Познание России. Заветные мысли (сборник) Менделеев Дмитрий

Титульный лист книги Д. И. Менделеева «К познанию России». 1906 г.

Вступление

Всегда и в каждом деле для сознательности совершаемых в нем действий преполезно посчитаться, а когда, как теперь у нас в целой стране, что-то стряслось непривычное, когда дело касается большинства голосов и сил страны и когда в ней наступают во многом новые порядки, тогда подсчет существующего не только полезен, но просто необходим для всякого, кто сколько-нибудь хочет жить сознательным членом своей родины, потому что целое всегда мало видимо, т. е. в глаза само не бьет. Иначе из-за грубой подражательности, того гляди, призовутся новые беды и несоответствие с тем, что имеется налицо и что требует своих последствий и сознательных желаний, стремлений, обсуждений и мероприятий. Страна-то ведь наша особая, стоящая между молотом Европы и наковальней Азии, долженствующая так или иначе их помирить.

Вот основные побуждения, вызвавшие предлагаемую статью, составляющую, в сущности, лишь новую главу моих «Заветных мыслей». И мне бы, пожалуй, хотелось, подобно многим другим, да и легче всего было бы излагать преимущественно свои личные мнения по вопросам того порядка, который преобладает после заключения мира с Японией, после дарования всяких «свобод» и при созыве Государственной думы, но, как реалист, очень боюсь я предвзятостей, даже своих собственных, и тем паче партийных, а потому стараюсь ограничиваться тем, что представляет признаки объективности и такой точности, какая доступна нашему времени. Не отказываюсь, однако, высказывать местами и свои личные соображения. Но и указанную задачу во всей той широте, какая представляется моему уму и какую иметь мне кажется очень надобным, выполнить мне не под силу, а потому сужаю ее до трех доступнейших для меня предметов: выводы из переписи, определение центра России и ее общая карта.

Составление и печатание отчета по первой планомерной общей русской переписи 1897 г. закончены только в прошлом, 1905-м году — и закончены, благодаря руководству Н. А. Тройницкого, с большою полнотою и систематичностью. Но отчет этот снабжен таким огромным числом данных и составлен с такой подробностью, что все издание образует многие тома, разбираться в которых, находить то, что желательно, или свести основное в немногие числа — представляет особый, немалый труд, с которым совладает не всякий^{1}. Вероятно по этой причине, я нигде не встречал никаких серьезных и сколько-либо продуманных сопоставлений, основанных на полных числах законченной переписи. План переписи, очевидно, обдуман весьма тщательно и приноровлен именно к тому, чтобы доставить множество разнообразных выводов как об империи в целом, так и об ее частях, до уездов и отдельных городов, но общего свода данных с отбором важнейшего в надлежащей — для обозрительности — форме, к сожалению, не сделано, быть может, отчасти потому, что перепись не захватила Финляндии, а тем не менее относится ко всей нашей империи, в состав которой не наши, а английские географы, едва ли обоснованно, включают Хиву и Бухару, о которых дальше нет упоминания по той причине, что их самостоятельная независимость охраняется Россией и этим обеспечена на ближайшее будущее. Содержит же наша перепись столь много данных весьма большого местного и общего интереса, что оставить ее без краткой сводки мне кажется несвоевременным и даже просто ошибочным. Пусть в ней имеются свои недостатки, ибо нет ничего человеческого, лишенного недостатков, все же из нее можно почерпнуть поучительнейшие цифры, что я и старался по мере сил выполнить со всею возможной краткостью, зная, что обширное извлечение не под силу современному русскому вниманию, привыкшему, особенно за последнее время, относиться ко всему общему с бойкостью беглых гостиных разговоров. Для меня числа сами по себе красноречивы, но все же, ввиду того, что слышу кругом, считаю необходимым некоторые из этих чисел объяснить и сопоставить в их наглядности, а для некоторых предпослать свои личные соображения, более или менее отчасти уже выраженные в моих «Заветных мыслях» (1903–1905) и основанные на впечатлениях всей моей приближающейся к концу жизни.

Что касается определения центра нашей обширной страны, то этот предмет, сколько мне известно, совсем не затрагивался нашей литературой, хотя говорилось о центре очень много и хотя интересы центра обсуждались во многих комиссиях. Поэтому я приложил здесь возможно точные приемы расчета и полагаю, что это пора сделать, потому что центр страны, как отлично показывают расчеты, производимые в С.-А С. Штатах каждые 10 лет, со временем перемещается, и надо полагать, что за первой переписью последуют же следующие, в которых расчеты этого рода будут выполняться, и тогда станет очень полезным принять во внимание направление перемещения русского центра, для чего необходимо знать положение центра в эпоху первой переписи, т. е. в 1897 г. Перемещение же центра страны и все сведения об этом предмете имеют, на мой взгляд, большое значение при обсуждении общих интересов страны, на что пришло у нас свое время.

Третьей настоятельной надобностью времени я считаю составление возможно точной и наглядной общей карты России, так как обыкновенно Европейскую Россию изображают отдельно от Азиатской России, а когда дают карту всей империи, то в центр ее попадают полупустынные азиатские степи, а истинно русский центр является чем-то побочным. Старался я составить новую карту так, чтобы она при малых размерах отличалась возможной точностью и выставила на первый план тот центр, которым сложилась и живет вся Россия. Кроме того, картою я старался достигнуть наглядности принятого мною подразделения России на отдельные «края» или «земли», характеризующиеся близостью и особенностями своего сложения. Административное деление России, конечно, должно быть положено в основу всего, как оно вложено и в историю и в перепись, но простое сопоставление, как ныне нередко делается, в алфавитном порядке 50 губерний Европейской России удаляет сродные местности и устраняет возможность многих естественных сближений. Вся совокупность 97 губерний России разделена мной на 19 частей; они названы «краями», если прилегают хотя бы отчасти к границам империи, и «землями», если со всех сторон окружаются ее другими подразделениями. При таком разделении России на края и земли я принял во внимание не только многократно признававшиеся подразделения России в естественном и экономическом отношениях, но и соображения, вытекающие из данных переписи, на которую смотрю как на весьма важный вклад для познания России.

Хотелось бы мне снабдить свои сопоставления данными, касающимися разделения земель (на леса, болота, тундры, пахотные земли, солончаки и т. п.), земледельческого быта (урожаев, распределения земель по владельцам и т. п.), видов промышленности (горной, ремесленной, фабрично-заводской и торговой), путей сообщения, кредита, хода образования и т. п., но данные этого рода, уже имеющиеся в изобилии, очень сильно разбросаны и отличаются такой неоднородностью, что вывод из них крупных и достоверных чисел для отдельных краев и для всей страны представляется в настоящую минуту для меня совершенно невозможным, тем более что он потребовал бы критической и подчас субъективной оценки сведений и вследствие того занял бы много времени и места, что мне совершенно не по силам в настоящее время. Полагаю, однако, что и те данные, которые извлечены далее из переписи, содержат многое, что теснейшим образом связано с указанными предметами и при их обсуждении вполне необходимо.

Хотя я привык работать над числами и в областях, требующих точности, но при выполнении вышеуказанных задач мне нельзя было обойтись своими силами не только потому, что во всяких счетах и расчетах, каких требовалось очень много, неизбежно нужна поверка, но и потому, что моего времени не хватило бы на все расчеты и выполнения, какие представились бы на деле^{2}. У меня одного затянулось бы дело на целые годы, а оно теперь, по моему мнению, спешное, и ради его ускорения я пригласил единомышленных сотрудников, благодаря пособию которых сложное дело выполнилось сравнительно быстро и, надеюсь, с желаемой и возможной точностью. В расчетах, касающихся переписи, мне особенно помогли В. А. Патрухин, А. В. Скворцов, О. Э. Озаровская. Расчеты, касающиеся центра населенности России, произвел сперва мой сын И. Д. Менделеев, а потом окончательный расчет (с определением центров поверхности губерний) произведен трудами К. Н. Егорова, В. А. Лаженицына и г-жи В. И. Ливчак, О. Э. Озаровской, Е. В. Разумихиной и А. А. Бородулиной. Составление прилагаемой здесь новой общей карты России произведено с большой тщательностью преимущественно Б. П. Гущиным при содействии А. Г. Михеева. Без помощи указанных лиц мне бы не удалось довести это дело до конца, и я глубоко благодарен им за то внимательное отношение к предмету, которое они все время выказывали.

Этими общими замечаниями оканчиваю свое вступление и, стараясь по возможности быть кратким, прямо перехожу к некоторым подробностям, относящимся к трем вышеназванным предметам. Ради краткости, не избегаю во всем дальнейшем изложении даже такой отрывочности, которая непривычна, лишь бы она не препятствовала сохранению и проведению общего плана, выше мною намеченного. Потратив немало труда для точности выполненного, мне не хочется его расходовать на отделку.

1906 г.

Часть первая

ВАЖНЕЙШИЕ ЧИСЛА, ОТНОСЯЩИЕСЯ КО ВСЕЙ РОССИИ И К ЕЕ ЧАСТЯМ ПО ПЕРЕПИСИ 1897 г.

Извлеченные из переписи числа приведены в табл. 1–3, которые — для удобства сличений — расположены и напечатаны тождественным образом.

В табл. 1 даются первейшие сведения о составе населения частей империи и о величине поверхности этих частей, чтобы выяснить густоту населенности. Но предварительно (начальный столбец без нумерации) приводится число уездов каждой губернии или области, потому что в переписи единицами для счетов служили уезды, следовательно, все сведения можно было бы дать по уездам, чего не сделано мною по той причине, что всех уездов 816, а при такой многочисленности теряются обозрительность и сравнимость данных. Для местной статистики и для разработки многих частных вопросов в переписи найдутся все данные по уездам.

Перепись наша, как известно, не содержит данных для Финляндии^{3}, но так как край этот, что давно показала история, самостоятельно существовать не в силах уже по малости (2,6 млн) числа жителей, подобно какой-либо русской губернии, например Тамбовской (2,6 млн) или Самарской (2,7 млн), и так как Финляндия во всех отношениях тесно связана с Россией, то включена мною в общий свод русских данных, причем численные о ней сведения выведены на основании данных, помещенных в «Статистическом ежегоднике Финляндии за 1905 г.» (Гельсингфорс, ред. Авг. Ельт). К сожалению, большинство содержащихся там данных относится к иным годам, чем 1897 г., в который произведена общая русская перепись, что принуждает предположительно перечислять их для приведения к одному общему сроку. Затем, для Финского края недостает некоторых данных в такой подробности, какая возможна для всех других губерний и краев России, и особенно не хватает подробностей, касающихся отдельных губерний. Поэтому в прилагаемых далее табл. 1, 2, 3 для Финляндии нет подлинных сведений по отдельным губерниям, и даются числа только для всего Финского края; но и в них некоторые цифры отчасти сомнительны, потому что не прямо взяты из переписей, а разочтены с теми или иными допущениями. Это, однако, не может почти нисколько влиять на общие выводы именно по той причине, что все население Финского края составляет менее чем одну сорок девятую часть общего населения империи, следовательно, погрешность, возможная в такой малой доле, не может влиять на общие результаты в заметной мере.

Так как всякие измерения, а тем паче статистические, сопряжены с неизбежными своими погрешностями, то во всех приводимых далее таблицах я счел возможным приводить лишь счет тысяч людей, редко сотен, зная, что и этого совершенно достаточно для статистических сличений и сопоставлений, для которых назначаются сводные таблицы, касающиеся страны столь многолюдной, как наша.

Данные первой русской переписи относятся к 28 января 1897 г., т. е. они уже теперь устарели на 9 лет и отчасти уже требуют в применении к современности своего рода поправок или дополнений. Такие поправки особенно необходимы в общем количестве жителей, но во многих других числах изменения мало влияли на отношения, которые необходимо знать, потому что за истекшие 9 лет еще не успело произойти существенных перемен, в ожидании которых и надо разбираться в существующем численном материале. Прибыль с 1897 г. населения в отдельных губерниях и областях, конечно, не вполне одинакова, но определить существующую здесь степень различия нет никакой возможности с какой-либо степенью точности, и разность эта великой быть не может. Для всей же России, взятой как целое, на основании данных, собираемых Центральным статистическим комитетом Министерства внутренних дел^{4} о числе рождающихся и умирающих, должно принять прирост никак не менее 15 чел. в год на 1000 жителей. Это допущение дает следующее вероятное количество всего населения России по годам:

Если же принять естественный прирост равным 18 чел. на тысячу в год (как дает указанный источник для 50 европейских губерний для 1897 г.), то в начале 1906 г. число жителей России должно считать близким к 150,1 млн (вместо 146,6 млн).

Осторожнее, однако, принять предположение^{5} о годовом приросте в 1,5 %.

Подобным же образом легко расчесть количество жителей в отдельных частях России, если принять естественный прирост (т. е. разность между числом рождающихся и умирающих) везде одинаковым и равным 1,5 %, но несомненно, что густо населенные губернии выделяют часть населения для переселения в редко населенные губернии и края, а за последнее время отчасти и за границу, в особенности в С.-А. С. Штаты и Аргентину. Однако разность, от этого происходящая, не должна быть большой в сравнении с общим числом жителей. Убыль, происходящую от войны и событий, за нею последовавших, также нельзя считать сколько-нибудь влияющей на общее число жителей, хотя она, конечно, для разных местностей не одинакова. Ведь надо же помнить, что в России ежегодно прибывает не менее 2 млн жителей, т. е. в каждую минуту дня и ночи общее число рождающихся в России превышает число умирающих на 4 чел. При этом цифры, подобные убыли в боях и т. п., — численно — приравниваются с величинами погрешностей, возможных из года в год и для разных местностей.

Если от общего числа жителей, относящегося к современным годам и представляющего важнейшую исходную величину, перейдем к числам, выражающим распределение жителей по возрастам, занятиям, языку и т. п., то, конечно, здесь уже, несомненно, происходят с годами изменения, вовсе не выражающиеся указанной величиной прироста. Так, например, число городских жителей прибывает, несомненно, быстрее общего прироста жителей. То же должно сказать о лицах, занимающихся видами промышленности, считая в том числе и пути сообщения. Из данных других стран, даже из сведений нескольких переписей Финляндии, очевидно, что прибыль в числе городских жителей, равно как лиц, занимающихся видами промышленности, повсюду гораздо более общей прибыли населения. Это естественное и всемирное явление определяется прежде всего тем, что для добычи первичных условий жизни, т. е. хлеба и других жизненных продуктов, с течением времени и с введением разного рода улучшений требуется относительно меньший и меньший процент жителей.

Вот в этих-то отношениях чрезвычайно важно дождаться новой русской переписи, которая должна ясно указать степень напряженности у нас явлений подобного рода. Оценивать на глаз или по примерам других стран или некоторых городов, в которых точная перепись повторялась, нет никакого основания. Замечу, однако, что приводимые далее цифры относительно количества лиц, занятых земледельческой деятельностью и разными видами промышленности (табл. 3, столбцы 40, 43–45), показывают, что широко распространенное мнение о великом преобладании у нас первичных видов промышленности, т. е. земледелия, скотоводства (кочевого быта), лесоводства и т. п., во многих отношениях преувеличено, и уже в этом смысле перепись 1897 г. доставляет трезвые данные, заставляющие с нетерпением ждать новой переписи, для того чтобы судить о степени быстроты течения указанной общей и неизбежно необходимой мировой эволюции в нашем отечестве. Земледельческую деятельность и деревню, очевидно, оставляют не потому, что промышленная или городская нравится или представляет какие-либо особые соблазны всякого вида свобод, а потому только, что первая лишь начальная, однообразная и ограниченная и должна в своем значении постепенно убывать^{6}, тогда как вторая отвечает росту беспредельному; первая чисто внешняя, почти животная, вторая же более приближается к духовной; очевиднее же всего потому, что первая повсюду менее, чем вторая, выгодна, так как хлеба нужно людям лишь определенное количество, пропорциональное числу жителей, другие же виды промышленности, доставляющие удовлетворение разнородным видам народившихся потребностей, привлекают людей, как и города, совокупностью выступающих со временем условий и необходимостью при возрастающем общем росте удовлетворять спросу на предметы, которые всегда подразумевались, когда говорилось о том, что «не о хлебе едином жив человек». Но так как без хлеба все-таки нельзя обойтись и он составляет неизбежную потребность, доставляемую доныне исключительно солнцем, соединенным с землей, то вслед за столбцами, дающими общее число жителей и их распределение по полу и возрасту, приводятся данные (столбец 13) о количестве земли в данной губернии, крае, земле или области.

Столбец 13 показывает именно это общее количество земли или, точнее, суши, относимой к данному подразделению страны. Крупные массы вод, например большие озера, выкинуты из счета земли, хотя несомненно, что воды доставляют часть питательных веществ в виде рыбы, и в будущем, вследствие развития искусственного разведения рыб, устриц и всякой другой водяной живности (растений и животных), придет же время, когда значение вод не только внутренних, но и соседних морей приобретет свое место, и надо полагать, что до этого уже доживут наши дети. Общее количество земли само по себе имеет ограниченное значение для чисто земледельческой деятельности, если из «всей земли» не вычтены земли, которые не могут быть прямо превращены личными усилиями земледельцев в луга и пашни. Сюда относятся особенно северные наши земли, совершенно не способные к хлебной культуре, каковы тундры и вообще прибрежье Ледовитого океана; там и солнца мало. Их много у нас^{7}, и их пропорцию можно было бы счесть, потому-то граница лесов и возделываемых хлебов довольно хорошо известна, но все же такой расчет был бы не лишен большого произвола, а потому мною здесь вовсе не делается. Это потому особенно, что сверх тундр, солончаков, болот и тому подобных мест, прямо неспособных к культуре, необходимо в России отчислить большое количество земли под леса, сохранение которых, узаконенное императором Александром III, составляет неизбежное условие сколько-либо правильного течения русской жизни, так как несомненно, что азиаты, истребив леса, многие места Азии превратили в пустыни, да и Сицилия, когда-то бывшая житницей Италии, производит очень мало хлебов едва ли не по той же причине. Только отчисляя затем неизбежное количество земли для городов, дорог, водяных сообщений и т. п., можно было бы составить понятие о количестве земли, способной к земледелию.

*Восемь губерний Финляндии перечислены в табл. 4. «Статистический ежегодник Финляндии 1905» (Aug. Hjelt. Гельсингфорс) не дает многих сведений по отдельным губерниям, а потому приводятся только числа для всего края, но и часть их менее отчетлива, чем для других краев, потому что выведена из данных, собранных по другой системе.

Такие данные желательно иметь при составлении будущей переписи или при новом генеральном межевании. При этом должно выясниться, какая часть ныне пустующей земли может быть прямо или косвенно отвоевана для земледелия (для пашен и лугов). Начало осушения Пинских болот составляет пример такого завоевания. Если бы введено было орошение, во многих жарких частях России, даже на южном берегу Волги, можно бы отвоевать от пустынь целые области. В свое время фараоны не только строили пирамиды, но и заботились об орошении. При развитии сознательности в России вопросы этого рода должны встать на очередь, потому что земля навсегда останется первой основой народности и государственности^{8}.

Теперь же пока должно ограничиться общим количеством земли для суждения о том, как она отвечает народным нуждам.

Полагают нередко, что тут все дело в распределении земель между разными классами владельцев. Конечно, часть дела заключается в этом, но освобождение крестьян с землею, почти беспримерное для других стран, а у нас осуществленное Александром Освободителем, показывает, что в России вопросы этого рода понимаются издавна в надлежащем виде. Суть дела не в этом, а преимущественно в том, что и помимо всякого «распределения» в некоторых частях России земли уже очень мало, т. е. густота населения уже велика. А пример не только древних частей Азии, но и Западной Европы, климат которой более нашего благоприятен земледелию, показывает, что потребность выселения и других коренных перемен становится в стране настоятельной, когда на жителя приходится всей земли мало, а именно в Европе менее 4 десятин, считая при этом всех, от мала до велика, от городов до последних поселков и всю землю. У нас же вся главная масса коренной России уже имеет тесноту большую, чем указанная. В этом-то отношении я считаю наиболее удобным и ясным выражать густоту населения (столбец 14) числом десятин, приходящихся в среднем на одного жителя. В таблице видно, что из 19 краев и земель, на которые разделена далее вся Россия, в целой половине, на которой живет более двух третей русского населения, приходится на жителя в среднем уже менее 4 десятин на душу (столбец 14). Так, в Среднерусской земле, содержащей губернии: Рязанскую, Орловскую, Тамбовскую, Пензенскую, Воронежскую и Курскую, на душу приходится в среднем менее 2¹/₄ десятины. Напомню, что это касается всей земли, т. е. годной и негодной, солончаков и всякой другой, пока не способной к культуре земли. А в Польском крае, занимающем 112 тыс. кв. верст и имеющем 9,4 млн жителей, приходится всего на душу менее 1¹/₄ десятины. В Малороссийском крае, имеющем размер 283 тыс. кв. верст и население в 17,1 млн, приходится менее 1³/₄ десятины всей земли на душу.

*В квадратной версте (250 тыс. кв. саженей) 104,17 десятины (1 десятина = 2400 кв. саженей). Число 104,17 тем примечательно и достойно запоминания, что в одном градусе меридиана, средним числом, содержится 104,17 версты.

Ввиду того важнейшего значения, которое имеет густота населенности^{9} для всего народного быта, даже для всей истории отдельных народов и всего человечества, она принята в большое внимание как при разделении всей империи на отдельные края, так и при расположении краев в таблицах (см. таблицу на с. 50).

Достаточно взглянуть на приведенные числа и на данные табл. 1, чтобы видеть, что огромное большинство жителей России находится в таком же положении, в каком три или четыре столетия тому назад находилось большинство жителей стран Западной Европы. Это положение вызвало там свои исторические события (религиозные войны, бунты, революции, Наполеона и т. п.) и такой напор к переселению, что Америка и берега Африки стали живо наполняться европейскими выходцами. Часть совершающихся у нас ныне событий, без сомнения, должно приписать такому же положению, в которое мы поставлены в настоящее время. Его, это положение, нередко не видят, считая Россию вообще малоземельной, но, забывая о наших обширных тундрах, песчаных степях и полупустынных местностях Сибири, которую напрасно долго держали в состоянии ссыльного места. У нас есть края, например Восточно-Сибирский, где на душу приходится 386 десятин, а в Якутской области — даже 1339 десятин на душу. Но в краях этих не так уж много земли, способной к земледелию, как показывает количество всей земли. Ведь надо же не забывать, что в Якутской-то области признали полюс холода и там земля летом до дна не оттаивает, а хлеб родится только в немногих ее частях. Переселяться в места, редко населенные, подобные Западной Сибири, где на жителя все еще приходится до 110 десятин земли, или в Киргизские степи, где на жителя приходится 60 десятин, нелегко, когда не накоплено развитием промышленности достатка и когда совершенно для всех уже стало ясным, что «не о хлебе едином жив человек».

Как во всем, так и относительно густоты населения у нас скачок явный между губерниями, краями и землями, густо населенными, означенными выше буквой А, и редконаселенными (Б): скачок сразу от 4 десятин к 63. Из редконаселенных краев Северно-Русский край, Западная и Восточная Сибирь примыкают к Ледовитому океану, и преимущественно по этой причине в них очень много земли приходится на душу. В промежутке стоят степные наши края, подобные Закаспийскому или Южно-Сибирскому (Киргизскому) краям, но здесь опять много земли, требующей особых мер для того, чтобы сделаться культурною, а именно орошения, разведения лесов и т. п. Финский край, или, иначе, Финляндия, имеет на душу 12,5 десятины, но только потому, что Улеаборгская губ., занимая 147 тыс. кв. верст, имеет всего 260 тыс. жителей, т. е. на жителя приходится около 86 десятин. Но ведь это тундры, где и лапландцам приходится с трудом снискивать себе пропитание охотой да рыбными промыслами. А так как на переселение нужны большие народные средства, а для коренных земельных улучшений, вроде орошения или разведения лесов в пустынных местах, требуются еще большие средства, то очевидно с первого взгляда, что переселение, а тем паче переделы земли между владельцами, не составляет основной или коренной меры, всего более потребной России для того, чтобы она встала твердой ногой на путь правильного развития и, главное, роста своего достатка. По мне, путь для этого один, и совершенно ясный из всего того, что мы видим в Западной Европе, которая все же к нам ближе, чем азиатские страны с их благодатным климатом: Китай, Ява и Индия, где одна десятина риса может пропитать более десятка людей. При нашем климате не то что на девяти десятых страны, но на девяносто девяти сотых существующих природных земель нельзя и думать идти дальше того, до чего добралась Западная Европа, т. е. до того, что одна засеянная десятина может пропитывать в целом (с плодопеременностью [севооборотом. — Ред.], травосеянием т. п.) примерно 3 жителей.

Путь, по которому следует идти, для того чтобы земледелие приняло надлежащий (интенсивный) характер и стало давать жатвы, превосходящие жалкие урожаи большинства наших полей, — один, и никакого другого нет. Он не столько требует общего увеличения наделов землей, сколько коренных улучшений всего земледелия, а оно невозможно без специализации (интенсивности) земледельческого промысла и без приложения огромных к нему капитальных затрат. Специализация же не может совершиться без перехода части народа на другие промыслы^{10}, капиталов же на земледелии, как, надеюсь, знает всякий, никак уже не сколотишь — помимо какого-либо исключительного стечения обстоятельств (чаще всего уродливых). Получается один-единственный выход. Он состоит в развитии видов промышленности всякого рода, в снабжении (при помощи торговли) других стран ее продуктами и в накоплении через это народных средств, потребных как для переселения, так и для тех коренных земельных улучшений, начиная с дорог, какие уже настоятельно необходимы нашему народу, прямо судя по величинам густоты населения. Оставляю, однако, этот предмет не только потому, что коснусь его и далее, но и потому еще, что стараюсь избегать соображений, непосредственно не внушаемых численными данными.

В столбцах 2 и 3 дано абсолютное количество тысяч лиц мужского и женского пола, в разных частях России находящихся, а в столбцах 4–11 дано число тысяч лиц разного возраста, по десятилетиям, начиная с рождения до 10 лет, и т. д. Те и другие числа чрезвычайно поучительны во множестве отношений, но я коснусь их здесь лишь вскользь, потому что предполагаю обработку их произвести впоследствии, когда буду иметь для этого достаточно времени.

Вообще в России на 63,7 млн лиц мужского пола лиц женского пола 64,5 млн, а именно на 1 тыс. мужчин 1011 женщин. Обыкновенно полагают, что число лиц обоего пола почти одинаково, но этого «почти» нет нигде даже в такой мере, как в России. Чаще всего число женщин превосходит число мужчин. Так, например, в Англии, Шотландии и Ирландии по переписи 1901 г. на 20,5 млн мужчин 21,4 млн женщин, т. е. на 1000 мужчин около 1044 женщин. В Бельгии — 1013, в Германии — 1032, во Франции — 1022, в Австрии — 1035 и т. д. В С.-А. С.Штатах по переписи 1900 г. на 38,9 млн мужчин 37,2 млн лиц женского пола, т. е. на 1000 мужчин 956 женщин. Перевес мужчин над женщинами в С.-А. С. Штатах объясняется не только тем, что китайцы и японцы приезжают туда очень часто без семей, но и тем, что переселенцы в Америку привозят с собой мало детей и жен. Так, между белыми, родившимися вне Штатов, числится 5,5 млн лиц мужского пола и 4,7 млн лиц женского пола.

Вообще говоря, страны характеризуются отношением численности полов довольно явственно, и в этом отношении разные края и земли России отличаются весьма сильно, до того, что в Калужской губернии на 502 тыс. лиц мужского пола имеется 631 тыс. лиц женского пола, т. е. на 1000 мужчин 1257 женщин, а в Закаспийском крае, т. е. в Закаспийской, Сырдарьинской, Самаркандской и Ферганской областях, на 1000 мужчин всего 834 женщины. И это не какие-нибудь случайные явления, а совершенно однородно повторяющиеся во взаимно соприкасающихся губерниях. В Закаспийском крае такой же перевес мужчин составляет общее явление, и в целом крае на 1000 мужчин лишь 851 женщина. Напротив того, Ярославская, как и Калужская губ. и вообще центральнорусские губернии, представляет перевес лиц женского пола, а именно в Ярославской губернии на 461 тыс. мужчин 610 тыс. женщин, и опять это явление не единичное, а касающееся целых краев и вообще крупных частей России. Так, в подмосковных губерниях на 1000 мужчин 1133 женщины, в Среднерусской земле на 6¹/₄ млн мужчин 6 ²/₃ млн женщин, т. е. на 1000 мужчин 1100 женщин. Объяснение этому явлению я не могу полагать только в том, что из таких губерний, как Ярославская, Калужская и т. п., много мужчин уходит на заработки в столицу, как видно из того, что даже в самой Московской губернии, взятой в целом, на 1219 тыс. мужчин только 1212 тыс. женщин. В самих же столицах перевес мужчин над женщинами, конечно, несравненно больше, а именно в Петербурге на 1000 мужчин 826 женщин, а в Москве на 1000 мужчин только 754 женщины. Этот большой перевес для столиц совершенно понятен, если уже в Варшаве на 1000 мужчин 998 женщин, а в Одессе 863 женщины.

От чего же зависит перевес мужчин над женщинами в таких краях, как Закавказский и Закаспийский, даже весь Кавказ и Южная Россия, сказать было бы нельзя, если бы не было уяснения в числах для Сибири, как и для С.-А. С. Штатов. В Южно-Сибирском, или Киргизском, крае 1823 тыс. мужчин и 1631 тыс. женщин, в Восточно-Сибирском крае на 996 тыс. мужчин 831 тыс. женщин; даже в Западной Сибири, которая уже во всех отношениях близка к остальной России, все же на 1967 тыс. мужчин 1964 тыс. женщин. Это как будто показывает, вместе с американскими цифрами, что это края переселенческие, куда сама природа зовет переселенцев, и женщин туда призывает по преимуществу потому, что без них естественный прирост невозможен^{11}.

Еще несравненно более поучительно распределение жителей по возрастам, но я укажу только на жителей до 10-летнего возраста, потому что подробный разбор завлек бы далеко. В России на 128,2 млн всех жителей почти 35 млн детей до 10-летнего возраста, а именно около 27,3 %. Если мы возьмем почти все другие наиболее известные по переписям страны, то увидим пропорцию детей гораздо меньшую. Во Франции детей до 10-летнего возраста только 17,5 %, в Бельгии

22.4 %, в Швейцарии 21,6 %, в Испании 22,6 %, в Италии 22 %, даже в Германии 24,2 %, в Швеции 23,1 %, в Дании 24,4 %, в Голландии 24,5 %, в С.-А. С. Штатах 23,8 %, в Англии, Шотландии и Ирландии 23,6 %, в Японии 22,8 %. Только страны, так сказать, молодые, обещающие в будущем больше, чем представили в прошлом, имеют число детей больше западноевропейского, а иногда и большее, чем у нас. Так, в Сербии, по переписи 1900 г., 32,8 %, в Болгарии 30,1 %, в Аргентине 29,0 %, а в Бразилии 29,4 %. Мы помещены не в тропиках, а все же детей имеем много, потому что у нас есть много в будущем, как в указанных теплых странах. Но высокий процент детей (моложе 10 лет) не везде у нас одинаков. И у нас есть края, например Ливонский (губернии Эстляндская, Лифляндская и Курляндская), где 21,1 % детей до 10 лет, но зато есть целые края, например Южно-Русский, Кавказский и Закавказский, где детей или 30 %, или около того. Избыток детей, конечно, обещает в будущем, но современную силу он уменьшает не только потому, что детей надобно выкармливать, но и потому, что при увеличении процента детей уменьшается процент рабочих сил. Стараясь остаться кратким, укажу лишь на то, что мужчин и женщин от 20 — до 60-летнего возраста у нас всего лишь 44,8 %, т. е. меньше половины, тогда как во Франции их 52,4 %, в Англии 47.5 %, даже в английской Индии 47,3 %. Повторю еще раз, что над распределением жителей по возрасту, равно как и над общим средним возрастом, я предполагаю остановиться в другой раз, потому что предмет этот заслуживает большого внимания, а теперь перехожу к столбцу 12 табл. 1, извлеченной из переписи 1897 г.

Типы белоруссов Минской губернии. Гравюра XIX в.

В столбце 12 дана сумма (в тысячах) жителей, «одержимых физическими недостатками». Так названы в переписи умалишенные, глухонемые, слепые и немые. Подсчет их составляет полезное дополнение к нашей переписи, отличающее ее от многих иных, потому что такие лица, составляя заметную часть народонаселения, уменьшают его силу и производительность^{12}, ложась бременем на остальных, особенно на «кормильцев» (столбцы 51 и 52 в табл. 3). Особо важно будет узнать со временем, при повторении общих русских переписей, как изменяется с течением времени число таких лиц по всей стране и в ее частях. Общее число умалишенных, глухонемых, слепых и немых по всей империи^{13} достигает по переписи 545 тыс. чел., что составляет на 1000 жителей немного более 4 чел., которых следует исключить из числа трудоспособных жителей, по крайней мере на столько же, как должно исключить малых детей, больших стариков и больных. Примечательно, что процентное отношение почти во всех краях выходит одинаковым и близким к 4 на 1000. Небольшое увеличение (до 6 на 1000) замечается в Ливонском и Пермском краях, но зато в других случаях видно уменьшение, например в Польском и Кавказских краях (до 3 на 1000). Это постоянство тем характернее, что оно даже сохраняется в больших городах, например, в Петербурге на 1¹/₄ млн жителей (1897) 5,2 тыс. лиц с физическими недостатками (= 4,1 на 1000), а в Москве примерно на 1 млн жителей 3,7 тыс. (= 3,7 на 1000). Если на 128,2 млн всех жителей, как указано выше, приходится в рабочем возрасте — от 20 до 60 лет — мужчин и женщин около 57,4 млн человек, то из них необходимо исключить, по крайней мере, четверть женщин, занятых домашним хозяйством, да еще и больных, чтобы получить число работоспособных жителей, но из 43,1 млн оставшихся нужно отнять, по крайней мере, 0,5 млн с важными физическими недостатками, лишающими работоспособности, чтобы получить сумму лиц, на работу которых может рассчитывать страна даже при том невероятном случае, когда все способные к работе по социалистическо-коммунистической программе будут подгоняться на работу. Останется 42,6 млн работоспособных. Мы увидим далее, в столбцах 51 и 52, что у нас число лиц, зарегистрированных в качестве работающих на всех общественных производительных поприщах, едва достигает 34,0 млн чел., показывая этим, что у нас интенсивность труда, вообще говоря, невелика и надобно ясно видеть, что наша бедность, между прочим, зависит и от этой причины.

Сибирский казак. Гравюра XIX в.

Все данные, извлеченные из переписи, расположены мною в трех сводных таблицах, и мы теперь перейдем к табл. 2, содержащей сведения о распределении жителей по природному языку, по вероисповеданию и по обучению, потому что эти данные, приближаясь к тем главным естественным условиям, которые содержатся в табл. 1, лишь в малой мере зависят от воли отдельных лиц, а определяются условиями, в которые они поставлены по рождению или по семейным обстоятельствам.

В России народов разного происхождения, даже различных рас, скопилось немалое количество. Оно так и должно быть вследствие того срединного положения, которое Россия занимает между Западной Европой и Азией, как раз на пути великого переселения народов, определившего всю современную судьбу Европы и берегов Средиземного моря, падение Древних Рима и Греции и само появление на Великой Европейской равнине славянской ветви индоевропейцев. Послужив главным путем Великого переселения народов, Россия содержит осевшие на месте их остатки. К Африке Россия не касается непосредственно, и черная раса не бродила по нашим степям, и лишь поэтому африканско-негритянской народности у нас нет в сколько-нибудь заметном количестве. Что же касается американской народности, то часть нашего сибирского побережья, очевидно, с ней родственна, и, вероятно, большинство этих народов связано с монгольским типом, характернее всего выраженным в Китае.

Коснувшись прошлого переселения народов, столь изменившего картину всего мира, за исключением, быть может, только одного Китая, не могу не остановиться хоть на момент над современным и предстоящим положением этого предмета, потому что его значение, без сомнения, выше многого иного, считаемого весьма важным. Переселение народов не кончилось, еще идет — не только из Европы в другие части света, но и из Китая, но кончиться ему должно в некотором будущем — едва ли еще к нам близком, когда произойдут три неизбежные и уже явно начавшиеся в наше время явления, все прогрессивного свойства: 1) когда общее число жителей повсюду станет, как идет уже ныне, возрастать быстрее, чем было не только в древние века, но и в средние^{14}, и дорастет до того, что повсюду теснота приблизится к китайской или английской^{15}; 2) когда общее развитие трудолюбия и промышленности, руководимых наукой, т. е. реально опытным исканием долей истины, овладеет недрами земными и солнечной энергией, превращением веществ и питанием людей, устройством жилищ и пользованием океанами и т. д. — в такой мере, уже теперь предвидимой, что для размножения людского и тесноты общей мирной жизни не будет никакого другого препятствия, кроме лени отдельных лиц, которым возмездием за то должны быть нужда и голодная смерть, что, видимо, также уже начинает наступать во всем мире; 3) когда правительства крупнейших государств всего света дойдут до сознания необходимости быть сильными и достаточно между собой согласными для подавления всяких войн, революций и утопических начинаний анархистов, коммунистов и всяких иных «Больших Кулаков», не понимающих прогрессивной эволюции, совершающейся во всем человечестве^{16}.

Украина. Сходка старейшин перед корчмою. Гравюра XIX в.

Заря и этого общего соглашения народных правительств видна уже в Гаагской, Портсмутской и Марокканской конференциях, хотя до правильно организованного сложения тут и во всем ином еще далеко уже потому, что сперва надо перестать кичиться одним народам и расам перед другими, так как римская, греческая, китайская, даже еврейская («народа Богом избранного») кичливость наказаны по заслугам. Быстрота, с какой Япония приобрела свое новое мировое положение, тут много значит, но еще большего надо ждать от Китая и Африки. Мы, русские, взятые в целом, кичливости чужды и, поставленные на грани двух не чуждых миров, должны ясно понимать соприкасающиеся сюда предстоящие вопросы. От того-то, приступая к разбору распределения жителей России по природному языку, т. е. по народностям, я считал не излишним коснуться указываемого предмета, так как и у нас вопросы народного прироста, переселения, соседской жизни разных рас, развития промышленности и наук, отсутствия утопических увлечений, мирного улаживания международных недоразумений и т. п. должны занимать первое место — вслед за вопросом о способах прекращения общей средней народной бедноты, составляющей основную причину всех наших бед.

Во всех отношениях преобладание принадлежит у нас славянскому отпрыску индогерманских народов. Эту большую ветвь человечества именно и представляет исключительно Россия. Всех славян, как известно, по языку и наречию должно делить на восточных, к которым относятся великороссы, малороссы и белорусы, составляющие явное большинство всего славянства, и на остальных славян, содержащих западно— и южнославянские племена, из которых поляки занимают, без сомнения, первенствующее место.

Литовцы из окрестностей Вилкомира. Гравюра XIX в.

Столбцы 15–17 содержат перечисление по губерниям и краям количества великороссов, малороссов и белорусов, а столбец 18 — поляков и всех других славян, потому что число этих последних очень мало в России и для них нельзя было — краткости ради — оставлять особый столбец. В общей сумме в России имеется почти 84 млн восточных славян, а именно: великороссов 55,7 млн, малороссов 22,4 млн и белорусов около 5,9 млн. Всех поляков и остальных славян в России около 8,2 млн, так что в Российской империи всего должно считать около 92 млн славян на 128 млн всех жителей. Следовательно, в России их около 72 %, а восточных славян около 65,5 %. А так как другие страны, например Болгария (около 4 млн жителей) и Сербия (около 3 млн жителей), малонаселенны и своей независимостью немало обязаны усилиям России, все же остальные славяне числятся или в Германии, или в Австрии, то Россия составляет единственную сильную опору славянства, взятого в целом и содержащего примерно 130 млн, т. е. составляющего более трети всех жителей Европы. Сходство людей по языку, без всякого сомнения, отвечает одинаковости происхождения и близости во многих других отношениях, а потому во всех славянах мы должны, во всяком случае, т. е. вовсе не придерживаясь славянофильства, видеть наших ближайших братьев, и если француз, немец, англичанин, индус и китаец — наши близкие, то ближе всего все же славяне. Стремление подчинить все государственное сложение идее национализма составляет мысль, в особенности господствовавшую во времена Наполеона III и вызвавшую образование единой Италии и единой Германии, но затем почти оставленную не потому, конечно, что коммунизм ее вытеснил, а, вероятнее всего, потому, что восстаний и войн впереди не увидали конца в самой Европе, а вне ее сочли наиболее удобным и «прогрессивным» придерживаться иных начал. Национализм, по мне, столь естествен, что никогда, ни при каких порядках, «интернационалистами» желаемых, не угаснет, но, во-первых, на все, думается мне, придет свое подходящее время, а теперь оно уже никак не за крайности национализма; во-вторых, малым народцам уже практически необходимо согласиться навсегда с большими, так как в будущем прочно лишь большое и сильное; в-третьих, разбредшиеся народы, вроде цыган и евреев, без всякой земли и государственности, не могут даже и входить в счет; и, в-четвертых, национализму необходимо более всего принять начало терпимости, т. е. отречься от всякой кичливости, в которой явная бездна зла, а потому в этого рода делах практичнее всего терпеливо ждать течения совершающегося. Тем не менее государственное единство прежде и больше всего определяется господствующей народностью, которая выражается яснее всего в принадлежащем ей языке. Поэтому-то немалый интерес должно видеть в подсчете, который содержит перепись 1897 г., всех жителей России по их природному языку. То деление, которого придерживались в переписи, и даже порядок распределения народов по природному языку удержаны и в нашей таблице.

Прежде всего, должно заметить, что всех неславян около 28 %. Они говорят на многих разнообразных языках, числом примерно около 50. В столбце 19 дается число тысяч литовцев, латышей, жмудинов и тому подобных народов, язык которых по своим корням приближается к языку славянскому, и потому они должны быть помещены вслед за славянами. Таких народов во всей России около 3 млн, а именно: в Ливонском крае (губ. Лифляндская, Эстляндская и Курляндская) преимущественно латышей, а в Литовско-Белорусском крае (губ. Ковенская, Виленская, Витебская, Могилевская, Минская и Гродненская) около 1,6 млн литовцев на 5,4 млн белорусов. В остальных краях литовско-латышские народы живут лишь в небольшом количестве и только разве в Польском крае (0,3 млн) несколько больше прочих, а именно литовцев.

В следующем, 20-м столбце перечисляется количество романских народов, между которыми преобладают молдаване (около 1 млн), живущие преимущественно в Бессарабии. Во всех прочих губерниях и краях находится понемногу французов, итальянцев и других романских народов, общая сумма которых все же невелика, потому что вместе с молдаванами составляет всего 1,15 млн жителей. Выделить их, несмотря на малость количества, было, однако, необходимо, потому что это все же народы совершенно особого рода, отличающиеся явно от жителей России, перечисленных в столбце 21 и причисляемых к германским народам. Здесь на первом плане стоят, конечно, немцы, в значительном количестве находящиеся в Польском крае (0,4 млн), Южно-Русском и Нижневолжском краях (тоже по 0,4 млн), где они поселились преимущественно в качестве колонистов, т. е. главным образом земледельцев, тогда как в Польском крае они преимущественно промышленники, как и во всех других краях, где содержатся понемногу, хотя в Ливонском крае составляют 7¹/₄%, содержась в количестве 173 тыс. на 2,4 млн всех жителей. Кроме немцев, у нас повсюду более или менее живут голландцы, англичане, шведы и другие германские народы. Их в сумме почти вдвое более, чем романских народов, а именно: германских народов 2,15 млн, а романских 1,15 млн. Те и другие по малочисленности не могут входить в расчет при обсуждении русских дел, тем более что они способны к тому, чтобы превращаться понемногу в настоящих русских, как видно уже из того, что даже между славянофилами считаются такие имена, как Гильфердинг, Миллер и т. п. В Финском крае около 340 тыс. шведов, что составляет 13 %, т. е. много больше, чем немцев в Ливонском крае.

В столбец 22 включены все жители России, принадлежащие к остальным индоевропейским племенам. Между ними преобладают армяне, более всего живущие, как всякому известно, в Закавказье, где числится около 1,5 млн армян. Кроме того, сюда же причислены цыгане, рассеянные по всей России, греки, персы, таджики, курды и тому подобные народы, образующие вместе с армянами почти столько же жителей (2,2 млн, т. е. менее 2 % всего населения), как и германские народы. Скопление в Закавказье большого количества армян, рассеянных почти во всем мире, преимущественно же скопившихся, кроме России, в Турции и отчасти в Персии, не имело бы особого значения потому, что в Закавказье грузинских народов (столбец 24) и татарских народов (столбец 26) почти столько, как и армян, т. е. там армяне перемешаны с другими неславянами. Но так как в Закавказье почти на 5 млн всех жителей только четверть миллиона русских, то роль армянства, как народа более шустрого и торгового, чем грузинские народы и татары, очень немаловажна. Количественная сторона, как и во многом другом, имеет свое определяющее значение, а потому перечисление в отдельных краях разных народностей должно обратить на себя русское внимание, и если исторически ослабевшие народности, подобные армянам, могут рассчитывать на будущее развитие, то только при одном условии, чтобы они не только мирно уживались со своими ближайшими соседями, но и твердо держались тех русских начал, которые дают им защиту от рядом живущих с ними давних врагов, сломивших их когда-то временно существовавшую независимость.

Осетины. Гравюра XIX в.

В следующем, 23-м, столбце перечислены семиты, живущие в России. Между ними преобладают, как известно, евреи, потому что арабов и прочих семитов у нас очень немного. Числа таблицы показывают большое скопление евреев в Литовско-Белорусском крае, где они составляют около 14 %. Численно и относительно почти столько же евреев в Польском крае, а затем около 8,5 % в Малороссийском крае и около 7 % в Южно-Русском крае.

Во всех остальных краях России евреев поменьше, а всего евреев в России 5,06 млн, т. е. они составляют менее 4 % общего числа всех жителей России. Известно, что ни в одной стране нет такого абсолютного количества и такого процента евреев. Лишенные своего отечества, они рассеялись во всем мире, преимущественно же по берегам Средиземного моря и в Европе, хотя и азиатские страны не лишены евреев. Уживаются они у нас, как известно, благодаря своей юркости и склонности к торговле. Всем известно, что преимущественно по религиозным причинам нигде народ не любит евреев, хотя народец этот обладает многими способностями и свою пользу странам приносит, конечно, не своими кагальными или масонскими приемами и политиканством, а своим торговым посредничеством, которого очень недостает в России, как о том скажу далее. Мне кажется, что евреям у нас предстоит легко доступный выход: ассимилироваться с преобладающим населением, отказавшись от кичливой заносчивости, и встать в ряды обычных тружеников, так как, по мне, русские люди охотно подружатся даже и с евреями.

В столбце 24 помещены грузинские и кавказские народы, язык которых хотя и не одинаков, но все же ближе всего к грузинскому языку. Всех таких народов в России 3,5 млн; из них 1,5 млн живет в Закавказье, и между ними преобладают грузины, в Кавказском же крае преобладают чеченцы, лезгины, черкесы и другие кавказские инородцы. Грузия призвала к себе когда-то Россию для того, чтобы защититься ею от напиравших магометан, что и выполнено Россией с полным успехом. Другие же кавказские народы должны были войти в ее состав, потому что лежали на ее историческом пути. Сколько я понимаю русскую историю, русский народ никогда не был склонен к завоевательству и если воевал и покорил немало народов, то лишь потому, что к этому принуждали его прямо слагавшиеся обстоятельства. Нельзя же было не воевать с черкесами, туркменами, киргизами, хивинцами и тому подобными народами, когда они не давали покоя прилегающим русским землям и не могли сложиться в государственном отношении сколько-либо удовлетворительно для соседской жизни. Эволюция этого рода, очевидно, закончилась в наши исторические времена. Нам за глаза довольно дела и там, где мы сели. Попробовали было мы, на манер, нам не свойственный, поживиться на счет Китая, да получили урок, показавший, что это нам вовсе не подходит, что расплываться нам совершенно не следует, а лучше, даже настоятельно необходимее, заняться тем, что давно стало нашим, да разобраться в нем, т. е. у себя, на что — без внешнего толчка — не хватало ни побуждений, ни знаний, ни охоты.

В двух последних столбцах (25 и 26) перечисляется количество (тысяч) жителей, принадлежащих к урало-алтайской и финно- (угро-) татарской группе, которая во всем свете очень велика, но по своему делению представляет наибольшие трудности и условности. Чаще всего эту группу языков делят на три семьи: финскую, монгольскую и турецко-татарскую. Но так как главные представители монгольской расы, а именно: китайцы, японцы и настоящие монголы — у нас очень малочисленны, а имеются из этой группы только астраханские калмыки, камчадалы, коряки, алеуты, тунгусы, айны и тому подобные мелкие народы, то в нашей таблице монгольско-тунгусские народы соединены с татарскими и от этих последних отличены лишь финны, к которым принадлежат не только угорские финны соответственного края, но и рассеянные более или менее в разных других краях России карелы, эстонцы, лопари, черемисы, зыряне, мордовцы, вотяки, пермяки, остяки и т. п.

Таким образом, в столбце 25 дано количество финских жителей России, признающих оттенки финского языка своим родным. Таких народов больше всего, конечно, в Финляндии, где их количество достигает до 2¹/₄ млн. Затем их много в Ливонском крае, в Пермской и Нижневолжской землях, а в других краях поменьше, например в Среднерусской, Подмосковной и Верхневолжской землях, в виде мордвы и т. п., нередко вполне обрусевших ветвей финского племени, нигде не достигавшего полной государственной самостоятельности и обладающего некоторой способностью приноровляться к другим народностям. Общее количество всех финских племен достигает 5³/₄ млн, откуда видно, что финляндцы образуют почти половину финских народов, обитающих в России. Гораздо большую массу, а именно 14¹/₃ млн, образуют татарско-монгольские народы, живущие в России. Их особенно много в абсолютном и относительном количестве в Закаспийском крае, где они составляют почти 90 % всех жителей. Между ними там преобладают туркмены-киргизы, узбеки, таджики, сарты и т. п. Затем также велико количество турецко-монгольских народов в следующем Южно-Сибирском, или Киргизском, крае, потому что тут преобладают киргизы, и в Пермской и приволжских землях, потому что тут живет много татар, рассеянных, однако, и по другим краям России, например находящихся в количестве около 14 тыс. в Литовско-Белорусском крае. В Южно-Русском крае, в особенности в Крыму, также много разных представителей этих народов. Большинство народов этого племени держится магометанства.

Татарская деревня. Гравюра XIX в.

Несмотря на то что число всех татарско-турецких племен достигает около 11 %, т. е. далеко оставляет за собой в количественном отношении евреев, армян и тому подобные народы, но, как всякий русский знает, татарские народы легко примиряются с русским народным бытом, и если бы не религиозная рознь, то можно сказать, что они давно бы слились с русскими везде, где прикасаются тесно. Между русскими и татарами доверие и уважение существуют сыздавна, хотя в свое время было и немало войн. Тем не менее значительность общего количества татарско-турецких подданных России и их скученность не должны ускользать от русского внимания. Скажу, однако, по личному опыту, так как не раз в Сибири и Закавказье приходил в близкое прикосновение с представителями этих народов, что турецко-татарские народы очень довольны тем, что могут под державою России вести мирную жизнь, понимая, что они бы не могли ею пользоваться в такой же мере, как у нас, при самоличном управлении, ни под властью других соседних народов. Эту разумность отношений к России в татарско-турецких племенах следует всемерно поддерживать и, по моему личному мнению, в случаях местных инородческих разладов, которые за последнее время немалочисленны, голосу турецко-татарских народов должно внимать поболее, чем голосу многих иных инородцев, живущих под русским кровом.

Из сказанного видно, что в крупных чертах абсолютное и процентное распределение народов, образующих Россию, есть следующее:

Распределению жителей России по природному языку во всех отношениях соответствует распределение по религиозным верованиям. В этом отношении в таблицах отмечены лишь три категории жителей. В столбце 27 дано число православных, равное 89¹/₄ млн, т. е. как раз почти столько, сколько имеется великороссов, малороссов и белорусов с небольшой прибавкой финских народов, принявших православие. В столбце 28 даны жители, держащиеся других христианских исповеданий. Их всего числом около 19 млн. И почти столько же имеется у нас нехристиан, между которыми главное место занимают евреи (около 5 млн) и турецко-татарские народы (около 14 млн). Что касается христиан разных исповеданий, то между ними преобладают католики Польского и Литовско-Белорусского краев и лютеране Финского и Ливонского краев, а затем, конечно, большинство романских и германских народов.

Религиозные вопросы, благодаря Богу, в настоящее время, после тех передряг, которые произошли во время религиозных войн, когда-то смущавших весь мир, не волнуют ни Россию, ни другие части света, потому что именно здесь «свобода» наиболее уместна, так как всемирной религии все-таки еще нет и ее мир дождется только разве по истечении новых многих испытаний, когда между научным и религиозным сознанием наступит то единство, о каком мечтал еще в былое время Спиноза, хотя придерживался схоластических и диалектических методов, не способных внушать надлежащего доверия. Истина, конечно, одна и вечна, но надо думать из всего совершившегося и узнанного миром, что истина познается и доступна людям только по частям, мало-помалу, а не разом, в общем своем целом, и что пути для отыскания частей истины многообразны. Эти утверждения исключают уже все виды умственной кичливости, столь обычной как у китайцев, древних греков и латинян, так и у большинства современных «интеллигентов», и заставляют явно отличать истину от пользы и справедливости, носящих признаки чего-то личного, временного и условного, как и все то, что подразумевается под словами «политика» и «право». Хотя без справедливости нельзя и думать о сколь-либо полном достижении частей истины, но смешивать одно с другим все же никогда не должно, как нельзя же мешать вещество ни с движением, ни с духом, сознанием и мыслью или добро с прекрасным. Истина, добро и красота стремятся слиться, но, увы, этого слияния нельзя добиваться совокупности людей помимо условностей «права» и «политики», «справедливости» и «пользы».

В конце табл. 2 (столбцы 30–32) даются численные сведения о распределении жителей по степени школьного их образования, а именно в столбце 30 указано число тысяч жителей, получивших первую степень обучения в низших школах или обучившихся, по крайней мере, чтению и письму. В столбцах же 31 и 32 указано количество тысяч лиц, получивших среднее и высшее образование, и при этом различены мужчины (столбец 31) от женщин (столбец 32). Соединяя вместе число лиц с высшим и средним образованием (хотя те и другие различены в переписи), я имел в виду то общее современное положение вещей, касающихся просвещения, которое мне, посвятившему лучшие 35 лет своей жизни делу образования, довольно близко известно. Если бы эту таблицу пришлось составлять лет 15 тому назад, я бы непременно отличил лиц, получивших среднее образование, от лиц, получивших высшее, т. е. специализированное образование, основанное в большей или меньшей мере на философских началах. Но в последнее время — не потому, что поднялся уровень среднего образования, а потому, что упал уровень высшего образования, — я не считаю полезным отделять два указанных разряда лиц, получивших права на звание интеллигентов. Думаю даже, да и знаю на опыте, что немалое число лиц, не учившихся в средних и высших учебных заведениях, в рядах интеллигенции в России в настоящее время занимают такое же место, какое принадлежит выступающей образованности. Уже одно то, что стачки и забастовки последнего времени повели свое начало во многих местностях России именно от высших и средних учебных заведений, говорит для меня совершенно ясно, что образование в России за последние годы сильно упало, что доказывается еще лучше тем малым научным содержанием, которое находится в литературных, технических и всяких иных прогрессивных произведениях последнего времени. Конечно, не только живет еще остаток от прежнего времени расцвета русского образования, но есть и между новыми учащими и учащимися некоторый процент таких, которые понимают, что дело политики ни под каким видом нельзя смешивать с делом обучения. Они, однако, напрасно старались протестовать: большинство недоучек этого протеста не поняло и назвало их «черною сотнею», очевидно, благодаря тому, что внушено всем образованием, ведущимся со времен покойного графа Д. А. Толстого, т. е. с 70-х годов, на так называемый «классический» манер, по существу подражательный, диалектический, даже синтаксически-логический и справляющийся с субъективно-людской, а не Божеской или объективной правдой^{17}, которую будто бы можно постигать лишь при помощи одних умственных построений. Мне бы хотелось, но на это не может быть никаких численных данных, отобрать истинно просвещенных людей, способных самостоятельно и благодушно обсуждать действительность по изучению и по разуму, и я желал бы показать их сравнительно малое количество по отношению ко всему населению, судящему по внушению и предрассудкам. За неимением этой возможности принужден остановиться на трех вышеуказанных столбцах.

Что касается чисел 30-го столбца, т. е. числа лиц с низшим школьным образованием, то их в России уже около 26 млн, т. е. около 20 %.

Конечно, лучше бы было, если бы образование, хотя бы первоначальное, в особенности приноровленное к жизненным потребностям, т. е. не только к грамоте и счету, но и к каким-нибудь практическим делам, было широко распространено в России, но ставить задачу «всеобщего народного начального обучения» на такую настоятельность, какую ему придают в настоящее время у нас очень многие, я, признаюсь, не согласен прежде всего по той причине, во-первых, что для этого нужны большие народные средства, а во-вторых, — что, пожалуй, еще важнее, — нужны хорошо подготовленные и приноровленные учителя, которые внушали бы начинающим учение благие начала, а ни того, ни другого пока нет. И пока надежные начальные учителя не подготовятся и средства не соберутся — затевать всеобщее обучение, мне кажется, совершенно нецелесообразным, хотя я очень хорошо понимаю и всей душой желаю, чтобы семена истинного просвещения, направленного на добро и пользу, распространились, по возможности, во всем народе; думаю даже, что при существующей неподготовленности и партийной сутолоке можно загноить немало добрых семян, издавна и наследственно плодившихся в народе. Начинать, мне кажется, следует не с этого конца, а преимущественно с того, при помощи которого развивается народный достаток, так как только через развитие этого достатка, происшедшего, несомненно, за последние десятилетия (после освобождения крестьян, проведения железных дорог и т. п.) и выразившегося явно в миллиардном вкладе сберегательных касс, сама собой выступит народная потребность в образовании, потому что народ уже давно понял (полагаю, что со времен введения христианства) пользу распространения истинного просвещения. Нельзя, однако, забывать, что пока простая грамотность распространена всего у 20 % жителей.

Еврейская школа. Гравюра XIX в.

Эти последние в обычном обиходе крестьянской жизни настолько могут выигрывать, что от него чаще всего отходят в другие области деятельности, в особенности промышленные, где даже простая грамотность да умение считать становятся, очевидно, полезными и даже необходимыми.

Поэтому стремиться к так называемому «всеобщеобязательному образованию», т. е. к бесплатному обучению всех детей, не могущих получить на свои средства начального образования, должно всемерно, но пути к этому одни: надо сперва увеличивать условия накопления достатка в народе (чтобы — без особых налогов — стремились учиться и могли это выполнять) и постепенно подготовлять хороших учителей для элементарных, или народных, школ. Не закрываю глаза на то, что и эти задачи трудны, но вполне убежден в том, что из безысходной на вид дилеммы образованности (для накопления богатств нужно образование, а для образования нужны накопленные средства) выход возможен — особенно для страны природно богатой — только со стороны накопления богатств и подготовки учителей, а прямо браться за всеобщее образование, не имея ни денежных средств, ни учителей, просто неразумно. Идя с недолжного конца, непременно достигнем того, что в образовании разочаруются и народ сочтет его ненужной обузой, препятствующей при сложившихся условиях нормальному течению постепенных улучшений, так как нельзя же забыть, что нам надобно расселиться как можно пошире, чтобы быть как можно поближе к земле, а для некоторых тогда, при наших-то зимах, никакой не будет возможности далеко посылать малых детей в школу.

Татарская школа в Шуше. Гравюра XIX в.

Оставляя, ради краткости всего изложения, и этот важный предмет в тех намеках, которые вырвались, остановлюсь на столбцах 31 и 32. Общая сумма лиц, получивших среднее и высшее образование, достигает 1,44 млн, т. е. превосходит 1,1 % числа всех жителей. Это отношение можно было бы считать не то что достаточным, но пока удовлетворительным, если бы наши средние и высшие учебные заведения были в ином состоянии, чем то, в котором они теперь находятся, так как, вероятно, всем внимательным лицам хорошо известно, что многие из окончивших у нас средние учебные заведения за последнее время лишены даже настоящей грамотности, т. е. не умеют писать как следует. А высшие учебные заведения подготовляют таких практических деятелей, особенно нужных в настоящее время России, которые зачастую не любят своего дела, плохо понимают русские местные потребности и не умеют их изучить сколько-нибудь самостоятельно и разумно к ним приноровляться.

Корень дела едва ли не лежит в недостаточности всей современной подготовки профессоров, а это зависит немало от плохой их (и всяких иных наставников) обеспеченности, ведущей начало от общей нашей бедности. По этой причине мне кажется наиболее настоятельной в деле образования надобностью современной России учреждение высших училищ наставников, готовящих преимущественно учителей для средних учебных заведений и подготовляющих будущих профессоров высших учебных заведений, а попутно и наставников для сельских школ. Но этот предмет я рассмотрел подробнее в особой брошюре под названием «Проект училища наставников» (1906), представив этот проект на благоусмотрение бывш. министра народного просвещения графа И. И. Толстого.

Не останавливаясь более над этой, по-моему, настоятельной и важнейшей нуждою обновляющейся России, обращусь к таблице и укажу на то достойное примечания отношение, которое существует между мужчинами и женщинами, получившими среднее и высшее образование. Первых 884 тыс., а вторых 557 тыс., т. е. на 8 мужчин, получивших среднее и высшее образование, приходится 5 женщин с таким же образованием. Это прекрасный признак, показывающий совершенно явно, что ищут образования у нас в настоящее время не только для дипломов, но и прямо для потребностей жизни, потому что обучавшиеся в средних и высших заведениях женщины лишь в немногих случаях пользуются прямо своими дипломами для приобретения общественного положения. Со времен императора Александра женское среднее и высшее образование, зачатое институтами учреждений я, быстро стало развиваться, быстрее даже, чем где бы то ни было в других странах. А успех так называемых С.-Петербургских высших женских курсов просто беспримерен, потому что масса действительно образованных женщин обучилась там почти исключительно на частные средства, что во всех отношениях многознаменательно. Обрывая свои краткие заметки, касающиеся развития образованности в России, считаю долгом сказать в заключение, что старался в своих таблицах избегнуть столбца «безграмотных», потому что он, увы, численно очень велик (около 101 млн, или 78,8 %), и обратить еще раз внимание на то, что для успешного развития образованности России нужнее всего тотчас же позаботиться о подготовке наставников как для низших, так и для средних и высших учебных заведений.

Две рассмотренные выше таблицы своими числами обрисовывают современное естественное положение частей России и всей ее совокупности, так сказать, в первичных отношениях, имеющих, конечно, определенное и весьма важное значение, но не показывающих ни направления личных усилий, желаний и воли жителей, ни результата, достигнутого при совокупности современной обстановки страны, т. е. не показывающих экономического ее уровня или состояния. Силою страны должно считать количество труда, производимого ее жителями в определенное время (например, год), как сила машины определяется количеством работы (а работа есть произведение величины массы на длину пути, пройденного ею под влиянием силы), произведенной машиной в определенное время (например, в секунду). Трудом или, лучше, производительным трудом — должно называть нечто, совершенно отличающееся от того, что называется работой в исключительно механическом смысле этого слова, потому что под трудом понимается нечто не животно-инстинктивное, а волей и сознательностью определяемое действие людское, назначаемое для получения пользы или для удовлетворения потребности или спроса общелюдского и только в том числе и для своего личного. Поэтому-то труд совсем не связан прямо с работой, понимаемой в механическом смысле, хотя, в сущности говоря, без доли работы никогда не обходится. Во всяком случае, под трудом должно понимать нечто потребное или необходимое и спрашиваемое людьми, считая в том числе и того, кто трудится, главное же в труде — отсутствие неизбежной необходимости, т. е. для него нужен особый толчок собственной личной воли (волевой импульс), хотя бы и напряженной под влиянием самосохранения, любви к ближним и тому подобных прирожденных и бессознательных интересов. В труде уже содержится понятие о свободной воле; к работе можно принудить, к труду же люди приучаются только по мере развития самосознания, разумности и воли^{18}.

Работу могут производить и ветер, и вода, и животные; труд же есть дело чисто человеческое, выражающееся не только внешним, так сказать, физическим результатом, но и внутренним, так сказать, духовным способом, особенно влиянием на волю других людей. В труде должна содержаться всегда и польза людская, и энергия трудящегося, которая при помощи произведений труда и выражается во внешности. Это выражение гораздо разнообразнее, чем механическая работа, которая также многообразна и происходит как при землетрясениях, так и при движении или питании малейшего организма.

Труду, иногда очень большому и многозначительному, зачастую отвечает ничтожная на вид видимая работа, например труду руководителя, ученого или художника. Главную же характеристику труда в том смысле, в котором это слово употребляется здесь^{19}, составляет его полезность для людей, и чем более труд относится к широким областям сознательных потребностей, тем больше он приобретает общего значения. Смысл денег или вознаграждения исключительно сводится к пониманию труда. И те, которые идут за Марксами и считают ценною или принимают во внимание только людскую работу, находятся в грубейшем заблуждении, чего мне даже не хочется и доказывать вследствие очевидности, потому что все высшее и лучшее, начиная с постижения истины, с достижения добра и с произведений искусства, получается большим трудом, но малою работою. Потребность труда для жизни становится очевидною только при развитой общественной организации, которая начинается с так называемого «разделения труда» или его специализации. В начальном быту, как и у животных, требуется почти исключительно лишь работа для поддержания жизни и всех первичных отношений. Только труд делает общественное сложение постоянно улучшающимся через изобретения и приложение внутренней энергии к общей пользе. Постепенно, хотя и неуклонно, из как бы прихотливой особенности труд становится полной общей необходимостью, и для меня несомненно, что придет время, когда нетрудящиеся не будут в состоянии прожить, хотя до этого, конечно, ныне еще очень далеко. Количеством труда, т. е. количеством произведенных полезностей и всего спрашиваемого людьми, определяется и, чем дальше, тем больше будет определяться весь достаток людей, все их так называемое богатство и весь их капитал, который есть не что иное, как результат произведенного труда или, правильнее, остаток непотребленного труда. Выражая достаток и богатства деньгами, т. е., в сущности, золотом, люди избрали его как совершенно условную единицу и то только по той причине, что золото в малом объеме и весе содержит много труда, не только потребного для разыскания тех немногих мест, где оно находится, но и на работу, потраченную на его извлечение из недр земли и на переделку.

Весьма характерно и поучительно, что денежная ценность добываемого каменного угля ныне почти приравнялась по ценности с получаемым в мире золотом^{20}, но для получения данной ценности, в виде ли золота или в виде каменного угля, в результате оказывается затрата одинакового числа рабочих дней. Людям, не привыкшим обращаться с понятиями такого значения, как труд, работа, деньги и достаток, кажется возмутительным и во всех отношениях ложным то положение, которое занимают в настоящее время деньги, столь необходимые людям в сложившихся обществах на каждом шагу и столь ненужные Робинзону и дикарям. Они забывают, что земли на каждого Робинзона приходится много десятин и на ней каждый достает свое довольство, а нам так жить нельзя, и затем забывают, что денег обращается в мире много раз более, чем имеется золота, хотя золото есть их выразитель и первообраз, конечно, условный. Деньги прежде всего есть доверие или вера в труд, а труд — выражение полезности, следовательно, деньги выражают полезность и суть представитель полезности. Полезное же понимается иногда также не вполне ясно, потому что под ним подразумевают нередко то, что лично полезно. В золоте же личной полезности чрезвычайно мало. В этих понятиях, на вид кажущихся сложными, но в сущности имеющихся уже у всех, лежит объяснение множества недоразумений, и поныне господствующих в мире. Моя речь исключительно направлена к тем, кто с этими понятиями уже достаточно обошелся и не затруднится, подобно детям, в разборе их совокупности.

В этом смысле важнейшими данными для понимания народов и их современного положения служит суждение об их достатке или богатстве. Но и тут есть свои усложняющие обстоятельства. Богатство может быть потенциальным, если можно так выразиться, т. е. доступным, находящимся в непосредственном владении данного народа, но вовсе еще не извлеченным или не находящимся в непосредственном распоряжении. Таково, например, богатство почвы или богатство залежей полезных ископаемых, например руд железа или каменного угля. Таково даже богатство народных сил, т. е. число работоспособных жителей, даже богатство климатическое и т. п. Таких богатств у России несметное количество, но они едва затронуты, и, пользуясь ими, хотя и самыми первобытными способами, страна наша приобрела свое мировое значение. Это про них давно сказано, что «земля наша велика и обильна». Богатство иного рода, т. е. уже находящееся в состоянии, выражаемом прямо деньгами, обыкновенно явно отличается от предшествующего, и в этом смысле Англия или Франция суть страны богатейшие, а Россия принадлежит к числу беднейших. Это можно было бы выразить при переписи, если бы при ней счесть годовую ценность добываемых полезностей и их запасов, в разном виде находящихся, в сущности капиталы и составляющих. Наши запасы — я говорю не об одном золоте, а о всяких запасах произведений действительного труда — и наша годовая производительность, выражающаяся лучше всего в промышленно-торговых оборотах, ничтожно малы — по числу жителей — сравнительно с тем, чем бы они могли быть, если бы труда у нас тратилось за прежнее время столько же, сколько затрачивалось его в других богатых странах за последние века.

Воспеваемый многими патриархальный быт совершенно чужд понятий этого рода, и если взять конкретный случай нашего земледельца, то спрашивается, много ли труда затратит он в течение года для своей и общей пользы? Не принужден ли он условиями быта и климата большую часть времени посвящать ничегонеделанию, а при этом может ли он обладать достатком, тем более что земледелие в его первичных формах неизбежно сопряжено, как охота, кочевой быт и все первичное, со случайностями неурожаев, падежа скота и тому подобных бедствий, которые и ведут в конце концов, к тому, что самые благодатные по климату и самые богатые по почве страны, занимающиеся исключительно или преимущественно земледелием, во всем мире бедны в современном смысле и никогда богатыми быть не могут, если не приноровятся к требованиям промышленного времени. Это прежде всего нужно понять в настоящую эпоху, когда для народившихся коренных вопросов России надо найти не мечтательные или ретроградные, а практически выполнимые и вперед идти побуждающие ответы. Нашу бедность можно было бы прямо доказать ясными сравнительными числами, если бы наша перепись, как переписи уже во многих странах, сопровождалась опросом о количестве оборотов и доходов всякого рода, получаемых жителями, и перечислением имеющихся у нас запасов всякого рода полезностей.

Этот путь поняли многие земства, учредившие местную статистику и показавшие, что, оценивая все производимое и потребляемое крестьянами, никак нельзя считать на душу годовой достаток большим, чем в 50–60 руб., тогда как достаточно указать на то, что, разделив годовую ценность товаров, производимых фабриками и заводами, для С.-А. С. Штатов получим на каждого жителя в среднем около 350 руб. в год, не считая производимого такими первичными промыслами, как сельское хозяйство, рыбная ловля и т. п., равно как и того, что дает прямо горная добыча. Откуда происходит наша бедность, это совершенно ясно: от занятия преимущественно первичными промыслами, какими занимались иногда, когда все и всюду были бедны; это первое, а второе — от незначительности затрачиваемого у нас труда, а затрачивать его есть куда во все времена года и во всех широтах, хотя бы потому, что наши недра обладают такими богатствами, каких мало в других странах, а добыча и переделки таких запасов могут дать товары, спрашиваемые всем светом, и достатки (заработки) массе русского народа — летом и зимой. Не говоря ни о чем прочем, скажу лишь о том, что, совершив с тремя знатоками-помощниками поездку в 1899 г. на Урал, я лично убедился и старался это доказать в своем труде «Уральская железная промышленность в 1899 г.» (Изд. Министерства финансов; все разошлось), что мы можем весь мир снабдить своим дешевейшим чугуном, железом и сталью. Наши нефтяные, каменноугольные и другие богатства едва-едва затронуты; наша почва, богатства которой славятся во всем мире и которая уступает только разве азиатскому лессу, часть которого находится в наших владениях, дает, благодаря малому приложению знания, труда и капиталов, ничтожные урожаи, а может давать обильные. Даже такие произведения, спрашиваемые людьми, как виноградное вино, мы можем доставлять дешевле, чем кто-либо, потому что на это есть все природные условия для производства самых высших сортов, и даже имеются примеры не только на царских фермах, но и на виноградниках Голицыных, Трубецких и тому подобных передовых деятелей. Наши ситцы могут быть производимы, без сомнения, исключительно из нашего дешевого хлопка, если умножить орошение в Закавказье и в Закаспийском крае, а по своему достоинству они на всех выставках оказались первоклассными во всех отношениях. Так и во всем ином, по крайней мере в чрезвычайно многом, куда можно и должно приложить русский труд.

Уборка винограда в Бессарабии

Все это можно было бы доказывать переписью, если бы она была снабжена данными, касающимися земельных угодий, горных залежей и работ и всяких оборотов промышленного производства, перевозки и торговли, чего должно ждать от будущих переписей. И если я здесь касаюсь этих предметов только вскользь, то лишь потому, что в жизни мне пришлось многое узнать лично на месте и увидеть те препятствия, которые мешают надлежащему широкому развитию русской промышленности. Общий вывод в этом отношении мой тот, что наша образованность не в ту сторону направлена, в которую ей должно направляться, и что направленная, начиная с высших учебных заведений, в правильную сторону, она может быстро повернуть все дело к коренным улучшениям. Но так как к некоторым сторонам указанного предмета мне необходимо дальше еще возвратиться, то теперь ограничусь сказанным и обращусь к данным табл. 3 (с. 83), в которой собрано многое из того, что дает возможность довольно ясно видеть и понять общие причины нашей малой достаточности.

В начале табл. 3, в столбце 33, помещено общее количество хозяйств по губерниям и краям. Всех хозяйств в России 22,5 млн, т. е. в среднем каждое состоит из 5,5 чел. Замечательно при этом, что такой состав хозяйств изменяется очень незначительно на всем пространстве России. Для примера укажу на то, что в Петербургском крае на одно хозяйство приходится 5,1 чел., в Подмосковном — 5,8, Малороссийском — 5,6, Западно-Сибирском — 5,5, Закаспийском — 5,4 и т. д., но все же крайности составляют, с одной стороны, Среднерусский и Литовско-Белорусский края, где в хозяйстве 6,2 чел., а с другой — Финский край, где только 4,8 лица на хозяйство. Хотя очень поучительно сравнить эти числа с составом населения по возрастам и полам, также с тем, что дают другие страны, но ради краткости первой стороны дела коснусь, рассматривая число кормильцев, а вторую сторону оставлю по той причине, что способ счета хозяйств в разных странах, по всей вероятности, неодинаков. Замечу только, что при составе среднего хозяйства из 5,5 чел. весьма вероятен средний семейный состав из мужа и жены с тремя детьми и с одним на две семьи отцом с мужниной или жениной стороны, а это показывает, что у нас, говоря вообще, еще не применяется (природе противоречивый) западноевропейский порядок — иметь лишь не более двух детей.

В 34-м столбце приводится число тысяч лиц, живущих в городах. На 128 млн жителей России уже 17,1 млн живет в городах. Это составляет 13 ¹/₄%, тогда как известно, что есть страны, в которых более четверти, даже половины, жителей скопляется в городах^{21}. Уже в самом начале статьи я старался ясно высказаться против тех лиц, которые глубоко скорбят о том, что и русские люди начали в большом количестве стремиться в города, как это делается во всем свете. Эволюция эта, по мне, такова, что против нее просто смешно бороться, а окончиться она должна лишь тогда, когда, с одной стороны, города станут расширяться, как они везде расширяются, когда внутри их появятся, как явились уже в Лондоне, Нью-Йорке и многих других огромных центрах населения, большие парки, сады и пр., т. е. в городах будут стремиться не только к тому, чтобы жизнь была по возможности здоровой для всех, но и было достаточно простора не для одних детских скверов и спортивных игр, но и для всякого рода прогулок, а с другой стороны, в деревнях, фермах и тому подобных внегородских поселениях будет скопляться такое число жителей, что и там придется строить многоэтажные дома и вызовется потребность в водопроводах, уличном освещении и тому подобных городских удобствах.

Все это приведет с течением времени к тому, что вся страна, достаточно тесно населенная, покроется частым сплоченным населением, а между жилищами будут, так сказать, огороды или сады, необходимые для произведения питательных веществ, да фабрики и заводы, производящие и переделывающие такие вещества. В современном виде еще нередко фабрики и заводы составляют наказание окрестных жителей в отношении загрязнения воздуха, воды и окрестностей отбросами. Но, во-первых, законодательства всех стран уже борются с тем вредом, который фабрики и заводы причиняют окружающим жителям, и Англия, будучи передовой страной во множестве других отношений, и здесь первая подала пример^{22}; во-вторых, успехи техники, правда, понемногу, но настойчиво приводят к возможности избегать всякого рода вредных газообразных или растворенных отходов веществ, образующихся при производствах, а в-третьих, — и это может быть всего важнее — техника старается снять сливки со всякого рода отбросов и их пустить в оборот, т. е. воспользоваться ими для увеличения количества товаров, выпускаемых фабриками и заводами. Нам до всего этого еще не близко, главным образом по той причине, что у нас все же народу очень мало на нашу громадную площадь и у нас между городом и деревней существует различие, чересчур разительное, такое, какое существовало неизбежно во всем свете в период перехода от сельскохозяйственного к промышленному быту.

Но переход этот у нас начался, как знает всякий, проживший сколько-нибудь лет с открытыми глазами, потому что переход этот очевиден без каких-либо статистических чисел. Неустроенность деревенской жизни, отсутствие в ней условий для воспитания детей и для отыскания заработков теми, которые его ищут, составляют первую причину начавшегося у нас скопления жителей в городах. Фабрики и торговля при этом играют свою роль, но у нас покуда в ничтожном количестве, а будет, конечно, время, когда ими преимущественно и будет определяться рост городов и у нас, как он определяется уже в Американских Штатах, где совершенно явно городская жизнь и фабрично-заводская промышленность совпадают^{23}. Конечно, часть явлений этого рода существует и у нас, потому что около Москвы, Петербурга, Варшавы и Одессы, как наших самых крупных городов, уже скопилось много фабрично-заводской производительности, как скопились и все главные виды торговой деятельности, малой по количеству, но все же имеющей с древности своеобразное значение. Достаточно взглянуть на числа столбца 34, чтобы видеть справедливость того, что города тем больше зовут к себе людей, чем больше отвечают накопившимся в крае предприимчивости, образованности и достатку. В Петербургском крае на 4,6 млн всех жителей 1,6 млн, т. е. около 32 %, живет в городах. В Подмосковной земле на 9,8 млн всех жителей живет в городах уже 1,9 млн, т. е. около 19 %. В Польском крае почти такое же отношение, а именно около 23 %. В Южно-Русском крае около 19 % живет в городах. Но если возьмем Литовско-Белорусский или Малороссийский края, то в них в городах живет уже всего около 10–12 %; а есть местности (не только отдаленные), вроде Среднерусской земли, где число городских жителей еще меньше и едва достигает 9 %, что было, по всей вероятности, в очень давние времена всюду, так как города издавна составляли места скопления торговцев и центральных управлений, да образовывали убежища (отсюда и название) для необходимости защиты.

В столбцах, начиная с 35-го до 50-го, содержится перечисление (в тысячах) жителей, основанное на статистических сведениях о средствах, которыми они живут. Эти 16 столбцов имеют важнейшее значение^{24} в настоящее время, потому что показывают экономическое положение разных классов жителей, а в нем сказывается вся сущность той прогрессивной эволюции, которая дает возможность жить в мире большему числу людей и размножаться в большей пропорции, чем то было в прежние века.

Адам Смит в своем классическом произведении «О богатстве народов» совершенно основательно и прозорливо с самого начала выставил разделение труда как первую причину всех видов прогресса и как средство, которое нашло человечество, перешагнуть первичный патриархальный быт, в котором всякий все должен был для себя доставать и переделывать, начиная с пищи, одежды и крова. Легко плакаться о потере такого быта. Плакались не только такие передовики, как Жан Жак Руссо, но и теперь плачутся люди, подобные графу Л. Н. Толстому. Плач их поистине должно считать полуребяческим, потому что в патриархальном быте, как и в быте высших животных, должен наступить конец прироста, а человечество, взятое в целом, этого конца не признает, будучи проникнуто инстинктивным стремлением к сохранению и развитию человеческого потомства и считая эту любовь к потомству первейшей обязанностью сознательно разумной деятельности^{25}. Она-то и привела к разделению труда и к тем неравенствам, которые неизвестны в диком животном или начальном патриархальном быте (хотя в нем уже видны на то начатки), и ведет к разделению жителей по экономическому их положению на разные классы, одни из которых образовались испокон веков и должны остаться на веки вечные (таковы добыватели и общественные деятели), другие же возникли и обособились сравнительно позднее, но неуклонно возрастают в количественном отношении (таковы промышленники всякого вида), а третьи составляют в некотором смысле временное и как бы случайное явление пережитка, долженствующее постепенно исчезать (таковы прислужники, поденщики, обеспеченные рантье и т. п.).

Портрет Адама Смита

На этом основано и принятое мною в таблицах распределение жителей по способам, которыми они живут, на четыре крупных разряда: 1) лиц, несущих общественные обязанности или дающих обществу что-то совершенно иное, чем хлеб насущный (столбцы 35–37); 2) добывателей, берущих сырой материал в природе, т. е. прямо из нее, каковы охотники, рыболовы, земледельцы и лица, извлекающие ископаемые (столбцы 39–41); 3) промышленников, перерабатывающих это сырье и распределяющих его, пользуясь этими силами и средствами, которые всем доступны или вложены в самое вещество, как энергия в топливо (столбцы 43–45); 4) лиц, живущих на счет ранее заготовленных средств или капиталов или зарабатывающих не как прямые участники в делах, а только как личные прислужники деятелей предшествующих классов (столбцы 47–49). При всех этих специализированных по занятиям лицах имеются семьи (столбцы 38, 42, 46 и 50), и, конечно, семьи преобладают над производителями или кормильцами, потому что человечество, прежде всего, живет для выполнения своих задач, выражающихся в размножении, воспитании подрастающего поколения и в сохранении или обеспеченности родителей, давших жизнь существующему поколению. Действительно, всех так или иначе имеющих свои средства в России около 34 млн (столбцы 51 и 52), а при них домочадцев, получающих средства от предшествующих, около 94 млн.

Не подлежит сомнению, что и домочадцы косвенно участвуют в производительной жизни страны, потому что утешают или помогают своим кормильцам в жизни, что особенно видно в сельском быту, где даже дети играют свою роль при посевах, жатвах, наблюдении за скотом и т. п., но все же, вследствие принципа разделения труда, картина становится лишь тогда ясною, когда кормильцы отделяются от домочадцев, и, как бы ни старались утопическим усилием вселить в людях понятие равенства, тут не могут ничего сделать, потому что старики и дети составляют личности совершенно иного порядка, чем работающие и сильные мужчины и женщины зрелого возраста, представляющие главное содержание сравнительно немногочисленного разряда кормильцев, так как на одного кормильца в среднем приходится 2,76 домочадца. Если бы я писал не про интересы минуты, видные по переписи, а трактат чисто экономического свойства, то долго остановился бы над развитием понятий, сюда относящихся, но теперь перейду прямо к обзору численных данных по соответственным столбцам табл. 3, только по временам останавливаясь преимущественно над указаниями, касающимися трех сторон дела: во-первых, утопичности общеизвестных представлений коммунистическо-социалистического пошиба, во-вторых, того предела, к которому, по моему крайнему разумению, стремится человечество и к которому направляется Россия, но не с той степенью скорости, какая вполне ей приличествует, и, в-третьих, изложения своих посильных суждений о способах, которыми должна, по моему мнению, достигаться желаемая поправка недостатков нашего современного экономического быта.

В столбце 35 указывается общее количество лиц, действующих в администрации, суде и полиции, а вместе с ними и тех, которые служат на сословно-общественных должностях. Они соединены мною вместе по той причине, что между так называемыми коронными служащими и выборными по существу нет никакого различия, да и в действительности его быть не может, так как те и другие облекаются известного рода общественными правами и обязанностями и получают за свой труд особое вознаграждение, дающее им возможность жить самим и содержать свои семьи, деньги же для того берут из заработков жителей в виде податей и обложений [налогов] того или иного рода. В настоящее время у нас существует какой-то сумбур понятий в этом отношении и есть немало лиц, которые полагают, что есть очень глубокая разница между лицами коронной и выборной службы, чего на деле нет. С другой стороны, немало у нас лиц, которые полагают, что число «служащих» у нас очень велико, тогда как оно, в сущности, очень мало, и если бы, чего не дай Бог, в каком-нибудь виде осуществились где-нибудь утопии социалистов и коммунистов, то число одних тех, которые будут распределять работы, сгонять на них и наблюдать за ними, равно как и за общими порядками, стало бы, наверное, во много раз превосходить число современных «служащих». Когда я был в последнее время (ноябрь 1905 г.) в Лондоне, куда ездил вместе с дочерью, в первый раз бывшей за границей, то она была с первого же дня поражена количеством полицейских, везде в Лондоне имеющихся, даже в каждой комнате Британского музея. А когда я сказал об этом одному из моих лондонских друзей, то он мне сообщил, что недавно в одной газете был сделан подсчет числа полицейских чинов, приходящихся в Лондоне и Петербурге на 1 млн жителей, и в Лондоне оказалось в десяток раз более, чем в Петербурге. Пишут, что во Франции более 500 тыс. казенных служащих по разным ведомствам, не считая выборных, а у нас с выборными менее 340 тыс., жителей же у нас с лишком в 3 раза более, чем во Франции. Полицейских там видишь везде по деревням. Развитая и действительно свободная жизнь в Англии или Франции обеспечивается, между прочим, большим количеством «служащих», и если у нас их еще мало, то это только показывает, что мы далеки в распределении труда от того состояния, в котором находятся уже страны с более тесным населением, и не так богаты, чтобы позволить себе эту необходимость.

Карта военных действий во время Ихэтуаньского («боксерского») восстания 1899–1901 гг.

Примечательно, что общее число всех перечисленных выше «служащих» во всей России составляет лишь 336 тыс., т. е. около ¹/₄% всех жителей, тогда как даже умалишенных и тому подобных лиц с физическими недостатками, как это показано ранее (столбец 12), у нас около 0,4 % (545 тыс.). Если последних жители содержат своими трудами по причине господства гуманных начал, то по причинам не менее важным совершенно разумно содержать на общий счет не только гражданских служащих, но и других общественных деятелей, вызываемых, с одной стороны, для борьбы со «злом», несомненно, существующим в мире, хотя бы в виде воров, злодеев, бунтарей и всякого рода хулиганов, а с другой стороны, для специального содействия всему движению общества вперед и сохранению порядка. Ведь всех разрядов лиц, находящихся на общественном виду (столбцы 35–37), в России лишь около 2,16 млн, т. е. около 1²/₃%, что во всех отношениях очень немного не только по сравнению с тем, что видим в других прогрессивных странах, но даже с тем, что, без сомнения, существовало в давние, полупатриархальные времена, хотя от этих последних статистических сведений осталось очень мало.

Относительное количество гражданских служащих, конечно, более всего в столичных краях, например, в Петербургском крае 37 тыс. на 4,6 млн чел., т. е. 0,8 %, в Подмосковной земле их 33 тыс. на 9,8 млн всех жителей, т. е. около 3,5 чел. на тысячу. В остальных краях число их колеблется от 0,15 до 0,25 %, т. е. везде их сравнительно немного, и несомненно, что с водворением новых, улучшенных порядков в России число гражданских служащих возрасти должно. Конечно, очень жаль, что переписи вообще и наша в частности не содержат данных о вознаграждениях, получаемых гражданскими служащими, но уже беглое знакомство с разными странами явно указывает на то, что у нас, говоря вообще, вознаграждение служащих ниже, чем где-нибудь, а служба гражданская, хотя бы и выборная, без вознаграждения, можно сказать, отжила свой век, несмотря на все то внимание к общественным делам, которое за последнее столетие повсюду не умалилось, а, несомненно, возросло.

В столбце 36 дается число военных служащих, т. е. лиц армии и флота. Всего насчитано в 1897 г. 1145 тыс., что составляет около 9 чел. на 1000. Мне нет нужды говорить о необходимости военной силы не только для ограждения от врагов внешних, но и от врагов внутренних, против которых везде, т. е. во всем мире, не исключая никаких республик, от европейских до американских, военную силу приходится применять, потому что полицейской силы часто недостает для борьбы с нетерпимым злом и озорниками. Главный или основной смысл военных сил, конечно, состоит в ограждении от врагов внешних, которые нам то грозят со всех сторон, исключая разве Ледовитый океан, составляющий наш базис защиты. Уже по этому одному Ледовитый океан должен обратить на себя русское внимание, как я старался доказать это выше. В настоящее время даже большие организованные военные силы имеют значение преимущественно как реальная опора для дипломатических отношений стран, а экзекуция над китайскими «Большими Кулаками», произведенная в 1900 г. соединенными военными силами наций, показывает явно, что и здесь возможен прогресс, прежним векам совершенно недоступный, т. е. [возможно] соглашение стран для борьбы со злыми или вредными началами, нарушающими правильность общего мирного хода дел, обеспечивающих выполнение основных задач человечества, начиная с размножения и развития образования, промышленности и торговли. Не желая долго останавливаться над этими предметами, я все же хоть мельком выскажу ту мысль, что Россия, содержа войско и не поддаваясь утопическим соблазнам «разоружения», может, благодаря своему положению, играть важную роль в общем концерте мирного соглашения всех стран и это будет тем легче, чем плотнее она сблизится с Китаем, так как в этом последнем должно ждать быстрых успехов и так как народа в нем больше (около 430 млн жителей), чем у какой-либо другой державы, а следовательно, и войск может быть очень много. Дружественное сближение с Китаем полезно тем более, что Китай граничит с нами непосредственно и если задумает что-либо против Европы, то, прежде всего, может причинить нам много зла. По отношению к флоту моя мысль кажется ясно, если я повторю желание флотом завоевать, прежде всего, Ледовитый океан и содействовать ограждению русских интересов в Великом океане и на Черном море, а в замерзающем Балтийском море ограничиться только настоятельно необходимыми приспособлениями^{26}. Вместо громадных денежных затрат на новый сильный флот, мне кажется, было бы гораздо важнее для всего народного быта затратить средства на торговый флот, тем более что он подготовит и военных моряков. Англия была слаба военным флотом, пока «Навигационным актом» (1651 г., при Кромвеле) не создала громадной силы своего торгового флота^{27}.

В столбце 37 дается число «профессиональных» деятелей, считая в том числе лиц, состоящих при богослужении, учебно-воспитательной деятельности, науке, литературе и искусствах, врачебно-санитарной деятельности и при благотворительных учреждениях. Общее число таких лиц в России составляет 683 тыс., или около 0,5 % всех жителей. Это количество, конечно, мало для всех перечисленных надобностей; без сомнения, оно будет возрастать с течением времени, и надо думать, что отныне это возрастание начнет совершаться быстро уже по той причине, что надобность в учителях и врачах повсюду совершенно стала очевидною. Если гражданская и военная служба стоят стране недешево, то и служба профессиональная, без сомнения, требует также крупнейших расходов, как видно уже из потребности в учителях и их подготовке. Нести расходы такого рода народу бедному не под силу, а, оставаясь сельскохозяйственным, народ всегда бывает беден.

Это составляет первую причину того, что я дольше всего остановлюсь на двух дальнейших классах жителей, доставляющих эти средства, а именно добывающих сырье и его перерабатывающих.

Замечу, однако, насчет распределения лиц, занятых разными профессиями, что существует у нас такая последовательность: больше всего лиц, состоящих при богослужении и других религиозных обязанностях (в том числе и при кладбищах); затем следуют лица, посвятившие себя учебной и воспитательной деятельности; потом по числу занятых лиц следует врачебно-санитарная деятельность, а на последнем плане по численности стоят деятели науки, литературы, искусств и благотворительности. Против такого порядка в количестве лиц нет возможности что-либо сказать существенное, если счесть лиц духовных профессий, вместе с наставниками, действующими в сторону истинного народного образования, что было бы вполне желательно и возможно, хотя жаль, что религиозная исключительность и формальность во многом тому препятствуют, а подготовка достойных, преданных делу и понимающих Россию наставников требует немало времени и немалых затрат. В указанном отношении древность давала пример соединения, которое, однако, не выдержало критики времени, и теперь остается только желать, чтобы как церкви рассеяны по всей стране, так широко распределились бы в ней и образовательные учебные заведения^{28}.

Чукчи. Литография. Начало XX в.

Вслед за столбцами, дающими число общественных деятелей, в столбце 38 приведено число домочадцев трех предшествующих групп. Их всего 1701 тыс., т. е. в среднем на каждых 100 деятелей трех предшествующих групп приходится только 72 домочадца. Такое малое количество их вышло здесь преимущественно по той причине, что, по крайней мере, около миллиона военных из числа солдат имеют мало домочадцев или, правильнее сказать, оставили их у себя по деревням и на попечении других членов семей. С этой поправкой число домочадцев более числа лиц трех предшествующих групп, но все же число домочадцев здесь много менее русской нормы, а это невольно наводит на мысль о том, что у многих современных русских общественных деятелей семейственность мало развита, чему причиною едва ли не служит (хотя отчасти) скудость наших общественных деятелей^{29}.

За группой лиц, получающих достаток на службе или профессиональной общественной деятельности, следует большая группа, также из трех подразделений или групп состоящая, а именно добыватели. Они, как и две остальные главные группы, распределены в трех столбцах — 39–41. В первом из них приводится число тысяч лиц, записанных как охотники, рыболовы, кочевники всякого рода (т. е. северные и южные), занятых преимущественно животноводством, а также лиц, исключительно занимающихся при оседлой жизни этими последними промыслами, равно как и лесным. Значит, все они добывают то, что образуется, так сказать, совершенно помимо их воли, в растительном и животном царствах, и, следовательно, их промышленно-добывающая деятельность может быть причислена к самым первичным. Это своего рода Робинзоны. Добывателей этого рода всего, однако, около 1,4 млн. Их более всего, конечно, в Южно-Сибирском, или Киргизском, крае (426 тыс., или немного более 12 % всего местного населения, а с семьями, вероятно, половина всех жителей), затем в Закаспийском и Восточно-Сибирском краях, где кочевые народы еще не осели на землю, к чему они, наверное, скоро перейдут, судя по эволюции, совершающейся во всем мире. Переход этот совершится, без сомнения, так или иначе, преимущественно через сельскохозяйственный быт. Усиливать эту эволюцию искусственными мерами, как у нас не раз предлагалось, мне кажется, не следует, потому что, придя естественным образом, она уляжется гораздо лучше, чем при какой бы то ни было (даже самой мягкой) форме принудительности. Ведь надо же помнить, что переход от первоначальной уединенной дикой жизни семьями в период патриархально-кочевой, а затем в сельскохозяйственно-оседлый период и, наконец, в современно-промышленный и сложнейший происходит сам собою, от одного умножения народонаселения. О пережитом быте можно плакаться, считая его протекшим или исчезнувшим раем, чего в сущности, или [в] действительности, никогда нет, в особенности, когда природа сама заставляет делать указанные переходы. Кочевники северных тундр, вообще говоря, не очень многочисленны, как видно, например, из того, что Северно-Русский край содержит в этой группе лишь 13 тыс., т. е. всего около 0,6 % всех жителей края. Если для южных краев переход от кочевого быта возможен и естественно вероятен к земледелию, то для кочевников северных наших окраин такой переход чрезвычайно мало вероятен и сам по себе, конечно, будет происходить лишь в ничтожном количестве прямо вследствие климатических условий^{30}.

Выход, однако, здесь возможен при посредстве перехода к добыче ископаемых, так как все, что до сих пор известно по отношению к берегам Ледовитого океана, указывает, что там сокрыто очень много весьма достойных внимания ископаемых богатств, чему яркий пример дают бывшие наши североамериканские владения, или так называемая ныне Аляска, где нашли одного золота неисчерпаемые источники.

В столбце 40 из добывателей отобраны настоящие земледельцы, т. е. такие, которые обработкой земли добывают главное пропитание себе и своим семьям, животноводством же, лесоводством и другими первичными промыслами занимаются лишь в свободное время или попутно. Страну нашу по обилию в ней земель, способных к обработке и разведению хлебов, и вследствие давно начавшегося вывоза от нас хлебных товаров весь мир считает, и по справедливости, земледельческой. Ни на одном другом поприще деятельности нет у нас такого числа деятелей, а именно всех действительных земледельцев в России перепись сочла 17,3 млн, что составляет больше 13,5 % всего населения, и это больше, чем в какой-либо иной группе кормильцев. Чаще всего у нас повторяется, однако, понятие о том, что 85 % или, по крайней мере, 75 % жителей России заняты земледельческой промышленностью. При этом прежде всего делают ту ошибку, что к земледельцам причисляют и все их семьи, хотя никто не причисляет ни к солдатам, ни к заключенным в тюрьмах их семей. Действительно, при 17,3 млн земледельцев, считая на каждого по 5 домочадцев (что, однако, чересчур много), всех их вместе с самими земледельцами будет около 86,5 %, но такой счет, по мне, совершенно не поучителен и только сбивает с толку. Если счесть правильно, то и 17,3 млн земледельцев нельзя принимать исключительно занятыми земледелием уже по той причине, что наше лето, когда можно работать на земле, вообще говоря, кратко, а число дней, посвящаемых земледельческим работам, ограничивается разве много что четвертью годового времени. Однако и при избытке земледельческой деятельности нельзя быть ни в коем случае сетователем по той прежде всего причине, что земледельческая деятельность все же составляет третью^{31}, основную, ступень прогресса общественности, и непосредственно за ней следует тот промышленный строй, при котором земледелие приобретает новый, наиболее интенсивный и своеобразный характер. Меня, признаюсь, возмущают те многочисленные даже теперь публицисты, которые хотели бы сохранить в преобладании сельскохозяйственный строй, но желали бы в то же время, чтобы он приобрел тот самый характер, который он получает только при господстве промышленного строя. Хотелось бы им не только искусственных удобрений, травосеяния и улучшенных орудий, но даже паровых плугов, правильной мировой торговли хлебом и тому подобных новинок, вводимых в сельское хозяйство при господстве промышленного быта. Желать улучшения дорог, развитой и правильной торговли, дешевизны всякого рода улучшенных орудий и искусственных удобрений — ведь, в сущности, нечто иное, как желать промышленного строя, потому что только он может доставить все это в таком изобилии и столь дешево, как это нужно для возможности правильного хода земледельческой промышленности в нашей стране. Нельзя же и суперфосфат, и плуги, и сеялки, и локомобили — все привозить издалека — оттуда, куда идет много нашего хлеба. Все это потребное более всего для развития хлебопашества, т. е. для увеличения выгодности и урожаев хлеба, — все это составляет плоды не земледелия самого по себе, а промышленности в более широком смысле слова.

Н. Д. Дмитриев-Оренбургский. Молотьба. Вторая половина XIX в.

Если бы можно было даже вообразить развитие сельскохозяйственного строя до возможного совершенства без развития промышленности, то и тогда, с одной стороны, были бы порядки вроде тех, которые имеются в английской Индии, — а благополучие ее далеко не примерное, несмотря на благодатный климат, — или бы произошло такое увеличение, при нашем-то количестве земель, хлеба, что он потерял бы всякую цену. Я сам хозяйничал в 60-х годах над землей и хлеб в изобилии умел производить; знаю даже, что этого не очень трудно достигать, т. е. легко увеличить обычные у нас урожаи не в два, а даже в три и в четыре раза, но я спрашиваю всякого, какая же была бы цена хлеба, если бы это — каким бы то ни было невероятным путем — стало явлением общераспространенным в России? Ведь в 60-х годах тот пуд ржи стоил примерно по 1 руб., за который теперь платят уже до 60 коп., благодаря разведению массы хлебов в благодатных климатах С.-А. С. Штатов, Аргентины, Египта и других теплых стран, где иногда берут не по одной жатве в год, как это давно делают индийцы, яванцы, китайцы и японцы, что у нас то на ⁹/₁₀ земли просто немыслимо. У нас, при приложении всякого рода сельскохозяйственных улучшений ко всей массе земли, получились бы такие количества хлеба, которые бы спустили его цену до невозможной, т. е. невыгодной ни для какого земледельца, и вся мировая цена хлеба немногим бы превосходила расходы на упаковку да перевозку. Даже при нынешних заработных наемных и поденных платах (а повышение платы не есть зло, а скорее народное добро) цена в 50 коп. за пуд ржи или пшеницы при наемном хозяйстве совершенно убивает земледелие.

Я не говорю, что обманывают наших земледельцев, а сами обманываются те писатели, которые панацею всего видят в росте нашего земледелия. Улучшения в нем, без сомнения, совершенно необходимы, но они должны идти последовательно, из самого народа, от развития в нем образования и от накопления у него средств к улучшениям, а всякое массовое вмешательство в это дело я считаю совершенно ненужным и даже могущим быть чрезвычайно вредным по множеству причин. Задача сложна потому, что благо народное вовсе не требует дорогого хлеба, а, напротив того, требует как можно большей для него дешевизны, но в то же время требует и того, чтобы земледелец вел свое хозяйство с выгодой, а не просто бы отбывал перед землей повинность, подобную барщинной, и бедствовал на разные манеры — от недостатка заработков. Соединить же дешевизну хлеба с выгодностью земледельческого предприятия возможно, на мой взгляд, только путем постепенного роста хлебной производительности и без особых коренных или общих мер для умножения количества крестьянских^{32} и иных земель под хлебными посевами, но при непременном условии улучшений в тех землях, которые уже распаханы и ждут только правильной обработки, обильных удобрений, орошений и тому подобных основных улучшений, более или менее всегда сопряженных с развитием промышленности, которая одна дает и капиталы, в большом количестве нужные для роста земледельческой деятельности в том виде, который необходим, т. е. с усилением урожайности.

Жнитво. Рисунок В. Е. Маковского

Сказанное дополню еще двумя основными соображениями. Во-первых, земледелие у нас в огромном большинстве случаев представляет деятельность, возможную только в малой части года, и уже по одному этому сумма требуемого им народного труда невелика, богатство же определяется, как я старался показать выше, исключительно количеством народного труда. Во-вторых, хотя улучшенное земледелие менее, чем первичное, у нас господствующее, страдает от засух и тому подобных вне людской воли находящихся влияний, но тем не менее от них чрезвычайно зависит, как показывает уже одно то, что и в Египте, и в Индии, и в Японии, где климат благодатен и орошение повсеместно привилось, бывают повальные голодовки, в которые не только поедаются запасы прежних лет, но и вызываются всякие народные бедствия, до повальной гибели включительно. Опираться стране на земледелие — значит веки вечные оставаться в состоянии низшего быта, а не того, более усовершенствованного, который дает промышленность, о коренных причинах чего выскажу свое суждение немного далее, а теперь обращу внимание на то, что относительное количество земледельцев наших в отдельных краях очень разнообразно и бывает то немного меньше среднего (13,5 % земледельцев), как, например, в Петербургском и Польском краях, или еще явнее в Южно-Сибирском крае, где земледельцев всего 5,6 %^{33}, то немного в большем развитии, например в Малороссийском крае (около 14,5 % земледельцев), но вообще довольно постоянно в разных краях. В таких краях, как Западно-Сибирский или Кавказский, которые лишь сравнительно недавно стали заселяться и еще имеют относительно большое количество земли и заселяются именно для хлебопашества, — земледельцы, конечно, встречаются в большем количестве; например, в Западной Сибири почти на 4 млн жителей более 600 тыс. земледельцев, а именно около 15,5 % против всего количества жителей. Следовательно, эволюция перехода от земледельческого быта к промышленному неодинакова в разных краях, но разницы, как видно уже из чисел, очень ограничены. Важнее же и поучительнее всего заметить, что края, привозящие хлеб (например, Северно-Русский, Подмосковный) и вывозящие его (например, Среднерусский и Южно-Русский), весьма мало между собой отличаются по процентному количеству земледельцев^{34}.

Добывание каменного угля. С гравюры XIX в.

В столбце 41 приведено количество добывателей, занятых разработкой недр земных, т. е. горной промышленностью, под которой у нас, по сложившимся историческим условиям, нередко, хотя и вполне неправильно, подразумевают не только получение руд и других ископаемых, но и так называемые горные заводы, занятые переделкой ископаемых, в особенности получением металлов. Этого смешения перепись 1897 г. избежала, отделив рубрику (строка 22 в табл. XXI, повторяющаяся в отчетах по всем губерниям) «добыча руд и копи» от рядом помещенной рубрики «выплавка металлов». Эту последнюю должно отнести уже к следующей группе (столбец 43). Так как число лиц, занятых добычей ископаемых, у нас вообще мало, то пришлось для целых краев приводить сотни, а не тысячи лиц, занятых горным делом, и всего оказалось во всей России лишь 182 тыс. таких лиц. Наибольшее место между ними занимают горные рабочие Пермского, Восточно и Западно-Сибирского, Южно-Русского и Польского краев. Из них одни заняты на золотых россыпях, другие — преимущественно на железных и медных рудниках, а третьи — на каменноугольных копях преимущественно в Южно-Русском и Польском, а отчасти и в Подмосковном краях.

Мне очень бы хотелось ясно показать, что в этой малости развития горной добычи должно видеть одну из первых причин несовершенства нашего современного строя и путь, по которому легко и скоро можно его поправить. Недра нашей земли чрезвычайно богаты ископаемыми, не говоря даже о таких монетных металлах, как золото и медь, которых у нас, без сомнения, больше и много больше, чем в какой-либо другой стране света. В моей жизни мне пришлось принимать немалое участие в судьбах трех, сюда соприкасающихся дел: нефтяного, каменноугольного и железорудного, и, не вдаваясь ни в какие подробности, я скажу, что либо видел сам, либо узнал разными способами очень многое о запасах этого рода во многих других странах мира, а в результате с полною уверенностью утверждаю, что, не будь разного рода стесняющих обстоятельств, в особенности же стремления все обложить налогами, и будь развита та истинная «свобода» — промышленного свойства, которая нужнее всяких других свобод, мы могли бы залить нефтью весь свет, каменным углем не только снабдить себя в изобилии для всяких видов промышленности, но и отапливать многие части Европы, уже нуждающиеся в каменном угле, начиная с Италии и Франции, а железные руды могли бы превратить в такое количество чугуна, железа и стали, с какими не могли бы соперничать не только Англия и Германия, своих хороших руд почти не имеющие, но и С.-А. С. Штаты, которых запасы Верхнего озера, во всяком случае не могут быть сравнимы с суммой запасов, находящихся у нас, например, около Качканара, Магнитной горы, по р. Синару и др., на Урале или в Кривом Роге для Донецкого края. Одна добыча этих и других полезнейших (не говоря о золоте) ископаемых могла бы занять миллион народа, который пропитал бы по крайней мере 5–6 млн жителей и пропитал бы трудом в круглый год, т. е. трудом верным и обеспеченным. Такие богатейшие каменноугольные копи, как Экибастузские (в Киргизской степи, со всеми условиями подвоза на Урал), у нас почти бездействуют, хотя могут принести Южному Уралу и Степному краю, к нему прилегающему, условия большого промышленного развития. Если бы только наша промышленность, перевозка и торговля были в должном развитии, ископаемые, в особенности вышеназванные, — тем и важные, — дали бы непосредственное начало многообразным видам промышленной деятельности и помогли бы, так сказать, всем, потому что без освещения, топлива и стали никакая промышленность жить не может.

Вид с горы Качканар. Гравюра XIX в.

У нас есть только начало горнопромышленной деятельности, для которой чрезвычайно важна выработка хорошего законодательства, особенно же законов, касающихся недр земных, составляющих уже во многих странах общенародную собственность, а никак не частновладельческую. Если бы я захотел этот один предмет развить с той полнотою, с которой он мне доступен и обрисовывается, то, конечно, превзошел бы заранее намеченные размеры всей брошюры, а потому пойду далее^{35}. Скажу, однако, что горное дело весьма многозначаще для всей нашей промышленной эпохи и ее наступлению много может помочь, а потому в наше время у нас должно быть непременно развиваемо, и Государственная дума не исполнит своей роли, если не поставит на первую очередь выработку горных законов, могущих содействовать правильному ходу горных дел в России.

В столбце 42 содержится наибольшая цифра жителей, а именно на всю Россию 76,7 млн жителей, составляющих домочадцев лиц, занятых добывающими видами промышленности трех предшествующих столбцов. В них менее 15 % жителей, а их семей около 60 % от всего населения России, т. е. на каждого добывателя приходится около 4 домочадцев (точнее, 4,08 %); иными словами, добыватели — кормильцы по преимуществу. Это относится, конечно, к земледельцам в наибольшей мере, как видно уже из того, что земледельческие края имеют сравнительно наибольшее количество детей до 10-летнего возраста; но это же отношение показывает и необходимость идти в мировой эволюции вперед, потому что сами по себе земледельцы, как, надеюсь, доказано выше, никогда богатства нашей стране не доставят, в какую бы сторону ни пошло развитие земледелия, если рядом не будет развитой промышленности, доставляющей первых и естественнейших потребителей для произведений земли и заработки прибывающим поколениям.

Теперь мы обратимся опять к тройной группе промышленников, счет которых помещен в столбцах 43–45.

В столбце 43 содержится счет 5,1 млн лиц, зарабатывающих на промышленности переделывающей, т. е. ремесленной и фабричнозаводской. В переписи в этом отношении сделано очень много различий: выплавка металлов, обработка волокнистых веществ, животных продуктов, дерева, металлов, изделий из глины и стекла, химических продуктов, разных напитков, табака, производство печатных изделий, разных инструментов (физических, оптических и т. п.), ювелирных изделий, одежды, стройки, экипажей и т. п., но, не желая усложнять своих таблиц, я все отдельные числа свел в один столбец 43, тем более что и при таком скоплении разнообразных отраслей производства и ремесел получилась сравнительно небольшая общая сумма. Она пропорционально велика только в Подмосковном промышленном районе, где более 9,6 % жителей работают в указанном направлении. Сравнительно крупна и в Петербургском, Пермском и Польском краях, но во всех остальных промышленников относительно очень мало, что и отвечает общему слабому развитию у нас переделывающей промышленности.

Это зависит не столько от недостатка понимания того, что Россия уже перевалила эпоху необходимости промышленного развития, и даже не оттого, что внутренний спрос на произведения, прошедшие через руки ремесленников, фабрикантов и заводчиков, невелик (довольствуются еще домашним производством, т. е. не прилагают принципа разделения труда), но более всего, по моему мнению, от двух коренных причин. Первой и важнейшей я считаю направление нашей образованности, издавна, так сказать, озлобленной против промышленности и все тянущей в сторону патриархального быта, уже отжитого. Это оттого, без сомнения, что образованность наша сосредоточивалась чрезвычайно долгое время преимущественно в дворянских сферах и из них набирались главным образом исполнители всяких общественных обязанностей, образования требующих, до того, что из крестьянского сословия с чрезвычайным трудом можно было поступать даже в низшие канцелярские чины. Дворянство же привыкло издавна, а особенно со времен Екатерины II, считать себя единственными лицами, хорошо понимающими общие народные интересы, а сельское хозяйство — способом удовлетворения всех народных надобностей, о которых судило в качестве руководителей-помещиков.

В этом отношении я полагаю, что из всех свобод, которые возвещены одною из настоятельнейших, было бы уничтожение остатка всякого рода служебно-корпоративных излишних привилегий дворянства, чтобы через это освежились административные слои. Из личных сношений в разнообразнейших краях России знаю, что в крестьянском сословии, не говоря уже о купечестве или мещанстве, взгляды на промышленность и на ее важное значение для всего народного быта гораздо более совершенны и нормальны, т. е. отвечают промышленной эволюции, во всем мире совершающейся. Второю существенной причиной малого развития у нас промышленности, несмотря на множество условий для ее широкого процветания, должно считать отсутствие личной предприимчивости, определяемое преимущественно тем, что русские люди привыкли все получать готовеньким, так сказать в виде подарка, от кого бы то ни было, сверху или снизу, и если манна небесная сама собой не валится, то наша образованность привыкла обвинять кого-нибудь или вверху или внизу, а сама ничего не предпринимать, если оно сопряжено с необходимостью личного труда, риска и упорства, как это и нужно для дел промышленности. В деле же промышленности представители образованности играют первостепенную роль, в противность тому, чему учат Марксы, Бебели и тому подобные поклонники «работы», а не «труда», забывающие, что промышленное дело не может иначе осуществляться, как при помощи великого труда, заключающегося в предприимчивости, всегда неизбежно соединенной с соображениями и расчетами, более или менее рискованными (хотя и поменьше, чем почвенный урожай) именно по той причине, что все дело при этом состоит из суммы людского труда всякого рода, начиная от приобретения знаний и кончая сведениями о величине людских потребностей, ценностей и т. п.

Мне бы следовало, по тому примеру, что теперь господствует, бросить при этом большой камень и в правительственные области, потому что они, всевозможным образом облегчая укоренившийся сельскохозяйственный быт, всеми силами налегали на промышленность, начиная со всяких налогов и кончая стеснениями даже при самом разрешении устройства фабрик и заводов. Для меня, однако, бросить такой камень кажется неправильным не только по той причине, что большинство видов промышленности (металлургической, сахарной, нефтяной, винокуренной, даже касающейся волокнистых веществ и т. п.) зачалось прямо под влиянием правительственных мероприятий, а иногда и больших правительственных субсидий, но особенно потому, что правительство совершенно сознательно, кажется, во все времена держалось покровительственной политики. А в царствование императора Александра III выставило ее на своем знамени с полной откровенностью, несмотря на голоса чиновно-дворянские и литературно-публицистические, всемерно ратовавшие за фритредерство, по которому России и следует быть только чернорабочим, поставляющим сырые и хлебные товары в страны, производящие промышленную переделку. Высшее правительство, держась с полным сознанием начал протекционизма в приложении к России, оказывалось впереди наших образованных классов, взятых в целом. Неизбежная необходимость здравого, т. е. обдуманного, протекционизма наиболее ясно изложена мною в сочинении «Толковый тариф» (1892), но я не премину и здесь повторить главные поводы (особенно относящиеся к сопоставлению промышленного строя с сельскохозяйственным)^{36} для необходимости России держаться разумного протекционизма, которым, по моему разумению, и были сознательно проникнуты как император Александр III, так и его министры И. А. Вышнеградский и С. Ю. Витте:

1) Россия очень богата сырьем весьма разнообразных видов уже по одному тому, что владеет громаднейшими пространствами земли. Добывать только сырье — значит отказаться от сливок, довольствуясь снятым молоком, потому что сырье само по себе часто не потребляется людьми, и его отправка, переделка и обработка требуют труда не меньшего, чем сама добыча сырья. А так как добывать сырье может и дикарь, ценность своего труда мало ценящий, обработка же производится приемами, доставляемыми образованностью, ценящей свой труд, даже подготовительный, то крупнейшие заработки во всех отношениях достаются на долю лиц обрабатывающих, а не на долю добывателей сырья. Это можно доказать всякого рода числами, но мне кажется, что это должно быть ясным и из немногих сказанных соображений.

2) Даже сырье, подобное хлебу, во многих больших и передовых странах облагается ныне высокой охранительной пошлиной, как видим это особенно ясно в Германии, Франции и Италии. Ограждение это имеет целью не дать упасть в своей стране земледелию, которое нуждается в определенной ценности хлебных товаров для того, чтобы труд их производства вознаграждался хоть сколько-либо сносно. Нам же, долженствующим лишь начинать и развивать переделывающую промышленность, естественно — хотя бы уже в отместку — покровительствовать преимущественно внутренней переделке всякого своего сырья, тем более что путь этот сбавляет всякие иные подати и налоги.

3) Развивать хлебное хозяйство для вывоза массы хлебов и покровительствовать всеми мерами лишь земледелию, как доказано выше, в России невозможно до той меры, какая ей прилична по размерам и свойствам ее почвы, потому что тогда, несомненно, является избыток хлебов, а при самом маленьком избытке ценность их во всем мире падает, и, следовательно, обрекая народ преимущественно на земледельческий труд, люди клонят дело к тому, чтобы Россия вечно бедствовала и народ никогда не получал достатка других народов.

4) Переделанные товары, хотя бы даже и хлебные (в муку, макароны и т. п.), а тем паче всякие иные заключают в себе всегда меньше веса, стоящего провоза, чем сырье, а ценность имеют большую, потому что содержат в себе труд; пространство же России так велико, что провозная плата должна быть в ней принята в первейшее внимание.

5) Хлебные и им подобные произведения почвы характеризуются тем, что производятся только в летнее время, а потому земледельческая деятельность навсегда останется потребляющей мало трудового времени, а следовательно, масса потенциального народного труда остается у нас скрытой, чего не будет при промышленной переработке сырья. Богатства же, даже достаток, определяются исключительно количеством труда, проявляемого народом в производстве полезностей.

6) Земледелие уже нигде не достигает совершенства, т. е. больших урожаев, иначе как при помощи промышленности, необходимой не только для дешевизны перевозки, но и для орудий, удобрений, развитых знаний и усовершенствованных видов потребления, совместимых только с развитием промышленности, так как земледелие, завися преимущественно от почвы, менее промышленности находится в людском распоряжении.

7) Земледелие при усовершенствовании все менее и менее требует рук, или затраты времени и труда, для производства данного количества хлебов, а потому одно оно никоим образом не может давать достатка всем прибывающим жителям, тогда как виды промышленности разнообразятся год от году до чрезвычайности и умножаются в количестве, что ведет к возможности всем жителям пользоваться трудовым заработком. Наивысшим благополучием впредь, когда везде народу еще прибавится, должны пользоваться те лишь страны, которые равномерно разовьют все виды промышленности, сообразно со своими природными запасами, между которыми запасы земли наиболее важны.

Те, которые подумают над сказанным, уже сами придут к неизбежному заключению о необходимости в России, если она хочет увеличивать свои доходы, развивать всякие виды переделывающей промышленности, и я не провожу всей, здесь необходимой логики, так как надеюсь, что и сказанных намеков достаточно для правильных силлогизмов.

Обращусь лучше к другому прилегающему вопросу: куда деваться с промышленными товарами, если их Россия будет производить в изобилии, отвечающем ее ресурсам и многолюдству? — Ответ также сделаю кратким и лучше всего расположу в отдельных положениях, предоставляя читателям выводить из них свои следствия.

1) По существу своему промышленность основана прежде всего на разделении труда, или его специализации, и при развитии достатка производители добычи и разных видов переделки неизбежно будут пользоваться взаимно теми товарами, на которых зарабатывают свой достаток, т. е. с промышленным развитием достатка неизбежно будет расти внутри стран потребление всякого рода товаров как земледельцами, так и самими промышленниками разного рода.

2) Местный потребитель особенно ценен для земледельцев, что и составляет одну из причин того, что земледелие процветает только в странах, имеющих рядом развитую промышленность. Это потому, что для правильного ведения земледелия хлебные поля непременно надобно перемежать в плодосменном порядке с полями, производящими продукты, не выдерживающие далекой перевозки и находящие свой сбыт только у соседних зажиточных потребителей или потребляемые фабриками и заводами. Таковы, например, сено, картофель, свекла и корнеплоды, всякая зелень, плоды, ягоды и т. п.

3) Хлеб страна должна вывозить только тот, который получается в избытке после насыщения всех своих жителей, имеющих заработок или достаток, который, очевидно, и может доставить только промышленность. Притом и хлебные товары должно вывозить, по возможности, в переделанном виде, например хлеб в виде муки, спирта и т. п., даже, по возможности, сахар в виде изделий из него, подобных конфетам, и тогда не только разовьется промышленность, но получатся разнородные отходы, весьма важные для возрастания скотоводства, идущего рука об руку с земледелием.

4) Насытив свой внутренний рынок, получив достатки, промышленность должна всегда иметь в виду мировые потребности и обращаться к тем товарам, производству которых наиболее благоприятствуют условия всей страны. Долго и наша нефтяная промышленность довольствовалась только внутренним рынком, но с проведением Закавказской железной дороги стала снабжать и мир своими продуктами. Было бы еще больше потребление наших нефтяных товаров, еще выше развитие нашей нефтяной промышленности и еще больше заработки нашей страны на нефтяных продуктах, если бы в свое время, а именно в продолжение 80-х годов, послушались голосов, которых и я придерживался, рекомендовавших проведение нефтепровода (а отнюдь не керосинопровода) от Баку и Грозного до черноморских портов, потому что тогда наши нефтяные товары сперва убили бы своей дешевизною всю американскую нефтяную промышленность и их можно было бы так облагать, чтобы вывозилось не сырье, а только полученные из него готовые для потребления продукты. Тогда послушались не наших голосов, а речей фабрикантов, переделывающих нефть, и узких «казенных интересов», забыв о народных. Я привел этот пример только потому, что он мне близко и хорошо известен, но то же самое могу сказать и о множестве других дел, касающихся русской промышленности, особенно относящихся до железа, золота, свинца, спирта и сахара, которые мы могли бы вывозить в большом изобилии, если бы не существовало неразумных сторон «личных» и «казенных интересов» и «горного ведомства» и если бы, что всего важнее, наша чиновная и нечиновная образованность сознавала значение народных интересов промышленности и вывоза переделанных товаров. Вообще я полагаю, что, благодаря русским запасам, мы можем, несмотря ни на какие препятствия, отправлять фабрично-заводские продукты за границу, конечно, дав все условия для широкого развития соревнования, для которого природный простор еще существует у нас повсюду.

Нефтяные промыслы близ Баку. Гравюра XIX в.

Этот ряд намеков я бы считал достаточным, если бы мог думать, что наши читатели не заражены тем литературным предрассудком, что покровительство ведет только к дороговизне. Эта грубейшая ошибка явно опровергается фактами, из которых напомню, примера ради, только один. Керосин ввозился и к нам из Америки, да стоил — в Петербурге, не то что где-нибудь внутри России, — в 50-х годах около 3 руб. за пуд. Стали покровительствовать его внутреннему производству, и цены упали сперва сразу примерно вдвое, а потом из-за возродившегося соперничества упали до того, что этот керосин обложили внутренней пошлиной, или акцизом, ставшим давать десятки миллионов дохода, и народ, несмотря на это, все же весь стал освещаться керосином. Да оно и быть-то иначе не может ни в каких других случаях покровительства товарам, которые Россия может производить в изобилии. Можно же рекомендовать производство в России преимущественно товаров именно таких, сырье для которых находится у нас в изобилии и добыча которого составит один из первых заработков для крестьянства. Однако нельзя здесь не заметить, что, вследствие изобилия рабочих рук, т. е. вследствие дешевизны заработной платы, и по причине скопления многих благоприятных условий для развития всевозможных производств, Россия может производить для вывоза и массу иных товаров, как производит она, например, прекрасные резиновые изделия, пользующиеся всемирным спросом и потребляющие каучук, производимый в тропиках.

Первый же потребительный рынок всякие производства найдут в самой России, ввозящей много иностранных товаров.

Так, Уралу можно с избытком своего народа и своего превосходного железа производить много железных и стальных изделий для сельскохозяйственных и швейных машин включительно, а такие товары будут выдерживать какую угодно перевозку, потому что стоят во много раз дороже, чем сырье. Россия представляет громадный рынок для иностранцев — это лакомый кусок для них, — и отнять его от них для передачи русским предпринимателям иначе, при нашей косности, невозможно, как призвав к делу выработки временными экстраординарными выгодами. Ими завлекаются, лень и косность побеждают, а кто раз въехал в подобного рода дела, видит необходимость их продолжать, и дело устанавливается из-за соперничества в том виде, что приходится спускать цены и товар обходится России дешево, много дешевле, чем было раньше, при отсутствии его внутреннего производства, а со временем производство доходит до таких избытков, что побуждает искать вывоза из России. Вот норма протекционизма в том виде, как он должен применяться в России. Зная, однако, что общие соображения убеждают меньше частных и что нередко доставляют извращенный результат, избираю еще два примера, которыми хотел бы выяснить сущность дела до того, чтобы оно само бросалось в глаза. Начну опять с нефти. Всякий, сколько-либо читавший про Баку, знает, что широкое развитие ее добычи относится к 70–80-м годам, когда начался вывоз и когда дешевизна доходила до 1, много 3 коп. за пуд сырья, а «остатки» часто еще жглись на месте (сам был тому свидетелем) прямо за недостатком сбыта. Умудрились теперь сделать так, что нефть на месте дошла до 30 коп. за пуд, а остатки и керосин идут почти по равной цене с сырьем, хотя никакого естественного события, подобного истощению, еще не наступало. Ради «казенных интересов» все нефтяное облагают, и хотя нам естественно было бы пользоваться дешевейшими нефтяными продуктами, но мы пользуемся очень дорогими уже никак не из-за естественного течения дел, а только по нашему непониманию способов ведения России по промышленному пути.

Следовало не только устраивать своевременно нефтепроводы и облагать вывозимые нефтяные товары соответственными пошлинами, но и покровительствовать всеми способами возникновению нефтяной промышленности не только во многих местностях Кавказа, где есть нефть, но и в других местностях России, где она, несомненно, имеется в большом изобилии. С уверенностью утверждаю, что при умелом ведении дела и сейчас цены на нефть были бы у нас чрезвычайно низки, а весь тот доход, который получает казна от обложения нефтяных товаров, можно была бы получать с иностранных потребителей при вывозе громадных масс нашей нефти^{37}.

Другой пример укажу в развитии хлопкового производства. В свое время при бывшем министре финансов, моем покойном друге И. А. Вышнеградском, я предложил повысить обложение привозного хлопка пошлиной, ввиду покровительства развития у нас хлопкового производства в Закаспийском и Закавказском краях, так как единичные опыты были вполне благоприятны. Не только масса людей, но и сам И. А. Вышнеградский сперва относились с большим недоверием к моему утверждению, но когда он вместе со своим помощником С. Ю. Витте съездил в Среднюю Азию и на месте увидел первые русские плантации хлопка и услыхал о местной его расценке, налог был принят, и в результате, как всякий знает, мы получили массу внутреннего хлопка, т. е. дали заработок жителям, а в тоже время и доход казне, потому что при помощи нашего хлопка русское производство ситцев стало расти чрезвычайно быстро, сбавляя (а не возвышая) бывшие цены, несмотря на платимые таможенные пошлины за часть иностранного сырья. Утверждаю с полным убеждением, что развейся в Закавказье такая же предприимчивость в оросительных работах и в хлопкоразведении, какая выступила в 90-х годах в Закаспийском крае (а теперь почти затихла, и напрасно), и будь приложены к этому последнему еще новые усилия, мы не только бы перестали покупать иностранный хлопок, но стали бы уже отправлять массу наших ситцев не на один Восток, но и на Запад, потому что наш хлопок обходится дешевле американского и египетского, а наша переделка его в ситец так явно совершенствуется — из-за соперничества, — что везде на всемирных выставках приводит в удивление экспертов. Известная московская фирма «Циндель» доказывает, судя по ценностям, в особой брошюре, что место нашим ситцам уже готово на всемирном рынке даже теперь, если при вывозе ситца будут возвращаться ввозные хлопковые пошлины и если на этом деле не станут практиковать применения пресловутых «казенных интересов».

Не думаю я, отнюдь, что нам нужно все бросить и обратить народные силы исключительно к видам переделывающей промышленности (как это сделала Англия), но утверждаю только, что достатка помимо ее развития у народа никогда не будет, а потому на этот предмет упираю общее внимание. Мое личное отношение к протекционизму, надеюсь, выяснится лучше всего, если я укажу на то, что, будь я англичанином, я бы стоял за фритредерство, в особенности по отношению ко всякому сырью, необходимому для фабрик и заводов, учрежденных уже в Англии и дающих народу гораздо больше заработка, чем он может получить, добывая некоторое количество сырья на месте. То, что с выгодой применимо для Англии в современном ее положении, для России может быть совершенно непригодным именно по той причине, что мы находимся в иной, чем Англия, стадии развития, а она, как видно по всему смыслу защищаемых мною начал, определяется преимущественно тем, что в Англии народонаселение уже умножилось в гораздо большей пропорции, чем у нас. До английских порядков нам можно дожить только после ряда не лет и не десятков их, а после целого столетия с лишком.

Здесь, однако, являются два новых вопроса: откуда взять капиталы, нужные для развития промышленности? И как при этом предотвратить угрожающее Европе и Америке развитие капитализма, который и служит причиной возникновения пагубных утопий коммунистов и социалистов? Постараюсь ответить и на эти вопросы, но также со всею возможною краткостью, как сумею.

Своих заготовленных капиталов у России, без сомнения, очень немного в виде ценностей подвижного свойства. Это обыкновенно приводит к мысли о том, что Россия не может двинуться вперед без иностранной помощи, т. е. считают невозможным возникновение и расширение русской промышленности без займов, производимых государством, или без входа иностранных капиталов в частную промышленность, а того и другого, как бы то ни было, считают, все же должно по возможности избегнуть, потому что это ставит Россию в зависимость от более богатых соседей и, главное, делает ее общий баланс невыгодным для страны. Эти утверждения должно принимать с большими оговорками, которые я вслед за тем и сделаю, но сперва скажу коренную свою мысль, состоящую в том, что капитал, в сущности, есть не что иное, как доверие, — не золото, а доверие, потому что капиталов во много раз в мире больше, чем золота. Доверие же к основным ресурсам России во всем мире огромно, а доверие к промышленности, взятой в целом, и к отдельным предприятиям (конечно, не ко всяким, а лишь к учрежденным с правильным расчетом) также, несомненно, существует, а потому на этом можно основать способ добычи капиталов, нужных для русской промышленности, без ухудшения баланса. Но не доверяют русской оборотливости, предприимчивости и знаниям, а также стремлению облагать все то, что сколько-нибудь начинает развиваться, не дожидаясь близких, возможных, высших результатов. Как это можно устроить, по моему мнению, я также постараюсь указать, хотя и без разбора подробностей^{38}, но сперва скажу свое мнение об иностранных капиталах, приходящих в виде ли государственных займов, для того сделанных, или в виде отдельных предприятий, основанных на иностранные капиталы. Имея в виду исключительно одну промышленность, ни того, ни другого страшиться не следует, потому что сама промышленность себя скоро окупает. Это очень важно знать и помнить. В этом отношении необыкновенно поучительны данные переписей С.-А. С. Штатов, потому что они показывают величину затраченного на промышленность капитала и величину годовых оборотов, промышленностью производимых^{39}.

Общий вид Нижнетагильского завода. Гравюра М. Рашевского. XIX в.

Оказывается, что на 9817 млн долларов (доллар стоит почти 2 руб., а именно 1 доллар = 1 р. 94, 34 коп.) капитальных промышленных затрат в 1900 г. американские крупные ремесленные заведения, фабрики и заводы произвели (переделали) и продали товаров на 13 004 млн долларов, или около 25 млрд руб., в год (Россия же в 1900 г. на своих фабриках и заводах произвела всего товаров менее чем на 2,5 млрд руб.), откуда видно, что годовой оборот фабрик и заводов очень сильно превосходит величину всего основного капитала, а из этого ясно, без дальнейших длинных рассуждений, что промышленные затраты сами себя окупят, т. е. взятые для промышленности от иностранцев деньги возместятся промышленностью же, не народом и не из того, что у него есть теперь, а из того, что создаст сама промышленность, т. е. из нового труда, ею вызванного и прибывшего. Если земледелие дает людям хлеб, то промышленность доставляет не менее необходимый заработок, на который хлеб-то достать легко. Прибавлю по этому поводу очень важный аргумент, предоставляемый той же американской переписью. При годовом производстве в С.-А. С. Штатах фабрично-заводских товаров на 13 004 млн долларов фабрики и заводы тратят ежегодно 7345 млн долларов на приобретение сырья, подвергаемого переработке, т. е. своим добывателям дают соседних, наиболее выгодных покупателей, и те же фабрики и заводы ежегодно выдают 2746 млн долларов на уплату рабочим (а они ведь — покупатели хлеба), надсмотрщикам и всем служащим и 1028 млн долларов на уплату правительственных налогов, премий за страхование и тому подобных расходов, и эти два промышленных расхода (= 3774 млн долларов, или 7332 млн руб., т. е. по 96 руб. на каждого жителя Штатов) составляют прямой барыш страны от труда, совершаемого на фабриках и заводах Штатов. Если мы представим себе, что тысяча миллионов, или миллиард, рублей вновь затратится на русскую промышленность и что они дадут почти те же, в процентном отношении, результаты, как в С.-А. С. Штатах, то новых товаров получится в год примерно на 1300 млн руб.; служащим пойдет новых заработков в год около 275 млн руб., на сырые продукты, т. е. жителям же страны, если сырье будет русское, около 725 млн руб. и на подати и другие общие расходы около 100 млн руб. в год. Все это (в сумме 1100 млн руб.) останется в стране; все это будет новым ее приобретением, новым средством увеличить народный достаток, и нечего жалеть и плакаться над тем, что за эти прибавки получится еще 200 млн руб. в год всяких доходов предпринимателям за их труды и на погашение и интерес не только начально вложенного, но и оборотного капитала, и пусть даже все эти 200 млн руб. в год уйдут за границу — что невероятно, — все же жалеть нечего, потому что: 1) ведь промышленных товаров из-за границы выпишется меньше, наверное, не на 200, а, пожалуй, на 500–600 млн руб. (так как наша-то промышленность будет, прежде всего, получать ввозившиеся или потребляемые Россией товары) и, 2) производя товаров на 1300 млн руб. в год, легко сбыть из них за границу же гораздо более чем на 200 млн руб. в год. Баланс-то улучшится, а не ухудшится. Надо же понимать, что тут все дело лишь в производительной правильности затрат, что они в России остаются, что на должный начальный рост всей нашей промышленности надо-то всего разве первые 2–3 млрд руб. достать из-за границы, а там, при разумном ведении дела, «сама пойдет».

Видеть и помнить только уходящие из России дивиденды — значит просто жадничать и лежать как собака на сене. Ведь этот дивиденд на займы или на вложенные капиталы во всяком случае, судя по сказанному, составит никак не более, вместе со всеми барышами, как 20 % в год, Россия же получит за это ежегодно все остальное, не считая единовременного обзаводства, которое израсходуется тоже в России и ее достатки увеличит. По моему мнению, это бьет наповал всех тех, которые горячо будируют против иностранных капиталов, входящих ради промышленности в Россию. Но, сверх этого, надо вновь обратить внимание, во-первых, на то, что возбуждению русской переделывающей промышленности, если она разовьется правильно и широко без постоянных перерывов и сомнений, должен ответить вывоз части продуктов, производимых промышленностью, за границу, что и поправит баланс страны. К этому, следовательно, и должно направлять дела, не страшась непонимающих ворчунов. Во-вторых, не надо же забывать, что так быстро возросшая промышленность С.-А. С. Штатов вся возникла не иначе как при помощи иностранных капиталов, которые быстро в Америке погасились вместе со всякими долгами, оставшимися после внутренней неусобицы. То же будет и у нас, если вместо политиканства мы займемся промышленностью, опираясь на свободы, дарованные государем и вызываемые прежде всего именно надобностью в развитии промышленности. В сказанном прошу читателей видеть одну из заветнейших моих мыслей. Предмет этот завлек бы меня очень далеко, если бы я предварительно не высказал своих мыслей, касающихся способов борьбы со злом, причиняемым капитализмом, к чему теперь и обращаюсь.

Мне нечего доказывать, по очевидности, того, что фабрично-заводская промышленность, а вместе с нею горная и перевозочная в том виде, в каком они ныне сложились, страдают нередко от капитализма, жадного до больших заработков. Не вставляя промежуточных посылок, скажу прямо, что есть три способа борьбы с этим и все они более или менее имеют уже приложение в практике. В России должно изучить их и прибегать в соответственных случаях к одному из них. Эти три способа назовем: складочными капиталами, государственно-монопольными предприятиями и артельно-кооперативными.

Под названием складочных капиталов я подразумеваю развитие промышленных предприятий на счет капиталов мелких вкладчиков, будут ли то акционеры, непосредственно участвующие в предприятии, или действующие при помощи промышленного банка или банков государственного и частных, назначаемых не для каких-либо других оборотов, а преимущественно для основания фабрик, заводов, горных выработок и тому подобных «промышленных» предприятий. Путь этот есть тот естественный, которым теперь преимущественно идет человечество в его совершеннейших представителях. В идеале можно себе представить заводы и фабрики основанными на складочные капиталы, поступившие от самих же работников и потребителей, действующих на тех же или на других фабриках и заводах^{40}. Смысл такого, на первый взгляд странного явления очень прост и основывается на том, что промышленность сама себя питает и опирается на доверие. Вот надобно, чтобы это доверие-то было, чтобы можно было верить тем, кому вверяется капитал для устройства заводов, а все остальное приложится само собою. Доверия же можно достичь широким общественным и государственным контролем, не придирчивым к букве, а реально действительным контролем, который, как всякому известно, может отлично совмещаться со свободою действий в известных рамках, определяемых сущностью дела. Если промышленные банки будут давать хорошие дивиденды и тщательно контролировать субсидированные ими предприятия, дело может идти и быстро, и без особо новых приемов. А потому я думаю, что основание чисто промышленных банков, в особенности в соединении их со сберегательными кассами да при участии правительства и местных деятелей, обещает во многих наших делах хороший успех.

При этом способе действия капитализму в собственном смысле слова будет мало простора, если банки затеются не отдельными капиталистами, а преимущественно, при широком покровительстве государства, складочными мелкими капиталами, так как в одни руки при этом не будет попадать больших банковых кушей. Но все же нельзя закрывать глаза на то, что этот способ, практикуемый уже в более или менее широком размере, в более или менее чистом виде, не устраняет биржевой или банковой игры и наживы отдельных лиц в такой мере, какая возможна в действительности, а потому способ, названный мною складочными капиталами, составляет скорее путь для развития промышленности, чем путь борьбы с капитализмом. Он, однако, имеет то великое достоинство, что исторически вызывается и наиболее легко осуществим.

Путь казенно-монопольных предприятий, у нас теперь существующий в виде винной монополии, а во Франции применяемый в виде табачной и спичечной монополий, а также косвенный в виде тех или иных форм откупа, рекомендуется в настоящее время России с разных сторон, в особенности благодаря блестящему финансовому успеху нашей винной монополии. Но я считаю долгом сказать, что не принадлежу к поклонникам многообразных монополий по той причине, что монополии отнимают огромный заработок от народа. Не говорю о винной монополии, которую считаю не только у нас весьма уместной, но и сравнительно легко применимой, потому что дело здесь касается потребления такого продукта, без которого естественным образом люди существовать и далее развиваться вполне могут, так как по личному примеру знаю, что, будучи неленивым работником, я на своем веку никогда водки не пил и даже вкус ее знаю очень мало, не больше вкуса многих солей и ядов. Можно причислить сюда же и табак, хотя я сам курю, потому что и эта потребность людская прихотлива, не составляет потребности насущной, и пользующихся ею получать косвенные государственные доходы считаю вполне целесообразным потому именно, что дело касается не всех, а лишь немногих. Монополии, конечно, представляют многие свои финансовые достоинства и хорошее средство для борьбы с капитализмом, а потому, говоря кратко, я склоняюсь в пользу винной и табачной монополий, но только именно их, но не каких-либо иных, которые предлагаются с разных сторон, например: сахарной, спичечной, чайной, нефтяной, даже железной и т. п. — по той причине, что монополии не дают места конкуренции и вообще сильно стесняют промышленную предприимчивость, а ее у нас нужно именно развивать, убивать же в зародыше — просто грех, а развивать можно только при свободе конкуренции, прежде всего выступающей именно в видах промышленности, наиболее доступных и потребных всем жителям, каковы и суть перечисленные выше, производящие и распределяющие сахар, чай, керосин, железо, спички и тому подобные всем надобные товары. Интересы Государственного казначейства при свободе конкуренции легко соблюсти с помощью соответственных налогов, между которыми со своей стороны косвенные налоги, вроде сахарного и спичечного, считаю совершенно уместными, а если закон будет строго преследовать всякого рода обманы и фальсификации общедоступных продуктов, то, не погашая предприимчивости, достигнутся и улучшения в качестве продуктов. Только надобно, мне кажется, желать, чтобы здесь действовали силы довольно разнородные, а не одни и те же производили обложение и контроль, потому что при этом сочетании легко могут получаться всякие неудобства и риск предпочтения «казенного интереса» общественно-народному, чего быть не должно ради блага народного.

Здание писчебумажной фабрики Варгуниных. Гравюра XIX в.

Артельно-кооперативный способ борьбы со злом капитализма со своей стороны считаю наиболее обещающим в будущем и весьма возможным для приложения во многих случаях в России именно по той причине, что русский народ, взятый в целом, исторически привык и к артелям, и к общинному хозяйству Для меня дело рисуется в особенности удовлетворительно при том условии, если крестьяне-земледельцы, занятые преимущественно в летнюю пору, для зим устроят подходящие фабрично-заводские виды промышленности и будут иметь у себя на месте прочный заработок, продолжая летом только необходимейшую часть дела, т. е. не оставляя исторически привычных сельскохозяйственных занятий; кустарная промышленность этот характер в основании и носит, но, предоставленная случайностям встречающихся сочетаний, дает начало мелкому капитализму скупщиков и т. п., так называемых «кулаков». Однако это не «большие кулаки», а это «кулаки малые», свою пользу народу приносящие, и мне кажется, что, изучив это дело больше, чем оно доныне изучено, и отнесясь к нему с созидательной, а не описательной стороны, можно его развивать в должном виде для вящего народного блага, т. е. для сильного увеличения народного достатка и промышленности. Земства, покровительствующие кустарным видам промышленности разными способами, это ясно и давно поняли, но надобно, чтобы государство не одними законами, но и прямо банковскими пособиями пришло здесь на помощь и чтобы возбуждались не только мелкие домашние виды переделки, обыкновенно под «кустарными» подразумеваемые, но и более крупные, требующие капиталов для начального обзаведения и текущего производства, каковы, например, металлургия, вся керамика, стеклоделие, прядение, тканье, крашение, производство машин, экипажей и т. п. В особенности ясна возможность этого при знакомстве с Уралом, где многие металлургические дела ведутся издавна артельными приемами, хотя и в сильной доныне зависимости от предпринимателей или руководителей, что может быть во множестве отношений если не уничтожено, то сокращено до возможно малого значения, и полагаю — с пользою для хода дел, конечно, при том условии, что и для простых участников рабочих артелей будут открыты доступы к высшим видам образования.

Рисуется дело для меня в таком виде, что многие предприятия могут быть переданы, с надлежащим контролем, артельно-кооперативному хозяйству. Наиболее легко выполнимо это по отношению к некоторым ныне убыточным казенным заводам и к основанию новых заводов, а отчасти при выкупе задолженных частных заводов, которым все равно приходится — ради судьбы рабочих — выдавать субсидии от правительства. Возможность всего этого в настоящее время, когда действует уже множество коопераций, например потребительных, не только за границей, но и у нас, мне кажется очевидною, а развивать дело можно до великого преобладания, разумно сливая в одну кооперацию как образованных руководителей и надсмотрщиков всякого рода, так и исполнителей и работников всех категорий. Дело, конечно, окажется в каждом частном случае очень сложным, но велико заблуждение тех, которые думают, что предстоящее России можно выполнять легко и просто, одним мановением руки или одними пламенными желаниями и горячими речами, да узаконенными предписаниями, скопированными с «примера Западной Европы», какого для заводов-то почти нет. Надо свое обдумать, попробовать, видоизменять и — доходить до конца, а не бросать зря. Сложности бояться, мне кажется, не для чего, потому что при надлежащем призыве сметливые и добросовестные люди в России найдутся, по крайней мере, по моему глубокому убеждению. Да и «казенные интересы» при этом не пострадают, а даже выиграют, если только их не ставить, как ставится у нас зачастую теперь, в особенности под влиянием лишь формального контроля, на первейший план. Однако и тут не вдамся в многословие не только ради краткости всей статьи, но и потому, что только при подробнейшей разработке отдельных случаев жду выходов, обещающих практическую пользу, а не удовлетворение одних добрых пожеланий, которыми, как известно, устилается ад.

Как бы то ни было, всемерно надобно на первом плане ставить развитие в России фабрично-заводской переделки, а этого совершенно нельзя сделать без вложения капиталов и без участия в делах этого рода как правительственного кредита, так и передовой образованности. При помощи одних рабочих сил и общих законов тут ровно ничего сделать нельзя: нужны знание частностей, постоянное изучение, труд преимущественно мозговой, доверие и капиталы. Начинать здесь надобно с разнородных частностей, а всякое огульно общее решение вперед должно считать гибельным.

Знаю, что эти стороны дела понимаются уже многими, но, сколько я ни читал за последнее время печатанного в указанных отношениях, везде встречал сразу первый вопрос: откуда правительству взять капиталы для роста и покровительства внутренней промышленности? Ответ находим везде почти один и тот же, что будто бы нужно увеличить доходы казны через обложение жителей, так как всегда предполагают, что правительство должно платить громадные проценты по капиталам, им влагаемым в промышленные дела монопольного или частного характера. Вот с этим я совершенно не согласен. Когда правительство затевает войну, ее результаты, даже вполне благоприятные, могут отозваться только в отдаленнейших поколениях. Когда затевается новая железная дорога, или устраиваются порты, или предпринимаются большие сельскохозяйственные улучшения, например осушение или орошение, тогда также проценты и погашение могут получаться только в некотором отдаленном будущем. Переделывающая промышленность совсем не такова. Она тем глубоко и отличается от сельскохозяйственного вида промышленности, что поворачивает капитал быстро, как видно уже из чисел, вышеприведенных для С.-А. С. Штатов, и как видим даже по многим отдельным русским примерам. Понятно, что два-три года нужны для постройки и оборудования данной копи, фабрики или завода, но затем дело быстро себя оправдывает. Конечно, не всякое, но если затеваются разумные, мировым и местным интересам отвечающие виды промышленности, приноравливающиеся к условиям рынка местного и всемирного, да если вся организация ведется открыто и по соревнованию, то в общем целом успех несомненен и, пользуясь этим, доверие, а следовательно, и капиталы отыскать, при правительственном участии, думаю, очень легко, даже потом и не выходя на заграничные биржи. Зло капитализма во многом зависит от того, что предпринимателям, несущим весь риск и полным всякой готовности, приходится втихомолку прибегать к капиталистам для получения тех средств, без которых нельзя ни основать завод или фабрику, ни вести правильную торговлю произведенными продуктами. Вот тут-то и должно ждать, по моему мнению, прямого, открытого содействия промышленного банка, покровительствуемого и гарантируемого государством, понимающим народное значение в наше время всего развития промышленной производительности народа.

Полагаю далее, что при обдуманном и открыто производимом, при должной обстановке, покровительстве промышленности наше правительство может свободно доставать не только процентные займы, но и выпускать беспроцентные ассигнации, т. е. печатать их в Экспедиции заготовления государственных бумаг. Все, что мне известно по отношению к запасам золота в России, показывает, что золотая обеспеченность ассигнаций у нас выше, чем в других промышленных странах, и это правильно, пока страна находится преимущественно в сельскохозяйственном быту, но это совершенно излишне, когда она явно перейдет сама и станет переводить открыто свой народ в эпоху промышленную. Сельскому хозяйству не доверяют, и доверять, по правде, нельзя. Ему нужны — у нас особенно — неисчислимые капиталы, так как дело касается таких пространств, как наши, тогда как для промышленности нужно не только меньше капиталов для получения явных результатов, но и доверие к себе промышленность во всем мире возбуждает уже большее, чем сельское хозяйство. Только я здесь не премину сказать, переходя к числам табл. 3, что, ставя на первый план промышленное развитие, не должно забывать и сельскохозяйственное, а потому, учреждая не один, а многие промышленные банки, следует в то же время не забыть и о сельскохозяйственных банках, потому что главная моя мысль состоит именно в том, что для будущего России наиболее хороших результатов можно ждать при развитии промышленности рядом с естественно долженствующими совершаться развитием и ростом сельскохозяйственной производительности.

Обращаясь к 43-му столбцу нашей сводной таблицы, должно прежде всего указать на то, что из числа 5,1 млн жителей, занятых ремесленной и фабрично-заводской промышленностью, большинство относится к первому разряду, т. е. к лицам, дома занимающимся приспособлением природного сырья к современным потребностям, в особенности если сюда причислить кустарей, хотя в них уже виден переход к фабрично-заводским производителям. Была эпоха, когда вся переделывающая промышленность имела этот домашний характер, и эта эпоха, несомненно, в свое время была передовой и послужила началом для наступившей ныне промышленной эпохи. Фабрики представляют произведение новейших времен, и можно сказать с уверенностью, что их высший возраст не более 100 лет, но чем дальше, тем, наверное, они более и более приобретут свое значение, потому что они, с одной стороны, наилучше отвечают началу разделения труда, а с другой — уменьшению количества людской работы в деле переработки, так как на них или действуют механические двигатели, производящие работу, выполнявшуюся сначала людьми, или скопляются массы переделываемых товаров, облегчающие всякое с ними обращение именно вследствие своего скопления, потому что только при этом скоплении возможна наибольшая экономичность в расходе труда^{41}. Вся сущность фабрик и заводов состоит именно в этой экономии труда. Железо можно по пудам или фунтам производить в кузнечном горне, но дешевле всего оно обходится тогда, когда сразу и непрерывно производится ежедневно тысячами пудов при помощи доменных, пудлинговых, мартеновских и тому подобных печей, потому что тогда на данное количество железа или стали падает гораздо меньше людского труда, считая и тот труд, который затрачивается на добычу всех побочных материалов, в особенности топлива. Как бы кому ни хотелось сохранить все производство в домашнем обиходе, как об этом ни хлопочут даже сами промышленники, заботясь о малых домашних двигателях и о средствах для получения в малом виде высоких температур, но в настоящую минуту не подлежит сомнению, что все, могущее производиться фабрично-заводским образом, по ценности убивает производство ручное или в отдельных малых домашних предприятиях. Исключение составляют, конечно, товары, в которых личные вкусы рабочих имеют свое большое значение^{42}, но таких товаров очень ограниченное количество, потому, во-первых, что в потреблении наиболее распространяются только дешевейшие товары, а во-вторых, потому, что более дорогие произведения ручного труда сохраняются обыкновенно с большей тщательностью, именно вследствие их относительной дороговизны. Было время, но оно уже давно прошло, когда против фабрично-заводских продуктов говорило их низшее качество, но подобно тому, как прочность ручного полотна стала уступать прочности фабрикованного, близкого по цене, но все же более дешевого, так с усовершенствованием фабрично-заводского производства, несомненно, то же наступает и во всех других отраслях.

Бурлаки на реке Шугоре. Гравюра XIX в.

Если считать вместе ремесленников и фабрично-заводских рабочих и предпринимателей, в России их всего 5,1 млн, или около 4 % всех жителей. Это число, вместе с далее следующими, показывает, что Россия встала на промышленный путь, но еще очень слабо, как увидим немного далее, когда приведем некоторые цифры для С.-А. С. Штатов, и как видно уже из того, что народу у нас в 2 раза более, чем в Штатах, а наша фабрично-заводская промышленность вырабатывает в год товаров по цене в 10 раз менее, чем С.-А. С. Штаты. В разных краях России отношение между жителями, занятыми сельским хозяйством и перерабатывающей промышленностью, весьма неодинаково, колеблясь около общего отношения 17,3:5,1, т. е. как 3,4:1. В Подмосковной земле на 1,1 млн земледельцев приходится 0,9 млн промышленников-переделывателей, т. е. числа почти уравниваются, на одного промышленника около 1,2 земледельца. Превосходство — по численности — промышленников над земледельцами нигде не достигается в России, а в некоторых других странах уже произошло во многих местностях. Однако в Петербургском крае отношение (480 тыс.: 385 тыс.) почти такое же, как и в Подмосковной земле. В Польском крае на 1,2 млн земледельцев 0,5 переделывателя-промышленника, т. е. превосходство составляет в 2,5 раза. Зато есть края, где промышленников-переделывателей несравненно меньше, например, в Среднерусском крае на 1 промышленника приходится 4,7 земледельца. Если принять во внимание то соображение, что земледельческое сырье, взятое в целом добывается с гораздо меньшим трудом, чем переделывается для потребления, то уже из отношения числа переделывателей и земледельцев очевидно, что Россия свое земледельческое сырье не переделывает в должном виде, т. е. сдает потребителям, как своим, так и заграничным, в таком необработанном состоянии, в котором оно ценится, по крайней мере, вдвое ниже, чем в готовых состояниях, как видно даже на самых грубых примерах, начиная с ценности пуда муки, макарон и т. п.

На Свирском пароходе. Гравюра XIX в.

Перейдем, однако, к дальнейшим столбцам табл. 3. Перевозка (столбец 44) с древнейших времен распадается на два вида: сухопутную и водную; воздушной не было, и я думаю, что для товаров ее никогда не будет, хотя сообщение по воздуху для людей и почты, вероятно, удастся осуществить, благодаря проявляемой здесь настойчивости. Сперва, при начальном своем развитии, всякая перевозка обходится дорого, потому что стоит много труда людского, а все промышленное ее усовершенствование назначается к ее удешевлению, которое с пароходами и железными дорогами, как всякому известно, достигло того, что везде, где можно, люди уже избегают первичных видов перевозки. В столбце 44 приведен счет числа лиц, занятых не только разными видами сухопутной и водной перевозок, но и почтою, телеграфом, телефонами и тому подобными видами сношений. Общее количество таких лиц, близкое для России к ³/₄ млн, составляет и 0,6 % всех жителей. Над этим числом, как и над численными отношениями в разных краях, не считаю нужным останавливаться потому, что уже прошло время, когда нужно было доказывать у нас (впрочем, было время на то и всюду) общую народную пользу дешевой перевозки. Что другое, а это поняли наконец и перестали плакаться хоть о том, что народ уже не тянет лямки барок и не возит на тысячи верст товары гужом.

О развитии пароходства как по морям, так и по рекам и о возрастании числа железных дорог хлопочут повсюду, все это понимается легко. Считаю, однако, долгом высказаться в том отношении, что и здесь чрезвычайно многие желали бы, чтобы все делало правительство при посредстве своих служащих. Мое личное мнение в этом отношении сводится к тому, что участие правительства здесь весьма важно, так как понижение ценности перевозки тогда может быть соображено с народными надобностями, но мне кажется, что в этом деле всякое утрирование совершенно излишне и во множестве случаев даже вредно, потому что соревнование частных лиц может давать не меньшие гарантии удешевления, чем правительственная постройка и эксплуатация. Но все же я желал бы, чтобы при посредстве сильного промышленного банка правительство помогло этим важнейшим народным надобностям по той причине, что оно одно может дешево доставать большие капиталы, необходимые для устройства многих способов сообщения, в особенности больших железнодорожных линий, и в организации дешевого морского вывоза наших продуктов. Особенно важно, мне кажется, пользование приемами, подобными тому, который создало «Общество пароходства и торговли», так как с развитием промышленных сил России и производства отправляемых из нее товаров иностранные потребители могут многое отнять от России, если будут исключительными морскими перевозчиками наших товаров. Не надо забывать, что в настоящее время более 70 % отправляемых нами товаров идет, во всяком случае, морем, а железные дороги имеют в этом отношении значение лишь подвозных путей. Перевозка (и все иные виды сношений) имеет особо важное значение именно для переделывающей промышленности и торговли, в связи с которыми всегда развивается и рассматривается^{43}, но для громадных расстояний России их значение, даже прямо объединяющее, особенно велико.

Между промышленниками одними из первых (исторически) возникли торговцы, тотчас после минования первичного патриархального быта. Русские торговали издревле, и торговые склонности в русском народе, несомненно, существуют, между прочим, вероятно, по той причине, что торговая деятельность обыкновенно сопряжена с малой внешней работой, хотя с немалым трудом расчетов, соображений и т. п. Однако русскую торговлю, даже в наше время, нельзя считать ни однообразно и широко развитою, ни образцовою в каких бы то ни было отношениях, как видно уже из того, что среди торговцев у нас много иностранцев, а «запрос» и торговые обманы встречаются еще в изобилии со стародавних времен, хотя и тут свои передовые люди понемножку заводятся уже и в московской среде.

Число всех торговцев России, перечисленных в столбце 45, достигает до 1,5 млн, в 2 раза превосходит перевозчиков, но во много (почти в 15) раз меньше числа земледельцев и переделывателей; эти отношения, можно сказать, были бы удовлетворительными, если бы наша торговля не отличалась большой узостью и не имела в виду почти исключительно только внутренний спрос да прямой спрос, заявляемый иностранными торговцами, т. е. если бы она сделалась более правдивой, широкой и предприимчивой, изучающей и понимающей способы роста потребностей и надобностей, в мире существующих. Недостатки нашей торговой предприимчивости видны на каждом шагу, как только узнаешь сколько-нибудь ближе на месте заграничные спросы и отношения. Повторю грубый пример, приведенный мной уже в моих «Заветных мыслях»

Всякий русский, ездивший за границу, знает, что в России кондитерские изделия всякого рода, начиная от простых карамелей и варенья до конфет высших сортов, не только лучше, чем где бы то ни было, но и дешевле, и вместо сбыта за границу сахара-сырца нам бы следовало позаботиться о сбыте сахарных изделий. На вид это кажется мелочным, но изделия этого рода потребляются в мире огромнейшими количествами, а Россия со своим изобилием земель, со своей производительностью фруктов и сахара всяких сортов может на десятки миллионов отправлять за границу товаров этого рода. Через меня самого шли подобные предложения. Мне отвечали у нас, что делами этого рода наши производители заниматься не могут. Торговец должен уметь найти сбыт всему тому, что может производить страна, а через этот сбыт должен возбуждать внутреннее производство. Торговцы умеют и дикарей заставлять собирать каучук, подвозить красное и черное дерево, добывать страусовые перья и слоновую кость. Торговцы находят сбыт и для никому, по-видимому, ненужных японских товаров, и для избытка апельсинов, производимых некоторыми странами, а у нас почти все избыточное, но всюду спрашиваемое, вроде хлеба, яиц и масла, скупается не по нашей инициативе для заграничного вывоза, а присланными оттуда агентами, умеющими попутно сбывать нам немало товаров, которые мы могли бы производить дома. И вот эта-то сторона дела в России чрезвычайно мало развита.

Торговец съестным. Гравюра XIX в.

Министерство финансов, когда ведало промышленностью и торговлей, старалось немало сделать для поднятия коммерческого образования, но весьма мало помогало разбираться в новых для нас вопросах мировой торговли и мало содействовало ее росту теми способами, которые были в его распоряжении. Со своей стороны я думаю, что вновь учрежденному Министерству торговли и промышленности предстоят задачи чрезвычайной народной важности, а именно единовременное, так сказать параллельное, развитие как внутренней производительности, так и внешней торговли, потому что одной внутренней нам, очевидно, обойтись в ближайшее время нельзя, да и впредь никогда обходиться не следует, так как в сношениях стран заключается задаток мирного развития, а Россия, с ее неисчерпаемыми природными источниками и мало утилизируемыми силами народа, как раз готова больше, чем какая-либо другая часть мира, к быстрейшему росту промышленности и торговли. Но и этот предмет, уже отчасти рассмотренный в моих «Заветных мыслях», я должен — краткости ради — оставить, потому что в подробности, здесь в изобилии необходимые, входить мне совершенно неуместно. Только все же скажу еще раз, что о своем морском вывозном флоте нам следует думать крепко и настойчиво его выстроить: это и есть единственная школа и для военного флота, а начинать следовало бы с Ледовитого и Черного морей да с Великого океана.

Относительно процентного числа торговцев в разных краях заметим только, что столичные края и местности, в которых лежат наибольшие города, имеют здесь очевидный перевес. Так, в Петербургском и Подмосковном краях торговцев имеется 2,3 и 1,7 %, в Польском и Южно-Русском краях — 1,6 и 1,7 %, а наименьшее количество торговцев имеется в краях, подобных Южно-Сибирскому, где их немногим более полупроцента.

В столбце 46 помещены домочадцы промышленников, перевозчиков и торговцев. Их всего числом 11,8 млн на общее количество зарабатывающих лиц, равное 7,3 млн, т. е. на одного зарабатывающего здесь приходится только 1,6 домочадца или гораздо меньше, чем у добывателей (столбец 42). Это отношение примечательно, показывая, что промышленность как будто не приглашает к семейственности, на что не нужно закрывать глаза.

В следующих затем трех столбцах (47–49) помещен счет лиц, живущих или в качестве прислуги и поденщиков, которых насчитывается в России около 3,5 млн, или от заготовленных средств (столбец 48), как владельцы капиталами, или получающие пенсии или содержание от других жителей. Число лиц этой категории тоже немалое, а именно около 1,4 млн, и примечательно, что их наибольший процент приходится на Петербургский и Польский края. Притом их везде примерно в 2 раза меньше, чем лиц предшествующей категории, занятых как прислуга, поденщики и т. п.

В 49-м столбце перечислены лица, или не заявившие о способах, которыми они живут, или заключенные за свои проступки, или занятые неопределенными и сомнительными видами промысла, например проституцией. Общее число таких лиц, равное 851 тыс., все же в России сравнительно невелико по отношению к тому, что известно для других стран. А тут-то и содержится истинный пролетариат, или настоящее бедствие человечества.

В столбце 50 указано около 4 млн домочадцев трех предшествующих категорий. Число это показывает, что во всех них меньше развито семейственности, чем у лиц, занятых какими-либо другими, более производительными делами. Действительно, здесь больше лиц, перечисленных по родам своих занятий, чем их домочадцев, а именно первых 5,2 млн, а вторых только 4,0 млн. Если сложить общее количество как домочадцев, так и лиц, указанных в столбцах 47–49, то получится 9,2 млн, что составляет около 8 % всего числа жителей. Но нельзя забывать, что здесь преобладает прислуга, в количестве около 3,5 млн. Мое личное мнение состоит в том, что в будущем личная прислуга будет избегаться и пропорционально уменьшаться, в особенности по мере того, как будет уменьшаться число лиц, обеспеченных капиталами и не занятых какими-либо общеполезными делами.

Теперь мы перейдем к трем последним столбцам табл. 3, содержащим то поучительное деление на кормильцев и домочадцев, которое мне кажется понятным для каждого русского человека. Кормильцы и домочадцы в России распределены так:

Кормильцев всего 34 млн (около 26,5 % против числа всех жителей), а так как хозяйств всего 22,5 млн (столбец 33), то примерно из каждых двух хозяйств в добыче заработков участвуют 3 чел., а так как каждое хозяйство состоит в среднем из 5¹/₂ чел., то из них 4 чел. получают содержание от остальных и каждый рабочий или распорядитель средств должен в среднем прокормить (вместе с ним самим) около 3³/₄ чел., т. е. кроме себя самого обспечить всю жизнь еще 3 лиц.

Это число абсолютно и относительно многих иных стран велико и рисует наше положение с особою яркостью: мы трудимся немного, а тягот должны выносить много; следовательно, у нас первые, бедные или ограниченные условия жизни достаются еще легко. Не о достатке приходится думать, а как бы только прожить кое-как. Нужда пришла — видно в цифрах, и она есть первая причина всяких успехов, на путь к достижению которых теперь и призывается Россия. Этот путь один: развитие промышленного трудолюбия и просвещения.

Но оставим эти всем знакомые «общие места», а лучше опять обратимся к числам, которые, по мне, назидательнее и даже принудительнее всяких «красных слов».

В нашей переписи 1897 г. везде отличен счет мужчин от женщин, а потому и в числе кормильцев это распределение сделано. Оказывается, что из 34 млн кормильцев 27,5 млн мужчин (столбец 51) и 6,5 млн женщин (столбец 52), т. е. домочадцы живут не только при помощи домашних хлопот женщин по хозяйству, но и прямо заработками или средствами женщин, участвующих в производительном труде страны в пропорции 23,5 женщины на 100 мужчин. Пропорция эта, по отношению к участию женского труда, сильно возрастает в таких краях, как Подмосковный (на 100 мужчин кормильцев женщин уже 40) и сильно падает для таких краев, как Закавказский, Закаспийский и Южно-Сибирский (так, в последнем на 100 мужчин кормильцев менее 7 женщин), показывая, что и у нас явно началась мировая эволюция, состоящая не только в необходимости увеличения относительного числа трудящихся, но и в возрастании участия женщин в промышленном и всяком ином производительном труде. Надо полагать, что будущие переписи покажут это для России с очевидностью, хотя в делах этого рода крупные перемены идут лишь очень медленно.

В заключение считаю полезным сообщить несколько крупных чисел, касающихся распределения жителей по занятиям в С. — А. С. Штатах. Но и тут постараюсь быть очень кратким, ради чего и избегаю подробного сличения с другими странами, тем более что американские переписи самые отчет ли — вые и полные.

По 12-му цензусу С.-А. С. Штатов, т. е. по переписи 1900 г., на 76 млн жителей (без Аляски, Филиппин и т. п. и без войска) в Штатах было всех хозяйств 14,4 млн и 29,1 млн кормильцев, т. е. на хозяйство в среднем приходится по 5,3 чел., значит, число почти такое же (5,5, столбец 33), как и в России, что не лишено особого значения. Но на одно хозяйство приходится более двух кормильцев, т. е. рабочих более, чем у нас, — по пропорции. По тому же цензусу, всех занятых работами, или, по вышеприведенной терминологии, кормильцев было в 1900 г. 29,1 млн, откуда следует, что число домочадцев = 76–29 = 47 млн, или на 1 кормильца приходится, вместе с ним самим, не по 3 ³/₄ или не по 4 почти, чел., а только по 2,6, или около 2,5 чел. Эти числа и им подобные явно иллюстрируют ту мысль, что у нас трудится — в среднем — еще очень немного. Между занятыми 29 млн жителей С.-А. С. Штатов 23,7 млн мужчин и 5,3 млн женщин, т. е. на 100 мужчин 22 ¹/₃ женщины, или опять отношение почти такое же, какое существует у нас. Только пропорциональное отношение кормильцев ко всему населению у нас много меньше. Для того чтобы ясно выразилась последняя моя мысль, приведу еще крупные цифры для Германии и Франции, но замечу предварительно, что в числе кормильцев в обеих странах не считана вовсе прислуга (во Франции и Германии примерно 1,5 млн), не считаны также лица, живущие собственными доходами (как не считаны они в числе кормильцев С.-А. С. Штатов): во Франции рантьеров около 1,5 млн, а в Германии около 2 млн. Оказывается, что во Франции в 1891 г. на 38,1 млн жителей трудовым заработком занято было 14,6 млн, т. е. 38,3 %, а в Германии в 1895 г. на 51,8 млн жителей — 20,8 млн, т. е. 40,1 %. Эти числа, взятые из соответствующих переписей, столь явно превосходят наше число (вместе с прислугой и живущими доходами, даже с военными) 26,5 % и превышают число работающих в С.-А. С. Штатах, где около 38 % работающих.

Распределение жителей по родам и видам занятий в цензусах С.-А. С. Штатов дается очень подробное, и весьма оно поучительно по той причине, что показывает изменения, происходящие с течением времени. Коротенькое извлечение, приводимое вслед за сим, надеюсь, это ясно показывает, хотя относится только до 20-летнего срока: 1880–1900 гг. Оно типично и ясно (см. табл. на с. 102, вверху).