Легенда о втором отражении Жукова-Гладкова Мария
В голове у меня же проносились разные мысли. Значит, она хочет, чтобы мы забрасывали альпинистский крюк наверх, на лоджию седьмого, расположенную не прямо над квартирой, а под углом? И мы должны будем лезть по веревке?! Потом я подумала, что это все-таки лучше, чем спускаться с крыши на лоджию девятого этажа, как хотела Анька вначале. И где бы мы зацепили крюк на крыше? За угол, что ли? А стал бы он держаться? А если бы сорвался… Бр-р-р… У меня все похолодело внутри даже при одной мысли об этом. Или крюк достаточно надежный? За что его там цепляют альпинисты? За скалы, наверное. Хотя они для крюков не предназначены. Да и крыши вообще-то тоже. Но там камень, а тут… Бетон. Вдобавок крыша чем-то промазана. Летом еще, бывает, ее смолят. Помню. У нас прошлым летом смолили, печка на улице коптила, дымище валил, запах… Окна еще приходилось закрывать. В общем, тут, наверное, крюк удержался бы ничуть не лучше, чем на скале. Но тем не менее…
И как бы мы потом поднимали тело? Правильно Анька придумала. По веревке с шестого поднимемся на седьмой, а потом труп будем спускать вниз. А там его по лестнице на крышу и… Господи, о чем это я? Узнали бы родители, о чем я думаю на ночь глядя. Но они не узнают. Никто не узнает, я надеюсь. Только бы все прошло нормально.
Я последовала за Анькой. Когда спускалась по металлической лесенке на девятый этаж, вниз не смотрела. Потом мы пешком пошли по бетонным ступенькам. Не вызывать же лифт?
На площадке седьмого этажа, положив голову на ступеньку лестницы, ведущей наверх (по которой мы спускались), спал парень.
Мы с Анькой застыли на месте, сделав по шагу вниз на этот лестничный пролет. Переглянулись. Потом она прижала палец к губам.
Я посмотрела наверх, чтобы еще раз уточнить, на каком этаже мы находимся. На седьмом. Вернее, мы между восьмым и седьмым. Парень спит на седьмом. Как раз перед дверью квартиры, которая имеет общую стену с Анькиной «берлогой».
Можем ли мы теперь вскрывать дверь квартиры на шестом? А если он проснется? И ведь через него еще надо переступить. Или вызвать лифт и объехать. Но он может услышать, что мы будем делать на шестом. И как мы потащим труп?
Почему парень здесь спит? Нажрался, и молодая жена не пускает его домой? Или так надоел родителям, что они оставили его на лестнице до утра? А может, просто забыл ключи и дома никого нет? Но как же…
– Аня, ты сюда звонила? – прошептала я, кивая на квартиру, перед которой сладко посапывал молодой человек.
– Конечно. В первую очередь.
– Кто подходил, помнишь?
Анька пожала плечами:
– Но кто-то точно подходил.
Анька смотрела на парня несколько секунд, потом приняла решение и уверенно направилась к нему. Я последовала за нею.
– Эй! – Анька потрясла его за плечо. – Проснись. Ты чего тут? Э-эй!
Парень принял сидячее положение, причем поднимался он неуклюже и очень медленно и посмотрел на нас каким-то отрешенным взглядом – то ли никак не мог сфокусироваться со сна, то ли в самом деле был с хорошего бодуна и просто пока еще ничего не соображал. Я обратила внимание на его неестественно узкие зрачки.
Тусклая лампочка на этой лестничной площадке горела, в отличие от девятого и восьмого этажей, а также нескольких нижних. Но когда это в подъездах у нас бывали целы все лампочки? Из окон падал неяркий свет белой питерской ночи, но даже при имеющемся освещении я смогла рассмотреть мутноватый взгляд парня. Однако у него с разглядыванием нас явно были проблемы. Возможно, они были бы и на ярком свету?
– Ширка есть? – молодой человек впервые открыл рот.
– Что? – невольно вырвалось у меня, но Анька тут же наступила мне на ногу.
Я заткнулась, а моя напарница быстренько извлекла из сумки шприц, заполненный какой-то жидкостью. Я не задавала никаких вопросов. Анька же, перед тем как ввести препарат уже засучивающему рукав парню, спросила у него:
– А ты чего тут сидишь?
– Ключи в квартире остались, – промычал он довольно невнятно. – Я вышел. Дверь захлопнулась.
– А родители где?
Завороженно глядя на шприц в Анькиной руке, парень быстро выдал нам, что родители живут у себя в квартире, а в этой обитает он вместе с девушкой Настей, которая сейчас спит, ширанутая, отойдет только к утру. Звонить в дверь бессмысленно. Надо ждать утра. Настя проснется и пойдет искать Леньку (так звали нашего собеседника). Поэтому он и лег тут поспать.
Анька, по всей вероятности, решила, что получила все нужные нам сведения (да и какие нам еще нужны подробности?), а поэтому, больше не церемонясь, перетянула парню руку жгутом (в ее сумке нашелся и он) и всадила укол. Как я успела заметить, в вену она попала сразу же. Правда, насколько мне было известно из личного опыта (и хождения по поликлиникам с сыном), медсестры обычно протирают место будущего укола спиртом или чем там еще, но кто в эту минуту думал о соблюдении санитарных норм? Уж, по крайней мере, не Ленька, получивший укол бесплатно.
Отрубился он практически мгновенно.
– Что ты ему вколола? – повернулась я к Аньке.
– Снотворное, – ответила она, доставая из своей сумки фонарик и набор отмычек. – Посвети! – приказала она мне.
Я направила луч фонарика на довольно хлипкий замок, с которым Анька справилась за несколько секунд. И каких только талантов у нее нет!
– Бери его! – приказала мне Анька, хватая Леньку под мышки.
Мне ничего не оставалось, как взять парня за ноги. Мы быстро занесли его в квартиру и уложили на пол в небольшой прихожей.
Мы находились в двухкомнатной квартире. Правда, слово «квартира» к этому месту не очень-то подходило. Хлев. Помойка. Ну как можно так загадить свое жилье?!
Мне никогда раньше не доводилось бывать в жилищах наркоманов, возможно, именно поэтому я была так шокирована. Не исключаю, что все эти «хаты» выглядят одинаково. Или, по крайней мере, похоже.
Анька тем временем осматривала Ленькино жилье. Настя (девушка, возраст которой на вид определить было сложно) спала в маленькой комнате на полуразвалившемся диване, которому на помойке давно проставляют неявку. Спала в одежде, без простыней и наволочек, ничем не прикрывшись.
Я зашла на кухню и испугала десантный отряд тараканов, разбежавшихся по всем углам. На кухне горели две конфорки. Я быстро выключила газ – от греха подальше.
В эту секунду из большой комнаты донесся Анькин мат. Что это ее так завело? Я бросилась к моей сообщнице.
Анька держала в руках бронзовый подсвечник, казавшийся совсем не к месту в этой запущенной квартире, и поносила Леньку и всех наркоманов последними словами.
– Ты чего? – спросила я ее шепотом.
– Сволочь! – прошипела Анька.
– Я?
– Не ты. Я убью этого гада!
Поликарпова целенаправленно двинулась в сторону прихожей.
– Погоди! – схватила я ее за рукав. – Объясни, в чем дело.
– Это Ларискин подсвечник. Я сама его ей подарила.
Я не понимала, о чем речь.
– Ну, квартира. – Анька кивнула на стену, за которой находилась ее «берлога». – Квартира Ларискина. Лариска в Германии. Я же тебе говорила. Забыла, что ли? Подсвечник оттуда.
– Но… – промямлила я и посмотрела в сторону прихожей, где мы оставили Леньку.
Потом мы встретились взглядами с Анькой.
– Я тоже об этом подумала, – сказала она. – Проспятся – всю душу вытяну. Суки!
Анька принялась за обследование Ленькиной квартиры, но больше ничего знакомого не нашла. Я поинтересовалась, много ли денег и драгоценностей у нее хранилось в «берлоге». Анька ответила, что в этой не хранила ничего, Лариска, естественно, тоже ничего не оставила. Если что-то и было у Степана… Но, скорее всего, тоже только мелочь.
– То есть ты практически ее не используешь? – Я кивнула на соседнюю квартиру.
Анька пожала плечами:
– Трахаюсь там иногда. Трахалась. Потом выделила в пользование Степану. Чтобы держать братца на коротком поводке. А так… Что мне, квартир мало, что ли? Эта просто на голову свалилась, когда Лариска за бугор отваливала. Решила не продавать. Мало ли, вдруг не сложится у нее с немцем. Правильно. И приезжать сюда временами – лучше в свою.
Хотела бы я, чтобы мне так квартиры валились на голову… По-моему, Аньке все в жизни доставалось слишком легко. Но счастлива ли она? У меня-то, по крайней мере, есть Костик.
– Ладно, пошли, – прервала Анька мои размышления. – С этими друзьями потом разберемся.
Поликарпова открыла дверь, выходящую на лоджию. Спящая девушка (лоджия была в маленькой комнате) даже не пошевелилась.
И на лоджии Ленькиной квартиры, и на лоджии Анькиной имелись довольно большие выступающие ящики для цветов. Конечно, ни там, ни там никаких цветов не росло – только какая-то трава, семена которой явно были принесены ветром. У Аньки также возвышался один довольно крепкий сорняк. Пожалуй, ящики делались стационарно еще строителями, возводившими дом. Я специально бросила взгляд вниз и высунулась с лоджии вправо и влево – точно такие же выступали на всех рядах, в каждом из которых было по две одинаковые лоджии.
Анька потрясла ящики Ленькиной лоджии (хотя нас, конечно, интересовали не они, а соседние, но проверить отсюда крепость соседних было невозможно) и убедилась, что установлены они надежно, после чего велела мне принести из комнаты стул или табуретку. Все стулья в комнатах оказались шаткими, так что пришлось добрести до кухни, где я обнаружила устойчивую табуретку с облезлой краской и принесла на лоджию. Анька тут же встала на нее, потом на ближайшую к соседней лоджии планку, а с нее переступила на ящик Ларискиной квартиры, после чего спрыгнула там на пол. Я быстро передала ей сумки, а потом повторила проделанную ею процедуру. Скажу откровенно: мне было страшно, но уже гораздо меньше, чем при подъеме по первой лесенке над проемом. Ящики держались крепко, даже не качались и не тряслись, более того, я цеплялась за бетонную перегородку между лоджиями, вниз не смотрела. В общем, терпимо. Смогла бы повторить еще раз. Да ведь и придется. Обратно-то как пойдем?
Анька уже находилась в комнате: балконная дверь оказалась открытой. Поликарпова материлась. И интересно, что еще этот наркоман вынес из ее «берлоги»? Это я в своей квартире сразу заметила бы пропажу, а Анька? Сколько у нее таких «берлог»? Разве она помнит, что где стояло? То, что узнала подсвечник, – чистая случайность.
В квартире мне тут же ударил в нос неприятный запах – и это еще мягко сказано. Воняло в «берлоге», я вам скажу… Правда, обстановка кардинально отличалась от предыдущей.
Я проследовала за Анькой в большую комнату, смежную с той, в которой находилась лоджия. Эти комнаты были идентичны тем, в которых мы только что побывали у Леньки, к ним прибавлялись еще две небольшие, изолированные, в которые можно было попасть, выйдя в коридор.
Труп лежал в гостиной, уткнувшись лицом в палас. Вокруг растеклась лужа крови, уже засохшая. Анькиному брату выстрелили в затылок. У входа в комнату был брошен пистолет. Степана убили одним выстрелом.
Глава 9
Мне стало нехорошо, и я ухватилась рукой за косяк двери. Тошнота подступала к горлу. Я с ужасом наблюдала за Анькой, которая вела себя совершенно спокойно. Можно подумать, она каждый день заходила в дома с валяющимися на полу трупами, причем не первой свежести. Хотя как знать, как знать… От Аньки можно ожидать всего.
Сейчас она осматривала квартиру – наверное, на предмет того, что из вещей пропало. Ведь Ленька со своей подружкой-наркоманкой наверняка утащили не только подсвечник. На труп на полу Анька, казалось, не обращала никакого внимания. Я же, наоборот, практически неотрывно смотрела на него, и как ни старалась отвести взгляд, он все время возвращался к телу.
Это был мужчина роста чуть выше среднего, довольно плотного телосложения. «И как же мы его потащим?» – вдруг мелькнула мысль. Ведь нам потребуется перебросить его на соседнюю лоджию, потом поднять на чердак, протянуть по крыше, спустить в машину… Господи, что там напланировала Анька? Надо было взять с собой Артура на роль грузчика-носильщика. Может, позвонить ему? Нет, нельзя. Зачем посвящать в такие дела лишнего человека, да и подставлять соседа не хотелось. Но как мы поднимем этого мужика?! Вернее, то, что от мужика осталось.
– Обыщи его карманы, – донесся до меня Анькин голос откуда-то издалека. – Опять мечтаешь неизвестно о чем?
Я резко дернулась, а потом на деревянных ногах медленно приблизилась к трупу. Степан был в летнем серовато-голубом костюме. Притрагиваться к нему совершенно не хотелось. Тошнота опять подступила к горлу.
– Чего опять задумалась? – рявкнула Анька, изучая содержимое какого-то ящика.
Я опустила дрожащую руку в карман брюк мужчины. Носовой платок, ключи от машины. Во втором – зажигалка, еще два ключа – похоже, от квартиры. От этой? Или еще от какой?
– Переверни его и посмотри во внутреннем, – давала указания Анька, периодически поворачиваясь ко мне.
Тут я не выдержала и порекомендовала ей сделать это самой.
– Ты что, не видишь, чем я занята? – окрысилась Анька. – Ты же не можешь вместо меня проверить, что пропало?
– А ты можешь? Ты помнишь, где тут что стояло? Если ты сюда только трахаться приезжала? Во всех четырех комнатах помнишь все вещи? И вообще. Давай сделаем дело, а потом изучай содержимое всех ящиков сколько влезет.
– Я больше не собираюсь возвращаться сюда, – заявила Анька.
– Напрасно, – заметила я.
Она вылупилась на меня округлившимися глазами. А я пояснила: если хочет узнать, кто убил ее брата, то возвращаться придется. Например, посидеть в засаде, подождать, кто придет. Свалить всегда можно – через соседнюю лоджию. Ну или через шестой этаж, как предлагала Анька вначале. Или даже вызвать милицию, когда кто-то начнет ломиться: всегда можно объяснить ментам про подружку. Тем более она в самом деле в Германии, и, если наши доблестные органы решат связаться с нею, Лариска все подтвердит. Так что появятся непрошеные гости – и пожалуйста, отправляйтесь-ка отдохнуть в места не столь отдаленные.
Можно также поговорить с соседями – если Анька в самом деле сюда наведывалась все эти три года. Поспрошать бабок. Наплести что-нибудь вроде: кажется, что кто-то влезал в квартиру, которую она убирает по поручению подружки. Не видели ли кого? Или еще что-то придумать. Трупа-то здесь уже не будет, даже если кто из соседей и изъявит желание зайти в гости.
– Больно ты смелая стала, как я посмотрю, – хмыкнула Анька, выслушав меня, но тем не менее занятие свое оставила и пришла мне на помощь.
Мы вместе перевернули тело на спину, и Анька уже сама запустила руку в нагрудный карман пиджака. Там лежал только бумажник. Анька открыла его. Баксы, финские марки, рубли. Для среднего российского гражданина – годовой оклад, а у Анькиного брата просто мелочишка на молочишко. Водительское удостоверение.
Анька положила водительское удостоверение обратно, а бумажник и все ключи бросила в свою сумку. Носовой платок и зажигалка также вернулись в карманы владельца. Потом она внимательным взглядом обвела комнату, встала и направилась в угол, где перед двумя креслами стоял небольшой журнальный столик. Я проследила за ней взглядом: на столике лежала трубка сотового телефона. Трубка последовала за бумажником и ключами к Аньке в сумку так же, как стреляная гильза, найденная Поликарповой на полу. Затем она обратила свое внимание на мою сумку-рюкзак, открыла его и извлекла оттуда большой черный полиэтиленовый мешок. Я внимательно следила за ее действиями, чуточку отодвинувшись от тела на полу. К запаху я уже несколько привыкла, по крайней мере тошнить больше не тянуло, да и с открытой лоджии поступал воздух. Я как раз придвинулась к двери, ведущей в маленькую комнату с лоджией.
Анька кинула мне мешок и велела натягивать его на тело.
– А ты? – прошипела я. – Опять увиливать?
Анька заявила, что должна пройтись по двум другим комнатам. Всякие трусы, рубашки, носки в квартире пусть остаются, но нужно посмотреть что-нибудь вроде кейса или чего-то там еще, с чем мог ходить Степан. К ее великому сожалению, Анька не помнила, что обычно носил с собой брат. Или ничего не носил? Кидал все просто на заднее – или переднее – сиденье автомашины? Но искать его машину – все равно что иголку в стоге сена. По крайней мере, поблизости от дома она не стоит – Анька проверила, а платных стоянок тут в округе немерено, да и не хочется на них засвечиваться.
– Ладно, иди ищи кейс, – милостиво согласилась я и двинулась к трупу с мешком в руках.
«Зачем я это делаю?» – думала я. Из-за денег? В некотором роде, да. А еще? Если история с мышками казалась смешной, то сейчас было совсем не до смеха. Я становилась соучастницей преступления. Почему? Только из-за ста тысяч долларов? Я могу дать ответ хотя бы себе? Или мне так захотелось игры, которой не хватало в детстве? Игры, острых ощущений, риска? Теперь я получаю это в избытке.
Я боюсь Аньку. Но меньше, чем Инессу и Комиссарова. Боюсь за себя и в первую очередь за сына. Ведь они все ни перед чем не остановятся. И не останавливаются. А я, к своему несчастью, встретилась им на пути. Но я интуитивно чувствую, что ни сын, ни я от Аньки не пострадаем. Почему-то чувствую. От самой Аньки – не от того, во что она может меня втравить. Я нашла в ней какую-то струну, чем-то мне импонирующую. И я… вообще испытываю к ней какие-то странные чувства. Что-то родственное. У меня никогда не было ни сестры, ни брата. И вдруг появилась Анька. Моя копия. Такая же, как я, но совсем не такая. Озорная и веселая, авантюрная и смелая, раскованная и рисковая. Но одновременно с этим безжалостная и беспринципная. Готовая на все ради денег. Ради своего наследства. И мести.
И я приняла решение ей помочь. И не могу не помочь. Потому что уже слишком глубоко увязла. И еще я надеюсь, что Анька, решая свои проблемы, поможет и мне больше никогда не попасться на глаза ни Инессе, ни Комиссарову. Боже, только бы вся эта история не закончилась плачевно для меня и Костика. Только бы…
– Что ты опять копаешься?! – зашипела Анька у меня над ухом. – Дай сюда, неумеха.
– Я, к твоему сведению, не каждый день засовываю трупы в мешки, – прошипела я в ответ.
– Вместо того чтобы огрызаться, лучше помоги.
Анька приподняла тело, я натянула мешок, потом она завязала его сверху извлеченной откуда-то веревочкой.
– Теперь что? – спросила я.
– Снимаем палас.
– Что? – не поняла я.
Анька направила меня к дивану, сама приподняла его, а мне велела вытаскивать из-под него палас, застилавший пол во всей комнате. Тело в мешке лежало посередине. Наконец мы освободили все края паласа, и Анька велела закатывать в него труп.
– Как ты намерена его выносить? – устало спросила я. – Мы труп-то с трудом поднимем, а тут еще с паласом…
– Делай, что тебе говорят. Я лучше знаю.
В этом я как-то не сомневалась, но тем не менее.
Через пару минут посреди комнаты лежал скатанный рулон. И тут Анька меня поразила. Она извлекла из нижнего ящика мебельной стенки некое подобие крышки. Откровенно говоря, мне никогда не доводилось видеть ничего похожего на эту вещь. Оказалось, что в дорогих магазинах теперь предоставляют покупателям ковров этакий сопутствующий товар – чтобы при переносе рулона не испачкать добро, когда его приходится ставить на грязный пол или тротуар. Страну-производителя я не выяснила – на «крышке» ничего написано не было, а Анька такими вещами себе голову не забивала, да и я вообще-то в обозримом будущем ковров и паласов покупать не собиралась.
Я называю приспособление «крышкой», потому что оно надевалось на ковровый рулон подобно пластиковой крышке на стеклянную банку, причем довольно легко растягивалось и принимало нужный размер. Вот ведь капиталисты проклятые до чего додумались! Я решила, что эта штуковина наверняка произведена не на отечественном предприятии.
У Аньки нашлось две «крышки», так что палас был закрыт с двух сторон и никто не смог бы догадаться, кто или что находится внутри. Просто довольно большой рулон.
Анька велела мне оттащить тело в комнату с лоджией, потом изменила решение, заявив, что там – самый большой ковер из оставшихся. Мы свернули ковер и перетащили его в гостиную. Затем Аньку понесло на антресоли, сделанные над гостиной со стороны коридора. Там лежал старый, несколько прохудившийся ковер. Его Анька бросила в комнату с лоджией.
Затем она прошлась по всей квартире, внимательно оглядывая результаты нашей работы.
– Пошли! – вывела ее из задумчивости я. – Хватит уже! Завтра вернемся, если захочешь.
– Возвращаться будешь ты, – спокойно ответила мне Анька. – С ребенком.
– Что?! – взревела я.
Анька кивнула и пояснила, что мы с Костиком придем, не таясь, днем, и я начну убирать квартиру – будто бы делала это все три года. Поликарпова напомнила, что мысль сидеть тут в засаде первой посетила меня, а не ее, Анька эту идею лишь развивает. Лариске позвоним – от меня, предупредим на всякий случай, что ее подругу зовут Лера и живу я там-то и там-то. Лариска – баба понятливая и не имеет дурной привычки задавать лишние вопросы. В общем, посмотрим, заявится кто-то сюда или нет.
– А если нас с Костиком… – промямлила я.
– Кто вам что сделает? Ведь те, кто убил Степана, хотели подставить меня, – заявила Анька. – А тут ты с ребенком. Решат, что ошиблись. Ведь нигде не написано, что тут бывала я, а не ты. Кто докажет? Перепутали. Не знали о твоем существовании. Ты появлялась без ребенка, когда он в школе. Или где он там у тебя был этим летом?
– А Степан? – Я кивнула на рулон.
– Степан… – протянула Анька. – Тоже ошибся. А потом, что ты волнуешься? Его же тут не будет. И не было. Откуда ты вообще можешь знать про Степана? Забудь. Ты его ни разу в жизни не видела. И поди докажи, что тут труп валялся. Представь: приходят люди Инессы, видят, что здесь ты, а не я, и заявляют, что тут лежал убитый Степан. Что ты делаешь? Смотришь на них большими круглыми глазами, говоришь: «Вы спятили, ребята». И что они? Будут настаивать, что сами убивали? А труп взял и испарился. Или решат, что недобили, и он где-то прячется, или Инесса их отправит в психушку. Вместо меня. У нее же там знакомства. А вообще завтра, если захочешь, можешь выкинуть все мужские вещи, какие тут найдешь. А можешь не выкидывать. Мало ли с кем ты тут встречалась? Не хотела водить мужиков в свою квартиру, где ребенок. Кстати, не забудь все хорошенько протереть, чтобы не осталось отпечатков пальцев. А вообще-то… Не будем откладывать это дело. Бери тряпку!
Следующие минут пятнадцать мы судорожно протирали все поверхности, к которым могли прикоснуться во время этого посещения и к которым когда-либо могла прикоснуться Анька. Ну и ночка! Кругом стояла тишина: все соседи спали. Свет мы нигде не зажигали, пользовались естественным светом летней питерской ночи, только несколько раз включили фонарики – когда осматривали труп, когда Анька лазала по ящикам, потом – когда осматривала комнаты после смены ковров. Так что, если кто и следил за окнами с улицы, ничего заметить не должен был – по крайней мере, мы на это надеялись. Ведь все-таки седьмой этаж!
– Пистолет! – вдруг вспомнила я, когда мы уже направились к лоджии. Я видела, что Анька опускала в сумку стреляную гильзу, но само оружие-то где? – Ты его взяла?
Анька выругалась, отпустила свой конец рулона, и он с грохотом рухнул на пол. Ой, только бы соседи снизу не проснулись! Я зашипела на Аньку, она на меня, потом махнула рукой и понеслась назад в большую комнату. Пистолет лежал под диваном. Анька сунула его в карман легкой курточки.
– Ты смотри, не перепутай с другим, – прошептала я.
– Тот в сумке, – ответила она.
Мы прикрыли балконную дверь, я встала на рулон, с него – на ящик – и перебралась на соседскую лоджию. Анька напряглась, подняла завернутое в палас тело и стала толкать мне по косой через ящик, я поймала конец и потянула на себя уже через рейку Ленькиной лоджии. Вскоре груз лежал у соседей. Анька быстро перемахнула ко мне, и мы закрыли балконную дверь соседей.
– Слушай, а может, его здесь оставить? – прошептала я. – Вон в том старом шкафу, например. Или в стенном у двери?
– Ты что, очумела? – посмотрела на меня Анька. – Если его здесь обнаружат, начнется расследование.
– А ты разве не хочешь, чтобы оно начиналось? Зачем же было оставлять водительское удостоверение во внутреннем кармане? Если я тебя правильно поняла, ты хочешь, чтобы его опознали.
– Ты не врубилась.
– Во что я не врубилась?! То ты одно болтаешь, то другое. То хочешь, чтобы люди Инессы думали, что Степан остался жив, потому что его не добили, то хочешь, чтобы труп точно опознали. Так что все-таки? Или ты сама еще не определилась?
Анька пояснила, что ей необходимо, чтобы до Инессы дошли сведения о гибели Степана. Но ведь нет стопроцентной гарантии, что убивали по приказу Инессы. Это еще предстоит выяснить. А чтобы родственники узнали о гибели Анькиного брата, его должны обязательно найти. И опознать. Чтобы облегчить работу правоохранительных органов, мы и оставили права во внутреннем кармане пиджака. Но найдут труп далеко отсюда! Поди потом выясни, как он там оказался. Надо всех запутать. И убийц, и неубийц. Пусть потом разбираются между собой. А Инесса своим исполнителям – если их все-таки посылала она – головы оторвет за такие дела. И, главное, ее планы будут нарушены. Чего Анька и добивается. В любом случае Степана уже не вернуть, так что его смерть нужно использовать с максимальной выгодой для себя.
Если же тело будет обнаружено у соседей, то до Анькиной «берлоги», скорее всего, доберутся. Что и требуется Инессе. Или другому заказчику. А зачем нам это? Тем более если я теперь буду приходить убирать эту квартиру. Я же не хочу себя подставлять и ходить на допросы к следователю?
Я не хотела. В общем, надо вывозить.
– А если встретим кого по пути? – прошептала я, когда мы уже выходили из Ленькиной квартиры. И Ленька, и Настя так и не проснулись. Мы провели в их квартире минут десять, протирая все поверхности, к которым могли прикоснуться.
– По обстоятельствам, – сказала Анька, отвечая на мой вопрос. – И не забывай: я – мужик. Да и ты на себя сейчас не очень похожа.
Я посмотрела на Поликарпову. М-да, разве узнаешь нас с ней в таком обличье? Но почему парень с девкой среди ночи куда-то везут палас? А кому какое дело? Правда, нашим людям всегда до всего есть дело. Мы не в Америке, где на тебя всем плевать, делай что хочешь. У нас же народу обязательно нужно все знать и еще по возможности что-нибудь посоветовать. Страна советов и любителей их давать. Но будем надеяться, что никто по пути нам не попадется.
Степан, зараза, был тяжелый. С каким трудом мы поднимали его на чердак, а потом на крышу! Правда, взлетела я по металлической лестнице гораздо быстрее, чем в первый раз, и про зияющий проем забыла.
Наконец мы вышли к машине.
– Что теперь? – спросила я.
– Привязываем к багажнику сверху, – спокойно сказала Анька.
– Ты что… Давай лучше в салон. Сзади должен поместиться. И внимания привлечет меньше. А тут ведь свешиваться будет. Ты взгляни, какой он длинный.
Анька посмотрела и согласилась со мной. Мы с трудом затолкали рулон на заднее сиденье. Он у нас полустоял-полулежал. Пришлось даже немного продвинуть вперед переднее место пассажира.
Наконец мы тронулись в путь по пустынному городу. «Только бы ментов не встретить», – думала я. Представляю, чем могла бы кончиться подобная встреча…
И тут я быстро сдернула парик. Ведь если нас все-таки остановят и взглянут на права, где я на фотографии выгляжу несколько по-другому… Конечно, могут и не сравнивать со снимком, и наврать можно, что… Но Анька-то в любом случае – женщина! Я быстро высказала ей свои опасения, и мы поменялись местами за рулем. Вообще лучше, если ночью за рулем женщина. Меньше шансов, что остановят. Баба везет из гостей своего пьяного мужика. А мы, женщины, в общем-то, не имеем дурной привычки ездить в пьяном виде.
– Куда направляемся-то? – уточнила я у Аньки, берясь за руль.
– Больницу «Скорой помощи» знаешь? Недалеко от тебя.
– ?!
– Скинем напротив.
– Ты очумела! Там же круглосуточное дежурство. И, по-моему, травмопункт работает круглосуточно. А если увидят? Врачи, санитары, больные?
Анька заметила, что избавляться от тела мы будем не прямо напротив входа, а поближе к Волковскому кладбищу, расположенному неподалеку. В местах выгула собак. Там ведь собачники вдоль речки своих питомцев выгуливают. На пустыре. Анька специально смотрела, когда подходящее место приглядывала. Вот и найдет кто-нибудь из любителей животных этот подарочек. А там уж пусть менты разбираются.
– Но как мы подъедем к речке? – спросила я. – Или на пустырь? Там же грунт, а не асфальт. Ведь останутся следы от шин, примятая трава и…
– Я же говорю: присмотрела место. Не у самой речки. И где заехать, знаю.
Я решила полностью положиться на Аньку. И вообще машина-то ведь не моя, а ее. Если ее, конечно. Так что, если следы шин и останутся… Кстати, надо не забыть стереть отпечатки пальцев в салоне. Что мы и сделали перед тем, как припарковать тачку на ночь на том же месте, где забирали вечером.
Глава 10
Домой мы вернулись часов в пять утра. Сил не осталось ни на что, я даже не стала греть воду, чтобы помыться. Анька заявила, что прямо сегодня мы, то есть она отправится покупать мне водогрейку. Анька не может жить без душа и вообще не понимает, как я столько лет обитаю в таком сарае. Ну, если я ночной работой заработала себе на водогрейку – и то хлеб. Сама бы я ее никогда не купила. Мысль о водогрейке согрела душу, и ночные приключения уже не казались такими кошмарными.
Сбросив тело в выбранном Анькой месте, мы вернулись в машину и быстро разрезали палас на мелкие кусочки прихваченными Анькой ножницами, оставив лишь «крышки». Мне лично их было жалко выкидывать, а Анька сказала, что могут еще пригодиться. Мы что, еще кого-то будем вывозить таким образом? Куски паласа мы выбросили в несколько разных водоемов – благо, что в Питере их достаточно, включая мой район. Пистолет и все остальное барахло, прихваченное как из Ларискиной квартиры, так и из первой Анькиной «берлоги», привезли ко мне. Анька забросила свою сумку под ванну, а я свою кинула в стиральную машину. Завтра, то есть уже сегодня, разберемся. Потом мы рухнули в постели и проспали где-то до часу.
Костик встал сам, по всей вероятности, соорудил себе какую-то еду, а потом начал ходить вокруг нас кругами: ему не терпелось узнать, как мама с тетей Аней провели ночь. Пришлось оторвать голову от подушки: ребенок у меня как-никак только один. Естественно, про труп мы ему ничего рассказывать не стали, но квартиру я была готова показать прямо сегодня.
– Вот сейчас позавтракаем – или пообедаем? – заявила Анька. – И поедешь, ребенок, вместе с мамой осматривать место пре… – Анька запнулась.
– Какое место? – тут же уставился на нее Костик.
– Где мы вчера были, – подсказала я.
Костик не отставал. Ему требовалось узнать все детали. Но Анька уже давала нам указания, как себя вести. Потом мы позвонили в Германию ее подруге и предупредили – вернее, сообщили о том, что я имею место быть. Лариска, как я заметила, понимала Аньку с полуслова. Потом моя копия призналась, что ей страшно не хватает Лариски – она была ее самой близкой подругой. Единственной, можно сказать. Анька неоднократно ездила к ней в гости в Германию, часто перезванивалась.
– А почему она уехала? – поинтересовалась я.
– Не видела тут для себя никаких перспектив, – пожала плечами Анька. – Папаша у нее – не мой денежный мешок, мужика нормального тут не найти. Сама тоже не особо заработаешь. Ну, в общем, Лариска подумала-подумала и придумала. Поехала туда нянькой, сидела там с какими-то немецкими детьми, а сама тем временем наведалась в брачное агентство.
– Но ведь эти агентства есть и у нас, – попыталась вставить я.
– Есть, – согласилась Анька. – Но тут сколько посредников? И я бы тоже, например, если захотела замуж за немца, сама поехала бы в Германию и сама бы подавала объявление в брачном агентстве – там. Как-то не верю я нашим свахам. Это ведь тоже – бизнес по-русски, как и все остальное здесь.
Лариска получила немыслимое количество предложений на свое довольно незатейливое объявление: «Двадцатипятилетняя русская женщина хочет выйти замуж за немца». Долго выбирала – и нашла очень приличного тридцатидвухлетнего компьютерщика. Манфред имеет постоянную хорошо оплачиваемую работу, свой дом. Женат раньше не был, да и где немцу знакомиться? Днем работа, вечером все сидят по своим норам. Он тоже сидел, уткнувшись в компьютер. Иногда посещал какие-то курсы, например, учился готовить. Как сказала Анька, ей всегда смешно наблюдать за Манфредом на кухне. Он все отмеривает специальными ложечками, стаканчиками или чем-то там – все по правилам, не то что русская женщина: плюх всего в миску на глазок – и пошло-поехало жариться-париться.
Я поинтересовалась, довольна ли Лариска жизнью в Германии? Анька ответила, что подруга довольна всем, кроме одного, – не с кем общаться. Тоскливо. Пока у нее маленький ребенок – еще ничего, но что будет дальше? Аньке она всегда готова прийти на помощь. На Лариску можно положиться полностью.
– Но неужели она так плохо жила здесь? – спросила я. – Четырехкомнатная квартира…
– Родители с младшим братом погибли в автокатастрофе за год до того, как Лариска уехала, – пояснила Анька. – В общем, это тоже сыграло свою роль. У нее тут никого не осталось.
– А-а… – протянула я, и мы с Костиком стали собираться на уборку Ларискиной квартиры.
Я уточнила у Аньки, надо ли мне там что-то искать. Она пожала плечами.
– Братец, конечно, мог что-то оставить… – протянула она. – Он выбрал для себя одну из маленьких комнат – ту, что справа, если входить через дверь.
Костик, внимательно слушавший наш разговор, тут же встрял и поинтересовался, откуда еще можно входить и откуда входили мы?
– Можно в окно, – с серьезным видом ответила Анька. – Альпинистам. Но тебе, ребенок, я рекомендовала бы пока воздержаться от таких экспериментов. Войдете с мамой через дверь, как все нормальные люди.
Затем Анька почему-то вспомнила историю и классическую поэзию, заметив, что русский народ даже в Европу лез через окно… И вообще, когда у тебя перед носом захлопнули дверь, надо попробовать через него, родимого. А если окно тоже пытаются закрыть, то через трубу – и так далее, в зависимости от индивидуальной степени настойчивости, упорства и желания попасть туда, куда очень хочется. Один из Анькиных жизненных принципов.
Я промолчала и от комментариев воздержалась.
Анька велела мне хорошенько вымыть большую комнату и еще раз протереть все поверхности. Тут я спросила, убираться мне в перчатках или как? И что делать с Костиком? Для него у меня были только зимние варежки. Анька сказала, что я обязательно должна оставить в Ларискиной квартире отпечатки пальцев, и Костик тоже. Странно, если в помещении, где мы – по нашей версии – часто бываем, нет ни следа нашего присутствия. Отпечатки должны быть.
– Что делать, если кто-то появится? – спросила я.
– Все зависит от того, кто… – протянула Анька, помолчала, а потом выдала: – Если станут ломиться в дверь, сразу же вызывай милицию. Если позвонят, посмотришь в глазок, а ребенок тут же позвонит мне и скажет, пока ты у двери возишься. Если войдут со своим ключом… Так, в любом случае отдай сотовый ребенку. Он уйдет писать или пить, в общем, ребенок, сам придумаешь и позвонишь мне. А уж я решу, что делать. Поймешь из разговора, кто пришел.
Перед выходом из дома я вынула все из своей спортивной сумки-рюкзака, разложила выданное вчера Поликарповой добро по дальним ящикам, оружие Анька оставила в своей сумке под ванной. Я очень не хотела держать арсенал в своей квартире, Анька обещала увезти его назад в «берлогу». Правда, немного подумав, заявила, что кое-что нужно все время иметь под рукой.
– Что? – застонала я.
Не отвечая мне, Анька сложила все «сюрпризы» в шкаф к банке с мышами, которых она сытно накормила, снова восхищаясь красавицами. Оружие очень заинтересовало Костика – он впервые видел все это не по телевизору. Но я была неумолима, потребовав, чтобы ничего стреляющего в моем доме к нашему возвращению не осталось.
– Ладно, не будет, – пообещала Анька и пошла закрывать за нами с Костиком дверь.
Мы поехали на красной «Тойоте». У меня же нет другой машины. А ведь в Ларискину квартиру еду именно я.
Я поставила тачку перед соседней парадной – напротив места не было, мы вошли в лифт и поднялись на седьмой этаж. Дверь легко открылась выданным Анькой ключом.
Несмотря на то, что мы оставили все форточки открытыми, а балконную дверь снаружи вообще закрыть было невозможно, мне показалось, что трупный запах еще полностью не выветрился. Или только показалось?
Костик отправился на исследование всех комнат, а я, переодевшись в старый халат, взялась за тряпку. Как мне и велела Анька, для начала я все тщательно протерла. Пыли накопилось, скажу я вам… Вчера ночью мы занимались только легкодоступными поверхностями. Кто тут вообще убирался раньше? Из Аньки, как я догадываюсь, хозяйка хреновая. Или ее покойный братец за предоставление жилья приводил его в божеский вид? Ладно, какое мне до этого дело?
Потом я взялась за пылесос, но успела пропылесосить лишь большую комнату и начать ту, что с лоджией. В дверь позвонили.
Я замерла на месте. Костик примчался из маленькой комнаты с альбомом открыток, который рассматривал, и вопросительно взглянул на меня.
– Сиди здесь, – прошептала я, выключила пылесос и отправилась к входной двери.
Позвонили еще раз – на этот раз более настойчиво.
Я выглянула в глазок.
На лестничной площадке стоял бандерлог – в смысле именно тот молодец, с которым мы с Костиком познакомились в загородной усадьбе Артема Комиссарова.
Я открыла.
– Здравствуйте, – бандерлог расплылся в идиотской улыбке.
– Здравствуйте, – ответила я. – Простите, не помню, как вас? Или нас не представляли?
– Дима, – представился бандерлог и ненавязчиво отодвинул меня лапой в сторону, чтобы вломиться в квартиру.
Я быстро оглядела лестничную площадку, бросила взгляд вниз и вверх, но больше никого не заметила. Вздохнув, закрыла дверь. Молодец уже проследовал в большую комнату и здоровался там с Костиком.
– Может, кофейку? – предложила я, памятуя о том, что мне нужно дать возможность сыну позвонить Аньке.
– Угу, – кивнул молодец.
– Пойдемте на кухню, – обворожительно улыбнулась я, – а то я тут убираюсь…
– Угу, – повторил молодец, внимательно оглядывая комнату.
Не дожидаясь непрошеного гостя, я отправилась на кухню. Должен же он последовать за мной, черт побери! Ведет себя, словно в собственной берлоге. «Но все-таки хорошо, что он не пошел за мной сразу, – подумала я через минуту, оглядываясь в кухне. – Я же должна выяснить, где тут что лежит…»
Я быстро нашла и банку растворимого кофе, и сахар, и печенье и выставила все это на стол. Костик о чем-то разговаривал с дядей Димой. Беседа увлекла обоих. Пожалуй, бандерлог находился на одном уровне развития с моим сыном. По крайней мере, заходя за ними в комнату, я уловила обрывки бурного обсуждения мультфильма о каких-то трансформерах, который оба собеседника просмотрели не один раз и с неуменьшающимся интересом.
Дима побрел вслед за мной на кухню, Костик же заявил, что обязательно должен вначале помыть руки. Мама ему не разрешает садиться за стол с грязными руками. Я закатила глаза. Что-то я не помнила, чтобы Костик дома сам, по доброй воле, отправлялся в ванную. Обычно это происходило после десятка напоминаний. К чему бы это, не к войне ли с Турцией, как любила говорить моя бабушка? Но все объяснялось очень просто: стоило дяде Диме повернуться к ребенку спиной, как Костик тут же мне подмигнул. Вот они, вымытые руки. Но на этот раз я не стала напоминать сыну, чтобы он в самом деле их помыл.
Казалось, что молодец занял все свободное пространство кухни, разместившись на табуретке, явно не предназначенной для таких габаритов. Представьте двустворчатый шкаф, опустившийся на несчастную беленькую табуреточку из стандартного кухонного гарнитура. Представили? У меня возникла именно такая ассоциация при виде бандерлога, пьющего кофе.
– А вы тут часто бываете? – тем временем спросил он.