Вопрос времени Чейз Джеймс
Паттерсон поднял бокал:
– За ваш успех.
Чокаться Шейла не стала, но пристально посмотрела на него.
– Мистер Паттерсон, вы всегда так отбираете компаньонок?
Паттерсон приподнял левую бровь, улыбнулся.
– Меня впервые попросили найти компаньонку, – ответил он. – Так что в этом деле я новичок. Но ответ, я думаю, таков: все зависит от компаньонки.
Шейла отпила из бокала, поставила его на стол.
– Вы думаете, у меня есть шанс?
– Да… неплохой шанс. – Он глотнул крюшона, затем продолжил: – Но, имея дело со стариками, ни в чем нельзя быть уверенным. Настроение у них переменчивое. Сегодня я попал в удачный момент, а что будет завтра, известно лишь Господу Богу…
Принесли устрицы. Пока официант суетился с лимоном, соусом, хлебом, они молчали.
– Беда в том, мисс Олдхилл, – вновь заговорил Паттерсон после ухода официанта, – что ваш возраст все-таки смущает миссис Морели-Джонсон… Я предупреждал вас об этом.
– Я помню.
Паттерсон вилочкой подцепил устрицу и отправил ее в рот.
– Но эту преграду мы преодолеем, если вы будете во всем содействовать мне.
Прежде чем ответить, Шейла съела устрицу.
– В чем именно?
Паттерсон наклонился вперед, широко улыбнулся:
– Кто-нибудь говорил вам, как вы красивы?
Какое-то время она смотрела на пустую раковину устрицы, затем подняла на него взгляд.
– Да… в том числе и доктор Фосдик.
Паттерсон взялся за другую устрицу.
– Действительно… я забыл про доктора Фосдика… Так вот, миссис Морели-Джонсон наполовину слепа, но что-то она все-таки видит. И завтра, при встрече с ней, вы должны выглядеть как можно проще.
– Я увижусь с ней завтра?
– В одиннадцать часов, и, пожалуйста, не опаздывайте. Точность – ее пунктик.
Ели они молча. Паттерсон изредка поглядывал на Шейлу. Но бесстрастное лицо ничем не выдавало ее мысли. Они покончили с устрицами, пришедший официант забрал грязные тарелки. Паттерсон занервничал. А вдруг она фригидна? Но как-то не верилось. Наоборот, по всему выходило, что огня в ней хватало. Но она никак не реагировала на его обаяние. Он это чувствовал. Ее не трогала его улыбка. А ведь эта улыбка в прошлом позволила ему одержать немало побед. Официант тем временем принес рыбный пирог.
Вновь они молча принялись за еду.
– Действительно объеденье, – на этот раз первой заговорила Шейла.
– Я знал, что вам понравится. – Паттерсон подхватил вилкой кусочек пирога. – Я рассказал ей о вас. Как я и ожидал, она очень оживилась, узнав, что вы – дочь Генри Олдхилла. Но потом добавила: «Она, должно быть, еще ребенок». Я возразил, что вам тридцать восемь, и упомянул о вашей травмированной руке. «Но почему столь юная особа хочет присматривать за такой старухой, как я?» – спросила она. Тут меня осенило. – Паттерсон улыбнулся, довольный собой. – Я сказал, что вы всегда восхищались ее игрой, ставили ее выше Майры Хесс и почитаете за честь помогать ей.
– Вы сказали правду, – заметила Шейла. – Действительно, я считаю за честь хоть чем-то помочь ей и вновь услышать, как она играет.
Паттерсон сосредоточенно разрезал хвост омара. Эта женщина озадачивала его. То ли она говорит серьезно, то ли подтрунивает над ним. Неужели она не понимает, что за все труды должна отблагодарить его в постели? Или действительно воображает, что по горло занятый заместитель управляющего банком взвалит на себя новую ношу и угостит ее дорогим обедом, ничего не ожидая взамен, за исключением слов благодарности?
– Да, ей это понравилось. – Омар просто таял во рту. – Итак, она хочет вас видеть. Кстати, она спросила, не нашел ли я кого-то еще, и я ответил, что такая женщина у меня есть, на случай, если она сочтет вас слишком молодой. – Он посмотрел на Шейлу, ожидая ее реакции, но та продолжала есть рыбный пирог, словно и не поняла, что ее строптивость может быть наказана. – Видите ли, мисс Олдхилл, дело это довольно тонкое. Мне нельзя терять доверие миссис Морели-Джонсон. Сами понимаете, банк не может разбрасываться такими клиентами. И я обязан подстраховаться запасным вариантом. Надо отметить, ваша соперница в большей степени соответствует требованиям миссис Морели-Джонсон. У нее обширный опыт, и ей пятьдесят пять лет. Миссис Морели-Джонсон встретится с ней в десять утра. С вами – в одиннадцать. Потом она примет решение.
Шейла кивнула:
– Конечно. – Этот холодный, сдержанный тон всегда так раздражал Хэммета. – Я понимаю.
Они доели пирог, и Паттерсон дернул шнур колокольчика, вызывая официанта.
– Десерты тут превосходные. Клубничный шербет…
– Мне только кофе, пожалуйста.
– Два кофе, – сказал Паттерсон официанту, пока тот убирал грязную посуду, потом вытащил из кармана тяжелый золотой портсигар, еще один подарок миссис Морели-Джонсон, и предложил Шейле сигарету.
Они закурили, официант накрыл стол для кофе и снова оставил их вдвоем.
– Мистер Паттерсон, что, по-вашему, мне следует сделать, чтобы выглядеть менее привлекательной?
Паттерсон изучающе посмотрел на нее.
– Изменить прическу. Никакой косметики. Наденьте что-нибудь темное. Юбка должна быть ниже колен. Никаких высоких каблуков.
– Вы, однако, специалист, – удивилась Шейла. – Я последую вашим указаниям.
Паттерсон достал из нагрудного кармана очки, строгие, с оправой прямоугольной формы, и положил их на стол.
– Я хочу, чтобы вы надели эти очки. Купил их после разговора с миссис Морели-Джонсон. В них обычные стекла. Разумеется, совсем не обязательно носить их постоянно, только в ее присутствии. Они полностью изменят ваш облик.
Официант принес кофе. Когда он ушел, Шейла надела очки, встала, подошла к настенному зеркалу. Вернулась к столу.
– Вы совершенно правы, мистер Паттерсон… очень дельное предложение, благодарю вас. Едва ли вы могли оказать мне бльшую услугу.
Паттерсон прижал указательный палец к ямочке на подбородке.
– Я просто хочу, чтобы вы получили это место. Я даже готов поспорить, что вы его получите, и в будущем мы будем часто видеться. Так что не пора ли нам отвыкать от мистера Паттерсона и мисс Олдхилл? Меня зовут Крис, Шейла.
– Конечно.
Неожиданно она улыбнулась, впервые за время их знакомства. И даже в очках показалась ему ослепительной.
– Ради бога, снимите эти очки… в них вы похожи на школьную мымру.
Шейла рассмеялась и сняла очки.
– Так лучше? – Она пододвинула к нему сахарницу. – Я пью без сахара.
– Я тоже. Значит, мы обо всем договорились. Вы придете в отель «Плаза-Бич» к одиннадцати утра. Скажете портье, что миссис Морели-Джонсон ждет вас, и назовете свою фамилию. Я его предупредил. Так что вас пропустят.
– Вы не упускаете ни одной мелочи, Крис.
– Стараюсь. – Паттерсон самодовольно улыбнулся. – О, ваше жалованье. Вашим казначеем буду я, поскольку веду все ее счета. Прежняя компаньонка получала сто долларов в неделю… разумеется, не считая жилья и питания. Вы будет жить в ее пентхаусе. У вас будет своя комната, с телевизором… со всем необходимым. Я предложил ей платить вам сто сорок долларов. Она согласилась. Вас это устроит?
– Спасибо. Такой щедрости я не ожидала.
Лицо Паттерсона вытянулось. Он-то рассчитывал на нечто большее, чем спасибо. В конце концов, сто сорок долларов в неделю, на всем готовом, – чертовски хорошее жалованье, а она восприняла его слова как должное. Ему-то пришлось потрудиться, чтобы старуха согласилась с такими условиями.
Они допили кофе. Возникла неловкая пауза, затем Шейла повернулась и выразительно посмотрела на плюшевое канапе. Паттерсон проследил за ее взглядом.
– Вас что-то заинтересовало? – как бы между прочим спросил он.
– Я просто подумала, что канапе иногда может оказаться весьма кстати. – Взгляд Шейлы остановился на нем. – Да еще задвижка на двери.
У Паттерсона гулко застучало сердце.
– Задвижка не нужна. – Голос его дрогнул. – После кофе сюда никто не зайдет.
Шейла не мигая смотрела на него. Ему стало не по себе.
– Вам это известно по собственному опыту?
Он натянуто улыбнулся:
– Можно сказать, да.
– Крис… – Шейла вдавила окурок в пепельницу, на ее губах появилась легкая улыбка. – Я привыкла платить долги, но не так.
– Ну что вы! Как можно, Шейла… – Паттерсон изобразил возмущение. – Это ничего не значит… Никак не связано… Я не хочу, чтобы вы…
– Пожалуйста! – Шейла подняла руку. – К сексу я отношусь серьезно. Я думаю, это одна из тех немногих радостей, что Бог дал человеку. Но я не могу снять трусики, задрать платье до шеи и лечь на плюшевое канапе в кабинете дорогого ресторана, куда не заходят официанты после того, как подан кофе. Повторю, я всегда плачу долги. Давайте вернемся к этому после того, как я получу работу.
Пожалуй, впервые за свою сознательную жизнь Паттерсон не нашелся с ответом. Он также почувствовал, что краснеет, а на лбу его выступили капельки пота. Он, в общем-то, и не верил в легкую победу, но и не ожидал такой откровенности.
– О чем вы говорите, – забормотал он. – Откуда у вас такие мысли…
Шейла отодвинула кресло.
– Я позвоню вам, как только узнаю ответ.
Она встала, и Паттерсон теперь смотрел на нее снизу вверх.
– Вы уже хотите уйти?
– Мне пора. Перед сном я должна написать несколько писем, а время позднее.
Теперь у Паттерсона отпали последние сомнения в том, что встретил он женщину неординарную, перед которой его обаяние бессильно. Но желание обладать ею нисколько от этого не уменьшилось. Правда, он понял, что решение будет принимать она. «Я всегда плачу долги».
«Терпение», – сказал он себе.
– Как вам будет угодно.
И он последовал за Шейлой к двери. Пока он подписывал чек, она вышла на улицу. Пару минут спустя Паттерсон присоединился к ней.
– Не знаю, как мне благодарить вас, Крис. Вы подарили мне такой приятный вечер и взяли на себя столько хлопот с…
– Будем надеяться, что наши усилия не пропадут даром. – В голове вертелись ее слова: «К сексу я отношусь серьезно. Я думаю, это одна из тех немногих радостей…» Похоже, она не отказывалась лечь с ним в постель.
Швейцар подогнал «уайлд кэт» к дверям ресторана. До отеля «Франклин» они доехали молча. Перед тем как выйти из машины, Шейла наклонилась к Паттерсону, коснулась губами его щеки. И умчалась, прежде чем тот успел обнять ее.
– Спокойной ночи, Крис… еще раз благодарю.
Каблучки застучали по ступеням, и она скрылась в вестибюле, где ее дожидался Хэммет.
2
На следующее утро Паттерсон, войдя в кабинет, тяжело вздохнул, увидев на столе две аккуратные стопки корреспонденции.
Он провел беспокойную ночь, думая о Шейле. Она высказалась ясно: «Я не могу снять трусики, задрать платье до шеи и лечь на плюшевое канапе». Ни одна из знакомых ему женщин никогда не сказала бы такое. Но с другой стороны, ее прямота вселяла надежду. Говорить так могла только женщина опытная, много повидавшая на своем веку. Ему не нравилось, что Шейла сразу раскусила его. От нее не укрылось, что ему более всего хочется уложить ее в постель. Неужели мысли его читались как открытая книга? И еще, весь вечер она полностью контролировала ситуацию, а он к такому не привык. Более того, это его раздражало. Откуда у нее такое непоколебимое спокойствие? Она нисколько не поддалась его обаянию. Ранше такого не бывало. «Я всегда плачу долги».
То есть в удобное для нее время она ляжет с ним в постель… Другого это означать не может.
Паттерсон сел за стол, закурил.
И ночью, и утром, стоя под душем и бреясь, он спрашивал себя, почему эта женщина так взбудоражила его. Не красавица, даже милашкой не назовешь. Он не мог этого понять. И при этом был одержим ею. Даже от мысли о том, что она, голая, лежит рядом с ним в постели, Паттерсона обдавало жаром. Такого неистового желания испытывать ему не приходилось. Конечно, и раньше ему хотелось переспать с той или иной женщиной, но при этом он оставался самим собой, мог думать о чем-то еще. Была, значит, в Шейле какая-то изюминка, разбудившая в нем такую страсть. Происходящее с ним и пугало, и радовало Паттерсона. Что же это за изюминка, черт побери, думал он.
В кабинет вошла Вера Кросс, его секретарь, миловидная, изящно одетая женщина лет двадцати семи. Ее высокая грудь и стройные ноги скрашивали Паттерсону серость трудовых будней. Не раз и не два задумывался он, какова она в постели. Впрочем, такой вопрос возникал у него всякий раз, когда он видел симпатичную женщину. По всему чувствовалось, что с Верой в постели не соскучишься, но Паттерсон не шел дальше раздумий. Ни единым намеком ни разу не выдал он, что видит в Вере женщину, хотя не сомневался, что та не станет возражать, если он при случае ущипнет ее за попку. Но Паттерсон всегда помнил, чем кончились для двух-трех его коллег романы с секретаршами. Он же не страдал отсутствием честолюбия. И надеялся стать вице-президентом, а то и президентом банка. А один неверный ход мог перечеркнуть все его устремления, поэтому они с Верой оставались только друзьями. Рук он никогда не распускал.
– Доброе утро, Крис. Сегодня много почты. – Вера закрыла за собой дверь. – Я ее рассортировала. В правой стопке срочные письма.
Она села, положив ногу на ногу, и открыла блокнот.
Подавив еще один тяжелый вздох, Паттерсон взялся за первое письмо и занимался почтой до 9:50. То и дело в его воображении возникали голубые, с поволокой, глаза, но усилием воли он сосредоточивался на работе. В десять часов начиналось утреннее совещание, обычно продолжавшееся сорок пять минут.
– У меня назначены какие-нибудь встречи, Вера? – спросил он, догадываясь об ответе.
– Каждые двадцать минут до перерыва на ланч, – весело ответила та. – Мистер Коэн придет в одиннадцать. Я отвела ему полчаса.
Паттерсон хлопнул себя по лбу:
– Но я же не просмотрел его акции.
Из-за Шейлы он забыл обо всем.
– Я догадалась об этом, – улыбнулась Вера. – И отнесла список в отдел инвестиций. Они предложили несколько вариантов. Я объяснила, что вы очень заняты другими делами. – И она протянула Паттерсону два листа бумаги.
– Не знаю, что бы я без вас делал. – Паттерсону действительно достался компетентный секретарь. – Премного благодарен.
Вера радостно улыбнулась:
– Я знала, что вы заняты поисками компаньонки для миссис Морели-Джонсон. Нашли что-нибудь подходящее?
– Думаю, да… Сегодня все выяснится. Спасибо, Вера.
И Паттерсон углубился в предложения отдела инвестиций.
На совещании, чисто формальном, не представляющем никакого интереса, Паттерсон то и дело поглядывал на часы. Миссис Морели-Джонсон в это время беседовала с миссис Флеминг. Беспокойство не покидало его. А вдруг старушка остановит свой выбор на более пожилой женщине, уже пятнадцать лет проработавшей компаньонкой? Он, со своей стороны, подчеркнул ее недостатки, а не достоинства. Указал на невысокую образованность, полное незнание и непонимание музыки. Намекнул, что с такой компаньонкой будет скучновато. И теперь надеялся, что его слова отложились в памяти миссис Морели-Джонсон.
Уже сидя в своем кабинете и обсуждая с Берни Коэном плюсы и минусы вкладывания денег в краткосрочные, с высоким процентом облигации, Паттерсон постоянно держал в поле зрения настольные часы. Десять минут двенадцатого. Шейла уже сидит в просторной, роскошно обставленной гостиной в пентхаусе отеля и беседует с миссис Морели-Джонсон. Его руки покрылись липким потом. А если дело не выгорит? Что тогда сделает Шейла? Она говорила, что уедет в Лос-Анджелес. Значит, исчезнет из его жизни? Такая перспектива его не радовала.
Наконец Паттерсон избавился от Берни Коэна, но тут же в его кабинет вплыла миссис ван Дэвис. У нее появились лишние деньги, которые она желала вложить в акции. В 11:40 они решили все вопросы, и Паттерсон проводил миссис ван Дэвис в приемную. Тепло распрощался с ней, и в этот момент Вера подозвала его к телефону:
– Миссис Морели-Джонсон.
– Я поговорю с ней из кабинета, – ответил Паттерсон и метнулся к своему столу. По пути плотно закрыл дверь, сел, закурил и лишь затем снял телефонную трубку.
– Это вы, Крис?
По телефону миссис Морели-Джонсон всегда говорила очень громко, очевидно полагая, что все ее собеседники глуховаты. Паттерсон чуть отстранил трубку от уха.
– Доброе утро, миссис Морели-Джонсон. Как вы себя чувствуете?
– Нормально. Может, немного устала. – Она любила подчеркнуть, что уже не молода. – Я насчет этой девушки… Шейлы Олдхилл. Я поговорила с ней. Она показалась мне очень серьезной, Крис.
Паттерсон заерзал в кресле. Он постарался, чтобы голос его звучал как обычно:
– Я думаю, вы правы. У нее прекрасные рекомендации. Я их проверил. – (Ложь.) – Вам она понравилась?
– Очень. – Последовала долгая пауза. – Но она так молода!
Паттерсон сжал трубку с такой силой, что побелели ногти.
– Да… это точно. Поэтому я и колебался, посылать ли ее к вам… ее подготовка…
– Мне понравилась другая женщина. У этой девушки нет такого опыта.
«Провал!» – подумал Паттерсон.
– Я вас понял, миссис Морели-Джонсон. Значит, я могу предложить мисс Олдхилл поискать другую работу?
– Я этого не говорила! – выкрикнула миссис Морели-Джонсон, и Паттерсон торопливо отодвинул трубку еще дальше от уха. – Наоборот. Девушка заинтересовала меня. Я помню ее отца… прекрасный был музыкант. И она так мало о нем знает. Сказала мне, что он очень хотел сына. И почти не уделял внимания дочери… мужчины иногда ведут себя так глупо. Я хотела бы рассказать ей о ее отце. Вы слишком молоды, чтобы помнить его. А я часто играла с оркестром, в котором он был одним из ведущих исполнителей.
Паттерсон начал успокаиваться.
– Я уверен, она будет вам очень благодарна, миссис Морели-Джонсон.
– При чем тут благодарность? Детям необходимо знать как можно больше о родителях. Я решила взять ее с испытательным сроком.
– А как насчет миссис Флеминг? Предложить ей подождать?
– Нет, разумеется. Скажите ей, что место уже занято. Девушку я беру на три месяца. Мы уже договорились. Если я захочу сменить компаньонку, то вновь обращусь к вам за советом.
Паттерсон облегченно вздохнул:
– Очень мудрое решение. Трехмесячный испытательный срок покажет, подходит ли она вам.
– Да… я так и подумала. Я вам очень благодарна, Крис. Наверное, поиски компаньонки заняли у вас массу времени.
– Пустяки, – весело ответил Паттерсон. – Главное, чтобы вы были довольны. У меня лежит несколько документов, которые вам нужно подписать. Могу я заехать завтра в одиннадцать?
– Безусловно. – И миссис Морели-Джонсон захихикала, как девушка, назначившая свидание.
Паттерсон скорчил гримасу. Он вел счета старой леди четыре года, и эти смешки уже порядком поднадоели ему.
– Прекрасно, миссис Морели-Джонсон. Когда мисс Олдхилл приступает к работе?
– Она уже поехала за вещами.
Паттерсон нахмурился. Эта новость его не обрадовала. Как только Шейла устроится у старушки, остаться с ней наедине будет довольно затруднительно.
– Как я должен ей платить? Еженедельно или раз в месяц?
– У бедняжки нет ни гроша. Отец ничего не оставил ей. Все его деньги отошли дому для престарелых, где живут музыканты. Меня это удивило… но артисты склонны к эксцентричным поступкам… Должна признать, и я точно такая же. – Вновь она захихикала. – Я решила платить ей сама. Дала ей денег, чтобы она приоделась. Платье у нее совсем старое. Вы знаете, как относятся в этом отеле к внешнему виду. По пути ко мне она заглянет в магазины. Я не буду обременять вас, Крис, ее заботами. У вас и без того дел хватает.
Глаза Паттерсона сузились. Шейла, похоже, не теряла времени даром. И полностью вышла из-под его контроля. Он не сомневался, что это она уговорила старушку изменить устоявшийся порядок. В последние четыре года с компаньонкой всегда расплачивался он.
– Для меня это не проблема, – ответил он. – Так я с нетерпением жду нашей завтрашней встречи, миссис Морели-Джонсон. Вам ничего не нужно привезти?
– Хорошо, что вы мне напомнили. – Она помолчала. – Захватите с собой, пожалуйста, пять тысяч долларов наличными.
Паттерсон не верил своим ушам. Наклонился вперед, упершись локтями в стол, крепче сжал трубку.
– Вы сказали, пять тысяч, миссис Морели-Джонсон?
– Да, пожалуйста. Я хочу иметь под рукой больше денег. Не люблю расплачиваться чеком.
– Обязательно привезу.
Еще несколько минут ему пришлось слушать щебетание старушки, пока наконец она не положила трубку. А Паттерсон задумчиво уставился в полированную поверхность стола.
Такое развитие событий ему не нравилось. Зона его влияния резко сократилась. Как это Шейле удалось убедить старушку, чтобы та платила ей непосредственно, а не через банк? А может, он преувеличивает и старушка додумалась до этого сама? И еще дала Шейле денег, чтобы та приоделась. Неужели и к этой мысли пришла самостоятельно или ей подсказала Шейла? Он прижал указательный палец к ямочке на подбородке. А теперь миссис Морели-Джонсон просит привезти ей пять тысяч наличными! Вновь ему стало не по себе. Раньше она никогда не просила денег. Последние четыре года он полностью контролировал ее дела. Платил налоги, вкладывал деньги в акции и ценные бумаги, вел все расчеты: с отелем, шофером, магазинами, компаньонкой…
«Я решила платить ей сама. Не буду обременять вас ее заботами».
Определенно, ему не нравилось столь внезапное изменение в поведении старой леди. И похоже, Шейла приложила к этому руку.
Размышляя об этом, он закурил очередную сигарету. Увидел перед собой бесстрастное, спокойное лицо, голубые глаза, словно подернутые дымкой, твердо очерченный рот. Услышал ровный голос: «Я всегда плачу долги». Пожалуй, решил он, тревожиться не о чем. Все это ни на чем не основанные фантазии. Старушка действительно немного эксцентрична. Подумаешь, она заплатила Шейле сама. Что в этом особенного? Главное в другом – Шейла заплатит свой долг.
В кабинет заглянула Вера:
– Мистер Лессинг ждет.
Паттерсон вдавил окурок в пепельницу.
– Пусть заходит.
С усилием он заставил себя забыть о Шейле и переключился на текущие дела.
Джек Бромхед последние пять лет служил шофером у миссис Морели-Джонсон. Старушка немного побаивалась его, но и гордилась тем, что у нее такой шофер. Пятидесяти пяти лет от роду, высокий, стройный, благородной наружности, с густыми, отливающими серебром волосами. Когда-то миссис Морели-Джонсон побывала в Кентербери, в Англии, и увидела епископа, идущего по главной улице. Кроткое выражение его лица, достоинство, с которым он держался, белоснежные волосы произвели на нее неизгладимое впечатление. Те же чувства возникли у нее, когда агентство по найму прислало ей Бромхеда. Ее прежний шофер внешне ничем не выделялся, изрядно ей надоел и искренне полагал, что «кадиллак» – единственный достойный уважения автомобиль.
Бромхед представил безупречные рекомендации. Он недавно прибыл в Америку, англичанин. Сказал ей, что был шофером герцога Сассекского[2]. Его уверенность в себе, рекомендательное письмо от герцога, импозантная внешность – все это вместе создавало неотразимое впечатление.
Бромхед спокойным, хорошо поставленным голосом пояснил миссис Морели-Джонсон, что привык водить «роллс-ройс». И если она предпочитает «кадиллак» – тут последовала долгая пауза, – то он, к сожалению, отправится искать работу в другом месте.
Глядя на этого высокого, представительного мужчину, миссис Морели-Джонсон думала о том, как будут завидовать ей подруги, если у нее появится такой шофер. Ранее покупать «роллс-ройс» она не собиралась. В ее кругу обходились «кадиллаками» и «мерседесами». Но теперь идея ей понравилась. И она велела Бромхеду купить для нее «роллс». Тот важно кивнул, чем несколько разочаровал миссис Морели-Джонсон, которая рассчитывала на более бурное выражение благодарности. А Бромхед добавил, что униформу он хотел бы заказать в лондонской фирме, у портных герцога Эдинбургского. Он полагал, что американские портные еще не достигли того уровня, к которому он привык. И тут миссис Морели-Джонсон не стала возражать. И даже когда пришел счет более чем на тысячу долларов, она заплатила не моргнув глазом. Еще бы, такому шоферу требовалась и соответствующая одежда.
Все ее затраты окупились в первый же день, когда к отелю «Плаза-Бич» подкатил темно-красный «роллс-ройс», за рулем которого в серой, с черным кантом униформе и фуражке с кокардой восседал Бромхед. Даже у швейцара, а уж он-то повидал всякого, от изумления отвисла челюсть.
А первого декабря каждого следующего года Бромхед вежливо, но твердо предлагал поменять «роллс» на новую модель. И миссис Морели-Джонсон тут же соглашалась.
Бромхед появился у миссис Морели-Джонсон за год до того, как Крис Паттерсон начал вести все ее дела. В этом Бромхеду крупно повезло. Паттерсон, если бы он нанимал для старушки шофера, наверняка проверил бы рекомендательное письмо и без труда выяснил, что герцога Сассекского в природе не существует, а письмо всего лишь подделка.
Из своих пятидесяти пяти лет десять Джек Бромхед провел в тюрьме за подделку документов. Английская полиция считала его одним из лучших специалистов. Подделывать он мог не только документы, но и деньги, поскольку был первоклассным гравером. Но после десяти лет за решеткой Бромхед пришел к выводу, что надо менять профессию. Захотелось спокойной жизни, но не в бедности, а с комфортом. И он решил отправиться в Америку. Машину он водил мастерски и справедливо полагал, что его импозантная внешность, английский акцент и умение подать себя произведут впечатление на богатых американцев.
Прибыв на Тихоокеанское побережье (деньги на дорогу он выручил, продав свои гравировальные инструменты одному из коллег по этой рискованной профессии), Бромхед обратился в одно из ведущих агентств по найму.
Задачу он сформулировал четко: стать шофером у богатой пожилой женщины. И аккурат в тот же день миссис Морели-Джонсон обратилась в агентство с просьбой подобрать ей шофера.
Бромхед зарабатывал на подделках до тридцати тысяч футов стерлингов в год. Но райская жизнь продолжалась менее трех лет, после чего потекли серые будни в местах не столь отдаленных. За три года Бромхед привык к роскоши, и десять лет тюрьмы дались ему очень нелегко. Поэтому, выйдя на свободу, он дал зарок обеспечить себе старость, не вступая в конфликт с законом. Еще одного тюремного заключения он бы не выдержал.
Рассуждал он весьма логично: дайте мне богатую старушку, дайте мне время, а уж там-то я сам позабочусь о том, чтобы ни в чем не нуждаться до конца дней.
Бромхед постоянно помнил о том, что любой неверный шаг может привлечь к нему внимание полиции, и тогда жди неприятностей. А в пятьдесят пять лет он мог позволить себе не спешить. Да и в шоферах у миссис Морели-Джонсон жилось ему очень неплохо. У него была хорошая комната с душем и телевизором на этаже, отведенном для шоферов богатых постояльцев отеля «Плаза-Бич». Причем среди них только он сидел за рулем «роллс-ройса», вызывая зависть остальных. Он получал сто долларов в неделю плюс полное обеспечение. Миссис Морели-Джонсон не перегружала его работой. Практически ежедневно, в одиннадцать утра, она ездила за покупками. Бромхед относил свертки и коробки в машину, а затем, по возвращении в отель, в квартиру миссис Морели-Джонсон. Днем она выезжала редко, вечером – никогда, предпочитая играть на рояле да принимать гостей. Любила она и посидеть на солнышке, слушая пластинки с записями классической музыки.
Так что свободного времени Бромхеду хватало. Часть он тратил на письма, которые рассылал кинозвездам, писателям и другим знаменитостям с просьбой об автографе. Обычно он получал требуемое и тренировал руку, подделывая их подписи. В итоге ему не составило бы труда расписаться на банковском чеке за любого из них, возникни такая необходимость. Он, однако, не решался пойти на такой риск. И подделывал подписи лишь для того, чтобы не терять форму.
Впервые приехав в «Плаза-Бич», он ничего не знал о миссис Морели-Джонсон, кроме того, что она богата. И решил выяснить, сколько же у нее денег. Купил дорогое подслушивающее устройство с миниатюрными микрофонами, которые установил в гостиной миссис Морели-Джонсон, в спальне и на террасе.
Микрофоны эти, размером с виноградную косточку, оказались достаточно мощными, чтобы передавать все, что говорилось в квартире, на магнитофон в комнате Бромхеда.
Для себя он решил, что операция рассчитана на долгий срок и торопиться ни к чему. Прошел год, а он не узнал ничего интересного, если не считать того, что миссис Морели-Джонсон предпочитает общество молодых мужчин, гораздо моложе, чем он. Только с появлением Криса Паттерсона на магнитофонной пленке начала появляться нужная Бронхеду информация.
Удобно устроившись в кресле, он вслушивался в голос Криса Паттерсона, в подробностях излагающего финансовое положение миссис Морели-Джонсон. На колене Бромхеда лежал открытый блокнот, в котором он записывал наиболее важные детали. Помимо драгоценностей, «роллс-ройса», мехов, земельных участков, у миссис Морели-Джонсон было примерно пять миллионов долларов. И потом, просматривая записи, Бромхед понял, что нашел Эльдорадо и может извлечь для себя немалую выгоду, разумеется, при условии, что он четко разыграет свою партию.
Прошел еще год. Такой же, как и предыдущий, что вполне устраивало Бромхеда. Его влияние на старушку, пожалуй, даже возросло. Она практически не докучала ему. Но все ее причуды неукоснительно выполнялись. Бромхед работал ради будущего. Однако с течением времени он начал замечать, что Паттерсон все более и более завладевает вниманием старушки. Его это не удивило. Он знал, что она неравнодушна к молодым и красивым. Видел, как она реагировала на молодых продавцов, обслуживающих ее в магазинах, как она частенько сидела на террасе, до того, как катаракта практически полностью лишила ее зрения, и в бинокль разглядывала молодых мужчин, разгуливающих по набережной. Так что успех Паттерсона представлялся ему вполне естественным.
А в одно утро она попросила Бромхеда съездить за ее адвокатом.
– Я хочу, чтобы вы привезли сюда мистера Уэйдмана, Бромхед, а после того, как мы закончим наш деловой разговор, доставили его обратно в контору. Поездка на «роллсе» ему понравится.
– Разумеется, мадам, – кивнул Бромхед.
Деловой разговор…
Перед тем как отправиться за Уэйдманом, Бромхед установил на магнитофон большую бобину с пленкой и поставил таймер на одиннадцать часов, ожидаемое время прибытия адвоката. И спокойно сидел за рулем «роллса», зная, что каждое слово, сказанное в гостиной, окажется на пленке. Когда Уэйдман спустился вниз, Бромхед отвез его в контору. Потом вернулся, поднялся к себе, сделал сэндвич с ветчиной, открыл банку пива, прокрутил пленку назад и приготовился слушать.
Миссис Морели-Джонсон оставляла два миллиона долларов Фонду по борьбе с раком. Еще два миллиона плюс участок под застройку в тысячу акров – Оксфаму[3]. Миллион – Обществу слепых. Картины она наказывала продать, и выручка, наверное не меньше двух миллионов, отходила ЮНИСЕФ[4].
Далее следовали мелочи. Сто тысяч долларов ежегодно Кристоферу Паттерсону до конца его жизни за постоянные теплоту и внимание. Пятнадцать тысяч долларов ежегодно и «роллс-ройс» Джеку Бромхеду. Двадцать тысяч долларов ежегодно мисс Мей Лоусон, ее компаньонке.
В разговоре наступила пауза, затем послышался голос адвоката:
– А как насчет вашего племянника, Джеральда Хэммета? Вы что-нибудь оставляете ему?
– Джеральду? – воскликнула миссис Морели-Джонсон. – Разумеется, нет. Паршивый мальчишка. От меня он ничего не получит.
Они продолжали о чем-то разговаривать, но это было уже не важно. Бромхед откинулся на спинку стула и еще раз просмотрел записи в блокноте.
Пятнадцать тысяч долларов в год плюс «роллс-ройс». Он-то рассчитывал на большее. Это надо изменить… Как – он пока не знал.
Ее племянник, Джеральд Хэммет. Кто он такой? Оказывается, у миссис Морели-Джонсон есть родственник.
Поразмыслив немного, он стер пленку и убрал блокнот. Еще есть время, напомнил он себе. Племянник его заинтересовал. Следовало навести справки. Родственник мог опротестовать завещание… с подобными документами всякое возможно, тут необходима осмотрительность. Неверный шаг, и полиция тут как тут. От этой мысли Бромхеда даже передернуло.
Тут он вспомнил о Солли Марксе. Его сосед по камере говорил: если тебе что-то понадобится на Тихоокеанском побережье, обращайся к Солли Марксу, не прогадаешь. Тот жил в Лос-Анджелесе, в нескольких сотнях миль от городка, где обосновался Бромхед. Солли, юрист по профессии, вел сомнительные судебные процессы, торговал земельными участками, ссужал деньги под немалые проценты и знал многое из того, что не попадало в газеты.
После некоторого колебания Бромхед решил позвонить Марксу. Нашел его телефон в справочнике, набрал нужный номер. Солли сначала держался настороженно, но растаял, едва Бромхед упомянул фамилию сокамерника.
– Я к вам подъеду. Не стоит обсуждать наши дела по телефону. Назовите место, и я там буду.
– Снимите номер в отеле «Франклин», – ответил Бромхед. – Встретимся там завтра в шесть вечера.
Когда Бромхед пришел во «Франклин», Солли Маркс поджидал его в вестибюле. Внешность его поразила Бромхеда: более всего Солли напоминал раздутую жабу – низкорослый, почти квадратный из-за непомерно широких плеч, с круглой, похожей на шарик для пинг-понга головой, с венчиком рыжеватых волос. Утопая в жирных щеках, бисеринками блестели маленькие черные глазки, хитрые, ничего не упускающие из виду.
Несколько минут спустя Бромхед понял, что именно такой человек ему и нужен.
– Я не буду говорить вам, в чем причина, но мне нужно следующее: полная информация о миссис Морели-Джонсон, проживающей в отеле «Плаза-Бич». То же самое касательно Кристофера Паттерсона, заместителя управляющего «Пасифик трэйдерс банк». Я хочу знать все подробности о нем, особенно о его отношениях с женщинами. И еще, нужно выяснить как можно больше о Джеральде Хэммете, племяннике миссис Морели-Джонсон. Вы сможете это сделать?
Маркс положил маленькую, с толстыми, как сардельки, пальцами руку на колено сидящего рядом Бромхеда.
– Я могу все, что угодно, за соответствующую цену. Как я понимаю, сейчас вы недостаточно кредитоспособны, но у вас, скажем так, хорошие перспективы?
Читать бесплатно другие книги:
