Сокровище призраков Жукова-Гладкова Мария
Девушка сняла стильное пальто и собралась снимать сапоги. Я подала ей тапочки, бросила взгляд на себя в зеркало и ужаснулась. Я выглядела лахудрой! Ой, надо начинать собой заниматься. Увидит меня поутру какой-нибудь мужчина и тут же сделает ноги. Хотя Святослав видел… После совместно проведенной ночи… Но может, после ночи с мужчиной я не выгляжу лахудрой? Я выгляжу ужасно после ночи вдыхания паров краски, после сидения согнувшись над изделиями. И опять болит шея… Мне бы на массаж походить… Раньше никогда на это не было денег, теперь есть. Может, хоть шея прекратит болеть?
Девушка замерла на месте с сапогом в руке. Ах да, она же впервые видит гранитные плиты. Все остальные мои гости на них уже не обращают внимания, даже сотрудники органов, которые приезжают впервые. Все уже знают, чем я занимаюсь. Но на неподготовленного человека плиты действуют своеобразно.
– Я – скульптор, – пояснила я. – Хотите взглянуть на мастерскую?
Девушка ошалело кивнула, не сводя взгляда с плит, обула тапочки, так и кося в одну сторону, потом зашла за мной в мастерскую. В мастерской немного отошла.
– Ой, какие симпатичные зверюшки! – воскликнула она.
Потом она проследовала за мной на кухню. Я предложила кофе, она согласилась. Завтракать отказалась, а я решила доесть сваренную Ларисой кашу.
Девушка не стала ходить вокруг да около. Она представилась Татьяной и пояснила, что ее бросил Юрий, мой сосед снизу, который долго вешал ей лапшу на уши, а в результате оказался женатым мужчиной с двумя детьми.
– Ну и я, как брошенная и обманутая женщина, решила ему отомстить, – пояснила гостья.
– С моей помощью?
– Что вы будете делать – решать вам. Может, вообще не захотите ничего предпринимать. Я бы на вашем месте обратилась в милицию. Но повторяю: это уже решать вам. Я лично хочу Юрке гадость сделать.
Я вопросительно смотрела на Татьяну, ожидая продолжения.
– Он слушает, что вы здесь говорите. У вас в полу просверлены крошечные дырочки, к ним подведены провода. Я не могу объяснить, как вся система работает, но все, что у вас тут говорится, то есть все звуки, записывается. Аппаратура включается на звук, а когда у вас тут тишина, автоматически отключается.
– Она из всех комнат берет звуки?
– Не знаю, – ответила девушка. – Врать не буду. Я случайно узнала про эту аппаратуру. Это давно было, где-то полгода назад.
«Тогда здесь жила Соня», – подумала я.
– Вероятно, у Юрки в квартире звук отключен. То есть запись идет, а на всю его квартиру ваши разговоры постоянно не разносятся. Ну а если хочет послушать, так сказать, в режиме реального времени, то можно включить звук. Он, наверное, в тот раз забыл отключить звук. Что-то мне наплел. Я сделала вид, что поверила, что не обратила внимания… Когда он заснул, я отправилась в комнату под вашей мастерской – звук шел оттуда. Если честно, я не поняла, что там такое. Рассказала брату. Он объяснил и посоветовал не лезть в эти дела, если я хочу и дальше иметь с Юркой отношения. Ясно было, что дело связано с Юркиным бизнесом. Я знаю, что раньше в вашей квартире жил Юркин партнер. Может, аппаратура с тех времен осталась?
«Юрий тогда здесь не жил. Он купил квартиру после смерти Олега Галушко. Или Галушко слушал кто-то другой?»
– В общем, я про аппаратуру забыла, – продолжала гостья. – Больше чужие голоса в Юркиной квартире не звучали. Мы с ним общались в спальне и на кухне. Он мне все впаривал, что у самого руки не доходят до ремонта, деньги все вложены в бизнес, не хочется, чтобы в квартире сновали рабочие. И вообще ему, кроме спальни и кухни, ничего не надо, он целыми днями работает. Я предлагала сделать ремонт. Я умею. Брат бы помог. Юрка отказывался. Ну а потом мы с братом в выходные увидели его с женой и детьми. Не буду вас нагружать рассказом о том, как я за ним следила. В общем, я приперла его к стенке. Был скандал. Дело закончилось расставанием. А мне страшно хочется Юрке насолить. За бездарно потраченное на него время. Поэтому я к вам и пришла. Вспомнила про аппаратуру – и пришла. А дальше вам решать. Но никаких свидетельских показаний в милиции я давать не буду. И подписывать ничего не буду.
– Спасибо, Таня, – сказала я.
Вскоре гостья ушла. Я подарила ей тигренка, который ей понравился больше всего, потом позвонила своему главному работодателю Пете и пересказала сообщение Татьяны. Я попросила Петю проконсультироваться со своим знакомым, который уже у меня бывал и проверял квартиру на «жучки». Я теперь легко могла потратить еще одну тысячу на его приглашение. Петя обещал мне перезвонить, как только свяжется с дядькой.
Дядька посоветовал звонить в милицию, в особенности, раз у меня там теперь столько знакомых. По его мнению, мой пол следовало осмотреть с лупой. «Жучки», которые ловит его аппаратура, – это одно, а раз здесь провода – это совсем другое дело.
Я позвонила знакомому следователю и рассказала о встрече с Татьяной.
– Обалдеть, – только и сказал знакомый из органов.
Потом он пообещал прибыть в компании участкового с лупами, а меня попросил сварить какой-нибудь суп, лучше борщ. К приходу представителей органов борщ был готов.
Мужики привезли еще две запасные лупы, одна имелась у меня. В результате пол осматривали они вдвоем и я с детьми. Дырочки нашли, возможно, не все. Но проводочки виднелись!
– Завтра выбью санкцию на обыск, – заявил следователь, заполнил какие-то бумаги, участковый тоже что-то писал, я подписала там, где мне указали, не читая.
Но к следующему дню никакой подозрительной аппаратуры в квартире Юрия не оказалось. Он сам изображал оскорбленную невинность. Остались только тонкие просверленные дырочки. Юрий заявил, что даже не знал об их существовании и не обращал внимания. У него не очень хорошее зрение, потолки высокие, и он к потолкам в этой квартире вообще ни разу не лазал. Что ему делать под потолком? Вероятно, дырочки остались от предыдущих жильцов. Вот к ним и обращайтесь.
Понятыми выступали Варвара Емельяновна и ее молчаливая соседка. Варвара, естественно, опять не пропустила приезда группы из органов, и мужикам ее было проще взять понятой, чем от нее отвязаться.
– Это Юрка к Соньке хотел посвататься, – уверенно заявила Варвара Емельяновна, узнав суть дела.
– Я не хотел ни к кому свататься! Я давно женат! – закричал Юрий.
– Я и говорю: кобель, – невозмутимо заявила Варвара Емельяновна. – Жены-то твоей здесь ни разу не было. Уж я бы ее знала. Я всех знаю. А ты сюда девок разных водишь, кобелишься в общем.
– Это мое личное дело! Квартира – моя собственность. Кого хочу – того вожу.
– А твоя жена…
– Она моя жена, а не ваша. И ее все устраивает. А вашего мнения никто не спрашивал.
Юрий завелся. Его достала Варвара или он играет роль? На следователя концерт впечатления не производил. За годы работы он явно многого насмотрелся и наслушался. И Варвару Емельяновну видел далеко не первый раз.
– Вы точно знаете, что Юрий Александрович хотел именно посвататься к Софии Вербицкой? – спросил следователь у Варвары Емельяновны.
Юрий хотел что-то вставить, но Варвара ему не дала:
– Точно. Мне Сонька жаловалась. Мужа едва успела похоронить, как этот кобель стал в гости ходить.
– Да, все так и было, – вдруг открыла рот молчаливая бабка. – Соня Варвару просила с Юрием поговорить, раз она такая общественница и за нравственность борется. Соне не до мужиков было. Она любимого мужа потеряла и ребенка. А у тебя совести нет, – резко повернулась бабка к Юрию и сверкнула глазами.
– И я говорила, – тут же вставила Варвара. – Забыл, кобелина?
– Вас, пожалуй, забудешь, – буркнул Юрий.
Следователь понял, что в квартире Юрия делать больше нечего, даже извинился перед ним за доставленные неудобства. Уже у меня в квартире следователь печально вздохнул, сидя перед рюмкой водки и тарелкой с борщом.
– Мы вчера сглупили. Он же прослушал и эту Татьяну, и наши разговоры во время осмотра вашего пола, и мое заявление о том, что пойду за санкцией на обыск. Я виноват.
– По крайней мере, мы теперь точно знаем, что он слышал все, что говорилось в моей квартире. Хотя что это ему давало?
Я тоже играла роль. Я прекрасно помнила, о чем мы тут говорили… Юрий знал и про найденные нами бриллианты, и про кейс, который забрал Святослав. Слава богу, что его забрал Святослав, и Юрий про это знает! Пусть между собой разбираются! Юрий наконец знает, что у меня больше ничего нет! Кроме четырех бриллиантов (двух – в квартире) и пачки тысячных купюр, причем уже неполной. Будет ли он претендовать на это добро? Не знаю… Тогда ему нужно признать, что он меня слушал. Скорее всего, он займется Святославом. Там значительно больше денег. И, значит, бриллианты прихватил он? Нет, конечно, не он сам. Те двое под лестницей были гораздо стройнее. Но Юрий мог кого-то нанять. Или нанять, чтобы остановили меня, а сам… Нет, нужен был кто-то для работы в квартире. Юрий бы в камин точно не залез.
Как мне все надоело! Я надеялась, что теперь все соседи оставят меня в покое. Я надеялась, что все клады найдены, и кого это касалось, знают, что найдены.
Вскоре следователь ушел, наевшись борща, я осталась ждать Ларису с работы.
– Давай-ка прямо завтра с утра какую-нибудь мебель закажем или готовую купим, – сказала родственница. – Пока никто на эти деньги не позарился. Список составляй того, что нужно, потом напряги старшего ребенка. Пусть по Интернету поищет, где что можно купить или заказать, и не очень дорого.
На следующий вечер мы с Ларисой и детьми отмечали покупки – большим тортом из «Севера», за которым съездил старший ребенок. В комнаты детей больше ничего не требовалось. Можно сказать, что материнский долг я выполнила (в этом плане). Дочери я также купила компьютер – чтобы у каждого ребенка был свой.
– А вообще отличная квартира получилась, – сказала Лариса, когда дети уже пошли спать. – И у всех по комнате, и обстановка приличная. Завтра едем на рынок покупать одежду.
К сожалению, денег осталось только для покупок на рынке. И опять ничего на черный день… Но ведь они свалились на меня с неба! То есть… Не будем о грустном. Я квартиру обставила!
Глава 32
В воскресенье вечером в гости зашла молчаливая бабка, которую звали Пелагея Михайловна.
– Вы в самом деле скульптор? – спросила бабка с порога.
– Да, – подтвердила я.
Тут взгляд Пелагеи Михайловны упал на гранитные плиты. Она их очень внимательно осмотрела и спросила, можно ли заказать мне надгробие. Я сказала, что мне можно заказать памятник. Плитами я вообще-то никогда не занималась. Эти по случаю привез бывший муж.
– А кому? – спросила я.
– Мне, – ответила Пелагея Михайловна. – Меня некому хоронить. Все умерли. Если я не договорюсь при жизни о своем захоронении, меня похоронят в безымянной могиле. Поучитесь делать надгробия на моем. Как раз бизнес расширите.
Она слегка улыбнулась тонкими губами. Я пригласила ее в мастерскую, показала фотографии памятников, которые делала.
– Сколько будут стоить надгробие и памятник?
Я подумала, решила, что судьба и так мне в последнее время подкинула много денег и нужно отдавать долги. Гостье я ответила, что возьму только за материал на памятник (если не взять ничего, может показаться подозрительным), но делать буду не торопясь, в те дни, когда нет запарки с заказами. Правда, Пелагее Михайловне придется на кладбище купить место и оплатить установку надгробия. И они могут сказать, что надгробия надо заказывать у них, делать надписи точно придется у них. У меня нет соответствующих инструментов.
– А ты сделай единый комплект. Памятник на надгробии. Место есть. Рядом с сыном. Там я договорюсь. Я там бываю часто…
– Какой вы хотите памятник?
– Березку… Или иву. Смотри сама. Что тебе проще сделать. Вроде как из плиты растет…
– Закрепить будет сложно, – сказала я. – Может, фигуру?
– Ну, не знаю… Я хотела березку.
Я обещала подумать.
Мы с Ларисой предложили Пелагее Михайловне остатки торта и чай.
– Я решила, что должна рассказать вам все, что знаю, – вдруг заявила она.
Значит, не только памятник заказывать пришла? И что она знает?!
– Вы давно живете в этом доме? – спросила Лариса.
– Родилась здесь. И Варвара здесь родилась. Вы про купца слышали, который тут до революции семнадцатого года жил?
Мы кивнули.
– Варвара – его внучка.
– То есть как?
– А так. Согрешил он с ее бабкой. Бабка кухаркой у него была. Родила мать Варвары, ну а та уже Варвару от какого-то рабочего. Но отец Варвары то ли погиб рано, то ли сбежал. Я точно не знаю. Варвара его совершенно не помнит, а мать ее его вспоминать не желала. И мать, и бабка ей все про деда рассказывали. Конечно, втихаря – времена-то какие были. Но, насколько я понимаю, этот купец был очень удачливым и очень толковым коммерсантом. Жаль, что такой человек погиб где-то на зоне. Он мог бы много пользы принести обществу… Но сейчас речь не об этом.
– Кто-то из семьи успел уехать за границу?
– Нет, – покачала головой Пелагея Михайловна. – Его отправили в лагеря, а жену с тремя законными детьми в вашей квартире уплотнили, и вместо четырех комнат они стали жить в одной. Еще в одной комнате комиссар какой-то жил, в двух других – рабочие. Купчиха стала любовницей комиссара. Не знаю уж, любовь там была или она таким образом хотела и себя, и детей спасти. Бабка Варвары, конечно, молчала, от кого прижила дочь. Но дело в том, что никто тогда не нашел ни бумажных денег, ни монет, ни драгоценностей. Квартиру же многократно обыскивали. Представители новой власти считали, что у купца должны были быть несметные богатства. Их не было. Жена заламывала руки и говорила, что у него все было вложено в дело, и он семью держал в черном теле. У нее правда не было ни дорогих платьев, ни множества украшений. Пара колец, да серьги, да крестик золотой. Заплаты на платьях стояли! В общем, она много ругала мужа. Может, эти проклятия в его адрес и заплаты на старых платьях спасли жизнь ей и ее детям. Наверное, купца пытали, но он так ничего и не сказал.
– Однако с тех пор по дому ходили слухи о несметных богатствах, оставленных купцом? – улыбнулась Лариса.
– Вы тоже слышали?
– Мы слышали про драгоценные камни, оставленные вором Синицей, про деньги, которые должен был привезти бизнесмен Олег Галушко. В общем, послушаешь местных жителей, так вся квартира должна быть начинена кладами. И поэтому у нас нет спокойной жизни. А от купца что должно было остаться?
– Монеты, золото, камни. Точно не знаю. Этот Юрий под вами наверняка хочет найти клад купца.
Мы с Ларисой переглянулись. Мы считали, что Юрий должен хотеть найти деньги, которые привез Олег Галушко. И теперь, если он постоянно слушал разговоры в моей квартире, он уже знает, что деньги нашлись и их забрал Святослав.
– Но клад нашли до него, – объявила Пелагея Михайловна.
– Давно? – спросила Лариса.
– В блокаду.
– Вы были здесь в блокаду?
– Да, мы никуда не уезжали. Отец был на фронте, а мы с мамой здесь. Варвара тоже осталась с матерью и бабкой. А в вашей квартире осталась одна семья. Не потомки купца – они успели уехать. К тому времени тут жил художник с семьей, в одной из комнат. Вообще тут много народу поменялось.
– Вы видели клад?
– Нет, не видела, но знаю, что у художника вдруг появились холсты и краски. Я знаю, что он очень страдал, так как было не на чем рисовать. Мы с мамой ему карандаши отнесли и бумагу. И другие жильцы отдали – что у кого оставалось. Вы понимаете, что о блокаде можно составить представление только по рисункам художников?
– Почему? – спросили мы с Ларисой.
– Да потому что фотографировать запрещалось! Были только официальные фотографы, снимки которых дошли до наших дней. А вы представляете, что такое официальная фотография, да еще в те времена? Мы все должны быть благодарны художникам, которые в те жуткие годы продолжали работать. Они рисовали то, что видели на самом деле. Не поленитесь – посмотрите как-нибудь блокадные рисунки. Их теперь публикуют. Ну и тогда все – по крайней мере, у нас в доме – понимали, что наш сосед запечатлевает историю для потомков. Звучит напыщенно, пафосно, но это так. Никто не спрашивал, откуда он взял материалы для работы. А он помогал всем продуктами. Мы ему отдали что смогли. А он потом нам подарки носил. Говорил, что продал картину. Ну кому он тогда мог их продать? Кто стал бы покупать картины, когда был страшный голод? Но все делали вид, что верят. И все молчали. И после войны молчали. Потом, когда появились первые кооперативы, их семья отсюда съехала. Сразу же купили квартиру. Больше я их не видела. Я не знаю, где его потомки. Он-то уже давно умер. Ему в блокаду было под шестьдесят. То есть его семья нашла какой-то клад купца. Я не знаю, где. Я не знаю, что. У меня нет никаких доказательств. Даже если вы найдете потомков художника, они вам ничего не скажут. С какой стати?
Мы с Ларисой переглянулись. Но кто все-таки искал клад купца? Или все жильцы этой квартиры хотели найти и одно, и второе, и третье? Клады купца, вора и бизнесмена? Все и сразу?
– Но семья художника нашла не все, – невозмутимо продолжала Пелагея Михайловна, попивая чай из блюдечка. Так, как пила она, по-моему, пили в купеческих семьях – судя по фильмам.
Пелагея Михайловна повторила, что никто не знает, сколько тайников оставил купец и что в них лежало. Она сама считала, что он не мог не иметь заначки. Не мог он вкладывать в бизнес все, до последнего рубля.
Но если художник, нашедший клад, делал великое дело и помогал соседям, то следующий удачливый кладоискатель быстро покинул пределы родной страны, обустроив свою смерть.
– Это вы имеете в виду бизнесмена, который расселил коммуналку? – вспомнила я.
– Да. Он собирался здесь жить. Мой сын…
Пелагея Михайловна отвернулась к окну. У нее в глазах блеснули слезы. Мы с Ларисой молчали и не лезли со словами сочувствия. Как мы уже знали, ее сын мертв.
– Мой сын работал у него и встречался с его младшей сестрой. Все у них было серьезно…
– Вы точно знаете, что тот бизнесмен нашел клад?
– Да. В этой кухне раньше стояла плита, которая топилась дровами. На ней готовили.
– Мы слышали об этом, – сказала Лариса.
– Этот бизнесмен делал ремонт. Зачем ему та страшная плита? Нанял каких-то белорусов. Помните, в те годы у нас в городе еще было мало таджиков с узбеками, но много белорусов и украинцев? Одни приезжали с колбасой и молочными продуктами, другие строили загородные дома, третьи занимались ремонтом. Бизнесмен пригласил моего сына, как потенциального члена семьи, чтобы помог избавиться от трупов.
– Бизнесмен убил рабочих?! – воскликнула я.
– А что вас так удивляет? – сурово посмотрела на меня Пелагея Михайловна.
Я стушевалась. Начало девяностых. Полный беспредел. У мужика наверняка было оружие дома. И бизнесменом-то он скорее был с криминальным душком.
– Ваш сын видел клад?
– Да. Он сказал, что из плиты все это посыпалось кучей…
– Ваш сын помогал бизнесмену обустроить свою смерть?
– Да, они использовали труп одного из белорусов. Патологоанатомическое исследование проводил Зиновий Степанович, который как раз перебрался в наш дом. Но вроде они и раньше были знакомы.
– Зиновию заплатили находками из клада?
– Не знаю.
– Зиновий знал про клад?
– Не представляю. Вообще-то навряд ли ему стали бы говорить об этом.
– И что было дальше? – спросила я.
– Этот бизнесмен переделал себе лицо. Я видела его с новым лицом через пару месяцев после «смерти» и не узнала. Мне сын сказал, что это он. Родственники тут все продали и уехали.
– А как они вывезли монеты и вообще все, что нашли? – спросила Лариса.
– Не знаю.
– Могли продать здесь, а валюту перевести на счета за границей, – заметила я. – А могли и товаром вывезти. Заплатили кому нужно…
– А ваш сын? – посмотрела на Пелагею Михайловну Лариса.
– Погиб в автомобильной аварии.
– Э-э-э…
– Я не знаю, случайность это или не случайность. Ничего не доказали.
– А та девушка? Младшая сестра бизнесмена?
– Они уже были женаты и жили отдельно. Сын квартиру купил в новом доме. Я отказалась переезжать. Детей не успели завести. Квартира осталась ей. Я не претендовала. Я не знаю, где сейчас эта девица, что с ней. Мы не общаемся. Сын расплатился за свои грехи. И за чужие тоже.
Пелагея Михайловна снова поджала губы. Она молчала какое-то время, потом посмотрела на меня:
– Так что ничего тут не ищи. Все уже найдено. Зря сюда все понаехали.
– Кто «все»? – не поняли мы с Ларисой. – Куда «сюда»?
– Ваши соседи сверху, – Пелагея Михайловна кивнула в потолок.
– А они кто такие? – спросила я. – Там вроде бы мать, сын и дочь.
«И дочь была любовницей Сониного мужа», – добавила я про себя.
– Потомки купца. По официальной линии. Это Варвара узнавала. Мать очень на прародителя похожа. У Варвары же фотографии остались. Бабка их успела прихватить. Хотела, чтобы дочь отца знала. Хоть как выглядел! Какое качество фотографий! Это ж сколько лет назад делали! То есть Варвара, когда эту новую соседку увидела, она ей сразу же показалась знакомой. А потом мы с ней вместе как-то старые фотографии рассматривали, в моей семье такие тоже хранятся. И мы обе одновременно все поняли. Ну а потом Варвара с ее-то энергией и пробивными способностями выяснила, откуда они сюда приехали, откуда туда, кто кого родил… Точно ее родственники, только она им не признавалась. Решила проследить, как тут дело развиваться будет.
– И… что? – подались мы вперед с Ларисой.
Пелагея Михайловна рассказала, что мать с двумя детьми переселилась в квартиру надо мной в те годы, когда тут проживал Семен Синицын со своей подругой. Дети еще были несовершеннолетние. Вообще мать по специальности парикмахер, а сейчас владеет несколькими салонами красоты. Управлять ими помогают сын и дочь. Похоже, есть в этой семье купеческая хватка прародителя. На квартиру мать заработала. Но они сюда переехали явно не просто так.
Мать быстренько завела шашни с Семеном Синицыным. Дело закончилось мерзкой дракой с его сожительницей. И Варвара Емельяновна, и Пелагея Михайловна были свидетельницами. Да все жильцы это видели и уж точно слышали.
Потом появился Олег Галушко с Маргаритой. Сын стал захаживать к Маргарите. У Маргариты, правда, еще один любовник был. Потом появилась Соня Вербицкая с мужем. Дочь стала любовницей мужа, у сына с Соней ничего не получилось. Наоборот, она мужу нажаловалась, что к ней сосед сверху пристает. Опять был скандал.
– Вербицкий мог что-то заподозрить, – высказала свое мнение я. – Сестричка с ним, братец к его жене пытался клеиться…
– Мог, – кивнула Пелагея Михайловна. – Но кто ж теперь точно скажет?
– Он порвал с этой девицей? – спросила Лариса.
– Точно не скажу. Не знаю, а врать не буду. И погиб он вскоре.
– То есть… – мы с Ларисой переглянулись и посмотрели на гостью.
– Не знаю. Не видела. Никто не видел. Но никогда у нас тут никакие хулиганы в подъезде не сидели. Милиция все на хулиганов свалила. Или на наркоманов, которым деньги на дозу нужны были. Но хулиганы или наркоманы один бы раз нож в тело всадили. Или два, если с первого не убили. Разве стали бы они так убивать? Мы с Варварой спускались вниз. Видели Сониного мужа всего ножом исколотого. Так только женщина могла бить. Обиженная, оскорбленная, брошенная.
– Доченька? – спросила Лариса.
– Или она, или мамаша ее от бессилия, что ничего не получилось, или… Соня. Не знаю. Врать не буду.
– Жди сынка, – посмотрела на меня Лариса.
– И сразу гони в шею, Марина, – посоветовала мне Пелагея Михайловна. – Он до сих пор еще не зашел по одной простой причине. До него тут много всяких к тебе ходило, а потом милиция стала каждый день ездить. А эта семейка внимание милиции привлекать не хочет. Они по-тихому хотят в квартиру пробраться.
– Вы считаете, что они рассчитывали на брак? С кем-нибудь из жильцов? – поразилась я.
– А как еще они могут обосноваться в этой квартире?
«Через печку в кухне меня явно слушали они», – подумала я.
И ведь напасть на меня под лестницей могли мамаша с дочкой! Они услышали наши разговоры в кухне, выманили меня из квартиры, забрали ключи, залезли в камин, забрали коробочку с бриллиантами…
Но тогда получается, что они же убили и Соню! И подбросили ей коробочку! Чтобы отвести подозрения от себя. Подозрения друзей Синицы, которые знали про бриллианты и могли знать про коробочку с вензелем…
Главное – Соню было жалко. И я еще какое-то время плохо о ней думала… Бедная Соня! Столько пережила!
Перед тем как уйти, Пелагея Михайловна достала из кармана платья золотую монету и положила на стол. Мы с Ларисой уставились на нее.
– Это из того клада, который в плите был, – пояснила Пелагея Михайловна. – От сына осталось… Не приносят клады счастья. Но это уже мой подарок тебе, Марина. Сделай мне надгробие и похорони меня. Но лучше все-таки продай ее, Марина. Не держи у себя. Наверное, ты знаешь людей, которым можно ее предложить.
– Я знаю, – сказала Лариса. – Я в сувенирной лавке работаю, а рядом с нами – антикварный салон. Там, по крайней мере, проконсультируют. Только зачем сейчас продавать? Деньги – бумага, а золото – это золото, и вообще это – старинная монета! Люди, наоборот, стараются в металлы и камни вложиться.
– Пусть монета остается у вас, Пелагея Михайловна, – сказала я. – Я вам все и так сделаю. И вы еще долго проживете. Зачем торопиться на тот свет?
– Молодая ты, Марина. И дети у тебя живы. И вон Лариса есть. И замуж еще сходить успеешь. И еще одного ребеночка родить. А для меня все кончено. Ничто меня здесь не держит. Облегчила я душу. Рассказала вам все, что знаю. Может, поможет. Не знаю. Но предупредить вас хотела…
Пелагея Михайловна ушла. Мы с Ларисой остались и долго смотрели друг на друга.
– Жалко ее. Одиноких стариков всегда жалко, – вздохнула Лариса. – Но ты и мне памятник сделай, Марина… Только мне ангела, ладно? – Лариса всхлипнула.
– Да ты с ума сошла! – кинулась я к родственнице. – Прекрати эти разговоры! Тебе до старости еще…
– По меркам наших женщин я уже старая, – вздохнула родственница. – Замуж уже не возьмут, и мужиков моего возраста свободных нет, только бывшие сидельцы без жилья, работы и денег, и полностью опустившиеся. На работу устроиться крайне сложно, слава богу, у меня она есть. И родственников нет, кроме тебя и детей! Хоть вас нашла и вы меня не выгоняете!
Лариса рыдала, я не знала, как ее успокоить. На меня рассказ о жизни Пелагеи Михайловны тоже подействовал удручающе. Мне ее было жалко, сына ее было жалко, Соню, ее мужа… И теперь еще следовало подумать, как оградить себя от общения с соседями сверху, если они изъявят такое желание…
Потом я сказала себе, что проблемы нужно решать по мере поступления. У меня и других полно. От других соседей-кладоискателей отбилась и от этих отобьюсь.
Глава 33
На следующей неделе из застенков выпустили соседа Николая Соколова. Я услышала какие-то звуки за стеной, потом прозвучал звонок в дверь.
– Я извиниться пришел, – сказал с порога сосед. Вид у него был хмурый. – Надо было тебе все честно рассказать. Может, вместе поискали бы и нашли. И разделили. А так наследство Синицы досталось неизвестно кому.
Я не стала ничего комментировать. Я очень сомневалась насчет «разделили».
– Извинения принимаются, Николай. Надеюсь, что у органов к вам больше нет претензий?
– Был бы человек – статья найдется, – усмехнулся Николай. – Но я буду осторожен.
Я вопросительно приподняла одну бровь.
– Знаешь поговорку «Не гадь там, где живешь»? Настоящий вор никогда не будет воровать в том доме, где проживает сам. И других не пустит. Да они и сами не придут. Так что можешь жить спокойно. К тебе никто не залезет. И вообще что у тебя брать? Астрологических зверей?
Николай ушел к себе. С Зиновием Степановичем я не пересекалась, вероятнее всего, мы выходили на лестницу в разное время. Ему органы ничего предъявить не смогли. Доказательств подбрасывания трупов не было никаких. Дворнику Василию я периодически что-то носила из еды, он все всегда принимал с благодарностью. При встрече со мной во дворе отвешивал легкий поклон. Соседи сверху не предпринимали никаких попыток познакомиться. Варвара Емельяновна вела какую-то борьбу из-за выплат в связи с предстоящим праздником Победы, Пелагея Михайловна съездила вместе со мной на кладбище, чтобы я могла сориентироваться с размерами будущего памятника и посмотреть на окружающую территорию.
Органы появились у нас на лестнице недели через две, когда я вроде бы успокоилась и вошла в ритм привычной жизни, только на новом месте.
– Марина Владиславовна, понятой будете? – спросил знакомый следователь. Из-за его спины махали судмедэксперт и молодой опер. – Мы знаем, что вы поздно ложитесь. Сами понимаете, в такое время сложно найти понятых. Да к тому же вы – человек знакомый, проверенный и к всяким зрелищам уже привычный…
– А… что…
Был первый час ночи.
– Ваших соседей сверху убили, – сообщил следователь. – Мать и дочь. Их сын нашел. Он сегодня из Таиланда вернулся, а в квартире… Несколько дней уже лежат. В общем, пожалуйста, пройдите с нами наверх. И нам бы еще один человек нужен. Ваша родственница?..
Лариса в эту ночь у нас не ночевала.
– К кому тут у вас можно обратиться в такое время?
Бабки, как я понимала, уже спали, да и Варвару Емельяновну никто не горел желанием видеть. Дворник Василий явно был пьян и тоже спал крепким сном. К Юрию обращаться не хотелось – если он вообще ночует здесь. Оставались Николай Соколов и Зиновий Степанович. Других соседей я так пока и не знала.
– И кого из этих двоих вы бы выбрали себе в пару? – спросили у меня.
Я предпочла Николая Соколова.
– Меня? Понятым? – поразился сосед, когда к нему обратились.
– Вы чисты перед законом, – заметил следователь и слегка усмехнулся. – И процедуру хорошо знаете. И участвовали в ней неоднократно.
– С другой стороны, – хмыкнул Николай, но согласился.
Мы отправились в квартиру, расположенную строго над моей.
Женщин застрелили, а вначале допрашивали с пристрастием. Все это происходило в кладовке.
– Ты ничего не слышала? – спросил у меня Николай.
Я покачала головой. Стены и перекрытия тут толстые. В своей кладовке я много времени не провожу, то есть вообще не провожу. У меня опять не доходят до нее руки. Дверь плотно закрыта. Если бы еще это зверство происходило над помещением, в котором я находилась… Но кладовку от мастерской отделяет широкий холл, про спальни вообще молчу. Одна стена кладовки выходит на лестницу, дальняя не является общей ни с кем из соседей. Это наружная, глухая стена дома, отделенная небольшим проемом от такой же глухой стены другого. Место для зверства было выбрано наиболее подходящее. Крики женщин никто не мог услышать – если они вообще кричали… На полу валялись два кляпа, брошенные за ненадобностью. Мать и дочь были примотаны веревками к стульям. Получив все, что нужно, убийцы выстрелили каждой в висок.
Я впервые толком рассмотрела их родственника. Красивый, холеный, но явно порочный мужик… Очень загорелый. Ах да, он же только что из Таиланда. До этой встречи я видела его всего один раз – в день переезда в мою новую квартиру. Как это было давно! Казалось, что прошла уже целая вечность. Столько событий! Да у меня никогда в жизни не было такого напряженного периода!
– Что от них хотели? – спросил у хозяина следователь.
– Понятия не имею. Мы не храним дома деньги и ценности. Все в банках – на счетах или в ячейках. И дома наличных почти нет. Мы везде карточками расплачиваемся.
Хозяина попросили посмотреть, что пропало в квартире. Удивительно, но разгрома не было. То есть приходили за чем-то вполне определенным. Бриллиантами? Или какой-то информацией? Сын и брат умерших женщин то ли умело играл роль, то ли на самом деле ничего не знал. Но ведь он же когда-то участвовал в семейном деле охмурения соседей? Или тогда участвовал, а сейчас был в Таиланде? И не знает, чем тут занимались мать и сестра?
А ведь я видела еще одного молодого человека. Сестру с ним видела. Именно с молодым человеком, значительно моложе брата. Узнаю ли я того молодого человека? Не уверена. И вообще нельзя всех подозревать! Должен быть у девушки молодой человек. И совсем необязательно, что он в деле. Наверное, брат знает, с кем встречалась сестра. И следователь его об этом спросит. Не мне же лезть с советами?
По-моему, следователь сомневался, что удастся найти убийц. Дверь дамы открыли сами, по крайней мере, никаких следов взлома не наблюдалось. Уходя, преступники захлопнули за собой дверь, и она закрылась на замок, который не требовалось закрывать ключом.
Вскоре неприятная для меня процедура закончилась, и я отправилась домой. На этот раз никто не пошел ко мне пить чай и есть суп. Признаться, я была в подавленном состоянии.
На следующий день я позвонила на работу Ларисе и вкратце рассказала о ночных событиях. Родственница обещала вечером приехать. Она появилась с новыми серьгами, правда, не в ушах, а в коробочке. Ее знакомый ювелир выполнил заказ. Работа была великолепная.
– Почему не в ушах? – спросила я.
– Ну не в общественном же транспорте мне такие серьги носить? К тебе на свадьбу надену.
Читать бесплатно другие книги:
