10 мифов о 1941 годе Кремлев Сергей
По немецким данным, за первые два месяца войны немецкие войска подбили и захватили свыше 14 тысяч танков. Эта цифра, конечно, преувеличена, но вряд ли преувеличена астрономически. И, безусловно, правы те эксперты, которые основной причиной того, что немцы не смогли массово использовать наши трофейные танки, называют неустранимые поломки ходовой части и двигателя. Пожалуй, надо бы к этому лишь прибавить: «…зачастую — вследствие исчерпания ресурса».
Я же сейчас немного коснусь вопроса о точности данных по потерям на советско-германском фронте, приведя пример «разнобоя» в оценке потерь не техники, а людей.
Насколько суммарные оценки «вещь в себе», можно увидеть, сопоставив некоторые цифры, взятые в считающемся чуть ли не нормативным справочнике Б. Мюллера-Гиллебранда «Сухопутная армия Германии 1933–1945 гг.», и цифры генерала Гальдера.
В справочнике, в издании 2002 года (М.: Изграфус, Эксмо), на странице 714-й приведены данные по потерям сухопутных войск по годам войны в период до 30.11.1944 года.
По Мюллеру-Гиллебранду эти потери за 1940–1941 годы составили: убитыми 140 378 человек; пропавшими без вести — 8769 человек; демобилизованными (?) — 38 894 человека; дезертирами — 3 (три) человека.
Итого — 188 044 человека за весь 1941 год, всю вторую половину которого Германия уже воевала с СССР.
Это — по Мюллеру-Гиллебранду.
Но как понимать тогда приводившуюся мной в начале этой книги запись от 5 января 1942 года в «Военном дневнике» генерала Гальдера: «Потери с 22.6 по 31.12.1941 года: Ранено — 19 016 офицеров, 602 292 унтер-офицера и рядовых; убито — 7120 офицеров, 166 602 унтер-офицера и рядовых; пропало без вести — 619 офицеров, 35 254 унтер-офицера и рядовых. Итого потеряно 26 755 офицеров и 804 148 унтер-офицеров и рядовых. Общие потери сухопутных войск на Восточном фронте составляют 830 903 человека…»
Так сколько же потерял вермахт — 188 044 человека за весь 1941 год или всё же 830 903 человека только с 22 июня 1941 года и только на Восточном фронте?
Конечно, верны данные Гальдера, но странная статистика вроде бы основательного Мюллера-Гиллебранда по людским потерям позволяет предположить, что и данные по потерям техники у него в какой-то мере занижены. При этом приводимые Мюллером-Гиллебрандом данные — уж никак, во всяком случае, не завышенные — по потерям немцами танков в 1941 году отнюдь не свидетельствуют о неком победном и ничем не сдерживаемом движении по просторам СССР немецкой танковой лавины.
Вот что пишет Мюллер-Гиллебранд (на стр. 285):
«После завершения крупных операций по окружению в летней кампании танковые группы располагали к началу сентября 1941 года следующим количеством боеспособных танков (в процентах): 1-я танковая группа — 53, 2-я — 25, 3-я — 41, 4-я — 70».
И далее он сообщает, что 22 июня 1941 года на Востоке, включая резерв ОКВ (2-я и 5-я танковые дивизии) имелось около 3680 танков, а безвозвратные потери на всех фронтах за период с июня по ноябрь 1941 года составили 2251 танк.
Если учесть, что, по данным того же источника, в Северной Африке имелось всего 350 танков — менее 10 % от наличия на Востоке, то потери — как минимум не преувеличенные, а то и заниженные — немцами танков на советско-германском фронте к концу осени 1941 года составили не менее 2000 единиц, то есть не менее 54 % от количества на 22 июня 1941 года.
Это же подтверждает — в реальном масштабе времени — и дневник генерала Гальдера, в котором уже 13 июля 1941 года было зафиксировано (выделение моё. — С.К.):«Потери в танках составляют в среднем 50 %».
К 28 августа 1941 года ситуация не улучшилась, и Гальдер записал:
«3. Положение с танками. Части 1-й танковой группы в среднем потеряли 50 % танков. Наихудшее положение в 16-й моторизованной дивизии. Части 2-й танковой группы имеют: 10-я танковая дивизия — 83 % танков; 18-я танковая дивизия — 57 % танков. Остальные дивизии 2-й танковой группы в среднем имеют 45 % танков. В 3-й танковой группе: 7-я танковая дивизия — 24 % танков, в остальных двух танковых дивизиях по 45 % танков…»
Это ведь тоже можно расценивать как танковый погром!Особенно если учесть, что германские танковые части ещё до начала боевых действий находились в состоянии максимальной боевой готовности и не испытывали — в отличие от советских танковых соединений — трудностей организационного периода.
И вот теперь, я думаю, пора познакомить читателя с некоторыми из тех записей 1941 года в служебном дневнике генерала Гальдера, которые относятся к боевым действиям советских танков в первые месяцы войны.
Уже 24 июня 1941 года Гальдер, имея в виду группу армий «Юг», отметил: «У противника появился новый тип тяжёлого танка», а позднее в тот же день записал:
«На фронте групп армий «Юг» и «Север» появился русский тяжелый танк нового типа, который имеет орудие калибра 80 мм (согласно донесению штаба группы армий «Север» — даже 150 мм, что, впрочем, маловероятно)».
Замечу, что реально KB имел тогда 76-мм пушку ЗИС-5, но отдельные экземпляры действительно были вооружены 152-мм орудием.
25 июня 1941 года Гальдер записал уточнённые данные о новом танке — имелся в виду всё тот же KB, a также внёс в дневник первые сообщения с фронта о появлении «еще одного нового танка», то есть Т-34.
И 25-го же июня 1941 года он отметил: «Противник организованно отходит, прикрывая отход танковыми соединениями».
Но тогда наши танковые соединения играли роль пожарных команд, часто использовались раздёрганными или без учёта обстановки. Характерна запись Гальдера от 28 июня 1941 года:
«В полосе группы армий «Юг» 8-й русский танковый корпус (реально — 8-й механизированный корпус, танковых корпусов у нас тогда не было. — С.К.) наступает от Броды на Дубно в тыл нашим 11-й и 16-й танковым дивизиям. Надо надеяться, что тем самым он вдет навстречу своей гибели».
Танковое сражение под Дубно было для нас действительно очень неудачным, но и эти бои замедляли темп немецкого наступления. Утром 27 июня 1941 года Гальдер пренебрежительно записал: «Русские соединения, атаковавшие южный фланг группы армий «Юг», видимо были собраны наскоро»… А уже к середине дня 27 июня он озабочен: «11, 13 и 14-я танковые дивизии ведут бои с танками противника между рекою Стырь и Ровно»…
Реально танкам Клейста противодействовали кадровые, а не «наскоро» сформированные соединения советских механизированных войск, но тот же 8-й мехкорпус перед тем, как атаковать ударную танковую группировку Клейста, совершил 400-километровый марш и вступил в бой с ходу, по частям. Такой вынужденный способ ввода корпуса в бой и натолкнул Гальдера на догадку об импровизации русских.
29 июня 1941 года он с утра уже просто встревожен:
«На фронте группы армий «Юг» все еще продолжаются сильные бои. На правом фланге 1-й танковой группы 8-й русский танковый корпус глубоко вклинился в наше расположение и зашел в тыл 11-й танковой дивизии. Это вклинение противника, очевидно, вызвало большой беспорядок в нашем тылу между Бродами и Дубно. Противник угрожает Дубно с юго-запада…
В тылу 1-й танковой группы также действуют отдельные группы противника с танками, которые даже продвигаются на значительные расстояния…»
Как видим, даже неудачный, наспех организованный по указанию Ставки контрудар советских механизированных корпусов имел своё значение. И хотя Гальдер 30 июня 1941 года записал, что напряжённая обстановка в районе Дубно разрядилась, он тут же прибавил:
«Вклинение противника довольно серьезно помешало продвижению 16-й танковой и 16-й моторизованной дивизий, а также на несколько дней задержало(выделение моё. — С.К.) 44, 111 и 229-ю пехотные дивизии, следовавшие во втором эшелоне за 3-м танковым корпусом».
Потом, через десятилетия после войны, глядя на карты с теперь точно известной расстановкой сил сторон, новоявленным «стратегам» можно будет рассуждать о том, что нашей-де Ставке не стоило отдавать нашим мехкорпусам невыполнимые приказы о контрударах, а стоило использовать их более рационально и осмотрительно. «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны», — это сказал не я, а Шота Руставели. Однако в общем отсчёте военного времени те несколько дней, на которые в июне 1941 года задержат Клейста 8-й мехкорпус на территории Украины, к весне 1945 года обернулись ударами советских танковых армий на территории Рейха.
А тогда приходилось отходить, вводя — как отметил Гальдер 2 июля 1941 года — «крупные силы танков в качестве прикрытия»…
8 июля 1941 года генерал гордо констатировал, что из 29 выявленных танковых дивизий 20 целиком или большей частью уничтожены и лишь 9 дивизий ещё полностью боеспособны. Но как бы отреагировал начальник Генштаба Сухопутных сил Рейха, если бы ему тогда сказали, что к 22 июня 1941 года в РККА была сформирована шестьдесят одна танковая дивизия?
Да, мало какие из этих дивизий к началу войны были полностью боеготовыми, но они существовали, они не только несли потери, но и воевали, набирали боевой опыт. И уже 11 июля 1941 года Гальдер сделал знаменательную, уже знакомую читателю, запись:
«Танковые соединения понесли значительные потери в личном составе и материальной части. Войска устали…»
Последней же записью за 11 июля 1941 года была следующая:
«На фронте группы армий «Север» сильные арьергарды противника при поддержке танков и авиации (выделение моё. — С.К.) оказывают упорное сопротивление танковой группе Гепнера».
И это было только начало!
16 июля 1941 года:
«…Севернее Умани обнаружено скопление 38 эшелонов. Из эшелонов выгружаются танки, которые сразу же движутся на восток…
Подполковник Бюркер сделал доклад о своей поездке на фронт в 10-ю танковую дивизию. Трудности, возникающие в ходе операций… и упорное сопротивление отдельных групп противника приводят в ряде случаев к критическому обострению обстановки… Несмотря на это, войска чувствуют себя уверенно и проникнуты чувством превосходства над противником. Боеспособность (указанной) танковой дивизии тем не менее постепенно уменьшается…»
Однако постепенно уменьшалась боеспособность не только указанной танковой дивизии, но и танковых соединений вермахта вообще.
21 июля 1941 года Гальдер, имея в виду группу армий «Север», пишет: «Возможно, окажется целесообразным направить часть танковых соединений, которые все время слабеют, в район Бологого…» и т. д.
А вот запись от 22 июля 1941 года о группе армий «Юг»:
«…В районе Умани 16-я и 11-я танковые дивизии ведут упорные бои с крупными силами танков противника… Это, конечно, может поставить наши танковые соединения, действующие в районе Умани, в тяжелое положение, тем более что характер боев с 26-й русской армией не дает оснований надеяться на быстрое достижение успеха».
23 июля 1941 года Гальдер в тезисах к докладу Гитлеру пишет, кроме прочего:
«I. Противник:
Боеспособность: Несмотря на большое количество израсходованных сил, у противника все еще имеются свежие соединения. <…>
г. Оперативно-тактические приемы ведения боя. Наступление на фланги с применением танков, как уже нами подчеркивалось ранее…»
Это после якобы танкового-то погрома РККА!
А во время доклада у фюрера 26 июля 1941 года Гальдер со слов Паулюса записывает: «Отмечено усиление активности авиации («уничтоженной» немцами. — С.К.)и танков противника, в особенности на левом фланге танковой группы Гота».
5 августа 1941 года Гальдер, подобно лисице, заявлявшей, что виноград-то зелен, обманывает сам себя, отмечая:
«Главком (Браухич. — С.К.)возвратился с совещания у фюрера. Фюрер заявил (это ему внушили мы, но закулисным образом), что нынешнее развитие обстановки приведет, как и в прошлую мировую войну, к стабилизации фронтов»…
Простите, но ведь в первые дни войны руководство вермахта твёрдо было уверено в скором окончании войны. Или это не Гальдер 3 июля 1941 года писал (выделение везде моё. — С.К.):
«…не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней. Конечно, она еще не закончена. Огромная протяженность территории и упорное сопротивление противника, использующего все средства, будут сковывать наши силы еще в течение многих недель»!
Прошёл ровно месяц, и тот же Гальдер радуется, что фюрер согласен с идеей стабилизации фронта и перехода — как в Первую мировую войну — к позиционной войне. То есть уже в начале августа 1941 года — задолго до русской осенней распутицы — Гитлер, Браухич и Гальдер психологически похоронили надежды на «блицкриг».
И тогда же, 4 августа 1941 года, на совещании в штабе группы армий «Центр», которое Гитлер провёл в Борисове, у Гитлера — по свидетельству Гудериана — невольно вырвалась фраза:
«Если бы я знал, что у русских действительно имеется такое количество танков, которое приводилось в вашей книге (в книге 1937 года «Внимание, танки!» Гудериан называл цифру 10 000 танков. — С.К.), я бы, пожалуй, не начинал эту войну»…
Вот слова, которые тоже стоило бы написать разного рода бешановым на лбу! Умри, но лучше не докажешь всё значение действий советских танковых соединений в 1941 году для обеспечения будущей Победы 1945 года. В свете этих слов фюрера можно утверждать, что в 1941 году советские танковые войска свою стратегическую задачу выполнили полностью — если учесть их общее состояние к началу войны!
Эти слова Гитлера можно расценивать и как признание факта непрерывного наличия у России в 1941 году стратегически значимых танковых сил. Да, потери их были очень велики. Но и война ведь шла Великая.
Обратимся к воспоминаниям «первого танкиста Рейха» Гудериана… Вот несколько цитат:
«17-я танковая дивизия под Сенно (к 7 июля 1941 года. — С.К.)вела ожесточенные бои с сильным противником, который ввел в бой чрезвычайно большое количество танков. Упорные бои вела также и 18-я танковая дивизия»…
«18 июля (1941 года. — С.К.)я находился в 47-м танковом корпусе. 17-я танковая дивизия была переброшена с фланга, который она прикрывала восточнее Орши, в район южнее Смоленска, чтобы отразить атаки русских, двигавшихся на город с юга. В боях, которые здесь происходили, был смертельно ранен храбрый командир этой дивизии генерал Риттер фон Вебер…
К 20 июля (1941 года. — С.К.)…русские продолжали наносить атаки 24-му танковому корпусу и на Смоленск…
21 июля (1941 года. — С.К.)…все силы 46-го танкового корпуса вели упорные бои с противником»…
Тогда Гудериан ещё воевал на московском направлении и, как видим, воевал в тяжких трудах, нередко уже утрачивая инициативу и темпы. А это был только конец июля 1941 года…
28 августа 1941 года Гальдер после разговора с генералом Паулюсом по телефону, оставшись наедине со своим дневником, уже откровенно брюзжал:
«…Я понимаю трудность и напряженность обстановки. Но ведь вся война состоит из трудностей (вот как?! — С. К.). Гудериан не согласен с таким положением, при котором он вынужден подчиняться тому или иному командующему армией… К сожалению, и Паулюс подпал под его влияние. Я ни в коем случае с этим не согласен. Гудериан сам планировал эту операцию. Пусть он сам теперь и увидит, насколько она выполнима»…
Как видим, к концу августа 1941 года у генералов Рейха дело дошло до взаимных претензий и внутренних «разборок». И не за горами были разборки с ними фюрера. В связи с провалом наступления на Москву и прочими провалами Гитлер в течение 1942 года — с февраля по октябрь, уволил 185 генералов, в том числе 66 — из действующей армии. Кроме того, 8 генералов получили предупреждение об увольнении, Паулюса фюрер собирался заменить Зейдлицем, да и самого Гальдера в конце сентября 1942 года с поста начальника генштаба снял.
Английский военный историк Фуллер прокомментировал сей факт следующим образом: «Такого разгрома генералов не видывали со времен битвы на Марне».
А бешановы всё толкуют нам о «танковом погроме»! Я же, заключая «танковый» раздел, приведу ещё одну цитату из Гудериана, воюющего уже на Украине:
«Рано утром 15 сентября (1941 года. — С.К.)я посетил передовой отряд 3-й танковой дивизии… и беседовал с командиром 6-го танкового полка подполковником Мюнцелем. В тот день Мюнцель имел в своем распоряжении только один танк T-IV, три танка Т-III и шесть танков Т-II; таким образом, полк имел всего десять танков».
Десять танков, из которых шесть — это, собственно, лёгкие танкетки, уступающие даже нашим БТ и Т-26 и три — лёгкие танки, с которыми БТ и Т-26 могли достаточно успешно конкурировать.
Погром это или не погром?
В октябре 1941 года Гудериан вновь наступает на Москву. Но как! А вот как:
«6 октября… южнее Мценска 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т-34. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить»…
Однако Тулу «первый танкист Рейха» так и не взял…
На «танковую» тему применительно к начальному периоду войны можно говорить ещё много. Причём используя только западные источники, например, такие классические для этой темы книги, как «Танки, вперёд!» или цитировавшиеся выше «Воспоминания солдата» Гудериана. Однако нам пора перейти к теме войны в небе, которая, впрочем, для советских ВВС началась с войны на земле.
Да, увы, для определения того, что произошло с нашими Военно-Воздушными Силами 22 июня 1941 года, слово «погром» подходит вполне. Однако и тут не всё так очевидно, как сегодня уверяют многие, начиная с того, что основной личный состав ВВС РККА, то есть строевые лётчики, с первых дней войны воевал не так уж и плохо, а нередко — блестяще!
Начну, впрочем, с «негатива», воспользовавшись, в частности, архивными документальными данными, сообщаемыми М. Мельтюховым в его статье, опубликованной в коллективном военно-историческом сборнике «Трагедия 1941-го. Причины катастрофы» (М: Яуза, Эксмо, 2008).
Даже поверхностное изучение объективных донесений первых дней боевых действий нашей авиации показывает, что в отношении определённой её части более точно говорить о бездействии.
Так, на Северо-Западном фронте основные потери в 7-й авиадивизии пришлись на 46-й скоростной бомбардировочный авиаполк и, как было сказано в спецсобщении 3-го Управления НКО № 2/35552 от 28 июня 1941 года, объяснялись «неорганизованностью и растерянностью со стороны командира полка майора Сенько и начальника штаба подполковника Канунова, приведшим при первом налёте противника весь личный состав в паническое состояние».
За 22 июня 1941 года 46-й СБАП потерял 20 самолётов, из которых только половина была сбита в воздухе, а остальные были уничтожены на Шауляйском аэродроме на земле при налёте авиации немцев.
Самолёты выбывали из строя, не взлетев, — из-за нераспорядительности, нервозности командования, из-за скученности техники на аэродромах, из-за демаскирования аэродромов… Если читатель вспомнит цитировавшиеся мной приказы наркомов Ворошилова и Тимошенко о необходимости маскировки, рассредоточения и т. п., то можно понять, что вина за уничтожение значительной части нашей авиации в огромной мере лежит на её командовании, в том числе — высшем. Недаром из всех «видовых» военных руководителей только авиационные высшие генералы после начала войны были арестованы, как Смушкевич и Рычагов, и осенью 1941 года расстреляны. Думаю, они это заслужили.
Читать донесения Особых отделов фронтов, помеченные концом июня 1941 года, тяжело и нервно. Командир 124-го истребительного авиаполка майор Полунин 22 июня прибыл в полк из отпуска после того, как противник совершил два налёта на аэродром. После третьего налёта комполка улетел на учебно-тренировочном УТИ-4 в неизвестном направлении.
Командир 41-го истребительного полка Западного фронта майор Ершов высылал на перехват не боеспособные группы, а 1–2 самолёта, которые становились лёгкой добычей лётчиков люфтваффе.
В Киевском Особом военном округе, отмечало 3-е управление НКО в спецсообщении от 1 июля 1941 года, «несмотря на сигналы о реальной возможности нападения противника, отдельные командиры частей Юго-Западного фронта не сумели быстро отразить нападение противника…». В Черновцах 21 июня 1941 года лётный состав был отпущен в город, в ресторане города Бучач всю ночь 22 июня пьянствовали командир 87-го ИАП, командир 16-й авиадивизии майор Слыгин и его замполит батальонный комиссар Чёрный…
Таких примеров можно привести много, но я думаю, достаточно и этого.
Но!!!
Но в пределах не то что одного и того же фронта (округа), а одной и той же авиадивизии ситуация уже с первых часов войны могла отличаться принципиально. Так, 33-й истребительный авиационный полк 10-й авиационной дивизии Западного ОВО, дислоцировавшийся в городе Пружаны, не имел даже боеприпасов на самолётах. А 123-й ИАП той же дивизии, хотя и был в значительной мере уничтожен на земле, первый день войны провёл просто геройски. В 123-м полку вскоре осталось всего 6 самолётов, однако, как было сказано в донесении уполномоченного 3-го (Особого) отдела 10-й смешанной авиадивизии Леонова, «наши летчики по 2–3 самолета 123-го авиаполка вылетали навстречу, принимали лобовой бой, сбивая по 3–4 самолета, обращали в бегство противника…».
В правдивости этого документа можно было бы усомниться, если бы это было политдонесение, но это было спецсообщение особиста, в целом отражающее негативные факты, так что верить ему можно.
К тому же это был не единичный пример, зафиксированный в истории той войны. Лётчик 127-го ИАП Андрей Данилов в первый же день войны сбил 4 самолёта. 9 июля 1941 года он был сбит, имея уже 9 побед, но остался жив, хотя тогда его сочли погибшим. Его боевые товарищи по полку СЮ. Жуковский и Николай Бояршинов 22 июня 1941 года тоже сбили по 4 самолёта, совершив соответственно 9 и 6 боевых вылетов за день.
Лётчик 123-го ИАП истребительной авиации ПВО Иван Калабушкин в первый день войны, пилотируя биплан И-153, сбил даже 5 немецких самолётов — один «Мессершмитт-109», два Ю-88 и 2 «Хейнкель-111». В 1942 году Калабушкин стал Героем Советского Союза.
Тоже будущий Герой Советского Союза (с 1943 года) младший лейтенант Дмитрий Ковтюлев из 91-го ИАП, летая тоже на И-153, за первые две недели войны сбил 4 самолёта.
Командир 55-го ИАП подполковник В.П. Попов, вовремя получив сообщение о приближении 20 немецких бомбардировщиков в сопровождении 18 истребителей, поднял в воздух дежурную эскадрилью МиГ-3 и приказал атаковать группу, в то время как полк, поднятый по тревоге, взлетал, чтобы добить врага.
Так же действовал командир 67-го ИАП майор Б.А. Рудаков.
Лётчики И.И. Иванов, Л.Г. Бутелин, С.М. Гудимов, А.С. Данилов (тот самый), Д.В. Кокорев, А.И. Мокляк, Е.М. Панфилов, П.С. Рябцев в первый же день войны совершили тараны, причём в большинстве своём остались при этом живы.
То есть лётчики воевали неплохо… Да и командование кое-где было на высоте. Так, в Одесском военном округе за несколько дней до войны была проведена проверка боевой готовности войск округа, в том числе и авиации. Авиационные части были перебазированы на полевые аэродромы, где самолёты были рассредоточены и замаскированы. Штаб ВВС округа его начальником А.З. Устиновым был переведён из Одессы в Тирасполь. В итоге за первый день войны авиация округа потеряла шесть самолётов, выведя из строя 30 вражеских.
А в Прибалтийском, например, ОВО из 880 самолётов к концу первого дня войны осталось не более 500.
Всего советские ВВС в первый день войны потеряли около 1200 самолётов, из них 800 — на аэродромах. Это были потери огромные, но можно ли их назвать катастрофическими? Уже 22 июня 1941 года советские ВВС совершили около 6 тысяч боевых самолёто-вылетов и уничтожили более 200 немецких самолётов.
То есть на два наших сбитых самолёта уже в первый день войны пришёлся один немецкий сбитый самолёт! Не так уж и плохо — если учесть все обстоятельства, предшествовавшие 22 июня, и то, как этот день для многих наших лётчиков начался.
Впрочем, и предшествовавшие обстоятельства были разными. Так, в апреле 1941 года комиссия во главе с начальником Управления формирования и комплектования ВВС генералом А.В. Никитиным проверяла 12-ю бомбардировочную авиационную дивизию ВВС Западного Особого военного округа. Дивизия серьёзно отставала от нормативных сроков освоения самолётов СБ. Замечу, что если в апреле 1941 года часть получала такие «новые» самолёты, как стремительно устаревающий туполевский СБ, то до этого на вооружении она не могла иметь ничего иного, кроме туполевского ТБ-3, устаревшего к 1941 году просто удручающе.
При проверке выяснилось, что 104 экипажа дивизии находятся всё ещё в стадии переучивания — из-за боязни командования части иметь лётные происшествия. Энергичный Никитин быстро добился перелома, а результат его инспекции окончательно проявился после начала войны, когда 12-я дивизия сразу отличилась в боях и за высокое лётное мастерство и отвагу личного состава была отмечена в приказе Военного совета Западного фронта.
Но в целом советские ВВС встретили войну не в лучшей форме во всех своих звеньях — от командно-штабного до звена аэродромного обслуживания. Плюс всё та же проблема перехода на новую технику, переучивание, малый налёт…
Да и проблемы не только качества, но и — как ни странно — количества авиационной техники.
Вначале — о качестве. Я уже писал, что благодаря таким военным «гениям», как Тухачевский и Уборевич, — но отнюдь не только им, — к 1939 году советское авиастроение не дало по-настоящему современных самолётов. Качественно плохо обстояли дела и с самолётным оборудованием, начиная с радиосвязи (её часто просто не было) и заканчивая аэронавигационным оборудованием, которое было далеко от совершенства. Свой негативный вклад внесли и «гении» типа авиаконструктора Туполева, о чём я тоже писал.
И, несмотря на самые высокие в мире (!) предвоенные цифры производства боевых самолётов, хорошие самолёты, способные выиграть войну, начали появляться у нас почти перед самой войной.
Вот некоторые цифры по мировому производству самолётов. Это суммарные данные, включая гражданские самолёты, но, прежде всего для СССР и Германии, а также для США в 1941 году, они были близки к чисто «военно-воздушной» цифре…
Проанализируем эти данные с учётом того, что за общими для современной цивилизации арабскими цифрами к 22 июня 1941 года скрывались очень различающиеся национальные цифры, отражающие структуру и состояние национальных военно-воздушных сил России и Германии.
Германия, как видим, только в два последних предвоенных года (если иметь в виду Великую Отечественную войну) выпустила 18 164 самолёта (не считая планеров).
СССР за эти два года выпустил 20 927 самолётов, то есть всего на 15 % больше.
То есть о подавляющем численном превосходстве ВВС РККА над люфтваффе говорить не приходится.
При этом на 1 июня 1940 года в ВВС РККА имелось всего (включая исправные и неисправные самолёты) 15 693 единицы боевых самолётов.
Но из них…
Прошу и предупреждаю читателя: здесь надо быть внимательным! В общее число 15 693 единицы входят, например, 3334 разведчика и корректировщика Р-5, Р-6, Р-Зет, Р-10, ССС… Думаю, что вскоре после 22 июня 1941 года за десяток, а то и сотню подобных «корректировщиков» советское наземное командование согласилось бы получить от люфтваффе один настоящий корректировщик «Фокке-Вульф-189» — знаменитую двухфюзеляжную мощно вооружённую «раму», сбить которую во время войны считалось особой честью в советских ВВС.
Итак, из 15 693 единиц мы объективно можем вычесть 3343 единицы очевидного старья. Итог: 12 350 самолётов.
Далее… 1285 устаревших штурмовиков, которые не могли конкурировать с теми пикирующими бомбардировщиками Ю-87 (знаменитыми «штуками» польской войны), которые к 1941 году были всё ещё грозным оружием поля боя.
12 350 — 1285 = 11 065 боевых самолётов.
Далее… Вычтем из этого количества 5826 единиц бипланов И-15бис, И-153 и устаревающих монопланов И-16, которые представляли собой грозную силу лишь тогда, когда в их кабинах сидели такие лихие ребята, как Андрей Данилов (И-153), или такие мощные асы, как легенда Северного флота, дважды Герой Советского Союза Борис Сафонов и будущий трижды Герой Покрышкин (И-16), но — не рядовой строевой лётчик.
11 065 — 5826 = 6239 единиц боевых самолётов.
Вычтем 527 «монстров» ТБ-3 и получим уже 5712 боевых самолётов, в число которых за год до войны входило 3703 морально устаревших бомбардировщика СБ.
Всего две тысячи относительно современных и действительно современных самолётов — бомбардировщиков, истребителей, штурмовиков… Вот что мы имели «благодаря» Тухачевскому, Уборевичу, Туполеву и т. д. за год до войны.
К 22 июня 1941 года благодаря авиаконструкторам Яковлеву, Микояну, Гуревичу, Лавочкину, Горбунову, Гудкову, Петлякову и Ильюшину, стоявшим во главе армии советских авиастроителей, мы имели:
— 399 истребителей Як-1;
— 1309 истребителей МиГ-3;
— 322 истребителя ЛаГГ-3;
— 460 пикирующих бомбардировщиков Пе-2;
— 249 штурмовиков Ил-2 (пока что, «благодаря» кретинам из Управления ВВС РККА, одноместным, без кормового стрелка-радиста).
Итого: 2739 действительно современных и способных к развитию боевых советских самолётов к 22 июня 1941 года.
Впрочем, я забыл ещё одну выдающуюся фигуру, усилиями которой советские ВВС перед войной стремительно преображались, а во второй половине войны завоевали превосходство в воздухе, — самого Иосифа Сталина.
2739 современных самолётов… Вот что мы имели к началу войны против 4980 самолётов антисоветского блока (Германия + Италия + Финляндия + Румыния + + Венгрия), 4000 из которых приходилось на долю Рейха.
Самолёты союзников Германии я в расчёт не беру — чаще всего они были слабее И-153 или СБ. Но вот самолёты самой Германии к 22 июня 1941 года как минимум не уступали лучшим советским самолётам.
Собственно, для специалистов и историков авиации давно ясно, что немцы начали войну с уже массовыми современными ВВС, а мы такие ВВС обрели лишь к концу 1942 года.
Я не буду здесь приводить сравнительные данные боевых самолётов ВВС РККА и люфтваффе к началу войны — они общеизвестны — и не буду воспарять в высоты обобщённого количественного анализа, а опущусь в конкретную осень 1968 года, когда я впервые оказался в зале конструкций Харьковского (ещё не ордена Ленина и не имени Н.Е. Жуковского) авиационного института. Тогда для меня, первокурсника ХАИ, как и для моих товарищей, было полной неожиданностью знакомство с конструкцией нашего Ла-5 и немецкого Me-109 со снятой обшивкой.
«Лавочкин-5» без обшивки выглядел то ли горизонтально уложенным решетчатым забором, то ли кроватью… А «Мессершмитт-109» выглядел по-прежнему самолётом, потому что его фюзеляж относился к солидному типу «монокок», то есть цельнометаллическому, а фюзеляж Ла-5 был ферменным, сваренным из трубок.
«Немец» смотрелся явно солиднее, хотя в целом ТТХ (тактико-технические характеристики) Ла-5 обеспечивали ему превосходство над Me-109 и равенство в бою с новейшим германским истребителем «Фокке-Вульф-190».
Но это — в 1943 (третьем) году!
А в 1941 (первом) году суммарное превосходство люфтваффе над ВВС РККА было несомненным как в качественном, так и в количественном отношении.
Повторяю — и в количественном!
Качественное превосходство люфтваффе к 1941 году не оспаривают даже «записные» «демократы». Они же взахлёб твердят об огромном (более чем тройном или четверном!) нашем количественном авиационном превосходстве в 1941 году, оперируя цифрой в полтора десятка тысяч самолётов ВВС РККА.
Однако на деле, как видим, даже количественного особого превосходства мы в 1941 году не имели, потому что наши менее чем три тысячи современных самолётов должны были противостоять с 22 июня 1941 года четырём тысячам германских самолётов, которые все были современными и превосходили в 1941 году по ТТХ новые советские самолёты, за исключением разве что Ил-2, которых в начале войны было немного.
Я понимаю, что такой вывод никак нельзя расценивать как сенсационный — он вполне укладывается в ту основную схему, которая установилась в советской военной историографии где-то в 70-е годы. Но тут уж ничем автор читателю помочь не в силах — дважды два равно четырём в любую историческую эпоху, и цифра в четыре тысячи самолётов всегда будет с точки зрения боевой эффективности больше цифры в три тысячи самолётов, если все эти самолёты примерно равны но своим боевым характеристикам.
Но даже потери тысяч боевых самолётов — и устаревших, и новых, в первые дни войны не списали советские ВВС образца 1941 года «в тираж»… Да, немецкие пикирующие «Shtuka» Ю-87 безнаказанно «утюжили» отступающие или контрнаступающие колонны наших войск. Тем не менее наши авиационные полки и дивизии выполняли важные, в том числе не только тактические, но и оперативные, задачи уже в 1941 году.
Тысячи самолётов были быстро уничтожены. Но ведь тысячи и остались.
И они воевали.
Я могу приводить немало цифр, показывающих, что советские ВВС даже в 1941 году отнюдь не исчезли с театров военных действий на германском Восточном фронте. Скажем, в монографии 1985 года М.Н. Кожевникова «Командование и штаб ВВС Советской Армии в Великой Отечественной войне 1941–1945» на странице 62-й приводятся сведения о воздушной операции по уничтожению немецкой авиации на аэродромах с 5 по 8 ноября 1941 года. Тогда 5 ноября ударам подверглись 13 вражеских аэродромов, 6 и 7 ноября — 15, а 12 и 15 ноября были повторно нанесены удары по 19 аэродромам. В результате были уничтожены и повреждены более 100 и сбит в воздушных боях 61 самолёт.
Или вот приведённая в монографии 1975 года «Авиация в битве под Москвой» (автор — А.Г. Фёдоров) история с лётчиком 11-го ИАП лейтенантом С.С. Гошко… Её хоть в приключенческий боевик вставляй! 2 июля 1941 года Гошко на самолёте Як-1 атаковал разведчика Хе-111, на борту которого находился подчинённый генерала Гальдера — полковник генерального штаба. Полковник был так уверен в воздушном господстве люфтваффе и в погроме советской авиации, что взял с собой в полёт важные документы — оперативные карты, шифры и т. п. Во время атаки вооружение истребителя отказало, и тогда Гошко пошёл на таран. Хе-111произвёл вынужденную посадку на советской территории, а Гошко с повреждённым винтом тоже благополучно сел.
Это был первый таран в системе ПВО Москвы.
Но противовоздушная оборона столицы была сильна не только готовностью её летчиков к таким крайним мерам. Скажем, в самом начале войны на вооружение ПВОМосквы поступили — на замену уже имевшимся отечественным радиолокационным станциям обнаружения типа РУС-1 («Ревень») — достаточно совершенные станции РУС-2 («Редут»), способные фиксировать групповые воздушные цели в радиусе 120 км, а также определять азимут, дальность, курс, скорость и даже приблизительное количество самолётов в группе.
И уже со второй половины июля 1941 года силам московской ПВО пришлось вступить в бои. 13 июля 1941 года генерал Гальдер после очередного доклада в ставке фюрера отметил:
«…г. Необходимо организовать терроризирующий воздушный напет на Москву, чтобы нарушить организованную эвакуацию предприятий и опровергнуть пропаганду противника, которая говорит об истощении наступательной мощи Германии…»
А в директиве № 33 от 19 июля 1941 года Гитлер прямо потребовал немедленно развернуть воздушное наступление на Москву. 22 июля 1941 года на Москву был произведён первый налёт, и уже тот факт, что налёт этот был ночным, доказывает, что советская авиация, как мощная боевая сила, разгромлена не была. К моменту первого налёта в Московской зоне ПВО насчитывалось 585 самолётов: 170 МиГ-3, 75 ЛаГГ-3, 95 Як-1, 200 И-16, 45 И-153… Последние две цифры показывают, что в ПВО столицы отнюдь не были собраны все оставшиеся новейшие самолёты советских ВВС. Напротив, в ней было, как видим, даже почти полсотни бипланов И-153!
К слову, ПВО Москвы насчитывала и 1044 зенитных орудия, почти все из которых были новыми 85-мм пушками, оснащёнными современными приборами управления огнём. Для сравнения: Лондон прикрывало 452 орудия крупного, среднего и малого калибра, Берлин — 724.
Обо всём этом сказано в монографии А. Г. Фёдорова «Авиация в битве под Москвой». Однако «демократически» продвинутая часть общества «совковую» информацию ныне игнорирует, и поэтому далее в этом кратком очерке я обращусь ко всё тому же служебному дневнику генерала Гальдера, приведя ниже некоторые из его записей 1941 года, касающихся советских ВВС…
22 июня 1941 года, 1-й день войны:
«Командование сообщило, что за сегодняшний день уничтожено 850 самолетов противника, в том числе целые эскадрильи бомбардировщиков, которые, поднявшись с воздух без прикрытия истребителей, были атакованы нашими истребителями и уничтожены».
26 июня 1941 года, 5-й день войны:
«Численность авиации противника: перед группой армий «Юг» — 1200 самолетов, перед группой армий «Центр» — 400 самолетов, перед группой армий «Север» — 300 самолетов».
30 июня 1941 года,9-й день войны:
«Отмечено усиление активности авиации противника перед фронтом группы армий «Юг» и перед румынским фронтом».
1 июля 1941 года,10-й день войны:
«Наше командование серьезно недооценивало силы авиации противника в отношении численности. Русские, очевидно, имели в своем распоряжении значительно больше, чем 8000 самолетов. Правда, теперь из этого числа, видимо, сбита и уничтожена почти половина, в результате чего сейчас наши силы примерно уравнялись с русскими в численном отношении. Но боеспособность русской авиации значительно уступает нашей (эта оценка проникнута излишней эйфорией от успехов первой недели войны. — С.К.) вследствие плохой обученности их летного состава…
В настоящее время командование группы армий «Юг» считает, что перед фронтом группы армий «Юг» противник располагает 800 — 1000 первоклассных самолетов, перед фронтом группы армий «Центр» действуют 400–500 первоклассных самолетов противника, перед фронтом группы армий «Север» также 400–500 первоклассных самолетов».
Как видим, на пятый день войны германский генштаб оценивал силы советских ВВС в 1900 единиц всех самолётов, а на десятый день войны — в 2000 единиц максимально и в 1600 минимально только «первоклассных» самолётов. И это отнюдь не подтверждает «демократический» тезис о якобы «авиационном погроме» советских ВВС в 1941 году.
10 июля 1941 года, на 19-й день войны, в дневнике Гальдера появляется запись, которая будет впоследствии не раз варьироваться в количественном отношении при сохранении сути:
«…Разведывательные эскадрильи дальнего действия… крайне ослаблены, лишь в одной эскадрилье имеется три боеспособных самолета, в остальных эскадрильях — ни одного».
В тот же день Гальдер прибавил:
«Численность авиации противника: всего на фронте действует, предположительно, около 1500 самолетов…»
Вот как! Война идёт, марки солонины давно разгромили советские ВВС и сдали в плен их пилотов, а оценки их численного состава германским генштабом практически не меняются. Более того, 12 июля 1941 года, на 21-й день войны, Гальдер озабочен:
«Авиация противника проявляет большую активность, чем до сих пор, в полосах групп армий «Юг» и «Север»…»
При этом он, по состоянию на 12 июля 1941 года, оценивает количественный состав советских ВВС в 1743 самолета только против групп армий «Центр» и «Юг», поскольку перед фронтом группы армий «Север» авиаразведка не велась «из-за неблагоприятных условий погоды».
Обращаю внимание читателя на то, что погодные условия, мешавшие немцам вести разведку перед фронтом группы армий «Север», не помешали усилению активности советской авиации в полосе этой группы войск.
При этом безвозвратные потери войсковой разведывательной авиации на 13 июля 1941 года составили: по «Хеншель-126» — 24 %, по «Фокке-Вульф-189» — 15 %, по «Юнкерс-88» — 33,3 %. по «Мессершмитт-110» — 39 %.
Эскадрильи ночной разведки потеряли «Дорнье-17» — 20 %, «Физелер-156» — 13 %.
Немало…
И их ведь кто-то сбивал!
Зато численность нашей авиации, действующей против трёх немецких групп армий, Гальдер, по состоянию на 13 июля 1941 года, определяет уже в «примерно 2500 самолетов».
Похоже это на «погром»?
15 июля 1941 года Гальдер подсчитывает:
«Сегодня действовало на фронтах: группы армий «Север» — 208 самолетов, группы армий «Центр» — 855 и группы армий «Юг» — 626 самолетов противника. Эти цифры все время резко колеблются. Они не отражают переноса главного направления действий авиации…»
Итого, по оценкам Гальдера, — 1689 самолётов только непосредственно на фронте к 24-му дню войны.
17 июля 1941 года Гальдер после разговора с главкомом Браухичем, вернувшимся из штаба группы армий «Север», записывает:
«Превосходство в авиации на стороне противника. Боевой состав наших соединений, действующих на фронте, резко сократился».
Для сравнения приведу воспоминания Гудериана:
«23 июля я… отправился в дивизию СС «Рейх», находившуюся севернее Ельни… Сильные бомбардировочные удары русских с воздуха задержали дальнейшее продвижение дивизии…»
А с начала войны не прошло и месяца…
И пошло-поехало!
26 июля 1941 года Гальдер записывает:
«Отмечено усиление активности авиации и танков (и танков! — С.К.)противника, в особенности на левом фланге танковой группы Гота».
27 июля 1941 года:
«На фронте группы армий «Центр»…активность авиации противника возрастает, что на ряде участков вызывает серьезные затруднения».
30 июля 1941 года:
«Численность боеспособных самолетов в разведывательных эскадрильях резко снизилась».
31 июля 1941 года:
«…тактическая разведка страдает от уменьшения истребительного прикрытия…»
5 августа 1941 года Гальдер сквозь зубы признаёт:
«…нельзя добиться всего и всюду одновременно, причем не столько из-за сухопутных войск, сколько из-за авиации».
Читать бесплатно другие книги:
