Царское наследство Жукова-Гладкова Мария

Глава 6

– Что ты обо всем этом думаешь, Бонни? – спросила Клавдия Степановна, когда мы с ней уже сидели в кафе и ели пирожные, которые не откладываются ни на моей, ни на ее фигуре.

Пока я не знала, что думать, но мне не нравилась складывающаяся ситуация. Мой дядя Ричард решает продать коллекцию в Россию. Тут же рядом с ним оказывается некая Дашенька, отец которой занимается восстановлением антиквариата и явно понимает в вещах, которые должны доставить в Россию. Дашенька в Англии встречается с альфонсом Юрочкой, который женился на сводной сестре Ричарда, причем точно мотивы женитьбы неизвестны. Юрочка дал согласие сниматься в сериале в России, съемки которого начнутся примерно тогда, когда привезут коллекцию.

Возможно, у меня паранойя. Но лучше перебдеть, чем недобдеть.

Я поделилась соображениями с Клавдией Степановной.

– Выкрасть коллекцию из дома твоего дяди Ричарда Юрочка никак не может? – спросила она.

Я покачала головой. Еще недавно про нее никто не знал. Я сама не знала, в прессе она никак не фигурировала. Более того, она хранится в потайной комнате с отдельной системой сигнализации. И кто же вообще пустит Юрочку в поместье дяди? Что ему там делать? И появление Юрочки именно сейчас точно вызовет подозрения у дяди Ричарда.

За упаковкой будут следить представители Российского государства, а заниматься ею – люди Доброчинского, которому исчезновение коллекции совершенно невыгодно. Можно ли будет ее украсть из Эрмитажа? Я очень сомневалась в этом. И уж точно это не смогут сделать какие-то Юра с Дашей.

Но что-то ведь эти двое задумали?

– А если Даша просто планирует выйти замуж за твоего дядю Ричарда? – посмотрела на меня Клавдия Степановна и завела свою любимую песню: – Бонни, и тебе бы надо про замужество подумать. А ты все бегаешь, расследованиями какими-то занимаешься. Вон твоя подруга Аня…

– Давайте это пропустим, – попросила я и заявила, что хотела бы еще встретиться с продюсером сериала, в котором планирует сниматься Юрочка, чтобы получить о нем всю возможную информацию. – Вы случайно не знаете, кто будет продюсировать этот сериал?

Клавдия Степановна обещала выяснить к завтрашнему дню. Это обязательно должно быть указано в желтой прессе, которую она читает. Я сама собиралась поискать информацию в Интернете.

И нашла. После нескольких телефонных звонков мне все-таки удалось связаться с продюсером, и, несмотря на занятость, он согласился уделить мне полчаса, с часу до половины второго. Мы приехали на встречу вместе с Клавдией Степановной, которая не могла оставаться в стороне и просто изнывала от безделья.

Продюсер жестко пожал мне руку и предложил задавать вопросы строго по делу. Я спросила, как именно удалось убедить Юрия Свиридова участвовать в съемках. Гонораром?

– Сам не знаю, почему он согласился, – признался продюсер. – Я его несколько раз приглашал – и не только в этот сериал. Он наотрез отказывался. Я считал, что он зазнался. Как же – звезда Голливуда, пусть и второго плана. Но гонорары там точно значительно выше наших. Я уже не чаял получить его согласие, но на всякий случай позвонил. Мне нужно было точно знать, что говорить сценаристам – расширять или сокращать роль. Возможно, он хочет, чтобы его не забывали на родине. Такой славы, как здесь, у него в других странах нет и не будет.

– То есть вы считаете, что дело в славе? – уточнила я.

– Да, – твердо ответил продюсер.

– Сколько времени он пробудет в России?

– Примерно месяц, может, полтора. Сейчас я не могу сказать точно.

– У него есть какие-то особые требования, которые вас удивили? Может…

– Я понял вопрос. Мы должны оплатить пребывание его жены в России на время съемок.

– Он хочет, чтобы его на съемках сопровождала жена? – поразилась Клавдия Степановна.

Продюсер кивнул.

– А почему, он не объяснял? – спросила я.

Продюсер усмехнулся.

– Может, не хочет, чтобы его бабы здесь доставали? Конечно, многих наших присутствие жены не остановит, но все-таки. У него будет веский повод для отказа в вечерних встречах.

– Бонни, ты что-нибудь понимаешь? – спросила меня Клавдия Степановна, когда мы расстались с продюсером, который произвел на меня самое благоприятное впечатление делового человека.

– Может, Юрочка наконец нашел свою любовь? Мало ли какие комплексы могут быть у человека… А в Вики Фостер он нашел то, что искал.

Я поняла одно: мне нужно быть в России через месяц, хотя и так собиралась снова приехать для встречи коллекции.

Глава 7

Но я не встречала коллекцию, а сопровождала ее. Об этом попросил Борис Сигизмундович, потом Петр Ильич с помощником Игорем Прохоровым, и еще мой шеф сказал, что я должна освещать весь процесс от и до.

Также коллекцию сопровождал Игорь Прохоров, который прилетел в Англию на процесс упаковки. Человек Доброчинского снимал процесс на камеру. Правильно. Все должно быть зафиксировано. Мало ли какие вопросы потом возникнут. Дядя Ричард присутствовал при упаковке, но в Россию собирался прилететь позже, непосредственно к церемонии открытия выставки в Эрмитаже. Деньги он получил полностью, документы подписал, коллекцию передал. Что ему в России болтаться? Тем более в Англии оставались любимые лошади, и дядя Ричард на вырученную сумму собирался купить еще каких-то элитных жеребцов. Работы в конюшнях уже шли полным ходом. В выходные опять планировались скачки, а это для дяди Ричарда гораздо важнее, чем какая-то экскурсионная программа в Петербурге, которую ему предлагал Игорь Прохоров от имени русских чиновников.

Борис Сигизмундович решил, что мы все полетим рейсовым самолетом «British Airways», а не частным, хотя все олигархи, пожертвовавшие на коллекцию, предлагали свои самолеты в наше распоряжение. Доброчинский сказал, что никаким олигархам не верит. Своего самолета у него не было, что меня, признаться, удивило.

– Проще фрахтовать. Каждый раз разные, – пояснил хитрый жук. – Ведь для разных целей нужны разные самолеты. Да и содержать дорого, в особенности в Англии.

– Я слышала, что русские самолеты теперь предпочитают заправляться в Англии, потому что у нас дешевле, – усмехнулась я. – Хотя нефти у нас отродясь не было.

– Ну, это особенности ведения бизнеса…

В результате Борис Сигизмундович выкупил на один рейс все билеты в бизнес-классе, где разместились он сам, Игорь Прохоров, я и целая куча охранников, которых специально прислал в Англию второй брат Доброчинский. Сигизмунд Сигизмундович часто пользуется услугами одной очень известной в Петербурге охранной фирмы. Фирма получила неплохую рекламу, а братья Доброчинские – подстраховку. Если что (надеюсь, этого «что» не будет!), во всем окажутся виноваты охранники.

Кресты были упакованы в три чемоданчика, которые держали на руках Борис Сигизмундович, Игорь Прохоров и я. Ведра в трех коробках тоже находились в бизнес-классе, на отдельных сиденьях.

Полет прошел нормально. Борис Сигизмундович в основном общался с охранниками и, по-моему, немного нервничал, несмотря на полученные с самого верха заверения об отпущении грехов перед государством. С меня он взял обещание, что я раздую огромный скандал в прессе, если российские чиновники обещание нарушат. Я в самом деле собиралась это сделать, но надеялась, что после такого активного освещения в русской и зарубежной прессе передачи даров и участия в этом Бориса Сигизмундовича русские власти не осмелятся встречать его с наручниками у трапа самолета.

Но у трапа нас встречали таможенники, и мы проходили процедуру досмотра не в общем зале с гражданами, летевшими тем же самолетом, а в отдельном помещении, в присутствии самого высокого начальства.

Торжественное открытие в Эрмитаже планировалось через пять дней. Я не понимала, зачем нужно целых пять дней для размещения коллекции, уместившейся в трех чемоданчиках, тем более если к ее приему готовились месяц и вполне могли успеть подготовить и помещение, и шкафы или столы, куда ее поместят под стекло. Но в России быстро ничего не делается.

При выходе из здания аэропорта нас ждали бронированный транспорт и машины сопровождения. Но до него еще требовалось добраться…

Нас встречало огромное количество журналистов с телекамерами, фотоаппаратами и микрофонами. У меня аж в глазах зарябило. Игорь Прохоров тихо выругался себе под нос.

– Как всегда, пронюхали, – буркнул он.

Наш прилет, как мне говорили, не афишировался. Но все всё узнали. Так тоже часто бывает в России.

Хотя я подозревала, что эту импровизированную пресс-конференцию организовал Борис Сигизмундович или его брат Сигизмунд Сигизмундович. Ребята из охранной фирмы окружили нас с трех сторон. Но одна сторона оставалась для журналистов открытой, и нам не менее получаса пришлось отвечать на вопросы.

Доброчинский аж расцвел от такого внимания к своей персоне. И на самом деле львиная доля вопросов предназначалась ему. Игорю Прохорову не задали ни одного, мне штуки четыре, да и то, пожалуй, из уважения, как иностранной коллеге.

Борис Сигизмундович также заявил, что всю известную историю крестов Воротынского он расскажет завтра во время пресс-конференции, которая будет длиться столько, сколько нужно – пока у последнего журналиста не иссякнут вопросы. Борису Сигизмундовичу вообще есть что сказать – и о коллекции, и о судьбе России. По-моему, в последнем никто не сомневался. Все с нетерпением ждали, что он учудит.

Но и в этот день народ не желал отпускать нас просто так. Все желали увидеть хотя бы один крест. Происходящее стало напоминать мне цирк. Или зоопарк.

– Покажите! – кричали одни.

– Ну пожалуйста! – канючили другие.

– Нам же репортаж сдавать, – добавляли третьи.

– Народ хочет видеть свои сокровища, – вторили им четвертые.

Я нагнулась к уху Бориса Сигизмундовича (он был ниже меня на полголовы и килограммов на пятьдесят тяжелее) и предложила показать ведра. Я подозревала, что иначе нам отсюда не вырваться.

Доброчинский повернулся к одному из охранников и что-то шепнул на ухо. Оказалось, что парни из охранной фирмы уже под шумок загрузили коробки с ведрами в багажник бронированного «Мерседеса» вместе с нашими сумками. Тащить ведра назад? Приглашать всю журналистскую компанию к машинам, на которых повезем коллекцию? Этого делать не следовало.

– Покажите один крест, – сказал старший охранник. – У кого из вас троих что-то лежит сверху?

Я понятия не имела, какие именно кресты лежат у меня в чемоданчике. Я взяла тот, который мне дали. И вообще, он был закрыт на кодовый замок, а кода я не знала. «Кстати, а почему не на цифровой?» – мелькнула мысль. Мог бы олигарх разориться и на более дорогие чемоданчики. Все-таки древняя коллекция, которая передается Эрмитажу…

Игорь Прохоров опять тихо выругался. Борис Сигизмундович поднял руку ладонью к народу и объявил, что сейчас кое-что покажет, только придется пару минут подождать и не беспокоиться. Ему придется повернуться к народу спиной, чтобы открыть чемоданчик и кое-что извлечь.

– Не надо этого делать, – сказал Прохоров, лоб которого покрылся испариной.

Мне тоже эта идея совсем не нравилась. Как можно открывать чемоданчик с коллекцией на улице?! Мало ли кто затесался в эту толпу? Ведь могут вырвать, начнется куча-мала… Что угодно может произойти! Могут убить, ранить, ограбить. Неужели Борис Сигизмундович не понимает, что это глупо?!

Но Доброчинский уже достал один крест и демонстрировал журналистам, держа над головой. К сожалению, он не мог по памяти сказать, откуда именно этот появился у русского князя Алексея Воротынского.

– Завтра скажу, – пообещал олигарх-диссидент. – У меня все записано.

Тут кто-то из журналистов обратил внимание на меня и уточнил, не осталось ли в моей семье крестов, вывезенных из России. Их не осталось. У моих предков никакой крестовой в доме не было – по крайней мере, у тех, про которых известно. Наш род не такой древний, как у дяди Ричарда. В смысле, с русской стороны. Я гораздо лучше знаю историю английской ветви, и она гораздо древнее.

Олигарх тем временем убрал крест в чемоданчик и объявил, что нам пора ехать. Нас ждут, чтобы принимать коллекцию. И снова пригласил всех журналистов и их коллег на завтрашнюю пресс-конференцию.

Охранники сомкнули вокруг нас троих кольцо и повели к машинам. Основная масса журналистов разошлась – требовалось передавать репортажи в редакции, но кое-кто последовал за нами к машинам и снимал процесс рассаживания.

Борис Сигизмундович, Игорь Прохоров, старший в группе охранников, водитель и я сели в бронированный «Мерседес» (охранник – на переднее место пассажира, мы втроем – сзади). Остальные парни расселись по двум машинам сопровождения. Одна из них поехала перед нами, вторая – за нами.

У меня было как-то неспокойно на душе. Я понимала, что не успокоюсь, пока не передам чемоданчик в руки принимающей стороны. Игорь Прохоров тоже явно пребывал в напряжении. Испарина теперь появилась и на верхней губе.

Внезапно с боковой улицы на огромной скорости вылетел «КамАЗ» и врезался в первую машину сопровождения. Водитель нашего бронированного «Мерседеса» резко нажал на тормоза. Я машинально выпустила чемоданчик из рук и успела схватиться за спинку переднего сиденья. Борис Сигизмундович и Игорь схватиться на успели, и Прохоров врезался лбом в место водителя сзади, а Доброчинский чуть не провалился между сиденьями. Водитель и охранник были пристегнуты, так что лбами никуда не врезались, но матерились почище олигарха и чиновника. Насколько я поняла, «Мерседес» во что-то врезался, несмотря на торможение.

А врезался он в первую машину сопровождения, от которой теперь мало что осталось… И произошло это не из-за аварии, вернее, не только из-за аварии.

Из кузова «КамАЗа» выскочили молодчики в масках и с автоматами и полили машину сопровождения свинцом. Я оглянулась назад – и в это мгновение прозвучал взрыв, и позади нас вверх взметнулся столб пламени. От второй машины сопровождения, подозреваю, ничего не осталось. Люди в таком огне точно не могли выжить.

Наш водитель и представитель охранного агентства что-то орали, кому-то звонили, Прохоров повторял слово «мама», Доброчинский завизжал, что нужно делать ноги, причем его голос в эту минуту напоминал крик свиньи, которую режут. Борис Сигизмундович вытянул руку вперед и стал трясти за плечо охранника, одновременно отдавая кучу дурацких приказов, выполнить которые не представлялось возможным.

А с двух сторон от нас затормозили два джипа… Подозреваю, что это были совсем не джипы дополнительной охраны… Из них высыпалась новая порция молодцев в камуфляже и масках и направилась к бронированному «Мерседесу». Другие машины пролетали мимо нас не останавливаясь, а только увеличивая скорость. Подозреваю, что никто из граждан в милицию звонить не станет. Сейчас не девяностые годы, и люди вполне могут решить, что это как раз милиция и проводит какую-то операцию. И вообще в России граждане предпочитают не высовываться. Себе дороже. То есть на помощь милиции рассчитывать не приходится.

А если это в самом деле государственные структуры?

Но разве государственные структуры могут так убивать людей?! Я же видела, что сделали с двумя машинами сопровождения!

Опять же сейчас не девяностые годы.

Однако коллекция…

Тем временем наш бронированный «Мерседес» уже окружили молодцы в камуфляже и масках. Двери у машины были заблокированы, но ведь у машин сопровождения, как я понимаю, тоже. Никакая блокировка не спасет от гранатомета.

– Открывайте двери, или подожжем машину! – рявкнули снаружи.

– А вот фиг вам! – в ответ заорал Доброчинский. – И не подожжете! Тогда ничего не получите! – И Борис Сигизмундович продемонстрировал фигу за стеклом, потом рявкнул на водителя: – Трогай, кретин! Что стоишь? Дави их всех на хрен! Ничего они нам не сделают! Коллекция-то у меня!

Трое молодцев сбоку подхватили «Мерседес» и почти поставили на бок. Я завалилась на Доброчинского, он – на Прохорова.

– Разблокируйте двери! – заорал чиновник. – Ведь погибнем же все!

Я молчала, ухватившись за спинку кресла перед собой. Чемоданчик валялся под ногами, вернее, полетел в том направлении, в котором переворачивали машину. Я поняла, что нас не пощадят. Если мы погибнем, с крестами ничего не сделается. Их все равно заберут.

Это понял и водитель – и двери разблокировал. Старший охранник, дверь которого можно было открыть, так как он находился над землей (а водителя уже прижало), ее распахнул.

Машину тут же опустили на землю, охранника выволокли, врезали ему так, что он отключился, потом выволокли водителя и поступили с ним точно так же. Затем открылись задние дверцы с двух сторон, и перед моим носом оказалось дуло автомата.

– Мы знаем, что вы – разумная англичанка, мисс Тейлор, – послышался насмешливый голос. – И международного конфликта не хотим. Отдайте чемоданчик и выйдите из машины.

– Чтобы получить по лбу?

– Если не будете делать глупости, не получите.

Я вышла из машины.

– А чемоданчик-то где? – рявкнул все тот же мужчина.

– Свалился вниз, когда вы стали машину переворачивать. Сами забирайте.

Меня не очень вежливо оттолкнули в сторону, но на землю не повалили, вытащили из машины Доброчинского, ему поддали и, к моему большому удивлению, затолкали в одну из машин, потом извлекли чемоданчики, загрузились по трем джипам (оказалось, что еще один стоял позади) и быстро уехали.

Все номера были заляпаны грязью.

Глава 8

Какое-то время я находилась в ступоре. Потом услышала стон на земле, повернула голову и поняла, что в себя приходит охранник, следовавший в нашей машине.

Я огляделась. Сзади фактически догорела машина сопровождения, и оттуда очень мерзко пахло. Машина спереди была изрешечена пулями. Там тоже никто не мог остаться в живых. «КамАЗ» был брошен посреди дороги, и это наводило на мысль, что в налете участвовали совсем не государственные структуры.

Из «Мерседеса» высунулся Прохоров с белым как мел лицом.

– Вы живы, Бонни? – задал он идиотский вопрос.

С земли опять прозвучал стон. Я кивнула Прохорову и направилась к представителю охранного агентства, который уже сидел на земле и тряс головой. Водитель пока не пришел в себя.

– Звоните в милицию, – сказал мне охранник. – И… Нет, начните с милиции.

Я еще в самолете поменяла лондонскую sim-карту на питерскую, поэтому проблем со звонком в питерскую милицию не возникло. То есть с набором номера.

Дежурный на том конце провода слегка прибалдел от полученной информации. Больше всего его поразило похищение Бориса Сигизмундовича.

– Да кому он нужен-то? – спросил милиционер.

Надо отдать должное, бригада прибыла очень быстро, потом приехали еще какие-то люди в форме и штатском, затем журналисты, еще сотрудники каких-то русских органов, новая порция журналистов. И проезжающие машины теперь проявляли интерес. Люди в форме стали регулировать движение, направляя машины в объезд. Потом приехала «Скорая» и занялась двумя пострадавшими, которым еще можно было оказать помощь.

Вскоре приехал еще и Петр Ильич, вызванный, как я поняла, Игорем Прохоровым.

Я рассказала о случившемся представителям органов (три раза), при последнем повторении присутствовали журналисты (которых подпустили). Потом мне вежливо предложили проехать в Управление, чтобы зафиксировать показания. Я сказала, что нужно забрать сумку с вещами из багажника «Мерседеса». Дамская сумочка так и висела у меня на плече.

Когда открыли багажник, я увидела коробки с ведрами. К ним коршуном бросился Петр Ильич и объявил милиции, что ведра забирает он. Милиция заявила, что ведра заберут они, как вещественные доказательства.

– Чего доказательства? – рявкнул чиновник. – Это дар нашему государству, который будет выставляться в Эрмитаже.

– Вот чтоб его тоже не украли, как кресты, дар будет храниться у нас в Управлении, – возразил милицейский чин.

Петр Ильич запустил набор номера самого главного питерского милиционера, о чем объявил собравшимся. Наличие его номера в записной книжке мобильного телефона впечатляло. Однако пока шел разговор, подъехал Сигизмунд Сигизмундович Доброчинский. Вначале его не хотели пускать к «Мерседесу», который стоял с открытыми дверцами и багажником, но тут водитель, приведенный в чувство врачами «Скорой», громко объявил, что «Мерседес» принадлежит Сигизмунду Сигизмундовичу.

Стали разбираться, и выяснилось, что это на самом деле так и он выделял машину для встречи брата с коллекцией. Он же нанимал охранное агентство, что подтвердил единственный выживший представитель этого самого агентства.

Петр Ильич продолжал ругаться со следственной бригадой, периодически названивая главному милицейскому начальнику. Вероятно, тот понял, что лучше ему самому появиться на месте, мелькнуть перед телекамерами, которых с каждой минутой становилось все больше и больше, и построить подчиненных. Дело-то на самом деле нешуточное и наверняка получит международный резонанс. И из Москвы питерскому милицейскому начальству могут хорошо поддать, если вообще не дать под зад коленом.

В общем, вскоре на месте оказалось еще больше народу. От звезд на погонах в глазах рябило. Подтянулись депутаты местного Законодательного собрания, чиновники городской администрации. Я все это время давала интервью иностранным журналистам, рекламируя себя, любимую. Сегодня вечером сама отправлю статью с личными впечатлениями в «Зарубежный репортер».

Во время моего выступления по-немецки перед представителями Германии рядом со мной возник Сигизмунд Сигизмундович с красным от гнева лицом и, не обращая внимания ни на каких журналистов и сотрудников органов, рявкнул:

– И ты уже здесь, сука английская!

– Оскорбление личности… – открыл рот мой немецкий коллега.

– Ты про оскорбления в своей Европе будешь рассказывать, и вообще нет никакого оскорбления. Я факт констатирую. Если вон эта где-то появилась, жди неприятностей, – и он кивнул на меня.

– Вы еще скажите, что я этот налет организовала, – спокойным тоном произнесла я.

– А кто ж еще?

– Вы в своем уме?! – Я начала выходить из себя.

К нам подтянулись милицейское начальство, чиновники и журналисты. Теперь мы с Сигизмундом Сигизмундовичем стояли в середине круга под прицелом множества глаз, телекамер и микрофонов.

– Мисс Тейлор, а что вы подумали, когда начался налет? – вдруг спросил один журналист.

Я помолчала мгновение, потом сказала, что какое-то время считала, что это действует какая-то государственная структура. Налетчики определенно были хорошо обучены и действовали очень слаженно. Они не понесли никаких потерь, вероятно, сделали все задуманное и сумели скрыться. Вся операция заняла не более трех минут.

Вокруг меня воцарилось молчание.

– Мисс Тейлор, государственные структуры не действуют подобным образом, – заговорило первым большое милицейское начальство. – Уж вы-то должны это знать.

– Действуют против террористов.

– Но тут-то…

– Меня уже неоднократно в частных беседах спрашивали, не задумал ли Борис Доброчинский какой-то государственный переворот. Я не знала и не знаю ответа на этот вопрос. Вообще не знаю, зачем ему так понадобилось возвращаться в Россию. Насколько мне известно, он очень неплохо устроился в Англии. А если он на самом деле задумал какой-то переворот и об этом стало известно государственным структурам, то они были просто обязаны предпринять какие-то превентивные меры. Разве не так?

Я посмотрела на милицейское начальство. Оно в задумчивости почесало щеку.

– Может, это ФСБ? – высказал версию какой-то чиновник. – У вас же всегда была конкуренция.

– И несогласованность, – добавил один депутат. – Терроризм – подследственность ФСБ. И стали бы они оповещать милицию о проведении мер по предотвращению государственного переворота?

– Мой брат не готовил никаких государственных переворотов! – рявкнул Сигизмунд Сигизмундович. – Это придумала эта английская… журналистка.

– Я ничего не придумывала, – спокойно заявила я. – Я отвечала представителям органов на заданные вопросы. Интересовались моим мнением.

– Да, у нас в газетах строились такие версии, – заявил один журналист. – И в Интернете шло бурное обсуждение. Большинство граждан склонялось к версии переворота, который планирует Доброчинский.

– Чтобы устроить переворот, нужна поддержка народа, – сказал депутат. – А откуда она у Доброчинского?

– Так он жил в Англии в мире иллюзий. Оторвался от российской действительности. Думал, что его тут все ждут с ведрами, – заявило милицейское начальство.

– Покажите, пожалуйста, ведра, – загалдели журналисты.

Сигизмунд Сигизмундович объявил, что ведра никому показывать не намерен и отвезет их к себе домой.

– Ведра – национальное достояние, и они отправятся в Эрмитаж! – встрял чиновник Петр Ильич.

– Нет, все-таки лучше в Управление, – решило милицейское начальство. – У нас сохраннее будет.

– Что? Частная собственность нашей семьи? – заорал Сигизмунд Сигизмундович.

– Ведра подарены государству Российская Федерация вашим братом, – напомнил Петр Ильич.

– Еще не подарены, – ехидным тоном сообщил Сигизмунд Сигизмундович. – Брат ожидал какой-нибудь подлянки и подстраховался. Да, он официально ввез их в страну – можете связаться с таможней и уточнить. Или мисс Тейлор подтвердит.

– Я не видела, какие документы он оформлял и подписывал в Пулково, – заявила я. – Слежка за вашим братом не входит в мои обязанности. Тем более я в это время сама заполняла декларацию. Но могу подтвердить, что в Англии присутствовала только при официальной передаче коллекции моего дяди Ричарда Воротынски. Она точно передана Российской Федерации. Все условия, поставленные моим дядей, государство Российская Федерация выполнило. Он передал коллекцию, и мы оба присутствовали при ее упаковке. Документы о передаче коллекции Ричардом Воротынски я видела и держала в руках. Во время той процедуры о ведрах Доброчинского даже не вспоминали. И паковали их отдельно. Я их вообще не видела, только коробки.

– То есть их могли пока и не передать? – тихим голосом спросил у меня Петр Ильич, бледневший на глазах.

– Могли, – кивнула я. – Я не знаю. Меня интересовала коллекция крестов. Именно из-за нее ко мне обратился дядя. Именно из-за нее я летала в Москву и встречалась с вашим Очень Большим Чиновником. Ее передачу я освещаю в «Зарубежном репортере» от и до. Ведра Доброчинского – побочная информация, и, насколько мне известно, ценность этих двух коллекций (если так можно именовать ведра) несоизмерима. Кстати, экспертиза ведер проводилась? Это вполне может быть новодел. И сплав какой-нибудь, а не серебро.

Кто-то из журналистов хихикнул. Потом хихикнул кто-то из представителей органов.

– Опять Борька всех надул, – послышался голос из чиновничьих рядов.

– И людей не пожалел, сволочь, – сказал голос из милицейских рядов. – Вон ребят сколько погибло.

– Вы что, обвиняете моего брата в организации этого налета? – Сигизмунд Сигизмундович обвел рукой участок дороги, на котором мы все стояли, и посмотрел почему-то на меня.

Вообще-то теперь я думала именно так. Зачем Борис Сигизмундович это сделал – другой вопрос. Ответа на него я не знаю. Хотя можно предположить, что ради коллекции. Она гораздо важнее, чем возвращение на родину, на которой ему совершенно нечего делать. Он остался в живых – и увезен в неизвестном направлении вместе с коллекцией. Если вспомнить, что происходило во время налета… Он орал, отдавал приказы. Показательно? Он… играл роль? Его вытащили из машины, причем даже не очень грубо, демонстративно поддали и быстро пересадили в другую. И уехали. В живых и в сознании оставались мы с молодым чиновником Прохоровым. Стали бы мы кидаться на автоматы ради спасения Доброчинского? Да никогда в жизни. Все, кто мог оказать сопротивление, были убиты или вырублены. Я могла только порадоваться, что меня оставили в живых. Хотя этому тоже можно найти объяснение.

Милицейское начальство тем временем ухватилось за высказанную версию. Она должна была устроить многих, если не всех. Насколько я знала, в России в очень многом обвиняли Бориса Сигизмундовича Доброчинского, олигарха-диссидента, даже в том, к чему он никак не мог приложить руку. Но эта версия может очень помочь милицейскому начальству удержаться на занимаемом посту и не лишиться погон.

Судя по тому, как приободрился Петр Ильич, его эта версия тоже очень устраивала, в особенности если ему было поручено курировать передачу коллекции государству. Ведь все должны понимать – раз в дело влез Борис Сигизмундович…

Сигизмунд Сигизмундович начал громко орать. Больше всех досталось мне, но у нас с ним старые счеты, хотя вообще-то обижаться на него стоило бы мне, а не наоборот. С другой стороны, из-за меня ему пришлось кое-что менять в налаженном бизнесе. Я не сомневалась, что эти два хитрых братца опять наладили свой незаконный бизнес с драгоценностями[2].

Но зачем им было допускать попадание коллекции в Россию? Им следовало ее украсть на территории Англии.

Или это не получалось никак, а в России кражу организовать проще? Я не могла представить налет, подобный случившемуся пару часов назад, на одной из английских дорог.

А значит, коллекция скоро отправится назад.

Или на нее в России есть покупатель? Например, один из олигархов, выложивших денежки по требованию государства?

Внезапно Сигизмунд Сигизмундович осекся на полуслове и стал оседать на землю. Удар хватил? Или сердце?

Его подхватили двое журналистов, сразу же прибежал врач «Скорой», которая пока не уезжала – возможно, из-за того, что медикам было интересно узнать, чем закончится дело, чтобы потом рассказывать друзьям и знакомым. Да и, пожалуй, выехать с этого участка было невозможно.

Однако с Сигизмундом Сигизмундовичем «Скорая» все-таки выехала и помчалась в какую-то больницу с мигалкой. Нельзя так нервничать немолодому мужчине, страдающему излишним весом.

Петр Ильич опять объявил, что забирает ведра. Тут встрял представитель охраны, которой больше не существовало, и заявил, что доставит ведра на «Мерседесе» нанимателя в дом нанимателя, раз они являются его собственностью. По его заявлению, квартира Сигизмунда Сигизмундовича охраняется получше Эрмитажа и Управления.

После долгих споров в «Мерседес» загрузились охранник с водителем, который тоже уже пришел в себя, Игорь Прохоров от чиновников и два представителя правоохранительных органов. Признаться, я так и не поняла, куда их повезли. Уточню позже.

Мне с багажом пришлось ехать в Управление и давать показания под протокол.

В доме Павла Прокофьевича Криворогова я оказалась уже за полночь, но все равно первым делом села за компьютер и отправила длинную статью шефу с описанием всего случившегося и своих версий.

Павел Прокофьевич сказал, что на спор выпьет ведро чего угодно. Его друзья-нефтяники уже обсуждали возвращение к традициям русских пиров. Может, кто-то даже купит у Доброчинского ведра, если их еще официально не передали государству Российская Федерация. Пусть служат людям.

Глава 9

На следующий день я внимательнейшим образом изучила русскую прессу, как серьезную, так и желтую. Основной версией была организация налета самим Борисом Сигизмундовичем. Я подумала, что в последние годы в России во многих бедах стало принято винить вполне определенных олигархов. В советские времена винили американцев. Например, в пятидесятые годы двадцатого века в СССР вдруг заявили, что американские спецслужбы запустили колорадского жука с целью загубить урожай советской картошки. Правительство СССР тех лет делало вид, что в его ошибках виноваты нехорошие дяди из-за океана. Теперь изменились антигерои, но принцип сваливания вины за свои провалы в политике остался тем же.

Мне звонил дядя Ричард, который очень переживал из-за случившегося, хотя коллекция уже ему не принадлежала. Он просил меня сделать все от меня зависящее для ее поисков – подключить знакомых из русских правоохранительных органов, журналистов, кого угодно. Коллекция должна служить людям, а не одному олигарху! Я не стала напоминать, что много лет коллекция хранилась в доме дяди Ричарда и люди (включая меня) о ее существовании не имели ни малейшего представления.

– Может, не стоило отдавать ее России? – печально спросил меня дядя Ричард. – Надо было просто выставить ее на «Сотби» или «Кристи»?

Но время не повернуть вспять.

Представители российских органов заявляли, что приложат все силы для поиска национального достояния и точно не позволят ему уйти за рубеж.

Я не думала, что коллекцию станут переправлять за рубеж прямо сейчас. Воры – кто бы они ни были – какое-то время переждут. Куда торопиться? Коллекция стала известна на весь мир, этот налет еще привлек к ней внимание. Следовательно, ее цена повысилась по сравнению с уплаченными пятьюдесятью миллионами долларов.

Признаться, я не ожидала звонка от Сигизмунда Сигизмундовича, с которым мы вчера, можно сказать, не очень хорошо расстались.

– Ты можешь приехать в больницу? – спросил он, сразу же приступая к делу. – Поговорить надо.

– Как вы? – только спросила я.

– Да вроде пока жить буду, – усмехнулся он. – В особенности если ты не будешь портить мне нервы.