Избранные лучшие детективные истории Донцова Дарья
Возражать дальше смысла не было – Коваль достаточно хорошо знала своего мужа, чтобы продолжать бесполезную беседу. Домой так домой.
По дороге Егор рассказал, что Бес активно включился в поиски, его люди перерыли все на свете, но до притона Вагифа не добрались, просто потому, что хитрый сутенер не впускал к себе непроверенных людей, только свою постоянную клиентуру. Когда же в офис Егору привезли кассету, Гришка моментально сообразил, что последует за этим – и оно, естественно, последовало. Шантаж. Бес предложил свою помощь, но Егор отверг ее и согласился не моргнув глазом заплатить людям Вагифа за жену двести тысяч долларов.
– Сдурел совсем! – возмутилась она. – Сильно богатый стал, здорово поднялся? Двести штук грин – за что?!
– Закрой рот немедленно! – вдруг рявкнул Егор, и Марина осеклась. – Даже если они запросили бы миллион – я отдал бы, не задумываясь ни секунды! Для меня нет никого дороже тебя!
– Это точно! – ехидно заметила Коваль, взглянув на него из-под упавшей на глаза челки. – Двести штук! Ты извращенец, Малыш.
– Стерва, – констатировал муж, обнимая ее. – Зачем ты про деньги говоришь? Лучше скажи, с тобой-то все в порядке?
– В целом – да, только бок побаливает – этот дебил-охранник меня ножкой от стула отоварил в первый же день. Никак не отвыкну дерзить без повода, сколько раз прилетало мне за это, и все равно, – пожаловалась она, пряча лицо на груди Егора и вдыхая знакомый запах.
– Детка моя бедная, сколько же всего ты вынесла в своей жизни, – вздохнул он, прижимаясь губами к ее макушке.
– Как ты там говорил – такая жизнь, да? Ну, вот такая она у меня, жизнь эта. И еще – завтра пошлю своих к Макару.
– С чего? – удивленно спросил муж.
– А с того! – И она рассказала все, что услышала от Радика и Кастета. – Теперь понимаешь?
– Теперь понимаю.
Малышев хорошо знал жену. Еще никому не удавалось остаться безнаказанным за причиненные ей неудобства.
Дома Малыш сошел с ума – сам приготовил джакузи с пенкой, сам купал жену, получая, кажется, удовольствие еще большее, чем она. Усадив в кресло перед зажженным камином, принес собственноручно заваренный зеленый чай с лотосом… Кайф!
Марина встряхнула мокрые волосы, закуталась поплотнее в махровый халат и вытянула ноги в вышитых шлепанцах.
– Сигаретку принесешь? – Она посмотрела на мужа, чуть прикусив нижнюю губу и постукивая ногтями по подлокотнику кресла.
– Ты стала слишком много курить, – заметил Егор, но сигареты принес.
Коваль закурила, прикрыв глаза, потом вдруг захохотала, и муж удивленно на нее посмотрел:
– Ты что, детка?
– Ха-ха-ха, Малыш! Это невообразимо – только ты способен купить себе телку за двести штук! Да еще в долларовом эквиваленте!
Она хохотала, откинув голову на высокую спинку кресла, и Малыш любовался спадающими на плечи мокрыми прядями, изящной шеей, на которой поблескивала тонкая платиновая цепочка, чуть приоткрытыми губами. Даже спустя семь лет он не уставал восхищаться своей женой. Ему и в голову не приходило, что, возможно, он мог быть счастлив с другой женщиной – спокойной, домашней, готовящей завтраки по утрам, воспитывающей его детей. Подобная мысль всегда казалась кощунством, предательством по отношению к Коваль – разве кто-то мог заменить ее?
Егор тоже засмеялся, присев на подлокотник кресла и обняв ее за плечи.
– Детка, просто я очень хорошо представлял, какого качества товар приобретаю! Каждый вложенный доллар оправдается с лихвой, в этом я не сомневаюсь!
– Только не сегодня, – вдруг помрачнев, попросила она, взяв его за руку и поднеся ее к своей щеке. – Сегодня я не в состоянии… ты не обидишься, родной?
– Господи, о чем ты говоришь! Все будет так, как ты захочешь, как ты скажешь, моя девочка. Я могу уйти спать в гостевую или, если хочешь, уеду в город.
– Не надо крайностей, дорогой. Спать ты будешь со мной, ведь это твой дом, сколько раз повторять одно и то же. Просто я не могу пока, мне нужно немного времени… Я провела столько бессонных ночей, боясь уснуть, чтобы никто не посмел меня коснуться… Ты не представляешь, что творилось в этом борделе каждую ночь, Егор!.. Я давно знала, что самые грязные деньги делаются именно в этом бизнесе, но как это выглядит изнутри, даже в страшном сне не могла представить. Не зря никто из наших не считает Макара нормальным… – Марина передернулась от воспоминаний об истошных воплях девчонок.
Рука сама потянулась к пачке сигарет, Коваль опять закурила, стараясь унять дрожь во всем теле.
– Я даже вспоминать боюсь. За эти пять ночей я перебрала всех богов, каких только знаю, до того страшно… Ты ведь знаешь, Егор, в этой жизни уже практически нет ничего такого, что могло бы меня испугать, но это…
– Ну, успокойся, детка, все, все, успокойся, моя девочка, – прижимая ее к себе обеими руками, проговорил муж. – Я с тобой, и больше ничего не случится. Я все же предлагаю тебе поехать отдохнуть.
– Егор, врачи…
– С каких пор моя жена стала такой послушной? – усмехнулся он. – Помнится, раньше ты не особенно прислушивалась к чьим-то советам и запретам. Поедем в Израиль, а? Там сейчас не особенно жарко.
– Егор, сначала я должна вытащить Женьку и рассчитаться с Макаром, – твердо сказала Марина. – И только после этого мы поедем туда, куда ты скажешь – хоть в Антарктиду.
– Тебе там не понравится – пингвинов, что ли, очаровывать станешь?
– О, ну ты как обычно! – закатила она глаза, довольная в душе тем, что Егор не высказался по поводу планов относительно Хохла. – Всех, кого могла, я уже давно очаровала.
– Надо же какое Рождество выдалось, – вздохнул Малыш, поглаживая жену по волосам.
– Ничего. Будет еще одно Рождество, – откликнулась она, рассеянно глядя на языки пламени, ласкающие березовые дрова в камине. – Я заберу Хохла домой – и мы с тобой отметим Рождественскую ночь.
Назавтра Марина вместе со своим адвокатом Петровичем отправилась в больницу. Одновременно от ее коттеджа отъехали три машины и взяли курс в город, но по другой дороге – это был «визит вежливости» в дом сутенера Макара.
В больничный корпус Марину пропустили беспрепятственно, однако у палаты, где лежал Хохол, вышла заминка. Перед дверью сидели два милиционера, наотрез отказавшихся пустить посетительницу. Адвокат торопливо звонил кому-то, с кем-то разговаривал и договаривался, что-то обещал, а Марина нервно прохаживалась по коридору, мучаясь от желания закурить. Наконец с помощью звонка от прокурора ей разрешили войти внутрь, но дверь велели оставить открытой.
– Думаете, у меня под одеждой что-то есть? – насмешливо поинтересовалась она. – Обыщите.
Один из милиционеров привел с поста медсестру, и та аккуратно ощупала Марину с ног до головы. Коваль насмешливо подчинилась просьбам повернуться, поднять руки и вывернуть карманы, потом вздохнула и вошла в палату.
Хохол лежал на кровати, прикованный наручником к спинке. Грудь и левая рука были в бинтах, притом весьма несвежих. Ну, понятно – праздники, никому дела нет…
Марина присела на край кровати и коснулась рукой небритой щеки. Тот открыл глаза и дернулся так, словно увидел привидение:
– Ты?!
– А кого ты ждал? – усмехнулась она, удерживая его на кровати.
– Господи, ты жива… – выдохнул Женька. – Жива…
– О, прекрати! С чего бы мне быть мертвой?
– Как же я так оплошал, ума не приложу, – проговорил он, пытаясь сесть, но Марина снова придержала его. – Ты представляешь – вошли три Санта-Клауса, я еще подумал: «Ну, на фиг их трое-то? Хоть бы Снегурочку какую взяли…» А они из-под бород стволы достали и продавщицам говорят: ложитесь, мол на пол, и все будет нормально. И мне – отойди, не мешай. Какое – «не мешай», кому вы это сказали? Я ствол успел достать, влепил одному сразу в руку… А девчонка успела тревожную кнопку нажать, сирена завыла. Мне в грудь выстрелили, я и провалился сразу… А как очнулся – девки мертвые лежат, рядом лужа крови, в руке у меня ствол… И тебя нет, а по магазину уже менты снуют. – Хохол облизал губы, и Марина потянулась за стаканом с водой. Сделав два судорожных глотка, Женька продолжил: – Менты «Скорую» вызвали, меня на носилки – и под конвоем сюда. Так, мол, и так, гражданин Влащенко, подозреваетесь вы в двойном убийстве и налете на бутик. Я им начал говорить, что ты там была, а они слушать не желают, мол, не переводи стрелки, небось дома твоя Наковальня, в ус не дует… Знали, что если я даже и прав, то Малыш к ним-то не кинется, сам будет искать…
– Все, хватит! – перебила Марина. – Я сейчас к прокурору наведаюсь, а там решим.
Она пошла в коридор, и тут в сумке завибрировал мобильный.
– Марина Викторовна, а Макара-то нет, – сообщил ей возглавлявший «операцию» Логинов.
– Стас, ты чего звонишь? Не знаешь, что делать? – разозлилась Коваль.
– Жечь?
– Да что хочешь – но чтобы громко!
Разговор с прокурором вышел коротким, но эффективным. Оказывается, на второй день после случившегося за городом на трассе патрульная машина ГИБДД обнаружила окоченевший труп молодого человека в костюме Санта-Клауса с двумя пулевыми ранениями – в руку и в голову.
– Добили его, – пояснил прокурор в ответ на слова Марины о том, что ее охранник стрелял только в кисть. – Добили и выкинули, чтоб не возиться. Умереть от ранения в кисть он не мог, а вот от контрольного выстрела в лоб – запросто.
– Шутки шутите… – вздохнула Коваль, постукивая ногтями по столу. – А с охранником моим что же?
– А ничего. Охрану сниму, а там сами решайте. Продавщицы застрелены из другого оружия, так что претензий к вашему охраннику формально нет. Надо же, как нынче стали работать – в костюмы обрядятся, боевиков насмотревшись… – Прокурор покачал головой и предложил Марине сигарету. Она закурила. – Вы-то сами как, Марина Викторовна?
– А я что? – усмехнулась она. – В порядке. Так я поеду, пожалуй, Георгий Георгиевич? Жене своей привет передавайте.
– С Рождеством, Марина Викторовна.
– С Рождеством.
Она вышла на улицу и побрела к своему «Хаммеру», не замечая охранников, моментально окруживших ее. Возле машины она покурила, задумчиво глядя на запорошенные снегом деревья в сквере у прокуратуры, и только потом сказала, не обращаясь ни к кому конкретно:
– Значит, все кончилось?
– Да, Марина Викторовна, – отозвался рыжеволосый Сева, осторожно набрасывая на голову хозяйки капюшон шубы.
– Типа – рождественская сказка, да? И прокурор в роли волхва? Только вот я мало похожа на Деву Марию…
– Ой, да ладно вам, Марина Викторовна! – отмахнулся Сева. – Любите вы наговаривать на себя.
– Марина Викторовна, тут по радио в новостях сказали – горит дом у городского парка! – высунулся из окна машины водитель Юра. – А там ведь живет…
– Догадался – и молчи! – отрезала хозяйка. – Может, жилец проводку давно не менял!
Охранники фыркнули, а она только вздохнула. Все закончилось даже лучше, чем она могла себе представить, но в душе все равно осталось ощущение пустоты и печали. В сущности, в ее положении не было ничего завидного. Жить под постоянным прицелом, не загадывать дальше чем на один день, опасаться и чужих, и своих – разве это жизнь? Так, подобие. Коваль снова вздохнула и села в машину.
Они уже почти выехали из города, когда прямо на обочине Марина вдруг увидела старика, торгующего с раскладного стола какой-то ерундой. Но даже не старик привлек ее внимание, а притопывающая ногами на одном месте маленькая девочка.
– Тормозни, Юрка! – велела она водителю, и огромный джип замер в пяти метрах от странной парочки. Коваль вышла и в сопровождении Севы вернулась чуть назад. Старик почему-то вобрал голову в плечи и забормотал себе под нос, но Марина не обращала на него внимания. Она присела на корточки перед девочкой и взяла ее за руки. На ребенке не было рукавиц, и озябшие ручки напоминали ощипанные крылышки.
– Как тебя зовут? – спросила Коваль, растирая пальцы девочки.
– Марина, – ответила малышка, глянув на незнакомую женщину распахнутыми синими глазами. – А тебя?
– Представляешь, меня тоже. А это твой дедушка?
– Да. Мы продаем ангелочков.
– Кого? – изумилась Коваль, и девочка, высвободив руки, подбежала к столику и взяла оттуда маленькую фигурку, сделанную из кусочка дерева, каких-то белых тряпочек и перьев. – Вот. Бабушка делает, а мы с дедушкой продаем.
Марина вынула из кармана свои перчатки на кроличьем меху и надела их на детские ручки. Получилось великовато, зато тепло. Малышка растерянно заморгала, и Коваль ободряюще улыбнулась ей.
– А где твои родители?
– У меня нет родителей, – произнесла девочка буднично. – Пожалуйста, не прогоняйте нас отсюда… Нас уже три раза прогнали…
У Коваль вдруг защемило сердце. Она снова полезла в карман, но там оказалось всего несколько мятых сотен. Она подозвала Севу и велела отдать старику все деньги, что найдутся в карманах охраны. Старик испуганно замахал руками, когда увидел кучу бумажек, но Сева что-то зашептал ему, и он успокоился, перекрестившись. Коваль поцеловала ребенка и поднялась, отряхивая край шубы. Она уже почти дошла до джипа, когда услышала сзади торопливые шаги. Обернувшись, она увидела девочку, бегущую за ней:
– Постойте! Вот… – сбивчиво проговорила малышка, торопливо сунув ей в руку маленький пакетик. – Он вам счастье принесет.
Девочка развернулась и побежала обратно к деду. Коваль села в машину и вытряхнула содержимое пакетика себе на колени. Это оказался белый ангелочек в длинном платье, с крыльями, склеенными из настоящих птичьих перьев, и с крошечным венком на деревянной голове. Марина оглянулась в заднее стекло джипа, но ни стола, ни старика с девочкой на обочине уже не было…
Дома ждал муж. Когда Марина вошла в каминную, он сразу же поднялся из кресла навстречу и поразился выражению ее лица. Обычно строгая, холодная и сосредоточенная Коваль улыбалась мягкой, совершенно несвойственной ей улыбкой.
– Что с тобой, детка? – удивленно проговорил Егор, разворачивая жену к свету.
– Я встретила ангела, Малыш, – мечтательно улыбнулась она.
– Кого? – не понял Егор, и Коваль повторила:
– Ангела, – и протянула ему распахнутую ладонь, на которой лежал белый ангелочек с настоящими крыльями…
Анна и Сергей Литвиновы
Смерть на вечеринке
На подобных вечеринках Диме Полуянову еще не приходилось бывать – хотя журналистская судьба забрасывала его и на миллиардерские тусовки в Куршевеле, и в пивные таежные поселки. Однако нынче молодой человек впервые шел на «корпоратив» не в качестве репортера, а как приглашенная звезда. Издательство «Фобос» проводило новогоднюю вечеринку в ресторане «Изба рыбака». Полуянову прислали именное приглашение.
Журналист воспринял его как дополнительную компенсацию за каторжный труд литератора. Ведь в нынешнем году он наконец-то внял советам друзей и сподобился живописать свои многочисленные приключения в документальном романе. Писательская тусовка, равно как и высокий тираж, и неслабый гонорар, явились неоспоримыми свидетельствами успеха романа и его автора.
Издатели гуляли на широкую ногу. В огромном зале накрыли пару десятков столов, рассчитанных на восемь персон каждый. Сияли белоснежные скатерти. Свет отражался от сверкавшего хрусталя. Влажно поблескивала черная икра. Распорядители, все как один с рациями и наушниками, подвели Диму к его столику.
Полуянов уселся, когда прочие гости уже собрались. Журналист за свою многолетнюю карьеру в совершенстве овладел важным навыком: появляться на любом мероприятии позже всех – но при этом никогда не опаздывать к его началу. Он развернул льняную салфетку и раскланялся со своими соседями.
Даже не будучи представлен, Полуянов знал всех своих сотрапезников и в лицо, и по именам. За его столиком оказались люди, прославившиеся в различных областях культуры, сподобившиеся (как и он) написать книги.
Во главе стола восседал Антон Хмелев – лихой телеведущий с ранней сединой, автор скандальной автобиографии «Брюнетки, блондинки, рыжие», в которой он открытым текстом живописал свои романы с множеством известных женщин.
Напротив телевизионщика сидела дама, что не поддалась его чарам, – актриса Ирина Манирова. Видимо, протокольный отдел издательства схалтурил – потому что о неприязни Манировой и Хмелева знали многие. В своей книге телевизионщик дал актрисе самую уничижительную характеристику. Та в долгу не осталась и в многочисленных интервью недвусмысленно намекала, что Хмелев просто мстит ей за то, что она отказалась разделить с ним ложе. И вот теперь Манирова сидела, поджав губы, прямая, как шомпол, и, похоже, раздумывала, а не покинуть ли ей благородное собрание в знак протеста против столь нежеланного соседства.
Положение попытался спасти Илья Понарин – один из тех, с кем Полуянов был знаком лично. Понарин, очень толстый молодой человек со щеками, возлежавшими на плечах, служил пиар-директором издательства «Фобос». Хитрый, умный и циничный, он действовал мытьем и катаньем, грубо льстил журналистам и выкручивал им руки – и все для того, чтобы проталкивать в газеты, телеящик и на радио заметки, восхваляющие его компанию.
– Давайте, господа, выпьем за «пэ-зэ-дэ»! – Пиарщик вскочил. – То есть за присутствующих здесь дам! Мужчин попрошу встать. За вас, дорогая, великолепная и несравненная Ирочка, блистательная актриса и очаровательный человек!
Манирова ответила Илье благосклонным взглядом. Однако тост не слишком понравился двум другим дамам, что присутствовали за столом. Недавно повесившая коньки на гвоздь и взявшаяся за перо Наташа Безруцкая, олимпийская медалистка и трехкратная чемпионка мира, с кислой миной поблагодарила Илюшу и холодно кивнула актрисе. От пиарщика не укрылось ее настроение, и он расширил свой тост:
– Я также хочу выпить за несравненную Наташу, великую фигуристку и прекрасную девушку. – И он склонился перед Безруцкой в глубоком поклоне.
Несмотря на то что третья дама, сидевшая за столом, не проявила никаких признаков недовольства, Илья не обошел вниманием и ее.
– Я поднимаю свой бокал за редкий сплав ума и красоты, замечательную Веронику Нилову, которая дала подробнейшие и вывереннейшие инструкции всем женщинам Москвы, России и планеты, как обращаться со столь несовершенным механизмом, как мужчины!
Вероника Нилова, дама под сорок (выглядевшая, впрочем, на тридцать), доктор психологических наук и автор бестселлера «Как заарканить мужчину своей мечты и владеть им безраздельно», мягко улыбнулась толстяку Илюше и звучно произнесла: «Спасибо».
Пиарщик извивался ужом, пытаясь всем угодить, и Полуянов подумал, что тот, кто ведал рассадкой гостей (а это, без дураков, высокое искусство!), допустил еще как минимум две ошибки. Телеведущего Хмелева следовало изолировать не только от актрисы Манировой, но и от двух других женщин. Дело в том, что (журналист знал это доподлинно) во время прошлогодних съемок программы «Ледяные звезды» Хмелев выступал в паре именно с фигуристкой Безруцкой. И, хотя они вылетели уже в третьем туре, Дима знал о нежных отношениях, установившихся между партнерами. Однако вскорости Хмелев, ветреный настолько, что мог дать фору самому Полуянову, бросил спортсменку. Фигуристка измены, похоже, не простила – она и сейчас время от времени одаривала ведущего злобными косяками.
Психологиня тоже вряд ли была счастлива от соседства с телевизионщиком. На своем ток-шоу тот, пригласив Нилову поговорить о мужских изменах, вдруг обрушил все оружие своего сарказма (которым он владел отменно) именно на нее. Он стал выпытывать, сколько раз доктор психологии сама была замужем (выяснилось, что трижды), сколько она имела любовников и удавалось ли ей их ублажать. Психолог, новичок на экране, поплыла, растерялась, стала оправдываться… Словом, Хмелев выставил ее на посмешище перед всей страной. Сейчас Нилова ничем не выдавала своего отношения к ведущему. Она улыбалась одинаково мило всем присутствующим за столом, в том числе и Хмелеву, однако Дима не сомневался, что в душе и она точит нож на своего обидчика.
И, наконец, последним, седьмым гостем за столом оказался знаменитейший режиссер, наполовину мосфильмовец, наполовину голливудец Роберт Поляновский, прославившийся скандальными мемуарами «Тысяча и одна ночь». Загорелый, сверкающий искусственными зубами Поляновский, подобно Хмелеву, описал в автобиографии все свои романы, коих у него набралось за восьмидесятилетнюю жизнь (видимо, кинематографист отличался скрупулезностью) ровно тысячу и один. Впрочем, в откровенной книжке режиссера досталось не только дамам, но и мужчинам. Чуть ли не всем светским львам Поляновский дал уничижительные характеристики. К примеру, о своем сегодняшнем сотрапезнике Хмелеве режиссер отозвался как о «самозванце с большой дороги».
Ведущий, кстати, в долгу не остался, и пустил по Москве шутку: Поляновский, дескать, после успеха «Тысячи и одной ночи» готовит сиквел своей биографии под названием «Четыре танкиста и собака» (намек то ли на зоофилию, то ли мужеложество, которым, видит бог, старый сатир на самом деле не был подвержен). Разумеется, хмелевская шутка дурного толка дошла и до режиссера, и тот, говорят, долго скрипел вставными зубами.
И, наконец, последнее, восьмое место за столом оказалось пустым. Оно располагалось как раз рядом с телеведущим. С другой стороны от пустого стула уселся Дима – так, чтобы оказаться рядом с психологиней и напротив фигуристки. Обе показались ему достаточно красивыми, разумными и циничными женщинами для того, чтобы затеять с ними флирт, который, глядишь, перерастет во что-то большее (но малообременительное). Верная и любящая девушка Надежда порой казалась журналисту слишком пресной.
На счастье собравшихся, издатели не стали мучить их речами. Никаких подведений итогов года и здравиц руководству. Директор «Фобоса» вышел, произнес лапидарно: «Всех вас с Новым годом!» – и сразу же на сцену выскочила группа «Аморальный случай» и грохнула вживую свой хит «Дельфины не летают». Молоденькие редакторши, художницы, пиарщицы завизжали от восторга и бросились танцевать. У сцены немедленно сбилась веселая куча мала.
Никто из солидных людей, сидящих за Диминым столом, плясать не пошел. Громкая музыка беседе не способствовала, поэтому все стали молча налегать на выпивку и закуски. Пили и ели кто в лес, кто по дрова: режиссер Поляновский вкушал икру, запивая ее почему-то виски. Пиарщик Илья предпочитал водку и закусывал салями. Психологиня Нилова смело глушила коньяк, заедая сыром. Манирова прикладывалась к шабли и устрицам. Фигуристка Безруцкая блюла то ли рождественский пост, то ли собственную фигуру: щипала виноград из вазы, разделывала на тарелке банан. Недалеко от нее ушел и Хмелев: жевал салатные листы, попивал минералку. И только Полуянов (всегда любивший поесть, но счастливо не полневший) налегал на весь провиант, что выкатили щедрые издатели: и на сыры, и на салями, и на устрицы, и на фрукты.
Ансамбль грохнул вторую забойную композицию: «Вечер красит черным цветом». И тут к столику подскочили три веселые девчушки из числа технического персонала. Все трое буквально вцепились в Хмелева, вытащили ведущего из-за стола и поволкли танцевать. Тот слабо сопротивлялся. Дима вдруг почувствовал укол ревности: слава богу, конечно, что девочки проигнорировали и мастодонта Поляновского, и жирного пиарщика Илью, – но они и на Полуянова, веселого, красивого, внимания не обратили. Подавай им знаменитого телеведущего!
Полуянов подвинулся поближе к Илье Понарину и саркастично проговорил, имея в виду ведущего: «Какой успех он имеет!»
– Да! – прокричал в ответ пиарщик. – Стоит ему куда-то прийти без жены, как без добычи он не уходит.
– А Хмелев женат? – поразился журналист – даже он, весьма осведомленный о личной жизни доморощенных знаменитостей, о сем факте не ведал. Музыка гремела так громко, что можно было разговаривать в полный голос, не таясь чужих ушей.
– Еще как женат! – проорал Илья. – Уже семь месяцев, первый критический срок. Ленка страшно бесится на Хмелева за то, что он такой бабник. И ревнует.
– Это ее место за столом пустует?
– Вестимо! Точно знаю: Хмелевым посылали приглашение на два лица.
– А почему ваш отдел протокола посадил его именно сюда? Они что, не знают, что все, кто сидит за нашим столом, его ненавидят.
– Почему? Я к нему нейтрально отношусь. Да и ты вроде тоже.
– А Манирова? Поляновский? Нилова? Безруцкая? Все на Хмелева зуб точат.
– А где прикажешь его размещать? Кто на него, скажи, зуб НЕ точит? К писательницам его не посадишь – всех успел оскорбить. То же самое и с фантастами, и с поэтами – Антон всем насолил, всех уязвил. Только те юные девчушки, с которыми он пляшет, им и восхищаются. Но его же за стол с корректорами не посадишь – не по чину.
«И правда, – задумался журналист, – Хмелев чуть ли не всех успел против себя восстановить и настроить. Режет в своей передаче правду-матку прямо в глаза, за словом в карман не лезет…»
Дима почувствовал приятную сытость и, утолив первичную потребность – голод, задумался об одной из вторичных, а именно – о сексе. Он отвернулся от пиарщика, наклонился к своей соседке психологине и прошептал:
– Я нуждаюсь в срочной психиатрической помощи.
– А что с вами? – принимая игру, с улыбкой спросила та.
– Меня свела с ума одна девушка.
– В таком случае, – без обиняков промолвила Нилова, – вы обратились по адресу.
– Вот как? Вы не хотите знать кто?
– А я догадываюсь.
– М-м… Тогда потанцуем?
– Охотно.
Помогая даме выбраться из-за стола, Полуянов заметил, что пиарщик приглашает фигуристку, а актриса льнет к режиссеру. «Ну, машинка завертелась…» – мимоходом подумал он.
В процессе танца Дима наклонился к Ниловой поближе, щекотал дыханием ушки, сыпал остротами и комплиментами, однако и свой столик из виду не терял. В частности, он заметил, что режиссер с актрисой после третьего тура вернулись – видать, восьмидесятилетнему Поляновскому потребовался отдых. Однако актриса уселась не на свой стул, а на место Хмелева. Режиссер пристроился рядом с ней, шептал что-то ей в ушко. Они сидели к танцующим спиной, но Полуянов готов был поклясться, что рука киноклассика сейчас совершает вояж по ногам и бедрам звезды.
«Аморальный случай», отыграв оплаченные сорок минут, улизнул со сцены. Разгоряченные партнеры вернулись к столу. Возвратился и телеведущий, слегка расхристанный, помятый, но довольный. Дима ревниво заметил, что одна из девчонок без зазрения совести обнажила перед ним плечо, и Хмелев оставил на нем автограф.
Официанты подали горячее – телячьи медальоны с цветной капустой. И тут один из них неловко задел подносом плечо телезвезды. Ведущий немедленно вскипел. «Осторожно, ты, придурок!» – проорал он с такой силой, что на него стали оглядываться даже с дальних столиков. Официант побагровел. Ему бы извиниться, но он в ответ пробурчал нечто непочтительное.
– Как звать?! – обрушился на него Хмелев. – А ну-ка, живо, пригласи ко мне менеджера!
Половой пробормотал: «Меня зовут Вася Сырцов», – и исчез. Довольно быстро явился менеджер. Телезвездун высказал свои претензии, менеджер в ответ низко поклонился и заверил, что обидевший столь почетного гостя официант немедленно будет уволен. Хмелев хорохорился под взглядами сотрапезников. Ему самому, похоже, казалось, что они им восхищены. На деле же Дима прочитал на лицах присутствующих брезгливость по отношению к склочнику.
Наконец инцидент был исчерпан, менеджер отошел. Телевизионщик с видом человека, исполнившего свой долг, налил себе полный стакан минералки и единым махом осушил его. Наполнил второй – и вдруг поднялся и воздел его.
– Уважаемые господа и прелестные дамы, – проговорил он, обращаясь к сотрапезникам хорошо поставленным голосом, – да, я знаю – у меня несносный характер. Многие меня терпеть не могут, но в эти прекрасные предновогодние дни, во время рождественского поста, я хотел бы попросить у всех у вас прощения. Знаю, я многим досаждаю, но… Простите меня, мои дорогие. – Хмелев прижал руку к груди, и глаза его блеснули послушной слезой. – Простите меня, ради Христа!
Сотрапезники невольно переглянулись: слишком уж неожиданно прозвучало покаяние.
– Бог простит, – хмуро бросил режиссер.
– И вы меня простите, Тошенька, – звучно ответствовала психологиня.
Фигуристка ничего не сказала, только зло усмехнулась, отвернулась и свой бокал не подняла.
– А что ж ты, Антон, налил себе минералку? – ехидно поинтересовалась Манирова. – Мы же пьем, я так понимаю, за дружбу? А за крепкую дружбу и выпить надо чего-нибудь крепкого.
– Не могу, Ирочка, никак не могу, – снова прижал руку к сердцу Хмелев. – Сильно простыл – не поверишь где: в Новой Зеландии. Теперь антибиотики глотаю. Надо в форму поскорей войти, сама знаешь – скоро елки. Чесать придется без выходных.
– А что ж ты, раз простыл, с девчонками пляшешь, весь взмыленный? – не унималась актриса. – Гляди, просквозит, – усмешливо добавила она. – Так и до гриппера недалеко.
– Типун тебе на язык! – фамильярно воскликнул Хмелев. – И не мечтай: ко мне сейчас ни одна зараза не пристанет. Надежно защищен! – Он вдруг вытащил из кармана флакон с таблетками и сунул его прямо под нос Манировой. – Вот, видала, что написано: «антибиотик нового поколения. Запрещено употребление совместно с алкоголем». Вот, теперь смотри: я достаю и пью. – И ведущий демонстративно вытащил из пузырька таблетку, проглотил, запил минералкой. С улыбкой обвел всех взглядом и добавил: – Поэтому у меня насчет крепких напитков полное алиби. Считайте, что эти колеса – сейчас мой, типа, коньяк, и я его пью за ваше здоровье. И за ваше – мне! – прощение.
Манирова еще секунду поколебалась, но потом все-таки чокнулась с ведущим своим бокалом, полным шабли.
– Спасибо тебе, Ира, – лучезарно глядя на нее, молвил Хмелев и с чувством выполненного долга принялся за салат.
А тут и музыка снова заиграла. На сцену выбежала девическая группа «Пенки» с опасно длинными ногами и огромными декольте. Откуда-то сверху на танцующих и жующих посыпалось конфетти. Психологиня Нилова сжала под столом коленку Полуянова и прошептала: «Пойдем танцевать». Журналист, слегка растроганный извинениями телевизионщика, подумал: «Какая-то прямо святочная история получается…»
Изрядно захмелевший народ отправился плясать. За столом осталась только фигуристка Безруцкая. Топчась в обнимку с психологиней, Дима видел, как официанты разносят чай и кофе. Как ни странно, тот, что обидел телеведущего, отстранен от работы не был и тоже таскал подносы…
…А после девичьего концерта, едва сотрапезники вернулись за стол, Хмелев вдруг захрипел и схватился руками за горло. Глаза телеведущего вылезли из орбит. Лицо покраснело, он согнулся в три погибели, затем дернулся и… И – упал со стула замертво…
Газета «Молодежные вести», № 1 (24037) от 11 января 2009 года.
Автор – Дмитрий Полуянов
«…Все мы бросились к отравленному. Он сполз со стула и лежал навзничь. Судорога исказила его лицо. Популярнейший телеведущий Антон Хмелев не дышал.
Вероника Нилова, известный психотерапевт и врач, наклонилась над ним и пощупала пульс на шее. „Вызывайте „Скорую“… – велела она. – И милицию…“ В толпе ахнули. Кто-то заплакал. „Его отравили“, – вглядевшись в лицо убитого, веско заявила Нилова. По толпе гостей пронесся гул изумления. А я почему-то не удивился. С самого начала вечеринки я в глубине души думал, что она добром не кончится – и пострадает, несмотря на все свои покаянные речи, именно знаменитый телеведущий. Но… Кто и почему его отравил?
В ту минуту я решил, что не только могу , но и должен ответить на этот вопрос. В конце концов, я провел весь вечер бок о бок с жертвой за одним столом и видел едва ли не все, что Антон ел, пил делал… Я вышел из толпы, окружившей тело, и стал припоминать…
Что ж, практически у каждого человека, сидевшего за нашим столом, был мотив для того, чтобы убить Хмелева. Очень многие считали себя им обиженными: и актриса Манирова, и режиссер Поляновский, и фигуристка Безруцкая, и даже психотерапевт Нилова. И еще он в ходе вечера ухитрился крупно повздорить с официантом. Да, согласитесь, МОТИВ отравить ведущего имел далеко не один человек. Однако у кого была ВОЗМОЖНОСТЬ это сделать?
Режиссер Поляновский и актриса Манирова во время танцев сидели непосредственно на месте Хмелева и могли подсыпать ему яд. Официант, обиженный им, мог подать телевизионщику отравленный кофе. Да и любой из гостей во время танцев имел возможность незаметно подложить Хмелеву отраву.
Но… Было и существенное „но“. Я припомнил еду, что подавалась на банкете. В нее довольно трудно (если не невозможно!) подмешать яд. Какие закуски стояли на столе? Икра, устрицы, салат, фрукты, сыры, салями. На второе подали медальоны с цветной капустой… Но Хмелев ел только зеленый салат, брал его с общего блюда, тогда бы все отравились… Но, может, отраву подмешали в питье?.. Однако Хмелев весь вечер пил одну только минералку – вкус яда она не скроет – и даже объяснил почему: он был простужен и принимал антибиотики…
И вот тут я подумал: таблетки! Телевизионщик выпил пилюлю у всех на глазах… Может быть, яд находился в таблетках?.. Как раз те полчаса, что прошли между их приемом и гибелью звезды, потребовались на то, чтобы смертельное лекарство растворилось в желудке… К тому же надо учесть: вряд ли кто-то из приглашенных знал заранее, с кем он окажется за столом в тот вечер. А ведь яд любому из присутствующих требовалось для начала где-то достать, потом захватить с собой на банкет… Согласитесь, вряд ли подобное снадобье может случайно заваляться в женской сумочке или мужском кармане…
Может быть, ведущий, сам того не подозревая, собственноручно принес яд на „корпоративку“? Обычно ведь никто не афиширует (тем более перед малознакомыми людьми на новогодней вечеринке), что принимает те или иные таблетки. Стало быть, никто заранее не мог ожидать, что Хмелев, будучи по складу характера актером и демонстративной личностью, выпьет пилюли у всех на глазах. А если… Если бы он, как это обычно бывает, проглотил их втихаря? Тогда никто из присутствующих на банкете не догадался бы, каким образом отрава попала в его организм…
Значит… Выходит, что присутствующие за столом не виноваты?.. Стало быть, Хмелеву просто подменили таблетки?.. Подменили… Но кто это мог сделать? Наверняка кто-то из тех, кто был хорошо осведомлен о его болезни… Кто-то, кто прекрасно знал, что на вечеринке окажется много недругов Хмелева… Тот, кто благоразумно обеспечил себе алиби, не появившись на банкете…
И тут я вспомнил, что рассказывал мне за столом пиар-директор издательства Илья Понарин. Он поведал, что молодая жена Хмелева по имени Елена страшно его ревнует. И потому даже не пожелала прийти с супругом на банкет. Может быть, именно она подсунула во флакончик с мужниными пилюлями ядовитое зелье?..
Когда приехала оперативная группа, оказалось, что в нее входит мой старый знакомый, подполковник Ковалев. Он узнал меня, и я сразу же поделился с ним своими подозрениями. Подполковник воспринял мои слова всерьез. И мы вместе с ним и двумя милиционерами немедленно выехали на домашний адрес телеведущего.
Хмелев проживал в небольшом особнячке близ метро „Бауманская“, занимая с супругой весь второй этаж. Когда мы с милицией поднялись, выяснилось, что дверь в квартиру телевизионщика не заперта. Оперативники достали пистолеты. Мы осторожно вошли…
На диване, откинувшись на спину, лежала супруга Хмелева – Елена. Она не дышала. Ее черты были искажены той же самой мучительной судорогой, что и лицо ее несчастного мужа. Включенный телевизор как раз транслировал – видимо, не первый раз – сообщение о смерти ведущего. На журнальном столе лежала записка:
МИЛЫЙ! ПРОСТИ МЕНЯ! ПРОСТИТЕ МЕНЯ ВСЕ! Я НЕ МОГУ БОЛЬШЕ! У МЕНЯ НЕТ СИЛ ТЕРПЕТЬ И НИЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ! ПРОСТИТЕ И ПРОЩАЙТЕ!
Итак, прекрасная звездная любовь завершилась ужасной двойной трагедией. Елена Хмелева в очередном припадке ревности отравила своего звездного мужа, а вскоре в ужасе от того, что сотворила, не выдержав мук раскаяния и угрызений совести, отравилась сама…»
Галина Романова
Играющая со смертью
Глава 1
Идиоткой надо быть законченной, чтобы пуститься в такое путешествие за рулем и в одиночестве. Ведь имеет здравомыслящих родителей, приличное образование, зачала кандидатскую, а все туда же…
Кто надоумил? Кто подтолкнул? От обиды за себя, что ли, ошалела, раз понесло по горному серпантину к морю? Могла бы самолетом либо поездом туда добраться. Нет же, захотелось проверить себя. Захотелось доказать всем, а прежде всего ему – толстокожему, набивавшемуся, набивавшемуся ей в мужья, да уставшему набиваться. Она же ничего такого не имела в виду, когда тормозила его излишнюю смелость. Не из-за неприязни то было вовсе, как он подумал, а из нежелания торопиться. А он…
Бросил ведь! Как пить дать бросил! Не звонит, не объявляется, на ее звонки либо не отвечает, либо сбрасывает.
А что доказать-то хотелось, что, когда в машину садилась?! Что сможет, что не струсит и что самостоятельна вполне? Так вряд ли кто в том сомневался. А что толстокожий, бросивший ее, не сомневался, уверенность в ней зрела стопроцентная. Его, между прочим, от ее самодостаточности частенько коробило, о чем заявлялось неоднократно с кислой миной на красивом породистом лице.
– Нежнее надо быть, Татьяна Владимировна, еще нежнее, – корил он ее неоднократно, вздыхал и тут же напоминал на всякий случай: – Ты же женщина! И красивая женщина, Татьяна Владимировна!
Красоты-то в ней было не особо много. Татьяна не заносилась никогда от его комплиментов. И нос немного великоват, и глазам не мешало бы скромнее быть размером, а губы свои вообще считала непотребно толстыми и вульгарными. С шевелюрой вовсе сладу не было никакого. Каждая прядь росла будто самостоятельно, отвоевав себе место на ее голове. И придать прическе законченный аккуратный вид не удавалось ни ей, ни парикмахерам, к которым она обращалась. Вот и приходилось либо зализывать волосы, убирая их то в хвост, то в узел величиной с «московскую» плюшку, либо оставлять их распущенными, позволяя бешено метаться при каждом повороте головы.
Но раз набивавшийся в мужья считал ее красивой и неоднократно об этом заявлял, она не спорила. В конце концов, у каждого ведь свое понятие о красоте, не так ли?..
– Купи, милая, груши. Смотри, какие груши, а! Давай кусочек отрежу, покушаешь, ведро купишь!
Торговка с крохотного рынка, притулившегося на маленьком пятачке в горах, уже в третий раз подступалась к ней со своими грушами. И резала их мелкими кусочками, и в рот себе совала, и смачно чавкала, и зажмуривалась, пытаясь донести до непробиваемой девицы с позеленевшим лицом и округлившимися глазами, сколь великолепен ее фрукт. Может, так оно и было, только не до груш ей сейчас. Очередной приступ тошнотворного испуга заставил ее остановиться. Когда из-за крутого поворота на нее вынырнул двухэтажный автобус, она в панике завизжала. Нога сама собой нависла над педалью тормоза. Едва удержалась, чтобы не вдавить, ведь сзади вереница машин. Сбросив затем скорость до минимального предела, еле дотащилась до маленького пятачка, заполоненного рыночными торговцами, и остановилась. Выслушала потом от каждого, кто проезжал мимо нее, кто она и чего за рулем стоит. Отдышалась, попила воды, и…
И поняла, что не может снова сесть за руль и продолжить пробиваться к морю по этой чудовищной дорожной спирали. Ну хоть плачь, в самом деле, жуть берет за самое горло, сводит живот диким холодом, сотрясает коленки. Как ехать-то в таком состоянии?!
– Володь! Володь, я не могу!! – всхлипнула она в трубку мобильного, набрав номер друга. – Мне страшно!
– Чего страшно? – не понял Володя. – Тебя обидел, что ли, кто?
– Ехать страшно, Володь! Жуть как страшно!
– Почему страшно? – откликнулся он с раздражением, его не составляло особого труда вывести из себя. – Там что, чудовища из пещер повылезали? Или еще что? Ты, Тань, дура совсем, да?
Володька был ее другом детства. С первого класса и до последнего они сидели за одной партой. Он безбожно у нее списывал, искренне был ей благодарен за ум и отзывчивость и беспрекословно подчинялся. Потом он ушел в армию, она в институт. Из армии он вернулся с беременной женой, которая без особого труда полюбила его подружку. Подружка немного попереживала, поскольку не раз примеряла Володьку на себя в качестве мужа. Затем со вздохом смирилась и продолжила любить Володю уже со всем его семейством.
Семейство ее школьного друга в составе жены и двоих сыновей уехало отдыхать двумя неделями раньше. Обосновались в частной гостинице, каждый день ей звонили, зазывали ее к ним приехать. Даже номер ей забронировали через стенку от своего. Но никому из них, даже маленькому пятилетнему Мишке, не пришло в голову, что теть Таня поедет к ним на машине. О чем сейчас Володька ей и напомнил.
– Раз уж так случилось, что теперь обсуждать! – огрызнулась она, закусив губу от обиды за упрек.
– А раз обсуждать нечего, садись в тачку, хлопай дверью и дуй сюда немедленно! – заорал он на нее. – Стемнеет, не заметишь как! Будешь в горах в темноте корячиться! Тебе езды осталось чуть больше сотни. Так что?
– Еду, – выдохнула Татьяна и отключила телефон.
Надо же, орать он на нее вздумал! Пускай на Вику свою орет, жена все стерпит. А она вот…
Да и она стерпит, потому что понимала прекрасно, не накричи он на нее, она до утра бы тут прохныкала. Доедет как-нибудь потихоньку. Пускай сзади ей сигналят, показывают всякие разные комбинации на пальцах, ей все равно. Ей нужно добраться до своих друзей живой и невредимой. И доказать и им тоже, что она смогла. Чего ради тогда стоило все затевать?..
Глава 2
Ей сразу все понравилось. Невзирая на усталость, на глухое раздражение на саму себя, заставившее ее пренебречь общественными транспортными средствами, ей все равно сразу все понравилось. Вот только въехала в этот небольшой курортный городишко, только начала колесить по узким улочкам, утопающим в зелени, как тут же омыло душу успокаивающей волной: она здесь непременно отдохнет. Отдохнет, наберется сил, совсем позабудет набивавшегося ей в мужья и бросившего ее потом. Вернется домой и начнет жить с чистого листа. С новых отношений, с новых чувств, она даже, возможно, ремонт у себя в квартире затеет, чтобы все поменять и в доме тоже. Чтобы не напоминало и не напирало из каждого угла: а вот здесь он любил чай пить, а вот с этого места смотрел телевизор.
Хотя нет, с ремонтом она погорячилась. Придется съезжать куда-то, распихивать по чужим гаражам мебель. Ютиться где-то как-то, принимать душ в чужой ванной. Разве же то благие перемены? Нет, поэтому с ремонтом она подождет. Начнет с чувств и отношений, пожалуй.
– Тут тебе отношений, заводи – не хочу! – рассмеялся Володя, когда она за графином домашнего вина выложила ему свои соображения. – Знаешь, сколько здесь одиноких мужчин!
– Вова, не неси чепухи, – недовольно поморщилась Вика, в который раз перемешивая салат, ей все казалось, что масла в нем мало и что чеснок все куда-то сползает по помидорным долькам в глубь тарелки. – Они такие же одинокие, как и ты! Отъехали на сто метров от дома, уже холостые.
– Да ладно тебе, Викуся, сочинять-то, – совершенно искренне удивился Володя. – Кто же отпустит своего мужа одного на курорт? Это как-то… Это как-то ненормально!
– Много ты знаешь, что нормально, а что нет у этих…
Вика уважительно закатила глаза к небу, что намекало на сильных мира сего, могущих вытворять и вытворяющих, что им заблагорассудится.
Читать бесплатно другие книги:
