Вселенная Ехо. Том 2 Фрай Макс

Нумминорих тоже это почувствовал. Во всяком случае, он недоверчиво уставился на меня, потом тихонько рассмеялся. Наверное, представил себе, как я с озверевшим лицом отгрызаю ухо у огромного шоколадного монстра, который отчаянно пытается сопротивляться.

– Мы чего-то ждем, Макс? – наконец спросил он.

– Моего звездного часа, – сварливо сказал я. – Того чудесного момента, когда я наконец пойму, что можно сделать с этим грешным замком. Вообще-то, мне ничего не стоит превратить эту дверь в горстку пепла, но что мы в таком случае будем открывать?

– Что же ты сразу не сказал? – обрадовался Нумминорих. – Я умею открывать замки – любые! У меня был хороший учитель. В юности моя мама стала Мастером Открывающим Двери в Ордене Часов Попятного Времени. Она действительно открывала для них все двери, когда это было нужно, – и обыкновенные, и Тайные, и даже двери, расположенные на Темных Путях. В то смутное время это было очень полезное искусство. А потом Магистр Маба Калох распустил Орден, и маме пришлось зажить более-менее обыкновенной жизнью… Ты ведь знаешь, что Орден Часов Попятного Времени распустили еще до начала Войны за Кодекс?

– Знаю. Я и самого Магистра Мабу знаю, – улыбнулся я. – Самое удивительное существо в нашем и без того не слишком скучном Мире. Не удивлюсь, если выяснится, что он за нами подсматривает… и вот прямо сейчас даст мне по морде за то, что я слишком много болтаю.

«Делать мне нечего – с тобой драться. Хотя твой язык действительно мог бы быть немного короче. И кстати, я не подсматриваю, а наблюдаю – это разные вещи». – Безмолвная речь Мабы Калоха чуть не сбила меня с ног.

«Грешные Магистры, вы действительно здесь?» – опешил я.

«Разумеется, нет. Я в Ехо, чего и тебе желаю. И не отвлекайся на разговоры со мной, ладно? Будем считать, что тебе померещилось».

Продолжения не последовало, Маба Калох умолк. Насколько я успел его изучить, можно было не сомневаться, что больше я не дождусь ни слова.

– Что-то случилось? – встревожился Нумминорих.

– Ничего. – Я тряхнул головой, чтобы прийти в себя. – Давай-ка открывай этот грешный замок, если умеешь.

– Легко.

Нумминорих положил правую руку на замок, озабоченно нахмурился и накрыл ее левой ладонью. Я заметил, что его лицо раскраснелось, а на лбу появились капельки пота.

– Готово, – наконец сообщил он. – Еле справился. Вроде бы совсем простой замок, но, оказывается, в другом Мире очень трудно колдовать.

– Да, наверное, – согласился я, берясь за ручку двери. – А теперь дай мне руку и закрой глаза. И не открывай, пока я не скажу, что можно. Попробуем вернуться домой.

Я и сам закрыл глаза, решительно распахнул дверь и на ощупь перешагнул порог. Земля ушла из-под ног, потом исчезли и сами ноги, и вообще все исчезло, даже я. Остались только влажные от напряжения пальцы Нумминориха, стиснувшие мою лапу – его железную хватку я ощущал даже в Коридоре между Мирами.

«Это и есть Хумгат, парень. Здесь нет ничего, в том числе и нас. Только двери между Мирами, и одна из них приведет нас домой, – подумал я. – Ты уж постарайся запомнить, как это бывает – пригодится».

Я даже не пытался говорить вслух. Знал, что Нумминорих и так меня услышит. Здесь, в абсолютной пустоте, чужая мысль звучит громче, чем истошный крик в чистом поле.

А потом отведенная нам вечность закончилась, и мои ступни снова ощутили под собой твердую опору.

Я открыл глаза и обнаружил, что мы стоим в знакомом уже подземелье, а смешной, почти игрушечный паровозик и два крошечных вагона услужливо ждут, когда мы соизволим прокатиться. Недолго думая, я устремился туда, волоча за собой Нумминориха.

Я немного не рассчитал свои силы; дело кончилось тем, что мы оба оказались на полу. Двери закрылись, и беленые стены подземелья медленно поплыли мимо окон. Я сердито потер ушибленное колено, Нумминорих держался за локоть.

– А теперь-то можно открыть глаза? – жалобно спросилон.

– Ох, уже давно можно, – вздохнул я. – Забыл тебе сказать, за что и поплатился.

– Мы оба поплатились, – улыбнулся он, поглаживая свой ушибленный локоть. Потом открыл глаза и заморгал, щурясь от света.

– Мы что, уже едем в Нунду? Или еще куда-то?

– Надеюсь, что в Нунду, – я пожал плечами. – Там разберемся. Главное, что мы вернулись.

– А что, могли и не вернуться? – запоздало испугался Нумминорих.

– Разумеется, могли, – зевнул я. – Я же честно сказал, что тебе достался не самый надежный попутчик. Тем не менее мы вернулись, так что и говорить не о чем… Слушай, я посплю чуть-чуть, пока мы едем, ладно? Я устал как… Даже не знаю, как кто. А в Нунде мне предстоит как следует порезвиться.

– Порезвиться?!

– Ну да. Нужно ведь как-то разобраться с господином комендантом, возжаждавшим дармового бессмертия.

– А я о нем уже забыл, – смутился Нумминорих. – Спи, Макс. Я тебя разбужу, когда мы приедем.

– Боюсь, что на такое чудо твоего могущества не хватит, – мечтательно сказал я, сворачиваясь калачиком на коротком, но мягком сиденье. – Меня даже сам сэр Джуффин иногда не может разбудить – представляешь, как это круто?

Тем не менее, когда пришло время, Нумминорих каким-то образом сумел меня растолкать. Я проснулся как миленький и неохотно оторвал зад от мягкого сиденья. Ватные ноги кое-как вынесли меня из вагона, крошечный поезд медленно уполз в темноту.

– Такой могущественный дядя, а просыпаться легко и с удовольствием до сих пор не умею, в отличие от тебя, – мрачно сказал я Нумминориху. – Научил бы, что ли.

– Я бы научил, – растерялся он. – Только сам не знаю, как этому можно научить.

– Ладно, тогда обойдемся бальзамом Кахара, – вздохнул я. Порылся в карманах Мантии Смерти, нашел бутылку, сделал хороший глоток и удовлетворенно кивнул: жизнь снова стала вполне прекрасной и удивительной. По крайней мере, спать больше не хотелось.

– Всего-то восьмая ступень Черной магии, а какая сильная штука, – заметил я. – И что бы я без него делал все эти годы? Сдох бы как собака. Ладно уж, пошли наверх.

По дороге я тупо считал ступеньки. Выяснилось, что их было сто девяносто две – не больше и не меньше. Эта бесценная информация не показалась мне слишком полезной, тем не менее она прочно засела в моей голове и сидит там до сих пор.

– А теперь давай кутаться в укумбийский плащ. Думаю, утро уже давным-давно наступило, и здесь ошивается куча народу, – сказал я, когда мы завершили восхождение и остановились у двери, ведущей в кухню. – Пойдем поищем господина коменданта. Учти, вся надежда на твой нос.

– А я все время чувствую его запах, – кивнул Нумминорих. – По-моему, он прошел здесь совсем недавно. Может быть, никакое утро еще и не думало наступать?

– Все может быть, – согласился я. – Тем не менее давай замаскируемся.

Мы вышли в коридор, такой же безлюдный, как ночью. Нумминорих тут же куда-то свернул и уверенно устремился в неизвестном направлении. Мне оставалось только следить за тем, чтобы шагать с ним в ногу: когда два человека надевают один плащ, обычная ходьба сразу же превращается в какой-то дурацкий аттракцион.

Мы бродили по коридорам минут десять. Дважды нам навстречу попадались небольшие группы молодых людей в коротких форменных лоохи, но они нас, хвала Магистрам, не замечали.

– Вот здесь он и сидит, – шепнул Нумминорих, останавливаясь перед массивной дверью темного дерева.

Ее поверхность была украшена искусной резьбой. На нас сердито уставились диковинные морды каких-то экзотических зверюг. Зеленоватые камни, заменяющие им глаза, казались мне живыми. Они смотрели на нас настороженным взглядом внезапно разбуженных хищников.

– Это Стражи дверей, – уважительно сказал Нумминорих. – Редкая штука, сорок первая ступень Черной магии. Наверное, остались с прежних времен, сейчас таких не делают.

– Они не дадут нам войти? – спросил я.

– Вообще-то именно для того они и существуют, чтобы никого не пускать. Но я знаю, как с ними договориться.

– Правда? – обрадовался я.

– Ну да. Я же говорил тебе, что моя мама раньше была Мастером Открывающим Двери. Она многому меня научила. Мы часто играли во взломщиков – это была моя любимая игра. Мы жили в очень старом доме, который достался нам по наследству от ее деда, и на дверях маминого кабинета тоже были такие Стражи. Мне было всего пятнадцать лет, когда я научился сам заходить в эту комнату.

– Здорово! – восхитился я.

Я быстро подсчитал в уме и понял, что в пятнадцать лет жители этого неторопливого Мира еще совсем малыши, вроде наших четырехлетних карапузов. Выходит, Нумминорих был вундеркиндом…

Бывший вундеркинд тем временем ласково поглаживал тонкие контуры резьбы. В конце концов он выскользнул из-под полы укумбийского плаща, присел на корточки и доверительно прижался лбом к одному из рисунков. Он что-то говорил этим нарисованным тварям, так тихо, что я ничего не мог разобрать.

– Вот и все, – улыбнулся он, оборачиваясь ко мне. – Мы договорились. Они нас пропустят.

– И какую сумму ты теперь должен перевести на их счет в швейцарском банке? – прыснул я.

– Чего? – изумился он. – Какая еще банка?

– Ничего, – вздохнул я. – Не банка, а просто очередная идиотская шутка, годная исключительно для личного пользования, не обращай внимания… Зато ты у нас действительно гений.

Он еще несколько секунд повозился с замком, и дверь бесшумно открылась. Мы вошли в полутемный холл и снова затормозили: теперь нужно было понять, за какой из четырех одинаковых белых дверей скрывается комендант.

– Он там, – Нумминорих уверенно ткнул указательным пальцем в направлении одной из них.

– Хорошо, – кивнул я. – Подожди здесь. Думаю, я быстро управлюсь. Пусть плащ остается у тебя.

– А может, лучше вместе? – возразил Нумминорих. – Мало ли что.

– Вот именно, – усмехнулся я. – Я буду метать Смертные шары и вообще творить Магистры знают что. Не нужны мне несчастные случаи на производстве.

– Где? – переспросил он.

– Потом!

Я набросил на него укумбийский плащ и решительно распахнул дверь.

Сэр Капук Андагума сидел в массивном кресле у окна и задумчиво перебирал в руках маленькие самопишущие таблички.

Мое появление оказалось для него сюрпризом. Я еще никогда в жизни не видел столь стремительной смены чувств на человеческом лице. Изумление сменилось пониманием, а потом в его глазах появилось такое отчаяние, что моя рука, приготовившаяся метать Смертный шар, начала безвольно опускаться. Думаю, его чары тут были ни при чем: я попался в сети обыкновенной жалости, простенькой, но эффективной ловушки, в которую то и дело попадаются отборные экземпляры хороших, в сущности, охотников.

Это была бесконечно длинная секунда. Я успел задохнуться от ужаса и гнева Капука Андагумы, понять, что мы, в сущности, очень похожи: наверняка я бы и сам на его месте испытывал именно такую гремучую смесь мощных, но бесполезных чувств. Но пришлось взять себя в руки – в конце концов, я пришел сюда не для того, чтобы насладиться своими сверхъестественными способностями к сопереживанию. Я считал своим долгом наказать человека, которому взбрело в голову, будто он может распоряжаться чужими жизнями, как собственным банковским счетом. Служебные обязанности – дело десятое. Я не мог обманывать себя, это была глубоко личная месть. Если бы мне предстояло заплатить за свое решение сотней-другой лет в Холоми, это, пожалуй, ничего бы не изменило.

Поэтому на исходе тягучей, как лакричная конфета, паузы мои пальцы снова сложились в щепоть, и крошечная пронзительно-зеленая шаровая молния с противным чавкающим звуком впилась в лоб коменданта Нунды.

Уже потом я понял, что чудом успел его опередить. Красивые ухоженные руки коменданта как раз взмыли вверх, а губы разомкнулись, чтобы выплюнуть мне в лицо какое-нибудь смертоносное древнее заклинание. Но мне так и не удалось узнать, что за сюрприз был для меня приготовлен. Передать не могу, как меня это радует.

– Я с тобой, хозяин, – голос звучал так тихо, словно сэр Капук Андагума прилагал чудовищные усилия, чтобы вовсе не произносить этих слов.

– Пошли, – лаконично сказал я.

Моя жертва послушно поднялась из кресла и зашагала к двери. На коменданте была только тонкая домашняя скаба, но он не стал оглядываться в поисках лоохи. «Все правильно, приказа одеваться от меня не поступало, а собственных соображений у него больше нет», – с отвращением подумал я. Я часто говорю, что меня тошнит от собственного могущества, но сегодня это чувство впервые оказалось не душевным переживанием, а настоящей телесной, почти похмельной мутью.

Откровенно говоря, мне было наплевать, подцепит ли сэр Капук Андагума насморк. Но я подумал, что его легкомысленный костюм может вызвать подозрения – мало ли кто встретится нам по дороге.

– Сначала оденьтесь, – велел я.

А сам остановился у двери и машинально потерся затылком о прохладное дерево обшивки. Это оказалось чертовски приятно. Можно было подумать, что я всю жизнь мечтал именно о таком удовольствии, и вот сбылось наконец-то.

Господин Андагума тем временем поспешно закутался в тонкое темно-красное лоохи, которое извлек из почти невидимого, встроенного в стену платяного шкафа.

– Я оделся, хозяин, – сообщил он.

– Вот и славно. Теперь пошли.

Я, не оборачиваясь, вышел в холл. Увидев меня, целого и невредимого, да еще и с пленником, Нумминорих поспешно снял укумбийский плащ – наверное, для того, чтобы мы не наступили на его невидимую ногу.

– Ну что, теперь мы отвезем его в Ехо? – не скрывая облегчения, спросил он.

Я покачал головой. Потом спросил себя: а не лучше ли сделать так, как предлагает Нумминорих? Отвезти эту сволочь коменданта в Ехо, отдать ребятам Багуды Малдахана, пусть запирают свою добычу в одной из комфортабельных камер Холоми на пару столетий в соответствии с гуманными законами Соединенного Королевства. К тому же, я бы дорого дал, чтобы отправиться домой прямо сейчас. Но я совершенно точно знал, что меня не устраивает такой финал этой паршивой истории.

Орден Долгого Пути во главе с синеглазым Магистром Нанкой Ёком уже отправился в бессрочную ссылку, навсегда исчез из этого прекрасного Мира. При этом я отлично понимал, что ответственность за все случившееся лежит не на них. Оставалось надеяться, что моим друзьям-вампирам придется по душе сладкий запах цветущих лип на восточной окраине Берлина и заодно пивной привкус крови новых соседей.

А для коменданта Нунды у меня был заготовлен совсем другой сценарий. «За чужие жизни можно заплатить только собственной», – упрямо думал я. Не знаю уж, с чего это мне взбрело в голову, будто я и есть тот самый единственный и неповторимый судья, который уполномочен решать вопросы такого рода.

– Мы не повезем его в Ехо, – сказал я Нумминориху. – Ни к чему. Вместо этого мы с сэром Андагумой совершим небольшую загородную прогулку. Он покажет мне окрестности, мы будем нюхать какие-нибудь орхидеи, пугать болотных птиц и беседовать о вечности. А ты забирай Друппи, садись в амобилер и дуй отсюда так, чтобы ветер в ушах свистел. Мы с господином комендантом проводим вас до ворот, чтобы обошлось без лишних расспросов. Жди меня в Авалати, в том самом трактирчике на центральной улице, мимо которого мы проезжали, помнишь? Думаю, я быстро вас догоню.

– На чем это ты собрался нас догонять? – нахмурился Нумминорих. – Если я уеду на нашем амобилере? Правда, у меня в пригоршне есть еще один, но не думаю, что он сможет проехать хоть дюжину миль по этим грешным болотам.

– Да, это проблема, – согласился я. – Но сейчас мы с ней разберемся. – Я повернулся к коменданту: – На чем вы ездите по окрестностям?

– Для таких поездок у нас есть амобилеры со специальными колесами, хозяин, – откликнулся он. – Они вполне могут проехать по любой дороге даже в это время года.

– Ну вот видишь, – улыбнулся я Нумминориху. – Не только мы с тобой такие умные.

– Макс, мне не нравится, что ты собираешься где-то бродить с этим человеком, – упрямо сказал он. – Ты ведь хочешь его убить, да?

– Я не хочу, – мягко поправил я. – Но так надо.

– Тогда пойдем вместе. Мне так будет спокойнее. Мало ли что может случиться.

– Может, – согласился я. – Но пока оно будет думать, случаться ему или нет, ты подождешь меня в Авалати. И не нужно тратить время на дискуссию, ладно? Все равно я уже решил.

– Хорошо, не будем тратить время, – кивнул Нумминорих. – Просто скажи, почему? Если уж я смог пройти в другой Мир по твоим следам… Почему я не могу прогуляться с тобой по гугландским болотам?

– Только потому, что я не хочу перекладывать на тебя часть ответственности за мои поступки, – вздохнул я. – Я принял некое решение. Думаю, что это не слишком хорошее решение, но я твердо намерен его выполнить. И поскольку это мое личное решение, ответственность за его последствия должна лежать только на мне. А если ты будешь присутствовать, ты станешь соучастником. Теперь понятно?

– Теперь понятно.

Нумминорих был мрачнее тучи, но спорить, хвала Магистрам, не стал. Развернулся и вышел в коридор. Мы молча дошли до двери, ведущей в наши апартаменты. Нумминорих зашел туда и через несколько минут вернулся в сопровождении совершенно счастливого Друппи с нашими дорожными сумками наперевес – к счастью, мы так и не успели их распаковать.

– Не обижайся на меня, ладно? – как можно мягче сказал я.

Нумминорих удивленно помотал головой.

– Ну что ты, Макс. Я и не думал обижаться. Просто грустно все это… И потом, мне очень не хочется оставлять тебя одного.

– Мне и самому не хочется оставаться одному. Но я уже остался один, раз и навсегда.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился он.

– Сам не знаю, – вздохнул я. – Не обращай внимания, ладно? У меня был тяжелый день, и моя несчастная крыша уже не просто съехала, а скрылась за горизонтом… Только не спрашивай меня, что за «крыша» и куда она «съехала», а то наш разговор затянется до Последнего Дня года. Лучше просто поезжай в Авалати и дождись меня, ладно? Надеюсь, что по дороге домой мы сможем обсудить все эти милые лексические недоразумения.

Потом я велел коменданту объяснить своим подчиненным, что внезапный отъезд Нумминориха – совершенно нормальное и закономерное явление. Он, разумеется, выполнил мой приказ, так что через несколько минут наш вездеход выехал за ворота. Друппи порывался выскочить из амобилера, чтобы составить мне компанию. Наверное, он тоже не хотел оставлять меня одного. Но Нумминорих что-то ему шепнул, и пес спокойно разлегся на заднем сиденье.

Когда они уехали, мне стало так тоскливо, что я был готов завыть, задрав голову к прозрачному утреннему небу. Еще немного, и я бы послал зов Нумминориху, сказал бы ему, что передумал. Дескать, давай, возвращайся, забирай меня отсюда, поехали домой.

Но оказалось, что парадом уже давно командую не я, а какой-то упрямый, немилосердный незнакомец, до поры до времени тихо дремавший в темной глубине моего существа. Он был тем, кто принимает решения и действует не раздумывая, а моему хорошему приятелю Максу оставалось только молча ждать, когда ему позволят вернуться – если вообще позволят, хоть когда-нибудь.

Поэтому я не стал звать Нумминориха. Велел покорному коменданту предоставить мне амобилер, пригодный для поездок по здешним местам. Одобрительно оглядел толстые массивные колеса машины и уселся за рычаг. Капук Андагума покорно устроился рядом, и мы выехали за ворота.

– Здесь поблизости есть место, где вы хотели бы умереть? – вежливо спросил я своего пленника.

– Я нигде не хочу умирать, хозяин, – ответствовал он.

– Да, разумеется. Дурацкий вопрос, – усмехнулся я. – Ладно, тогда просто скажите мне, какая из дорог ведет к болотам?

– Здесь все дороги ведут к болотам, хозяин. Кроме той, по которой уехал твой спутник – это дорога в Авалати, а там почти нет болот.

– Ладно, тогда едем на юг, – решил я. – Мне понравился пейзаж за окном кабинета Магистра Нанки. Будем надеяться, что вся территория его бывших владений выглядит примерно так же. Вам нравятся эти места, сэр Андагума?

– Мне вообще не нравится Гугланд, хозяин. Каждое утро я смотрел в окно и понимал, что ненавижу эту землю.

– Нельзя ненавидеть землю, на которой живешь, – укоризненно сказал я. – Мне бы хотелось, чтобы вы ее полюбили, хотя бы сейчас.

Я хотел добавить еще что-то, потом посмотрел на равнодушное лицо своей жертвы и заткнулся. Какие уж тут разговоры.

– Теперь мне здесь нравится, хозяин, – покорно сказал Капук Андагума.

Мне захотелось дать себе по морде – хорошенько, со всей дури, чтобы челюсть в крошку. Но, пожалуй, это было почти так же бесполезно, как мои идиотские попытки напоследок поговорить со своей жертвой по душам.

…Через несколько часов я понял, что амобилер дальше не поедет. Думаю, даже настоящий вездеход здесь был бы бесполезен. Почва стала такой топкой, что мои сапоги увязали в ней чуть ли не по щиколотку.

Все же я довольно долго брел куда глаза глядят, путаясь в высокой белесой траве. Комендант Нунды безропотно шагал следом за мной. Наконец я остановился и огляделся.

Нас обступало безбрежное море болотной травы, светлой, как пасмурное небо над нашими головами. Кое-где темнели пятна воды. Меньше всего это место походило на знакомый мне Мир. Казалось, меня случайно занесло в совершенно необитаемое пространство, существующее только в воображении бесповоротно несчастного, одинокого безумца. Именно так, пожалуй, и должны бы выглядеть пейзажи дантовского лимба – вот только здесь не было никого, даже печальных призраков каких-нибудь местных Вергилиев.

Идти дальше мне не хотелось, возвращаться к амобилеру – тоже. Я остановился. Некоторое время молча испепелял воспаленными очами произвольно выбранную точку на горизонте. Капук Андагума равнодушно сопел за моей спиной. Я пожал плечами – сколько можно таскать его за собой?

– Последний приказ, господин комендант. Дальше вы пойдете без меня. Вы должны найти какую-нибудь хорошую трясину. Пусть она вас поглотит. После этого вы будете свободны от необходимости выполнять мои дурацкие приказы и от необходимости жить дальше заодно.

– Хорошо, хозяин. Я найду трясину и дам ей себя поглотить, – покорно согласился он.

Комендант Нунды пошел вперед, не разбирая дороги, а я остался. Можно было не сомневаться, что бедняга честно исполнит мой приказ – а что ему оставалось? Некоторое время я смотрел, как мелькает среди высокой болотной травы его красное лоохи, потом развернулся и затопал в противоположном направлении. «Домой, – думал я. – Сейчас поеду домой. Ну их к черту, эти гугландские болота!»

Примерно через полчаса я понял, что заблудился. Амобилера нигде не было. То есть где-то он, конечно, был, но я никак не мог обнаружить это замечательное место.

– И на кой тебе вообще понадобилась эта пешая экскурсия, дорогуша? – спросил я себя вслух. – Ты вполне мог отдать ему тот же самый приказ и остаться в амобилере. Впрочем, ты вообще мог отдать ему этот грешный приказ прямо в спальне и спокойно ехать домой. Дураком был, дураком и помрешь.

Я еще не закончил говорить, когда почувствовал, что моя правая нога подозрительно глубоко погрузилась в топкую почву. Меня прошиб холодный пот. Я поспешно вытащил ногу и уставился на сапог. Судя по его состоянию, я только что увяз почти по колено.

Меня охватила самая настоящая паника. До сих пор мне не приходило в голову, что я могу разделить страшную судьбу своей жертвы. Я совсем не знал этих мест, я никогда не бродил по тайным тропинкам между трясинами. Я вообще еще никогда в жизни не гулял по болотам. У меня не было даже какой-нибудь палки, чтобы нащупывать путь. Так что у гугландских болот имелись хорошие шансы получить мое тело в вечное владение.

Потом я повел себя так глупо, что самому не верится. Я позволил себе потерять голову, рехнулся от страха и опрометью понесся куда-то вперед, приминая хрупкие стебли травы.

Я бежал так быстро, что почти не касался ногами земли. Возможно, именно поэтому мне удавалось не увязнуть. Кажется, я что-то кричал. По щекам текли слезы, а тело то и дело сводила судорога – оно уже предчувствовало, как будет корчиться в холодной глотке болота. Уж чего-чего, а воображения у меня всегда было в избытке.

Наконец я споткнулся, упал вниз лицом и ощутил, как под моим животом медленно открывается голодный рот трясины. Мне показалось, что я стремительно погружаюсь в топкое липкое месиво грязи, а потом сей факт, как, впрочем, и все прочие обстоятельства, утратил актуальность: я потерял сознание. Все-таки иногда небеса бывают милосердны.

Когда я пришел в себя, я лежал на спине и дрожал от холода. Было темно. Мокрая одежда облепила мое тело – описать не могу, как это было неприятно. Я инстинктивно свернулся клубочком. Теплее не стало, зато я почему-то почувствовал себя спокойнее.

Потом я понял, что на меня кто-то смотрит из темноты. Несколько лет жизни в Ехо сделали мое зрение почти таким же острым, как у коренных угуландцев. Я вполне могу различить в темноте все, что требуется. Так что я осторожно поднял голову и огляделся.

Сначала я никого не увидел, но потом понял, что в нескольких метрах от меня сидит большая птица. Думаю, я не заметил ее сразу только потому, что ожидал увидеть нечто антропоморфное. Глаза птицы сияли теплым золотистым светом, как окна маленького лесного домика.

Я вдруг понял, что эта ночная птица – мой самый лучший друг под этим небом. «Она прилетела, чтобы не дать мне умереть», – почему-то подумал я.

– Спасибо, что ты пришла, птица, – тихо, чтобы не вспугнуть ее, сказал я. – Без тебя мне было бы страшно, а с тобой как-то спокойнее.

– Разумеется, со мной спокойнее, – невозмутимо подтвердила птица.

Я рассмеялся от неожиданности – ну конечно же, это был буривух! А ведь круглые сияющие глаза птицы сразу показались мне похожими на совиные.

– Откуда ты взялся, милый? – спросил я. – Я-то думал, буривухи не живут в Гугланде.

– Буривухи действительно не живут в Гугланде, – подтвердила птица. – Только не «милый», а «милая», если уж на то пошло.

– Так ты девочка? – я снова рассмеялся. – Значит, ты – не буривух, а буривушка!

Возможность говорить с птицей сделала меня абсолютно счастливым, несмотря на мокрую одежду, отсутствие амобилера, позднюю ночь и многие мили непроходимых болот, в самое сердце которых как-то занесло меня, дурака.

– Первый раз в жизни вижу тебя таким беспомощным, – сказала птица. – Знаешь, а мне даже нравится. Что-то в этом есть.

– А разве ты видишь меня не впервые? – удивился я. – Что, ты прилетела за мной из Большого Архива? А откуда вы узнали?..

Но птица не дала мне договорить.

– Я вижу тебя далеко не первый раз в жизни, это так. Но я прилетела не из Большого Архива. И кроме того, я не совсем птица.

– А кто?

– Хочешь сказать, в этом прекрасном Мире есть великое множество женщин, готовых прилететь с края земли, чтобы вытащить тебя из болота? – насмешливо спросила птица. – Между прочим, добраться сюда из Арвароха очень трудно – даже во сне.

– Из Арвароха? – тупо повторил я. А потом чуть снова не грохнулся в обморок, потому что понял, кто сидит рядом со мной.

– Меламори, – наконец сказал я. – Ты превратилась в буривуха и прилетела ко мне. А это значит, что я окончательно сошел с ума. Никогда не думал, что мне так повезет с галлюцинациями!

– Ну, вряд ли я – галлюцинация, – возразила птица. И поспешно добавила: – Ты не думай, я не всегда такая! Просто я подружилась с буривухами Арвароха. Помнишь, почти год назад говорила тебе, что собираюсь их навестить? Так и сделала. Заявилась в поселение старых буривухов и нахально сказала: «А вот и я!» Почему-то я им очень понравилась, и мне велели остаться. Знаешь, они почти совсем не похожи на тех буривухов, которые живут у нас в Большом Архиве. То есть с виду – такие же толстые птички, да, но взглядом убить могут, если захотят! Я и вообразить не могла, чем закончится мой визит вежливости. Я больше не возвращалась в замок Алотхо, потому что они сказали… Ладно, это неважно! Просто мне пришлось остаться в поселении старых буривухов. И они научили меня таким странным вещам – сама до сих пор не могу к этому привыкнуть.

– Например, превращаться в птицу?

– Вообще-то я еще не умею по-настоящему превращаться в птицу. Только во сне, – вздохнула она. – Мне снится, что я буривух, представляешь? И не просто снится. Буривуха, в которого я превращаюсь во сне, могут видеть и другие люди, вот что самое удивительное! Вот и сейчас ты меня видишь, мы разговариваем, а настоящая Меламори в это время спит на мягкой подстилке из перьев. Представляешь, мне пришлось поселиться в гнезде! Правда, оно очень большое, уютное и расположено совсем низко над землей, но все равно это обыкновенное птичье гнездо. Знала бы моя бедная мамочка!

Я невольно рассмеялся, вообразив, с каким лицом вельможная леди Атисса Блимм будет выслушивать новость о том, что ее единственная наследница ночует в птичьем гнезде. А потом спросил:

– А ты сейчас можешь превратиться в леди Меламори?

– Не знаю. Вряд ли. Для того чтобы снова стать человеком, мне надо проснуться. А если я проснусь, то окажусь там, где заснула, правда? И тогда ты останешься один, и болота снова возьмут власть над тобой. Тут тебе даже Меч Короля Мёнина не поможет: он сам не слишком-то ладил с болотами, а в юности чуть было не погиб в болотах Ландаланда. Я читала, что Мёнин влип там, в точности как ты здесь. И ему на помощь пришел не какой-нибудь великий колдун, а обыкновенный человек, его слуга. Болота могут легко одолеть одинокого путника, но почему-то пасуют перед хорошей компанией. Ты хоть помнишь, что они тебя почти убили?

– Кто – они?

– Болота. Болота Гугланда живые. Впрочем, все болота вполне живые, и не только болота… Гугландские топи решили поохотиться на тебя, и у них это неплохо получилось. Тебе ведь даже не пришло в голову, что ты можешь шарахнуть по ближайшей кочке своим Смертным шаром и приказать, чтобы это безобразие немедленно прекратилось, правда?

– Правда, – сокрушенно признал я. – А что, у меня могло получиться?

– Разумеется, ты же Вершитель. Но духи болот заставили тебя забыть о собственном могуществе. Хорошо, что я успела вовремя. Ты уже был готов добровольно захлебнуться в ближайшей луже.

– Что ж, так мне и надо! – горько усмехнулся я. – Если уж решил, что имею право приговаривать других людей к смерти, следовало ожидать, что тут же появятся желающие зачитать и мой смертный приговор.

– Да, ты был ужасно неосторожен, – согласилась птица. – Я очень испугалась, когда увидела во сне твои скитания по болотам и поняла, что происходит. Я так хотела тебе помочь, что мне наконец-то удалось улететь за пределы Арвароха. А ведь мои учителя, буривухи, говорили, что это – самое трудное. Арварох – жадный материк, он цепко держит своих обитателей. Даже во сне нам редко удается попадать в другие места, а уж в таком сне, как у меня… Знаешь, я ужасна рада, что спасла тебе жизнь. Вообще-то с первого дня нашего знакомства я мечтала именно о чем-то в таком роде.

– Очень мило с твоей стороны, – улыбнулся я. – А ведь считается, что это храбрые рыцари мечтают спасти прекрасных дам из пасти какого-нибудь дурацкого дракона, а не наоборот.

– Мало ли что считается, – пренебрежительно фыркнула она. – Мои буривухи непременно сказали бы: «Люди так хотят хоть чем-то отличаться от прочих живых существ, что все время говорят глупости, поскольку, кроме людей, на это никто не способен».

– Здорово! – рассмеялся я. – А они действительно так говорили?

– Не помню. Просто я очень хорошо усвоила их логику, так что могу быстро сконструировать классический афоризм арварохских буривухов на любую заданную тему… Знаешь, Макс, на твоем месте я бы непременно попробовала немного поколдовать и обзавестись какой-нибудь теплой одеждой. Ты мокрый, а сейчас зима. Ты же подцепишь вульгарную простуду, сэр Вершитель.

– Из тебя получилась такая мудрая птица, – улыбнулся я.

Потом зарылся руками в сырую траву и как следует сосредоточился. Через несколько минут я стал счастливым обладателем красного клетчатого пледа: мои потаенные желания всегда были сильнее осознанной необходимости, а в настоящий момент я мечтал не о какой-то абстрактной теплой одежде, а именно о старом уютном пледе.

Я проворно скинул с себя мокрую Мантию Смерти, потом принялся за скабу. Птица с явным интересом наблюдала за этой процедурой. Я почувствовал, что краснею, чего со мной уже давно не случалось.

– Отвернись, – смущенно попросил я. – Кажется, я тебя стесняюсь.

– Стесняешься? – удивилась она. – С каких это пор?

– С тех пор, как ты стала птицей. Я не привык скакать голышом перед малознакомыми буривухами. И потом, ты же спишь. Не хочу, чтобы тебе лишний раз снились голые мужчины.

– Между прочим, мне вообще никогда не снятся голые мужчины, – гордо возразила она. – В Мире полным-полно снов поинтереснее. Ладно уж, могу и отвернуться, если тебе так хочется.

Я быстро разделся, закутался в плед, понял, что мне так хорошо, как еще никогда не было, и тихонько рассмеялся по поводу давешнего приступа стыдливости.

Птица поняла, что на меня уже можно смотреть, и подошла поближе. Я снова рассмеялся, глядя на нее: у буривухов очень забавная манера передвигаться по земле, и леди Меламори не стала исключением из этого правила.

– Зато я умею летать, – обиженно сказала она, сразу же поняв причину моего веселья.

– Научишь? – спросил я.

– Может быть, – задумчиво ответила она. – Хотя как же я тебя научу, если я живу в Арварохе, а ты – здесь?

– А ты прилетай, – предложил я. – Или приезжай. Или, если хочешь, я сам за тобой приеду. А еще лучше – проснись сегодня здесь, а не там.

– Думаешь, у меня получится? – с сомнением спросила она.

– У тебя все получится, если захочешь, – легкомысленно пообещал я. Протянул руку и осторожно погладил мягкие перышки птицы. – Из тебя получился очень хороший буривух. Наверное, самый лучший буривух на свете. Но если бы здесь оказалась настоящая леди Меламори… Знаешь, за такое чудо ничего не жалко!

Птица подошла еще ближе. Несколько минут она молчала, ловко подставляя пушистую голову под мою ладонь. Потом нерешительно сказала:

– Но если у меня не получится проснуться здесь, ты останешься один в этих болотах, Макс! Ночью они еще опаснее, чем днем. Может быть, лучше не рисковать?

– Лучше, – согласился я. – Не рисковать – это всегда лучше. Но мы все равно рискнем, правда?

– Правда, – согласилась она. – Знаешь, все бы ничего, но мне не хватает рук. Надо бы тебя обнять, а крыльями не получается. Только теперь твоя очередь отворачиваться. Если ты будешь смотреть, у меня точно ничего не получится.

– Я могу не просто отвернуться, а спрятаться, – объявил я, подтягивая колени к подбородку и накрываясь пледом с головой. – Вот теперь можешь творить свои чудеса: меня уже нет.

Время шло. Через несколько минут мне стало не до смеха. Снаружи не доносилось ни звука. Я с ужасом понял, что чудо вполне могло не состояться. Меламори, наверное, только что проснулась в своем дурацком птичьем гнезде на другом краю Мира, мое замечательное наваждение рассеялось, и я остался один.

Я снова запаниковал, но никак не мог решиться выбраться из-под одеяла и посмотреть, что происходит. У меня все еще оставалась надежда на чудо, и я чертовски боялся ему помешать. Я чувствовал себя так, словно внезапно обнаружил, что катаюсь на качелях, установленных на краю крыши какого-нибудь небоскреба, и уже раскачался так, что остановиться невозможно. Оставалось только обеими руками держаться за грудь, чтобы не дать ополоумевшим сердцам выскочить наружу.

А потом я вдруг успокоился. Это случилось так внезапно, словно внутри меня произошел военный переворот, в результате которого к власти пришел совсем другой парень, куда более хладнокровный, заранее уверенный, что все будет так, как он захочет, без всякой там режиссуры свыше.

Этот нахал и храбрец снисходительно посмеялся над моими давешними опасениями, решительно откинул в сторону край одеяла и с улыбкой уставился на свою старинную подружку. Меламори уже была здесь, но она не проснулась, как мы предполагали, а сладко спала, свернувшись клубочком прямо на мокрой траве. За время разлуки она успела хорошенько надругаться над своей внешностью: роскошные волосы были безжалостно отрезаны – судя по всему, первым же попавшимся под руку арварохским мечом из плавника рыбы Рухас. Тонкая, почти прозрачная, длинная рубаха, которая была единственным предметом ее гардероба, наводила на мысль, что на далеком Арварохе сейчас самый разгар жаркого лета.

Я сказал себе, что налюбоваться еще успею, а сейчас мою чудесную гостью нужно согреть, чем скорее, тем лучше.

– Это кто еще подцепит вульгарную простуду? – шепнул я, увлекая ее под свой плед.

– Не буди меня, – проворчала Меламори. – Такой сон хороший…

Она осеклась, открыла глаза – они больше не были серыми, как прежде, а сияли янтарно-желтым светом, в точности как у буривухов, – и изумленно уставилась на меня.

– Я и есть этот самый хороший сон, да? – улыбнулся я.

– Да уж, – ошеломленно прошептала она. – Откуда ты взялся, Макс?

– Как это – откуда? Из твоего сна, откуда же еще? Между прочим, когда-то давно тебе не раз удавалось заснуть дома, а потом просыпаться рядом со мной. Только тогда ты здорово испугалась, помнишь?

– Не столько испугалась, сколько разозлилась, – смущенно сказала она. Потом мечтательно улыбнулась, словно воспоминание о нашем диком скандале было лучшим в ее жизни, и гордо добавила: – Да, я тогда ужасно разозлилась и решила, что тебе нужно хорошенько врезать, чтобы неповадно было.

– Но сейчас ты не будешь драться, правда?

– Не буду, – великодушно согласилась она. – Подожди, Макс, ты хочешь сказать, что ты – не во сне, а на самом деле?