Георгий Жуков. Последний довод короля Исаев Алексей
Для получения количественных оценок я отправился в подмосковный город Подольск, в Центральный архив Министерства обороны. Недолгие изыскания привели меня к «Докладу о боевых действиях 1 гвардейской танковой армии в Берлинской операции (16.04-2.5.1945)», написанному по горячим следам событий в июне 1945 г. Подписан отчет начальником штаба 1-й гв. танковой армии генерал-лейтенантом М.А. Шалиным и начальником оперативного отдела полковником М. Т. Никитиным. Приписан этот отчет и его версии к фонду 1-й гв. танковой армии, и почему цитаты из него у В. Сафира идут со ссылками на фонд 1-го Белорусского фронта, у меня вызывает некоторое удивление.
Всего с 16 апреля по 2 мая 1945 г. армия М.Е. Катукова потеряла безвозвратно 232 танка и САУ. По типам боевых машин эти потери распределились следующим образом. См. табл.1.
Таблица 1.
Т-34 | ИС-2 | ИСУ-122 | СУ-85 | СУ-100 | СУ-76 | СУ-57 | |
---|---|---|---|---|---|---|---|
В строю на 16.04 | 433 | 64 | 20 | 17 | 41 | 58 | 76 |
Потери | 185 | 12 | 3 | 5 | 8 | 16 | 3 |
СУ-57 — это поставлявшаяся по ленд-лизу, но не принятая на вооружение американской армии самоходка Т-48. Она представляла собой 57-мм противотанковую пушку на шасси полугусеничного бронетранспортера.
Глядя на эти цифры, у меня язык не поворачивается сказать, что танковая армия М.Е. Катукова была «сожжена». Потери можно характеризовать как умеренные. Сражаться с крупными массами «Пантер» под Курском в июле 1943 г. танкистам Катукова было тяжелее. Так, из 645 танков Т-34, Т-70 и Т-60 1-й гв. танковой армии, участвовавших в бою с 5 по 20 июля 1943 г., было выведено из строя 530 бронеединиц, в том числе сгорело 358 машин. Из 525 танков Т-34 армии М.Е. Катукова в этот же период сгорело 316 единиц[220]. Сравните: из 433 танков Т-34 в Берлинской операции было потеряно 185 машин. Замечу также, что приведенные цифры по июлю 1943 г. — это только потери 3-го механизированного корпуса, 6-го и 31-го танковых корпусов 1-й гв. танковой армии. Потери приданных частей были даже выше. Так, из 43 участвовавших в боях Т-34 180-й танковой бригады были выведены из строя 37 танков, в том числе сгорело 33 машины. В превозносимом сторонниками оборонительной стратегии сражении на Курской дуге июля 1943 г. 1-я гв. танковая армия была выкошена за неделю боев. Армия потеряла свой танковый парк гораздо быстрее, чем в наступлении через Зееловские высоты и в уличных боях в Берлине в 1945 г. В Белгородско-Харьковской операции августа 1943 г. 1-я танковая армия потеряла 1040 танков (из них 889 Т-34). К началу операции армия Катукова насчитывала 542 танка (418 Т-34), т. е. было перемолото также пополнение, поступившее в ходе боев августа 1943 г. Разница между 1945 г. и 1943 г. видна невооруженным взглядом.
Собственно бои за Берлин дали меньшую часть потерь армии М.Е. Катукова. За время уличных боев в Берлине 1-я гв. танковая армия потеряла безвозвратно 104 бронеединицы, что составляло 45 % к общему числу потерянных танков и САУ и всего 15 % к числу танков, находившихся в строю к началу операции.
Что же можно было сказать о средствах, выбивавших советские танки на улицах Берлина и на Зееловских высотах? Подбитые танки были выборочно осмотрены. Сбор статистики был обязательной процедурой: отчеты по боевым повреждениям направлялись в Главное автобронетанковое управление Красной армии. Впоследствии такого рода статистика использовалась при выработке технических требований на новую технику. На 75 безвозвратно потерянных танков и САУ 1-я гв. танковой армии повреждения распределились следующим образом. Из 65 осмотренных танков Т-34 получили фатальные повреждения от артогня 58 машин, от ударов с воздуха — 2 машины и всего 5 танков были подбиты «фаустпатронами»[221]. Все 7 осмотренных тяжелых танков ИС-2 были подбиты артиллерией. Из трех осмотренных ИСУ-122 две самоходки были подбиты артиллерией, а одна — фаустпатроном. Всего в 75 осмотренных танках было 113 попаданий, причем 60 (53 %) приходились на борт корпуса, 16 (14,6 %) в лоб корпуса, 6 (5,3 %) в корму, 27 (23,9 %) в башню и 4 (3,54 %) в ходовую часть.
Авторы отчета с досадой отмечают:
«Таким образом, наиболее поражаемым местом танков, в особенности Т-34, является бортовая броня, а бензобаки <точнее, «топливные баки». — А.И.>, расположенные по бортам, являются источниками возникновения пожара и безвозвратной гибели танков»[222].
Так танкистам аукалось довоенное конструкторское решение с установкой дизельного двигателя, с «пожаробезопасными» баками в боевом отделении танка Т-34.
Кроме того, за весь период боевых действий 199 бронеединиц получили боевые повреждения, не приведшие к гибели танка. Здесь были осмотрены 103 машины, получившие 199 попаданий, причем большая часть попаданий, не приводивших к уничтожению танка или САУ, приходилась на лобовую часть. Среди осмотренных поврежденных машин только 17,4 % имели попадания в бортовую броню.
Таким образом, согласно бесстрастным статистическим данным, от фаустпатронов в 1-й гв. танковой армии потеряно только 8 % танков. Если принять этот процент потерь от знаменитых фаустпатронов за основу, то получается, что в Берлине было потеряно от огня «фаустников» всего 8 или в худшем случае 10 машин. Я даже согласен на завышенную оценку в 15 танков и самоходок. В масштабах танковой армии с сотнями танков и САУ это гроши. Кроме того, не все эти танки были сожжены непосредственно в ходе наступления. В общих выводах отчета мы можем найти такие слова:
«Действуя вдоль одной улицы шириной до 50 метров, бригады могли использовать одновременно не более 2–3 танков, 3–4 САУ и до 6 орудий. Остальная техника, своя и приданная, не могла быть использована, загромождала улицы и несла потери от артиллерии и «фаустников» противника, оставшихся после прохождения передовых групп»[223].
То есть жертвами «фаустников» становились танки армии М.Е. Катукова, находившиеся в ближнем тылу, неподвижно стоявшие на улице без достаточного охранения и, возможно, даже без экипажей.
Обширный статистический материал также нашелся в «Докладе о боевых действиях 2-й гв. танковой армии в составе 1-го Белорусского фронта по разгрому Берлинской группировки противника и овладению г. Берлин». За время операции армия С.И. Богданова безвозвратно потеряла 209 боевых машин. По типам они распределялись следующим образом: 123 Т-34, 53 М4А2 «Шерман», 7 ИС-2, 7 СУ-122, 7 СУ-100, 1 СУ-85, 6 СУ-76[224]. За время уличных боев в Берлине с 22 апреля по 2 мая 1945 г. 2-я гв. танковая армия потеряла безвозвратно 52 Т-34, 31 М4А2 «Шерман», 4 ИС-2, 4 ИСУ-122, 5 СУ-100, 2 СУ-85, 6 СУ-76[225]. Перед началом операции в армии насчитывалось 305 Т-34, 176 М4А2 «Шерман», 32 ИС-2, 41 ИСУ-122, 46 СУ-100, 11 СУ-85, 53 СУ-76, всего 667 единиц. Таким образом, общие безвозвратные потери составили 31 % численности танков к началу операции, намного ниже, чем в 1-й гв. танковой армии. Потери на улицах города составили 16 % численности к началу операции, то есть сопоставимые с армией М.Е. Катукова. Получили боевые повреждения, но могли быть восстановлены и введены в строй 92 машины. Всего было выведено из строя 576 танков, из них от артогня пострадали 259 единиц, от мин 25, от действия авиации — 29, от фаустпатронов — 106, застряли в пути — 22, сгорело (судя по всему, к этой категории потерь относили машины, чьи повреждения не позволяли однозначно определить причину гибели) — 135. Замечу, что в категории «выведено из строя» идет двойной счет за счет получавших повреждения, но снова вводившихся в строй боевых машин. Из общего числа выведенных из строя 289 танков Т-34 от артогня было потеряно 108 машин, а от фаустпатронов 65 машин.
Если предположить, что потери на улицах Берлина составляли 20 % (как безвозвратные, так и восстановленные) потерь, то штурм самого города стоил армии С.И. Богданова 10 Т-34, 6 «Шерманов» и 1 ИС-2, потерянных от огня «фаустников». Два десятка танков — это повод для дискуссий, вводить танковую армию на улицы Берлина или не вводить? В условиях, когда в городе остались фольксштурмисты и остатки разбитых на Зееловских высотах соединений, ввод танкового объединения в город и потери в два десятка танков от ручного противотанкового оружия являются вполне допустимыми.
Однако, как мы видим, потери 2-й гв. танковой армии от «фаустников» были выше, чем в 1-й гв. танковой армии. От огня немецкого ручного противотанкового оружия, согласно статистике, потеряно по меньшей мере 20 % танков. Это в первую очередь связано с тем, что армия С.И. Богданова действовала в Берлине самостоятельно, не будучи распределена как средство непосредственной поддержки пехоты между стрелковыми корпусами общевойсковой армии. Не спасали даже сетчатые экраны, установленные в 600 мм от брони танков. Как записано в отчете, диаметр пробоины от фаустпатрона уменьшался в два раза, но пробитие брони все равно имело место.
Несмотря на это, командующий 2-й гвардейской танковой армией С.И. Богданов на конференции, посвященной опыту Берлинской операции, указывал на завышение возможностей немецкого противотанкового оружия:
«О фаустпатроне. Я не могу согласиться с тем, что фаустпатрон являлся препятствием для танковых войск. Я считаю, что это переоценка фаустпатрона в Берлинской операции. Почему? Фаустпатрон находился в руках необученного, морально, физически и военно не подготовленного солдата германской армии фольксштурма, и поэтому он не являлся таким грозным оружием для нашего советского непревзойденного танка Т-34. Во время наступления я очень серьезно разговаривал со своими командирами корпусов, командирами бригад, личным составом и выяснил, что фаустпатрон являлся жупелом, которого иногда группы или отдельные танки боялись, но повторяю, что в Берлинской операции фаустпатрон не являлся таким страшным оружием, как представляют некоторые»[226].
С оценкой С.И. Богданова относительно фольксштурмистов нельзя не согласиться. В упоминавшейся выше книге английских историков Рида и Фишера в качестве примера приводится 42-й батальон «фольксштурма». По штату он насчитывал 400 человек, однако для них имелось всего 180 датских винтовок без патронов, 4 пулемета и 100 «фаустпатронов». «Ни один человек не получил подготовки в стрельбе из пулемета, все они боялись (!!! — А.И.) противотанкового оружия»[227]. Часто если патроны были, то в количестве 10 штук на винтовку. «За неимением достаточного количества вооружения, в отрядах «фольксштурм» тяжелого вооружения не было. Личный состав вооружался карабинами и пулеметами с ограниченным количеством боеприпасов»[228]. Понятно, что такое «воинство» могло оказать довольно слабое сопротивление тактически грамотному противнику. Поэтому неудивительно, что фольксштурмисты часто просто разбегались. Более того, не имели необходимой подготовки даже части, формально являвшиеся профессионалами. Так, прибывшие в Берлин на транспортных Ю-52 моряки были операторами радаров, артиллеристами, не обладавшими навыками боя пехоты. Поэтому в роли танкоборцев были ненамного лучше фольксштурмистов.
Фаустпатроны («панцерфаусты») начали выпускаться еще в 1943 г., но до определенного момента они не причиняли большого беспокойства. Летом 1944 г. в Белоруссии наши пехотинцы находили в окопах целые штабеля неиспользованных фаустпатронов. Было высказано предположение, что оружие с малой дальностью стрельбы психологически тяжело использовать. В связи с этим даже были прекращены эксперименты с навариванием экранов на наши танки. Шоком стала повысившаяся эффективность фаустпатронов в Германии в начале 1945 г., когда плотность построения войск возросла, а бои перешли на территорию с плотной застройкой. Свою роль сыграло также улучшение технических характеристик фаустпатронов. С сентября 1944 г. стала выпускаться модификация с дальностью 60 м и повышенной до 60 м/с (против 45 м/с на первых образцах) начальной скоростью гранаты.
Однако к началу Берлинской операции шок был преодолен, и были выработаны меры по снижению потерь от ручного оружия пехоты. Процитирую «Отчет о работе отдела эксплоатации УК БТ и MB 1-го Украинского фронта за период с 1 апреля по 9 мая 1945 г.» (орфография и пунктуация оригинала сохранены):
«За последний период противником в широком масштабе применялось противотанковое средство — Фауст-патрон. Одним из мероприятий, направленных в борьбе против фаустников, являлся интенсивный автоматный огонь пехоты и десанта, повышенная скорость танков и СУ в районе действия фаустников. Частям было дано распоряжение шифротелеграммой, предусматривающее эти мероприятия. За отчетный период число поражаемости танков и СУ фауст-патроном значительно снизилось. Так, например, с 1.3 по 1.4 поражаемых случаев танков и СУ фауст-патроном было 192, а за этот период оно составляет 94»[229].
Выработка приемов борьбы с «фаустниками» на 1-м Украинском фронте сказалась на тактике ведения боев в городе 3-й гв. танковой армией П.С. Рыбалко. Если в своем продвижении батальон танковой встречал обороняемое препятствие — забор поперек улицы или обороняемое здание, то командир батальона прежде всего производил разведку и искал возможности обойти это препятствие. Если обход оказывался невозможен, то под прикрытием огня танков и бронетранспортеров М-17 или ДШК, которые шли непосредственно за пехотой, вперед выдвигались саперы для подрыва препятствия. М-17 — это поставлявшаяся по ленд-лизу зенитная САУ с четырьмя 12,7-мм пулеметами на шасси полугусеничного бронетранспортера. В обделенной ленд-лизовскими ЗСУ 2-й танковой армии аналогичные задачи выполняли установленные на грузовиках 12,7-мм пулеметы ДШК. Одновременно артиллерия занимала огневые позиции и вела огонь на разрушение зданий за препятствиями, ослепляла и подавляла оборону противника. В практике боев баррикады часто разрушались огнем крупнокалиберной артиллерии и установок М-31.
После устранения препятствий танки устремлялись в проходы и на больших скоростях проскакивали опасные места. Пехота довершала очистку объектов. Огнеметчики выжигали противника из подвалов и при необходимости поджигали здания.
При отсутствии на атакуемом направлении препятствий и противотанковых средств танки с десантом мотопехоты на больших скоростях делали бросок вперед на несколько кварталов до перекрестка, площади, сквера или какого-нибудь объекта, где закреплялись, поджидая пехоту и артиллерию. Следующая за танками пехота очищала от противника пройденные танками кварталы. С подходом пехоты танки вновь делали бросок вперед. Движение на больших скоростях обеспечивало танки от повреждения фаустпатронами.
Характерная черточка: за время боев за Берлин танки армии П.С. Рыбалко выпустили 18 тыс. 85-мм снарядов. Такое количество снарядов не выпускалось ни в одной из предыдущих операций армии. Некоторые машины выпускали до пяти боекомплектов. Переводя с сухого языка статистики, это можно назвать «били по всему, что шевелится».
За Берлинскую операцию 3-я гв. танковая армия потеряла 191 танк, из них 174 — безвозвратно, и 4 °CАУ, из них 30 — безвозвратно. К началу операции армия насчитывала боеготовыми 431 танк и 201 САУ, а всего 632 бронеединицы. По этапам операции потери распределялись следующим образом. При прорыве обороны немцев на реке Нейсе армия потеряла безвозвратно 58 танков и 9 САУ. Остальные 121 танк и 21 САУ были потеряны на подступах к Берлину и в уличных боях за Берлин. В самом Берлине за 9 дней боев с 23 апреля по 2 мая 1945 г. армия безвозвратно потеряла 99 танков и 15 САУ[230]. Это 23 % танков, имевшихся к началу операции.
К сожалению, в отчете по боевым действиям 3-й гв. танковой армии в Берлинской операции нет четкого распределения потерь от различных типов противотанковых средств. Мне удалось обнаружить только брутто-цифры по всему 1-му Украинскому фронту по вышеупомянутому отчету отдела эксплутации. Из 935 выведенных из строя за период с 1 апреля по 9 мая танков Т-34-85 625 были выведены из строя артиллерией (из них 289 безвозвратно) и только 37 машин (12 безвозвратно) — фаустпатронами. То есть в расчете на Т-34-85 фаустпатроны дают только 6 % общих потерь танков и всего 2 % безвозвратных. В первые месяцы 1945 г. потери от фаустпатронов были выше. В период с 12 января по 5 апреля 1945 г. на 1072 танка Т-34, пораженных артиллерией, было 115 машин, подбитых «фаустниками». Тактические приемы, отработанные в ходе подготовки Берлинской операции, как мы видим, существенно улучшили ситуацию. Даже традиционный аутсайдер в поражении танков — авиация — оказывается впереди фаустпатронов. Из вышеуказанных 935 Т-34-85 62 танка оказываются поражены ударами с воздуха, безвозвратно из них были потеряны 27 танков. Судя по всему, в это число входят пораженные «дружественным огнем» штурмовиков Ил-2. Во всяком случае, в статистике присутствуют пробоины от «25-мм снарядов авиапушки», ближе всего к которым 23-мм пушки ВЯ самолета Ил-2.
У немцев в этот период были распространены авиационные пушки калибром 20, 30 и 37 миллиметров.
Статистика по другим машинам не изменяет принципиально общей картины. Из 89 выведенных из строя ИС-2 от фаустпатронов пострадали только 2 танка (оба безвозвратно). Это 2 % потерь. Несколько выше потери САУ. Из 56 выведенных из строя ИСУ-152 18 были выведены из строя «фаустниками» (7 машин безвозвратно). Из 66 подбитых СУ-85 8 машин были подбиты фаустпатронами (все восстановлены). При этом из 231 выведенной из строя СУ-76 только 9 машин было повреждено фаустпатронами (5 машин были потеряны безвозвратно). Здесь снова идет возврат к единицам процентов. Замечу, что Т-34-85 и СУ-76 были наиболее массовыми образцами боевой техники в Берлинской операции.
Вырисовывается вполне определенная картина: потери от фаустпатронов составляли единицы процентов потерь советских танков в Берлинской операции. Несмотря на ввод танков на улицы крупного города, потери от «фаустников» оказались даже ниже, чем в операциях «в чистом поле» в первые месяцы 1945 г. Произошло это потому, что в подготовительный период операции были отработаны методы борьбы с «фаустниками», а в период ее проведения от Берлина были отрезаны крупные силы немецкой армии.
Кроме того, фаустпатроны имели ограниченное применение в тактических условиях большей части Берлинской операции. В предыдущей главе я описывал штурм окраин Берлина 1-м механизированным корпусом. Опорный пункт противника с баррикадами и «фаустниками» был благополучно обойден, и главную опасность составляла артиллерия обороняющегося. В связи с этим приобретают совсем другой оттенок цитируемые обличителями слова командующего 3-й ударной армией В.И. Кузнецова: «О панцерфаустах будете рассказывать детям». Именно в полосе его армии наступала 2-я гв. танковая армия, 1-й механизированный корпус которой первым вышел на окраины Берлина. При нарушении системы артиллерийского огня противника с помощью артиллерии и авиации было возможно обходить узлы сопротивления противника, даже не используя штурмовые группы в боях за них.
Штурмовые группы танковых армий состояли из роты танков, роты мотопехоты, взвода САУ, одного-двух противотанковых орудий и подразделения саперов. В отчете по боевым действиям 2-й гв. танковой армии в Берлинской операции действия штурмовой группы в городе описываются следующим образом:
«Впереди по обеим сторонам улицы продвигались небольшие группы автоматчиков с задачей — уничтожать «фаустников», снайперов, засевших в домах, и подавлять огневые точки. Группы автоматчиков, следующие по разным сторонам улицы, поддерживали огнем друг друга. В 50-100 метрах за ними, преимущественно в шахматном порядке, следовали танки, которые вели огонь в таком же порядке, что и автоматчики. Задачей танков являлось — уничтожение пулеметных гнезд, орудий и домов, в которых гитлеровцы упорно сопротивлялись. Вместе с танками и за танками непосредственно следовали автоматчики, которые защищали танки от «фаустников» и очищали дома от противника. ПТ орудия, входящие в состав штурмовой группы, вели огонь прямой наводкой по ПТ средствам противника. Иногда приходилось орудия прямой наводки устанавливать на верхних этажах зданий для лучшего обстрела противника»[231].
Такая тактика, известная также как «елочка», была разработана еще до войны. Большой опыт уличных боев был получен еще в Испании. Вопрос был только в тренировках по практическому применению тактических приемов и их оттачиванию. Например, во 2-й гв. танковой армии «елочка» была слегка модернизирована: за танками шли САУ, а за САУ танки, нацеленные на ведение огня по верхним этажам зданий.
Более сложным маневром было преодоление перекрестков. Перед перекрестком танки перестраивались из «елочки» и занимали позиции посредине улицы, чтобы иметь возможность вести огонь по домам на пересекающей направление наступления улице. Преодоление перекрестка пехотой производилось броском пехоты после огневого налета и постановки дымовой завесы. Под прикрытием завесы пехотинцы захватывали угловые дома. Танки расходились по трем направлениям, образуя «елочку» на трех примыкающих к перекрестку улицах.
Штурмовая группа могла продвигаться вперед с небольшими потерями, так как ее действия были основаны на работе командой. На поражение автоматчика огнем стрелкового оружия или танка фаустпатроном у противника было очень мало времени. Обнаружившее себя огнем пулеметное гнездо немедленно подвергалось обстрелу 85-мм, а то и 122-мм снарядами. Танки были жизненно необходимым компонентом штурмовой группы. Обладая абсолютной неуязвимостью от огня стрелкового оружия, они обеспечивали поражение мешающих продвижению пехоты пулеметных гнезд. В свою очередь пехота могла обнаруживать и уничтожать «фаустников» до их выхода на дистанцию уверенного поражения бронетехники.
Об эффективности танков в городе много ярких слов сказал командующий 2-й гв. танковой армией С.И. Богданов в своем выступлении на научной конференции, посвященной изучению опыта Берлинской операции:
«Об уличных боях. Мы воочию убедились, что уличные бои для танков не так страшны, как нам кажется. Я считаю, что если у кого есть такое мнение, то его нужно изменить, т. к. оно неверное. Прежде всего танк представляет из себя могучее подвижное орудие, которое значительно подвижнее обычной пушки, которая идет с расчетом. Это факт. Мне нужно туда три снаряда пустить, я кнопку нажал, развернул башню и веду огонь. Обычная пушка на узкой улице так не развернется. Танк — пушка серьезная, он не признает мелких снарядов, осколков, не признает пуль, которые бьют по расчету обычной пушки, а поэтому танк в уличных боях должен быть таким же хозяином поля боя, как и на обычной местности»[232].
В Берлин в 1945 г. вошла совсем другая армия, чем в Грозный в 1994 г. Если гипотетически загнать в Берлин РККА 1941 г., то было бы избиение наших танков «фаустниками». Точно так же поражение в Грозном в 1994 г. от чеченцев, вооруженных преимущественно легким оружием, показательно с точки зрения общей оценки нашей армии. Разгром в Грозном в новогоднюю ночь говорит о том, что в чистом поле против современной армии российские войска тоже ждал бы оглушительный разгром.
На мой взгляд, лучше всего сформулировал аргументы в пользу использования танковых армий в Берлине командующий 3-й гв. танковой армией Павел Семенович Рыбалко:
«В рамках крупнейшей операции против германской столицы, в которой приняло участие четыре полевых и четыре танковых армии двух фронтов, использование танковой армии для непосредственного наступления на такой крупный город, каким является Берлин, и борьба на его улицах приобретает крупный оперативно-тактический интерес. Сложившаяся оперативно-стратегическая и политическая обстановка в финальном этапе войны требовала быстрого захвата германской столицы. С падением Берлина предвиделся крах Германии, деморализация ее армии и неизбежно скорая капитуляция.
В данных условиях обстановки использование танковой армии для непосредственной борьбы внутри крупного города диктовалось необходимостью. Сковывание ценнейших качеств танковых и механизированных войск — подвижности, применение таких войск в условиях, где они не могут использовать полностью своих боевых возможностей — огня на предельную дистанция и мощи таранного удара — оправдывается важностью операции и ее решительными результатами.
Применение танковых и механизированных соединений и частей против населенных пунктов, в том числе и городов, несмотря на нежелательность сковывать их подвижность в этих боях, как показал большой опыт Отечественной войны, очень часто становится неизбежным. Поэтому надо этому виду боя хорошо учить наши танковые и механизированные войска»[233].
Эта рекомендация остается актуальной и в наши дни.
Заключение
Хотим мы этого или нет, маршал Георгий Константинович Жуков — это наш национальный герой. В 30-летнюю годовщину Победы в Париже висели плакаты с портретом Жукова и подписью: «Человек, выигравший Вторую мировую войну». Это было, конечно, преувеличением, но рациональное зерно в этой фразе есть. У нас есть полководец-победитель, классический self-made man, воплощение мечты об успехе. Безграмотные попытки свергнуть его с пьедестала — это обыкновенный вандализм. То же самое, что нацарапать гвоздиком в лифте слово из трех букв или изобразить граффити аэрозольным баллончиком на трудолюбиво вытесанных тысячу лет назад камнях. Потом остается только хихикать в кулачок: «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел!»
Я ничего не имею против беспристрастного анализа проводившихся под руководством Г.К. Жукова операций. Неприятие вызывает удручающая некомпетентность критиков маршала в ряде работ публицистического характера последних лет. В. Суворов, В. Бешанов, В. Сафир демонстрируют непонимание базовых принципов ведения операций и незнание фактического материала. Поэтому вместо конструктивной критики получаются ушаты помоев, а вместо цельной картины того или иного сражения — картина маргарином в стиле «смешались в кучу кони, люди». Главная проблема в том, что у них уже заранее есть ответ на любые вопросы: «Во всем виноват сталинский режим!» (произносится с яростным блеском благородного безумия в глазах). Скрупулезный анализ документов, фактов и принятых решений не требуется. Достаточно ухватить несколько деталей с поверхности, и можно поражать общественность выводами, которые были у автора заготовлены еще до изучения тех или иных событий. Доходит до абсурда — на Жукова обрушиваются обвинения в проведении учений на Тоцком полигоне в 1954 г. с применением атомной бомбы, в то время как в 1950-х годах это было общей практикой. В 1955 г. в Неваде было проведено учение «Дезерт Рок VI», в котором участвовало около 8 тыс. военнослужащих армии США. Есть масса фотографий американских солдат, с любопытством смотрящих на гриб ядерного взрыва. В задачах американских учений прямым текстом написано: «Ознакомить войска с возможностями нового оружия и ведением боевых действий в условиях ядерной войны». Последствия ядерных взрывов еще не были до конца изучены, а обстановка требовала подготовки войск к действиям в условиях применения ядерного оружия. Достаточно сказать, что штаб учений и его гости в момент ядерного взрыва находились на открытой площадке всего в 11 км от эпицентра взрыва. Человечество в те годы еще играло с опасной игрушкой, попавшей к нему в руки, не осознавая опасности невидимых глазу эффектов ядерного оружия. Но для создания отрицательного образа Жукова разведчики-аналитики сажают его в бетонный бункер вдали от взрыва, как будто дело происходит в наши дни.
За обсуждением морального облика Г.К. Жукова теряется анализ его профессиональных качеств. Причем упускается из виду, что важны не столько качества сами по себе, сколько их гармоничное сочетание. Как высказался по этому поводу М.И. Драгомиров: «Кто искусен и решителен, тому теория впрок; кто не искусен, но решителен — достигнет цели дорогою ценою, но достигнет; кто нерешителен, хотя бы и был теоретически осведомлен, — тот ничего не достигнет… Тот же, кто колеблется, всегда рискует быть побитым, потому что вследствие колебаний он ничего не в состоянии делать, между тем как противник действует. Неспособный решиться на что-нибудь похож на человека со связанными руками, с которым всякий может сделать что хочет. Поэтому-то в военном деле… самая опасная из всех решимостей — это ни на что не решаться: самое дерзкое, хуже — самое необдуманное, предприятие не представляет такого риска, как нерешительность». Наполеон сравнивал личностные качества полководца с квадратом: основание — воля, высота — ум. По мнению М.И. Драгомирова, «из всех деяний человеческих война есть дело в значительной степени более волевое, чем умовое», т. е. квадрат заменялся на прямоугольник, в основании которого — воля.
У Жукова мы видим гармоничный «квадрат» — умение умом оценивать и понимать обстановку, с одной стороны, и решительность в проведении своей линии в этой обстановке — с другой. В сражении на Баин-Цагане на Халхин-Голе, в Приграничном сражении на Юго-Западном фронте, в Смоленском сражении — везде он оценивал опасность и стремился решительными действиями предотвратить реализацию замыслов противника. Ум позволял ему видеть источник опасности и слабые стороны противника, а воля — использовать имеющиеся под рукой силы для изменения ситуации в свою пользу, вне зависимости от сложностей с выдвижением, маршами и нехваткой времени на подготовительные действия. Решительная ликвидация японского плацдарма у Баин-Цагана в начале июля 1939 г. предотвратила окружение и разгром советских войск на Халхин-Голе. В 1941 г. Жуков умом видел слабое звено «блицкрига» — промежуток между вырвавшимися вперед моторизованными и шагающими за ним пехотными корпусами немцев и растянутые фланги танковых групп противника. Решительность подсказывала ему, что делать — бить в этот промежуток и по флангам всеми силами, которые можно собрать для контрудара. Как мы видим на примере командования Юго-Западного фронта, лишившегося волевой поддержки Жукова 26 июня, недостаток решимости, метания с попытками угадать направление острия удара противника приводят только к негативным результатам. Гальдер мог сколько угодно иронизировать по поводу идеи бить в промежуток между подвижными и пехотными соединениями, но июльская фаза Смоленского сражения была построена именно на этом принципе. Только жуковская решимость могла позволить ему атаковать противника в трудных условиях. Это контрудары 16-й армии в середине ноября 1941 г., вызвавшие определенную дезорганизацию начавшегося немецкого наступления. Недюжинной решимости требовала вся позиционная борьба за ржевский выступ в 1942 г. Неудачи наступлений зимы 1941/42 г. и строившаяся месяцами оборона немцев на центральном секторе фронта не вселяли устойчивой надежды на успех. Однако операции Западного и Калининского фронтов в 1942 г. все же состоялись и серьезно повлияли как на боеспособность группы армий «Центр» в целом, так и на операции вермахта на северном и южном секторах советско-германского фронта. Жуков настойчиво изучал опыт неудачных «верденов» 1942 г., работал над повышением скрытности, улучшением взаимодействия войск, сокращал ширину участка прорыва во имя наращивания силы артиллерийского удара на нем. Наработки 1942 г. создали советскую технологию прорыва позиционного фронта нового времени, успешно проложившую Красной армии путь к Берлину. В битве за Берлин ум подсказал Жукову необходимость строить сражение в форме операции на окружение защищавшей Берлин 9-й армии, а решительность — подвигла его на трудное решение прорыва сильно укрепленных позиций противника на Зееловских высотах во имя этого окружения. Острый глаз и решительность делали Жукова блестящим «оперативным фехтовальщиком» как в обороне, так и в наступлении.
Однако личностные качества и профессиональные навыки полководца могут негативно влиять на его карьеру в мирное время. В отличие от ученого или литератора военачальник обладает умением повелевать и вполне может составить конкуренцию любому властителю. Со времен узурпации власти Наполеоном Бонапартом в результате переворота 18 брюмера, короли, президенты и генсеки настороженно следят за успехами своих полководцев, видя в них очевидных конкурентов в борьбе за власть. Бонапарт создал впечатляющий прецедент, и многие его коллеги по ремеслу в последующее столетие рисковали быть обвиненными в бонапартизме и желании узурпировать политическую власть. Поэтому вне зависимости от действительных устремлений к вершине власти успешный военачальник вызывает тревогу у власть предержащих. Именно в этом секрет послевоенных взлетов и падений маршала. Не признавать его заслуг было невозможно, но и держать в опасной близости от штурвала государственной машины побаивались.
Награды и звания, блестящая карьера Жукова в целом вызывали и вызывают жгучую зависть и сопутствующие зависти рассказы о «нечестно» полученных наградах. Однако, думается, мало кто захотел бы с ним поменяться, ближе познакомившись с тяжким крестом служения дарованному свыше таланту. В 1946 г. арестованный маршал авиации А.А. Новиков рассказывал на допросах:
«В тот же период времени Жуков в ряде бесед со мной говорил и о том, что правительство его не награждает за разработку и проведение операций под Сталинградом, Ленинградом и на Курской дуге.
Жуков заявил, что, несмотря на блестящий успех этих операций, его до сих пор не наградили, в то время как командующие фронтов получили уже по нескольку наград. В этой связи Жуков высказался, что лучше пойти командующим фронтом, нежели быть представителем Ставки»[234].
Такие мысли вряд ли были бы отражены на страницах «Воспоминаний и размышлений», маршал их держал при себе. Версия о сфабрикованности показаний также не просматривается. Новикову также не было смысла выдумывать такие сложные построения, а уж предположить космический полет фантазии у лубянских следователей и вовсе абсурдно. К тому же по большому счету никакого криминала в пересказанных Новиковым словах Жукова нет. Обвинения в шпионаже в пользу Японии и т. п. милые детали отсутствуют. Перед нами вещи, сказанные в минуту откровенности равному по своему положению военачальнику.
Мы видим, что для Жукова как человека его талант был тяжким грузом. Может быть, он действительно предпочел быть рядовым командующим армией или фронтом и хотя бы изредка получать передышки между операциями, а не мотаться на Ли-2 или поезде между возникающими то там то здесь проблемами и кризисами. Сплошь и рядом ему приходилось бросать дело, в которое уже были вложены интеллектуальные и физические силы, для которых были подобраны командные кадры и проверенные в боях соединения. Например, 13 июля 1943 г. вместо того, чтобы пожинать плоды успешно начавшейся операции «Кутузов» на Западном и Брянском фронтах, Жуков был направлен на только что переживший кризис Воронежский фронт. Никаких громких успехов на обескровленном тяжелым оборонительным сражением фронте добиться было невозможно. Две танковые армии были превращены в развалины, стрелковые соединения понесли тяжелые потери. Но даже в этих условиях он смог титаническими усилиями подготовить операцию «Румянцев», в ходе которой, наконец, был успешно взят Харьков — город, приносивший Красной армии одни несчастья — предыдущие попытки его освобождения в мае 1942 г. и марте 1943 г. заканчивались катастрофами стратегического масштаба. В ноябре 1942 г., оставив реализацию плана контрнаступления под Сталинградом другим, он отвечает за подготовленный И.С. Коневым и М.А. Пуркаевым «Марс» и вынужден был наступать на грабли промахов в его планировании, которых сам он вряд ли бы допустил.
Трудные участки фронта неизбежно означали большие потери, которые стремятся спроецировать на Жукова, создавая образ «мясника». На деле назначение Георгия Константиновича на трудные участки фронта означало снижение потерь за счет его квалификации. Необходимые цифры приводит в своей книге «Полководцы победы» генерал армии М.А. Гареев:
«Так, например, говорили, что при контрнаступлении под Москвой Западный фронт понес больше потерь, чем Калининский (ЗФ — 100 тыс. и КФ — 27 тыс.). Но при этом умалчивали, что в составе Западного фронта было более 700 тыс. войск, а Калининского — 190 тыс. Если же брать потери в процентном отношении от общей численности войск (что более правильно), то картина получается совсем иная. Безвозвратные потери Западного фронта под командованием Г.К. Жукова составляют 13,5 процента от общей численности войск, а Калининского 14,2 процента. В Ржево-Вяземской операции у Жукова — 20,9, а у Конева — 35,6 процента; в Висло-Одерской — 1-го Белорусского фронта 1,7, а 1-го Украинского — 2,4 процента; в Берлинской операции, где наиболее крупная и сильная группировка противника противостояла 1-му Белорусскому фронту, потери 1-го Белорусского фронта — 4,1, а 1-го Украинского фронта — 5 процентов. Потери 2-го Украинского фронта (Р.Я. Малиновского) в Будапештской операции в 1,5–2 раза больше, чем в Берлинской операции Г.К. Жукова. И так во всех операциях»[235].
Комментарии излишни.
Жуков испил до дна чашу человека его положения. Он испытал и зависть, и предательство, и забвение. Его судьба — это воплощенный в жизнь древний миф о Геракле. Ему было суждено уничтожить устрашающую «лернейскую гидру» танковых соединений вермахта. Он держал на своих плечах «небесный свод» сдерживающего наступление группы армий «Центр» на Москву Западного фронта. Он разил «стимфапийских птиц» — перешедшие к обороне немецкие дивизии под Москвой зимой 1941/42 г. Жуков заставил перейти к обороне «критского быка» — 6-й армии Паулюса под Сталинградом в сентябре 1942 г. Проведенный им штурм Берлина стал «советской атомной бомбой», доказавшей миру могущество легионов Красной армии.
Список использованной литературы
Архипов B.C. Время танковых атак. М.: Воениздат, 1981.
Баграмян И.Х. Так начиналась война. М.: Воениздат, 1971.
Белобородов. А.Л. Всегда в бою. М.: Экономика, 1984.
Белов П.А. За нами Москва. М.: Воениздат, 1963.
Берлинская операция 1945 Г.М.: Военное издательство военного министерства Союза ССР, 1950.
Битва под Москвой. Хроника, факты, люди: В 2 кн. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001.
Боевые действия военно-воздушных сил Советской армии в Берлинской операции (апрель — май 1945 г.). Оперативно-тактический очерк. М.: Воениздат, 1951.
Боевые действия стрелкового полка. Сборник боевых примеров. М.: Воениздат, 1958.
Болдин И.В. Страницы жизни. М.: Воениздат, 1961.
Василевский A.M. Дело всей жизни. М.: Политиздат, 1983.
Вооружения капиталистических стран. М.: Воениздат, 1939.
Г.К. Жуков в битве под Москвой. Сборник документов. М.: Мосгорархив, 1994.
Гареев М.А. Полководцы Победы и их военное наследие. М.: Инсан, 2004.
Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника генерального штаба сухопутных войск. М.: Воениздат, 1971.
Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) Пленума ЦК КПСС и другие документы. М.: МФД, 2001.
Горьков Ю.А. Государственный Комитет Обороны постановляет (1941–1945). Цифры, документы. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002.
Гудериан Г. Воспоминания солдата. Смоленск: Русич, 1999.
Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. М.: Наука, 1973.
Доманк А.С., Лазуткин С.П. Боевой путь 1-й гвардейской артиллерийской Глуховской ордена Ленина, Краснознаменной, орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого дивизии прорыва Резерва Верховного Главнокомандования. М.: Воениздат, 1987.
Дёрр Г. Поход на Сталинград (Оперативный обзор). М.: Воениздат, 1957.
Еременко А.И. В начале войны. М.: Наука, 1965.
Ермаков В.Я. Повесть о второй воздушной. М.: ООО ИПП «Астрал», 1998.
Зайончковский A.M. Первая мировая война. СПб.: Полигон, 2002.
Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: Учебное пособие. М.: Российский гос. гуманитарный ун-т, 1998.
Казаков М.И. Над картой былых сражений. М.: Воениздат, 1971.
Кардашев В. Рокоссовский. М.: Молодая гвардия, 1972.
Катуков М.Е. На острие главного удара. М.: Воениздат, 1974.
Киевский Краснознаменный. История Краснознаменного Киевского военного округа. 1919–1972. М.: Воениздат, 1974.
Коломиец М. Бои у реки Халхин-Гол. М.: Стратегия КМ, 2002.
Кондратьев В. Халхин-Гол. Война в воздухе. М.: «Техника-молодежи», 2002.
Конев И.С. Сорок пятый. М.: Воениздат, 1966.
Краснов В. Неизвестный Жуков. Лавры и тернии полководца. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000.
Лелюшенко Д.Д. Москва — Сталинград — Берлин — Прага. Записки командарма. М.: Наука, 1973.
Лорд У. Невероятная победа. СПб.: КОМКОН, 1993.
Лубягов М. Под Ельней в сорок первом. Военная хроника. Смоленск: Смядынь, 2001.
Люки открыли в Берлине. Боевой путь 1-й гвардейской танковой армии. М.: Воениздат, 1973.
Малахов М. М. Удар конногвардейцев. Очерк о боевых действиях 1-го гвардейского кавалерийского корпуса (ноябрь 1941 — июнь 1942 года). М.: Воениздат, 1961.
Манштейн Э. фон. Утерянные победы. М.: Воениздат, 1957.
Меликов В.А. Стратегическое развертывание (по опыту Первой империалистической войны 1914–1918 гг. и Гражданской войны в СССР). М.: Государственное военное издательство Наркомата обороны Союза ССР, 1939.
Меллентин Ф. Танковые сражения 1939–1945 гг.: Боевое применение танков во Второй мировой войне. М.: ИЛ, 1957.
Москаленко К.С. На Юго-западном направлении. Воспоминания командарма. Книга I. M.: Наука, 1969.
Мощанский И., Смолинов С. Оборона Сталинграда. Сталинградская стратегическая оборонительная операция. 17 июля — 18 ноября 1942 года. М.: БТВ-МН, 2002.
Муриев Д. З. Провал операции «Тайфун». М.: Воениздат, 1966.
Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945 гГ.М.: Изографус, 2002.
Ордена Ленина Ленинградский военный округ. Исторический очерк. Л.: Лениздат, 1968.
Операции советских вооруженных сил в период коренного перелома в ходе Великой Отечественной войны (19 ноября 1942 г. — декабрь 1943 г.). М.: Воениздат, 1958.
По приказу Родины. Боевой путь 6-й гвардейской армии в Великой Отечественной войне 1941–1945 гГ.М.: Воениздат, 1971.
Радзиевский А.И. Прорыв (По опыту Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.). М.: Воениздат, 1979.
Рейнгардт К. Поворот под Москвой. Крах гитлеровской стратегии зимой 1941/42 года. М.: Воениздат, 1980.
Ротмистров П.А. Стальная гвардия. М.: Воениздат, 1984.
Русский архив: Великая Отечественная. Т. 12 (1). М.: «Терра», 1993.
Русский архив. Великая Отечественная. Т.15 (4(1)). М.: «Терра», 1997.
Русский архив: Великая Отечественная: Битва за Берлин (Красная армия в поверженной Германии): Т. 15 (4–5). М.: «Терра», 1995.
Русский архив: Великая Отечественная. Ставка ВГК: Документы и материалы: 1941 год. Т.16 (5–1). М.: «Терра», 1996.
Русский архив: Великая Отечественная. Ставка ВГК: Документы и материалы: 1942 год. Т.16 (5–2). М.: «Терра», 1996.
Русский архив: Великая Отечественная. Ставка ВГК: Документы и материалы: 1944–1945. Т.16 (5–4). М.: «Терра», 1999.
Самсонов A.M. Крах фашистской агрессии 1939–1945. М.: Наука, 1980.
Самсонов A.M. Сталинградская битва, 4-е изд., испр. и доп. М.: Наука, 1989.
Сандалов Л.М. Погорело-Городищенская операция. Наступательная операция 20-й армии Западного фронта в августе 1942 Г.М.: Воениздат, 1960.
Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Выпуск № 31. М.: Воениздат, 1958.
Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Выпуск № 32. М.: Воениздат, 1958.
Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Выпуск № 36. М.: Воениздат, 1958.
Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Выпуск № 37. М.: Воениздат, 1959.
Свердлов Ф.Д. Ошибки Г.К. Жукова (год 1942). М.: Монолит, 2002.
Сталинградская битва. Хроника, факты, люди. В 2 кн. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002.
Сталинградская эпопея: материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива ФСБ РФ. М.: «Звонница МГ», 2000.
Струнин В.И. Брестская Краснознаменная. М.: АО «Икар», 1995.
Фронты, флоты, армии, флотилии периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Справочник. М.: Издательство «Кучково поле», 2003.
Хазанов Д. Б. Неизвестная битва в небе Москвы. 1941–1942 гГ.М.: «Техника — молодежи», 2001.
Чуйков В.И. От Сталинграда до Берлина. М.: Воениздат, 1980.
Шойфлер X, Тике В. Марш на Берлин. 1944–1945. М.: Изд-во Эксмо, 2005.
Штеменко С. M. Генеральный штаб в годы войны. М.: Воениздат, 1989.
Ющук И.И. Одиннадцатый танковый корпус в боях за Родину. М.: Воениздат, 1962.
Bock F. von. The War Diary. 1939–1945. Edited by Klaus Gerbert. Schiffer Military History. Atglen, PA, 1996.
Dunstan S. Fort Eben Emael. The Key to Hitler's Victory in the West. Osprey Publishing Ltd., 2005.
Dunstan S. TheYom Kippur War 1973 (2). The Sinai. Osprey Publishing Ltd., 2003.
Fisher D., Read A. The Fall of Berlin. London: Hutchinson, 1992.
Glantz D. Barbarossa. Hitler's Invasion of Russia 1941. Tempus Publishing Ltd., 2001.
Gudmundisson D. Stormtroop Tactics. Innovation in the German Army, 1914–1918. New York: Praeger, 1989.
Jentz T. Panzertruppen, The Complete Guide to the Creation amp; Combat Emioyment of Germany's Tank Force. 1933-42. Schiffer Military History, Atlegen, PA, 1996.
Jentz. T. Panzertruppen, The Complete Guide to the Creation amp; Combat Emioyment of Germany's Tank Force. 1943-45. Schiffer Military History, Atlegen, PA, 1996.
Haupt W. Army Group North. The Wehrmacht in Russia 1941–1945. Schiffer Military History, Atlegen, PA, 1997.
Haupt W. Army Group South. The Wehrmacht in Russia 1941–1945. Schiffer Military History, Atlegen, PA, 1998.
Kaufmann J. E., Jurga R. M. Fortress Europe. European Fortifications of World War II. Combined Publishing, 1999.
Le Tissier T. Slaughter at Halbe. The Destruction of Hitle's 9th Army, April 1945. Sutton Publishing Ltd., 2005.
Michaelis R. 11. SS-Freiwilligen Panzer Grenadier Division «Nordland». Warszawa: Militaria, 2004.
Nipe G. Jr. Decision in the Ukraine. Summer 1943. II SS and III Panzercorps. J. J. Fedorowicz Publishing, 1996.
Nipe G. Jr. Last Victory in Russia. The SS-Panzerkorps and Manstein's Kharkov Counteroffensive. February — March 1943. Schiffer Military History. Atlegen, PA, 2000.
Newton S. German Battle Tactics on the Russian front. 1941–1945. Schiffer Military History, Atglen, PA, 1994.
Newton S. Kursk. The German View. Da Capo Press, 2002.
Raus E. Panzer Operations. The Eastern front Memoir of General Raus, 1941–1945. Compiled and Translated by Steven H. Newton. DA Capo Press, 2003.
Tieke W. Das ende zwishen Oder und Elbe — Der Kampf um Berlin 1945. Stuttgart: Motorbuch Verlag. 1994.
The initial period of war on the Eastern Front. 22 June — August 1941. Proceedings of the Fourth Art of war Symposium. Edited by Colonel David M. GIantz. Cass Series on Soviet Military Experience. Vol.2. Frank Cass. London, 2001.
Weidinger O. Das Reich III. 1941–1943. J. J. Fedorowicz Publishing, 2002.
Werthen W. Geschichte der 16.Panzer-Division 1939–1945. Verlag Hans-Henning Podzun. Bad Nauheim, 1958.
Карты
.