Путь к сердцу мужчины Жукова-Гладкова Мария
– Да он же не готовил убийство! – закричал Родька тоненьким голоском. – Он, наоборот, с депутатом собирался встречаться в чьем-то загородном особняке! А я подслушал. Я часто под столами ползаю и слушаю, что говорят. Люди не подозревают о моем присутствии и выбалтывают то, что не предназначено для лишних ушей. Я просто воспользовался услышанной информацией. Но Сашка не занимается организацией убийств и ограблений. Он о них сообщает народу. После того как они уже случились.
– У него есть цикл об иностранных преступниках, – вдруг объявила Лен. – Это ежемесячная программа. Паскудников выезжает в разные страны и там общается с криминалитетом.
– Да, есть такая, – закивал Вова. – Классная программа. Я всегда смотрю.
– В Финляндии он точно был, – невозмутимо продолжала Лен, словно не слышала Вову.
– И что? – спросил Лассе.
– Может, он что-то откопал про вас или вашего друга.
– Во-первых, откапывать нечего, – заявил финн. – Во-вторых, я давно живу в России. В-третьих, какое это имеет отношение к нам?
– Лен, ты неправильно интерпретировала ситуацию, – встрял Ник.
«Неужели он берет нашу сторону?»
– Наоборот, Паскудников мог собрать законопослушных граждан, которые мешают ему и его дружкам творить всякие мерзости.
– Я обязательно должен посмотреть передачи этого журналиста, – хмыкнул Лассе. – Я никогда не слышал, чтобы о ком-то столько говорили.
– Пойдемте спать, – вздохнул Вова. – Все устали, день был долгий, напряженный.
– А почему Лен обвинили в лжесвидетельстве? – так и не успокоился Лассе.
– Уймись, а? – попросил Гена. – Небось она на Паскудникова поклеп наводила, так? В милицию жаловалась?
Лен демонстративно дернула плечиком и отвернулась.
Я взяла Лассе под руку.
– Пойдем. Утро вечера мудренее, как говорят у нас в России.
Разместились мы, как и планировали: мы с Лассе – в супружеской постели депутата, только в разных концах, Вова на полу рядом со мной, Гена – на полу рядом с Лассе, Шедевр на полу в ногах. Не наступить бы на него, если ночью пойду в туалет. Хотя опасно, наверное…
Все пожелали друг другу спокойной ночи, выключили свет. Интересно, удастся сразу же заснуть или нет? И, главное, удастся ли завтра проснуться? Лассе протянул ко мне под одеялом руку и сжал мою ладонь. Я чуть-чуть приблизилась к нему. Лассе поднял мою руку к губам и поцеловал.
И тут я внезапно почувствовала, как руки и ноги у меня деревенеют… Меня словно парализовало. От поцелуя?! Я попыталась вырвать руку у Лассе – ничего не вышло. Да и он сам лежал неподвижно, прижав губы к моей ладони! Его что, тоже парализовало?!
Глаза мои оставались открыты, и я различала очертания всех предметов в комнате. Слух тоже никак не пострадал, как и обоняние – запах перегара от новых друзей не исчез. Вова, Гена и Шедевр также не шевелились. Что с нами сделали? Кто? На нас пустили какой-то газ?
Потом на стене напротив появилось изображение. Старик с седой бородой, в голубой накидке ехал на колеснице, оснащенный молнией, топором и мечом. Это еще кто такой? Судя по выражению лица, старик вдруг разозлился и бросил молнию вниз. Так он поступал несколько раз, потом изображение исчезло.
Затем перед глазами мелькали какие-то непонятные фигуры в белом, кружили в танце, я видела какое-то озеро, купола церкви, по виду – нашей, потом на стене появился сад и обнаженные мужчина с женщиной. Они бегали по саду, потом любили друг друга, потом купались, опять резвились под яблонями…
На одной из яблонь появилось знакомое пресмыкающееся. Это что, Адам и Ева?
Женщина исполнила на стене танец со змеей, который я ожидала бы увидеть в стриптиз-клубе. Потом у змея выросли две дополнительных головы, и мужчина стал с ними сражаться. Мужчина победил и снова овладел женщиной.
Все было показано так реалистично и одновременно романтично, что меня охватило дикое желание. Я ощутила в воздухе запах цветущих яблонь и свежескошенной травы. Я поняла, что меня сейчас разорвет от желания.
И вдруг я почувствовала, как губы Лассе впились мне в руку с новой силой. Паралич ослабевал, я могла шевелить рукой, ногой…
Нас с Лассе фактически бросило друг к другу. Мы вцепились друг в друга неистово, словно занимались любовью в последний раз в жизни, перед концом света. Мне было все равно, что в комнате, кроме нас, находятся еще трое малознакомых мужчин… Я должна была удовлетворить эту неистовую страсть. Я никогда в жизни не испытывала ничего подобного…
Я вскрикнула, потом вскрикнул Лассе. Вся в поту, я рухнула на подушки, тяжело дыша. Слева от меня раздался тихий мужской стон. Я нашла в себе силы взглянуть, что происходит на полу.
Слава богу, Вова не набросился на меня, не помешал нам с Лассе. Но на него тоже подействовали «картинки».
Я бросила взгляд на стену. Изображение исчезло.
– Все очнулись? – прошептала я. Теперь мне стало стыдно. Трое малознакомых мужчин видели и слышали, как я наслаждалась в объятиях четвертого. Я никогда не думала, что смогу делать это на людях, в присутствии зрителей. Но о том, чтобы сдержать порыв, сегодня не было и речи. Я бы не смогла остановиться. Мне было плевать на всех. Было только неистовое желание и мужчина, способный его удовлетворить.
– Что за эксперименты над нами ставят? – простонал Вова.
С пола, со стороны Лассе, раздался храп.
– Генка что, заснул?! – в неверии воскликнул Вова.
Лассе склонился с кровати и сообщил, что Гена спит на животе. Вероятно, он ничего не видел. Повезло. Или наоборот? У меня ведь в жизни никогда не было таких бесподобных ощущений.
– Шедевр! – шепотом позвал Вова.
– Ну? – над кроватью появилась растрепанная Родькина голова.
– Ты видел?
– Видел. А что это был за старик? Зевс? Но он разве старик?
– Я думаю – Укко, – сообщил Лассе. – Я же просил показать доброго бога леса. Только господа ошиблись, – финн хмыкнул. – Они показали не Тапио, а Укко.
От Лассе мы узнали, что Тапио – добрый седобородый старик, который посылает удачу охотникам. Ему в лесу оставляют мелкие приношения. У него есть жена – Миэликки, хозяйка леса.
Нам же показали Укко, который ездит на колеснице по небесной дороге, поражает громом и молнией злых духов. Считается, что духи могут скрыться от него только в воде. У Укко есть жена Рауни. Когда Рауни ругается, Укко сердится и гремит гром.
– Так он положительный герой или отрицательный? – спросила я.
– Ну, если поражает злых духов? Положительный. Он – громовержец.
– И что это означает для нас? – уточнил Шедевр. – Он ведь на стене много раз молнии метал. Мы – злые духи или наоборот? В представлении организаторов всего этого, я имею в виду?
– А ты у них спроси, – посоветовал Лассе. – Я, признаться, вообще ничего не понимаю. И не помню что-то, чтобы Адам сражался с трехглавым змеем.
– Давайте спать, – предложила я. – Завтра все обсудим.
– Интересно, а в других комнатах что показывали? – спросил Вова.
Я не слышала, что ему ответили и ответили ли вообще. Я заснула.
День второй. Воскресенье
Когда я проснулась, за окном был белый день, ярко светило солнце.
«Надо бы на озеро сегодня сходить», – пронеслась мысль. Потом я вспомнила, где нахожусь. И где должна была бы находиться.
Я бросила взгляд на часы, которые так и оставались у меня на руке. Начало третьего! Ну ничего себе, поспала! Правда, я еще не перешла на питерское время после Англии (а разница три часа, по Лондону одиннадцать, начало двенадцатого), да и легли вчера поздно. А сколько событий было… И еще газ, или чем нас там травили.
И мы вчера с Лассе… Да я же не предохранялась, и он не предохранялся! А если я забеременела? Ребенок же может родиться идиотом после всех этих отравлений! Только этой проблемы мне не хватало для полного счастья.
Я посмотрела на другую часть кровати. Лассе еще спал. Тогда я свесилась и взглянула на Вову. Тот тоже еще спал. Генка так и храпел. Однако проснулся Шедевр.
– Доброе утро, – прошептала я. – То есть добрый день.
– И тебе того же, – ответил Родька и сообщил, что идет на разведку.
– Лучше подожди, пока кто-то из мужиков проснется, – посоветовала я. – А то не ровен час…
– Я маленький и юркий, – сказал Шедевр. – Я от бабушки ушел и от дедушки ушел. Знаешь такую сказку?
– И даже знаю, чем она закончилась.
– Но я все равно схожу.
Родька неслышно выскользнул из комнаты, я снова откинулась на подушки и закрыла глаза. Подремлю. Неизвестно ведь, что день грядущий нам готовит. Я подозревала, что ничего хорошего.
Потом меня вдруг охватил страх. А если это мой последний день? Мое последнее утро? Я в последний раз вижу солнце? За что мне это наказание?! Я стала вспоминать свои грехи и изводить себя самоедством.
Потом мне стало так жалко себя… На глаза навернулись слезы. Я вспомнила маму. Почему я не обнимала ее лишний раз по утрам, почему не говорила ей, как ее люблю? Почему я не заставила их воссоединиться с отцом? Ведь они так подходят друг другу! Я дала себе слово, что если выберусь отсюда, то постараюсь устроить жизнь дорогих мне людей. Я каждый день буду говорить им обоим, как я благодарна им за все, что они для меня сделали, за то, что я появилась на свет.
А тете Свете я скажу… Нет, я никому не должна делать гадостей. Вообще-то тетю Свету неплохо бы еще разок отправить замуж. В периоды замужеств она почти не приставала к маме.
Если тетя Света обретет мужа, мы будем ее редко видеть. Вот только где найти такого идиота, который захотел бы на ней жениться? Хотя семь таких уже было. Один из них – мой собственный отец. Нет, у папы это была просто ошибка молодости, которую он исправил женитьбой на маме. Но остальные-то куда смотрели?
А не найдется ли в этой квартире подходящей кандидатуры? На роль идиота подходил только Ник. То есть мы с ним тогда породнимся? И они вместе с тетей Светой будут приезжать к нам с мамой в гости? А на нашей даче Ник поселит червей, которые будут жрать наши пищевые отходы? Нет, спасибо, не надо. Одной тети Светы хватает за глаза и за уши. Хотя если Ник заберет ее с собой в Америку… Нет, туда она сама не поедет, да и за иностранца замуж не пойдет.
А Шедевру сколько лет? Нет, Родька мне понравился. Я не буду подкидывать ему такой «подарок».
Стоило мне вспомнить Родьку, как он нарисовался в дверях. Выглядел он прибалдевшим.
Тут как раз проснулся Лассе, улыбнулся мне, поцеловал руку (это так принято у горячих финских парней?), потом заметил Родьку и, главное, выражение его лица.
– Что случилось? – прошептал Лассе.
– Я тоже уже не сплю, – послышался голос Вовы. – Доброе утро.
Вова сел на полу, потом поднялся и сел на кровать. Мы с Лассе тоже сели. Генка так и храпел.
– Рассказывай, – попросила я Шедевра.
– Ксения с Кириллом спят. В одной постели. Старички тоже.
Он замолчал.
– А американцы? – Лассе напрягся.
– Ник спит с надувной женщиной на полу.
– С кем? – воскликнула я.
– А где он взял бабу? – обалдело спросил Вова. – Пусть и надувную? Марина, ты видела в шкафах надувных баб?
Я покачала головой.
– Кто-нибудь видел? – Вова посмотрел на Лассе, потом на Шедевра.
– Тебе ее принести? – спросил Родька.
– Мне она вчера бы не помешала, – буркнул Вова.
– А Лен? – Лассе напряженно смотрел на маленького человечка.
Родька замялся.
– Она с надувным мужчиной? – хихикнул Вова.
– А разве надувные мужчины бывают? – спросила я. – Я всегда считала, что продаются только… э-э-э… запчасти.
– Бывают, но редко, – пояснил Лассе. – Родион?
– Она повесилась, – сообщил Шедевр. – На люстре. На поясе от махрового халата.
– Блин! – воскликнул Вова.
Лассе произнес что-то на неизвестном мне языке. Я сама открыла рот.
В это мгновение проснулся Гена, обалдело сел на полу, обвел нас всех взглядом и спросил, что случилось. Ему пояснили. Он тоже выругался.
– Лен в кабинете? – уточнил Лассе. – В той комнате, где они с Ником вчера устроились?
Шедевр кивнул.
– Чего делать будем? – спросил Вова.
– В кладовку отнесем, – невозмутимо ответил Гена и зевнул.
Я сидела молча. Мне было страшно. Неужели убьют нас всех? Но за что?! Или Нику с Лен показали вчера такой «фильм», от которого она полезла в петлю? Сама? Ее достала жизнь в России, жизнь с Паскудниковым, а пребывание в этой квартире стало последней каплей?
– Марина, что ты сейчас хочешь? – послышался голос Лассе.
– Сунуть голову под холодную воду, – ответила я. – Мне кажется, что я вижу дурной сон.
– В ванную идем все вместе, – объявил Лассе.
– Как ты себе это представляешь? – подал голос Гена и опять зевнул.
– Один пользуется, остальные ждут в коридоре. Дверь на защелку не закрывать!
Немного придя в чувство, чему способствовал холодный душ, я отправилась на кухню варить кофе. Лассе, Вова, Гена и Шедевр поплелись за мной. Мы пока не будили остальных, Лен, кроме Шедевра, никто не видел и желания такого не испытывал.
После нас на кухне появился Кирилл.
– Ой, кофейком как приятно пахнет, – почесывая живот, Кирилл повел носом. – Как прошла ночь? – он обвел всех нас взглядом.
– Ты сам что-нибудь видел? – спросил Вова.
– Я спал, как убитый, – признался Кирилл. – Признаться: давно так хорошо не высыпался.
– А Ксения как?
– Говорит, что ее кто-то трахнул, кроме меня. – Кирилл хохотнул. – Придет из ванной, сама все расскажет. Я чего-то не понял. Марин, налей мне кофейку, пожалуйста. И чего-нибудь бы съесть было неплохо. Омлетик и пару сосисок.
– Омлет я сейчас сделаю на всех. Из всех яиц. А сосисок вроде бы нет…
– Есть. В стенке. Консервированные, – объявил Вова. – Я как раз хотел попробовать. Видел такие в супермаркете и решил, что больно дорогие.
– Неси, – сказал Лассе. – На всех.
– Я не помню, сколько там банок. А банки маленькие.
– Неси все, какие найдешь.
– Вова, если есть консервированная ветчина, то тоже принеси, пожалуйста, – попросила я.
– Все тащи, – крикнул вдогонку Гена.
Шедевр отправился вместе с Вовой. Мы услышали скрип раскрывающихся створок, потом по полу покатились банки. Затем в кухню ворвались Вова с Шедевром с очумелыми лицами.
– Что случилось? – воскликнули мы все хором.
– Там… там… – Вова мог только показывать пальцем и хлопать ресницами. Он был в ужасе.
– Мумия, – закончил фразу Родька.
– Му-ми-я? – переспросили мы все по слогам.
– А Ипполит где? – поинтересовался Гена, делая глоток кофе. Ему, по-моему, все стало по барабану.
– Ипполит не мог превратиться в мумию за одну ночь, – сказал Лассе. – Он даже… разложиться не мог.
– Но превратился, – сказал Шедевр и предложил нам взглянуть самим.
Гена остался за столом, остальные тронулись в направлении стенки. Вова, подобно швейцару, раскрыл нужную створку, сам, правда, больше внутрь не заглядывал.
Мне хватило одного взгляда – и я тут же бросилась в ванную. Кофе вылетел обратно. Мужчины оказались покрепче.
В шкафу, в том месте, где мы вчера оставили мертвого Ипполита, лежало ссохшееся тело в каких-то истлевших лохмотьях.
Я долго плескала холодной водой в лицо. Голову под кран не сунула только потому, что знала: мои волосы сохнут очень долго. Я стараюсь не пользоваться феном, чтобы их не портить. Конечно, сейчас можно было им воспользоваться, но мне не хотелось в эти минуты заниматься своими волосами. Мне хотелось домой, к маме.
Когда я вышла из ванной, меня ждал Вова с бутылкой водки.
– Может, примешь? – спросил он.
– Ничего не хочу. Кусок в горло не полезет. И готовить не могу. Сами давайте.
Из комнаты, где спали Кирилл с Ксенией, выплыла журналистка – при полном макияже, в летних брючках и легком свитерочке, явно позаимствованных у депутатской жены. Лицо она замаскировала классно – и не скажешь, что вчера к нему кто-то приложился.
– Чего это ты такая зеленая? – вместо приветствия спросила у меня Ксения. – Или это тебе после четырех мужиков не в кайф?
– Дура, – плюнул Вова, открыл бутылку и сделал большой глоток.
– Говорят, ты тоже не с одним мужиком за ночь совокупилась? – не осталась в долгу я. Может, поругаюсь с Ксенией, и мне сразу же станет лучше?
– Да, с привидением, – сообщила Ксения. – Мне очень понравилось. Рекомендую.
– А чего же мне говорила, что нет? – рядом с нами появился Кирилл Петрович.
– Может, она хотела тебе польстить, – заметила я. – Или сейчас хочет меня кольнуть.
– А с кем лучше, с привидением или с живым мужиком? – поинтересовался Шедевр.
– Каждый по-своему хорош, – заявила Ксения. – Но с привидением, кроме меня, никто не занимался любовью. Я, по крайней мере, никого не знаю.
– Статью обязательно напиши, – посоветовала я. – По личным впечатлениям.
– А зачатие от привидения порочное или непорочное? – задумчиво произнес Кирилл Петрович.
– Если у Ксении, то порочное, – высказал свое мнение Лассе, который тоже к нам присоединился и с беспокойством смотрел на меня.
– Послушай, ты, горячий финский парень…
– Доброе утро! – послышался голос Ивана Васильевича. – Как спалось?
– А вам? – спросил Лассе.
– Давно так не высыпался, – ответил историк.
Мы переместились на кухню. Место у плиты занял Вова, который все-таки принес сосиски в банках. Я взбила омлет, Вова вылил смесь в большую сковороду.
После обсуждения ночи и ночных видений выяснилось, что из присутствующих крепко спали Гена, Кирилл Петрович и Иван Васильевич. Они не могли сказать, парализовало их или нет, и никаких видений на стенах или призраков в квартире не видели. Ивану Васильевичу, правда, снились розовые слоны, которые гуляли по городу и купались в фонтанах. Агриппина Аристарховна видела тот же «фильм», что и мы с Лассе, Вовой и Шедевром, правда, он на нее не подействовал так, как на нас. Возможно, все дело в возрасте. На нее самое большое впечатление произвели фигуры в белом. Она почему-то решила, что это неприкаянные души. Мы же все их запомнили хуже всего.
Ксения фильмов не видела, как, впрочем, и отдельных картинок и надписей. После занятий любовью Кирилл заснул, а ей не спалось. Потом у нее стали деревенеть руки и ноги… Однако она, как и мы, продолжала все видеть и слышать.
Дверь в комнату тихо раскрылась, и на пороге появилась фигура в белом. Сразу Ксения не смогла определить, мужчина это или женщина. Фигура побродила по комнате, но Ксения не могла наблюдать за всеми ее действиями – голову было не повернуть. Потом фигура стала ласкать парализованную Ксению. Руки явно были мужские.
Все произошло как раз в тот момент, когда паралич начал спадать. Потом Ксения вроде бы лишилась чувств. Когда она снова открыла глаза, никакой фигуры в белом в комнате не было, Кирилл все так же спал бревном. Ксения закрыла глаза и быстро заснула.
– Как ты мог не проснуться, я не понимаю! – заорала Ксения на партнера. – Он же меня… фактически рядом с тобой!
– Я ничего не слышал, – невозмутимо пожал плечами Кирилл. – Может, тебе все приснилось? Может, это были видения на стене, как у ребят, и ты теперь принимаешь их за явь?
– Ты считаешь, что я – сумасшедшая?!
– Ты в самом деле хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос? – хохотнул Кирилл.
По-моему, эти двое стоили друг друга. И «утро супругов» разыгрывали прекрасно. Но продолжению шоу помешал Ник, появившийся в кухне вместе с надувной женщиной, очень похожей на Бритни Спирс. На шее у нее вместо ожерелья шла надпись: «Моряк, возьми меня с собой».
– Кто подсунул мне эту гадость?! – вместо приветствия заорал американец. сотрясая женщиной в воздухе.
– Ты чего, опять недоволен?! – воскликнул Вова. – Мы тут, понимаешь, страдаем без баб, а он где-то нарыл хотя бы резиновую и еще выеживается! Да мне бы отдал, я был бы счастлив!
– И я возьму, – сказал Гена. – Где тут бабы лежат?
Ник замер с открытым ртом.
– Говори: где бабу нашел? – не унимался Вова.
– Я не искал, – поумерив пыл, ответил Ник. – Мне ее подсунули.
– Почему мне никто баб не подсовывает? – буркнул себе под нос Вова.
– Бабы под диваном, – прозвучал механический голос. – Там же насос. Ха-ха-ха…
Все замерли на своих местах.
– Опять заговорил, – наконец прошептал Вова.
– Бабы под диваном. Там же насос. Ха-ха-ха…
– Но, по крайней мере, не говорит про уменьшение количества, – хохотнул Кирилл Петрович. Он, как я заметила, сегодня пребывал в отличном настроении. Благодаря Ксении?
– Вас осталось десять грешников, – тут же прозвучал механический голос.
– А десять-то почему? – подала голос Ксения. – Да, Лен нет. Чего Лен не вышла, Ник?
– Лен висит на люстре, – сообщил Шедевр.
Кирилл Петрович подавился кофе. Ксения открыла рот. Агриппина Аристарховна схватилась за сердце. Иван Васильевич крякнул.
– Да, Лен висит на люстре, – подтвердил Ник. – И я хотел бы знать, как она там оказалась! – американец сверкнул глазами. Я обратила внимание, что подбитый левый глаз сегодня у него выглядит значительно лучше. А где бронзовый божок?
– В самом деле, что ли? – прошептала Ксения.
– Я требую объяснений! – завизжал Ник.
– Ты еще консула потребуй, – посоветовал ему Кирилл Петрович.
– Да, я обязательно обращусь в консульство! – вопил Ник. – И я буду выступать по американскому телевидению по всем каналам. Я буду предупреждать граждан Америки, чтобы не ездили в дикую Россию, где законопослушных людей хватают на улицах и тащат в какой-то вертеп!
– Почему вертеп? – спросила я. Но Ник не обратил на меня внимания.
Ник обещал большие неприятности нашим правоохранительным органам, нашим дипломатическим службам и лично Александру Паскудникову.
– А Сашуля-то здесь при чем? – очнулась Ксения. – Он два года с Лен прожил и ее на люстре не повесил. Да ему за это орден надо дать.
– Что ты несешь?! – воскликнула я. – Она же умерла.
– Ты уверен, что она мертва? – уточнил Лассе у Ника.
– Она уже холодная. И… Сходи и сам посмотри!
Лассе посмотрел на Кирилла.
– Хочешь, чтобы я составил тебе компанию? – уточнил тот. – Признаться, как-то не горю желанием.
– Бабы под диваном, – напомнил механический голос.
– Мне не надо, – сказал Кирилл. – Вон пусть Вова сходит.
– Ладно, пошли уж, – Вова поднялся из-за стола. – Ген, составь компанию!
Лассе, Вова, Гена и увязавшийся за ними Шедевр нас покинули. Ник бросил куклу на пол у холодильника и сел за стол. Завтракал американец с аппетитом, несмотря на смерть племянницы.
Вскоре вернулись мужчины и подтвердили смерть Лен, только, конечно, не смогли по виду определить, сама ли она это сделала или ей помогли.
– Но если сама, она должна была с чего-то прыгать, – вдруг ударила мне в голову мысль.
– Стул рядом валяется, – сообщил Лассе.
– А резиновых баб нашли? – поинтересовался Кирилл Петрович.
– Да, под тем кожаным диванчиком лежат, на котором спала Лен.
– А вчера они были? – спросила я, обводя всех взглядом.
К сожалению, никто под диванчик не заглядывал и точно сказать не мог. Возможно, и были.
– Значит, ты во сне ее надул? – посмотрел Вова на Ника. – Ты же на полу спал. Наверное, увидел бабу и…