Одна женщина и много мужчин Жукова-Гладкова Мария
Андрюха сказал Светке, что в самом деле «лимон» баксами. Хватит нам на наши дамские расходы.
Я твердо заявила, что у меня этих денег нет.
– Не ври, Сашка. Кроме вас с Лариской, их никто прихватить не мог.
– Мог твой дорогой Андрюшенька! – заорала я. – А теперь пытается отмыться. Можешь передать ему: для него же лучше вернуть деньги тому, у кого он их взял, пока башку не оторвали. А если потерял – этого я тоже не исключаю, – пусть собирает по друзьям, по знакомым. И чем раньше, тем лучше для него. Все, Светка. Мне домой пора. Куда тебя отвезти?
Сестрица помолчала несколько секунд, что-то мысленно прикидывая, потом попросила подкинуть ее до ближайшей станции метро, что я и сделала.
Выходя из машины, она наклонилась ко мне и сказала:
– Подумай до понедельника, Сашенька. Без меня тебе на этот раз не справиться. Мы нужны друг другу. А не то…
– Что?
– Я передам, кому следует, что это ты прихватила денежки.
– Ну ты и стерва, сестричка! – заметила я, трогаясь с места.
Но вечерние встречи на этом не закончились. Стоило мне высадить сестру, как рядом с моим «БМВ» нарисовался шубаковский джип «Опель Фронтьера» и из ближайшего ко мне окна высунулась Мишанина физиономия. За рулем сидел один из его телохранителей.
Мишаня улыбнулся своим волчьим оскалом, прищурив и без того узкие глаза, и предложил вместе поужинать.
От подобных предложений, как я знала, отказываться не рекомендуется, поскольку все Мишанины пожелания видеть меня рядом с собой во время обеда или ужина означали необходимость серьезно поговорить о делах.
– Поехали, – сказала я. – Я пристраиваюсь сзади.
Когда мы уселись за столик и сделали заказ, я вопросительно посмотрела на Шубакова. Откладывать разговор до десерта не хотелось, вообще желательно было побыстрее закончить с этим делом и попасть домой. Мы с Мишаней сидели за столиком вдвоем, его телохранители пристроились за соседним. Еще какие-то люди расположились на другой стороне небольшого зала, но все они, как я предполагала, были из команды Шубакова, потому что мы находились в одном из курируемых нашими «красными шапочками» заведений, где для обычных посетителей предназначается первый зал (или два первых), а для хозяев – дальний. Мы, естественно, сидели в дальнем.
– Не будем тянуть, Сашенька? – воззрился на меня Шубаков.
– А зачем? Мы же с тобой не первый день знакомы. Выкладывай, зачем позвал. И по возможности без долгих вступлений.
– Обычную физиологическую потребность с моей стороны исключаешь полностью?
Я расхохоталась.
– Не понимаю, чего тебе так смешно, – заметил Шубаков. – У самой-то, насколько мне стало известно, новый партнер наметился.
Я отставила стакан с апельсиновым соком в сторону и твердым голосом потребовала не лезть в мою постель.
Неужели Виталий Сергеевич все доносит Шубакову? – тем временем проносилось у меня в голове. Ну ничего себе фирмочка! Теперь еще оправдывайся перед Шубаковым. Какого черта я сегодня вообще рот открывала? Трахнулась бы разок с Расторгуевым – и, возможно, мне больше не захотелось бы. А может, и вообще ничего не получится, а неприятностей себе уже нажила.
– А я и не лезу, – невозмутимо ответил Шубаков. – Просто предлагаю деловое сотрудничество. Еще по одному направлению. Взаимовыгодное.
– Сколько? – спросила я.
Теперь пришла очередь Шубакова расхохотаться.
– Вот это другой разговор! Вот это я понимаю! Как приятно иметь дело с бизнес-леди. Я всегда знал, Сашенька, что ты больше всего любишь деньги. Причем большие деньги. Вначале спрашиваешь, сколько получишь, потом уже за что. Отвечаю: триста тридцать три тысячи долларов. Дальше разговаривать будем?
– Будем, – сказала я.
Это за что же Мишаня мне такие бабки отстегнуть готов? Мне стало просто интересно. И который раз за последнее время я слышу именно эту сумму – как предлагаемую мне часть? Вначале Лариска миллион делила на себя, меня и Маринку, час назад – Светка, теперь Шубаков, что, его же делит?!
– Я так понимаю, Сашка, ни о какой любви к Расторгуеву с твоей стороны речи не идет? – тем временем рассуждал Мишаня. – Тебе просто надо плоть потешить, как я люблю выражаться.
Как любит и умеет выражаться Шубаков, я уже знала и молчала, ожидая, что за этим последует.
– Ты уж прости за откровенность (это Мишаня-то извиняется?), но у таких баб, то есть женщин, как ты, с личной жизнью обычно не очень ладится. Если бы твоего не убили, ты бы с ним все равно вскоре рассталась.
Я разозлилась и потребовала оставить моего мужа в покое, но вынуждена была признать, что Мишаня прав: дело тогда шло к разводу. Благоверному надоело терпеть мои вечные задержки на работе, домработницу, а не жену в доме, ну и прочие детали быта, с которыми сталкивается муж деловой женщины.
Мишаня продолжал говорить, словно и не слышал меня. Мужиков – домашних хозяек я не уважаю, с деловым мужиком, как сама понимаю, жизнь у меня скорее всего не получится, если мы вообще сойдемся, что маловероятно. Деловые-то – они домашних баб хотят, ну или моделек – кто как, но только не бизнеследи. И мне муж на постоянку не нужен, если уж быть полностью откровенной хотя бы с самой собой. Что я буду с мужем делать, который каждый день дома, причем все один и тот же? А я усталая, замотанная после работы, мне не до мужа – только бы все от меня отстали. Я привыкла быть сама по себе. Хозяйкой и матерью-командиршей. Решения в доме сейчас все принимаю я, а остальные пикнуть не смеют.
Я усмехнулась. Следует отдать должное Шубакову, мою натуру он понимал весьма неплохо, но личных симпатий у меня не вызывал. Ни как человек, ни как мужик.
Дети у меня есть. Больше, наверное, заводить не буду – и двух хватит.
– Кстати, это твое слабое место. Пожалуй, единственное, которое я вижу, – заметил Шубаков.
Работа у меня есть. Кое-что меня, конечно, не устраивает, но я прекрасно понимаю, что бабе в бизнесе, тем более в нашем, современном российском, не так-то и сладко. Приходится прогибаться. И я готова это терпеть – ради того, что имею с этого бизнеса. Но не исключаю, что в дальнейшем моя роль в фирме – ну как бы это выразиться? – усилится. Не будем исключать такого варианта.
– Я, как куратор…
Тут мы оба расхохотались. Подобранное Шубаковым для себя определение явно соответствовало его прошлым занятиям – в доперестроечные времена.
– Сам-то ты все-таки изначально откуда? – поинтересовалась я. – Приоткрой завесу над великой тайной. А то про Березу знаю, про Кондрата знаю, про Виталия Сергеевича – и говорить нечего, а вот про тебя только, что в Афгане успел побывать. Чего скрывать-то? Или до сих пор на свою контору работаешь?
– А не все ли равно? – уклонился от ответа Шубаков. – Ваша фирма подо мной. Вопросы решаем, вам помогаем, себя не забываем.
Шубаков говорил что-то еще, но мне быстро надоело слушать это словоблудие, и я прервала «куратора»:
– Мишань, а ты в президенты никогда не думал баллотироваться?
– В какие президенты? – не понял Шубаков.
– Как какие? России. Или, по крайней мере, в губернаторы.
– С чего бы это?
– Да тебя послушать, такого словесного тумана напускаешь… Депутаты бы тебя сразу за своего приняли. Госдума бы умилялась. А то подумай как-нибудь на досуге. Я за тебя проголосую.
Мы еще немного посмеялись, но быстро стали серьезными. Поскольку Шубаков не был ни губернатором, ни депутатом, ни президентом и становиться ими в обозримом будущем не собирался, он быстро перешел к делу, поинтересовавшись, слыхала ли я про исчезновение некоего миллиона баксов, изначально находившегося в собственности Юрия Леонидовича Цыганова.
Я кивнула. Чего ломать комедию и притворяться девочкой-ромашкой, когда тебе давно место на панели?
– Предлагаю осуществлять поиски совместными усилиями.
Ах, значит, вот какие идеи посетили Шубакова после того, как он узнал о моей возможной связи с Расторгуевым. У кого как мысль работает.
– Почему ты считаешь, что я могу тебе в этом помочь?
– А ты сама на него нацелилась? На миллион в смысле. Думаешь единолично справиться?
– Не думаю, – честно ответила я. – Я вообще не думала, как я могу его прибрать к рукам. Не вижу возможности.
Шубаков предложил пояснить. Я заметила, что если он имеет в виду выуживание информации из Расторгуева в постельке, то ему следует подложить под Олега какую-нибудь свою телку – специально обученную, естественно. Наверное, у команды шубаковских есть на примете такая. А я уж с кем-нибудь другим плоть потешу, как выражается Мишаня.
– Саша, ты помнишь, сколько я тебе предложил за работу?
Я кивнула.
– Ты думаешь, я тебе это за описанное тобой отстегнуть готов?
Я воззрилась на Шубакова.
– Саша, – Мишаня покрутил в руке стакан с виски, – я считаю, что этот миллион находится у вас в офисе.
– Что?!
Объяснять, почему он так считает, Шубаков не стал и велел даже не спрашивать. Но у него было достаточно оснований так думать. Просил поверить на слово. Если узнаю от Расторгуева что-то дополнительно – прекрасно. Но речь шла не о нем и не о наших возможных с ним отношениях. Хочу с ним трахнуться – да было бы только на здоровье. (Ну просто второй Виталий Сергеевич – какая забота о моем здоровье!) Но миллион-то «зеленью» важнее, правда?
Мы прекрасно понимали друг друга.
– Я бы, может, Олега сегодня вообще не вспомнил. Так, к слову пришлось.
– Ничего себе к слову! – заметила я.
Шубаков продолжал говорить, словно меня не слышал. Без чьей-либо помощи в нашей конторе вытащить этот миллион он не сумеет. Мишаня обычно старается трезво оценить ситуацию и не заявляет, что он – господь бог и может все. Если может, значит, может, если нет, значит, нужно думать, что сделать, чтобы добиться того, чего он хочет. На этот раз он понял, что без кого-то из нашего руководства – или приближенных к августейшим особам – ему не обойтись. И он выбрал меня.
– Значит, ты подозреваешь Виталия Сергеевича? – сделала вывод я.
– Разумное заключение, – заметил Шубаков. – Но я не отвечу ни да, ни нет. Может быть. И ты, естественно, не считаешь, что я тебе доверяю на все сто? В особенности когда речь идет о «лимоне» «зеленью»?
Я усмехнулась. Конечно, он мне не доверяет полностью, как и я никогда не поверю ему.
– Треть будет твоя – если, конечно, удастся до него добраться. Захочешь вместо него акции вашей фирмы – пожалуйста.
– Из своих, что ли, выделишь?
– Зачем из своих? – искренне удивился Шубаков. – Уж найду как-нибудь, откуда тебе добавить.
Добавлять можно было только от Семена Григорьевича, имевшего шестьдесят процентов, не по одному же забирать у Виталия Сергеевича, Березы, Кондрата и еще двоих шубаковских молодцев? Значит, подозревает и генерального. А мне-то как вести себя при такой постановке вопроса? М-да, положеньице.
– Ты согласна? – посмотрел на меня Шубаков.
– В принципе да. Конкретно ты чего от меня хочешь-то? Сейчас, на данный момент?
Шубаков хотел, чтобы я просто подумала. Обмозговала ситуацию.
– Ты в курсе, что я в воскресенье улетаю в Японию?
– Слышал чего-то краем уха. Надолго?
– Дня на четыре, может, пять.
– Вот и подумай на досуге, а потом поделимся мыслями друг с другом. Может, и не только мыслями. Если повезет.
На прощание мы твердо, по-мужски, пожали друг другу руки.
Глава 7
12 сентября, пятница
Ночь с 12 на 13 сентября,
с пятницы на субботу
Наконец я прибыла в родной дом. Дети были счастливы видеть непутевую мамашу, явившуюся до того, как они, не выдержав долгого ожидания, отключились. Более того, они знали, что завтра суббота, а следовательно, я буду в их полном распоряжении. Как и в воскресенье. По крайней мере, в выходные я старалась уделять внимание дорогим чадам.
Валерка с Вадиком стали наперебой сообщать мне последние новости, в основном касавшиеся школьной жизни и компьютерных игрищ, однако в их скороговорке промелькнуло сообщение, заставившее меня насторожиться. Это была новость, так сказать, с нашего двора. Там целый день сидят какие-то дяди в «восьмерке» с тонированными стеклами. Мои детки обратили на них внимание, когда возвращались из школы, потом снова – когда пошли гулять, обсудили эту ситуацию с другими мальчишками и установили свое наблюдение. «Восьмерка» оставалась на дежурстве, даже когда Лариса загнала моих сорванцов делать уроки – чтобы не оставлять домашние задания на выходные.
– Это, наверное, Витьку-бандита стерегут, – высказался Валерка.
– А почему ты решил, что Витьку? – Мне было интересно послушать, какое обоснование своего мнения даст мой сын.
Дворовые мальчишки пришли к вполне оправданному выводу, что раз Витька с пятого этажа стрижен «бобиком», хорошо накачан, разъезжает на «Паджеро» с тонированными стеклами, имеет крутой сотовый телефон, одет в соответствии с весьма специфической модой – следовательно, он относится к вполне определенной категории нашего общества.
Мои детки со товарищи пришли к выводу, что Витька не поладил с конкурирующей группировкой, а поэтому те выставили «наружку». К счастью, у них не возникло мысли, что «наружка» выставлена для наблюдения за родной мамой, у которой зародились именно такие подозрения. Да и вообще у меня мелькнула мысль, не отправить ли деток куда-нибудь отдохнуть – причем как можно дальше от дома, – вот только учебный год начался очень некстати. В принципе он всегда начинался некстати – как и в те годы, когда я сама была школьницей, а потом студенткой. Учиться мне никогда не хотелось, правда, я все равно это делала, причем вполне успешно.
Единственное, что меня по-настоящему интересовало, – так это Япония с ее культурой и языком. Это у меня, по всей вероятности, наследственное: мамин отец был востоковедом и привил мне любовь к этой сказочной стране. Под его руководством я и выучила японский – чему неоднократно радовалась в последующие годы. Я никогда не работала бы там, где работаю, если бы его не знала. Ни у Лариски, ни тем более у Светки интереса к Востоку не возникало и, как я подозревала, уже и не возникнет.
Мы вышли с Валеркой на лоджию, и он показал мне «восьмерку», все еще находившуюся во дворе. Правда, пока мы стояли, созерцая ее, она тронулась с места и уехала.
– Чего это они? – удивился Валерка. – Витька-то еще не вернулся.
Я не стала отвечать на вопрос сына, зато убедилась, что господа из «восьмерки» следили именно за мной. Я вернулась – их дежурство закончилось. Наверное, лица, которых я заинтересовала, осведомлены о составе моей семьи, а поэтому решили, что мать двоих восьмилетних детей не должна никуда срываться посреди ночи.
Лариска разогрела ужин, мы перекусили, потом детки отправились к телевизору, а мы с сестрой наконец смогли поделиться новостями. Мои были только цветочками. Ягодку выдала Лариса.
– Деньги – фальшивые, – сообщила она.
Хорошо, что я уже успела доесть свой ужин, иначе бы поперхнулась.
Лариса принесла открытую пачку, а также извлекла из своего кошелька отдельно лежавшую тысячу. На всякий случай я тоже достала из своего кошелька такую же купюру. Мы принялись сравнивать. Подделка была очень хорошего качества, цвет лишь чуть-чуть не совпадал – оказался более зеленым, чем на настоящей купюре.
– У тебя их не взяли? – уточнила я.
– В ларьке и в палатке взяли. Там, где нет машинки.
– А машинка дала сбой?
– Да как тебе сказать… В общем, как-то она не так засветила. Я точно не знаю – меня же в кассу не пустили. Тогда кассирша и принялась купюру рассматривать. Вторую кассиршу вызвала. Ну, я разрыдалась, поиграла на публику. Слава богу, рожа моя на меня работала. Купюра опять же не новенькая, немного у меня в кошельке сложенная повалялась. Я их специально чуть-чуть примяла, когда из дома выходила – ну чтоб не бросались в глаза. В общем, мне ее отдали и велели сходить в сберкассу. Я закивала – и бегом.
Я в задумчивости уставилась в стену. Да, подделка классная. Если уж машинка не сразу дала отбой… И только с цветом небольшая ошибочка, да и то если под лампой смотреть…
– Обидно… – тем временем вздыхала Лариска. – Я-то надеялась…
Я заметила, что надо проверить остальные. Лариска поинтересовалась, не трогала ли я их пока.
Я покачала головой. Неужели она думала, что я, по ее примеру, тут же понесусь по магазинам? Деньги так и лежали у меня в кабинете. Больше всего меня в этот момент волновало, чьи они – Цыгана или все-таки кого-то другого, да и неплохо было бы выяснить, все фальшивые или есть и настоящие? И вообще чем нам все это грозит? И так ли хозяева ищут сами деньги? Или не хотят, чтобы вскрылось то, чем они занимаются? Храп поэтому воду мутит? По заданию Цыгана? Короче, вляпались в историю. Не надо, наверное, было их брать… Задним умом мы все сильны, да ведь и не устоишь при виде такого богатства… Я же считала, что там миллион «зеленью». Не станешь же на месте проверять – фальшивые или не фальшивые, тем более когда только что убитая Маринка рядом лежит.
– Что будем делать, Саша? – тем временем спрашивала Лариска, преданно глядя мне в глаза. – Может, потратить по ларькам-палаткам, в разных районах города? Затоваримся на год вперед – макаронами, супами?
– Дура! – перебила я ее. – Подумай хоть о том, что ты своей рожей внимание привлечешь. Тебя и так, наверное, запомнили. День-два – и пойдет ориентировка по городу. Этого нам только не хватало!
Лариска вертела в руках пачку фальшивых купюр. На глаза у нее навернулись слезы. Было жалко выбрасывать такую сумму.
Сестра спросила, не могу ли я где-нибудь поменять их на настоящие. Например, один к трем. Или к пяти.
Я приняла решение прямо сейчас смотаться к себе на работу и забрать еще несколько пачек. Может, только в одной фальшивые?
Правда, сама я считала, что фальшивыми окажутся все. Но проверить следовало. А до завтра ждать не хотелось. И уснуть я не смогу, не разобравшись.
– Ты опять пойдешь через черный ход? – спросила Лариса.
– Нет, это лучше больше не практиковать, – ответила я, снова облачаясь в деловой костюм. – Пойду через главный.
– А твои охранники?..
– Лариса, они мне подчиняются, а не я им. И я не должна перед ними отчитываться. Вот их, кстати, могу к стене прижать, если не сразу откроют или окажутся под мухой.
– Но надо же что-то им сказать…
В общем-то, Лариска была права. Я решила, что скажу следующее: забыла кое-какие бумаги, которые надо прихватить с собой в Японию. Я же улетаю в воскресенье. Решила все сделать в пятницу, чтобы в выходные уже не появляться на работе. Вполне подходящее объяснение. Если вообще кто-то что-то спросит.
Конечно, никто ничего не спросил, но я все равно пояснила – как бы между делом. Я пожелала мальчикам спокойного дежурства, они мне – удачной поездки, и я отбыла домой с пачкой денег. Эти деньги лежали у меня в тамбуре. Рубли я оттуда извлекла все, а баксов прихватила лишь по пачке каждого вида. По пути у меня мелькнула мысль заехать в какой-нибудь круглосуточный пункт обмена валюты и проверить баксы.
В кабинете я не рискнула их рассматривать – камеры-то работают. Да и деньги я доставала не из сейфа в кабинете, а из хранилища за закрытой на пластиковую карточку дверью, куда глаз видеокамеры не проникал. Зачем кому-то знать о том, что я тут беру? Нет, конечно, если должным образом согнуться, то видеокамера не запишет, что я извлекаю из встроенного в тумбу сейфа, прикрываемого моим телом, но я все равно решила оставить пакет пока на месте. Для порядка я порылась в бумагах, сунула пару каких-то контрактов в кейс, включила компьютер, что-то наугад списала на дискету и отправила ее вслед за бумагами. Камера была установлена так, что изображение на мониторе не фиксировалось. Очень кстати для меня. И вообще, повторила я про себя, я не обязана ни перед кем отчитываться в том, что беру у себя в кабинете.
Уже в машине я вскрыла пачку стодолларовых и попыталась внимательно рассмотреть верхнюю купюру. Она показалась мне настоящей. Может, все-таки следовало открыть бухгалтерию? Нет, лучше не надо. С чего бы это я стала проверять деньги? Тем более вокруг меня происходит поиск утерянного «дипломата». Ладно, рискну заехать в обменный пункт.
Я притормозила на Литейном, приготовила все необходимое, заскочила в обменку и, внутренне содрогаясь, опустила в выдвигающийся ящик паспорт и одну стодолларовую купюру. Как я уже говорила, я умею держать себя в руках и не показывать никаких эмоций. Я мило улыбнулась кассирше, тут же, несомненно, определившей, что она имеет дело с бизнеследи, о чем свидетельствовал мой внешний вид и крутой «Сони-Эриксон», который я для порядка держала в руке – обычно я убираю его в сумку или в мой обтянутый крокодиловой кожей кейс. Терпеть не могу эту мужскую привычку выставлять мобильник напоказ.
К моему великому удивлению, у кассирши не возникло ни одного вопроса. Сотню мне мгновенно разменяли. Я молча взяла рубли, паспорт и справку и вернулась к машине. Значит, настоящие?
Следовало также проверить и зеленые полтинники. Я стала судорожно вспоминать, где у нас еще есть поблизости круглосуточные обменники. Не припомнив ничего подходящего, я решила проехаться по гостиницам.
Поскольку я находилась на Литейном, первой в списке получилась гостиница «Санкт-Петербург». Я сомневалась: ставить машину при подъезде к гостинице или все-таки на платную стоянку перед входом? Что, если полтинники окажутся фальшивыми? Станет кто-то ко мне придираться или нет? Потребуется делать ноги? С другой стороны, какие ноги? Я – деловая женщина, на высоченных каблуках, и в беге, откровенно говоря, никогда сильна не была. Если кто-то захочет меня догнать, то труда это ему не составит. Ладно, что-нибудь соврем, поревем, как Лариска днем в магазине, но лучше все-таки остальные деньги оставить в машине. В таком случае нужна платная стоянка.
Проезжая над Невой, я приподняла пассажирское кресло и кинула туда полиэтиленовый мешок с пачками рублей и баксов, до этого лежавший внутри кейса, предварительно вынув один зеленый полтинник и одну зеленую сотню – может, сотни проверю еще раз. Эти купюры я опустила в кошелек. Эх, была не была! Выяснить-то все равно надо – и чем раньше, тем лучше.
Я вошла в гостиницу, повернула к находящейся слева лестнице и поднялась к обменнику. Перед ним стояли двое каких-то иностранцев гренадерского роста. Я решила, что это голландцы – все голландцы, с которыми мне доводилось встречаться, были почему-то именно такими громадными. Какое-то время наша фирма имела дело с «Филипсом», а потом Сеня решил специализироваться только на технике с Востока. Я не возражала: в общении с японцами я была незаменима.
Наконец подошла моя очередь, и я, мило улыбаясь девушке, подала паспорт и пятидесятидолларовую купюру.
– У нас не очень выгодный курс, – заявила она.
«Какое беспокойство об интересах клиентов!»
– Мне срочно нужны рубли, – ответила я, – а в такое время… Вы же понимаете…
– Ну как знаете.
Курс в самом деле был отвратительным, как это обычно бывает в гостиницах. Правда, подобную заботу о моем кошельке проявляли впервые. Я внимательно следила за девицей. Что меня поразило, так это то, что она не стала проверять мою купюру «на вшивость». Просто отсчитала мне рубли, потом подняла голову и поинтересовалась:
– Справка нужна?
«Ах, вот оно что…»
Я покачала головой. Мне тут же отдали паспорт, в который кассирша так ни разу и не взглянула, и причитающуюся сумму в рублях. Только мне именно в этот раз нужно было, чтобы мою купюру проверили. В итоге что: теперь придется ехать в другую гостиницу.
Я вышла на улицу, села в машину и задумалась, куда податься. Свой выбор я остановила на «Москве». В «Европу» и «Невский палас» почему-то соваться не хотелось, лучше туда, где поскромнее.
Слава богу, в «Москве» мой второй полтинник проверили – и он тоже оказался настоящим. Или это была подделка такого качества, что имеющиеся в распоряжении валютных кассиров машинки ее не распознавали. В любом случае сойдет. Я забрала рубли и направилась к дому. В дальнейших экспериментах, как я считала, необходимость отпала. Надо было бы, конечно, проверить еще по паре купюр из середины пачки, но уже не было сил. Просмотрю их все дома, если возникнут подозрения – проверю, только в дневное время. Или даже у нас на работе это сделаю – мало ли почему у меня возникли сомнения насчет пары купюр?
Когда я вернулась домой, Лариска прямо с порога спросила:
– Ну?
Вся издергалась, бедная. Наверное, надо было ей позвонить, не додумалась я как-то.
– Баксы настоящие, – заявила я. – Берут без проблем.
– А рубли?
– Где бы я их стала тратить среди ночи? В круглосуточных магазинах продукты покупать?
– Ну и ладно, – хмыкнула Лариска. – А вообще, теперь если и будем их тратить, то только в ночных ларьках. В магазин все же соваться не стоит.
Она была права. Я предложила рассмотреть остальные пачки, которые я привезла.
Перед тем как выйти из машины, я снова запихнула все деньги в полиэтиленовый пакет, пакет сунула в кейс, а теперь вытряхнула пачки на кухонный стол.
– Баксы убери, – сказала Лариска. – Пусть полежат у тебя.
Я не стала возражать, а собрала доллары и заперла их в своем домашнем сейфе. Лариска тем временем изучала рубли. На вид сотни казались настоящими, а тысячи, как и предыдущая пачка, – фальшивыми.
– Может, только тысячи фальшивые? – с надеждой посмотрела на меня сестра.
– Думаю, что все рубли, – высказала я свое мнение.
– Проверить бы надо…
– Я больше не буду. Хватит с меня баксов, – заявила я. – Страху и так натерпелась. Если хочешь, отправляйся завтра куда-нибудь на открытый рынок. Вначале там торговцам дашь, потом в какой-нибудь мелкий магазинчик заскочишь. Только не в моем районе. Тут ты уже засветилась.
Лариска размышляла какое-то время, а потом спросила:
– А ты на работе не можешь проверить? У вас же точно есть машинки.
– Ты думаешь, что говоришь?! – взорвалась я. – Зачем мне на работе с фальшивыми деньгами засвечиваться? Дойдет до того, до кого не надо, что я рубли фальшивые проверяла. Нет, Ларка. Нет, нет и нет! Хочешь – проверяй сама в магазинах.
Лариска опять погрузилась в глубокие размышления. Я молчала, прикидывая, что же делать с деньгами. Сама я рубли тратить точно не буду. Зачем мне лишние проблемы? Баксы оставлю, а вот от рублей нужно избавиться. Может, подкинуть кому и запутать ищеек, которые заняты их поисками и подозревают нас с Лариской? Только вот кому подкинуть? Причем так, чтобы истинные хозяева нашли? И сколько? Часть-то, правда, осталась лежать у меня в сейфе – том, что стоит у письменного стола. Но и здесь немало. Жалко, «дипломат» в Неву выбросили. Ну да ладно, назад его все равно не вернешь, так что и жалеть нечего.
Как выяснилось, Лариска думала примерно в том же направлении, что и я. У дураков мысли сходятся? Или родные сестры должны мыслить одинаково? Короче, она тоже пришла к выводу, что деньги нужно кому-то подкинуть. У нее даже были две кандидатуры – наша дражайшая сестричка Светочка и Марина.
– Я не представляю, как мы можем подкинуть хотя бы одну пачку Светке, – заявила я.
– А Маринке представляешь? – тут же спросила сестрица.
В принципе я представляла, что это можно провернуть – замочек, насколько я помнила, у моей бывшей секретарши слабенький, проволочкой я его открою, но снова заходить в ту квартиру… Бр-р-р!
– Я не пойду, – твердо сказала я. – Хватит одного раза.
– Ну… в общем, я могу, – Лариса посмотрела мне прямо в глаза.
– Ты хоть понимаешь, что там труп лежит?! – взревела я. – Если, конечно, его еще не обнаружили.
Сестрица заметила, что, если бы обнаружили, мне бы сообщили.
– Я не родственница.
– Все равно, до тебя информация докатилась бы, – продолжала Лариска. – Насильственная смерть, значит, будет следствие. Должно быть. И до тебя доберутся, не волнуйся.
– Утешила, – хмыкнула я.
– Ты просто должна быть к этому готова, – со всей серьезностью продолжала сестра. – И, кстати, иметь алиби на момент ее смерти.
– А теперь послушай меня, дорогая сестренка, – теперь уже я уставилась на Лариску. – Послушай и запомни крепко-накрепко: время смерти Маринки мы не знаем и знать не можем. В квартире у нее мы не были. Мы вообще не знаем, что она умерла. У меня будет истерика, когда мне об этом кто-то сообщит. Устрою спектакль специально для ментов. За меня не волнуйся. Давай лучше поговорим о тебе. Кто-нибудь видел, что она к тебе приходила? Что врать будем?
– Давай все-таки разберемся с алиби на время смерти, – твердо сказала Лариска. – Тем не менее. Что мы делали вчера вечером?
Я пояснила, что время Маринкиной гибели никто точно определить не сможет. Когда еще найдут тело? А если ты точно расписываешь, где в какой час находилась, это выглядит подозрительно. Нормальный человек таких вещей просто не помнит. Предположим, я могу отчитаться за рабочее время – по своему ежедневнику, а вот дальше… Но все зависит от того, когда Маринку найдут. Ее мать живет на даче, когда приедет – неизвестно. Может, и через две недели, а погода стоит теплая…
– Но все-таки, Сашка… – не унималась Лариса.
– Значит, так. Маринка к тебе приезжала. Башку разбила. Своим пистолетом.
– А ее из него убили? – перебила сестра.
Я задумалась, пытаясь припомнить, что мне удалось увидеть в Маринкиной комнате… Я тогда особо не присматривалась – увидела мертвую Маринку, лужу крови, а вот оружие… По-моему, рядом ничего не валялось, но поклясться в этом я не могла. Я специально не смотрела, а в глаза не бросилось.
По логике вещей, ее должны были убить из чего-то другого. Те парни в «девятке», которых я толком даже не рассмотрела. К сожалению, из номера их машины я запомнила лишь две цифры, да и номера-то вполне могут оказаться липовыми. Или машина ворованной. Если они ехали именно за Маринкой, то наверняка имели при себе оружие. Откуда они могли знать, что у нее что-то есть? Нет, она сама говорила, что «пушку» ей вручил Храповицкий, так что, если парни были посланы им, он должен был и предупредить об этом. Но откуда парни могли знать, где Маринка держит пистолет? И где гарантия, что она не пальнула бы первой?
Тут я начала винить себя за то, что высыпала патроны из пистолета и они лежали у Маринки отдельно. Если она вообще, по моему указанию, не выкинула пистолет с патронами где-нибудь по дороге. Я ведь велела ей сделать именно это. Парни из «девятки» могли видеть, как Марина выбрасывает оружие, а следовательно, быть в курсе, что пистолета у нее больше нет. Или вообще подобрать его. И использовать. Черт знает что! Но все-таки я склонялась к мысли, что Маринку убили из какого-то другого оружия. Ну почему я тогда не посмотрела, валяется там рядом что-то или нет?!
– Наверное, все-таки придется идти в Маринкину квартиру, – пролепетала я, содрогаясь.
– Я же сказала, что схожу, – твердым голосом заявила сестра.
Что это Лариска сегодня такая смелая? Я удивленно посмотрела на нее. Вроде бы трезвая.
Сестрица поняла, какие мысли мелькают у меня в голове, и усмехнулась.
– Сашка, я сама себе удивляюсь. Но мне почему-то не страшно.
– Сейчас и здесь, – заметила я.
– Может, это только временно, – согласилась Лариска. – Но не страшно, и все. Только поедем прямо сейчас, пока я не передумала. Да, я готова зайти в Маринкину квартиру. Для меня она никто, я видела ее раз в жизни. Это тебя с ней какие-то воспоминания связывают, общая работа. А меня – нет. Лежит труп – ну и пусть себе лежит.
– Идиотка, – вздохнула я.
– Сашка, ты трупы вблизи видела? – спросила Лариска и тут же очухалась: – Ну да, конечно, прости. Я не о Маринке. Я о… твоем. Прости.
– И еще не раз видела, – сообщила я сестрице. – Но давай все-таки сменим тему и закончим с твоим знакомством с Маринкой – для ментов. При жизни в смысле. Она к тебе приезжала. Все-таки кто-то из соседей мог ее заметить, тем более она у мусоропровода сидела, караулила тебя.
– И еще расспрашивала кого-то, – добавила Лариска. – Вспомни. Она выясняла, к кому ездит дорогой Андрюшенька.
Я кивнула и продолжала:
– Как раз тогда, когда вы с глазу на глаз выясняли отношения, приехала я. Мы втроем обсудили ситуацию и пришли к общему знаменателю: самый большой негодяй – Храп. Он и виноват во всем.
Лариска со мной полностью согласилась. Этот вывод она была готова отстаивать где угодно.
– Потом мы попили кофейку, причем вполне мирно. Не нужно забывать, что Маринкины отпечатки пальцев остались в твоей квартире.
– Так я могу хоть сейчас съездить стереть, – перебила Лариска.
– Не надо, – покачала головой я. – Пусть лучше остаются. Так правдоподобнее. Кровь на твоем ковре – твоя. Только если у вас группы не совпадают.
– Я понятия не имею, какая у меня, – призналась Лариска. – А какая у Маринки, мы теперь и не узнаем.
Я согласилась с этим утверждением – мы не узнаем и не сверим, но будем надеяться на лучшее – на то, что нас с Лариской вообще никто не свяжет с Маринкиной смертью. Меня, конечно, менты станут допрашивать, но я буду трепаться о своих переживаниях в связи с Маринкиным увольнением и про работу нашей службы безопасности… В общем, я не сомневалась в своих возможностях заговорить их. И ведь Маринка у нас уже не работает, а к тому времени, когда ее обнаружат… Я в воскресенье улетаю в Японию, через неделю тоже можно будет куда-нибудь съездить. Придумаю. Моих отпечатков пальцев в Маринкиной квартире не должно быть – я была в перчатках. А вот что касается Храпа… Ха-ха. Вот кому придется отдуваться.
– Ладно, а что мы делали потом? – посмотрела на меня сестра. – После того, как попили кофе?
– Мы с тобой поехали ко мне, а Маринка – к себе.