Принц с опасной родословной Жукова-Гладкова Мария
– Где мы можем побеседовать? – спросил опер ментовским тоном. Они вдвоем удалились куда-то вглубь, детинушка только махнул мне рукой – сама, мол, дорогу найдешь. Представители патрульно-постовой службы приняли приглашение охранников клуба немного перекусить и отправились в сторону кухни, откуда неслись восхитительные ароматы. Нас же с Татьяной и Пашкой пригласили пройти к начальству, которое, как выяснилось, очень давно жаждет встречи со мной. Один охранник пошел вперед, указывая дорогу.
На пути нам попались два официанта, затем еще один охранник, не обративший на нас никакого внимания. Татьяна внезапно остановилась и заявила: змею все-таки следует из термоса переложить в особый карман, не так давно специально пришитый к ее пиджаку изнутри. Стоило Татьяне достать змею из термоса, поставленного в висевшую у нее на плече сумку, как появилась наша знакомая Катя, бодренько вышагивающая на десятисантиметровых каблуках.
– Ой, это вы? Здравствуйте! А это что? Змея? А почему такая маленькая? Ведь вроде бы мы большого питона заказывали.
Мы с Татьяной изобразили два вопросительных знака.
– Вам не сказали разве? – удивилась Катя. – Нам не любая змея нужна. Ваша не пойдет. Как с ней танцевать? Юра! – заорала Катя куда-то вглубь.
Вскоре появилось существо, чем-то удивительно похожее на Борю Моисеева, возможно, новой простыней, накинутой на боди.
– Да? – певуче спросил Юра.
– Ты что, не сказал, какая нам нужна змея? – уточнила Катя. – Ты посмотри, какую мелочь они притащили? Покажите вашу змею! Зачем вы ее убрали?
– Мы принесли ее для личного пользования, – процедила Татьяна. – Это моя личная змея. Она живет у меня дома, и я ее никому отдавать не собираюсь.
– Но нам нужен питон! – завопила Катя.
– Питонов у меня нет, – спокойно сказала Татьяна. – Может, какие-нибудь другие виды подойдут?
Юра тут же стал объяснять, что ставит новый танец (он оказался местным балетмейстером), хотелось бы сделать что-то оригинальное. Вот он и придумал змею, только надо большую. Татьяна извлекла из сумки свою визитку с домашним телефоном и просила позвонить днем, чтобы она смогла обсудить с Юрой все детали. Она готова предоставить ему змею.
– А у вас их много? – спросил Юра.
– Шестьсот, – сказала Татьяна.
– Интересно… Если выпустить в зал шестьсот змей…
– Я не намерена продавать вам всех! – рявкнула Татьяна. – Кстати, среди них есть и ядовитые.
– Очень хорошо, – кивнула Катя. – Я для себя возьму. Вы меня научите, как с ней обращаться? Чтобы меня не кусала, а кусала тех, на кого я ее напущу? Можно я вам тоже завтра позвоню?
– Звоните, – устало вздохнула Татьяна.
– А сколько стоит змея?
– По-разному. Самый дешевый уж. Рублей сто на рынке. Но у меня ужей нет. Некоторые особи и на десять тысяч долларов потянут. Зависит от многих факторов.
Юра с Катей куда-то убежали, распрощавшись с нами до завтра, а мы пошли дальше.
– Ну и компания, – вздохнула Татьяна.
– А что ты хочешь? Ночной клуб – это особый мир.
– Катя, кстати, уж больно быстро отошла. Ты помнишь, Юль, в каком состоянии мы нашли их с Лизой?
– Видимо, специфика работы научила быстро восстанавливаться, – пожала плечами я. – Да и организм молодой, здоровый.
Я подумала, что мы не успели спросить Катю, зачем ее подруга нас сегодня пригласила, то есть меня. Мне показалось, что Катя сразу же перевела разговор на змею, чтобы я ее ни о чем не спросила. Ей нужно было хоть как-то меня отвлечь, а тут такой шанс. О каком питоне могла идти речь? Сопровождающий нас охранник в самом начале разговора прошел вперед и ждал нас на удалении, поэтому при желании можно было бы поговорить тихо… Или Катя все-таки его опасалась? Боялась, что мы спросим про Лизу и ее звонок?
Наконец мы прибыли туда, где нас ждали. По всей вероятности, это был небольшой закрытый зальчик для приема самых важных гостей. За накрытым на двоих столом, с которого уже откушали, сидел Неандерталец. Больше никого не было.
– Нам что, троим с одной тарелки есть? – поинтересовалась я вместо приветствия. – Причем грязной?
– А вы что, сюда жрать пришли? – в тон мне ответил Неандерталец, даже не удосужившийся встать, несмотря на то что пришли дамы. – И вообще мне нужна только ты, Юленька.
Без приглашения я плюхнулась за стол, Татьяна взяла себе стул из стоявших у стены, Пашка пристроился сбоку и тут же потянулся к бутылке.
– Налей и мне, – сказала Татьяна.
– А ты, Юленька, пить не собираешься? – проворковал Неандерталец.
– Я за рулем. Ладно, не будем тратить время. Чего тебе от меня нужно?
– Оправдание Вячеслава Николаевича. Полное и безоговорочное. Кто будет убийцей вместо него – неважно. Хоть твой Сереженька. Хоть губернатор, хоть президент, хоть все депутаты, вместе взятые.
– Кто такой Вячеслав Николаевич? – Пашка оторвался от бутылки.
– Паша, не отвлекайся, – бросила я оператору. – Пей спокойно. – Я посмотрела на Неандертальца. – Прикажи еще вина принести.
Костя посмотрел на стоявшего столбом у двери охранника.
– Лучше пива, – сказал Пашка.
– Вина, – сказала Татьяна. – Антикварного. Надо в кои-то веки попробовать.
Костя махнул рукой охраннику. Тот нас покинул.
Я тем временем опять посмотрела на Костю.
– Почему ты думаешь, что я могу собрать доказательства в оправдание Вячеслава Николаевича?
– Это не я так думаю, а Вячеслав Николаевич, – Неандерталец показал звериный оскал. – Ты такая проныра, что пролезешь везде. И если захочешь – выяснишь все, что угодно. У тебя везде связи. Тем более подставляли его твои знакомые. Больше некому.
– Ты уверен, что я захочу?
– Подойди-ка сюда. – Костя поманил меня пальцем.
Мы вышли из зала через вторую дверь и оказались в небольшом кабинете. Там Костя открыл сейф и извлек пачку фотографий. Протянул мне.
– Действуем твоими же методами.
На снимках была изображена я в комнатке с двойным зеркалом. Я фотографировала депутата с рыжей и антикоррупционера с цыпочками, потом депутата с ножом в груди.
– Значит, у вас где-то стоят мониторы… – задумчиво произнесла. Тогда я специально приглядывалась и их не обнаружила. Но, значит, они знают, кто убил Ефимова?! Рыжая или нет?
Я спросила, где остальные снимки. Их же явно делали с видеопленки.
– Так ты согласна поработать на нас?
– Что, частные детективы не оправдали доверия? – хмыкнула я.
– Не твое дело, – буркнул Неандерталец. – Нам нужно, чтобы ты поработала на нас. А эти фотографии тебя постимулируют. Ведь представителям наших доблестных органов совсем не понравится, если они узнают, что ты видела и не сообщила? Да и шантаж депутата… И если Ковальчук получит эти снимки с тобой? Юленька, мне сказали, что ты умная девочка и с тобой можно договориться. Требуется-то – всего ничего. Выдернуть Ящера из «Крестов».
В это мгновение на поясе у Неандертальца зазвонил телефон.
– Да! Слава? А мы как раз беседуем с Юленькой. Дать ее? На. – Он протянул мне трубку.
– Значит, желаешь, чтобы я тебя выдернула из «Крестов»? – уточнила у него.
– Желаю, – хрипловато усмехнулся Ящер. – Ведь я же тут не из-за убийства Тамары парюсь. Юленька, моя благодарность не будет знать границ… И это касается не только пленки. Все, что захочешь. Подумай, девочка. Со мной выгодно дружить. Тебе понравится. Будет лучше, чем с Иваном Захаровичем.
– Пленку – сейчас. И все снимки – если вы хотите, чтобы я с вами дружила. Под принуждением я не работаю.
Неандерталец посмотрел на меня волком. Ящер замолчал.
– Просчитала все варианты? – наконец спросил он вкрадчиво. – Считаешь, что тебе эту съемку спустят с рук?
– Готова рискнуть.
Вячеслав Николаевич усмехнулся.
– Дай мне Костю.
Я не слышала, что говорил Ящер, однако Неандерталец, бросая взгляды-молнии, все-таки вручил мне в тот вечер и пленку, и два пакета фотографий.
– С тебя – освобождение Славки, – прошипел он.
– Тогда для начала ответь на два вопроса. Кто убил Ефимова?
– Человек Сухорукова. Тот, который у нас трудился официантом.
– Вы давно знали, что он работает на Сухорукова?
– Да. Следили за ним. Фильтровали базар. А тут воспользовались моментом.
– Иван Захарович хочет прибрать к рукам клубы?
– Его интересуют не столько клубы, сколько рынок сбыта наркоты, причем дорогой, элитной. Ведь одна публика ширяется в подъездах, другая кайфует в местах, подобных этому. Сухоруков готов согласиться, чтобы Славка оставался владельцем клубов, но в них торговали наркотой Ивана Захаровича. Славка от сотрудничества отказывался. Зачем ему? У нас же аптечная сеть, есть кое-какое производство… Талантливые фармацевты разработали свое ноу-хау… Я не буду вдаваться в подробности. Сама понимаешь.
– То есть и ты, и Ящер считаете, что его в «Кресты» отправил Иван Захарович? Не отправил, конечно, а все это организовал?
Неандерталец кивнул.
– Без Славки ему будет значительно легче прибрать этот рынок к рукам. Это – разработанный рынок. Поэтому и идет борьба. Сухоруков хочет прийти на все готовенькое со своим товаром. Поэтому он и Серегу твоего отрядил прикончить Славку в «Крестах». Вроде как убить двух зайцев. И Серега свое освобождение отработает (ведь, как я понимаю, для снятия с него обвинения требуется только отмашка Ивана Захаровича?), и Славка на тот свет отправится… Но твой Серега – клинический идиот. Славка, конечно, человек опытный и опасность за километр чует, но этот придурок…
И кто-то приказал Сереге валить все на меня… Кто мог это сделать, кроме Ивана Захаровича? Вот сволочь. Мягко стелет, жестко спать. На словах он меня любит, а на самом деле использовал, хотел сделать из меня козу отпущения. Я работала на него, пока это требовалось, а стало нужно – можно и сдать. Или это наказание за те злосчастные два миллиона долларов, за которые наказан и Серега? Или за мою встречу с Еленой Сергеевной перед взрывом кафе, когда она погибла, и согласие опубликовать убойный для Сухорукова материал, который я получила от Елены перед смертью? Пусть Лопоухий отобрал его у меня, но я же все прочитала…[11] Я опасна. Вот гад!
– Юль, он не простил тебе тех денег, – тихо сказал Неандерталец, словно прочитав мои мысли. – Миллионов, на которые замахнулся Серега. Ведь без тебя там не обошлось?
– И ты так считаешь?!
Хотя кто поверит, что я не знала про те два миллиона, след которых так и тянется за мной… Ведь в краже денег я в самом деле не виновата. Но виновата в другом – по мнению Ивана Захаровича: я пыталась вытянуть Серегу из «Крестов», когда Иван Захарович решил, что Татаринов должен там чалиться. Я пошла против воли Сухорукова – в дополнение к компромату на него.
Значит, я кровно заинтересована в том, чтобы оправдать Ящера? Чтобы он стоял за моей спиной и защищал от Ивана Захаровича?
Что мне нужно сделать в таком случае? Для начала встретиться с рыжей Светкой. Но у меня оставался к Неандертальцу последний вопрос. Что делал киллер напротив входа в их клуб? Я призналась, что его узнала.
– Он ждал тебя. Если мы не договоримся. Да, Лиза звонила по моему приказу. Я не сомневался: ты придешь. Но ты, Юля, оказалась проворнее. Когда Славка услышал, что ты пристрелила парня, сказал: не трогать. Я же Славке сразу позвонил. Ну не ему… У нас же тут система передачи информации разработана. Мне – от входа, я человеку в «Крестах», он идет к Славке… Славка велел договориться любой ценой. Кто его еще кроме тебя вытянет? С такими-то способностями?
Я не стала разубеждать Неандертальца в том, что стреляла не я… Просто согласилась попытаться сделать то, что от меня хотят, – ради собственной выгоды. На прощание Неандерталец сказал, чтобы я не ограничивала себя в средствах.
Барону позвонила Светлана и пригласила снова приехать в Россию. Теперь можно! Все уладилось. Все о’кей. Светлана говорила с журналисткой Юлией. Та сказала – пусть едет, поможем ему материал о России собрать – хоть на десять книг. Юля готова консультантом выступить. Да и Светлана проконсультирует. Россию барону покажет – такую, какую ни один граф, принц и король не видел.
– А убийцу Тамары нашли? – спросил Отто Дитрих.
Светлана сказала, что он в тюрьме и, видимо, надолго. Так что барону совершенно не о чем беспокоиться.
Он решил ехать. А то он уже здорово заскучал в Германии, где абсолютно ничего не происходит. По российским меркам.
Глава 26
Пашка к нашему выходу из клуба уже нализался в хлам, Татьяна тоже была хорошенькой. Я дотащила их до своей машины, первым отвезла Пашку, потом поехала к нашему с Татьяной дому.
Но по пути произошло нечто неожиданное. Впереди нас на пустынную ночную улицу, по которой следовала моя машина, внезапно упал кусок водосточной трубы длиной около метра.
– Ой, дурной знак, – прошептала Татьяна.
Я никаких народных примет, связанных с трубами, не помнила, поэтому решила остановиться у края тротуара, приоткрыла дверцу со своей стороны и посмотрела наверх – туда, откуда могла свалиться труба, – и застыла в неловкой позе с открытым ртом.
Заметив, что со мной происходит что-то неладное, Татьяна тоже наполовину высунулась из машины – и приняла то же положение.
На высоте третьего этажа старого дома на трубе висела Светка Ковальчук. Под ней зияла пустота – потом труба продолжалась и шла уже до низу.
– Какого черта ты туда забралась? – крикнула Татьяна, когда немного пришла в себя.
Рыжей на трубе повисеть, по-моему, будет только на пользу. Сейчас не так уж и холодно, до утра, когда люди на работу пойдут, немного времени осталось. А свалится – тоже, предполагаю, не разобьется. Стервы живучие. Хотя это повод выступить в роли ее спасительниц… Тогда она согласится ответить на мои вопросы?
– Снимите меня, – жалобно попросила рыжая. Если бы я в этот момент не видела ее своими глазами, подумала бы: не она. Такой интонации у нее никогда не было.
Мы с Татьяной переглянулись. Светку вообще-то было жалко… К тому же хотелось получить информацию. Да и Светка же знает, что мы не претендуем ни на деньги ее папочки, ни на депутатские блага. Про мои встречи с Ящером она, конечно, не знает. Мне, как журналистке, просто интересно. А Татьяне как обывателю любопытно.
Мы опять посмотрели наверх, на трубу. Татьяна спросила, смогу ли я по ней забраться и как-то ухватить рыжую за ноги. Я покачала головой. По трубе, может, и заберусь, хотя этим никогда не увлекалась, даже в детстве. Как снять красотку? Зияющий проем – около метра. Отпустить обе руки и держаться за трубу одними ногами я не смогу. Удержать рыжую одной рукой – тоже. Если я даже дотянусь до нее одной рукой.
– Юленька, придумай что-нибудь! – жалобно пропищала рыжая. – Ты же такая сообразительная!
«Ишь ты, как запела, стерва», – усмехнулась я про себя. Однако на самом деле прикидывала возможные варианты развития событий. Можно, конечно, позвонить в Региональную службу спасения – сотовый у меня с собой. Можно – пожарникам, есть у меня знакомые в пожарке. Если рыжая пообещает лично им заплатить, приедут быстро и с большим энтузиазмом поработают. А можно…
Я вспомнила про плед, который круглогодично валяется у меня в багажнике. Летом я на нем загораю, зимой не вынимаю, потому что с началом летнего сезона постоянно забываю положить назад. Уже случалось: приезжаю к озеру или карьеру, уверенная, что есть на чем полежать, а оказывается – не на чем. Поэтому я устроила пледу постоянную прописку у себя в багажнике под запаской. Хранится он у меня в полиэтиленовом мешке, чтобы не пачкался.
Я достала плед, и мы с Татьяной взялись за его края с двух сторон. Других вариантов все равно предложить не могли. Правда, я предварительно сфотографировала каскадершу – для потомков и для себя лично. Жаль, Пашку уже высадили.
– Прыгай! – крикнула я ей. Она колебалась.
Внезапно в конце улицы показались фары какой-то машины. Это решило дело. Рыжая отпустила трубу и сиганула вниз. Приземлились точнехонько на плед, мы с Татьяной, правда, чуть не рухнули на асфальт, но рыжую удержали. Она мгновенно пришла в себя, соскочила с пледа, пока мы еще стояли, пошатываясь, и рванула к моей машине, юркнула в багажник, закрылась изнутри и притаилась. Мы с соседкой даже не успели ничего сказать.
Огромный черный джип притормозил рядом с моей машиной. Из джипа высыпало четверо молодцев во главе с Лопоухим.
– Ба, Юля! Татьяна! Какая встреча! Какие люди! – воскликнули они хором. – А чего это вы тут делаете?
Парни подозрительно посмотрели на растянутый плед в наших руках.
– Кошку спасали, – сказала я.
– Чего? – родил Лопоухий после некоторого замешательства.
– Мы ехали мимо, слышим: кошка орет. Вот она прыгнула на плед и убежала куда-то.
– А мы думали, вашу змею, гы-гы, – пошутил один из молодцев, глядя на Татьяну.
– Мои змеи по трубам по ночам не ползают, – гордо ответила Татьяна. – А вам, мальчики, что по ночам не спится?
Мальчики ответили, что Сам отправил их с поручением. Правда, тут же погрустнели. Судя по кислым выражениям лиц, поручение они не выполнили и ехали сейчас получать нагоняй. Однако у молодцев быстро появилась идея, как отвлечь Самого от гневных речей – по крайней мере, направленных в их адрес. Лопоухий, как старший группы, объявил, что должен обязательно и незамедлительно позвонить Ивану Захаровичу. Сам просил сообщать, если по пути заметят что-то необычное. Встреча с нами – это как раз такой случай.
– Встреча с нами? – удивленно переспросила я. – Мы, по-моему, уже неоднократно встречались в самых неожиданных местах, и это стало привычным, более того: наши с Татьяной ночные прогулки по городу тоже не должны вызывать ни у кого удивления, мои в особенности. У органов, кстати, не вызывают.
Нам ответили, что мы это шефу сами расскажем. Что ж, расскажем – нам-то что.
Сухоруков попросил передать трубку Татьяне – как только услышал, что мы находимся рядом с парнями, застигнутые после спасения неизвестной кошки.
– Откуда ехали? – переспросила его Татьяна. – Да Юльку, как обычно, на труп приглашали. Я решила не отпускать ее одну ночью. Да и развеялась немного…
«Нормальные люди так не развеиваются», – подумала я, но ничего комментировать не стала.
– Нет, Ваня, сейчас мы к тебе не поедем. Мы спать хотим. Мы устали. Завтра вечером можем приехать. Юль, ты как насчет завтра? – Я кивнула. – Юля согласна. Если ее, конечно, опять на труп не вызовут. Что? Чей труп? Киллера какого-то. Профессионального. С винтовкой иностранной рядом лежал. Винтовку не забрали и свое оружие не бросили. Оригинальный случай. Юль, Иван Захарович спрашивает, какая винтовка была?
Я сунула нос в машину, взяла сумку, извлекла из нее блокнот и прочитала: по памяти это сложное название выговорить не могла.
Татьяна повторила название Ивану Захаровичу.
– Юль, винтовка даже не распакована была?
– Нет. В тубусе.
Потом Татьяна точно описала место, где нашли киллера, после чего передала трубку Лопоухому.
Наконец, мы распрощались с молодцами, изобразив бурную радость от прощания, после чего выразили надежду на встречу завтра (менее радостно), затем Татьяна села на переднее место пассажира в моей «шестерке», я на водительское и рванула с места, пока молодцы – или Сухоруков – не передумали.
Напротив нашего с Татьяной подъезда поставила машину на обычное место и раскрыла багажник. Рыжая посмотрела на меня кротким взглядом спаниеля, что было ей совсем не свойственно. Она гораздо больше походила на собаку бойцовских пород – или на помоечную кошку, закаленную в уличных схватках в борьбе за самого жирного кота. Правда, после лежания в моем багажнике, который я, честно признаться, мою не очень часто, вид у рыжей был несколько потрепанный.
– Ну что, пошли ко мне? – спросила я у Светки, подавая ей руку.
– Пошли, – вздохнула она, вылезая. – У тебя мне, наверное, будет безопаснее всего.
Мы расположились у меня дома. Я выставила на стол коньяк, понимая: всем нам нужно выпить. Татьяна сходила к себе и принесла закуску. У меня, как и обычно, были только полуфабрикаты. Первым делом Светка отзвонилась папе и сообщила: у нее все в порядке, только сегодня она ночевать не придет. Пусть он не волнуется. Где собирается остаться – не уточняла.
– Ну рассказывай, – обратилась я к Светке.
– Что тебя конкретно интересует?
– Начни с убийства модели. Я имею в виду Царицу Тамару.
Но рыжая не представляла, кто ее убил. Светка, конечно, не питала к сопернице теплых чувств, но она не собиралась втыкать в нее нож, стрелять, травить или душить. В стиле Светки было по физиономии ногтями пройтись, клок волос вырвать, лягнуться, одежду попортить, может, тарелки побить… Но убивать человека? Нет, рыжая на такое, по ее словам, была не способна.
Она подтвердила то, что я уже знала: они познакомились с бароном (инициатива исходила от Светки), сошлись на почве общего горя и решили действовать совместными усилиями. Папе-коммунисту барон очень приглянулся, он всячески поощрял Светкино общение с ним и сам вел с ним долгие беседы, на которых дочь не присутствовала. О чем – Светка не в курсе.
В день гибели Тамары Отто Дитрих должен был встретиться с моделью, но она не пришла. Он позвонил Светке. Рыжая решила спонтанно – поедем-ка в гости. Ящер еще на работе, значит, они с бароном без свидетелей поговорят с Тамарой. И они поехали где-то в начале четвертого.
Настроенные решительно (рыжая в особенности), они позвонили в дверь. Тамара не открывала. У Светки оставались ключи от квартиры Вячеслава Николаевича, которые она ему в свое время не вернула. Отто Дитрих хотел как-то возмутиться (он бы в своей Германии и не подумал ни к кому вламываться), но в эти минуты находился в России, о которой у него уже сложилось весьма определенное мнение. В общем, барон вслед за рыжей вошел в чужое жилище. Чужое жилище поразило богатством и роскошью. У самого барона, деньги в семье которого водились на протяжении нескольких поколений, аж дух захватило от того, что можно сделать в России за каких-то несколько лет, а то и меньше. Он попросил Светку подробно рассказать ему про «хапки» (ему очень понравилось слово и то, что оно означает) – он и про них книжки напишет для западного читателя. Судя по глазам барона, он уже думал, как осуществить хапок на практике в родной Германии, где народ такой пакости от ближнего не ждет. Может, у него есть чуть-чуть русской крови? Какая-нибудь прабабка согрешила? Прадед же бывал в России, даже с Феликсом Юсуповым общался.
Светка обещала удовлетворить просьбу и посоветовала также обратиться к ее папе. Папа был большим спецом по хапкам. В свое время коммунист участвовал в изъятии у партии золота и прочего добра, принадлежавшего этой самой партии, и имел немалый опыт перевода средств на свои личные счета. Папа, по словам Светки, одним из первых в стране понял, что перестройка приведет к краху однопартийной системы. Он в некотором роде остался верен своей партии (в отличие от многих бывших коммунистов и комсомольцев, переметнувшихся в демократы) и стал делать заначки на черный день. Приобрел в этом деле большой опыт и наделал заначек аж на черное столетие, если не тысячелетие. Он избрал для себя вполне определенный имидж – борца с коррупцией. Крупных рыбин не брал, трогал самую мелочь, за которую никто не желал вступаться. Коллеги и конкуренты были довольны и не мешали: знали, что папа – умный человек и куда не надо не полезет. Клиентов тоже не отбивали, только иногда поддерживали – когда, например, журналисты типа меня осуществляли нападки на Ковальчука.
– А вообще, Юлька, он на тебя зол, – сообщила рыжая. – Он говорил, что, если бы ты была меньшей стервой, взял бы тебя к себе в партию, но ты перешла все границы. Поэтому жди какой-нибудь подлянки. Конечно, стрелять не будет, но что-нибудь насчет коррупции, связей с мафией раскопает. Он на этом собаку съел.
Предупредив меня, Светка вернулась к рассказу о визите в квартиру Ящера, знакомую ей не понаслышке. Она в ней провела много приятных минут и хотела снова там поселиться. Роскошь ее не привлекала: она этой роскоши насмотрелась в достатке – и у папиных коллег по партии, и у демократов, в домах которых доводилось бывать.
Когда она вошла в так называемую малую гостиную, с трудом сдержала вопль ужаса и недавно съеденный обед. Тамара лежала на полу в тоненьком коротком пеньюаре, из ее груди торчал здоровенный кухонный нож. Пеньюар окрасился кровью, и вообще Тамара лежала в луже крови… Ее открытые мертвые глаза были полны ужаса. Светка закрыла рот рукой, чтобы не завопить. К трупам-то она была непривычна.
За ней в гостиную вошел Отто Дитрих, в изумлении уставился на труп, потом стал что-то бормотать про необходимость немедленно вызвать полицию. Услышав про полицию, Светка мгновенно очнулась и набросилась на барона, популярно объясняя ему, что если они вызовут полицию, то оба загремят в места не столь отдаленные, причем и за убийство, и за проникновение в чужое жилище.
Немец попытался что-то возразить, Светка же, насмотревшаяся, в частности, моих передач, провела ему краткий ликбез насчет принципов работы нашей милиции и состояния тюрем, очень сильно отличающихся от тюрем цивилизованной Европы.
– Юль, кстати, а куда бы его у нас поместили? – поинтересовалась рыжая. – Ты скажи, чтоб я на будущее знала, чем пугать.
– На время следствия – в «Кресты», в общую камеру.
– В общую? – хором переспросили Светка и Татьяна. – Но он же иностранец!
Я пояснила, что иностранцы содержатся отдельно, если есть такая возможность. Возможности у нас в городе нет. Следственные изоляторы переполнены. Если кому-то нужно сделать одиночку, сделают, но для отдельного содержания иностранцев стараться не будут. В свое время знакомый сотрудник «Крестов» в ответ на мой вопрос подленько ухмыльнулся и сказал: «Содержание иностранца в общей камере очень способствует воспитательному процессу».
– А интерзона у нас есть?
– Раньше была, теперь нет. В обычную колонию отправят. У нас в стране. Не в Германию.
Я попросила Светку продолжать рассказ. Рыжая соображала быстро, она ведь не в тихой Германии выросла, а в России, причем жила тут и в советские времена в семье освобожденного партийного работника, который всегда говорил одно, думал другое, делал третье, потом в переходные, когда папа прибирал к рукам золото партии и решал, как жить дальше, и продолжает жить в нынешние, когда папа показательно борется с коррупцией и служит народу в качестве депутата городского Законодательного собрания. Но, конечно, не забывает о себе, любимом. Служение-то народу в основном проходит в свою пользу.
Поэтому Светка, схватив первую попавшуюся тряпку, коей оказалась кофточка Тамары, принялась судорожно стирать отпечатки пальцев – с мест, к которым они успели прикоснуться с бароном. Отто Дитрих, уже попутешествовав по России, понял: рыжая права, и последовал ее примеру. Потом они дружно покинули квартиру. За ручку двери брались через носовой платок. Немец рванул в гостиницу, чтобы вечером улететь в свою Германию и забыть дорогу в Россию, а Светка помчалась к папе на Исаакиевскую, где он усиленно служил народу.
Она рассказала папе, в какую историю влипла. Ковальчук-старший погрузился в размышления, потом пригласил к себе своего приятеля, вернее, сообщника, с которым провернул немало дел. Это был известный мне Ефимов, активно боровшийся за права заключенных. Папа-коммунист поведал Ефимову о случившемся.
– Светочка, зайчик, что ты хочешь? – спросил у рыжей Ефимов.
– Чтоб меня ни к чему не привлекли, – сказала Светочка.
– Это и так ясно. Тебя никто ни к чему не привлечет. Тут ты можешь не беспокоиться. – Папа кивнул. – Ты хочешь замуж за Вячеслава Николаевича?
Светка задумалась и ответила: нет, не хочет.
– Правильно, – кивнул папа. – Мужиков – много, ты у меня такая одна.
Ефимов с ним полностью согласился, отвалил парочку затейливых комплиментов Светочке, потом вкрадчиво спросил, не желает ли Светочка утереть нос Вячеславу Николаевичу. Светочка подумала и кивнула. Она сама поняла: Ящер ей не нужен, в ней просто говорило ущемленное самолюбие. Опять же месть брошенной женщины, даже мужчиной, который ей больше не нужен…
– Как ты считаешь, Света, Вячеславу Николаевичу будет полезно немного посидеть в «Крестах»? – спросил Ефимов, не понаслышке знавший про условия тамошнего содержания. Это когда Ящер по малолетке влетел из семьи спившегося пролетариата, он особой разницы не заметил. А из его нынешних барских хором тяжело будет… Да и из бизнеса нельзя выключаться ни на сколько. Его тут же приберут к рукам. Стервятников у нас в городе предостаточно.
Как поняла Светка, ее отец и Ефимов именно это и собирались делать. Возможно, заключить какую-то сделку с Ящером, с кем-то поделиться… Она не знала деталей, да они ее и не интересовали. Она желала мести. В бизнес родителя она никогда не лезла. На прощание Ефимов сказал ей, что с бароном следовало бы не порывать контактов. Папа добавил, что будет рад с ним породниться. Светка тоже решила: стать баронессой – не самая худшая перспектив, а и уже несколько раз звонила барону в Германию, напоминая о себе.
– Юль, он с тобой познакомиться хотел, – сообщила Светка.
– Это еще зачем?
– Ему консультации нужны. Он же еще и писатель. Юль, ты не думай, он тебе заплатит. Он же педантичный немец. Можно я его к тебе приведу, когда приедет?
– Веди, – разрешила я.
А рыжая вернулась к рассказу о дне гибели Тамары. Светочку отправили домой, вернее, не домой, а велели податься в какой-нибудь косметический салон, магазин модной одежды или в какое-то другое подобное место, где в случае необходимости смогут подтвердить ее алиби. Светочка несколько часов доставляла удовольствие родным лицу и телу. Вечером папа пришел домой довольный и радостный и объявил, потирая руки: дело сделано.
Светочку только удивляло, что об аресте Вячеслава Николаевича не трубят все средства массовой информации, но папа и это объяснил – менты пока замалчивают, но ничего, скоро журналюги докопаются, и мы им в этом поможем.
Ковальчук-старший внимательно следил за эфиром, а также за публикациями в прессе и пришел к выводу: за Вячеслава Николаевича борются практически все. Из известных не борюсь только я, правда, я в последнее время стала выступать в роли пресс-атташе серьезного человека Ивана Захаровича Сухорукова, который, мягко говоря, не очень дружит с Ящером и, возможно, со своей стороны приложит усилия, чтобы засадить его надолго. Это было выгодно и Ковальчуку, и Ефимову. Но следовало выяснить конкретные намерения Ивана Захаровича в отношении ночных клубов и аптечной сети.
Ковальчук опять встретился с Ефимовым, и они решили направить Светку ко мне. Во-первых, на разведку. Во-вторых, чтобы заинтересовать лично меня. В-третьих, чтобы я – по возможности – сообщила про Светку Ивану Захаровичу. Разработали имидж и план действий. Светка пошла. В дальнейшем Ефимов сам собирался поговорить со мной, устроив какую-нибудь презентацию в «Крестах». Он понимал, что я на ней буду, в особенности если он лично попросит меня осветить его очередную инициативу. Но встретиться со мной Ефимов не успел. Правда, о презентации в «Кресты» ходил договариваться.
– Когда? – тут же насторожилась я.
– Сейчас посчитаю, – сказала Светка. Я дала ей календарик.
Ефимов ходил в тюрьму как раз перед ночью, когда Серега совершил неудачное покушение на Ящера… Это, конечно, были только мои догадки, но ведь все могло быть? Почему обязательно Иван Захарович, как пытался убедить меня Неандерталец? В особенности если план по упеканию Ящера в тюрьму разработали Ефимов с Ковальчуком. И их интересовала моя скромная персона. А Ефимов был знаком со мной лично, знал про историю с Серегой хотя бы в общих чертах. Тут выяснил подробно. Серега же не мог проверить, откуда поступает информация… Решил, что от Ивана Захаровича. И я тут среди ночи нарисовалась… Ефимов по своим каналам узнает, что я была в «Крестах» в ту ночь, и передает Сереге следующее задание – валить все на меня, чтобы еще больше запутать кого только можно…
– А в клубе что было?
– Ну… я напилась, – потупилась Светка. – А когда я выпью, мне страшно мужика начинает хотеться. Тут Ефимов подвернулся. Сказал: пошли, у них место есть. Мы и пошли.
Когда они уже фактически закончили процесс и лежали, отдыхая (а я покинула наблюдательный пост), без стука вошел незнакомый Светке мужик и приказал ей выметываться, да побыстрее, к депутату базар есть.
– Иди, Света! – пробурчал Ефимов, даже не возмутившись.
Потом мы встретились в туалете. Рыжая была зла на весь свет. Сорвалась на мне. О смерти Ефимова узнала только на следующий день из новостей – когда его выловили из Мойки. Папа решил временно затихариться, а на сегодня его пригласили в треклятый ночной клуб для обсуждения условий сотрудничества.
«Так вот почему стол у Неандертальца был накрыт на двоих! – поняла я. – Но, значит, Ковальчук там сегодня появлялся? Ведь тарелка была грязная…» Я спросила об этом вслух.
Они с отцом не хотели никого посвящать в свои дела. Долго думали, как себя обезопасить. Папа все-таки решил идти, но Светка должна была находиться поблизости – мало ли, и его, как Ефимова, понесут топить в Мойку. Ковальчук-старший выдал дочери пистолет и продемонстрировал, как им пользоваться.
«Так ты же вроде, по твоему собственному заявлению, человека убить не можешь?»
Светка курсировала по окрестностям, одевшись неброско. «А башку-то рыжую что не прикрыла?» – хотелось спросить мне (мы же видели ее рыжие локоны из окна), но я не стала этого делать.
Светка, по ее словам, вдруг заметила накачанного парня с тубусом. Тубус в руках такого парня видеть было странно, он бы еще с вышиванием ходил, поэтому рыжая решила за ним проследить. Парень был настолько уверен в себе, что Светку не заметил. Она не стала вначале подниматься наверх, на последний этаж, куда пошел парень, а остановилась на третьем и поняла, какой вид открывается из окна…
Тогда Светка решилась. Даже если парень и не по папину душу, одним киллером будет меньше. Она сделает благородное дело, за что потомки должны быть ей благодарны. Как и родственники потенциальных жертв, и сами жертвы. Она убивает не человека, а киллера.
Светка приготовила пистолет к стрельбе, как учил папа, и с самым невинным видом отправилась наверх. Парень стоял у окна, смотрел на парадный вход в клуб, тубус был прислонен к стене.
– Здравствуйте, – сказала Светка. Парень не успел ничего ответить и сообразить, хотя должен был бы… С чего бы это дамочка снизу направляется на чердак? Ведь он расположился выше последней квартиры…
Светка выстрелила ему в грудь. Парень рухнул на каменный пол. Успел сказать «Сука!»
– Пистолет был с глушителем? – поинтересовалась я.
Светка покачала головой.
– Неужели никто ничего не слышал из жильцов? Ты же дико рисковала!
Светка пожала плечами и пояснила: во-первых, это старый дом и слышимость там не та, что в моем. Во-вторых, из всех квартир, хоть и приглушенно, неслись звуки множества работающих телевизоров. Самое время просмотра – кто сериал, кто новости, кто еще что-то… В-третьих, сейчас такие времена, что люди предпочитают не выскакивать на непонятные звуки. Своя-то шкура ближе к телу.
А рыжая, действуя на автопилоте, заглянула в тубус, удостоверилась, что не зря пристрелила мужика, и с чувством исполненного долга удалилась.
Отойдя от клуба на приличное расстояние, она позвонила папе на сотовый и быстро обрисовала ситуацию. Папа вдруг заговорил встревоженным голосом. Как поняла рыжая, играл на публику.
Так и оказалось. Он быстро смотался из клуба, сообщив Косте: дочь звонит, внуку очень плохо. Я все понял, подумаю, договорим в следующий раз.
В папиной машине они обсудили сложившуюся ситуацию.
– Что предлагал Костя?
– Объединиться против Сухорукова. Утопить его общими усилиями.
«Вот гад!» – подумала я. С другой стороны, если с рынка уйдет Иван Захарович, Ящер с приспешниками легко расправятся с остальными конкурентами. И с Ковальчуком, в частности.
– А на трубе ты как оказалась?
Светка кисло улыбнулась. По пути папа вдруг вспомнил про тайник в квартире Ефимова, использовавшейся им исключительно для приема любовниц. Как выяснилось, и Ковальчуку в ней доводилось бывать. Пока до квартиры не добрались наследники, следовало в тайник забраться.
– Хорош борец с коррупцией, – покачала головой Татьяна.
– Но они же вместе собирали компромат! – воскликнула рыжая. – Зачем он женам Ефимова? А папе пригодится.
Я попросила рассказывать дальше.
Читать бесплатно другие книги:
