Игра времен (сборник) Резанова Наталья
Да, это так, она не ошиблась. Среди северян явственно виднелась фигура Пришлой. Она, как в тот злосчастный день в Круге, снова была без шлема и панциря, в рубахе и сапогах, с головой, перевязанной какой-то тряпкой, чтобы волосы не лезли в глаза. От Проклятой в ней остался только меч у пояса. Морион было имя ее меча, Морион, брат Лирпеса, меча Элме. Но она, Пришлая, попрала это братство. И бранилась она так, как ни одна Проклятая не могла себе даже представить. Словно намереваясь полностью себя от них отделить. Элме почти не понимала ее, поскольку никогда не имела раньше случая ознакомиться с руганью дамгальских мастеровых.
Пришлая стояла среди суетящихся северян как символ торжества низости над Служением, мастеровщины – над воинским духом, убожества и разброда – над чистотой и строгостью Крепости. Она бранилась и скалила зубы, а за ее спиной чернел провал в горе, возле которого были грудой свалены свежие доски. Тут же горел костер, а на нем в огромном закопченном котле бурлило какое-то мерзкое варево дегтярного цвета. Как грязь городских мастеровых, из которых была слеплена Пришлая…
Элме тихо повернула коня. Пора возвращаться в стан. Но теперь она ни о чем не расскажет Старшей. Теперь она будет действовать сама.
Они работали дни и ночи, почти не отдыхая, и постепенно устройство, названное Сангаром «Разрушением Разрушения», начинало приобретать законченную форму. Если Сангар, почти не покидавший пещеры, был мозгом этой работы, то Ардви – одновременно ее душой, сердцем и мускулами. Она превращалась из механика в каменотеса, из алхимика – в грузчика, из столяра – в счетовода, а то и просто в надсмотрщика. Впрочем, в последнюю неделю она отпустила рабочих, чтобы завершающую часть проекта исполнить самой. Если бы не молодость, крепкое здоровье и приобретенная в Крепости закалка, она бы, безусловно, не выдержала – надорвалась. Но сейчас она чувствовала в себе еще достаточно сил для работы, по которой соскучилась. Она торопилась строить, и Сангар с тревогой задавал себе вопрос: сознает ли Ардви, что и для чего она творит?
Однажды их потревожили. Прибежал один из мастеровых, не успевших добраться до города, требуя госпожу Ардви и лепеча что-то о стае демонов. Ардви, шипя и сквернословя, оторвалась от любимых чертежей, взгромоздилась на коня и ускакала в заданном направлении. Сангар ожидал ее с тревогой. Ему ни разу не приходилось видеть демонов, даже издали, и он скорее был склонен поверить в провокацию Лерада или Керты, однако ни Ардви, ни запуганный плотник ему не вняли.
Но Ардви вернулась вполне благополучно, сообщила, что демон в окрестностях, верно, был, но один-разъединственный, Ауме с ним быстро управилась, и нечего было поднимать шум, как на храмовый праздник в Дамгале, а теперь у нее из-за вас, дураков, полдня работы пропало, лучше бы оборону против демонов наладили, чем бегать… Сангар хотел было спросить, что здесь в окрестностях делала Ауме, но эта мысль ушла куда-то в сторону, поскольку многие вещи интересовали его больше.
Плотник упорно не желал уходить, настаивая, что демоны обычно налетают стаями, он сам, спрятавшись в башне своего города, видывал, как их несет со стороны Пустыни Льда. Точно, отвечала Ардви, но бывают и одиночки, вот такой, на ваше дурацкое счастье, в Унгуд и залетел…
Ей наконец удалось выпроводить плотника, но, прежде чем она вернулась к работе, Сангар спросил ее:
– Ты никогда не думала о том, почему демоны живут в местах, абсолютно невозможных для человеческого проживания, – Пустыне Песка и Пустыне Льда?
– Ну, это все равно что спросить, почему демоны и другие, по моему разумению родственные им, но менее опасные твари – кунды, например, или облачные змеи – так непримиримо враждебны к человеку. В отличие, скажем, от собак или лошадей. Они другие, и все.
– Вот именно. Они другие. В легендах сказано, что люди, пришедшие в Огму, привели своих животных. Часть этих животных потом могла одичать, но не настолько же… Они живут там, где мы жить не можем. Они живут по законам, которых мы не знаем. Вот я порой думаю: что, если мы, люди, чужие для мира Огмы, а демоны и прочая мерзость – или то, что нам представляется мерзостью, – свои? И может быть, мы в своих поступках, по виду оправданных и благородных, не лучше любых тупоумных завоевателей? Не это ли сокровенное знание хранит Горный храм – то знание, от которого у людей останавливается сердце?
– Я не понимаю тебя, учитель.
– Лучше и не надо. Кроме того, я, возможно, не прав. – Сангар вздохнул. – Назови это старческой подозрительностью. И вернись к работе.
Они более не возвращались к этому разговору. И уж конечно, Сангар не вспомнил о своем мимолетном интересе о пребывании Ауме в горах. Ардви – та знала, что Ауме там делала, но не считала себя вправе вмешиваться. Впрочем, даже если бы она думала по-иному или ее бы, как уже бывало, попросили о посильном содействии, сейчас ей все равно было некогда. Пускай Ауме и Гриан изыщут какой-нибудь иной способ обмениваться вестями, хотя они, судя по всему, превосходно обойдутся без третьей лишней.
Единственный проникающий в пещеру луч света падал на чертежи, которые Сангар держал в руках, – белое пятно в полумраке. Другой свет появился в темном скальном переходе – рыжий, колеблющийся.
Вошла Ардви с факелом в руках, встала напротив. Сангар посмотрел на нее, задержал взгляд на пламени факела и бросил чертежи наземь. Ардви поднесла к ним огонь, бумаги вспыхнули.
– Ты была уверена, что я сделаю это? – тихо спросил Сангар.
– Да, учитель.
– А я вот не был уверен. – Он поежился от холода. – Какое счастье, что вы у себя в Крепости так упорно держитесь за свои мечи и стрелы и знать не желаете ничего другого. Никогда бы не подумал, что отсутствие развития в любом обществе послужит мне утешением. Только теперь, на закате жизни, я понял, как это увлекательно – делать оружие, как это захватывает… и чего можно достичь на этом пути!
– Я не собираюсь оставаться в Галаре и работать на них, если ты это имел в виду.
Маленький костер догорал у их ног, чертежи съеживались и чернели, отсветы огня играли на лицах девушки и старика.
– Ардви, запомни: проницательность – дурной дар для женщины. Он сильно мешает жить. Тебя пока выручает молодость, горячность, но когда ты станешь старше…
Она весело рассмеялась.
– Вряд ли у меня будет возможность стать старой, учитель. Я не слыхала, чтобы в Крепости доживали хотя бы до зрелых лет.
– Я понимаю… погибают… Ну а больные, калеки?
– Там нет ни больных, ни калек.
– Их… убивают?
– Нет. Просто никто не хочет жить увечной. И старости тоже никто не хочет.
– И ты это оправдываешь? Ты это оправдываешь! Что за дикое сочетание безумия, жестокости и равнодушия! Только застывший мир Огмы мог породить, а потом позволить существовать такому уродливому образованию, как Крепость. Но когда-нибудь сдерживающие силы придут в движение, и Крепость рухнет!
– Нет такой силы в Огме, которая заставила бы рухнуть Крепость, – со спокойным убеждением сказала Ардви.
– Хорошо. Крепость останется. Но община, община в ее прежнем виде не сможет существовать!
– Не сердись, учитель. Ты огорчаешься, а это вредит твоему здоровью. Лучше пойдем проверим мою скользящую конструкцию.
– Я уже смотрел ее. Она превосходна. В Городе не было женщин-ученых. Ты могла бы стать первой.
– Кто может утверждать, что их не было? Нам превосходно известно, что дамгальские летописи регулярно подчищаются в угоду Канону. А потом, хотя законы города и мягки… – Она красноречиво усмехнулась.
От чертежей остались черные хлопья. Сангар разгреб их ногой, поднял опущенную голову.
– Иногда мне кажется, будто кто-то испытывает нас… как мы эту машину… проверяет всю Огму…
– Кто?
При отсутствии в сознании жителей Огмы понятия о божестве слова его вызвали у Ардви лишь недоумение.
Сангар молчал.
– Хорошо, если скользящую конструкцию ты уже видел, тогда посмотрим крепления. Ты меня с детства учил: работа – лучшее лекарство от печали.
«От старости нет лекарства», – подумал Сангар, но вслух этого не сказал.
Лардан не зря опасался, что придется отражать удары Лерада и Керты одновременно. Перемирие и так уж слишком затянулось. От своих разведчиков он знал, что армия Лерада уже приближается к западной границе. Но Мантиф, взявший оборону западного фланга в собственные руки, не желал слушать никаких его советов. И ничьих иных. Он, видите ли, встретит воинство Готелака в открытом поле, не допустит его к стенам Наотара, хотя в Лераде нет таких осадных машин, как в Керте, да и Готелак не мастер осадного боя. Почему же принято подобное решение? А недостойно рыцаря отсиживаться в стенах крепости, как немощному старцу или женщине. (Как будто не старец и женщина – наши главнейшие союзники и наше оружие заодно.) И никаких рвов, ловушек и завалов на пути вражеского войска. Это может помешать нашей собственной коннице. И траву перед наступлением не поджигать, это дикарская уловка, ты что, сомневаешься в доблести наших рыцарей? Воистину человек, которого считают слабовольным, в своем стремлении доказать обратное способен быть просто страшен. И он не только упрям, он так и кипит деятельностью и, кажется, мнит великодушным благодеянием со своей стороны то, что предоставляет Керту Лардану.
– У тебя достаточно людей в Бельторне. Да еще Проклятые вдобавок. Хотя нет, Проклятые должны перейти под мое начало. Главный удар мы нанесем собственными силами, но хорошо иметь в резерве небольшой, легковооруженный и подвижный отряд.
Пришлось согласиться. Король есть король, с ним нужно считаться. Кроме того, пусть в Галаре и не складывали циничных песенок, но существовала сходная по смыслу пословица: «Лучше заглянуть в пасть демону, чем спорить с глупцом», и Лардан это суждение разделял. Тем более если глупец наделен властью. И ведь стоило ему, Лардану, наладить с помощью язвы Ардви пристойные отношения с Проклятыми (как ни двусмысленно это звучит), как их забирают из его распоряжения. Ардви же остается вместе с Сангаром и, следовательно, тут полезна быть не может.
Однако, несколько успокоившись, Лардан против воли вынужден был признать, что в словах повелителя был свой резон. В Лераде еще не встречались с Проклятыми, и в столкновении с ними они могут сослужить хорошую службу. А с кем сражаться, союзницам Наотара в высшей мере безразлично. Это Мантиф будет считать, что держит их в своем распоряжении, им он так же безразличен, как лерадцы.
Пожалуй, так будет лучше.
Им было безразлично. И то, что штандарты со снежным барсом и бурым орлом, недавно висевшие рядом в парадном зале Наотара, теперь встретятся в ратном поле, и то, что с востока движется еще один штандарт – с изображением горного волка, а под ним ползет огромное уродливое сооружение, призванное сокрушить стены Наотара, не занимало их умов. Они доверяли Гейр и шли туда, куда она указывала. Все без исключения, и Ауме тоже, хотя совсем этого не хотела.
Как подобает Проклятой, она тщательно скрывала свои чувства. Не потому что это постыдно, а потому что говорить о чувствах не принято. Единственной, с кем она могла бы поделиться, сейчас не было в отряде, и Ауме молчала. Однако Элме знала обо всем. Возвращаясь из предгорий после слежки за Пришлой и колдовскими работами, которые она вела – и поездка была удачней прочих, Элме нашла другой вход в мерзкую пещеру, и он не охранялся, – она заметила сестру с Грианом, прячась за камнями, проследовала за ними и, оставаясь незамеченной, видела то, что между ними произошло.
Странным образом случившееся еще больше увеличило ненависть Элме к Пришлой. Не к Гриану – он был для нее ничтожеством, как все северяне, она не считала его за человека и даже не думала о нем. Виновата была Пришлая. Она влила отраву в душу сестры, она развратила ее городскими привычками и теперь смущает своими действиями всю общину. Неведомый и невидимый яд, испускаемый демонами, бессилен перед Проклятыми, но Пришлая превзошла их своим коварством, и даже мерзостный оскал демона или склизкие лапы кунды приятнее, чем эти вечно смеющиеся глаза. Пришлая отрицает собой весь порядок жизни Крепости, она – гибель Закона, и если ее не остановить…
Но Элме знала, что она ее остановит.
Армия Лерада перешла Консивию, мелкую и быструю реку, разделявшую два королевства, и вступила на земли Галара. На этот раз, в отличие от войн предшествующих лет, она была усилена за счет ополчения, набранного из свободных землепашцев и пастухов, и включала также пехоту, вооруженную на кертский манер пращами и короткими мечами.
Когда они добрались до долины Наотара, войско Мантифа – традиционная для северных королевств тяжелая конница и секироносцы – было уже выстроено к бою. Кому-то это могло показаться красивым – закованные в отполированные почти до зеркального блеска рыцари, простые ратники в кожаных латах, словно ожившие от сильного ветра геральдические звери на знаменах… мощные, храпящие кони… суровые обветренные лица… сомкнутые ряды, блистающие секиры… Отрывистые команды, клацанье вытягиваемых из ножен мечей – и красота исчезла.
Сражение под Наотаром было тяжелым, долгим и кровопролитным. Сложность оказалась в том, что Мантиф и Готелак имели примерно равный боевой опыт, мыслили почти одинаково и стремились к одному и тому же. Поэтому две встречные волны, катившиеся по полю, сшибались снова и снова и всякий раз откатывались. Там, где одна сторона брала верх, кончался бой и начиналось методичное избиение. Армия Готелака была свежее, зато Мантифу служили более опытные воины. Лерадских ополченцев приводила в ярость кем-то брошенная фраза, что галарцы воюют с ними из Лерада же присланным оружием – да еще поставленным задаром. Вероятно, это же обстоятельство придавало воодушевление галарцам.
И тут еще с дьявольским свистом рассыпались по полю Проклятые, искавшие и находившие уязвимые места в рядах лерадцев (если о «рядах» могла идти речь), проникая повсюду и везде нанося ощутимые потери. Сработал тот же прием, что и в сражении с Хевардом, – они перемещались по полю так быстро, что не давали противнику возможности заметить своей малочисленности.
Но перелома в битве все не было. Какое-то усталое безумие овладело сражающимися, люди рубились тяжело и неостановимо, а лишившись оружия, душили противника и рвали его зубами, подобно кривоногим кочевникам в звериных шкурах, о которых в рыцарской своей северной гордости отзывались с таким презрением. Никто не считал потерь, и долгое время ни той, ни другой стороне не было известно, что какой-то простой лерадский ополченец, простолюдин из тех, кому и дешевого бронзового меча не на что было купить, сбил на землю короля Мантифа метко брошенным камнем. И Мантиф был затоптан конскими копытами, а свои ли то были кони, или на них сидели чужие всадники – уже все равно.
Пожалуй, пора. Передовой отряд Хеварда почти прошел и приближался к выходу из ущелья. И прежде чем она успеет досчитать до пятидесяти, сверхбаллисту успеют дотянуть до нужной позиции.
Ардви попыталась разглядеть из смотровой щели гигантское безобразное сооружение, которое волокли по дну ущелья впряженные кони и люди. Она никогда в жизни не видела действующих баллист, равно как катапульт и прочих боевых механических сооружений, только читала о них в книгах, повествующих о тех давних временах, когда Город городов еще вел войны. Войны были победоносны, поэтому Канон не запрещал рассказывать о них. Но это осталось в прошлом, теперь Дамгаль предпочитал покупать своих врагов, а не воевать с ними… Во время своего прошлогоднего вояжа в Круг галарцы пытались соорудить там нечто подобное, но не успели применить, так что знания Ардви ограничились лишь теорией.
За «Великим Разрушением» тянулись не менее полутора десятков баллист и катапульт значительно меньших размеров. Издали – ни дать ни взять семейство многоглазов с родителем. Гнездо демонов, не проще ли было собрать всю эту махину из готовых деталей уже в Галаре, а не переть ее из самой Керты? Или в ее устройстве заключена какая-то особая сложность и сборка требует определенных условий? Увы. Этого она уже не узнает. И, ежели повезет, не повезет ей и узнать, как баллиста действует. По крайней мере эта баллиста.
Она отошла, вынула факел из крепления и швырнула его вниз, в колодец шахты, где стояли котлы со смолой, обогащенной зажигательными смесями, составленными Сангаром. Оттуда донесся как бы тяжелый вздох, и пахнуло жаром.
Хорошо. Сейчас она нажмет на рычаг, он приведет в движение колеса, занимающие большую часть шахты, и вспомогательные рычаги сбросят из пещер, имеющих выходы в скалах ущелья, каменные снаряды и котлы с горящей смолой… А если они ошиблись в расчетах? Если Сангарова машина не сработает? Ведь испытать ее было некогда!
Но и ждать было некогда. Ардви решительно повернула рычаг.
И тут же ее отбросило к противоположной стене. Ардви не удержалась на ногах, и не будь она Проклятой, вряд ли бы дело обошлось ушибами. Не миновать бы сломанных костей, а то и позвоночника. Лежа на каменном полу, она слушала грохот камней и – издалека, очень слабо – крики и ржание.
– Проклятие… такая отдача… – полубессознательно прошептала она. Но мгновенно опомнилась и бросилась к смотровой щели.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – опыт удался. Камни не только разнесли сверхбаллисту, они плотно перегородили ущелье. Пожар внизу разгорался, охватив малые машины.
Все, дальше! Нечего медлить! Давка и паника довершат работу. Ардви схватила заготовленный топор, ударила по деревянным опорам и единым броском метнулась в соседнюю пещеру. Дальше опоры будут поочередно вышибать друг друга, рушась, и «Разрушение Разрушения» оправдает свое название. Это и было усовершенствование, внесенное ею в замысел Сангара. Хорошо, что в Галаре не хватает металла, и здесь давно научились строить, используя лишь деревянные крепления…
Тут она увидела Сангара, который лежал, привалившись к лестнице, ведущей наружу.
– Учитель! Что с тобой? Тебе плохо?
Он посмотрел на нее остановившимся взглядом.
– Ардви… мы их убили – тех людей… внизу…
«Конечно, убили, к сожалению, далеко не всех», – подумала Ардви, но вслух произнесла:
– Отец! Некогда говорить! Сейчас здесь все рухнет!
Поскольку Сангар не вставал, она подхватила его и вытащила из лабиринта. Быстро, по-волчьи осмотрелась кругом. Никого не было видно. У подножия горы стоял ее оседланный конь, рядом – второй, запряженный в повозку. Там были сложены ее доспехи и оружие, кроме меча, с которым она никогда не расставалась. Нужно было спешить. Она не верила, что потрясения, угробившего сверхбаллисту, будет довольно для оставшихся в ущелье кертцев. Когда они опамятуются – а они все же воины и должны сделать это быстро, – то направятся к предгорьям в обход либо пошлют скалолазов.
Сангар был совсем плох. Она уложила его на дно повозки. Он бормотал:
– Я хотел уничтожить баллисту… только баллисту… и забыл, что там – люди…
– Потом, учитель, потом. Сейчас нам надо уходить.
Тем временем у выхода из пещеры показалась Элме. Не зная всех подгорных ходов-переходов так хорошо, как Ардви, она долго проплутала в пещерах и почти упустила Пришлую. Сознание того, что она оставила своих, дезертировала с поля боя, не тревожило ее. Она не допускала и мысли, что Проклятые могут потерпеть поражение. Именно поэтому Элме и покинула их. Для совершенства победы необходимо было уничтожить Пришлую и ее гнусную постройку. Однако Пришлая хитра, она все-таки успела вырваться, и прикончить ее в черном брюхе горы, где ей самое место, не удастся.
Что же делать? Усиливающийся грохот в глубине горы не пугал Элме – какая Проклятая обращает внимание на подобную глупость? Она ожесточенно прикидывала, успеет ли догнать Пришлую бегом – ведь конь ее остался в предгорье.
Встав в повозке, Пришлая хлестнула коня и засвистела. Этот свист мог напомнить о ее связи с Крепостью, но Элме твердой рукой отодвинула предательскую мысль.
Она сбросила лук с плеча, вынула стрелу из колчана и прицелилась в незащищенную спину Пришлой, облепленную взмокшей от пота рубахой. В это мгновение одна из балок, отброшенных гибнущей в пещере постройкой, с силой ударила ее.
Ардви не оглядывалась. Иначе она могла бы осуществить свою мечту – увидеть действие снаряда из баллисты. Хотя это получилось непреднамеренно.
На следующий день Элме нашли – мертвую, с перебитым позвоночником. Никто не мог объяснить, как и почему она оказалась у пещеры и что она там делала. Разве что преследовала удалившегося от поля боя врага из Лерада или Керты. Поэтому ничто не помешало воздать ей посмертные почести. Никто не узнал, с какими мыслями она умерла. И предания Круга лишились поучительной истории о Проклятой, наказанной за то, что нарушила один из главных законов общины и впала в ненависть.
6. Небесная охота
Лардан, вызванный к войскам после гибели Мантифа, уже знал об успехе действий Сангара и Ардви и решил покинуть Бельторн. Ему было жаль Мантифа, но в глубине души он не мог почувствовать тайного удовлетворения: «Я ведь предупреждал, и вот…»
Ни горевать, ни торжествовать не было времени. Надо было принимать решения, отдавать распоряжения, и только Лардан успел вникнуть, что происходит на поле боя, как явился новый гонец и сообщил, что Хевард, впавший в неописуемую ярость после гибели «Великого Разрушения» и отрезанный обвалом от своего арьергарда, смял заградительные отряды Эрпа и пробивается к Наотару с востока, правда, Гриан еще удерживает позиции…
Лардан выругался, потом приказал гонцу разыскать Гейр, что было не так-то просто.
Согласится ли она? Он уже достаточно знал Проклятых, чтобы быть в этом уверенным. Готелак истощил свои силы, он отступает, каждый профессиональный солдат, тем паче полководец, поймет это. А Проклятые пойдут туда, где опаснее.
Но Проклятые тоже сражались много часов, и вместо передышки им предстоит новый бросок. Не говоря уж об их малочисленности и о том, что Хевард знаком с образом действий Проклятых и учтет его на сей раз. Не исключено, что, оказывая помощь Гриану, Лардан отправляет Проклятых на верную смерть.
Так что же? Лардан не собирался себе лгать. Он мог восхищаться Проклятыми, но он не любил и не жалел их, как пожалел бы своих солдат. А их гибель избавила бы его от дополнительных хлопот… Понимает ли это Гейр? Возможно. И уж совершенно точно, что ей на это наплевать.
Лардан не ошибся. Он уже слышал жуткий свист, которым Проклятые общались между собой, но сейчас он вновь заставил его вздрогнуть.
Гейр собирала своих. Она не думала. Проклятые не думают в такие минуты. Есть нечто высшее, что выковывается веками, рядами поколений. И не рука владеет оружием, а оружие – рукой.
Кто мы? Рабыни? Наемницы? Не важно. Ничто в мире не имеет значения, кроме доблести.
Никто не мог остановить Хеварда. Про него недаром говорили, что в бою он становится безумен – полная противоположность хитрому Готелаку и осторожному Лардану. А теперь вдобавок, когда он не мог полагаться на свои машины, завал перегородил ущелье и отступать было некуда, он шел напролом, и уже Эрп упал, обливаясь кровью, на руки оруженосца. И ничто, никто в Огме, ни демоны Юга, ни облачные змеи, ни другие чудовища, при слухах о которых меркнет разум, не посмели бы встать перед ним. Никто?
Они вновь явились, подобные демонам, но воины Керты уже знали, что они не демоны, а смертные. Знали это и галарцы. Поэтому, когда Гриан увидел отряд Проклятых – в иссеченных латах, на покрытых пеной конях, – то не стал предаваться бессмысленной радости, а со своими ближними устремился к ним на подмогу.
Но их встретило странное зрелище. Там, где были Проклятые, сражение стихло. Безмолвно высился в седле Хевард, и только что выпущенная стрела вонзилась в землю у копыт его коня – древний знак вызова на единоборство.
Гриан хотел что-то крикнуть, но увидел поднятую руку Ауме – жест, призывающий к молчанию.
Воины обеих сторон отступили, в образовавшийся круг въехали Гейр и Хевард. Поединок предводителей был одним из древнейших обычаев Огмы, но, честно говоря, Гриан не ожидал, что Хевард согласится сражаться с женщиной. Выходит, он в нем ошибся.
Гриан четко различал лицо Хеварда, бледное, под пылью боя, сузившиеся голубые глаза (явный северянин, явный житель Керты), длинную раздвоенную бороду поверх стальной брони. Навстречу ему Гейр – темнолицая, черноглазая, черноволосая, в черном легком панцире и круглом шлеме. Только одно светлое – белый плащ Старшинства. Она была почти на голову ниже Хеварда, но это было трудно заметить – так горда была ее осанка, так спокойна повадка. Бешенство против холодности, смертный бой – против очередного воинского упражнения. Что опаснее?
Так было тихо и так напряженно, что почти никому не удалось определить начало схватки. Миг – и уже мечи взметнулись в воздух: тяжелый двуручник Хеварда и прославленный на Юге Кларион Старшей Крепости. Кони грызлись. Хевард шпорил своего, стремясь ударить сверху, но меч его скользил по круглому щиту Гейр, и удар терял на взлете свою смертоносную силу. Однако и самому Хеварду едва удавалось уклоняться от молниеносных, как броски змеи, выпадов Гейр. Для непосвященных – полное отсутствие красоты, лихости и блеска, топтание на месте, бесплодные сшибки и оттолкновения. Для тех же, кому внятен язык меча, – завораживающий танец, игра, полная страшного смысла. Но и среди умудренных опытом немногие могли бы просчитать миг, когда, освещенные отблеском заката, встретились два клинка, и Кларион, перерубив у основания меч противника и в неотвратимом порыве пробив броню, вонзился в грудь повелителя Керты.
Хевард обвис в седле. Гейр подняла руку с окровавленным Кларионом в знак победы, и галарцы забили мечами по щитам, приветствуя ее. И под этот шум и звон и крики один из воинов Хеварда, немного приблизившись, швырнул в Гейр тяжелое копье, и оно, проломив панцирь, вонзилось ей в левый бок.
Старшая пошатнулась, но еще не успела упасть, когда Ауме выхватила из руки стоящего рядом галарца топор и метнула его. Бросок был точен – кертец, ранивший Гейр, упал с перерубленным горлом. И в этот миг битва, утихшая было на время поединка, закипела вновь с возрастающей яростью.
Верная Ранд поддерживала Гейр за плечи. Та коротко выкрикнула:
– Ауме! – и показала перед собой.
Все поняли ее, и Ауме, уводя отряд, рванулась в гущу сражения.
Гейр, стиснув зубы, вырвала копье из раны.
– Нельзя! – выкрикнула Ранд, но Гейр остановила ее взглядом. Она знала – ее ничто не спасет.
– Иди за ними, – сказала она. – Я удержусь в седле.
И она удерживалась до тех пор, пока в наступающей ночи у самых гор не пал штандарт с изображенным на нем горным орлом.
Гриан, прибывший сообщить о гибели Хеварда и поражении его войска, застал под стенами Наотара благодарственный ритуал, исполняемый жрецами храма во главе с Вакером.
Готелак не погиб, но отступил за Консивию и просил мира на самых выгодных для Галара условиях. Было почему петь благодарственные гимны. Только некому было вручить меч Закона – лишь теперь Гриан узнал о смерти Мантифа. На церемонии были наизнатнейшие из воинов, возглавляемые, разумеется, Ларданом, а вместе со жрецами прибыл Теулурд. Признаков особой скорби по усопшему королю не замечалось, а появление Гриана с вестью, добавившей яркости торжеству, бурно приветствовалось.
– Случилось то, чего я не чаял увидеть на старости лет, – вещал Вакер. – Небо над нами прояснилось, и мир снизойдет наконец на истерзанные поля Северных королевств.
– Под водительством Галара, не забудь добавить, – заметил Лардан. – Вообще же нам предстоит столько, что дрожь пробирает. Нужно немедленно собирать совет девяти благородных родов. Мантиф умер, не оставив наследника, и родственников по мужской линии у него нет. Такого давно уже не бывало в Галаре, но страна не может существовать без правителя. Не должна! Необходимо как можно скорее выбрать нового короля. И Готелак – что он еще замышляет, идя на уступки? Да, кстати, что собираются делать Проклятые?
– Гейр тяжело ранена, и мало надежды, что она выживет.
– Это печально. Она воистину знала свое дело. Но ты сам говорил, что они не дорожат собственной жизнью, а ценят лишь доблесть, в доблести ее кто же усомнится?
– Я непременно опишу их битву и поединок с Хевардом, – сказал Теулурд.
– Вот видишь? Он прославит ее в веках, чего она вряд ли бы дождалась среди темных крестьян Круга. И потом, возможно, она выживет. Наши жрецы будут молиться за нее… Но, между прочим, они тебе не сказали, какую потребуют плату, помимо молитв? Я тебе с самого начала задавал этот вопрос, а ты не потрудился обеспокоиться. Казна, сам знаешь, пуста. Если только возьмут самоцветными камнями…
«Лардан – великий воин, а заговорил как люди из Города, – подумал Гриан. – Если бы он возглавлял посольство, а не Тевтат, он бы не проиграл». Вслух он сказал:
– Они ценят только оружие и лошадей.
– Конечно, пусть выбирают. Но, если подумать, нам оружие и лошади тоже не шибко помешают. Особенно оружие. А они, ясное дело, на бронзовые поделки не купятся. Ладно, придется вынимать из Готелака взамен души, которая и ему-то не нужна, крупную контрибуцию. А это будет потруднее, чем побить его в поле.
Он был очень озабочен.
Гейр уходила как истинная Проклятая – спокойно, без страха, сомнений и просьб. Все произошло само собой, и все свершилось как надо. Жизнь была долгой, и долг перед общиной выполнен. Всему нашлось место – и Служению, и рождению дочери, и победам, и достойной смерти. Те, что были верны ей, находились рядом и сейчас – что же им мучаться? А побеждать страдания тела она научилась давно.
– Назови наши потери, – сказала она.
– Девятнадцать ранены, – ответила Ранд. – Шестеро убиты.
– Кто убит?
– Хлек, Скегуль, Келле, Элме, Ристиль и Урд.
– Седьмая будет Гейр, – спокойно закончила она. Потом оглядела стоящих. Спросила: – Где Ардви?
На сей раз ответила Ауме:
– Она рядом со своим учителем. Он умирает. Позвать ее?
– Не нужно.
Оставалось еще одно незавершенное дело. Назвать преемницу. Выбор ее тоже решился сам собой.
– Я, Старшая, уходя, называю ту, что станет Старшей после меня. Ауме.
Все, кроме Ауме, склонили головы в знак согласия.
– Слушай меня, Ауме. Ты наденешь белый плащ и уведешь Проклятых на Юг. Крепость давно ждет нас. Возьмешь мой меч. Негоже, чтоб такое доброе оружие оставалось в чужой земле. Прислушивайся к советам Ардви, даже если она будет говорить о странном и непонятном, – в Ардви двойная сила – Города и Крепости, и это на пользу общине. Всегда оказывай помощь, если тебя о ней просят. Будь сильнее всех, но не позволяй этой силе унижать чужую слабость.
И Ауме склонила голову так же, как и остальные.
Немного погодя Гейр, Проклятая из Проклятых, умерла. И когда Ауме направилась к Ардви, чтобы сообщить ей скорбную весть, та встретила ее на полдороге.
Так в один и тот же день и час ушли с Небесной Охотой Гейр, победительница в девяти сражениях, и Сангар, старый учитель мудрости из Города городов, изгнанный за ересь, заключавшуюся в утверждении, будто ничто не может помешать свободному человеку быть свободным. И так как умер он, сражаясь на той же стороне, что и Проклятые, новая Старшая Крепости велела сжечь его тело на одном с ними погребальном костре.
Никто из посторонних не был допущен на тризну. Северяне дали дерево для костра, но собрались вокруг него одни лишь Проклятые, все пятьдесят, оставшиеся в живых. Полсотни женщин, похожих как близнецы лицом, и сложением, и одеждой, но единственную выделял белый плащ. Она подвела к костру черного коня Гейр. Конь – сокровище общины, однако отошедшая Старшая достойна посмертного дара. И новая Старшая собственноручно перерезала горло вороному коню у изножия костра. И держа перед собой окровавленный Кларион, сказала:
– Сестры-Проклятые! Вы слышали слова Гейр перед ее уходом, завет великой воительницы остающимся. И пусть она, уходя с Небесной Охотой, услышит, как я, Ауме Старшая, над этим клинком и этой кровью клянусь выполнить все, что она завещала!
Стоявшая рядом Ардви сделала шаг вперед. Впервые глаза были такими же, как у всех Проклятых.
– Я хотела бы поклясться, как это сделала Ауме. И я не могу. Но я обещаю – вы слышите меня? – что, когда мы вернемся в Крепость и в Круге установится спокойствие, я отправлюсь к морю и узнаю, правду ли говорят древние предания. А потом я поверну своего коня на запад, к Небесным горам, войду в Горный храм, и посмотрим, остановится ли мое сердце от страха!
Остальные Проклятые молчали, ибо не было в их обычаях слов ни для скорби, ни для радости. Ранд подала Старшей зажженный факел, и все замерли, в последний раз глядя на тела, сложенные на костре – Гейр и Сангар рядом, как не были никогда при жизни, ниже – шестеро убитых Проклятых и мертвый конь Старшей в изножий.
Потом их сожгли. И пепел развеяли по ветру. А ветер гуляет в Галаре всегда.
Гриан приехал попрощаться с Ауме накануне отбытия Проклятых на Юг. Они взяли свою плату из военных трофеев. Плата была не так велика, как опасался Лардан, но из того немногого, что было ими отобрано, Проклятые определили самое ценное, здесь Лардан не ошибся. И теперь они возвращались. Их не удерживали в Галаре. Не то чтобы жители Северных королевств отличались какой-то особой неблагодарностью. Но слишком много им предстояло теперь сделать. В Наотар съезжались благороднорожденные, чтобы решить судьбу государства. Меч Закона ждал своей участи в храме. Гонцы сновали по всем трем королевствам. Наступающая осень, может быть, даст время для передышки. А там – долгая зима, и даже самым отъявленным рубакам из высокородных, утверждавшим, что сражения есть единственное достойное времяпрепровождение, а все остальное – удел женщин, жрецов и простолюдинов, желалось, чтобы она прошла без войны. Проклятых ждал тяжелый переход по западным границам Огмы и, вероятно, новые бои с кочевниками.
Поэтому поглощенные заботами своих народов Гриан и Ауме не виделись с того самого достопамятного дня, принесшего гибель Хеварду и Гейр. И когда Гриану, приложив отчаянные усилия, удалось наконец вырваться из Наотара, он успел почти к самому отъезду.
Они отошли в сторону, ведя коней в поводу, пока отряд готовился к выступлению. Ауме молчала. Тень легла на ее лицо. Оно стало более твердым и жестким. Что сделало его таким – печаль расставания? Скорбь по сестре, по Гейр? Не это, вернее, не только это. Ей пришлось много размышлять. Непривычно много. А это тяжело.
– Вы уходите, – сказал он просто для того, чтобы нарушить тягостное молчание.
– Мы должны. Мы и так пробыли здесь слишком долго. Круг ждет нас. И Крепость.
Он знал, что отговаривать ее бесполезно. Но от этого легче ему не становилось. И ей – тоже. Она смотрела на него, и казалось, сейчас скажет: «Я люблю тебя так, что и Служение, и белый плащ Старшинства, и сама Крепость – ничто, и я брошу их и останусь с тобой». И Гриан сознавал, что никогда не услышит от нее этих слов. Самое печальное, что он ее понимал. Ведь и он не говорил ей: «Я оставлю ради тебя службу Галарской короне».
– Крепость незыблема, – произнес он, – а вот что будет с Галаром – еще неизвестно.
– Известно.
– Ты об избрании Лардана? Да, это дело почти решенное, хотя он пока не объявлен королем. Но с этим ему нужно поспешить. Иначе свои права может предъявить Готелак. Он хоть и проиграл войну, но род его весьма знатен, и голоса благороднорожденных способны склониться на его сторону.
– Королем будет Лардан, – сказала Ауме. – А потом он женится на Свавеге.
Подобная мысль представлялась совершенно дикой. Эта подозрительная уверенность Ауме…
– Тебе Ардви сказала?
– Конечно, Ардви.
Гриан не имел оснований сомневаться в умственных способностях Ардви, но она, пожалуй, слишком много на себя берет. Каков бы ни был Лардан, но он – и эта змея?
– Ну, раз Ардви сказала… – начал было он язвить, однако увидел, что та самолично приближается к ним.
Ардви остановила коня и спрыгнула на землю.
– Старшая! Начали строиться. Вскорости будут готовы. Твои приказания?
– А вьюки?
– Уже, – лаконично ответствовала Ардви.
Ауме отвернулась, глядя из-под руки на вьючных лошадей. Рядом с ними находились несколько конных Проклятых, а галарские рабочие, сопровождавшие обоз из Наотара, нестройной компанией брели прочь.
Гриан был раздосадован тем, что Ардви прервала его прощание с Ауме – сперва возникнув в разговоре, а потом и воочию.
– Ты взялась за предсказания, Ардви? Я не знал, что в Крепости это принято так же, как в Городе.
Но смутить ее было не так-то легко.
– В Крепости это не принято. Но мне в последнее время столь часто напоминали о моем городском происхождении, что я решила и сама вспомнить о нем.
– Ауме рассказала мне о твоих предположениях. Я согласен, что Лардан будет королем. Но со Свавегой – это что, твоя очередная шутка? Она же предала!
– Да, но заметь, с благими намерениями. А предательство из добрых побуждений быстро забывается. Она останется королевой, он станет королем. И нелегко придется тем, кто помог ему подняться. Тебе, например.
– Мне?
– А кому же? Я, тоже подходящая под это определение, своевременно убываю из Галара. Гейр и Сангар умерли. Тот проныра-хронист, что всегда болтался поблизости, может, и вывернется, если будет в своих летописях нужным образом излагать события. На ком же душу отвести? Я знаю, ты мне не веришь. Но у тебя будет время и возможность убедиться. И тогда – добро пожаловать в Круг, Гриан!
Ауме Старшая привыкла к догадкам Ардви и не удивилась ее словам. Но Гриан продолжал смотреть на нее с подозрением и недоверием. Что эта хитрая горожанка подслушала или разузнала?
Однако Ардви уже повернула голову, привлеченная новым звуком. По равнине, подскакивая, катилась странного вида повозка.
– Что это еще за явление? – пробормотал Гриан.
Человек, сидевший в повозке, успел соскочить на землю и бросился к ним, размахивая руками. И тут Гриан его узнал.
– Это же Ассари-проводник!
Тот умудрялся кланяться на бегу.
– Приветствую благородных воителей Галара и Круга! А я к вам! Новости распространяются быстро для тех, кто держит уши открытыми. И как только узнал я, что в Северных королевствах мир, то сразу со своим товаром…
Он почти налетел на Ардви, вовремя отскочил и заверещал еще радостнее:
– Храбрейшая Ардви! Какая удача! А у меня для тебя письмо из родного дома…
Всю невозмутимость Ардви как ветром сдуло.
– Что? – рыкнула она. Сильная рука схватила проводника за ворот и рывком приподняла его. – Ты в чем обещался, подонок, или забыл мои слова?
– Милостивейшая! – прохрипел Ассари. – Ты велела ничего не говорить твоему отцу, и я не нарушал обещания. Но ты ни слова не сказала о своем брате. Вот от него я и привез письмо…
Ардви молча разжала руку. Ассари быстро вытащил из-за пазухи свиток, который Ардви взяла так же молча, и побежал в сторону, выискивая менее опасных собеседников. Ардви тоже отошла, разворачивая свиток, и оставила наконец Гриана и Ауме наедине. В иное время произошедшая сцена позабавила бы Гриана. Но сейчас ему было не до смеха. И снова он не мог найти подходящих слов, только смотрел в темное от загара и печали лицо Ауме. И услышал ее голос:
– Я знаю. Ты не можешь оставить Галар, когда он разрушен. Но если Ардви окажется права, то я встречу тебя в Круге. Пусть будет так.
– Пусть будет так, – тихо сказал он.
Ардви вернулась к ним. Свиток она засунула за поясной ремень. Лицо ее хмурилось и смеялось одновременно.
– Мальчишка совсем спятил! Пишет, что в Городе жить стало окончательно невмоготу, а он, мол, изо всей родни один от меня не отрекался… А невелика заслуга – мал был еще! Хочу, пишет, быть как ты, убегу в Крепость. Ну как ему втемяшить, что в Крепости ему делать нечего. Пусть ищет собственный выход… – Она оглянулась. – Ассари уже скрылся? Я тут сгоряча едва не пришибла его…
– Сбежал, – сказал Гриан. – Он тем и живет, что все время бегает.
– Да. Но он, может быть, храбрее нас всех.
– Это он? – удивилась Ауме.
– Он. Ты не знаешь, чего это стоит – побеждать собственный страх. А ты, Гриан, поспрошай его на досуге о переменах в Городе. Я могу кое о чем догадаться из послания брата, но… Похоже, жителям Дамгала предстоит интересная жизнь, хотя и не стану утверждать, что веселая.
И, махнув рукой, она вскочила в седло и повернула к своим, более не говоря ни слова. Став Проклятой, она разучилась прощаться.
Не умела прощаться и Ауме. И лишь мучительно повторяла то, что было ясно и так:
– Я должна вернуться в Круг. Я – Старшая.
Он ответил:
– Все верно. Я не могу последовать за тобой. Я не понимаю загадок Ардви. Но я хочу, чтоб мы были вместе. – Он раскрыл сжатую ладонь. На ней лежал бронзовый знак Крепости, когда-то отданный им Никару и вновь к нему вернувшийся. Никар же пал в последнем бою с Кертой. – Ты оставишь мне это?
– Мы увидимся, – быстро сказала она. – Не знаю, в каком из пределов Огмы, но мы увидимся. И тогда…
Через несколько мгновений она уже присоединилась к остальным – белый плащ среди одинаковых черных панцирей. Резкий свист, дробная россыпь копыт – отряд сорвался с места и вскоре исчез из виду.
Да и были ли Проклятые в Северных королевствах? Ветер развеял золу и пепел погребального костра, и сотрутся следы копыт на земле, и саму землю занесет снегом. Не останется никаких свидетельств, кроме летописи Теулурда, если он расскажет правду и она сохранится в потомстве.
На то и другое мало надежды.
Но важно ли это?
Читать бесплатно другие книги:
