Девушка в зеркале (сборник) Ахерн Сесилия

— Я договорился провести его по скайпу, — твердо возразил Джеффри. — У нас сегодня собрание, Герман. Через два часа они соберутся в конференц-зале, совет хочет тебя увидеть и услышать, что все в порядке. Договорились?

Герман взглянул на часы: десять утра здесь, значит, в Нью-Йорке четыре.

— Ты в курсе последних событий? Я отправил тебе всё, абсолютно всё по электронной почте. И еще, Герман, я не хочу знать, почему и зачем ты это сделал, но я должен располагать информацией, куда ты вложил деньги.

— Какие деньги?

— Те самые, что ты перевел куда-то примерно три часа назад.

— Я ничего не переводил.

— Как не переводил? Женевский банк HSBC зафиксировал трансфер.

Сердце в груди Германа болезненно сжалось. Он машинально взглянул наверх, где был его кабинет.

— О какой сумме идет речь?

— Боже, Герман, ты даже не помнишь, сколько ты перевел? Да все! Все, что было!

— Не совершал я никаких переводов, Джеффри! — закричал Герман. — Я ничего не трогал!.. Неужели все деньги? Это же больше двухсот миллионов! Почему банк позволил осуществить операцию без моего присутствия? Это какое-то недоразумение. — Он забегал по комнате. — Чьи это проделки? Это мошенничество! Все подстроили конкуренты. Черт! Теперь-то я понимаю, как я раньше не догадался?

— Герман, что происходит? — тихо спросил Джеффри. — Что ты задумал? Если это мошенничество, ты только скажи, и я сообщу в полицию, потому что это огромная сумма… — Он нервно рассмеялся.

— Нет, обойдемся без полиции, — решил Герман. — Я сам разберусь. Я вернусь, и через два дня деньги снова будут на наших счетах.

— Хорошо, — нерешительно согласился Джеффри. — Значит, увидимся на собрании через два часа. Они просто хотят убедиться, что ты в порядке и отдаешь отчет в своих действиях. Успокой их, пожалуйста, ладно?

— Ладно. — Герман почти не слушал, он медленно шагал по лестнице, поднимаясь на третий этаж.

Открыв дверь, он увидел новую пачку отпечатанных страниц.

— Да, Герман, — напоследок вспомнил Джеффри, — очень жаль твоего отца.

Аннабел, — залепетал он в телефон, — это я, Герман.

Она не ответила, лишь шумно задышала.

— Дай ему трубку, а? Мне нужно с ним поговорить.

Тишина.

По щекам потекли слезы.

— Я просто хочу услышать его голос. Пожалуйста, дай ему трубку.

— Скотина ты эгоистичная! — вскрикнула Аннабел и тоже заплакала. — Слишком поздно. Ты опоздал! Он умер! — И она бросила трубку.

Герман схватился руками за голову и, раскачиваясь из стороны в сторону, зарыдал.

Он очнулся, только когда телефон зазвонил в очередной раз. Он понятия не имел, долго ли сидит, скрючившись, на капитанском стуле у стола. Под ложечкой сосало от голода,

но мысль о еде вызывала тошноту. Когда радость после прочтения долгожданных страниц прошла, он понял, что его больше не интересует судьба Эдвина Грея. Поглощенный собственными неприятностями, Герман помнил только, что книгу необходимо завершить, потому что переезд был затеян именно с этой целью. Теперь он уже не был уверен, а нужно ли? Герман пребывал в полной растерянности. Он потерял отца, у него отнимают бизнес, жена пропала, все вещи из дома исчезли. Осталось несколько кресел и кое-какие продукты в холодильнике, вот и все. Телефон не умолкал, и он подумал, уж не Эмбер ли это.

— Да, — прохрипел он.

— Мистер Бэнкс, они собрались и ждут вас.

— Что? Кто это?

— Это Флорри. Герман, вы в порядке?

— Да. Нет. Я… мой отец умер, — снова заплакал он.

— Я слышала, мне очень жаль. Я бы отменила собрание, но понимаете, Герман, они так ждут вас… После вашего отъезда тут очень нервная обстановка… Они уже двадцать минут как собрались и… ну, вы представляете. — Она вдруг заговорила шепотом. — Они жаждут вашей крови, Герман, будьте готовы.

— Собрание. Да, конечно, — пробормотал он, вытирая глаза и садясь прямо. — Флорри, Эмбер вам не звонила?

— Эмбер? Нет, но ее мать звонит всю неделю, не может ее найти. У нее все нормально?

— Да, да. — Он сосредоточился. — Соедините меня с конференц-залом.

— Они хотят, чтобы вы появились на экране. Хотят вас видеть. Вы приготовили ноутбук?

— Ноутбук? Нет, я же пишу на… подождите… — Он достал ноутбук из ящика, где тот хранился с самого первого дня, и положил на стол.

Флорри продиктовала ему настройки, и Герман машинально уставился в маленькую камеру над экраном. Он думал об Эмбер, об отце, о том, как ему хочется быть в Нью-Йорке вместе с ними, а не в этом холодном и пустом доме, где так одиноко и страшно.

— А вот и Герман, — услышал он голос Джеффри и увидел группу мужчин, сидящих за столом и глядящих на него. — Извини, это ты, Герман? Может быть, у нас стороннее подключение? — Джеффри закрыл спиной монитор.

— В скайпе не бывает сторонних подключений, — рявкнул один из собравшихся. Герман узнал Стэнли Манчини.

— Я не знаю, ребята, но это все, что мы имеем, — тянул время Джеффри.

— Да Герман это, — сказал другой, — отойди, дай нам на него взглянуть. Герман, это правда ты? Боже, вы только посмотрите на него!

Герман взглянул на экран, но тут услышал шум за окном, скосил глаза и увидел, что к дому подъезжает знакомая машина. Сердце ухнуло вниз. Он встал и вышел из комнаты под шум совета директоров, которые спорили с Джеффри и засыпали его вопросами.

Пока инспектор Барри и сержант Джонс названивали в дверь, он в панике бегал из угла в угол, не зная, как поступить. Еще одна ночь. Последняя. И книга, без сомнения, будет готова. Все станет как прежде. А если Эмбер не вернется, он сообщит в полицию. Скажет, посчитал, что она сбежала с любовником — такое уже бывало. Словом, прецедент имеется. Прямо так и скажет. Ему нужна всего одна ночь. Но они уже здесь, у порога.

Сполоснув лицо, Герман отпер дверь.

Инспектор Барри в изумлении переглянулась с сержантом Джонсом.

— Мистер Бэнкс, — заговорила она, пока сержант молча его рассматривал, — вы нас, наверное, помните. Я инспектор Барри, а этой мой сержант Пятница. Мы были у вас несколько недель тому назад по делу о пропаже часов. — Она усмехнулась. — Они не нашлись?

— Нет, не нашлись, но спасибо вам за помощь. На всякий случай мы установили камеры по всему дому.

— Можно нам войти на минутку? Погода сегодня не очень, а к вечеру, похоже, будет еще хуже, — поежилась она.

Не зная, как отказать, Герман распахнул дверь и пошел на кухню — единственное помещение в доме, где сохранилась кое-какая мебель.

Инспектор Барри и сержант Джонс, следуя за ним по коридору, потрясенные, глазели по сторонам.

— Господи! — ахнула инспектор Барри, — вы что, обстановку решили поменять?

Он покачал головой.

— Но раньше у вас было не так, стало совсем пусто.

— И правда. — Он с грустью огляделся.

— Миссис Бэнкс дома? — Инспектор осторожно опустилась на стул.

— Нет.

— А где она?

— Поехала в город за покупками.

— Когда же она уехала?

— Утром.

— Вы уверены, что это было сегодня?

Герман задумчиво ущипнул себя за кончик носа:

— Нет. Вы правы, вчера.

— С тех пор она не возвращалась?

— Нет. Пока не возвращалась. — Герман хотел посмотреть на часы, но часов на руке не оказалось. Он со вздохом подумал, что и не заметил даже, как и эти исчезли. — Надеюсь, она скоро вернется.

— А на чем она поехала в город? Обе машины на месте.

— Я… я не знаю.

— Все понятно.

Герман покосился на окно и сказал:

— Не знаю, с кем она уехала, инспектор Барри. Догадываюсь, что с мужчиной. Одного я видел вчера. Или позавчера? — Он смущенно потер глаза.

— Наверное, это был доктор Барнсли?

— Да, — удивился Герман. — Вы его знаете?

— Мы разговаривали с ним. Она не явилась вчера к нему на прием. Он рассказал нам… что вы приняли его за другого человека. Он-то нам и позвонил, он очень встревожен. Кроме того, Эмбер должна была встретиться с некоей Хелен Джонс — нет, она не имеет отношения к Максвеллу — в больнице Святой Димфны, в Бате. Они договаривались выпить кофе. Она не приехала и не позвонила.

— Откуда вам все это известно?

— Ее нет уже два дня, мистер Бэнкс. Ее родные чрезвычайно обеспокоены. Они не могут с ней связаться целую неделю.

Герман забегал по кухне.

— Почему вы не вызвали нас? Почему не сообщили в полицию об исчезновении вашей жены, мистер Бэнкс?

— Потому что я подумал… — Он снова едва не расплакался. — Я подумал, что она меня бросила. Теперь вы довольны? Я подумал, что она уехала с любовником.

— У вас были основания полагать, что она с кем-то встречается? — спросила инспектор Барри, смягчаясь.

— Ей это не впервой. Несколько месяцев назад в Нью-Йорке у нее была связь с этим отвратительным тренером, не помню, как его зовут. А потом еще мужчина в городе, с которым я ее видел.

— Доктор Барнсли.

— Да, он.

— Он врач, психотерапевт. Она ездила к нему на прием дважды в неделю.

— Психотерапевт? — Герман остановился.

— Да. Миссис Бэнкс, похоже, была весьма подавлена тем, что происходит в ее жизни. — Инспектор Барри окинула взглядом голые стены. — Вы ссорились два дня назад?

Он оторопел:

— Что, простите? Нет. А почему вы спрашиваете?

— У нас есть свидетель шумной ссоры, произошедшей между вами и вашей женой.

— Да, но… мы просто повздорили.

— Почему?

— Обычное дело, все супруги ссорятся, — неуверенно проговорил он. — Ей было немного… скучно, вот и все.

— Но вы только что сказали, что подозревали ее в измене. Вы об этом говорили в тот вечер?

— Нет, — ответил он, однако, столкнувшись с ее твердым взглядом, передумал. — Да, но…

— Вы применяли физическую силу в отношении вашей жены, мистер Бэнкс?

— Нет, я разбил лампу. Может быть, ее стеклом задело… Как бы я ни был зол, я ни за что бы ее не ударил. Я никогда и пальцем ее не трогал.

Инспектор Барри скептически поджала губы. Ясно, что он лжет. Они с сержантом хорошо разглядели запястье Эмбер, когда приезжали в прошлый раз.

Герман сказал, глядя в сторону:

— Знаете, мне не нравится наш разговор. Если вы хотите продолжать, то я настаиваю на присутствии адвоката. Я не позволю вам допрашивать меня в собственном доме.

Инспектор с напарником встали.

— Мы всего лишь пытаемся помочь вам определить местонахождение вашей жены, мистер Бэнкс. Прошло уже сорок восемь часов с того момента, как она бесследно исчезла. На случай, если вы вспомните что-нибудь важное, вот вам еще одна моя визитная карточка. И советую вам нанять адвоката, мистер Бэнкс. — Вручив ему визитку, она вперевалочку направилась к двери.

Когда сержант Джонс помог ей забраться в машину и они отъехали от дома, инспектор повернулась к нему и сказала:

— Мы должны немедленно запросить постановление на обыск.

— Уже звоню. — Сержант вынул телефон.

Инспектор Барри поморщилась и схватилась за живот.

— Что, пора? — встревожился он и прервал вызов. — Сумка у тебя с собой?

— Ребенок пинается, трус ты этакий! — сердито ответила она. — Звони насчет постановления.

На дворе опять неистовствовала буря. В доме было холодно, электричество отключилось. Герман, напуганный тем, что произошло, что еще произойдет, и тем, во что он превратился, забился в кровать с футболкой Эмбер и молил Бога, чтобы этот ужас кончился, чтобы она вернулась. Пусть полиция убедится, что он не трогал ее, даже не помышлял. Он обожает ее и ценит, он просто запутался, забыл, в каком мире живет. Пусть они приедут завтра — а они точно приедут — и увидят, что все в порядке, что все их вещи на месте и Эмбер вернулась. Внезапно в голову Герману пришла одна идея. Он никогда не бывал в кабинете ночью, пока печатался роман. Может быть, ему удастся уговорить их — кто бы они ни были — вернуть ему жену, а о деньгах он даже не просит. Ветер выл, и хлопали двери.

Он отпер дверь спальни и стал подниматься по лестнице в кабинет.

Герману показалось, что в такт его шагам стучит печатная машинка: тук-тук-тук. Он обмер и остановился. Тук-тук-тук. Там кто-то есть. Чувствуя, как засквозило из всех щелей, он поежился от страха и холода. Очутившись на площадке, он увидел, что дверь приоткрыта, и толкнул ее, но дверь с грохотом захлопнулась. Он в ужасе отпрыгнул и закричал:

— Кто там? Кто ты?

Ему не ответили, только машинка продолжала печатать: тук-тук-тук.

— Я хочу тебя видеть! — крикнул Герман.

Машинка работала все быстрее и быстрее.

Герман снова попробовал открыть дверь — задул жуткий ветер, будто окно в кабинете оставили нараспашку. Он изо всех сил толкал дверь, сражаясь с ветром, но тот пока побеждал. Герману была видна только часть капитанского стула. Еще усилие — и он увидел бы того, кто сидит на его месте. Он нажал изо всех сил — ради Эмбер, ради любви к отцу, — и дверь поддалась. Герман увидел пустой стул и на столе печатную машинку, клавиши которой опускались сами по себе: тук-тук-тук. Он вошел, и стук внезапно достиг такой силы, что он вынужден был закрыть уши руками. Все печатные машинки на полках вдруг заработали, клавиши заскакали вверх-вниз с бешеной скоростью, шум стал невыносимым.

Снова налетел ужасный порыв ветра, и Германа пронзил холод, но не такой, что пробирает до костей, а тот, что вымораживает самую душу. Герман почувствовал удар по голове, чьи-то пальцы схватили его за горло, оплели лицо, тело, все крепче и крепче, так что ни вздохнуть, ни пошевелиться. Дверь позади захлопнулась, и он рухнул на пол.

На следующее утро инспектор Барри и сержант Джонс снова ехали в поместье Бернса. Инспектор Барри сжимала в руке постановление. Их сопровождали два полицейских наряда на патрульных машинах, дабы охранять их и оказывать помощь при обыске.

Когда вдали показался дом, инспектор Барри вздохнула.

— Рожаешь? — покосился на нее сержант. — Только не надо опять в машине, ладно?

— Тебе же потом дали новую, — огрызнулась она.

Он обиженно надулся.

— Ах, эти богачи, Макс, — снова вздохнула она.

— А что такое?

— Меня почему-то к ним так и тянет.

— А меня нет.

— Наверное, потому что они непритягательные люди.

Максвелл закатил глаза.

— Считается, что раз у них есть все, то и притягательностью они не обделены. Но это не так, что меня и беспокоит. Впрочем, если бы у меня была куча денег, я бы ни о чем не беспокоилась. — Она потерла живот. — И они не знают цены своему богатству.

— Ну не все они такие, — возразил Максвелл. — Вот у меня дядька богатый, но добрый.

— Он хорошие подарки дарит на Рождество?

— В этом году подарил мне айпад.

На инспектора Барри это произвело впечатление.

— Значит, я ошибаюсь. Надеюсь, мы ее не найдем, и ее муж прав в своих подозрениях.

— Ты ведь не поверила ни единому его слову.

— Нет, конечно. Мне просто хочется, чтобы она убежала. Надеюсь, она отправилась далеко в теплые страны и занимается любовью с каким-нибудь красавцем, своим ровесником.

Максвелл улыбнулся:

— Кто бы сомневался! Тебе обязательно нужен счастливый конец.

— Жаль только, что я в них не верю. — Она поморщилась и неловко заерзала на сиденье.

Когда инспектор Барри и сержант Джонс позвонили, им никто не открыл. Недолго думая, они велели полицейским, сопровождавшим их, выломать дверь. Они ожидали найти в доме Германа Бэнкса, но дом был абсолютно пуст. Единственным свидетельством того, что здесь когда-то жили Герман и Эмбер Бэнкс, служила рукопись, лежавшая на столе в кабинете. «Искупитель» Германа Бэнкса — его первый и единственный роман, предшествовавший трагическому исчезновению автора и его жены.

Эдвин Грей держал в руке окровавленный нож. Кровь была на одежде, капала на землю, он шел, оставляя кровавый след, который отметил его путь из переулка до самого дома. Он шел домой средь бела дня, и женщины, увидев его, в ужасе вскрикивали, а мужчины оттесняли их в сторону, давая ему дорогу. Он был счастлив как никогда. Он был всесилен, он был мужчина, отец, защитник и — странным образом — искупитель. Эбигейл открыла ему дверь и остолбенела, увидев его лицо и окровавленную одежду. Его мать и дочь ждали Эдвина в гостиной. Мать с улыбкой смотрела на него:

— Это и вправду мой сын.

— Твой сын? — удивилась Маргарет, глядя на бабушку.

— И твой отец. Он совершил ужасный поступок и был наказан, но он вернулся, чтобы спасти тебя.

— Это тот самый человек, о котором ты мне говорила?

Старая женщина медленно кивнула, и Маргарет обернулась к нему с благодарностью и страхом, застывшими в больших голубых глазах.

— Благодарю тебя, отец. Эдвин упал на колени, она бросилась к нему, и они обнялись.

А потом за ним пришли.

Девушка в зеркале

— Это не поможет, — сказала Алиса. — Нельзя поверить в невозможное.

— Просто у тебя мало опыта, — заметила Королева. — В твоем возрасте я уделяла этому полчаса каждый день. В иные дни я успевала поверить в десяток невозможностей до завтрака[1].

Л. Кэрролл. Алиса в Зазеркалье

Июль 1992-го

— Бабэлла! Бабэлла, это я! — нетерпеливо колотила в дверь Лила.

Она скакала на одной ножке, и белый хлопковый гольф щекотно сползал от коленки вниз. На лодыжке он унялся и осел, обессилев, точно поддатый пожарный, с трудом соскользнувший по столбу. Она поправила трусы, а то попа их совсем зажевала, смахнула с влажных губ легкую прядку прилипших волос и снова принялась колотить в дверь, хотя костяшки пальцев уже покраснели.

— Почему ты зовешь ее Бабэлла? — наконец не выдержала подружка.

Голосок девочки показался совсем тоненьким рядом с толстенной дубовой дверью. Она это заметила и придвинулась поближе к Лиле в поисках защиты. От чего нужно защищаться, она и сама толком не понимала.

Сад, по которому они шли к дому, казался таким диким и неухоженным, настоящие джунгли. Сара привыкла, что их садовник приходит раз в две недели, потому что должен быть уверен: все в идеальном порядке, безупречно и симметрично. И каждый раз, завидев ее в окошке, он весело ей подмигивает. Будь она повзрослее, обязательно вышла бы за него замуж. Здесь сад совсем другой. Она не сомневалась: если пойти по любой мощеной дорожке, что расходятся от крыльца неведомо куда, потеряешься навеки. Буйные цветы одуряюще пахли и нависали над ней, стремясь заглянуть в дом. Видно, в саду им уже не хватало места. А ветки деревьев угрожающе торчали вкривь и вкось, так что Сара опасливо ежилась.

— Бабэлла! — настойчиво стучала Лила.

— Перестань ее так называть, — нервно сказала Сара. — Зачем ты ее все время так называешь?

Лила наконец сообразила что к чему, перестала подпрыгивать и с удивлением поглядела на подружку Сузила глаза и запальчиво объяснила:

— Она моя бабушка, Элла. Я зову ее Бабэлла.

— А-а. Так, может, ее нету дома. Может, нам лучше уйти.

Сообразив, что представился удобный случай, Сара быстро повернулась и приготовилась уж было зашагать по ближайшей замшелой дорожке, но тут сердце ее снова бешено забилось: она услышала, как отодвинулся на огромной двери засов, заскрипев так громко, словно они потревожили здоровенного великана, сто лет спавшего беспробудным сном.

— Бабэлла! — восторженно завизжала Лила, и Сара послала мысленное «прощай» входным воротам.

Седовласая женщина заключила Лилу в ласковые объятия. Ее волосы, собранные на затылке в пучок, спереди уже совершенно побелели. В руке она держала трость, которую теперь старалась отвести подальше от внучки, неистово припавшей к ее груди. Нежные, теплые объятия. Сердечные. Беспокойство Сары слегка улеглось.

— Ну и что же это здесь за ребенок такой очумелый, спрашивается? — засмеялась Элла, высвобождаясь из внучкиного плена. — Я в оранжерее сорняки полола и, пока шла к двери, слышала, как ты колотишься.

— Я думала, тебя дома нет, думала, ты забыла, — единым духом выпалила Лила.

— Конечно, не забыла. Как я могла забыть, что сегодня у нас в гостях твоя самая лучшая подруга. Я весь день предвкушала эту встречу.

Сара улыбнулась, щеки ее порозовели.

Элла говорила тяжело, с усилием, будто ей в горло что-то попало и застряло там.

Сара все вслушивалась, пытаясь понять, что там — попалось и застряло. И невольно откашлялась.

Тогда лицо Эллы обратилось к ней. Сара приготовилась.

— Это Сара, — с гордостью объявила Лила. — Сара, это Бабэлла.

Сара не знала, улыбнуться или нет. И улыбнулась.

— Здрасьте. — Голос снова сделался тонюсеньким.

— Ну, вот и познакомились. Привет, Сара, очень-очень рада. Что ж мы тут стоим, заходите скорей, посмотрите, что я вам приготовила. — Она повернулась и первой вошла в дом.

Следом за ней ринулась Лила, высоко подпрыгивая на ходу от радостного возбуждения.

— А ты сделала свои чудесные пирожные? С розовой глазурью? Положила в них суфле? Положила? И клубничное варенье сварила? Я сказала Саре, что ты сама варишь варенье, а она не верит. Ой, а лепешки? Ты испекла лепешки? И сверху фруктики порезала, да? Обожаю лепешки со взбитыми сливками, м-м, вкус-нотень!

Лила трещала, не закрывая рта, а Сара все еще стояла на пороге, прислушиваясь к шуму прибоя: волны с грохотом разбивались внизу о крутые прибрежные скалы. Был прекрасный солнечный день. Июль, занятия в школе кончились, и все радовались наступлению каникул. Последний урок провели на природе, да и то просто читали вслух рассказ, а потом устроили пикник. Всю дорогу к дому Эллы окна в машине были открыты, и Саре казалось, что музыка вместе с веселой болтовней улетает прямо в небо, к удивлению окрестных птиц.

Но здесь было не так. Здесь веяло холодом.

Сара снова поглядела на ворота: она не до конца притворила их за собой. Щелки оказалось достаточно, чтобы в сад смог протиснуться рыжий кот. Словно почуяв на себе взгляд, он остановился, выгнул спину и тоже посмотрел на нее. Так они оба и стояли, замерев.

— Сара, ты где?

Та встрепенулась.

— А, ты тут. — В дверях возникла Лила. — Ты чего здесь?

— Я просто… Скажи ей, что ты хочешь уехать.

— Ой, это же Колобок. Бабэлла! — во все горло завопила Лила.

— Я не глухая, дорогая моя, — отозвалась Элла.

— Колобок вернулся!

Сара услышала, как Бабэлла ответила, но слов не разобрала. Все же в горле у нее точно что-то застряло. И Сара опять непроизвольно откашлялась.

— Пошли, ты сейчас такое увидишь! — Глаза у Лилы сияли.

Она схватила подружку и потащила в дом, обе засмеялись, и Сара позволила тянуть себя за руку. Прихожая оказалась немаленькая — целый зал. Размеры этого зала ошеломили Сару, смех замер у нее на губах, и она резко затормозила, а следом остановилась и Лила. Сара огляделась вокруг. Увидела большой камин. Канделябр. Пыльный, покрытый паутиной. Нити паутины посверкивали, когда на них падал солнечный луч. Истоптанные деревянные половицы потускнели, кое-где потрескались и громко скрипели от каждого шага. Но по краям, возле стены, было видно, как они выглядели раньше.

Изысканные деревянные панели. На каминной полке из темного дерева два одиноких подсвечника без свечей. А над ними черное покрывало, которым что-то задрапировано, так что видна лишь бронзовая рама.

— А что там, на картине? — смутившись, спросила Сара.

— Какой картине? — не поняла Лила.

— Вон той, над камином.

— Это не картина, это черное покрывало, — сообщила Лила, как будто Сара ненормальная.

— Ну а под покрывалом — что?

Лила опять схватила ее за руку и потащила за собой:

— Зеркало. Бабэлла не любит зеркала. Пошли, я тебе все покажу. Здесь полно потрясающих вещей.

Лила таскала Сару по дому, распахивала двери и разъясняла с неописуемым восторгом, что это за комната и для каких надобностей она годится, потом быстро закрывала дверь и мчалась дальше, волоча Сару на буксире.

Страницы: «« « 12345678 » »»