Нибелунги. Кровь дракона Крючкова Ольга
– Жены?! О чём ты говоришь?
– Я говорю о моей жене! Арнегунде! Пока я сражался с данами, ты погубил её!
(Судьба распорядилась так, что все ухищрения Зиглинды сделать Арнегунду вдовой, увы, не увенчались успехом).
Сердце Зигфрида сжалось от боли.
– Поверь, я не повинен её смерти! Она умерла родами…
– Дав жизнь твоему бастарду! – взревел Родерик и ринулся на Зигфрида.
Тот умело отразил удар – постоянные тренировки на мечах пошли ему на пользу. Константин и Мердок вообще считали, что в пешем поединке Зигфриду нет равных.
…Зиглинда и Зигмунд внимательно наблюдали за ходом сражения.
– Странно, о чём они говорили… – произнесла королева, отчего-то ощутив волнение.
– Этот воин кого-то мне напоминает… – вторил супруге король.
Петроний, расположившийся на трибуне в окружении свиты, также обратил внимание на противника Зигфрида.
– Отчего воин с таким остервенением ринулся на принца? Что-то здесь не то…
Однако зрителей, в том числе и дружественных королей, ничего не насторожило и не удивило, они были всецело поглощены поединком.
Поединок принца и обманутого мужа принимал ожесточённый характер и явно не был похож на сражение до первой крови. Первой забеспокоилась Зиглинда.
– Зигмунд! Что происходит?! – воскликнула она после того, как её сын отбил очередной яростный выпад противника. – Они что решили убить друг друга?
Однако король отреагировал спокойно.
– Не волнуйся! Это молодость… Путь покажут себя…
Зиглинде стало дурно. Она приказала служанке принести охлаждённой фруктовой воды, дабы утолить жажду. Не успела она пригубить чашу с живительным напитком, как происходившее на арене действо заставило её содрогнуться, а короля, наконец, забеспокоиться.
Родерик нанёс принцу удар в бедро. Зигфрид, припав на раненое колено, ослабил оборону и стал открытой мишенью для противника. Чем тот не преминул воспользоваться.
Родерик с диким воплем ринулся на Зигфрида, намереваясь нанести смертельный удар. Король невольно поднялся с кресла и подался вперёд.
– Остановите его! Остановите! – только и успел выкрикнуть он.
Зиглинда ощутила, что внутри неё всё похолодело, а затем «оборвалось». Она выронила чашу с водой и лишилась чувств.
– Господи, упокой его душу… – произнёс Петроний, в оцепенении наблюдавший за ареной, понимая, что Зигфриду осталось жить считанные мгновения.
Трибуны замерли в ожидании. Однако, на всё воля Всевышнего…
Зигфрид, собрав последние силы, резко поднялся и ринулся на противника. Родерик, ослеплённый яростью и ненавистью, не сомневаясь в том, что принц уже не сможет отразить удар, не успел оценить новую расстановку сил, за что и поплатился.
Нортунг рассёк его доспехи и нанёс смертельный удар. Родерик начал медленно оседать.
– Я буду пировать Вальхалле[55], ты же – страдать в Аду… Будь ты проклят… – только и успел прошептать он, прежде чем душа его отлетела к праотцам.
Опомнившиеся зрители буквально завопили от восторга.
– Великий боже… – с облегчением вымолвил король и перевёл взор на супругу, та сидела в кресле с закрытыми глазами. Компаньонки, поглощённые битвой, даже не заметили, что их госпожа лишилась чувств.
– Помогите королеве! – приказал король, смерив обомлевших от страха компаньонок, снисходительным взором.
Рана Зигфрида, полученная в поединке с Родериком, быстро заживала. Королева несколько раз в день посещала покои сына, каждый раз возблагодарив Логоса за то, что он не лишил того жизни.
По окончании празднеств гости покинули Кастра Ветеру, пребывая под впечатлением богатства и могущества Вёльсунгов. Хлодион, превозносивший достоинства своей юной дочери перед королевским двором фризов, пригласил Зигфрида в Торнакум с ответным визитом. Хлодион не сомневался: Зигфрид станет великим королём и лучше его иметь в зятьях, нежели – врагах.
К такому же мнению пришли и остальные короли, покинувшие гостеприимный город. Они по достоинству оценили Зигфрида. Шпильманы и скальды, наводнившие в эти дни Кастра Ветеру, уже слагали новые песни-драпа[56], посвящённые подвигам фризского принца.
Зигмунд испытывал нескрываемую гордость за сына. Король несколько раз пытался выяснить: что же заставило Родерика с такой ненавистью наброситься на Зигфрида, покуда вездесущий сенешаль не шепнул своему господину, что воин, погибший в поединке, был мужем наложницы принца, и та умерла родами, дав жизнь очередному бастарду.
Петроний, перед тем как взойти на корабль и покинуть Кастра Ветеру, навестил принца, преподнёс дорогие подарки на прощанье и выказал пожелания скорейшего выздоровления. Хитрый бургунд выразил надежду, что вскоре встретится с ним в Ворбетамагусе.
На что наследник трона ответил:
– Не сомневайся, друг мой, я намерен отправиться в Бургундию, как только заживёт моя рана. Думаю, в конце лета я смогу воочию лицезреть красоту принцессы Кримхильды.
Петроний почтительно поклонился.
– Я подготовлю вам достойную встречу, – пообещал советник. – Лилею надежду, что Кримхильда оценит ваши таланты по достоинству…
На том принц и бургундский советник расстались. Первый остался залечивать рану, второй же спешно отправился в Ворбетамагус, дабы поделиться с королём Гунтаром своими впечатлениями. А их было немало. К тому же Зигфрид передал щедрые подарки бургундскому дому…
Прошло несколько недель, прежде чем Зигфрид начал ходить, но рана ещё давала о себе знать. Не успели гости разъехаться по своим королевствам, как уже начали присылать Зигмунду всевозможные дары. Королева Зиглинда ликовала: она добилась главного – Зигфрид завоевал признание, а возможно в дальнейшем, и поддержку сопредельных королей.
Король, утомлённый суетой празднеств, покинул столицу, отправившись в латифундию, сгорая от нетерпения насладиться своей наложницей. Он не стал торопить сына с выбором невесты, решив, что время в данном случае – хороший советчик. К тому же Зигфрид не видел ни одной из предполагаемых невест, полагаясь лишь на описания их внешности. А описания эти могут быть порой обманчивыми. В любом случае рана принца должна зажить, а затем он уж сам решит: какое из близлежащих королевств ему посетить. И, разумеется, его выбор пал на Бургундию.
Узнав об этом, королева тот час же отправила гонца в латифундию, где наслаждался жизнью её супруг, сообщив в коротком письме о решении сына. Зигмунд отреагировал сдержанно, рассудив, что Блитхильда, дочь короля франков, была бы, конечно, предпочтительнее, ибо военный союз с независимыми франками позволил бы осуществить экспансию на земли римской Белгики. Однако, родство с влиятельным и сильным бургундским домом также будет полезен Фризии. Поэтому он отписал супруге: пусть сын поступает так, как подсказывает ему сердце и разум, добавив в конце латинскую фразу:
Nie volenti difficile est (что в переводе на язык фризов означает: нет ничего трудного, если есть желание).
Глава 10
Наступили августовские Idus[57], посвящённые богу Юпитеру. По преданию в дни августовских ид flamen dialis, жрец служивший культу верховного бога, приносил в жертву овцу.
Несмотря на то, что официальной религией Римской империи считалось христианство, легионы, дислоцирующиеся в отдалённых провинциях, по-прежнему почитали Юпитера и Митру[58], божество покровительствовавшего воинам.
Прошло почти пятьдесят лет с тех пор, как император Константин в 187 году эры Цезаря запретил поклонения Юпитеру, Митре и всем древним богам. По его приказу префект Рима, Гракх, уничтожил все храмовые пещеры, посвящённые культу Митры, расположенные около Рима, Медиоланума и Равенны. В результате этой реформы – пещеры были засыпаны, жертвенники разбиты, а монеты, посвящённые Deo Soli Mithrae, божественному солнечному Митре, изъяты из обращения и переплавлены с новым штампом – портретом императора.
Но культ Митры и Юпитера настолько сильно укоренились в легионах, что почитались и поныне. И потому многие легионеры из «Ульпия Виктрикс» в первый день ид отправились в храм, располагавшийся на одном из холмов за пределами Триценсимы, места дислокации легиона, дабы присутствовать при жертвоприношении и вознести молитву Юпитеру. После чего по традиции легионеры направлялись в одну из окрестных пещер, приспособленных под служение культу Митры. В обряде принимали участие лишь избранные – в храм Митры, митрениум, могли войти только посвящённые.
После поединка с Родериком, Зигфрид снискал уважение среди легионеров, поклонявшихся Митре, и они предложили принцу вступить в их общество. К тому же прозорливый легат намеревался обезопасить почитаемые религиозные культы от возможных гонений. Несмотря на то, что Зигфрид официально исповедовал арианство, он согласился, предложение легионеров польстило его самолюбию, ибо он знал – неофитами Митры становятся только истинные воины. И потому в первый день ид он присоединился к группе из двадцати легионеров, направлявшихся к культовой пещере. Ни один из поклонников Митры не выказал сомнения в том, что Зигфрид достоин посвящения. К тому же легат, всячески поддерживавший древний культ в противовес арианству, а тем более – догматическому римскому христианству, надеялся на поддержку принца, опасаясь, что король таки прикажет покончить со святилищем, как некогда поступил император Константин. Зигфрид же был не только храбрым воином, но и наследником трона Кастра Ветеры. А значит, рано или поздно он станет королём.
Однако, опасения легата были напрасны…
Королевская чета Вёльсунгов исповедовала арианство, однако проявляло завидную веротерпимость по отношению к поклонникам пантеона древних римских и германских богов, не намереваясь чинить препятствия верующим оправлять свой культ.
…Митреум, построенный ещё первыми легионерами, ступившими на землю Фризии, представлял собой подземное прямоугольное помещение с куполообразным потолком, в котором могли поместиться не более двадцати человек. В западной части храма располагался вход, в центре виднелась апсида[59], на ней алтарь, украшенный рельефом, изображающим Митру, пронзающим кинжалом быка. Алтарная надпись подле изображения Митры гласила: Petrae genetrici, что означает на латыни «Камню, бога рождённому». Ибо по одной из легенд Митра родился из камня.
Стены и потолок храма также украшали культовые росписи. Внимание Зигфрида привлекло несколько изображений Митры, выполненных на стене, отчетливо освещённых факелом. На первом – божество вонзало нож в тело быка. Животное умирало, извергнув семя, затем его фаллос отгрызал скорпион. На втором – мёртвое тело быка давало жизнь. Из его мозга произрастало зерно, дающее хлеб, а из крови – виноградная лоза. По замыслу художника: всё имеет своё продолжение… даже смерть.
Войдя в храм, Зигфрид не испытывал страха или волнения. Перед тем как отправиться сюда он специально посетил королевский скрипториум[60] и ознакомился с трудами древних авторов, посвящённых Митре. Увы, но информация, которую он почерпнул была крайне скудной.
В одном из свитков, написанном по латыни, Зигфрид прочитал, что Митра ассоциируется с божеством Фанетом, существом среднего рода (ни мужчиной ни женщиной), родившимся из мирового яйца, имеющим четыре глаза, золотые крылья, две бычьи головы, увенчанные змеями, издающим рык льва и в то же время быка. К тому же Фанет, по-гречески, означает «Перворожденный».
Именно Фанет, первый царь богов, создал золотой род людей и назначил им места обитания. Он передал власть Солнцу и сделал его стражем созданного мира. Фанет творил в течение трёх ночей, а затем в пещере лишил девственности свою среднюю дочь, после чего передал ей царский скипетр. Возможно, оттого у Митры-Фанета такая тяга к пещерам…
…Легат, исполнявший роль верховного жреца Митры, напомнил присутствующим, что Митра – божество, дарующее согласие, дружбу, военные победы и Великий солнечный свет. Он возложил на алтарь свой меч и облил его красным вином, символизирующим кровь.
Неофиту предложили хлеба и чашу с водой, подкрашенную красным вином, символизирующие кровь и плоть Митры[61]. Испив воды и отведав хлеба, Зигфрид символически отрёкся от предыдущей жизни и стал митраистом, поклонником культа Митры.
Легат приказал неофиту раздеться до нога, принц подчинился. Ему завязали глаза и усадили на специальный жертвенный камень.
Обнажённый неофит, с повязкой на глазах, сидел на камне – перед ним стоял Верховный жрец, вооружённый мечом, окропленным красным вином. Взмахнув несколько раз оружием, жрец осуществил символическую кастрацию новичка, ассоциируя его с поверженным Митрой быком.
Затем помощник Верховного жреца окропил неофита проточной водой из источника, что протекал подле храма, отпустив тому все грехи. После чего Зигфриду развязали глаза и подвели к алтарю.
Один из митраитов протянул Верховному жрецу раскалённое на огне клеймо с изображением единорога, символа Победоносного тридцатого легиона. Тот же приложил клеймо к левому плечу неофита, тем самым завершив его посвящение в митраиты…
Последующие несколько дней Зигфрид пребывал в приподнятом настроении. Он едва сдерживался, дабы не поделиться своим новым статусом с друзьями, однако, помнил: митраитами могут стать лишь избранные и они должны хранить свои религиозные пристрастия в тайне. Дабы отвлечься и не поддаться соблазну, он сообщил Мердоку и Константину о своём решении отправиться в Бургундию, дабы воочию лицезреть Кримхильду, а возможно, и посвататься к ней.
Друзья восприняли сию новость с радостью, ибо земли Бургундии манили и будоражили их воображение. Константин тотчас вспомнил, что не одна Кримхильда славиться красотой, бургундские девушки и женщины, по словам купцов, очень привлекательны и желанны.
Едва миновали иды, как «Три Зигфрида» в сопровождении дружины из пятидесяти человек погрузились на корабль, намереваясь проделать путь вверх по Рейну и достичь заветного Ворбетамагуса.
На протяжении всего плавания мысли принца занимала Кримхильда. Он пытался представить её образ: красивой, женственной, желанной… и, наконец, ослепительно-роскошной девушки.
Мердок и Константин, понимая, что творится в душе их друга, старались держаться вместе и не отвлекать принца от размышлений. Действительно, ему было о чём подумать, ибо перед отъездом из Кастра Ветеры его посетила королева-мать.
– Итак, ты оправляешься в Бургундию… – произнесла она, смерив сына цепким проницательным взором.
– Да, матушка… – подтвердил тот, рассматривая драгоценности, которые намеревался преподнести своему будущему швагеру[62] Гунтару, его королеве-матери, но прежде всего – Кримхильде.
Зиглинда приблизилась к столу, на которым во всей своей роскоши разноцветьем драгоценных камней переливались саксонские и тюрингские торквесы, византийские диадемы, перстни и браслеты.
– Украшения из сокровищницы дракона? – спросила она, смерив равнодушным взором всю эту роскошь.
– М-да… – ответствовал принц, поглощённый диадемой. – Как вы считаете, матушка, сможет ли она украсить прелестную головку Кримхильды?
– Вполне… Однако, я пришла не для того, чтобы взглянуть на предполагаемые подарки, которые ты намереваешься преподнести бургундам.
Зигфрид отвлёкся от украшения и с интересом перевёл взор на матушку.
– Признайтесь: что привело вас в мои покои?
Королева-мать натянуто улыбнулась, её взор снова приобрёл оттенок иберийской стали. По опыту Зигфрид знал: это не предвещает ничего хорошего.
– Твой отец, наш король, покинул Кастра Ветеру и затворился в латифундии… – начала она издалека.
Зигфрид пожал плечами, он прекрасно знал, что именно заставляет отца проводить большее число времени в своём загородном поместье.
– Матушка, не стоит предавать этому значения…
Зиглинда жестом прервала речь сына.
– Не думай, что меня волнует Румелия, шлюха короля, и её бастарды. Меня заботит совершенно другое…
– Что же? – недоумевал принц.
– Наш король слаб, он перестал интересоваться государственными делами, предпочитая проводить время на ложе в объятиях шлюхи. Так пусть там и остаётся! Ты должен занять трон и как можно скорее!
Зигфрид отшатнулся от матери.
– Великий Логос! Что вы имеете в виду?
– Ровным счётом ничего. Раз ты отправляется в Бургундию, то женись на этой девчонке Кримхильде и побыстрее возвращайся назад. Пока…
Зигфрид невольно напрягся.
– Говорите же, матушка!
– Пока в королевстве не созрел заговор. Я – всего лишь женщина и не смогу противостоять узурпатору, ибо война удел мужчин.
У Зигфрида сжалось сердце.
– Вам что-то известно? Кто намеревается захватить трон Вёльсунгов? Я убью его собственной рукой! – в подтверждении своих слов Зигфрид выхватил укороченный скрамасакс из ножен.
Королева улыбнулась.
– Твоя храбрость, сын мой, выше всяких похвал. Однако, смею тебя заверить, я окружила себя верными людьми и, если что… Я сразу же сообщу тебе, потому как на короля рассчитывать не приходится. Я ещё раз взываю к твоему разуму: возвращайся как можно скорее!
– Даю вам слово…
Королева удовлетворённо кивнула.
– Да… Хочу предупредить тебя: Нибелунги очень коварны. Держи ухо востро! Не поддавайся их сладостным речам. Особенно советника Петрония… Я обратила на него внимание ещё во время празднеств, он – римлянин до мозга и костей. Сего скрыть просто невозможно! Однако состоит на службе короля Гунтара… Не сомневаюсь, именно он опутал тебя липкой паутиной слов и ты поддался на его уловку.
Зигфрид невольно замер: действительно, матушка была в чём-то права. Он всегда удивлялся её уму. Он подумал: жаль, что семейные отношения королевской четы практически исчерпали себя после его рождения. Ибо отец и мать никогда не питали друг другу любви, их брак был, прежде всего, политическим шагом.
– Несомненно, Петроний велеречив… Однако, красоту Кримхильды воспевают многие поэты и музыканты. И это отрицать невозможно!
– Для того, чтобы стать настоящей королевой, одной красоты не достаточно. – Резонно заметила Зиглинда. – Ещё надо уметь править…
…С такими напутствиями Зигфрид вскоре покинул родной город.
Корабль Зигфрида, с изображением герба Вёльсунгов[63] на парусах достиг Ворбетамагуса. Матросы спустили сходни, по которым принц и его свита сошли на землю. Прозорливый Петроний загодя предупредил командира стражи, в ведении которого находилась пристань, о возможности прибытия фризского корабля. И как только на реке появился тьялк[64], командир стражи отправил гонца к Петронию.
Поэтому встреча принца была уже подготовлена. Верный человек советника в сопровождении эскорта без лишних слов и объяснений проводил гостей в загородный дом Петрония.
Однако, Зигфрид и его друзья были удивлены таким приёмом…
– Тебе не кажется странным, Зигфрид, – первым начал разговор Мердок, – что мы явно удаляется от города?
Принц это уже успел заметить, но решил не выказывать своих сомнений.
– М-да… – озадаченно произнёс он.
– Слыхал я, что бургунды горды и заносчивы! – поддержал друга Константин. – Но не до такой же степени, чтобы пренебрегать визитом принца из рода Вёльсунгов!
Однако, Зигфрид решил вести себя сдержанно и терпеливо, ибо ему хотелось заполучить Кримхильду в жёны любым путём. И он прекрасно понимал, что Петроний может стать в этом весьма щекотливом деле его союзником.
В загородном имении Петрония хозяйничала одна из его наложниц. Это была молодая женщина, лет двадцати, своим обликом напоминавшая знатным гостям обитательниц не безызвестного в Кастра Ветере лупанария Геро. Она по наущению советника загодя приготовилась к приезду гостей, и потому появление фризского принца и его свиты ничуть не вывело её из равновесия.
Наложница буквально обаяла гостей, расположив и обслужив их наилучшим образом. Фризы не только отменно отобедали, но и насладились прелестями здешних красоток.
Словом, когда Петроний прибыл-таки в своё поместье, Зигфрид и его друзья пребывали в отличном расположении духа и были довольны оказанным им приёмом.
– О, мой обожаемый принц!
Воскликнул сладкоголосый советник, войдя в атриум, где вокруг невысокого столика возлежали «Три Зигфрида» в изрядном подпитии, пребывая в окружении юных жриц любви, облачённых в полупрозрачные пеплосы, едва скрывавшие их соблазнительные формы.
Зигфрид поднял серебряный кубок и громогласно произнёс:
– За хозяина этого дома! – а затем залпом осушил его содержимое.
Мердок и Константин последовали примеру принца.
Петроний, вполне удовлетворённый увиденным, жестом приказал жрицам любви удалиться. Те растворились в полумраке коридора…
– Прошу прощения, мой принц, что не смог лично встретить вас и выразить своё восхищение, – вкрадчиво начал Петроний. – Увы, государственные дела отнимают слишком много времени.
Зигфрид жестом прервал его.
– Я всё понимаю, Петроний… К тому же я прибыл, как частное лицо, а отнюдь не по приглашению короля Гунтара.
При упоминании Гунтара советник почувствовал себя несколько неловко, но отхлебнув вина из чаши, расслабился.
– Думаю, что в ближайшие дни я устрою вашу встречу… – пообещал Петроний.
Тем временем, пока Зигфрид наслаждался гостеприимством Петрония, советник решил переговорить с королём. Во время одного из утренних визитов, задачей коего было подписание некоторых неотложных бумаг[65], он осмелился произнести:
– Мой король, если вы помните, я не так давно, весной, посетил Кастра Ветеру…
Король размашисто подписал очередную бумагу и цепким взором воззрился на Петрония.
– Разумеется… Кажется, Вёльсунги вознамерились похвалиться своим богатством и подтвердить свои благие намерения по отношению к сопредельным державам… Бургундия же не граничит с Фризией…
– Всё так, мой господин, однако, Вёльсунги надеялись продемонстрировать гостям своего наследника, Зигфрида…
– Ах, да… Принц… Наследник трона…
– Именно, мой господин. Этот юноша силён, умён и весьма популярен у себя на родине. К тому же король франков спит и видит, как отдать за него свою дочь Блитхильду, – продолжил гнуть свою линию велеречивый советник.
– Так что же ему мешает осуществить свои намерения?..
– Слава о красоте вашей сестры достигла фризской земли. Зигфрид вознамерился заполучить её в жёны…
Глаза короля округлились.
– Неужели?! Таки и вознамерился! Какая самонадеянность! А моё мнение его видимо не интересует?! – вспылил Гунтар.
Петроний улыбнулся. Хорошо изучив характер короля, он умел искусно использовать его тщеславие в своих целях.
– Отнюдь, мой господин! Зигфрид прибыл с визитом в Ворбетамагус и просит вас о встрече…
– На которой намерен потребовать руку моей сестры! Я не намерен потакать его прихотям… У меня другие планы на Кримхильду.
Петроний смиренно сложил руки на груди.
– На всё ваша королевская воля… Однако, вспомните к чему привело сватовство короля лангобардов. Его послы без вести пропали по дороге, а сам Агинмульд был захвачен врагами и убит. Что касается короля тюрингов, то он овдовел недавно, кстати, в очередной раз… Он старше Кримхильды лет на двадцать пять, а то и больше… Что же касается галлов, то те и вовсе дикари – живут кланами. У каждого клана свой мелкий царёк, который мнит себя бог знает кем. Нелегко приходится римскому наместнику Белгики… Король алеманов, насколько мне известно, имеет юного сына, ровесника Кримхильды. Однако, Гельвеция, где он правит формально, полностью находится под пятой Рима.
Гунтар с интересом выслушал разглагольствования Петроний – отчасти, тот был прав.
– По-твоему, Фризия наиболее интересна? Но у нас нет с ней границ!
– Это не важно, мой господин. Зигфрид настроен вполне серьёзно… По моим же сведениям, он вскоре станет королём, потому как его отец пресытился властью и ищет покоя в объятиях наложницы.
– Х-м… Кримхильда станет королевой фризов… – задумчиво произнёс Гунтар и добавил: – Я подумаю над твоими словами, Петроний.
Однако, советник не спешил удалиться, несмотря на то, что все бумаги были подписаны.
– Что-то ещё, Петроний?
– Да, мой господин… Думаю, что из Фризии можно сделать своего федерата. Это позволит привлечь фризов в ряды нашей армии, и влиять на политику Кастра Ветеры. Кто знает, как изменится в будущем политическая расстановка сил. И федерат окажется весьма кстати…
Гунтар с нескрываемым интересом воззрился на советника.
– Это каким же образом?
– Используя интерес Зигфрида к принцессе…
Гунтар рассмеялся.
– Да, Петроний, – ты истинный римлянин. И всегда им останешься, несмотря ни на что…
Петроний вернулся на свою виллу, застав гостей в бассейне, развлекавшимися со жрицами любви. «Три Зигфрида» буквально наслаждались гостеприимством советника, однако, Зигфрид не забывал о цели своего визита.
Петроний жестом велел девушкам удалиться. Те вышли из бассейна и прямо обнажёнными покинули atrium tuscanium[66].
– У меня хорошие новости для вас, мой принц, – бодро произнёс Петроний. – Через пару дней в королевской резиденции состоится пир, и вы приглашены на него…
Зигфрид, не скрывая нетерпения, воскликнул:
– И я, наконец, увижу Кримхильду?
– Безусловно, мой принц… – подтвердил Петроний, подумав, что наивный фриз даже не подозревает, какую ловушку ему приготовили.
Глава 11
Итак, через два дня «Три Зигфрида» в сопровождении небольшой свиты отправились в Ворбетамагус. По всем правилам, царившего в королевской резиденции этикета, фризов встретил распорядитель двора и проводил в зал, предназначенный для празднеств.
Перед взором фризов открылось просторное помещение, стены которого были искусно украшены фресками из жизни Нибелунгов, а также многочисленными сценами охоты. Одна из фресок, выписанная очевидно совсем недавно, изображала девушку необычайной красоты подле единорога. Зигфрид невольно залюбовался ею.
Посреди помещения располагался «П» образный стол, застеленный отбелёнными холстами. Гости уже начали собираться, они сбивались в стайки, и что-то активно обсуждали, с интересом посматривая на пышно одетых фризов. Молодые дамы неспешно прохаживались по залу, бросая пламенные взоры в сторону «Трёх Зигфридов».
Если помыслы Зигфрида в данный момент занимала только Кримхильда, то Мердок и Константин с несказанным удовольствием одаривали бургундок улыбками.
Наконец, насладившись искусной фреской, Зигфрид решил оглядеться.
– Шпильманы не солгали, неправда ли? – услышал он знакомый вкрадчивый голос, безусловно принадлежавший Петронию. Однако, смысл вопроса отчего-то ускользнул от него…
Зигфрид обрадовался советнику, как родному.
– Я рад видеть тебя здесь, Петроний!
– О, не мог же я бросить вас, мой принц… К тому в мои обязанности входит присутствие на всех королевских празднествах. Так как вы находите принцессу? – снова спросил советник и метнул красноречивый взор на фреску.
– Как? Неужели это она? Кримхильда? – не удержался принц от восклицания.
– Она… – подтвердил советник, понимая, что гость уже сражён прелестями принцессы.
– Великий Логос! Я готов бросить к её ногам всё королевство! – с горячностью заверил Зигфрид.
Петроний снисходительно улыбнулся.
– Ещё успеете, мой принц… – шёпотом заверил советник.
В зал вошёл распорядитель двора и объявил гостям о появлении королевского семейства. Итак, в зал прошествовали Нибелунги, в строгой очерёдности, сообразно их статусу. Кримхильду сопровождала верная Сибилла. Прекрасно осведомлённая компаньонка, метнула цепкий взор в сторону фризов.
– А вот и они… – прошептала она, обращаясь Кримхильде.
Принцесса была предупреждена матушкой о том, что на пиру будет присутствовать Зигфрид Вёльсунг, наследник фризского трона. Утта проявила к визиту фриза нескрываемый интерес и попыталась выяснить у сына, а затем у Петрония всё, что им известно.
Советник же без утайки рассказал королеве-матери всё, что знал о Вёльсунгах, своём посещении Кастра Ветеры и приезде Зигфрида в Ворбетамагус. С его слов молодой принц был достоин всяческих похвал. Утта подумала, что фриз – лучшая партия для дочери. По-крайней мере, она сможет беспрепятственно посещать Кастра Ветеру. Да и двор фризов славился изысканностью и богатством. К тому же до королевы дошли слухи о том, что Зигфрид сразил дракона и завладел его сокровищами. Петроний же в свою очередь подтвердил: принц и его свита выглядят роскошно. К тому же фриз привёз богатые подарки…
Утта пребывала в прекрасном расположении духа, лелея надежду на то, что, наконец, судьба её любимой дочери разрешиться как нельзя лучше. Она, проходя мимо фризов. одарила их ослепительной улыбкой, те же почтительно поклонились.
Зигфрид машинально поклонился королеве, его взор был прикован к юной принцессе. Действительно: внешность, стать, наряд, драгоценности, и причёска Кримхильды были выше всяческих похвал. Невольно Зигфрида охватила дрожь… С первого же мгновения он страстно возжелал Кримхильду и был готов заполучить её любым путём.
Однако, Кримхильда выглядела спокойно, встреча с фризским принцем не тронула её сердца.
Королевская семья разместилась за пиршественным столом.
Зигфрид, как гость и соискатель руки прекрасной Кримхильды, почтительно поклонившись, обратился к королю:
– Приветствую вас, король Бургундии!
Гунтар снисходительно улыбнулся. Кримхильда же, устремив взор в пространство пред собой, олицетворяла совершенное спокойствие. Утта вновь одарила гостя ослепительной улыбкой, не скрывая, что он ей симпатичен. Принцы также были настроены миролюбиво по отношению к фризам, решив, что лучшего жениха для сестры и пожелать нельзя.
– Несколько дней назад я прибыл в Ворбетамагус и воспользовался гостеприимством досточтимого Петрония… – продолжил Зигфрид.
– Я знаю о том… – подтвердил король.
– Однако я не имел счастья лицезреть вас, король Гунтар, и ваше семейство… Поэтому я хочу выразить своё почтение и преподнести с вашего позволения скромные дары. – Зигфрид трижды хлопнул в ладоши. От его свиты отделились трое слуг и приблизились к пиршественному столу. Первый из них поставил перед Гунтаром богато отделанный ларец, наполненный византийским золотом. Утта невольно издала возглас восхищения. Второй преподнёс дары королеве-матери, то был саксонский торквес дивной работы. Третий приблизился к принцессе, положив перед ней небольшую подушечку, на которой красовалась диадема, переливавшаяся россыпью драгоценных камней. Кримхильда слегка улыбнулась…
– Ах, дорогой гость, – проворковала королева-мать, – я слышала, что вы сразили дракона и завладели его сокровищами. Неужели это и есть то самое золото? – Она жестом указала на ларец, наполненный византийскими монетами, с аверсом[67] давно канувшими в Лету ликами императоров.
– О да, моя королева! – с готовностью подтвердил гость.
Утта, пленённая статью, красотой и обходительностью гостя, в какой-то миг пожалела, что, увы, давно не молода. Иначе нынешнюю ночь провела бы в его объятиях.
Безусловно, Гунтар оценил дары и потому милостиво произнёс:
– Приглашаю вас, принц, и вашу свиту присоединиться к нашей скромной трапезе. Надеюсь скучать вам не придётся… К тому же я хотел бы более подробно узнать о вашей родине, Фризии.
Распорядитель пира расположил Зигфрида таким образом, чтобы он мог легко общаться с королём и королевой-матерью, а также лицезреть Кримхильду.
Итак, пир начался. В зал вошла вереница слуг, несшая бессчетное количество различных блюд – Гунтар, наслышанный о богатстве фризов не желал ударить в грязь лицом. Затем появились виночерпии с кувшинами вина, которые поспешили наполнить серебряные кубки короля, принцев, а также чаши знати и гостей. Утта и Кримхильда предпочитали вину фруктовую воду.
Не успела королевская семья отведать поставленные перед ними блюда, как в зал буквально «влетела стайка» жонглёров и музыкантов – праздничное представление началось.
Вскоре зал наполнился шумом. Виной тому были не только жонглёры и музыканты, но и придворные мужы, распалившиеся от вина.
Гунтар проявлял неподдельный интерес к Фризии, особенно к легиону «Ульпия Виктрикс». Он буквально засыпал Зигфрида вопросами, тот же сначала отвечал подробно и обстоятельно, затем всё больше невпопад, ибо его внимание было полностью сосредоточено на принцессе. Та, казалось, не замечала пламенных взоров гостя…
– Этот фриз буквально пожирает тебя глазами… – шепнула Сибилла принцессе. Та потупила очи долу. Компаньонка, заметив смущение своей госпожи, как бы невзначай добавила: – Я бы за такого не раздумывая вышла замуж. И красив, и богат и дракона сразил… О нём шпильманы слагают песни… К тому же рано или поздно он станет королём.
После слов наперсницы, Кримхильда отважилась-таки взглянуть на Зигфрида. Этого взгляда было достаточно, чтобы привести гостя в любовное смятение.
Петроний, также сидевший за праздничным столом, внимательно наблюдал за королевским семейством и гостями. К великому своему сожалению, он заметил, что Зигфрид почти не пьёт вина, отдавая предпочтение беседе с королём и его матушкой. А в планы советника отнюдь не входило, дабы гость в течение всего застолья оставался трезвенником.
Он наполнил серебряный кубок вином и направился к Зигфриду.