Избранные лучшие детективные истории Донцова Дарья
– Хозяин машины? – весьма натурально удивилась я. – Чего же он так нелогично?
– Да нет, наш хозяин. Раньше, когда ее жена Чернова пригоняла, нам было указание восстанавливать, чего бы это ни стоило. С нее мы и денег почти не брали, так, мелочь, а нам он сам доплачивал, за сложность.
– Какой-то странный у вас хозяин. Так и разориться можно.
– Наш не разорится. Это мы тебе колесо по доброте душевной взялись поменять, Новый год на носу, а ты девушка хрупкая, маникюр испортить можешь, да и работы на десять минут. А вообще у нас элитные машины делают, даже из Думы клиенты есть.
– Из Думы? – обрадовалась я. – И кто же?
– Военная тайна, – толкнул болтуна второй, молчаливый, – все, девушка, запаска в багажнике, колесо на месте. Осторожнее, к вечеру дороги прихватило, скользко.
Ну и не надо, не обиделась я, как там посоветовали кости? Настало время довериться предчувствиям и поступать вопреки всему, чему тебя учили. А предчувствие, вопреки здравому смыслу, отчетливо рисует передо мной картину: Марийка и Максимов. Очень красивая пара!
Ночью мне снились заснеженные тарасовские улицы. Вместо обычной жижицы – искрящийся под светом полной луны снег, а в небе стремительно проносятся едва различимые черные силуэты с развевающимися длинными волосами. «Нет, не тем я иду путем. Топчусь на месте, узнаю подробности из семейного быта заказчика, а к истине не приблизилась ни на грош», – мелькнуло сквозь сон.
Удивительно – утро встретило меня точно такой картинкой, которая привиделась мне во сне. Искрящийся снег совершенно преобразил Тарасов, прикрыв его вечную грязь и изысканно одев черные тощие руки редких деревьев. Значит, довериться предчувствиям? Маленькая чашка черного кофе приятно обжигала руки, а тонкий аромат двух капель коньяка щекотал ноздри. Я пила напиток крошечными глотками и пыталась поймать образы, неясно мелькающие у меня в сознании.
Александр Максимов – могущественный чиновник, имеющий возможность за считаные месяцы превратить жизнь женщины в сплошную цепочку везения. Его близкий, судя по всему, приятель, владелец автосалона. Жена владельца, близкая подруга супруги моего клиента. Сам клиент. Цепочка людей, которые могут быть знакомы друг с другом, а могут и не знать о существовании какого-либо из звеньев цепи. В этом было что-то очень знакомое, даже навязчивое. На дне чашки оставалась самая малость, когда я чуть не выронила ее прямо на ковер: как я раньше не догадалась!
Компьютер недовольно хрюкнул и тихо загудел, набирая обороты. Я нервно и бестолково стучала по клавише Enter, прекрасно зная, что от этого сеть быстрее работать не станет. Наконец, на экране выскочила заставка популярного в России сайта, и я быстро набрала имя и фамилию жены Чернова. Так и есть! И она не избежала этой заразы, и она безмятежно тусит с друзьями детства и юности. Я щелкнула мышкой по году выпуска ее класса и ахнула: вот вы где все, голубчики! И Максимов, и супруги Черновы, и ее подруга окончили одну и ту же школу. И как это клиент мне не сообщил, что они знакомы с детства?
Теперь я не тыкалась, как слепой котенок, во все возможные щели в поисках нужной информации. Мне нужна была информация о том, кто из учителей пользовался наибольшим авторитетом и любовью среди учеников. Не раздумывая, я набрала телефон усача и, не представляясь, гаркнула в трубку:
– Как звали твоего классного руководителя? Отвечай не задумываясь.
Тот, видно, еще спал, поэтому не успел ничего сообразить и заплетающимся языком отрапортовал:
– Надежда Викторовна. А что?
– Ничего, спи дальше, – ответила я и бросила трубку.
Объясняться с ним мне было некогда, да и не хотелось, все равно спросонья он не узнал мой голос. Интересно, сегодня школа еще работает? Уроков, скорее всего, уже нет, а вот школьные «елки» в разгаре, успею. Если, конечно, классный руководитель выпуска двадцатипятилетней давности не ушла на пенсию.
Я влезла в джинсы, натянула белую водолазку и, забыв предостережение вчерашних автомехаников, рванула «девятку» с места. В школе действительно царило совершенно нерабочее настроение. По холлу кружилась нарядная малышня, бегали озабоченные учителя без привычного журнала под мышкой. Пахло хвоей, подтаявшим снегом и безалаберностью. Я поймала за полу плаща первого попавшегося на пути спайдермена и потребовала отвести меня к Надежде Викторовне. Он попытался вырваться, но, увидев, что я не собираюсь отпускать его амуницию, уныло повел меня вверх по лестнице, к кабинету литературы. Надо же! А старушка-то еще трудится! До чего же упорные эти педагоги, никак не желают выходить на заслуженный отдых.
«Старушка», к моему удивлению, оказалась совсем не старой. Ямочки на щеках, лучистые глаза, приятная полнота и море обаяния.
– Вы можете уделить мне десять минут? – спросила я неожиданно для себя просительным тоном. Действительно, негуманно было бы требовать к себе внимания в общешкольном переполохе.
– Могу, если вы не пришли вербовать меня в секту, – неожиданно легко согласилась она, – мои уже отгуляли, отметки я выставила, журнал сдала.
– Я собираю информацию о ваших бывших учениках, – обрадованно, не давая ей передумать, затараторила я, – знаете, один из ваших выпусков подарил Тарасову столько замечательных людей.
– Замечательные люди есть в каждом выпуске, – охотно согласилась она, – напомните год, пожалуйста.
Как мать может бесконечно говорить о своих детях, так и учителя не надо подталкивать в разговоре о его воспитанниках. Обычно это утомляет, сегодня же было мне на руку. Я не стала называть конкретные фамилии, просто легко уводила ее от воспоминаний о ничего не значащих для меня людях и молча слушала, когда речь заходила о тех, кто мне интересен.
Вся четверка действительно училась в одном классе. Будущая жена бизнесмена, Кира, и Марийка были не просто подругами, а отличницами и гордостью школы – еще бы! Две умницы и красавицы в одном классе – это уже перебор. Роман Марийки и Саши Максимова, или Макса, как звали его друзья, начался уже в школе, несмотря на прессинг учителей – они считали, что шпана и троечник может дурно повлиять на их любимицу. Ребята встречались и после окончания школы, дело начало попахивать маршем Мендельсона, когда на очередной встрече одноклассников влюбленные поругались в пух и прах. Что произошло, никто толком не знает, можно лишь догадываться, что виной всему был глупый и ничего не значащий поцелуй в темноте школьного коридора лучшей подруги и жениха.
Троица распалась мгновенно, подруги не здоровались, Макса забрали в армию, а уже через пару месяцев Марийка стала женой другого – незаметного, тихого Валеры Чернова. Можно было только догадываться, какой шок испытал Чернов, когда на него свалилось такое счастье! Не мог же он подумать, что его избрали не за его высокие, хоть и глубоко спрятанные внутри, моральные качества, а от отчаяния и назло себе, подруге, любимому, всему миру.
– Жаль, что я не успела предостеречь ее, – вздохнула учительница. – Такие отчаянные поступки еще никому не приносили счастья.
– Подруги так и не помирились?
– Помирились, конечно. Когда все стало на свои места, они повзрослели, стали не столь категорично относиться к проступкам других. Но было уже поздно. Марийка очень гордая девочка с гипертрофированным чувством долга. Ей трудно осознать, что прошло время совершать ошибки, настало время их исправлять. Знаете, я подозреваю, что Макс до сих пор ее любит. С женой у него не заладилось, женился так же стремительно, как она, и столь же стремительно развелся. Надо же, был троечник и разгильдяй, а стал таким человеком.
– Вы имеете в виду его должность? – уточнила я.
– Не только. Он до сих пор помогает школе, не отказал еще ни одному учителю в приеме и помощи, всегда держит обещания. Нашел нам таких щедрых спонсоров, что школа считается лучшей по оснащению в районе.
– Значит, любит благодетельствовать, – пробормотала я себе под нос, – это нам очень даже подходит.
– Что? – переспросила меня учительница.
– Спасибо, – искренне поблагодарила я, – вы очень мне помогли.
Итак, что мы имеем? Кира, испытывая чувство вины, исподтишка старалась как-то устроить если не карьеру подруги, то карьеру ее мужа, что у нее неплохо получалось. Но в определенный момент в этом отпала необходимость, так как эстафету покровительства у нее перехватил более сильный и стал опекать не мужа, а жену. Причем строилось все так, чтобы удачи Марийки тут же провоцировали неудачи ее мужа. Чем больше росла она, тем ниже опускался он, что не могло не приводить его в бешенство, о чем свидетельствуют и синяк, и бред о полетах на метле. Зачем Максу это могло быть нужно?
Чтобы окончательно показать Марийке, какое ничтожество ее супруг. Можно всю жизнь прожить рядом с никчемным человечишкой, если он тихо лежит себе на диване, но терпение лопается, когда он же начинает предъявлять необоснованные претензии и распускать руки.
Хотя эти методы не красят Макса. Взять, например, избиение в подъезде Чернова после оплеухи по поводу пирога. Справедливо, но мелко. Как-то по рабоче-крестьянски. Вот если бы он сам дал ему по морде, это было бы красиво, а нанимать для этих целей шпану… И с «ведьмачеством» не все до конца понятно. Да, запугивание мужа мистикой приводит того к истерикам, но, с другой стороны, это опасно и для Марийки – кто знает, что может взбрести в голову этому неуравновешенному типу!
Мои размышления прервал телефонный звонок.
– Я должен срочно с вами увидеться, – шептал в трубку Чернов. – Тут напротив моего дома кафешка, быстро подъезжайте, я жду.
– Смотрите, – скомандовал он, едва я приблизилась к столику, – зуб шатается.
– И что? – не поняла я.
– Раньше не шатался. И седина, у меня никогда не было седины. – Он потряс передо мной давно не мытой головой. – Как вы это объясните?
– Вы стареете, – вынуждена была констатировать я, – так всегда: сначала седеют и выпадают волосы, за ними в путь устремляются зубы, потом обвисает кожа, появляются глубокие морщины, пальцы становятся крючковатыми из-за больных суставов, глаза хуже видят, сердце работает с перебоями, и человек умирает.
– Вот, – с торжеством согласился он, – и я так думал. А она все молодеет и хорошеет. Как вы думаете, это она отнимает у меня жизненные силы? Смотрите, что я сегодня нашел под кроватью, со стороны своей подушки.
Он аккуратно, двумя пальцами, достал из кармана баночку с серой веревочкой внутри.
– Что это? – с брезгливостью отодвинула я его руку от своего лица.
– Крысиный хвост, – выпучив пуговки, возвестил он, – настоящий хвост дохлой крысы. Я как нашел – сразу к зеркалу, а там – это, – он опять тряхнул седеющей головой над моим столом, – и зуб. За одну ночь!
– Ничего подобного, – решила не грешить против истины я, – вчера седины у вас было не меньше. Просто вы давно не смотрелись в зеркало. Успокойтесь, и давайте вместе подумаем, откуда под вашей кроватью крысиный хвост. У жены спрашивали?
– Я что, похож на самоубийцу? – возмутился он. – Как только она догадается, что я все знаю, так сразу порешит меня, не дожидаясь тридцать первого числа. А это? – словно фокусник, вытащил он что-то из другого кармана. – Как вы сможете объяснить это?
На стол мне упала небольшая коробочка, в которой покоились остриженные ногти, прядь темных волос, пузырек с бурой жидкостью.
– Это ногти, волосы и анализы, – бодро ответила я, – в отличие от крысиного хвоста, добываются легко и непринужденно.
– Шутите? – разозлился вдруг он. – Ну, ладно. Больше вы у меня копейки не получите. Сам все сделаю, а про вас в газету напишу. У меня уже все продумано и готово.
Он сгреб свои сокровища, распихал их по карманам и выскочил за дверь. Пожалуй, я погорячилась. Да, он вызывает у меня антипатию, но и его противники работают не совсем гуманными методами. Так и до самоубийства довести можно. Я взяла телефон, чтобы извиниться, и тут мой взгляд упал на соседний стул. Не буду звонить, сам придет – барсетку оставил, недотепа. В ожидании клиента я решила заказать кофе, но барсетка на стуле не давала мне покоя. Поступать вопреки всему, чему тебя учили. А учили меня уважать чужое имущество. Но раз этого требуют кости… они меня еще ни разу не подводили!
Урожай оказался достойным моей дерзости, и я, закончив свои дела, спокойно дождалась возвращения потного от быстрой ходьбы усача.
– Извините, – официальным тоном произнесла я, – ирония в данном положении действительно неуместна, а ситуация серьезна, как никогда. Я уже близка к достижению окончательного результата расследования, и до наступления Нового года смогу обеспечить защиту невинному.
– Тогда ладно, – согласился Чернов, подозрительно косясь на барсетку, – я вас прощаю. Расскажите, как собираетесь меня защищать.
– Пока линия защиты находится в состоянии тайны следствия, – понесла я витиеватую чушь, – но вы можете спать спокойно. Вам ничто не угрожает.
Мой клиент помолчал, осмысливая сказанное, потом будто встрепенулся и наигранно-патетическим тоном произнес:
– Вы, кажется, забыли. Я просил защитить не столько меня, сколько мою жену. Представляете, что будет, если в новогоднюю ночь она вздумает летать на метле и продавать душу дьяволу? Как вообще происходит этот ритуал? Это опасно?
– Не беспокойтесь, я почитала литературу и знакома с тонкостями ритуала. Все будет хорошо.
Осталось прояснить один момент, и все встанет на свои места. Я дождалась, когда Чернов скроется в подъезде своего дома, и поднялась на чердак.
Почему от самой обычной зимней ночи ждешь чего-то необычного? Рецидивы обиженного детства, так и не поверившего, что Дед Мороз на детсадовском утреннике – толстая нянечка тетя Клава? Понимаешь, что все будет, как обычно, цинично усмехаешься затаившемуся в тебе ребенку, но все равно ждешь?
Так получилось, что в этом году супруги Черновы остались без компании. Нет ничего хуже новогодней ночи вкупе с опостылевшим супругом. Никому не нужные салаты лениво оплывают на столе, робкая попытка создать романтическую обстановку с помощью украшенной мишурой свечи трещит по швам где-то между бутербродами с икрой и селедкой под шубой, символизируя никчемность и тщетность, телевизионное веселье не зажигает, а только будит зависть. Когда там двенадцать-то? Еще часок ради приличия, и можно идти спать.
Внезапный звонок в дверь заставляет супругов вздрогнуть. На пороге Фанузя с блестящей мишурой на голове, в длинном платье с розами и люрексом и открытой бутылкой шампанского в руке. Ее счастливая мордашка заставляет улыбнуться и хозяйку, соседка приносит с собой шум, неразбериху, суматоху:
– Проводим старый год, соседи, ну-ка, быстренько, по бокальчику шампусика! Валерик, не ломайся. Не любишь шампанское? Ну, глоточек, еще один.
– Отстань, Фанузя, от этих газов только живот пучит, – сердито отмахнулся сосед.
Некоторое время Фанузя еще пыталась расшевелить хозяев, включила погромче телевизор и даже попыталась организовать танцы, ее вяло слушались, но физиономии у Черновых были такими кислыми, что веселая соседка махнула рукой, пригрозила вернуться и упорхнула на свой этаж.
Супруги молчали.
– Валера, – начала, наконец, Марийка, – так больше продолжаться не может. Ты же видишь, что мы – совершенно разные люди. Давай прекратим играть в этот счастливый брак.
– Ты опять за свое?
– Опять.
– Хорошо, давай это обсудим. Только сначала – выпьем, развод разводом, а праздник никто не отменял. Ты, как всегда, вино? Подожди, забыл бутылку на кухне.
Чернов вышел из комнаты, налил в бокал вина, плеснул в него немного жидкости из пузырька.
– Любишь ведьминские снадобья? – прошептал он. – Получай! Это мой тебе подарок.
Он вернулся в комнату, налил себе водки, чокнулся с женой. За столом опять наступило затишье. Внезапно Марийка попыталась встать, но ноги не держали ее, она уронила голову на стол, обмякла и больше уже не двигалась.
– Вот так-то будет лучше, – удовлетворенно произнес Чернов.
Он вернулся на кухню, тщательно вымыл бокал жены, потом поставил на огонь кастрюльку и начал методично бросать в нее щепотки трав, высыпал из знакомой уже коробочки ногти и волосы, добавил крысиный хвост, плеснул немного яда из своего пузырька и сел ждать, пока варево закипит. Но не дождался, привалился к стене, откинул голову, открыл рот и мирно захрапел.
Варево уже весело булькало в кастрюле, когда открылась входная дверь и на пороге возникла соседка в платье с розами. Она выключила газ под кастрюлькой, перетащила половую щетку из кладовки к окну, разулась, залезла на подоконник и потопталась на нем босыми ногами, оставив на его белоснежной поверхности весьма заметные темные следы. Потом спустилась, слегка приоткрыла окно и, весело напевая, стала наводить порядок в комнате: плеснула в пустые бокалы хозяев бурой жидкости из пузырька, побултыхала, чтобы она размазалась по стенкам, окунула палец в содержимое и мазнула обоих по губам спящих, в закуски на столе сыпанула по горстке опарышей, которых тоже притащила с собой, а на центральный бутерброд живописно пристроила дохлого таракана. Потом удовлетворенно осмотрела комнату. Но улыбка сползла с ее лица, когда в коридоре резко звякнул звук дверного звонка. Звонок тренькнул еще раз, потом еще, а потом дверь открылась, и в квартиру вошел хорошо одетый господин с белыми розами в руках.
– Хозяева, – хорошо поставленным голосом позвал он, – у вас открыто.
Ну, наконец, все в сборе. Правда, последнего визитера я не ожидала, однако он идеально дополняет картинку, поэтому я не имею ничего против. Максимов с ужасом смотрел на вакханалию, устроенную Фанузей, та дрожала за занавеской. Я спустилась с чердака, где у меня была установлена аппаратура, и зашла в открытую дверь квартиры.
– Не пугайтесь, с Марийкой все в порядке, – предупредила я господина, потянувшегося за сотовым, – Фанузя, выходи. Что ты подсыпала в шампанское? Снотворное? Клофелин?
– Ага, – пискнуло из-за занавески.
– На Чернова оно подействовало позже, он ведь только пригубил, но нам это на руку, теперь есть все доказательства того, что он пытался отравить Марийку.
Вчера среди бумажек, чеков, некрупных купюр в оставленной барсетке я сразу обнаружила стеклянный пузырек с прозрачной жидкостью. Я поднесла его к глазам, прочитала на этикетке: «Средство для уничтожения крыс и других мелких грызунов», и мелким шрифтом – несколько строк предупреждений. Насколько мне известно, дачи у Черновых не было, в доме, где проживали супруги, крыс не водилось. Судя по истерическому состоянию Валерика, он вполне мог отравить жену, поэтому я заменила содержимое простой водой.
А действовал он вполне грамотно: нанял меня, поставив в известность о пристрастии жены к ведьмачеству, подкинул крысиный хвост в «зелье» – кому не известно, что крысы – существа живучие, а накопленный в теле одной из них яд может убить не одного человека. Все выглядело бы как несчастный случай: полусвихнувшаяся женщина решила поиграть и заигралась, с кем не бывает!
Самое интересное, что он действительно считал, что у жены не все в порядке с головой – и метла в полнолуние, и «забытые» то тут, то там емкости со странными предметами действительно имели место. Да и неприятности, валившиеся на него параллельно с везением, сопутствующим супруге, не давали покоя. Странный тип. Почему бы в таком случае просто не дать ей развод?
Зачем Фанузе было мистифицировать Черновых, я не спрашивала. О ее причастности к делу я догадалась, когда поняла, что ключи, выпавшие из ее кармана, подходят к соседским дверям. Я сделала дубликат и в тот же день вернула ключи Фанузе, успев в отсутствии хозяев установить видеонаблюдение и в комнате. Она давно была влюблена в соседа сверху, поэтому и старалась убедить его в том, что все окружающие его женщины приносят ему несчастье. Фанузя работала лаборанткой в той самой клинике, куда бегал после своих случайных связей Чернов, чего ей стоило подтасовать нужные результаты или раздобыть пузырек с кровью! Самым сложным было – избавиться от жены, поэтому она уцепилась за оброненную как-то жалобу соседа на мистическую закономерность, происходящую в семье: его невезение началось одновременно с везением жены и именно тридцать первого числа. Честно говоря, не ожидала такой прыти от простушки Фанузи. Сообщения на мобильный, драка в подъезде после того, как он ударил жену, – дрессировала своего избранника, как собаку Павлова. А жуткая картина, которую по пробуждении должны были увидеть Черновы, даже меня заставила передернуться: настоящее пиршество ведьмы! Кровь в бокалах и на губах, опарыши в салатах, метла у открытого окна. Какой нормальный мужик после этого останется жить в этом доме?
– Ты хоть понимаешь, глупая, что, если бы ему удалось отравить жену, все списали бы на тебя? – спросила я всхлипывающую Фанузю. – И зачем он тебе нужен, стареющий, нудный, злобный?
– Я все равно его люблю, – проныла она, высморкавшись в занавеску, – со мной он исправится, я же буду единственная женщина, которая не принесет ему несчастье.
– Вы, конечно, должны будете дать делу ход? – подал голос Максимов, который, похоже, только что пришел в себя.
Я промолчала. Честно говоря, я и сама не знала, как теперь разрулить ситуацию.
– А вы не могли бы продать мне видеозапись всего, что происходило в эту ночь? – предложил он. Уж поверьте, я смогу сделать так, чтобы этот слизняк до конца жизни вздрагивал при имени своей бывшей жены.
Что же, продать так продать. И чего бы этим взрослым людям сразу было не разобраться со своими любвями? Или любовями? Фанузя действительно идеальная жена для Чернова: недалекая, неприхотливая, про таких говорят – рачительная домохозяйка. Максимов – тоже фрукт, двадцать пять лет чего-то ждал, вместо того чтобы свой интеллект и умение убеждать использовать для создания собственного счастья. Я подозревала, что и к должности своей он пришел отчасти для того, чтобы доказать любимой женщине, чего он стоит в этой жизни. Странные люди. Нет чтобы сразу довериться предчувствиям и поступать вопреки всему, чему тебя учили.
Наталья Солнцева
Случайный гость
Кучер, кряжистый рябой детина, осадил лошадей, спрыгнул на землю и заглянул в окошко кареты. Он был встревожен, его глаза лихорадочно блестели.
– Слышьте, ваше сиятельство, может, вернемся на постоялый двор, там заночуем? Неспокойно мне. Лошади волков чуют…
Он явно чего-то недоговаривал.
– Так ведь нынче лето, а не зима, – сердито возразил молодой человек, распахивая дверцу. – Метель не задует, стало быть, не заблудимся. И волки не голодные! Нешто не уйдем от них?
Над пустынным трактом стояла беззвездная ночь, стена леса с обеих сторон смыкалась с непроглядно темным небом, на котором в вышине желтовато брезжил призрак луны, едва различимый сквозь пелену облаков.
– Скоро поворот у Мертвого скита, – сообщил кучер, опасливо оглядываясь. – Здеся ночью лучше не ездить. Разбойники балуют… и так, проклятое место.
Молодой господин ехал издалека, да не один, а с барышней, которая всю дорогу закрывала лицо низко повязанной шалью. Платье на ней было богатое, парчовая душегрейка обшита соболем – видать, графская или княжеская дочка. Кучеру много разных людей приходилось возить по тракту, и он научился распознавать, кто перед ним. Эти двое, судя по всему, беглецы: скрываются либо от царского гнева, либо от родительского. Любовь-то, она и беднякам, и господам голову кружит. Парочка, небось тайно повенчанная, спешит замести следы, пока батюшка с матушкой не остынут и не дадут своего благословения. Или вовсе греховное дело – молодой любовник умыкнул супругу у ревнивого мужа! И такое бывает. Русская душа темнее, чем самый глубокий омут и самая черная ночь. В нее запросто не заглянешь…
– Поехали! – приказал молодой человек. – Хватит болтать!
И понятно почему – ему с барышней не с руки задерживаться на постоялых дворах: в любой глуши есть любопытные глаза и уши. Им поскорее ехать надо, затеряться в лесных дебрях. Поселятся где-нибудь на отшибе, в срубленном заранее доме, затаятся – ищи-свищи, сам Соловей-разбойник голову сломает.
Не к добру вспомнил кучер о разбойниках, сплюнул и широко, от плеча до плеча, перекрестился.
– А ежели лихие люди нападут? – не унимался он. – Воры тьмутараканьские?
У «сиятельства» лопнуло терпение – он вытащил из-за пазухи пистолет и помахал им в воздухе. Сказал грозно:
– Я тебя сам убью, идол упрямый! Иди к лошадям, живо!
Карета покатила вперед. Внутри, на истертом ковре сиденья зябко куталась в шаль юная красавица с тонким бледным лицом, на котором горели болезненным огнем глаза и ярко алели губы, накрашенные заморской помадой.
– Страшно мне, Гриша, мочи нет! – прошептала она, прижимаясь к плечу своего спутника. – Зачем мы папеньку ослушались? Надо было молить, в ногах валяться! Покаялись бы – согрешили, мол, до венца…
– Я каяться не умею, – сурово отрезал молодой человек. – Тем паче в ногах валяться! Увез тебя, и дело с концом!
Лошади свернули влево, деревья расступились, и кучер, гикнув, погнал. Раздался громкий треск, возница слетел с облучка, карета с размаху остановилась…
«Разбойники!» – вспыхнуло в голове девицы, она обмерла со страху, забилась в угол. Князь выскочил, выстрелил наугад. На него навалился дюжий бородатый мужик с дубиной, завязалась драка. В темноте ничего нельзя было разобрать – только мелькали вспышки, в нос бил запах пороха и тяжелого мужицкого пота. Дважды или трижды сабля княжеская попадала в цель, брызгала кровь, кто-то со стоном упал, кто-то побежал к лесу. Молодой человек, разгоряченный схваткой, ринулся следом…
Девушка в карете очнулась, прислушалась к звукам снаружи – тишина. Уши, что ли, у нее заложило от испуга? Дрожа и стуча зубами, она выглянула в открытую дверь – никого. Вышла – глаза долго привыкали к темноте. Первое, что она увидела, было мертвое тело кучера. Второе тело лежало чуть поодаль, с торчащей кверху бородой и оскаленными зубами.
– А-а-аааа! – в ужасе, взвизгнула девица. – А-а-а! Гриша! Гри-и-иишенька!
Никто не отозвался. Только из темной лесной чащи донесся до нее то ли волчий вой, то ли крик филина. Девица, вне себя от ужасного беспокойства, вернулась в карету, там, в нервной лихорадке, дождалась утра. Солнце размытым бледным пятном проступило на сером небе, осветило безжизненный скит, – два приткнувшихся друг к другу домика с остроугольными тесовыми крышами и одним уцелевшим покосившимся крестом. У дороги валялись два мертвых разбойника и кучер…
Сколько безутешная девица ни звала ненаглядного Гришеньку, сколько ни искала его в близлежащем лесу – все напрасно. Молодой князь исчез бесследно.
– Смотри за шашлыком, Митька, а то сгорит, – посоветовал товарищу крепко сбитый парень лет двадцати. – Видишь, кое-где еще огонь? Надо бы водичкой сбрызнуть.
Он повернул шампуры с мясом. От шашлыка шел аромат специй и лука, куски свинины истекали соком, который с шипением капал на угли. В ведре с родниковой водой охлаждались водка и пиво. Девушки расстелили на поляне скатерть, резали овощи и хлеб.
Денек выдался как по заказу – ясный, теплый, безветренный.
– Надо было вина девчонкам взять, – вздохнул Митька, лежа на спине и глядя в бездонную небесную синеву. – Они водку пить не станут. А пиво Галка не любит.
Их было четверо – сокурсников гуманитарного московского вуза – два парня и две девушки. Слабый пол изучал литературу, а сильный – историю. Свободное время молодые люди предпочитали проводить на природе, подальше от большого города. Зимой катались на лыжах в подмосковных лесах, летом ставили палатки на берегу тихой речушки или на лесной поляне, у ручья. Вот как сейчас.
– Поздно спохватился, Митяй! – весело блеснул белым рядом зубов приятель. – До ближайшего магазина – час пилить, а в деревне только самогоном можно разжиться. Эх, хорошо-то как! – Он сорвал зеленый стебелек, раскусил, ощущая на губах легкую травяную горечь. – От земли медвяный дух идет. Стрекозы летают…
В воздухе стоял густой запах разогретых солнцем лесных цветов, смешанный с дымком костра и пряным ароматом мяса.
– Шашлык готов? – звонко спросила одна из девушек, та, которая нравилась Артему, спортсмену и добродушному балагуру. Ее звали Мила. – Кушать хочется.
Артем тут же выплюнул травинку, вскочил и проверил мясо – пора снимать. Обжигаясь, он взял шампуры и понес к «скатерти-самобранке».
Митяй был пониже ростом, худощавый и в очках – типичный «ботаник», кладезь занятных историй и неизменный победитель конкурсов, где требовались эрудиция и знание малоизвестных фактов. Он был мастер придумывать всякие розыгрыши, увлекался поисками кладов и становился гвоздем программы любого загородного пикника.
Вопреки ожиданиям дамы от водки не отказались, выпили по рюмочке – для аппетита, – потом перешли на пиво. Шашлык удался: мягкий, сочный, в меру посоленный и приправленный перцем, он таял во рту. После еды всех разморило, захотелось прилечь в тени раскидистого дуба, закрыть глаза и послушать полуденную песню леса.
Артем вытащил из рюкзака большое одеяло, расстелил под деревом. Сквозь зеленый шатер листвы просвечивало солнце; травы и цветы стояли не шелохнувшись. Над ними кружили пчелы, порхали бабочки, гудели мохнатые шмели.
Насытившись, повалявшись в свое удовольствие, наслушавшись разноголосых птиц, Галка и Мила потребовали приключений.
– Зачем ты нас заманил на эту поляну? Признавайся! – пристали они к Митяю. – Ведь мы же сюда не просто так приехали?
– Конечно, – сразу согласился тот. – Тут неподалеку проходил старинный тракт, а во-о-он там, в глубине молодой рощицы, монахи-раскольники когда-то построили скит. То есть тогда рощи не было, она намного позже выросла.
– Ты ничего не путаешь? – ухмыльнулся Артем.
– Я по карте сверял – все точно.
– Не вижу никакого скита, – не унимался приятель. – Ну где? Покажи.
Он с первого курса лелеял заветную мечту: хоть раз посрамить умного очкарика. Не получалось. Может, сегодня повезет?
– Скит, вероятно, здешние крестьяне еще в прошлом веке растащили по бревнышку. Наши люди чужому добру пропасть не дадут, – лениво парировал «ботаник». – За рощей уже видна деревенская околица. Правда, крайние дома пустуют: никто в них не живет.
– Почему? Монахов боятся? Так они умерли давно.
Митяй поправил на носу очки и многозначительно произнес:
– Монахи сами отсюда ушли и другим заказали селиться. С тех пор народная молва нарекла это место Мертвым скитом. Говорят, лютые разбойнички облюбовали монашеские кельи – останавливались в них, кутили, потом выходили на большую дорогу, грабили и убивали проезжих, а трупы тащили в скит – хоронили.
– Мертвецо-о-ов? – поежилась Галка.
– Не живьем же людей в землю закапывали? – округлил глаза Митяй. И без того увеличенные стеклами очков, они стали огромными. – Некоторые исследователи местных поверий считают, что разбойники нарочно так делали, дабы отпугнуть от скита любопытных и любителей поживиться. Потому как именно здесь злодеи прятали награбленные сокровища.
– Пойдем поищем? – оживился Артем. – У меня саперная лопатка есть!
«Ботаник» охладил его пыл.
– Во-первых, без металлоискателя рыться в земле – гиблое дело. Во-вторых… не все так просто. Сокровища те не раз пытались отыскать, да все без толку. Как ты думаешь, почему монахи свой скит забросили?
Артем повел накачанными плечами, он не собирался ломать голову над пустяками. Девушки прижались друг к другу, как две голубки, – отчего им вдруг стало зябко? – и внимали худосочному очкарику, разинув рты. Вот легковерные дурехи! Он «заливает», а подруги все за чистую монету принимают.
– Началось все с того, что один из раскольников ушел в лес собирать хворост и пропал. Как в воду канул! – между тем продолжал Митяй. – И пошло-поехало. А во время войны с Наполеоном у Мертвого скита, сказывают, целый конный разъезд исчез. Скакали гусары по дороге, почудилось им, будто в чаще кто-то возится. Не французы ли? Свернули, и все! Амба!
– Так это французы и побили их, – неуверенно произнесла Галка. Глазищи у нее стали большие, как два блюдца.
– Французы или нет, а только ни тел не нашли, ни амуниции, ни лошадей. Лошади-то куда подевались?
– Волки съели! – фыркнул Артем. – Че ты девчонок пугаешь, умник?
– А в гражданскую один казачий есаул доложил командиру, будто столкнулся у Мертвого скита с всадниками в гусарской форме, – ничуть не смутился «ботаник». Он вошел в роль и уверенно гнул свою линию. – Они, дескать, проскакали в нескольких метрах от него, он даже эти… галуны на мундирах разглядел. Пронеслись, как вихрь, и растворились…
– Галуны! – передразнил его Артем. – Может, глюки? У есаула приступ белой горячки приключился, вот он и…
– Погоди, – перебила его Мила. – Не мешай! Пусть продолжает. Ты говори, Митя.
Очкарик рассказывал историю за историей, одну причудливей другой. Девушки слушали, Артем ерничал. Солнце начало клониться к закату. Артем все порывался идти к скиту с лопаткой, копать. Под вечер компания приняла единодушное решение не оставаться здесь на ночь, а идти в деревню.
– Смотрите. – Мила показала рукой в ту сторону, где, по словам Митяя, когда-то стоял скит. – Там даже птицы не летают.
Ее парень пренебрежительно хмыкнул. «Ботанику» таки удалось нагнать на девчонок страху! У него опять получилось.
– Не летают, потому что им спать пора, – заявил Артем. – Люди по домам разбредаются, а птицы – по гнездам.
– Вы как хотите, а я в палатке ночевать не стану! – нервно произнесла Галка. – Митя, пойдем в деревню, попросимся к кому-нибудь перекантоваться до утра. Неужели не пустят?
– Я домой хочу, – взмолилась Мила. Она побледнела, губы дрожали, глаза наполнились слезами.
– Так я и знал! – вспылил Артем. – Зря палатку ставили! А все твои небылицы, умник чертов! Ладно, собирайтесь. Если на последний автобус не опоздаем, через час будем на железнодорожной станции.
В электричку они сели, когда уже совсем стемнело. Поезд мчался к Москве, громыхая по коротким речным мостам, желтый свет из окон отражался в воде, падал на притихший черный лес, терялся между стволов. Показался, сияя огнями, город.
Вышли на «Бабушкинской». Митя поехал провожать Галку, Артем – Милу. Она всю дорогу молчала, уставившись в одну точку. У подъезда он, как всегда, потянулся к ней с поцелуем. Девушка дернулась, толкнула его в плечо.
– Ты чего? – растерялся парень.
Мила, не отвечая, повернулась, набрала код и, даже не оглянувшись, поглощенная какими-то важными для нее мыслями, скрылась за дверью.
– Ничего себе! – присвистнул Артем. – Ну и дела…
Джип «Субару» стального цвета неторопливо катил по проселочной дороге. Вдали виднелся лес, тот самый, где в прошлую субботу отдыхала веселая компания.
– Остановите здесь, пожалуйста, – попросила водителя молоденькая пассажирка. – Дальше я пешком пойду.
Тот послушно кивнул, притормозил. Девушка – это была Мила – достала из сумочки деньги.
– Не надо, – вежливо улыбнулся хозяин джипа. – Я не таксист. Подвез, потому что мне по пути.
– Ну, тогда спасибо!
Пассажирка попрощалась и резво зашагала по пыльной грунтовке. Стояли душные летние сумерки, над лесом собиралась гроза. Водитель «Субару» с недоумением проводил девушку взглядом – до деревни добрых два километра, зачем зря ноги бить? Женщин не поймешь! Вот-вот дождь начнется, а она в легких шортах и майке, в босоножках.
Машина, мягко преодолевая ухабы, поехала дальше, а Мила свернула на едва различимую в траве тропинку: наискосок через орешник до нежилых домов рукой подать. Скоро тропинка привела ее к деревянному пятистенку с заколоченными ставнями. Мила поднялась по скрипучим ступенькам крыльца к двери, постояла, прислушиваясь. Перед грозой все затихло, только далеко из деревни доносился собачий лай.
Она подергала заржавевшую ручку, и дверь, которая держалась на двух кривых гвоздях, нехотя поддалась, отворилась, открывая просторные сени. На покрытом слоем пыли полу валялись какие-то корзины и ящики, к бревенчатой стене прислонились сломанные вилы, с потолка свисала паутина. Горница представляла собой то же запустение: почернелая печь, пара грязных лавок, большой сундук в углу. «Сокровища! – усмехнулась про себя девушка. – Битые глиняные горшки и ветошь».
Мила смахнула с сундука мусор и уселась. Сквозь щели ставен в горницу проникали скупые полоски света. Вдруг они померкли, потом ярко вспыхнули. «Молния, – догадалась девушка. – Сейчас громыхнет!» И спустя мгновение оглушительный раскат грома потряс заброшенное жилище. По крыше, по листве деревьев забарабанил дождь.
Гостья прислонилась к стене и закрыла глаза. Шум дождя приятно волновал ее…
С тех пор как Митяй рассказал о Мертвом ските, Мила потеряла покой и сон. Интерес к жизни пропал, аппетит тоже. Ее одолевали странные мысли – хотелось пойти туда, где когда-то стояли монашеские кельи, найти старый тракт… а потом что? На этом мысли обрывались. Но тяга была так сильна, что Мила сопротивлялась ровно неделю, до следующей субботы. Родители к обеду уехали на дачу, а она, словом никому не обмолвившись, отправилась на вокзал. Электричка привезла ее на знакомую станцию, а до места доставил улыбчивый водитель «Субару». И вот она здесь, пережидает непогоду в пустующем деревенском доме. «Зачем я сюда приехала?» – спрашивала себя Мила. Ответа не было.
Дождь усиливался. Казалось, с неба низвергается настоящий водопад. В горнице совсем стемнело. Девушка достала из сумочки предусмотрительно взятую с собой свечу, чиркнула спичкой – яркий язычок пламени напомнил ей что-то давнее, безвозвратно утерянное…
Визг несмазанных дверных петель заставил ее вздрогнуть и насторожиться. Жалобно запели рассохшиеся половицы, и в горницу ввалился вымокший насквозь молодой человек. На нем был длинный зеленый пиджак экзотического фасона, наподобие камзола, из-под которого выглядывала кружевная рубашка, такого же цвета штаны и высокие сапоги на сильных, стройных ногах.
– Я заблудился! – заявил он, перекладывая из руки в руку обнаженную саблю. – Кто вы? Чей это дом?
В груди Милы шевельнулся страх, но лицо случайного гостя – с красивыми мужественными чертами, хотя и небритое, – внушало ей необъяснимое доверие. Страх сменился любопытством, вернее, каким-то лихорадочным, болезненным интересом. Гость и сам пожирал ее глазами.
– Вы совершенно раздеты, – наконец заметил он. – Ваше платье намокло? Прикройтесь. – Одним движением он стянул с себя «пиджак» и подал ей. – Надо разжечь огонь. Пойду поищу дрова.
Мила не собиралась облачаться в его мокрую – хоть выжимай – одежду. Еще чего не хватало! Тогда она вправду замерзнет, пожалуй, и простуду подхватит.
Молодой человек вышел и тотчас же вернулся с охапкой дров.
– У меня есть спички, – непослушными губами выговорила Мила. – Вот, возьмите!
Сырые березовые поленья задымили, но вскоре жаркое пламя охватило их, и от печки потянуло теплом.
Миле казалось, она погружается в глубокий и приятный сон: заброшенный деревенский дом, ужасная гроза, случайный гость с саблей наголо, одетый причудливо, будто артист из бродячей труппы. Но ведь сейчас нет бродячих театров. Вдруг это забрел в ее убежище кровавый маньяк? А ей почему-то не страшно. Это все проделки «ботаника»! Он обожает всякие розыгрыши. Просто жить без них не может. Однако… никто ведь не знал, что Мила отправится к Мертвому скиту именно сегодня. Она и сама не была уверена.
– Вас «ботаник» подослал, да? – спросила девушка.
«Артист», который грелся у печки, обернулся к ней с обескураженным видом. О чем его спрашивают? Его длинные, вьющиеся по плечам волосы стали багровыми в отблесках огня и образовали пылающий ореол вокруг головы.
– Снимите рубашку, – предложила она. – Так она быстрее высохнет. И сапоги…
Он чем-то напоминал ей святого Георгия: слишком хорош для смертного. Благородное лицо, горделивая осанка, развитое тело – все естественное, гармоничное. Не то что худосочный Митяй или накачанный в спортзале Артур. Она осмелилась ему об этом сказать.
– Вы угадали, – улыбнулся он. – Меня нарекли Георгием.
– Гриша, значит?
– Можно и так! А… вас как величать?
– Мила. Вот и познакомились.
Он последовал ее совету и снял рубашку, выжал, развесил у печи. Гроза не стихала, дождь лил как из ведра, стучал в ставни, будто нетерпеливый путник, застигнутый в лесу ненастьем. До утра носа не высунешь!
Молодой человек, очевидно от скуки, решил продолжить игру.
– Я с разбойниками сражался, – заявил он. – Бился не на живот, а на смерть… Они, окаянные, в чащу ринулись, я – следом. Блуждал, блуждал, пока не попал в грозу. Тут гляжу – меж стволов поляна, и домишко виднеется.
– А в домишке сидит девица-красавица! – подыграла ему Мила. – Горючие слезы льет. Где ж ты, мой суженый-ряженый? Куда подевался?
Георгий только сейчас разглядел, как нежны ее приоткрытые губы. Скользнул взглядом ниже, по белой девичьей шее, по прельстительным линиям полной груди, выступающей из открытой майки. Такой бесстыдной наготы ему видеть не приходилось – разве что когда за дворовыми девками на пруду подглядывал. Да и те в длиннополые рубахи рядились. А эта…
Его молодое тело содрогнулось от желания. И эта блаженная дрожь передалась девушке, разлилась томлением в крови.
Читать бесплатно другие книги:
