Скальпель доктора Менгеле Антонов Сергей

13

Светлов, Семенцов и Лихонин прошли через двор районной больницы и оказались у одноэтажного здания с окнами до половины замазанными белой краской.

— Вот и мои хоромы, — Лихонин вытащил из кармана древнего вида двухлопастной ключ и отпер дверь. — Милости прошу, молодые люди.

Семенцов усмехнулся.

— Я, Иван Корнеевич, в некотором роде профессионал по замкам и ключам. Профессионал, Виталя, нечего фыркать! Так вот, судя по вашим запорам, техническая укрепленность морга не на высоте.

— А к какому лешему техническая укрепленность? — доктор провел гостей в небольшую комнату, распахнул шкаф, выставил на стол три чашки, электрический чайник и тарелку с печеньем. — Здесь только этот кабинет, холодильник и зал для вскрытий. Ничего ценного нет. Никто не станет зариться на трупы, а набор инструментов я ношу с собой, вот в этом саквояже.

— Насчет трупов, Иван Корнеевич, вы поспешили, — заметил Светлов. — Насколько мне известно в последнее время на них повышенный спрос.

— К моим это не относится! — Лихонин распахнул обитую толстым слоем теплоизоляции дверь в соседнее помещение, откуда сразу вырвались клубы морозного пара. — Извольте видеть: два гомосексуалиста с Баумана, тело зарезанного мужем любовника, жертва дорожно-транспортного происшествия, самоубийца, спрыгнувший с крыши и… бабуля. Последняя, правда не из общей компании. Умерла своей смерть, в окружении любящих внуков.

Светлов и Семенцов заглянули в холодильник. Тела лежали на металлических столах, полностью укрытые простынями с фиолетовыми больничными штампами и не подавали поводов для беспокойства.

Виталий вопросительно посмотрел на доктора.

— Итак, о трупах.

— Четыре из этих, на первый взгляд вполне мирных трупов, — Лихонин ткнул пальцем в дверь мертвецкой. — Имеют определенные отклонения от нормы. Следы хирургического вмешательства. Город у нас небольшой и похожие случая, если они имели место, просто так не забудутся. Тот, кто проделывал фокусы с пришиванием голов и сверлением черепов, несомненно имеет понятие о хирургии, как таковой. Однако операции сделаны с подчеркнутой небрежностью. Я бы даже сказал — с изощренным ехидством. Так, на моей памяти шутил только один человек — Георгий Давыдович Чадов.

— Хирург? — спросил Светлов.

— Очень талантливый хирург. Работал в засекреченной лаборатории. Там ставили эксперименты по созданию суперсолдат. По слухам, Чадову и его коллегам удалось кое-чего достичь в этой области, что впрочем неудивительно. В распоряжение группы избранных хирургов поступало новейшее оборудование, они не испытывали недостатка в человеческом материале для своих опытов. После победы Чадов получил уникальную возможность — свободный доступ к архивам аналогичных исследований нацистов. Об этом я узнал от одного из сотрудников лаборатории. В отличие от Чадова, он не выдержал того, что видел, ушел в отставку и больше никогда не прикасался к скальпелю.

— А у вашего Георгия Давыдовича нервишки оказались покрепче? — понимающе кивнул головой Семенцов.

— И тем удивительнее то, что он тоже не сделал блистательной карьеры. Приехал в наш затрапезный городишко и устроился простым патологоанатомом в морг. Те, кто работал с ним в то время, говорили, что Чадов одержим некой безумной идеей. Он жил там, где работал — спал рядом с мертвецами, при этом много читал и делал какие-то записи. Начал играть с трупами, как ребенок с куклами.

— Странно, — удивился Светлов. — Многие подозревали Чадова в одержимости безумными идеями, а он продолжал безнаказанно делать свои садистские опыты. А слухи?

— Слухи, разумеется просачивались, но на их основании обвинять человека, долгие годы верой и правдой служившего государству было бы верхом неблагодарности. Чадов сам приблизил развязку, вмешав в дело любовь.

— Сделался некрофилом? — съязвил Семенцов.

— Отнюдь. В него влюбилась обворожительная молодая женщина, медсестра. Говорят, дьявол обладает особой, темной привлекательностью. Наверное, такого рода талант имел и Георгий Давыдович. Иначе чем объяснить, что двадцатитрехлетняя студентка мединститута стала не только соратницей, но и любовницей старика? Для Чадова же роман стал началом конца. У влюбленных родился ребенок, над которым Чадов поставил какой-то изуверский опыт. Мать была в ужасе, хотела выдать любовника. В итоге безумец убил и ее.

В руки правосудия Чадов не попал: заживо сгорел в своем морге, за компанию с несколькими мертвецами.

— Раз уж вы так хорошо изучили биографию Чадова, — Семенцов заговорщицки подмигнул Лихонину. — То может и записи его отыскали?

— Вообще-то я был распределен сюда уже после того, как морг отстроили…

— Не интригуйте нас, Иван Корнеевич! По глазам вижу, что отыскали!

— И отыскал! От вас ничего не утаишь! — доктор наклонился и вытащил из-под стола завернутую в полиэтилен тонкую стопку бумаг, с черной бахромой гари по краям. — Нашел и где бы думали? В нашей больничной котельной! Тогдашний кочегар был запасливым мужичком. Он одним из первых побывал на пожарище, приволок оттуда целую гору макулатуры для растопки котлов. По большей части ерунда, но кое-что меня очень заинтересовало.

Семенцов развернул полиэтилен и вытащил потрепанную обложку книги.

— «Золотая Сфера Хора». Кто такой Хор?

— Древнеегипетский бог врачевания, — ответил Лихонин. — Это единственное, что мне удалось выяснить.

Виталий рассматривал лист бумаги с изображением лежащего на столе мертвеца и двоих людей в масках животных. Один из них придерживал голову усопшего, а второй заносил над ним замысловатой формы нож.

— Кто из них Хор? — спросил Игорь забирая рисунок. — Сдается мне этот, с волчьей мордой…

— Хора здесь нет, — уверенно сказал Светлов. — Судя по всему, мы видим погребальный обряд. На столе, возможно, фараон, а эти двое — жрецы, занимающиеся мумификацией.

— Раз уж ты такой умный, то может расскажешь и про этого красавца?

Игорь протянул Виталию тонкую брошюру.

— Так, — Светлов посмотрел на обложку с которой улыбался человек в форме офицера СС. — Издательство «Серп и Молот». Серия «Нацистские преступники». Библиографическая редкость. «Кровавый путь Йозефа Менгеле». Теперь я не сомневаюсь, в том, что книжица принадлежала Чадову. Это — его коллега из Освенцима. Где-то читал, что Менгеле сильно не любил евреев…

— Ваши знания о докторе Менгеле весьма поверхностны, Виталий, — сообщид Лихонин. — Начнем с того, что Освенцим — небольшой городок в Польше. Печально известный концлагерь именовался Аушвицем. Менгеле имел степень доктора философии за свою работу «Морфологическое исследование нижней челюсти в четырёх расовых группах». Суть этого трактата сводилось к тому, что челюсть или форма носа, могут быть использованы для того, чтобы определить кого-нибудь как еврея.

Совмещая изучение философии и занятия медициной, Менгеле решил, что люди, как и собаки, обладают родословной. Уже позднее он начал проводить эксперименты по выведению расы голубоглазых, светловолосых нордических великанов. В тридцать девятом вступил в СС, служил военным медиком дивизии «Викинг» во Франции, Польше и России. В сорок третьем лично Гиммлер назначил его главным доктором Аушвица.

Новый главврач находился в концлагере в привилегированной позиции — он был ранен на Восточном фронте, имел медали и Железный Крест за спасение двух танкистов из горящего танка.

Заслуженный фронтовик имел привычку одеваться в сшитую вручную одежду и носить хлопковые белые перчатки. По ним заключённые стали выделять его из бригады остальных докторов. На беду несчастных узников Аушвица Йозеф Менгеле был необычайно работоспособен, а круг его научных интересов чрезвычайно широк: повышение плодовитости арийских женщин, дешевые и эффективные методы ограничения рождаемости евреев, цыган и славян, воздействие холода на организм солдата, влияние большой высоты на работоспособность летчиков.

По приказу и при личном участии Менгеле в Аущвице кастрировали, замораживали и заталкивали в барокамеры тысячи заключенных.

Юношеское увлечение расовой теорией вылилось в изуверские опыты с цветом глаз. Доктору Менгеле зачем-то понадобилось на практике доказать, что карие глаза евреев ни при каких обстоятельствах не могут стать голубыми глазами арийца. Сотням евреев сделали инъекции голубого красителя — крайне болезненные и часто приводящие к слепоте. От рук чудовища в белом халате погибли около трех тысяч малолетних близнецов. Им переливали кровь и пересаживали органы друг от друга. Однажды Менгеле возглавлял операцию, во время которой были сшиты вместе два цыганёнка, чтобы создать сиамских близнецов. Вот кем был врач, получивший прозвище Ангел Смерти!

— Надеюсь этого бешеного пса повесили? — наконец выдавил Игорь.

— Нет. В сорок пятом Менгеле уничтожил все архивы и по паспорту на чужое имя, выданному, вообразите себе, Красным Крестом сбежал в Латинскую Америку. Он дожил до старости и утонул, купаясь в ласковых волнах теплого моря. Ходили слухи, что Менгеле утопили агенты «Моссада», но лично мне кажется, что все это — не больше, чем красивая легенда. Многим нацистским преступникам удалось избежать заслуженного возмездия.

— Теперь, я гораздо лучше представляю себе, кем мог быть Чадов, если он пошел по стопам Менгеле, — тихо сказал Светлов. — Коллеги…

— Ха! Он, видите ли, представляет! — воскликнул Игорь. — Виталий, разве ты еще не понял, к чему клонит доктор, рассказывая о Менгеле и наших опытах по созданию универсальных солдат? Наивный ты человек! Скажите, Иван Корнеевич, в Аушвице случайно не проводились опыты по сращиванию человеческой и собачьей плоти?

— Да. Я забыл это отметить, но откуда вы…

— А не работал ли Чадов вместе с Микошиным?

Светлов вскочил со стула.

— Точно! Игорь, ты тысячу раз прав! Чадов продолжил дело Менгеле, а Микошин решил перещеголять их обоих. Точка! Надо идти к Агранову! Пусть разбирается с этой бандой садистов…

— Молодые люди, не спешите — доктор встал у двери, как будто опасался, что Светлов и Семенцов убегут. — Я поделился всей информацией, а взамен не получил ничего. Мне кажется, что, по крайней мере один из вас столкнулся с чем-то чего нельзя объяснить с точки зрения здравого смысла. Может, все-таки расскажете, что произошло и почему именно вас Агранов выбрал для выслушивания моих догадок?

— Это так, Иван Корнеевич, — кивнул Игорь. — Кое-что я видел…

На протяжении рассказа Семенцова о его приключении двухлетней давности, доктор несколько раз ударял кулаком по столу, мотал головой так, что очки едва удерживались на носу и восклицал «Вот это да!».

После того, как Игорь замолчал, Лихонин задумчиво наморщил лоб.

— Сам лично с Микошиным не сталкивался, составил мнение о нем, доверившись наблюдениям других, и, по всей видимости, ошибся. Этот санитар казался ничтожеством…

— Что значит «по всей видимости»?! — изумился Семенцов. — Конечно, ошиблись! Микошин и есть паук, опутавший наш город нитями страха! Бог уготовил ему роль ничтожества, а дьявол возвеличил до уровня демона! Неужели и после всего, что я рассказал, вы еще в чем-то сомневаетесь?!

— Сомневаться — неотъемлемая часть моей профессии, — Лихонин сурово поджал губы. — Я должен лично во всем убедиться и только тогда соглашусь с вами.

— Так убеждайтесь! — вступил в полемику Светлов. — Если заявиться в особняк Микошина неожиданно, да еще с оравой милиционеров, крыть ему будет нечем!

— Есть менее радикальный способ.

— Это какой же?

— Я не Менгеле и даже не Чадов, — Лихонин поднял с пола свой саквояж. — Но в анатомии и физиологии тоже кое-что смыслю. В общем, ребятки, вскрытие покажет. И если все то, что мы предполагали, окажется правдой, то именно ваш покорный слуга, предоставит самые веские доказательства вины Микошина.

— Вы будете вскрывать трупы помеченные наклейками пластыря? — догадался Игорь. — А что тогда делать нам?

— Всего лишь потерпеть. Ничего не предпринимать, пока я не расхлебаю всю кашу, — доктор указал на телефон. — Запишите мой номер и позвоните часика, этак, через два. Думаю, к этому времени, я смогу дать свое заключение.

Оставшись один, Лихонин облачился в халат, повязал передник. Попытался даже насвистывать, стараясь оставаться обычным Лихониным, но заметил, что фальшивит.

Доктор решил зайти с другого конца и двигаться по логической цепочке начиная с последнего трупа. Что сказал о нем Агранов? Наш клиент. Татуировочки, наверняка, имеются. Почему эти слова так упорно вклинивается в ход мысли?

— Господи! Неужели?!

Догадка осенившая Лихонина была подобна вспышке молнии. Одну и ту же татуировку он видел дважды! Первый раз в доме Шакирова, а второй…

Доктор распахнул дверь мертвецкой, бросился к столу, на котором лежало тело мертвого преподавателя фитнеса и, сдернув простыню, впился взглядом в предплечье трупа. Татуировки не было, да и не могло быть, поскольку мертвый Серега сменил тело. Теперь ее носил прыгун с крыши! Чтобы окончательно убедиться в своем открытии Лихонин шагнул к столу самоубийцы. Рука, потянувшаяся к простыне замерла на полпути. Доктор не услышал, а ощутил движение за спиной и медленно повернулся. Серега уже не лежал, а сидел, болтая ногами, чтобы сбросить повисшую на них простыню. Справившись с ней, он поднял отливающие серебром глаза и, кокетливо прикоснувшись к пластырю на виске, подмигнул Лихонину.

— И-и-ищеш-ш-шь с-с-с-седьмое доказательство?

Доктор не мог ни сдвинуться с места, ни оторвать взгляда от раны на шее Сереги. Тот, кто заменил ему тело, позаботился и о прижизненной ране. Она тоже была заштопана. Кадавр спрыгнул со стола и, виляя бедрами, как стриптизерша у шеста пошел на Лихонина. Было заметно, что покрытая заиндевевшими волосками грудь слишком узка для чужой головы, а цвета кожи сильно отличаются. Доктор медленно, стараясь не наткнуться спиной на столы, пятился к двери. Мертвец тоже не спешил. Остановившись на середине комнаты он провел рукой по впалому животу.

— Мне х-х-холодно. Не согреться ли нам, а док? — рука опустилась ниже, сжала сморщившийся пенис и вздернула его вверх. — Это не мое, но для тебя, Корнеич, сгодится. Обними меня, милый! Давай сольемся в пароксизме страсти!

Лихонин добрался до двери, нащупал ручку и прошмыгнул в кабинет. Все доказательства, включая седьмое, теперь были налицо. Они были получены без всяких вскрытий и гораздо раньше, чем рассчитывал Лихонин. Оставалась самая малость — выбраться из морга живым. И тут доктор допустил роковую ошибку. Повинуясь условному рефлексу, повелевающему всегда и везде таскать с собой инструменты, он бросился не к выходу, а к саквояжу. Заминка решила все. Дверь холодильника распахнулась от мощного удара. Кадавр, которому надоело играть роль кота, балующегося с мышкой, прыгнул на Лихонина и сбил его с ног. Доктор упал спиной на стол, схватил первое, что попало под руку — трубку телефона и размахнувшись ударил ею по холодной груди. Удар гороха о стену произвел бы гораздо больший эффект. Серега впился пальцами кадык доктора и резко рванул его к себе.

— Привет от Чадова, док!

Последним, что увидел Лихонин было его собственное горло, торчащее из обрывков окровавленных мышц, как жуткая белая змея.

14

Доктор Чадов отложил книгу и прислушался. Повернул настольную лампу так, чтобы ее свет падал на дверь. Обычный человек ничего бы не услышал. Тишина была полной и только тот, чьих ушей редко касались новые звуки, мог различить шаги двух человек.

Сергей спустился в подвал вслед за Германом. В отличие от последнего, он шел медленно, с похоронным выражением на лице. Ход мыслей обитателя подземной и самой главной части особняка можно предугадать было невозможно.

С момента, когда их всех объединило общее дело, прошло больше десяти лет. Потом появился Герман. До встречи с Микошиным он шел по скользкому пути Остапа Бендера: довольно бездарно косил под индийского брамина, лучшего ученика Рабиндрата Тагора. Иллюзионист-самоучка приехал в город в составе труппы захудалого цирка, случайно разговорился с Сергеем, скупавшим собак крупных пород. Собак, как и других животных, цирк давно продал, но это не помешало Герману наведаться в гости к Микошину. Он пришел в новенький особняк вместе с другом — молодым гимнастом. После основательной попойки, горе-йог очухался в подвале. Своего коллегу — жизнерадостного и любвеобильного гимнаста он больше не видел. Цирк уехал из города, не досчитавшись двух артистов, а Герман избежал печальной участи товарища лишь потому, что на самом деле обладал задатками фокусника и гипнотизера. Хозяин многократно усилил эти способности, сделав Герману сложную операцию на мозге. С тех пор бывший циркач стал верным и незаменимым помощником, любимцем всемогущего хирурга. По его приказу Микошин обзавелся микроавтобусом алого цвета, на котором Герман каждую ночь выезжал на охоту. Операция имела много побочных эффектов: гипнотизер перестал спать и помнил только то, что происходило с ним в последние два-три дня. Из своей прошлой жизни он вынес только одно воспоминание о главном герое «Пиковой дамы». Этот живой робот был рабски предан хозяину. Его побаивались все, начиная с охранников и заканчивая самим Микошиным. Герман не зазнавался, поскольку просто не знал, что такое тщеславие и ставил перед собой только одну цель — быть полезным. Открыв пневматическую дверь, он остановился и пропустил Микошина.

Верный привычке оставаться в тени, Чадов сидел в кресле, поглаживая лежащий на столе белый шарф. Освободившееся место на шее занимал ортопедический бандаж.

— Явно выраженная нестабильность шейных позвонков, — заявил он вместо приветствия. — Требуется жесткая фиксация, а сегодня я как раз намерен сделать много резких движений. Очень резких…

— Георгий Давыдович, — промямлил Микошин. — Я обещаю все уладить. Не пройдет и суток…

Настольная лампа врезалась в стену всего в нескольких сантиметрах от головы Сергея. Он в ужасе присел. Спокойствие сохранял только Герман. Его бледное лицо дышало бесстрастием.

— Свет! — прорычал хозяин. — Включите свет. Я сильно хочу видеть ваши рожи!

Микошин выполнил приказ. Георгий Давыдович вышел на середину комнаты.

— Герман, докладывай! Только ты в этой никчемной компании способен излагать свои мысли более или менее связно.

— Девчонке удалось сбежать. Ей явно кто-то помог — убит один из наших псов.

— Отлично! Прокол за проколом! Одни разгуливают по моему дому, когда им вздумается, дерутся с охранниками и, в конце концов, уезжают в сопровождении милицейского эскорта. Другой не может поймать маленькую нахалку, которая испаряется, оставляя мне на память труп любимого пса. Третий, — Герман Давыдович ткнул пальцем в Микошина. — Позволяет обыскивать гараж. Если будет продолжаться в таком же духе, сюда станут водить экскурсии. Скажи, Сергей, зачем ты мне нужен? Может ты поизносился и утратил былую хватку? Только скажи и отправишься на операционный стол. Я освежу твое тело и взбодрю дух. Только скажи и для старого друга будет сделано все возможное и невозможное!

— Не надо на стол, — кадык Микошина судорожно задергался. — Я всегда служил вам верой и правдой.

— Данные тех циркачей, которые прыгают через забор не хуже кузнечиков, надеюсь, установлены? — успокоившись, хозяин вернулся в кресло. — Не говори мне Сережа, что они сохранили инкогнито.

— Нет! — Микошин обрадовался смене темы. — Один из них уже попадал в мое поле зрения. Некий Игорь Семенцов, вор-домушник. Два года назад влез в наш подвал и был настолько ловок, что сбежал. Пришлось определить его в тюрьму. Второй — Виталий Светлов, старый друг Семенцова. Предполагаю, что, проникнув во двор, они не преследовали определенной цели. Просто напились, и Семенцов решил посчитаться со мной за прошлое.

— Так-так. Возраст? Физическое состояние? — Георгий Давыдович посмотрел на один из плакатов, так, словно прикидывал, что можно сделать с двумя нарушителями спокойствия.

— Каждому по тридцать три. Оба в отменной физической форме.

— Хм… Отличные экземпляры. Возраст Иисуса Христа и Ильи Муромца, — бледные губы раздвинулись в хищной улыбке. — Самое время заводить учеников и совершать подвиги. Я с удовольствием помогу этим ребятам, как-то определиться в жизни. Достань мне их, Сергей. Обязательно достань. Возьми под контроль их квартиры и попроси нашего человека тоже заняться ими.

— Переверну город вверх дном, но…

— Я знаю, чего ты опасаешься. Он не откажет в помощи, поскольку успел замараться так, что никаким «Тайдом» не отмоется. И насчет города. Мне кажется, пришло время переезда. Нами начали интересоваться, а это к добру не приведет.

— Когда быть готовыми? — на лице Микошина появилось выражение невыразимого облегчения. — Я тоже считаю — надо бежать…

— Никто не спрашивает твоего мнения, трус, — Георгий Давыдович смерил помощника презрительным взглядом. — Ты настолько плохо меня знаешь, что осмелился думать, будто я уеду просто так?

— Нет…

— Да! Когда-то этот город убил Чадова. Теперь Чадов уничтожит город. По этим улицам, — Чадов ткнул указательным пальцем в потолок. — Будут бродить мои кадавры. Живые, в конце концов, позавидуют мертвецам. Только убедившись в том, что дело сделано я покину проклятую дыру! До этого дня я просто шутил, намекал на свое существование. Теперь буду атаковать по всем правилам стратегии и тактики. Сколько у нас людей?

— Четверо охранников, — пробормотал Микошин. — Только вряд ли на них можно положиться до конца.

— Будет можно! Часа через два ребятки станут просто шелковыми, — Чадов подошел к Микошину вплотную. — Придется хорошенько поработать. Готовь операционную. Пока четыре стола. Герман приведешь сюда наших молодцев. Сделай так, чтобы они были тихими и не трепыхались по пустякам. Ты, Сергей выпусти всех собачек. Объявляется, ха-ха, чрезвычайное положение. Без твоего ведома сюда не должна проникнуть даже мышь. Всем все ясно? Тогда не стойте, как три тополя на Плющихе. Будем ковать металл, пока он не остыл!

Герман ушел, а Микошин остался.

— Георгий?

— Нужны пояснения? Ты, в самом деле, стал туго соображать?

— У тебя есть все, что требуется для работы. Зачем лезть на рожон и выдавать себя, устраивая кавардак? Ты сделаешь несколько десятков кадавров. Они переполошат всю округу, а дальше? В конце концов, до нас доберутся!

— До нас? — Чадов расхохотался. — До нас?! С каких пор ты беспокоишься обо мне? Не отвечай. С тех самых, как устроил за счет меня спокойную жизнь. Вжился в образ богача, стал носить атласные халаты и вместо того, чтобы хлебать водку, начал нюхать первосортный кокс! Называешь меня Георгием, как в старые добрые времена? Милый Сережа! Если в тебе мало что сохранилось от исполнительного работника морга, то от патологоанатома Чадова осталось еще меньше. И это «меньше» жаждет мести, признания! Хочешь дружеский совет?

— Хочу, — Микошин отшатнулся от вытянутых рук Чадова и попятился, но оказался прижатым к стене.

— Не стой у меня на пути. Раздавлю как таракана! — тонкие и длинные пальца хирурга, коснулись виска верного помощника. — А может, сделаю лейтенантом своей гвардии ходячих трупов. Что тебе больше нравится?

Микошин вылетел из подвала, как ошпаренный, вбежал в свою комнату и бросился к окну. Если вовремя предупредить охранников, то есть шанс на то, что они справятся с Германом. А об окончательно спятившем дружке позаботится он сам.

— Ах, черт!

Герман уже входил в стеклянную будку, а значит, охранников можно было смело вычеркивать из списка Сопротивления.

Микошин выдернул ящик письменного стола с такой силой, что тот упал на пол. Вместе с бумагами выпали пистолет и обойма.

— Я не собираюсь подыхать вместе с тобой, — бормотал Сергей, пытаясь впихать обойму в рукоятку. — Убью! Заварю дверь и…

Носок до блеска начищенного ботинка ударил Микошина под подбородок. Лязгнули, прикусывая язык, зубы. Новым ударом ноги Чадов отфутболил пистолет в дальний угол комнаты.

— Ты, кажется, не спешишь выполнять мои поручения?

Заполнившая рот кровь мешала Сергею говорить. Он сплюнул ее на пол и прошамкал, морщась от боли:

— С чего ты взял, хозяин? Просто хотел быть готовым ко всему…

— Мы оба прекрасно знаем, к чему ты хотел быть готовым! — ребра ладоней Чадова рубанули предателя по шее. — Ты хотел меня пристрелить!

Микошин закачался, упал на спину. Хирург перешагнул через Сергея и подошел к окну.

— Сколько лет я не был наверху? Странно, не помню… А ты?

В ответ раздался стон.

— Чувствуя себя как Одиссей, побывавший в царстве Аида, — задумчиво продолжал хирург. — Только в отличие от героя эпоса я не испытываю от встречи с миром живых ничего кроме разочарования. Осень. Листья. Мутные лужи. Это красиво. Могло бы вдохновить поэта и художника. Ты понимаешь, о чем я, Сережа?

Микошин подполз к креслу, вцепился в поручни и с трудом сел.

— Понимаю, Георгий.

— Ни черта ты не понимаешь, — вздохнул Чадов. — Это бессистемная красота. Она есть, потому, что есть. Обычные художники и поэты просто запечатлевают ее, не пытаясь исправить недоработки Создателя. Я же иду дальше. Гораздо дальше и если ты отказываешься быть моим спутником на этом тернистом пути, станешь подопытным кроликом. О, у Германа, кажется проблемы!

Любимец доктора Чадова действительно столкнулся с определенными трудностями. Войдя в дежурку, он приказал охранникам построиться, будто хотел сообщить им важную новость или объявить благодарность. Верзилы, с опаской поглядывая на любителя клетчатых одежд, выстроились у стены.

— Всем смотреть мне в глаза, — тихо и торжественно приказал Герман. — Только в глаза. Недавно вы не справились со своими обязанностями и должны получить взыскания. Это справедливо? Не слышу ответов.

— Да…

— Справедливо…

— Взыскания…

Железобетонные лица охранников смягчились, а взгляды стали почти мечтательными. Как у детей, которым добрый папа обещал купить по новенькому велосипеду.

— Нам есть, о чем поговорить, — продолжал Герман, буравя глазами каждого. — И сделать это лучше не здесь. Мы вместе войдем в дом и спустимся в подвал. Возражения?

— Э-э-э! — самый высокий охранник замотал головой, борясь с наваждением — Зачем в подвал?

Герман сосредоточился на человеке, не желавшем поддаваться гипнозу.

— Подними голову, малыш. Я не стану просить дважды.

Стало видно, что охранник пытается сопротивляться вторжению в свой мозг. Вены на лбу Германа вздулись, а лицо стало пунцовым. Еще ни разу в своей практике он не сталкивался с таким противодействием. Голова охранника начала медленно подниматься. Он застонал. Герман усилил натиск, мобилизовав все скрытые возможности своего модернизированного мозга. Собрав их в один кулак, он нанес один мощный удар. Охранник вскинул голову, посмотрел в глаза гипнотизера и рухнул на пол с таким грохотом, что задрожали стены.

— Поднимите эту падаль, — тяжело дыша, проворчал Герман. — Тащите его в дом!

Глядя из окна на троицу охранников, тащивших в подвал своего товарища, Чадов улыбнулся.

— А Герман, все-таки молодчина. В отличие от тебя. Ну, так как Сергей, будем продолжать сотрудничество или…

— Никаких «или»! — укрощенный Микошин посмотрел на повелителя преданным взглядом. — Можно заниматься тем, что мне поручено?

— Значит, осознал? Занимайся. Только не забудь о тех двоих и… девчонке. Мне кажется, что хоть они и ушли отсюда по отдельности, вскоре встретятся.

— Чего ради?

— Становлюсь подозрительным, — Чадов отвернулся от окна. — Возможно это следствие агорафобии.

— Какой фобии?

— Боязнь открытого пространства. Ты по-прежнему мало читаешь. Кто знает, может этой троице вздумается объединиться…

— Ерунда! Они могут что-то подозревать, но до понимания истинного положения дел им далеко.

— По отдельности — да, но если догадаются суммировать все, что знают, у нас могут появиться серьезные противники. Теперь ты понимаешь, почему этим людям нужно как можно быстрее оказаться в моей операционной?

— Чтобы из наших врагов превратиться в соратников! — улыбнулся Микошин.

— Вот теперь я узнаю прежнего Серегу! — Чадов покровительственно похлопал помощника по плечу. — Просто тебя время от времени надо приводить в чувство, малыш! С большим удовольствием поболтал бы еще, но меня ждет много дел. Перед тем, как займусь усовершенствованием охранников, хочу взглянуть на сердце доктора. Его фамилия кажется Лихонин?

— Да. А что в нем интересного?

— Я решил закончить исследования моего духовного наставника. Если ты в не курсе, он впрыскивал в сердца подопытных хлороформ, а затем делал вскрытие и изучал последствия инъекции. Ну, зачем же так бледнеть? Тебе укол хлороформа в сердце не грозит. Пока, по крайней мере.

— Сука! — выдохнул Сергей, когда Чадов вышел. — Какая же, сука!

Чтобы окончательно придти в себя Микошину потребовалась двойная доза кокаина. Спрятав коробку с порошком в карман халата, он спустился в подвал и отпер, хорошо замаскированную под стену дверь. В нос ударила смесь запах зверинца, клетки которого давно не чистили. По обе стороны длинного и узкого помещения шли забранные стальной сеткой Рабитца боксы. Шум шагов Микошина взбудоражил их обитателей. Проволока задрожала от ударов. Существа, жившие в этом мрачном месте, визжали, выли детские голосами и царапали бетонный пол когтистыми лапами.

— Ну, чего разошлись? — спросил Сергей, поочередно отодвигая засовы боксов. — Хотите гулять? Будет вам гуляние!

Этим вечером стеклянная будка охранников была пуста. В углу сиротливо лежали резиновые дубинки, а на столе — разложенная по четырем стопкам колода карт. Людей сменили другие охранники. Они предпочитали не афишировать свое присутствие, избегали освещенных мест. Лишь изредка из кустов доносились шорохи и рычание. Шли часы. На востоке уже начало светлеть свинцово-серое осеннее небо, когда распахнулась дверь подвала. Стоя на пороге, один из охранников осмотрел двор так, словно видел его в первый раз. Взгляд отливающих холодным серебром глаз не упускал ни одной мелочи. Спустя несколько минут появился Герман в сопровождении других охранников. Если и раньше они были похожи друг на друга, то теперь стали выглядеть просто клонами. Одинаковой была униформа, характер движений и крестики пластыря на висках.

Завелся двигатель микроавтобуса, открылись ворота. Впервые в своей истории Алый Автобус выехал на улицу не ночью. Первым с эскадроном смерти доктора Чадова встретился сержант ГАИ Егор Сурвилло, имевший несчастье заступить на дежурство.

15

— Просвети же меня, насчет того, с чего собираешься начинать, — попросил Игорь.

— С ванной! — ответил Виталий. — Я насквозь пропах тюрьмой и моргом.

— В гости пригласишь? Я тоже хочу в ванную.

Пока Виталий отпирал квартиру, Игорь успел осмотреть исписанные стены подъезда, покрытый черными пятнами гари потолок и сопроводить осмотр не слишком лестными комментариями. Друзья вошли в коридор.

— Обычное жилища холостяка, — Светлов замешкался у вешалки, снимая ботинки. — Одинокого человека, которого дома никто не…

— Вот это номер! — неожиданно воскликнул Семенцов. — Ты хотел сказать: никто не ждет?

Виталий обернулся и увидел девушку в джинсах и тонкой белой блузке. Незнакомка смущенно улыбнулась, заученным жестом поправила сбившуюся на лоб прядь каштановых волос.

— Извините за вторжение. Мы постараемся все объяснить.

— Мы? — ахнул Светлов. — Здесь есть кто-то еще?

Девушка кивнула, а за ее спиной показался молодой мужчина спортивного телосложения.

— Виталий, я — Олег Шакиров. Если помните, нас знакомили в ресторане.

— Что-то припоминаю, но знакомство в ресторане, еще не повод…

— Очень мило! — Семенцов прошел в комнату и, усевшись в кресло, закинул ногу за ногу. — Черт, да это же девушка из Алого Автобуса! Как вы нас нашли?

— Постараюсь все объяснить, — Шакиров нахмурился, подыскивая нужные слова. — Видите ли, я убил любовника своей жены…

Рассказ Олега был о трагической развязке стычки с Серегой, был выслушан в полном молчании.

— Я собирался уехать рано утром, а ночь решил переждать в замке, — закончил Олег. — Оттуда видел, все, что произошло во дворе и, по мере своих скромных возможностей, помог девушке выпутаться из этой передряги. Мы пробовали уехать, но как оказалось за Викой началась самая настоящая охота. Идти нам было некуда…

— Так-так, — усмехнулся Игорь. — Значит в нашем полку пламенных борцов с бригадой Микошина прибыло. Что ж, дорогие рекруты, устраивайтесь поудобнее вот за этим столом. Разговор нам предстоит долгий, поэтому попросим хозяина приготовить кофе.

Вика и Виталий вышли на кухню вместе и одновременно потянулись к кофеварке. Их руки соприкоснулись. Длилось это меньше секунды, но обоим показалось, что прошла целая вечность. Девушка густо покраснела, а Виталий смущенно откашлялся.

Вскоре тонкий ручеек коричневой жидкости наполнил кружку до краев и полился на поднос. Вика выпрямила кофеварку.

— Какая же я все-таки неловкая!

— И очень красивая…

— Настало время, как говорит доктор Лихонин, делиться информацией, — объявил Семенцов, когда все расселись за столом. — Кто первый расскажет о своей жизни и удивительных приключениях? Что ж это я спрашиваю? Ведь среди нас дама? Поведайте, прекрасная Виктория, о путях-дорогах, приведших вас в этот, забытый Богом и людьми городок.

Девушка зарделась и, опустив глаза, исподтишка посмотрела на Виталия, будто хотела спросить у него разрешения. Любовь с первого взгляда? Короткое прикосновение к руке Светлова изменило все. Теперь Вика ни капли не сомневалась, что именно он ее рыцарь в сверкающих латах. По этой причине девушке не хотелось говорить, о попойке в студенческом общежитии, сопровождавшей курением анаши, о пробуждении на автобусной остановке, о знакомствах с маньяками Игорем и Германом.

— Я попала в ваш город совершенно случайно, — собравшись с мыслями начала Морозова. — Мы отмечали окончание экзаменационной сессии…

Вторым слово взял Семенцов. Его речь изобиловала многочисленными лирическими отступлениями и оказалась само длинной. Заканчивая, Игорь повторил рассказ Лихонина о Чадове и главном враче концлагеря Аушвиц.

Последним говорил Виталий.

— Сейчас уж и не знаю точно, когда оказался замешанным во все это: то ли попав в аварию, то ли встретив тебя, Игорек.

— Неважно! — Семенцов допил кофе и грохнул чашкой о стол. — Суть в другом. Все мы видели монстров, которых наштамповал Микошин. Никто из нас не сомневается, что именно в его доме проделываются садистские эксперименты над людьми и животными. Нам не требуется убеждать друг друга в существовании чудовищ и это главное. Остается сущая мелочь: решить, как остановить ученика Менгеле.

— А чего тут решать? — Вика вновь взглянула на Виталия. — Расскажем все в милиции. Пусть они и разбираются. Тем более, что ваш Агранов в курсе.

— Согласен! — Светлов посмотрел на наручные часы. — Как раз пришло время звонить доктору. Он обещал доказательства.

— Согласен? — Игорь похлопал друга по плечу. — У меня создалось впечатление, что ты согласишься с Викой, даже если она предложит поехать в Лондон и прыгнуть головой вниз с моста в Сену.

— В Темзу, придурок. Сена в Париже.

— Не принципиально. Уж не знаю, что произошло между вами на кухне, но теперь ради этой прекрасной дамы, мой друг ты соединишь Темзу и Сену каналом!