На что способны женщины Чейз Джеймс

– Не сделай ошибки, Джексон, – предостерег он. Я не мог видеть его лица, но говорил он сквозь зубы. – Денег ты больше не получишь, пока не принесешь пудреницу.

– Как будто я не знаю, – ответил я и взялся за конец веревки. – Я получу клинок?

– Я подам тебе его наверх. Поосторожнее с ним. Не задень им обо что-нибудь. Может остаться отметина.

Я вскарабкался по веревке до самой проволоки. Укрепившись ногами на одном из узлов, я взялся за ножницы. Проволока была смотана очень туго, и потребовалось приложить немало усилий, чтобы она не хлестнула меня по лицу. Через какое-то время я победил ее.

– О\'кей, – сказал я в темноту, подтянулся и сел на стену верхом. Я смотрел прямо на дом, но с точно таким же успехом можно было смотреть и в яму глубиной с милю.

– Вот футляр, – шепнул Паркер. – Осторожнее.

Я наклонился и прочно обхватил его всеми пальцами.

– Взял, – сказал я и поднял коробку. Запихивая ее в карман плаща, я продолжал: – Здесь ни зги не видно. Надо подумать еще, куда идти.

– Да нет же, – нервно перебил Паркер. – Там проход в нескольких ярдах от стены. Он приведет тебя к черному ходу. Возьми правее. Там его не миновать.

– Вы действительно неплохо подготовились, а? – сказал я, отпуская веревку и соскальзывая в сад.

Я замер в темноте, держась одной рукой за стену, по колено в мягкой траве, и прислушался. Только мое дыхание да стук сердца, выпрыгивавшего из груди. До сих пор я, как мог, до последнего оттягивал принятие решения о том, что же мне все-таки делать. Теперь же деваться было некуда. Собственно, выбор был небогат: либо я мог прождать некоторое время прямо здесь, перелезть обратно через стену и сказать Паркеру, что не смог открыть сейф, или что подле него сидит охранник, или еще что угодно, либо я мог действительно пойти туда с приличными шансами нарваться на охранников или на собаку.

Если я достану пудреницу и охрана схватит меня, ничто не спасет меня от Редферна. Но меня действительно разбирало любопытство. Я был абсолютно уверен, что вся предыстория – полная чушь. Такой гад, как Гормэн, никогда не выбросит пятьсот баксов только ради того, чтобы помочь женщине выбраться из неразберихи, в которую она благополучно и самостоятельно влипла. Не такой это человек. Пудреница, или черт знает что там еще, что он непременно желал достать из Бреттова сейфа, похоже, значило для него несколько больше, чем он давал мне понять. Это наверняка. А если он может поиметь с этого что-то, то, судя по всему, могу и я. Мне осточертело ошиваться в Сан-Луис-Бич; осточертело, что меня здесь повсюду трясут; осточертело, что у меня никогда нет денег. Если же взяться за дело с головой, можно одним махом решить все проблемы. Похоже, я мог заработать теперь такую сумму, что мне после этого не пришлось бы задумываться о деньгах еще не один год. В общем, хуже, чем лотерея. И я решил пойти туда.

Все эти мысли заняли у меня не более пяти секунд; спустя еще секунду я уже выбрался на тропинку и направился к дому. Благодаря ботинкам на резиновой подошве при ходьбе я издавал шума не больше, чем настоящее привидение, сам же постоянно слушал, что происходит вокруг. Так я и крался, не торопясь, с фонариком в одной руке и с тростью наготове – в другой. Вскоре деревья закончились. Слева, через газон от меня, проступили очертания дома: просто черная каменная глыба на фоне неба. Огней не было.

По тропинке, огибавшей газон, я пошел дальше, думая только о волкодаве. Невесело пробираться через такую тьму: полицейские собаки не лают. Они просто молниеносно, бесшумно бросаются на вас, так что вы в первый и в последний раз узнаете, где гигантские клыки вонзятся в вашу глотку. К тому времени, как я добрался до конца тропинки, рубашка уже приклеилась к моей спине, а нервы едва не выскакивали из кожи. Теперь я был совсем рядом с домом. Дальше маленькая лестница вела на террасу. Из плана я помнил, что, для того чтобы добраться до черного хода, надо пройти эту террасу, еще подняться по ступенькам, пройти еще одну террасу с французскими окнами, завернуть за угол, и тогда вы на месте. А пока вы находитесь на террасе, вы представляете собой отличную мишень.

Я стоял за последним деревом у тропинки и высматривал проход перед собой и лестницу до тех пор, пока у меня не заболели глаза. Поначалу я не видел вообще ничего, затем проступили широкие белые ступеньки и балюстрада террасы. Я продолжал всматриваться и вслушиваться, напрягаясь изо всех сил и все не решаясь покинуть свое укрытие, поскольку стоило лишь мне выйти на террасу, и обратной дороги уже не будет. Я должен был увериться в том, что там никого нет. Я должен был вдвойне увериться в том, что там меня не поджидает собака.

Теперь, находясь рядом с домом, я мог разглядеть полоску света в одном из занавешенных окон. Слышалась приглушенная танцевальная мелодия. Звуки чужого веселья, такие далекие, давали мне понять, насколько одинок я здесь, в темном и опасном саду.

Я все еще не мог заставить себя выйти из тени деревьев. Кроме того, мне пришло в голову, что это место на самом деле может быть вовсе не так безопасно, как кажется. Но я продолжал всматриваться и вслушиваться, и тогда я заметил его. Мои глаза наконец совершенно освоились в темноте, и, плюс к этому, за домом начала подниматься луна. Охранник стоял рядом с чем-то, что при свете дня могло оказаться большой каменной птицей на пьедестале у верхней ступеньки. Его силуэт почти сливался с силуэтом птицы, и я только сейчас увидел его, хотя он был там все время. Тут он отошел от статуи, и я четко увидел очертания его фуражки на фоне белой стены террасы. Я чуть не поперхнулся. Некоторое время он оглядывал сад, затем неторопливо направился вдоль по террасе, в другую сторону от двери.

Это был шанс. Конечно, в любой момент он мог вернуться, но я чувствовал, что он не пойдет назад. Я бросился к ступенькам. Бежал я на цыпочках и достиг лестницы, не дав ему ни малейшего повода подумать, что он здесь не один. Присев за балюстрадой, я все еще мог видеть его. Он дошел до конца террасы и теперь стоял там спиной ко мне, обозревая окрестности с видом капитана на мостике своего корабля. Я не стал ждать, пока он обернется, пригнулся, пробежал несколько шагов и оказался на другой террасе над ним. Теперь я отчетливо слышал радио. Эрни Касерес опять выплакивал на саксофоне свой «Персидский ковер». Но у меня было слишком много дел, чтобы слушать сейчас старика Эрни, и, миновав ряд французских окон, я завернул за угол, точно так, как было изображено на плане. До двери оставалось всего несколько ярдов, когда я услышал шаги. Сердце мое забилось где-то под шляпой, и я прижался к стене. Шаги не стихали – прямо по направлению ко мне.

– Ты внизу, Гарри? – позвал из темноты голос. Кажется, я узнал его. Он принадлежал охраннику, который днем встретил нас у ворот. Теперь между нами не было и десяти ярдов.

– Да, – отозвался другой.

Теперь я мог его видеть. Он перегнулся через перила, глядя на своего напарника на нижней террасе. Тот помигал ему фонариком.

– Все тихо?

– Достаточно. Здесь внизу темно, как у негра.

– Слушай лучше, Гарри. Мне не нужны неприятности сегодня.

– Какая муха тебя укусила, Нед? – Второй голос терял терпение. – Не падал со своей верхотуры?

– Пошире раскрой свои тупые глаза, тебе сказано. Те два придурка не идут у меня из головы.

– А, забудь про них. Они же заблудились, так? Стоит какому-то уроду сбиться с пути и забрести сюда, как ты уже выходишь из себя. Расслабься.

– Мне не понравилось, как они выглядели, – сказал Нед. – Пока сопляк трепался, другой вовсю шарил глазами. Выглядел он вполне серьезно.

– О\'кей, о\'кей. Я еще разок прогуляюсь по саду. Если наткнусь на твоего серьезного парня, удобрю им почву.

– Возьми пса, – добавил Нед. – Где он, кстати?

– На цепи, но я возьму его. Встретимся здесь через полчаса.

– Хорошо.

Я слушал все это, сполна почувствовав, каково стоять в темноте той статуе. Нед оставался на своем месте, спиной ко мне, прочно утвердив руки на собственных боках и глядя на простиравшийся перед ним пустынный газон.

Медленно-медленно я потек по стене прочь от него. Я продолжал перемещаться таким образом до тех пор, пока он не растворился в темноте. Еще через несколько шагов я был у двери. Я нащупал железное кольцо, поднимавшее щеколду, повернул его и надавил, но дверь была заперта. Переложив трость в другую руку, я нашел и вытащил ключ, который дал мне Паркер. О том, чтобы посветить себе, не было и речи. Я продолжал в полной тьме шарить руками по двери в поисках замочной скважины, все время слушая, не захочет ли Нед вернуться сюда. Найдя скважину, я вставил в нее ключ и осторожно повернул его. Замок издал слабый щелчок, показавшийся мне едва ли не выстрелом. Я замер, прислушиваясь, но ничего не произошло, и я снова повернул кольцо и надавил на дверь. Дверь открылась. Я проскользнул внутрь, где оказался в еще большей темноте. Вынув ключ, я притворил дверь, запер ее изнутри и спрятал ключ.

Теперь я был в доме и неожиданно ощутил себя более чем спокойным и хладнокровным. Я не нарвался на собаку, и это сбрасывало немаленькую гору с моих плеч.

Я точно знал, куда мне нужно идти. Я отчетливо представлял перед собой пять ступенек и длинный холл, хотя и не мог их видеть. В конце холла еще ступеньки, затем направо, и я буду перед Бреттовым кабинетом с его сейфом.

Я еще раз прислушался. Эрни Касерес продолжал хвастаться своей виртуозной игрой, перейдя к соло в «Хоре кузнецов». Похоже, его высокие ноты исправят теперь любой мой шум. Я собрался с духом, включил фонарик и в одно мгновение проскочил ступеньки и холл. В конце второго пролета лестницы горел свет. Потушив его, я свернул направо в маленький коридорчик с огромным окном в сторону сада. Я оказался перед дверью. Она вела в кабинет. Справа от меня был широкий пролет лестницы, ведущий в верхние комнаты.

Вдруг откуда-то с верха лестницы раздался визг. Я подпрыгнул не более чем на фут.

– Не смей! О! Ты, ты – животное!

«Невинные игры прислуги», – подумал я, отирая со лба пот. Девчонка снова заверещала. Над головой затопали шаги. Еще один визг, затем хлопнула дверь, и все стихло.

Я подождал еще немного, но продолжения не было. Я подумал, что старику Бретту пора бы возвращаться домой. Его прислуга слишком веселится в его отсутствие. Не тратя больше времени, я подкрался к двери, приоткрыл ее и заглянул в кабинет. Никто не заорал на меня: там действительно никого не было. Я прошел внутрь и закрыл за собой дверь. Луч фонаря выхватил из темноты сам сейф. Расположен он был точно в соответствии с планом, по крышке пробегал провод сигнализации. Я бы даже не заметил его, если бы не знал о его существовании. Замаскирован он был действительно искусно.

Я осторожно перерезал его, ожидая, что дом вот-вот взорвется от сумасшедшего трезвона десятка сирен, но не произошло ровным счетом ничего. Или Паркер снюхался с экспертами по данному вопросу, или же сигнализация все еще оставалась отключенной. Этого я не знал и знать не хотел.

Я достал карточку, сверил комбинацию и начал набирать. Светя себе на циферблат, я аккуратно поворачивал его диск: полный поворот направо, пауза две секунды, полповорота назад, снова пауза, полный поворот направо, пауза и еще полповорота направо. Точно так, как и сказал Паркер. Затем я взялся за ручку и осторожно потянул на себя. Я не думал, что это мне как-то поможет, но тем не менее. Сейф открылся. Присвистнув, я посветил туда. На второй полке в углу лежала маленькая золотая коробочка, не больше трех дюймов; сделана она была весьма изящно и современно и выглядела весьма дорого. Я рассматривал ее, взвешивая на ладони. Весила она как раз на свой размер. На первый взгляд на ней не было никакой кнопки или защелки, чтобы ее можно было открыть. Еще через секунду я бросил ее в карман. Времени не было. Исследовать ее можно и на улице.

Из другого кармана я достал клинок. До сих пор я был слишком занят охранниками и собакой, чтобы обращать на него свое внимание, но теперь, держа его в руке, я невольно задумался.

Этот клинок оставался единственным местом в истории Гормэна, дававшим слабину. Я был уверен в том, что девушка не брала его из Бреттова сейфа, точно так же, как в том, что Паркер – сопляк и что пудреница не ее. Клинок я видел. Выглядел он вполне убедительно. Я ни черта не понимаю в антиквариате, но я способен отличить золото от всего остального, когда я вижу его, и клинок был золотой: как минимум, это уже делает его дорогим. Тогда зачем же Гормэну посылать меня оставить ценную вещь в сейфе Бретта, которая конечно же Бретту не принадлежит? Зачем? Такие предметы могут быть легко отслежены. Зачем ему нанимать меня, чтобы я выкрал из сейфа пудреницу и положил на ее место предмет никак не меньшей стоимости, который даст полиции нить, способную привести к самому Гормэну? Что-то здесь не так: фальшивит мелодия.

Светя себе фонариком, я смотрел на футляр. Может, там нет клинка? Я попытался открыть его, но футляр не поддался. Хотя для пустого он был тяжеловат. Я продолжал рассматривать его, и неожиданно мне показалось, что он несколько толще и чуть длиннее, чем тот, что мне показывал Гормэн. Я не был уверен, но мне так показалось. И вдруг я услышал то, что снова обрушило на меня потоки ледяного пота. Из футляра шло еле заметное, но отчетливое тиканье. Я чуть не выронил его.

Неудивительно, что каждый из этих хитрых ублюдков по нескольку раз напоминал мне поосторожнее обращаться с ним. Теперь-то я знал, что это было. Это же бомба! Они запихнули ее в похожую коробку, справедливо надеясь, что в спешке и в темноте я не замечу подмены. Дрожащими кончиками пальцев я бросил его в сейф так, как вы бы стряхнули тарантула, ползущего по вашей одежде.

Я, естественно, понятия не имел, когда должна была взорваться бомба, но был уверен, что, если это произойдет, в сейфе все разлетится на атомы. Таким образом, по их замыслу, Бретту никогда не узнать, была ли похищена пудреница или нет. После всего он может решить, что это просто была попытка подрыва сейфа с целью вскрытия, но ребята переборщили с взрывчаткой, и содержимое сейфа оказалось уничтоженным. Яркая идея, достойная самого Гормэна; но когда я вспомнил, как перебирался через стену, как тратил время, уворачиваясь от охраны, и не подозревал, что в кармане у меня бомба, меня настигла новая волна холодного пота. Я захлопнул дверцу сейфа и крутанул диск. Единственной моей мыслью было убраться от него до взрыва так далеко, как я только сумею. Может, я несколько паниковал. Но вы на моем месте чувствовали бы себя точно так же. Бомбы вообще капризные штуки, а самодельные – капризнейшие из всех. Я не сомневался, что Паркер – если он, конечно, вообще хоть немного соображал – поставил ее на время, достаточное для того, чтобы мы могли спокойно убраться от сюда; но когда дело доходит до часовых механизмов, я не верю никому. Так что я решил, что бомба уже готова вот-вот взорваться.

Я бросился к двери и распахнул ее как раз тогда, когда Нед собирался войти в нее.

Я всегда имел репутацию парня, который в драке будет бить первым. До сих пор у меня не было времени подумать, что делать, если я столкнусь с такими проблемами. Мои рефлексы сработали задолго до того, как за дело взялась голова. Не прошел еще первый шок от такой неожиданной встречи, а я уже крепко держал его за глотку, не давая вылезти наружу ни единому хрипу.

Его рефлексы отставали от моих на добрую милю. Добрую секунду он без движения стоял на месте, спокойно давая душить себя. Удивительная, можно сказать, сообразительность. Когда наконец он понял, что происходит, он схватил меня за запястья, и я почувствовал, что мне не удержать его. В темноте его вполне можно было спутать с медведем.

К этому времени только одна вещь занимала меня. Я не мог дать ему закричать. Он оторвал одну из моих рук от своей глотки и попал мне своим кулаком размером с хороший утюг куда-то в область шеи. Это оказалось весьма чувствительно и сразу разозлило меня. Дважды я со всей силы ударил его по корпусу. Ребра его показались мне сделанными из бетона, но, думаю, им все равно понравилось. Он что-то хрюкнул, выдохнул, и я снова всадил ему, пока он не закричал. Он осел на колени, подставился под еще один удар и сграбастал меня. Почти без шума мы оба медленно повалились на ковер, а дальше сцепились, как звери. Он был силен, боролся грязно, как бойцы без правил, и так же свирепо. Но я продолжал бить его по ребрам, чувствуя, что он не из тех парней, кто может долго выдерживать такое. Наконец я схватил его за голову и едва не проломил ею пол. Он вывернулся, ударил меня в грудь так, что я пластом растянулся перед ним, и затрубил, как стадо слонов.

Я снова прыгнул на него, и мы полетели на журнальный столик, который совсем не ожидал от нас такого. Надо было торопиться. Если явится второй, да еще с собакой, все может обернуться гораздо хуже. Я нанес пару резких ударов в лицо Неду, едва не сломав себе кулаки. Он со стоном зашатался и едва не потерял равновесие. Я не винил его за это. Такие подарки и мне бы не понравились.

В этот момент в комнате вспыхнул свет, что могло означать лишь появление другого охранника.

Я еще разок пнул Неда, вцепившегося мне в колено, и замер. Дуло пистолета перед моим носом показалось мне немногим меньше, чем ствол двухсот сорока миллиметровой гаубицы, и вдвое смертоноснее.

– Замри! – проверещал Гарри пискливым и испуганным голосом.

Я замер, пока Нед с трудом поднимался на ноги.

– Какого черта здесь происходит? – вопрошал Гарри. Он представлял собой толстоватого, круглолицего, тупого урода, но сложен был как вол.

Теперь я вспомнил о бомбе.

– Смотри за ним, Гарри, – прохрипел Нед. – Дай я только передохну. Что я тебе говорил, а? Это тот самый гад.

Гарри уставился на меня. Его палец плотно лежал на спусковом крючке.

– Нам лучше позвать полицию, – проговорил он. – Ты в порядке, Нед?

Проклиная его, Нед и обо мне не забыл. Затем он еще раз ткнул меня под ребра, и я не успел отбить его сапог. Я полетел к противоволожной стене, и думаю, что только это и спасло мне жизнь.

Бомба сработала.

Оглушенный грохотом и ослепленный яркой вспышкой света, под действием взрывной волны я растекся на дальней от сейфа стене. Откуда-то сверху посыпались куски штукатурки, стекла вылетели наружу; казалось, весь дом вздрогнул от такой встряски.

Очнувшись, я обнаружил, что держу в руке свой фонарик, который я выронил, бросившись на Неда. Я знал, что должен побыстрее сматываться отсюда, но я не мог не посмотреть, что же стало с охранниками. Однако беспокоиться было не о чем. Они оба стояли как раз напротив дверцы сейфа в тот самый момент, когда она слетала со своих петель. Неда я смог различить по его сапогам, а вот опознать Гарри мне не удалось.

Через разбитое окно я вышел на террасу. Весь избитый, разодранный в клочья и порядком ошарашенный, я все же еще соображал.

Я сам должен был кинуть Гормэна до того, как он кинет меня. В этом плане взрыв практически развязывал мне руки. Пошатываясь, я набрел на каменную птицу перед лестницей вниз. Не помню, как я оказался на ней, там, где крылья присоединяются к туловищу, но тем не менее я положил пудреницу в маленькое углубление между крыльями, сполз вниз и бегом бросился туда, где я надеялся найти Паркера.

Мне показалось, что из ног у меня вынули все кости, плюс в ушах стоял невыносимый звон. Путь через лужайку до стены казался неимоверно долгим, и я не был уверен, что сумею проделать его.

Луна уже поднялась над домом, и весь сад был залит серебристым светом. Отчетливо виднелась каждая травинка, каждый цветок, каждый камешек графия на дорожке. Вокруг просто не существовало ничего такого, чего можно было бы не заметить. Но теперь я видел только одну-единственную вещь: огромный волкодав, как скорый поезд, летел прямо на меня.

Мой крик, наверное, слышали в Сан-Франциско. Я бросился в другую сторону, передумал и повернулся лицом к зверю. Он скакал через газон, стелясь по земле, с красными светящимися глазами и зубами, похожими в лунном свете на апельсиновые семечки. Я все представлял себе, как это будет, а теперь он наяву приближался ко мне, и я почти чувствовал, как его клыки смыкаются на моей глотке. В десяти ярдах от меня он замер, припав к траве, словно обернувшись в камень. Я так и стоял со стекающим потом, на подкашивающихся ногах, боясь даже дышать. Я знал, что стоит хоть одной жилке дрогнуть на моем лице, и он прыгнет.

Мы смотрели друг на друга, быть может, секунд десять. Они показались мне столетием. Я уже видел, как выпрямился его хвост и напряглись перед прыжком задние лапы, как вдруг раздался резкий выстрел. Я слышал, как пуля просвистела рядом с моей головой. Собака покатилась по траве, ревя и хватая зубами пустой воздух. Я не стал выяснять, насколько тяжелой была ее рана, а просто рванул на луч света, появившийся над стеной. Втянув себя наверх, я с глухим стуком свалился с другой стороны.

Паркер схватил меня за пояс и наполовину донес, наполовину доволок до машины. Я с трудом вкатился в нее и захлопнул дверь.

– Гони! – заорал я на него. – Они прямо за нами. У них машина, и они уже гонятся за нами!

Я хотел задать ему работы, чтобы у него не было времени на вопросы, пока мы не отъедем достаточно далеко. Мне это вполне удалось.

По холмам он летел как сумасшедший. Он действительно умел водить. До сих пор я не понимаю, как мы не слетели тогда с серпантина. Мы неслись по горной дороге, проходя шпилечные повороты на восьмидесяти милях, в считанных дюймах от обрыва.

Когда холмы закончились, он неожиданно ударил по тормозам так, что нас порядком занесло, выправил машину, остановился и резко обернулся ко мне, словно он опять вышел из себя.

– Ты достал ее? – крикнул он мне, хватая меня за плащ и тряся меня. – Где она, черт бы тебя побрал! Ты достал ее?

Я сам взял его за ворот и тряхнул так, что он едва не вылетел из машины.

– Ты с твоей чертовой бомбой! – заорал я ему в ответ. – Сумасшедший тупой придурок! Вы чуть не убили меня!

– Ты достал ее? – повторил он, ударяя кулаками по рулевому колесу.

– Бомба разнесла ее к чертовой матери, – сказал я. – Вот что сделала ваша бомба. Она разнесла весь сейф и все, что в нем было, к чертовой матери. – И я припечатал его мордой об кнопку клаксона, когда он хотел снова броситься на меня.

Глава 5

Войдя в диванную, в зеркале над камином я встретил свое отражение. Белый от штукатурки, с растрепанными волосами, завесившими глаза, в плаще с оборванными полами, вид я имел вполне красноречивый, плюс в огромной дыре на штанине светилось разодранное колено. Если этого недостаточно, могу добавить, что из рассеченной брови у меня тянулась полоска запекшейся крови, а полшеи, куда мне врезал Нед, окрасилось в нежные пурпурные оттенки. В общем, можно сказать, бросалось в глаза, что мы с элегантно одетым Паркером, висящим на моем плече, имели сегодня некоторые неприятности.

Гормэн неподвижно сидел в кресле, глядя на дверь. Огромные пальцы его впились в подлокотники так, словно он собирался размолоть их. Толстое лицо его можно было сравнить разве что с брусчатым тротуаром.

В другом кресле, перед камином, сидела Веда Ракс, сидела прямо и очень напряженно, с плотно сжатыми губами и с отсутствующе-осторожным взглядом в широко раскрытых глазах. Она была в белом: простое платье без бретелек; на такие вы всегда обратите внимание.

Я стряхнул Паркера на диван. Ни Гормэн, ни Веда не произнесли ни слова. Напряжение в комнате переходило всякие рамки.

– Он снова начал свои выкрутасы, и мне пришлось выключить его, – объявил я, не обращаясь ни к кому в отдельности, и начал отряхиваться.

– Ты достал ее? – спросил Гормэн. На Паркера он и не взглянул.

– Нет.

Подойдя к бару, я налил себе выпить и сел на стул, лицом к ним. Я знал, что не должен был возвращаться в этот дом. Я должен был выбросить Паркера, а когда все утихнет, забрать пудреницу и разыграть ее уже по своим правилам. Но подобная безопасность означала для меня расставание с Ведой, а я же рассчитывал не терять ее, если это было возможно.

Гормэн не шевельнулся. Только кресло скрипнуло под его усилившейся хваткой. Я быстро взглянул на Веду. Теперь, мне показалось, она расслабилась. Жилка затрепетала на ее скуле. Это чуть искривляло форму ее рта.

Я одним махом осушил бокал. Я только сейчас почувствовал, как же мне хотелось пить. Только я поставил его на стол, как Паркер очнулся, застонал и попытался сесть. Никто не заинтересовался этим. Он с таким же успехом мог бы пытаться привлечь наше внимание лежа на дне океана.

– Я не достал ее, – сказал я Гормэну, – и я скажу тебе почему. С самого начала ты был слишком хитер и слишком темнил. У тебя с твоим сопляком кишка была тонка, чтобы самим достать эту чертову пудреницу. Так что, объединив свои умственные усилия, вы изобрели способ выудить ее так, чтобы не замараться самим, а у сосунка, которого вы наймете для этой работы, не будет никаких шансов, если он провалится. Это была неплохая идея: немного сложновато, но тем не менее идея неплохая. Она могла сработать, но этого не произошло, потому что все ответы вы предпочли держать при себе. Вы остановились на моей кандидатуре, потому что дела мои к тому времени были действительно плохи. Вы узнали, что копы только и ждут от меня малейшей осечки. Вы узнали, что я в долгах и поэтому найдется не так много вещей, которые я бы отказался сделать за солидные деньги.

Но оступились вы в том, что не потрудились выяснить, на что же именно я готов пойти ради денег. Вы знали, что я был замешан в паре темных историй, но даже тогда вы побоялись открыть мне ваши карты и прямо сказать, что на самом деле я должен просто выкрасть для вас что-то из сейфа Бретта. Ты думал, что в такой ситуации у меня задрожат коленки, и я приползу к копам. Но я бы не сделал этого, Гормэн. Взлом сейфа не испугал бы меня, когда за этим лежала бы тысяча баксов, но вам не хватило ума понять это.

Веда неожиданно зашевелилась. Это мог быть жест предостережения или просто нервный рефлекс – я не знал.

Я продолжил:

– Ты же не думал, что я приму за чистую монету эти похождения во сне за клинками Челлини, ведь так? Я и не принял. Я понимал, что пудреница принадлежит Бретту и по той или иной причине она была нужна тебе. Здесь я ничего не могу предполагать, и не собираюсь. Мне нужны были только твои деньги: лишь это интересовало меня. Если бы ты сказал, что в футляре бомба, я бы знал, что мне делать, но ты не сделал этого. А когда я сам понял это, было уже слишком поздно. Все произошло в один миг. Я услышал тиканье, и в кабинет входит охранник. Только я успел открыть сейф. Все, о чем я думал тогда, – это избавиться от бомбы. Я бросил ее в сейф, захлопнул дверцу и бросился навстречу охраннику. Я видел пудреницу, но не прикоснулся к ней. Она находилась в сейфе в тот момент, как я закрыл его. С охранником я бы справился, если бы не подошел второй.

Казалось уже, что я полностью сел, и тут твоя чертова самоделка сработала. Дверца слетела с петель и прошла через обоих, как раскаленный нож через масло. Комната тоже ни к черту. Хорошая была бомба, Гормэн. Тот, кто ее делал, вполне может гордиться собой. Я дождался, пока осядет пыль, и убедился, что, кроме нее, в сейфе не осталось ровным счетом ничего. Судя по всему, вашей пудреницы в природе больше не существует. И я убрался оттуда. – Поднявшись, я снова прошел к бару и наполнил себе второй бокал.

Бледный, взбешенный Паркер к этому времени уже сидел на диване, держась за свое брюхо. Он въедливо смотрел на меня своими сумасшедшими глазами.

– Он лжет, – сказал он Гормэну. – Я знаю, он лжет.

Гормэн шумно выдохнул.

– Я надеюсь на это, – сказал он своим скрипучим голосом.

– Иди взгляни сам, – сказал я. – Да еще взгляни на тех двух охранников. Это убийство, Гормэн.

– К черту охранников, – оборвал Гормэн. – Меня интересует пудреница. Почему ты оставил ее в сейфе, когда услышал входящего охранника?

– Только ребенок позволил бы застать себя там с пудреницей в кармане, не так ли? – сказал я вполне ровным тоном. – Подумай сам. Или они схватят меня и ничего не найдут при мне, или они схватят и найдут – ведь это две большие разницы, верно? А пудреницу я бы мог взять, расправившись с ним.

– С другой стороны, – ласково сказал Гормэн, – ты мог бы положить пудреницу в карман и несмотря на возможность быть схваченным с ней.

Не думал же он, что я вернусь сюда, имея ее при себе? За кого же он меня принимал? В этом случае я занимал еще более выгодное положение. Теперь он может хоть до посинения думать, что я взял пудреницу, но он не сумеет доказать этого.

– Можешь обыскать меня, – сказал я. – Давай же, обыщи меня, если тебе от этого полегчает.

Гормэн кивнул Паркеру:

– Посмотри его.

Паркер прошелся по мне, словно хотел разорвать на кусочки. Я чувствовал на затылке его горячее дыхание, пока его руки шарили по моей одежде. Неприятное ощущение. Я все время ждал, что он ударит меня.

– Ничего, – злобно бросил он. – Похоже, крысеныш мог припрятать ее?

– А теперь послушайте, – сказал я, отступая от него на шаг, – вы, ребята, больны. О\'кей, это понятно. Но я-то здесь ни при чем. Я сделал то, за что мне платили. Это не мои проблемы, что вы решили вести себя похитрее и приплели сюда бомбу.

Паркер повернулся к Гормэну. Его буквально раздирало от ярости.

– Я говорил тебе не ходить к нему. Я же предупреждал тебя, да? Я повторял тебе снова и снова, что мы не должны связываться с человеком с таким послужным списком. Ты знал, что он скользкий тип. Теперь же подумай, куда мы докатились: теперь мы не можем знать, лжет он или нет. Теперь мы не можем знать даже того, действительно ли бомба уничтожила ее, или он спрятал ее где-то.

– Не заводи себя, Доминик, – ответил ему Гормэн и резко взглянул на меня. – Он прав, мистер Джексон. Мы не знаем, лжете вы или нет. Но мы можем узнать это. – И он вынул руку из кармана. Иссиня-черный пистолет казался игрушечным в его толстых пальцах. – И не подумайте, что я не буду стрелять, друг мой. Никто не знает о том, что вы здесь. Мы зароем вас в саду, и пройдут годы, прежде чем вас, может быть, найдут. А может, вас и вообще не найдут. Так что без фокусов.

– Я уже рассказал вам все, что произошло, – сказал я. – Ваше право не верить мне. А зря размахивая передо мной пушкой, вы ничего не добьетесь.

– Садитесь, мистер Джексон, – вежливо предложил Гормэн, – и давайте обсудим это. – Здесь он неожиданно заметил, что Веда все еще в комнате. – Оставь нас, дорогая, – сказал он ей. – Мы хотим поговорить с мистером Джексоном. Тебе лучше уйти.

Она быстро встала и вышла. Комната казалась пустой без нее. А вместо ее шагов на лестнице за моей спиной неожиданно раздался свист воздуха, и я отключился. И еще вспышка в глазах. Похоже, отключился я не сразу.

Перед тем как Паркер огрел меня, я успел взглянуть на часы на каминной полке. Стрелки показывали десять минут двенадцатого. Когда я снова посмотрел на них, было уже половина, а Паркер брызгал мне в лицо водой. Я потряс головой, с трудом соображая, что происходит. Голова гудела, и вообще чувствовал я себя неважно. Хуже всего было то, что я обнаружил себя привязанным к стулу.

Гормэн стоял перед камином и наблюдал за мной. Паркер с перекошенной мордой стоял рядом, держа в руках чашку воды.

– Теперь, мистер Джексон, – безразлично произнес Гормэн, – вернемся к пудренице. На этот раз либо вы сами скажете мне правду, либо мне придется помочь вам.

– Ничего нового, братишка, – твердо ответил я. – Прекратите давить на меня: ничего нет.

– Блеф вашей легенды очевиден, – сказал мне Гормэн. – Ни один человек с вашей сообразительностью не оставил бы пудреницу в сейфе после того, как уже открыл его. Вы бы забрали ее с собой, надеясь пробить себе дорогу, или спрятали бы где-нибудь в комнате, под рукой, чтобы сразу же забрать ее, как только охранник будет ликвидирован. Вы бы ни за что не оставили ее в сейфе, мистер Джексон.

Конечно же он был прав, но доказать он не мог ничего, и я лишь усмехнулся в ответ.

– Тем не менее я предпочел не трогать ее, – сказал я. – Бомба не оставила мне времени на раздумья.

– Давайте посмотрим, не удастся ли мне убедить вас переменить вашу историю, – проговорил он и направился ко мне.

Я следил за его действиями. Теперь вы поймете, что я имел в виду, говоря, что с женщиной в голове вы сами подставляетесь под идиотские удары. Глядя теперь, как он идет ко мне, я твердил себе, каким же кретином надо было быть, чтобы вернуться сюда. Не составляло труда додуматься, что он мог повести себя таким образом. Но затем я вспомнил о Веде в ее белом платье и подумал, что, может быть, не такой уж я и идиот.

Он стоял уже прямо передо мной, с влажными камнями вместо глаз.

– Вы скажете мне, что вы сделали с пудреницей, или мне выдавить это из вас, мистер Джексон?

– Я тщательно осмотрел сейф. Вместе со всем остальным пудреница превратилась в кучку пыли, – ответил я. Я попытался уклониться от его рук, но веревки прочно держали меня.

Толстые пальцы обхватили мою шею и сжали ее.

– Вам лучше бы передумать, мистер Джексон, – прошептал он мне в самое ухо. – Где же пудреница?

Украдкой я посмотрел на Паркера, который так и стоял возле камина. Со злобной улыбкой он наблюдал за происходящим.

– Добавить мне нечего, – только и сказал я и приготовился к худшему. Я уже говорил, что таким пальцам не составит труда сделать так, чтобы из моих ушей хлынула кровь. Им это почти удалось. В тот момент, когда голова моя должна была лопнуть, он остановился. Я жадно хватал воздух, пытаясь разогнать мушек перед глазами.

– Так где пудреница, мистер Джексон?

Мне показалось, его голос звучал издалека, и это испугало меня.

Я ничего не отвечал, и он принялся за дело снова. На этот раз было еще хуже. Я чувствовал, как под таким давлением хрустит моя челюсть. Наверное, после этого я снова отключился. Все вокруг потемнело, и нечем было дышать, словно я утонул и лежал теперь на дне.

Снова брызги воды полетели мне в лицо. Я задыхался, но всплывал. Гормэн все еще был здесь. Он-то тоже с трудом переводил дыхание.

– Вы заблуждаетесь, мистер Джексон, – сказал он. – Очень, очень заблуждаетесь. Скажите мне, где пудреница, и я отдам вам причитающиеся деньги и отпущу вас. Я пытаюсь играть с вами честно. Где пудреница?

Я послал его, пытаясь вывернуться из-под его рук, и все началось с начала. После нескольких минут мучения, переливов боли и невыносимого чувства медленно приближающейся смерти я отрубился снова.

Когда я открыл глаза, часы показывали двенадцать десять. В комнате царила тишина и спокойствие. От торшера в конце комнаты струился мягкий свет. Не поворачивая головы, одними глазами я огляделся. Паркер с сигарой сидел под торшером и читал. Гормэна не было. На столе у локтя Паркера лежала кожаная дубинка со шнурком для запястья.

Я не шевелился, чтобы не дать ему заметить моего воскрешения. Меня не оставляло ощущение, что стоит ему заметить, что я очнулся, и он примется за меня. Шея болела так, словно на нее упал целый Эмпайр-Стейт-Билдинг, а из носа капала кровь. Я чувствовал себя живым не более, чем десятидневный труп.

Услышав скрип открывающейся двери, я прикинулся мертвым, прикрыв глаза и не двигаясь, словно манекен в какой-нибудь витрине. И вдруг я почувствовал ее духи: она остановилась посмотреть на меня. Потом я услышал, как она подошла к Паркеру.

– Тебе лучше не появляться здесь, – резко проговорил он. – Что тебе нужно? Ты должна быть в постели.

– Он сказал что-нибудь? – спросила она.

– Еще нет, но скажет.

Его слова прозвучали слишком уверенно – слишком, слишком уверенно.

– Он в сознании?

– Я не знаю, и меня это не интересует. Ложись спать.

Она вернулась и стала прямо передо мной. Она сменила свое белое платье и снова была в желтых брюках. Я пошире раскрыл глаза. Она была бледна, а глаза воспаленно блестели. На мгновение наши глаза встретились, и она быстро отвернулась.

– Он все еще без сознания, – сказала она Паркеру. – Совсем плох.

Я почувствовал, как мурашки побежали у меня по спине.

– Не так плох, как будет, когда Гормэн вернется. Уходи. Тебе не нужно быть здесь.

– А где Корнелиус?

– Он поехал к дому Бретта посмотреть, не найдет ли там что-нибудь.

– Но что же он может найти? Там ведь уже полиция, не так?

– Откуда я знаю? – крикнул он на нее. – Ложись спать, я не хочу, чтобы ты была здесь, с ним.

– Ты не сердишься на меня, Доминик?

Я медленно подвинул свою голову так, чтобы мог видеть их. Она стояла за ним, теребя дубинку и внимательно глядя на Паркера.

– Нет, не сержусь, – сказал он. – Но иди и ложись спать. Тебе нечего здесь делать.

– Думаешь, он спрятал ее?

Паркер сжал кулаки.

– Я не знаю. В этом вся проблема. Он может хитрить. Она может быть уничтожена. Все то же: все эти планы, и теперь мы не знаем ничего. – И он в злобе ударил по подлокотнику своего кресла. – Корнелиус – полный кретин, что поверил этому дешевому, скользкому клоуну.

– Да. – Она лениво рассматривала дубинку, поворачивая ее на столе. – Но он же не сможет подойти к дому, не так? Не понимаю, зачем он пошел туда.

– Он ничего не может. Я говорил ему, он не слушал. Он не успокоится, пока сам все не узнает. А если не найдет ничего, то убьет Джексона. Меня не интересует, что он делает. Меня вообще уже ничего не интересует.

Она показала ему под ноги:

– Это твое?

Чистая работа: тихо и невзначай; обыкновенный, будничный вопрос. Паркер купился; я и сам едва не купился на это. Его затылок превратился в идеальную цель. Он просто растянулся на полу. Даже не издал ни звука.

Она отступила назад, выронив дубинку и закрыв рукой рот.

– А мне понравилось, – сказал я.

Она резко обернулась ко мне:

– Что теперь? – Она все смотрела на меня. – Больше мне ничего не оставалось, не так? – ответила она. Ее слова выпрыгивали изо рта сами собой. – Я не могла дать им дальше пытать тебя.

– Это верно, – согласился я. – Как насчет моих веревок?

Она бросилась к бару, нашла нож и подошла ко мне.

– У меня снаружи машина. Если бы я только знала, куда ехать, – говорила она, разрезая веревки.

– Ты хочешь сказать, что поедешь со мной? – Я знал конечно же, что ей больше незачем здесь оставаться, но хотел услышать это от нее.

– Что же мне еще делать? – нервно спросила она. – Если Корнелиус когда-нибудь найдет меня после всего – я не знаю, что он со мной сделает.

Я сбросил последнюю веревку и нетвердо поднялся на ноги.

– Отлично, – сказал я, ощупывая свою шею затекшими пальцами. – Когда я увидел тебя, сразу почувствовал, что мы будем вместе. Из нас выйдет отличная компания. – С такими словами я добрел до бара и налил себе добрую порцию виски. Она причинила мне порядочную боль, пока добралась до желудка, но здорово прибавила мне сил. – Поговорим, когда уберемся отсюда. Мне здесь уже разонравилось. Где Паркер держит свою одежду?

– Дверь в конце лестницы. С ним все будет в порядке?

– Конечно. Поспит часок. Подожди меня, я быстро.

Я подошел к Паркеру, перевернул его и избавил от пистолета.

– Я зайду за тобой, – сказал я и вышел из комнаты.

Чтобы умыться и облачиться в один из наименее идиотских костюмов Паркера, у меня ушло не более десяти минут. Костюмчик был, конечно, узковат в плечах, но все лучше, чем ничего. Нашелся и белый шелковый шарф, вполне скрывший мою распухшую шею. Голова болела, а шею, казалось, пропустили через мясорубку, но все же чувствовал я себя не так плохо.

Сбежав по лестнице, я вернулся в диванную. Она ждала меня. С ее глаз все не сходило тревожное, внимательное выражение, и она по-прежнему была бледна.

Я перевел взгляд на Паркера. В себя он придет еще не скоро.

– Все готово? – спросил я, улыбнувшись ей.

– Куда мы поедем?

– Санта-Медина. Сначала надо добраться туда. Дальше мы сможем что-то планировать, когда больше узнаем друг о друге. Возьмешь что-нибудь с собой?

– Сумочка в машине.

– Предусмотрительно.

– Когда Корнелиус уехал, я знала, что мне делать.

Мое сердце снова заколотилось по ребрам.

– Не понимаю, что ты нашла во мне? – спросил я.

Она ничего не отвечала и не взглянула на меня.

– Может, мы лучше пойдем? – сказал я, дав ей время на ответ, если бы она захотела что-то сказать на это.

– Поцелуй меня, – прошептала она.

Ну что ж, разговор снова был исчерпан. Она успокаивающе действовала на меня. Я вздрогнул, когда она опять оттолкнула меня.