мэн. «Золото Мэнкса» было переиздано также в виде буклета, и четверть миллиона его экземпляров были разосланы в постоялые дома и гостиницы по всему острову. Пять «ключей» были опубликованы также отдельно (в тексте они помечены значком *), и перед тем как настал день появления первого из них на страницах «Dispatch», комитет «Джун Эффорт» обратился ко всем с призывом «к сотрудничеству, с тем чтобы добиться как можно большей рекламы» поискам. Наплыв туристов означал бы повышение доходов с туризма, поэтому к «охоте» постарались привлечь внимание и нескольких сотен «возвращенцев» – людей, эмигрировавших с острова в Соединенные Штаты, которые в качестве почетных гостей должны были прибыть в июне. Как писали в выпущенной в то время рекламе, это была «возможность для всех детективов-любителей проверить свое искусство»! Чтобы потягаться с Джуэном и Фенеллой, всем участникам, как и им, предлагалось обзавестись «несколькими превосходными картами, разнообразными справочниками-описаниями острова, книгой по фольклору и трудом по истории острова». В конце рассказа мы приводим отгадки к ключам.
- Жил старик Майлехэрейн в горах, где скала,
- Где спускается Джерби с отрога, —
- Его дочка красавицей знатной слыла,
- А земля – золотою от дрока.
- «Ах, отец, говорят, что, от мира тая,
- Где-то ты схоронил груды злата.
- Его отблеск на дроке лишь видела я,
- О, скажи, его спрятал куда ты?»
- «Запер злато в дубовый сундук я давно,
- Потопил его в водах залива, —
- Там лежит, словно якорь надежд, встав на дно,
- И укрыто надежно на диво».
– Мне нравится эта песня, – с чувством заметил я, когда Фенелла закончила петь.
– Иначе и быть не может, – отозвалась та. – Она ведь о нашем общем предке, твоем и моем. О деде дядюшки Майлза. Он нажил себе богатство, занимаясь контрабандой, и где-то его запрятал – никто так и не знает где.
Семейная история – это конек Фенеллы. Ей интересно все, что касается ее предков. Я же определенно склонен жить настоящим. Нынешние трудности и неопределенность в будущем поглощают все мои силы. Хотя я люблю слушать, как Фенелла поет старые баллады Мэнкса.
Фенелла – очаровательная девушка. Мы с ней двоюродные брат и сестра, и вдобавок время от времени ей случается быть моей невестой. В порыве финансового оптимизма мы с ней объявляем о помолвке. Затем, когда нас накрывает откатной волной пессимизма, мы сознаем, что по крайней мере еще десять лет не сможем пожениться, и разрываем помолвку.
– Неужели никто не пытался найти сокровища? – поинтересовался я.
– Еще как пытались. Но ничего не выходило.
– Должно быть, они не пробовали подойти научно.
– Однажды сам дядюшка Майлз предпринял замечательную попытку, – сообщила Фенелла. – Он говорил, что любой смышленый человек должен суметь разгадать задачку наподобие этой.
Это показалось мне очень похожим на нашего дядюшку Майлза, эксцентричного, чудаковатого старого джентльмена, который жил на острове Мэн и питал склонность к наставительным сентенциям.
В этот самый момент нам принесли почту и вместе с ней то письмо!
– Святые небеса! – воскликнула Фенелла. – Будто нас черт за язык дернул, я хочу сказать, ангел – дядюшка Майлз скончался!
Оба мы всего лишь пару раз видели при жизни нашего чудаковатого родственника, так что ни мне, ни Фенелле не стоило изображать очень уж глубокое горе. Письмо пришло из нотариальной конторы в Дугласе, и в нем сообщалось, что, согласно завещанию мистера Майлза Майлехэрейна, ныне покойного, Фенелла и я сообща являемся наследниками его недвижимого имущества, каковое состоит из дома, расположенного в окрестностях Дугласа, и незначительного дохода. К письму был приложен запечатанный конверт, который мистер Майлехэрейн распорядился переслать Фенелле в случае его смерти. Конверт был нами вскрыт, и мы ознакомились с удивительным содержанием послания. Я привожу его текст полностью, поскольку это поистине примечательный документ.
«Дорогие Фенелла и Джуэн (поскольку уверен, что вы где-то вместе, где один, там и другой! Так уж мне сорока наболтала)! Может быть, вы припомните мои слова о том, что всякий мало-мальски наделенный смекалкой человек мог бы с легкостью найти сокровища, сокрытые моим любезным мошенником-дедом. Я проявил такую смекалку, и наградой мне были четыре сундука чистого золота в слитках. Прямо как в сказке – не находите?
Из всех моих родных в живых сейчас лишь четверо – вы двое, мой племянник Ивен Корджиг, который, как говорят, чистейший прохвост, и кузен, доктор Фейлл, о котором я мало наслышан, но и то немногое, что я знаю, большой симпатии не вызывает.
Свое недвижимое имущество я оставляю вам с Фенеллой, но чувствую на себе некоторую ответственность в отношении тех «сокровищ», которые достались мне исключительно благодаря моей личной находчивости. Полагаю, мой любезный предок не был бы мною доволен, если бы я тривиально передал их по наследству. Поэтому и я, в свою очередь, составил для вас задачку.
В ней все так же речь идет о четырех «сундуках» с сокровищами (хотя и в более современной форме, нежели золотые монеты или слитки) и о четверых претендентах на них в лице моих ныне здравствующих родственников. Честнее всего с моей стороны было бы предназначить каждому по «сундуку», но в этом мире нет честности, дети мои. В гонке побеждает самый быстрый и зачастую самый беспринципный!
Впрочем, кто я такой, чтобы спорить с самой Природой? Вам придется объединить свои усилия в борьбе против двух других. Боюсь, что у вас окажется совсем мало шансов. Простодушие и доброта редко бывают вознаграждены в этом мире. Я ощущаю это так сильно, что даже решился схитрить (снова нечестность, заметьте!). Это письмо придет к вам на двадцать четыре часа раньше, чем получат свои письма двое других. Таким образом, у вас есть отличный шанс обеспечить себе первое из «сокровищ» – преимущества в целые сутки будет вполне достаточно, если ваши мозги чего-нибудь стоят.
Ключи к этому кладу вы найдете в моем доме в Дугласе. Ключ ко второму будет передан вам не ранее, чем окажется найденным первый. Поэтому к поискам второго и последующих кладов все приступят в равных условиях. Свои добрые пожелания успеха предпочитаю адресовать вам и ничему не был бы так рад, как тому, если бы вам достались все четыре «сундука», однако по указанным мною причинам считаю это маловероятным. Помните, что нашего дражайшего Ивена никакие угрызения совести не остановят. Доверять ему в каком-либо отношении было бы для вас ошибкой. Что касается доктора Ричарда Фейлла, то о нем я знаю мало, склонен полагать, однако, что он – темная лошадка.
Удачи вам обоим, хотя и с малыми надеждами на ваш успех!
Любящий дядюшка
Майлз Майлехэрейн».
Едва мы дошли до подписи, как Фенелла метнулась куда-то в сторону.
– В чем дело? – вскрикнул я.
Фенелла торопливо листала страницы справочника.
– Нам нужно как можно быстрее добраться до острова Мэн, – ответила она. – Как он только смеет считать нас наивными дурачками? Я ему докажу! Джуэн, мы отыщем все четыре его «сундука» и поженимся, и станем жить долго и счастливо, у нас будут «Роллс-Ройсы», и лакеи, и ванны из мрамора. Но мы должны немедленно попасть на остров Мэн.
Через двадцать четыре часа, переговорив в Дугласе с нотариусами, мы уже были в Молд-Хаусе. Здесь мы имели честь лицезреть миссис Скилликорн, экономку нашего покойного дядюшки, даму весьма внушительную и строгую, которая под напором Фенеллы несколько оттаяла.
– Все бы ему чудить, – промолвила она. – Всякого любил поставить в тупик и заставить призадуматься.
– Но есть же ключи, – взмолилась Фенелла. – Где они?
С решимостью, сопровождавшей все ее действия, миссис Скилликорн покинула комнату. Она отсутствовала несколько минут и, возвратившись, протянула нам сложенный листок бумаги.
Мы нетерпеливо развернули его. В нем содержался довольно нескладный стих, писанный неразборчивым дядюшкиным почерком:
- Четыре у компаса румба – вокруг
- Запад и север, восток и юг.
- Восточные ветры приносят недуг, —
- Да не лежит на восток ваш путь,
- Но только – на север, на запад, на юг.
– О! – озадаченно произнесла Фенелла.
– О! – произнес я с похожей интонацией.
Миссис Скилликорн улыбнулась с печальны удовлетворением.
– Не так уж много в этом смысла, верно? – сочувственно проговорила она.
– Тут… я даже не знаю, с чего начать, – пожаловалась Фенелла.
– Начать, – заметил я с воодушевлением, которого вовсе не испытывал, – всегда самое трудное. Но стоит только сдвинуться с места…
Улыбка миссис Скилликорн сделалась ее печальнее. Она была дамой, склонной к унынию.
– Вы не можете помочь нам? – умоляюще спросила Фенелла.
– Я ничего не знаю об этой глупой затее. Не очень-то он мне доверял, этот ваш дядюшка. Я ему говорила, чтобы положил деньги в банк, и без глупостей. Я и знать не знала, что он там затевает.
– Он никогда не выносил отсюда сундуков или чего-нибудь в этом роде?
– Вот уж нет.
– А вы не знаете, когда он все это спрятал – давно или не очень?
Миссис Скилликорн отрицательно покачала головой.
– Ладно, – сказал я, стараясь не расслабляться. – Существуют две возможности. Либо клад сокрыт здесь, на данной территории, либо спрятан где-нибудь на острове. Это зависит от его объема, разумеется.
Фенеллу внезапно осенило.
– Вы не заметили, может, здесь чего-нибудь недостает? – спросила она. – Я имею в виду из дядюшкиных вещей?
– А, ну как же, странно, что вы про это спросили…
– Значит, заметили?
– Я и говорю, странное дело. Его табакерки – их было по крайней мере четыре, я нигде не могу их отыскать.
– Четыре! – воскликнула Фенелла. – Вот оно! Должно быть, мы напали на след. Пошли посмотрим в саду.
– Там ничего нет, – заявила миссис Скилликорн. – Иначе я бы знала. Ваш дядюшка не мог ничего закопать в саду так, чтобы я не заметила.
– В записке говорится о делениях компаса, – заметил я. – Первое, что нам нужно, – это карта острова.
– На том столе есть какая-то карта, – сказала миссис Скилликорн.
Фенелла нетерпеливо развернула ее. При этом на пол упала небольшая бумажка. Я подхватил ее.
– Вот те на, – проговорил я. – Похоже, дальнейшая подсказка.
Мы оба поспешно склонились над ней.
Более всего она походила на грубо нарисованную карту. На ней были обозначены крест, круг и стрелка-указатель, а также приблизительно отмечены стороны света, но она вряд ли могла что-либо прояснить. Мы молча рассматривали листок.
– Не очень-то проливает свет на дело, что скажешь? – заметила наконец Фенелла.
– Само собой, над ней надо поломать голову, – ответил я. – Не стоит надеяться, что указание тотчас бросится нам в глаза.
Миссис Скилликорн прервала наши раздумья, предложив ужин, за что мы ей были весьма благодарны.
– Вы не принесете нам кофе? – попросила Фенелла. – Побольше и покрепче.
Миссис Скилликорн потчевала нас превосходно, а после ужина на столе появился внушительных размеров кувшин с кофе.
– Ну, теперь, – заявила Фенелла, – приступим к кладу.
– В первую очередь, – сказал я, – направление. Похоже, стрелка указывает точно на северо-восток острова.
– Похоже на то. Взглянем на карту.
Мы внимательно изучили карту.
– Все зависит от того, как понимать значки, – заметила Фенелла. – Указывает ли крест на сокровище? Или им обозначено что-то иное, например церковь? Должны же быть какие-то правила!
– Так было бы слишком просто.
– Полагаю, что да. Почему с одной стороны круга нарисованы какие-то маленькие черточки, а с другой нет?
– Не знаю.
– Есть тут хотя бы еще какие-нибудь карты?
Мы расположились в библиотеке. Здесь имелось несколько превосходных карт. Мы нашли также разнообразные справочники-описания острова. Среди них были даже книга по фольклору и труд по истории острова Мэн. Мы просмотрели их все.
Наконец у нас сложилась некая версия.
– Кажется, все сходится, – согласилась в конце концов Фенелла. – Я хочу сказать, только вот здесь по двум пунктам все совпадает полностью, больше нигде.
– Так или иначе, стоит попробовать, – заключил я. – Думаю, сегодня мы вряд ли сумеем продвинуться дальше. Завтра первым делом мы возьмем напрокат машину, отправимся туда и попытаем счастья.
– Кстати, завтра уже наступило, – заметила она. – Половина третьего! Только представь себе!
Раннее утро застало нас в дороге. Мы взяли на неделю машину, договорившись, что будем вести ее сами. Пока мы милю за милей проносились по превосходному шоссе, Фенелла пришла в отличное расположение духа.
– Если бы только не было тех двоих, я считала бы наши поиски прекрасным развлечением, – сказала она. – Это ведь здесь первоначально устраивались скачки дерби? До того, как их перенесли в Эпсом? Сейчас даже странно подумать!
Я привлек ее внимание к фермерскому дому.
– Должно быть, про это место было сказано, что здесь имеется потайной ход, проходящий под морем вон к тому острову.
– Вот здорово! Обожаю потайные ходы, а ты? О, Джуэн, мы уже довольно близко. Я ужасно волнуюсь. Только бы мы оказались правы!
Спустя пять минут мы оставили машину.
– Все как на плане, – дрожащим голосом проговорила Фенелла.
Мы двинулись дальше пешком.
– Правильно, их шесть. Теперь сюда, между этими двумя. У тебя есть компас?
Через пять минут мы уже стояли, радостно глядя друг на друга, все еще не веря до конца в свою удачу, – на моей вытянутой ладони лежала старинная табакерка.
У нас все получилось!
В Молд-Хаусе миссис Скилликорн встретила нас известием о том, что прибыли два джентльмена. Один из них уже успел уйти, а второй сидит в библиотеке.
Когда мы вошли туда, навстречу нам с улыбкой поднялся с кресла высокий светловолосый, краснолицый мужчина.
– Мистер Фэрекер и мисс Майлехэрейн? Счастлив познакомиться. Я ваш дальний родственник, доктор Фейлл. Забавное это дельце, не так ли?
Он держался безукоризненно вежливо, но я тотчас невзлюбил его. Я чувствовал, что этот человек каким-то образом может оказаться опасен. Его приятная манера держать себя казалась нарочито приятной, и он избегал смотреть прямо в глаза.
– Боюсь, мы вас неприятно удивим, – произнес я. – Первый «клад» мы с мисс Майлехэрейн уже отыскали.
Он принял это стойко.
– Что ж, это прискорбно – да, да. Похоже, здешняя почта работает как-то странно. Мы с Барфордом выехали тотчас.
Мы не посмели выдать ему вероломную уловку дядюшки Майлза.
– Так или иначе, второй раунд поисков мы начинаем в равных условиях, – сказала Фенелла.
– Великолепно. Тогда не стоит ли нам прямо сейчас перейти ко вторым ключам? Полагаю, он у вашей замечательной миссис… э-э… Скилликорн?