Трибьют Робертс Нора

Кивнув, Форд вышел вслед за Энжи. Силла села, и внутри у нее все напряглось.

— Я знаю, что ты расстроен. Мы все расстроены, — начала она.

— Я отдал тебя ей. Я отдал тебя ей и самоустранился.

Силла посмотрела ему в глаза и наконец задала вопрос, который мучил ее много лет:

— Почему?

— Я убеждал себя, что так будет лучше для тебя. Даже верил в это. Я говорил себе, что там ты на своем месте и что с матерью ты можешь заниматься тем, что принесет тебе счастье. Что у тебя будут преимущества. Я не был счастлив там, а то, что произошло между твоей матерью и мной, пробуждало худшие стороны наших натур. Я почувствовал… свободу, когда вернулся сюда.

— Мне было около года, когда ты расстался с матерью, и не исполнилось и трех лет, когда ты уехал.

— Мы не могли сказать друг другу и двух фраз, не поссорившись. Когда нас разделяло несколько тысяч миль, было чуть-чуть легче. Поначалу я приезжал повидаться с тобой каждый месяц или два… потом реже. Ты уже выступала на сцене. Мне было легко убедить себя, что ты очень занята и что, вместо того чтобы приезжать сюда на каникулы, тебе лучше выступать.

— И ты здесь строил новую жизнь.

— Да, когда влюбился в Патти, — он посмотрел на свои руки, а затем опустил их. — Ты для меня представлялась чем-то нереальным, красивая маленькая девочка, которую я навещал несколько раз в год. Я убеждал себя, что исполняю свои обязанности — не забываю платить алименты, звоню в день рождения и на Рождество, присылаю подарки. Иногда я понимал, что это ложь. Но у меня была Энжи. Здесь, все время рядом. Ей я был нужен, а тебе нет.

— Ты был нужен мне, — глаза Силлы наполнились слезами. — Нужен.

— Знаю. Но я так и не смог сделать этого — для тебя и для себя, — его голос стал хриплым. — Я хотел спокойной жизни, Силла. И я пожертвовал тобой ради нее. Когда я это понял, ты уже выросла.

— Ты любил меня?

Он прижал пальцы к глазам, как будто их жгло огнем, затем опустил руки, подошел к Силле и присел рядом.

— Я присутствовал при твоем рождении. Мне дали тебя подержать, и я испытал необыкновенное чувство. Какой-то священный трепет. Изумление, ужас, волнение. Я хорошо помню несколько первых недель после того, как мы привезли тебя домой. Как-то утром меня разбудил телефонный звонок, и я услышал, что ты плачешь. Нянька покормила тебя, но ты продолжала капризничать. Я взял тебя на руки и сел в кресло-качалку. Ты срыгнула мне на рубашку. А потом посмотрела прямо в глаза. И я понял, что люблю тебя. Мне не следовало тебя отдавать.

Силла вздохнула, чувствуя, что вот-вот на ее глазах появятся слезы.

— Ты помог мне выбрать розы и красный клен. Ты покрасил мне гостиную. А теперь ты здесь.

— Я видел, — прошептал он, обнимая ее одной рукой, — как ты стоишь на веранде, построенной собственными руками. И понял, что люблю тебя.

Первый раз на своей памяти и, возможно, первый раз в жизни она уткнулась лицом ему в грудь и заплакала.

Потом она ела куриный суп. И удивлялась, что после супа почувствовала себя гораздо лучше. Высокая зеленая ваза с подсолнухами тоже поднимала настроение. Силла решила, что ей больше нет необходимости лежать в кровати, поэтому предложила Форду прогуляться и посмотреть, как продвигаются работы в ее доме.

— Пойдем, — Форд улыбнулся. — Ты действительно отлично выглядишь.

Когда они вышли, Силла немного поежилась.

— Стало прохладнее. Но на улице так хорошо. Похоже, собирается дождь.

— Ты превращаешься в деревенскую девушку.

Улыбнувшись, она подняла лицо к небу.

— Точно. И кроме того, как любой строитель, утром я смотрю прогноз погоды. Вероятность вечерней грозы шестьдесят процентов. Кстати о погоде — ты хорошо справляешься и с душевными бурями.

— Едва ли, если хочешь знать правду. Пока моя мать успокаивала Патти, заплакала Энжи, а потом не выдержала и мать. Так что я оказался на кухне с тремя плачущими женщинами, которые грели суп и ставили в вазу цветы, — со страдальческим видом он провел рукой по взъерошенным волосам. — Я чуть не сбежал. Спок выскользнул на улицу через свою дверцу, как трус. Я хотел последовать его примеру.

— Ты сделан из другого теста.

— Может быть, но я уже собрался сбежать, когда заглянул в гостиную и увидел, что путь свободен и ты вытираешь глаза.

— Спасибо, что продержался.

— Так всегда поступают влюбленные мужчины, — он отпер дверь и распахнул ее.

Силла замерла на пороге, а Спок бесцеремонно проскользнул в дом мимо ее ног.

— С тобой такое уже было?

— Что?

— Любовь.

— Я был влюблен в Айви Латтимер, когда мне было восемь лет, но она отвечала мне презрением и насмешками. Я был влюблен в Стефани Провост в тринадцать, и она отвечала мне взаимностью шесть счастливых дней, прежде чем променять на Дона Эрба и его стационарный бассейн.

— Я серьезно, — она прижала палец к его губам.

— В то время для меня это было очень серьезно. Были и другие. Но ты спрашиваешь, настоящее ли это и смотрел ли я когда-нибудь на женщину, которую знал, чувствовал и желал в одно и то же время? Нет. Ты первая.

Он взял ее руку и коснулся губами пальцев, и она вспомнила, что точно так же целовал пальцы Патти ее отец.

— Похоже, тут ничего не изменилось. Что эти парни делали целый день?

— Потому что ты не знаешь, где смотреть, — она прошла в гостиную. — Установлены панели выключателей и розеток, которые я специально заказывала — бронзовая чеканка. Очень мило, потому что делать это было необязательно. Мэтт не трогал наличники, потому что знает, что мне доставит удовольствие установить их самой.

Она вышла из гостиной и радостно вскрикнула на пороге туалетной комнаты.

— Плитку положили, — она присела на корточки и потрогала пол. — Красиво, очень красиво. Соломенный цвет в узоре отлично сочетается с палитрой фойе и гостиной. Интересно, они занялись ванной на третьем этаже или закончили каменную кладку?

Она по-прежнему полна энергии, подумал Форд, идя вслед за ней.

Когда она все проверила, удовлетворившись увиденным, послышались первые раскаты грома. Спок издал недовольное рычание и боязливо прижался к ногам Форда.

Силла включила сигнализацию и заперла дом.

— Поднимается ветер. Мне это нравится. Я люблю, когда дождь идет ночью и не мешает работе. Бригада Брайана приедет завтра, и мы начнем заниматься прудом. Кроме того, мы… Черт, я совсем забыла. Утром я оставила предложение о покупке дома. Просто мне захотелось сделать это немедленно. На завтра я назначила встречу с агентом, который покажет нам дом. Если тебе не очень удобно, то можно перенести встречу.

— Ну зачем же? В какое время завтра?

— В пять. У меня много дел, и я решила, что в пять будет в самый раз.

— Отлично. Поедем после посещения врача — он ждет тебя в четыре.

— Но…

— В четыре, — повторил он тоном, которым редко с ней разговаривал.

— Ладно. Хорошо.

Форд улыбнулся.

— А теперь, что ты скажешь, если мы посидим на веранде, выпьем вина и полюбуемся на грозу?

— Скажу, что это отличный способ закончить по-настоящему паршивый день.

Силла подумала, что очень быстро приходит в себя. Она хорошо спала ночью — возможно, не без помощи двух бокалов вина, двух таблеток ибупрофена и еще одной тарелки знаменитого куриного супа Пенни. В семь часов ей удалось выбраться из постели, не разбудив Форда. Еще один сеанс в ванне с гидромассажем, осторожная зарядка, две таблетки обезболивающего и горячий душ, от которого перехватывает дыхание, — после всего этого Силла почувствовала себя почти здоровой.

За чашкой кофе она размышляла, зачем ей нужен врачебный осмотр. Она и без него знала, что ушибы еще несколько дней поболят.

Однако она сомневалась, что Форд с ней согласится.

Но разве это не здорово? Рядом есть человек, которому не все равно и который проявляет настойчивость в том, что касается ее здоровья. Придется ей научиться проявлять гибкость.

Кроме того, все худшее позади. Хеннесси в тюрьме и не сможет больше причинить вред ни ей, ни ее собственности. Она спокойно закончит реконструкцию дома. А потом примется за следующий.

Но мысли Силлы все время сбивались на Форда. Что это значит, когда тебя любит такой человек, что это значит — быть влюбленной, если она правильно понимает это слово, в такого человека, как Форд?

Они могут, не торопясь, строить свои отношения, правда? Перестраивать, менять цвета и отделку. Могут внимательно изучить фундамент, оценить риски. Потому что в ее собственном фундаменте очень много трещин, но, может, их удастся заделать и укрепить.

Только после этого появится шанс выстроить все здание. Сделать его прочным и долговечным.

Она написала записку и прислонила к кофеварке.

Чувствую себя хорошо. Пошла работать.

Силла.

Откровенно говоря, она чувствовала себя просто не так паршиво, как вчера, но посчитала, что слово «хорошо» лучше подействует на Форда.

Она наполнила термос кофе и направилась к двери.

Открыв дверь, она в испуге отпрянула. По ту сторону порога стояла миссис Хеннесси, подняв руку, как будто собиралась постучать.

— Миссис Хеннесси.

— Мисс Макгоуэн, я надеялась вас застать. Мне нужно с вами поговорить.

— Не думаю, что это хорошая идея, учитывая обстоятельства.

— Пожалуйста. Пожалуйста, — миссис Хеннесси сделала шаг навстречу, так что Силла была вынуждена посторониться. — Я знаю, что вы должны быть расстроены. Я знаю, что у вас есть на то причины, но…

— Расстроена? Да, для этого у меня есть все основания. Ваш муж пытался меня убить.

— Нет. Нет. Он вышел из себя, и это отчасти моя вина. Он был не прав, что так поступил, но вы должны понять, что он не понимал, что делает.

— А когда он это понимал? Когда он сначала поехал сюда или когда несколько раз протаранил меня, пока не столкнул с дороги? Или когда толкнул меня? Или когда занес надо мной кулак?

Глаза миссис Хеннесси блестели — в них были страх, боль, признание вины.

— Его поступкам нет оправдания. Я это знаю. Я пришла сюда молить вас о жалости, о сострадании. Открыть свое сердце и понять его боль.

— Вы пережили трагедию больше тридцати лет назад. А он обвиняет в ней меня сейчас. И что я должна понять?

— Тридцать лет или тридцать минут — для него нет разницы. В ту ночь наш сын, наш единственный ребенок, лишился будущего. Мы могли иметь только одного ребенка. У меня были проблемы со здоровьем. Но Джим сказал мне, что это не имеет значения. У нас было все. У нас был Джимми. Он любил мальчика больше всего на свете. Может, слишком сильно любил. Разве это грех? Разве это неправильно? Посмотрите, посмотрите.

Она достала из сумочки фотографию в рамке и протянула ее Силле.

— Это Джимми. Наш мальчик. Посмотрите на него.

— Миссис Хеннесси…

— Точная копия отца, — быстро и настойчиво заговорила она. — Все так говорили, с самого его рождения. Он был таким хорошим мальчиком. Веселым, милым, забавным. Он собирался поступить в колледж, а потом на медицинский факультет. Он хотел стать врачом. Ни я, ни Джим не оканчивали колледжа. Но мы экономили, копили деньги, чтобы Джимми мог учиться. Мы так гордились им.

— Красивый юноша, — выдавила из себя Силла и вернула фотографию. — Мне очень жаль, что все это случилось. Я искренне вам сочувствую. Но я не виновата в этом.

— Конечно, не виноваты. Конечно, не виноваты, — она прижала снимок к сердцу, и глаза ее наполнились слезами. — Я каждый день скорблю о том, что случилось с моим мальчиком. После той ночи Джимми никогда не был прежним. И дело не в том, что он не мог ходить или двигать руками. В его глазах погас свет. Он перестал быть самим собой. В одну ночь я потеряла и сына, и мужа. Он много лет ухаживал за Джимми, не позволял этого делать мне. Это была его обязанность. Кормить его, переодевать, поднимать. Это поддерживало его. Это стало его целью.

Она вздохнула.

— Когда Джимми умер, я почувствовала какое-то облегчение — мне не стыдно в этом признаться. Как будто мой мальчик стал опять свободен, чтобы жить, ходить и смеяться. Но после его смерти у Джима ничего не осталось. Джимми заставлял его жить, даже если эта жизнь была горькой. Он просто не выдержал. Это его сломало. Умоляю вас, не отправляйте его в тюрьму. Ему нужна помощь. И время, чтобы оправиться. Не добивайте его. Я не знаю, что я буду делать без него.

Она закрыла лицо руками, и ее плечи вздрагивали от рыданий. Краем глаза Силла заметила движение на лестнице. Увидев Форда, она подняла руку, чтобы остановить его.

— Миссис Хеннесси, вы знаете, что он сделал вчера? Вы понимаете, что он сделал?

— Я знаю, что он вас ударил. Мне не следовало говорить ему, что вы приходили. Я была расстроена и набросилась на него, говорила, что он должен оставить вас в покое. А он кричал, почему я позволила вам прийти. А потом умчался. Если бы я не разозлила его…

— А в другие разы?

— Я ничего об этом не знаю, — она покачала головой. — Разве вы не видите, что ему нужна помощь? Разве вы не видите, что он болен — у него болит душа, болит сердце. Я люблю своего мужа. Я хочу, чтобы он вернулся. Он умрет, если попадет в тюрьму. Он там умрет. Вы молоды. У вас все впереди. А мы уже потеряли главное, что было у нас в жизни. Разве в вас не найдется хоть капля жалости, чтобы позволить нам попытаться обрести покой?

— И что, по-вашему, я должна сделать?

— Вы можете им сказать, что не хотите отправлять его в тюрьму, — она схватила Силлу за руки. — Адвокат говорит, что может потребовать психиатрической экспертизы и лечения в больнице. Они отправят Джима туда, где ему помогут. Его заставят туда поехать — разве это не наказание? Он должен будет это сделать, но они ему помогут.

— Я не…

— И я продам дом, — она еще сильнее сжала руки Силлы, и в ее голосе зазвучало настоящее отчаяние. — Хотите, поклянусь вам на Библии. Я продам дом, и мы уедем отсюда. Когда он поправится, мы уедем во Флориду. Моя сестра с мужем перебираются туда следующей осенью. Я подыщу там дом, и мы уедем. Он никогда вас больше не побеспокоит. Вы можете сказать им, что хотите, чтобы он отправился в психиатрическую лечебницу, пока ему не станет лучше. Вы пострадавшая, и вас послушают.

Я была знакома с вашей бабушкой, — продолжала она. — Я знаю, что она тоже любила своего мальчика. Я знаю, что она оплакивала его. Я чувствую это сердцем. Но Джим никогда не верил в это, винил во всем ее — каждый раз, когда смотрел на нашего мальчика в инвалидной коляске. Он не мог простить, и это сводило его с ума. А вы можете простить? Можете?

— Я поговорю с полицией, — медленно сказала Силла, — не могу вам ничего обещать. Я с ними поговорю. Это все, что я могу сделать.

— Господь вас благословит. Господь вас благословит за это. Я больше вас не побеспокою. И Джим тоже. Клянусь вам.

Устало прикрыв глаза, Силла заперла за ней дверь. Она подошла к лестнице и села на ступеньки. Форд сел рядом с ней, и она положила голову ему на плечо.

— Есть разные виды нападения, — тихо сказал он. — На тело, на разум и на сердце.

Она молча кивнула. Он понимал, что она опустошена этим визитом, мольбами и слезами.

— Это что-то вроде искупления, да? — сказала она. — Я приезжаю сюда, восстанавливаю ее дом. Восстанавливаю себя. Ищу ее здесь, ищу ответы на ее вопросы. Она так и не оправилась от смерти Джонни. Не стала прежней. И почти все считают, что именно из-за этого она покончила с собой. Может, Хеннесси был лишен такой роскоши? Его ребенок был жив, но изуродован и несчастен. Он не мог уйти от этого, был вынужден жить с этим каждый день. И это сломало его.

— Я не говорю, что он не нуждается в помощи, — медленно произнес Форд. — Но принудительное помещение в психиатрическую лечебницу не выход. Силла, это же не он молит о жалости и прощении. Это не Хеннесси ищет искупления.

— Нет, конечно, — она понимала, что Форд прав. — Я делаю это не для него. Я делаю это для несчастной и испуганной женщины. А еще я делаю это для Дженет.

По своему опыту Силла знала, что в хорошей бригаде строителей тебя не будут щадить только потому, что ты женщина. Она получала свою долю недовольства, вопросов и претензий, но, не больше, чем если бы была мужчиной.

И выслушивала кучу шуток и комментариев в свой адрес.

Это помогло ей быстро влиться в рабочую атмосферу, поэтому все утро она прибивала наличники.

— Эй, Силл, — один из рабочих просунул голову в гостиную, где она стояла на стремянке и прибивала поясок над карнизом. — Там пришла женщина. Говорит, что знает тебя. Зовут Лори. Мне прислать ее сюда или что?

— Да, пусть заходит, — Силла вбила последние гвозди и стала спускаться со стремянки.

— Если бы я пережила то, что случилось с вами вчера, то лежала бы в постели, а не лазила по лестницам.

— Это просто такой метод лечения. — Силла отложила пневматический пистолет и повернулась к «доброй самаритянке». — Я собиралась навестить вас сегодня вечером или завтра, чтобы еще раз сказать спасибо.

— Вы уже благодарили меня вчера.

— Не хочу преуменьшать значение вашего поступка, но я всегда буду помнить, как вы бежали по дороге с телефоном в одной руке, с деревянным колом в другой.

Лори со смехом покачала головой.

— Мы с мужем взяли неделю отпуска, чтобы привести в порядок дом и двор. Он с двумя нашими мальчиками поехал покупать торфяной мох и средство для отпугивания оленей, а я меняла подпорки у томатов. Знаете, если бы он был дома, то огрел бы этого идиота колом по голове. Вам, наверно, больно, — Лори сочувственно посмотрела на синяк на виске Силлы. — Как вы?

— Ничего. Думаю, что выглядит страшнее, чем есть на самом деле.

— Надеюсь, — Лори с любопытством оглядела комнату. — Признаюсь, мне всегда хотелось взглянуть, что у вас тут происходит.

— Работы еще много, но, если хотите, могу устроить небольшую экскурсию.

— Лучше отложим до другого раза. Очень красивая комната. Мне нравится этот цвет. Ладно, пора мне приступить к делу. Конечно, я знаю, кто вы и кем была ваша бабушка. Мы переехали сюда двенадцать лет назад, но легенда о Дженет Харди жива и по сей день, и мы знаем, что это был ее дом. Приятно видеть, что о нем наконец позаботились, но в общем я пришла сюда не за этим.

— Что-то случилось?

— Трудно сказать. Я знаю, кто вы, и вы мне симпатичны, но мы с вами близко незнакомы. Сегодня утром мне позвонили два репортера и попросили рассказать, что произошло вчера.

— И что вы им сказали?

— Я ответила, что все уже рассказала полиции. В обоих случаях они проявили странную настойчивость, и это меня насторожило.

— Мне жаль, что вас беспокоят.

Лори небрежно махнула рукой.

— Я заехала сказать вам, что они собирают о вас сплетни.

— Значит, мне придется сделать официальное заявление. Большое спасибо, что предупредили.

— Мы же соседи. Ладно, не буду отрывать вас от работы, — она еще раз окинула взглядом комнату. — Думаю, пора заставить мужа перекрасить гостиную.

Силла проводила Лори до дверей, затем вернулась и села на нижнюю ступеньку стремянки. Она размышляла, как быстрее и проще отделаться от прессы. Ей требовалось придумать что-нибудь краткое и аккуратное. Ее учили не уклоняться, а бросать вызов и использовать ситуацию, чтобы с честью выходить из любого положения.

Она отцепила от ремня зазвонивший телефон и, нажав кнопку ответа, прикрыла глаза.

— Привет, мама.

— Силла, ради бога, что там происходит?

— У меня были небольшие неприятности. Но я справляюсь. Послушай, ты можешь связаться со своим пресс-агентом? Ты по-прежнему пользуешься услугами Ким Коэн?

— Да, но…

— Пожалуйста, свяжись с ней и продиктуй ей номер. Попроси ее позвонить, как только она сможет.

— Не понимаю, почему я должна оказывать тебе услуги после того, как ты…

— Мама. Пожалуйста. Мне нужна помощь.

— Хорошо, — после недолгого молчания ответила она. — Я позвоню ей прямо сейчас. Ты попала в аварию? Ты в больнице? Ты не пострадала? Я слышала, что какой-то сумасшедший принял тебя за призрак моей мамы и пытался переехать своей машиной.

— Нет, все не совсем так. Я не пострадала. Мне нужна Ким, чтобы все прояснить и опубликовать официальное заявление.

— Если тебе нужна помощь… Я все еще сержусь на тебя, — сказала Дилли со всхлипом, вызвавшим у Силлы улыбку. — Но я не хочу, чтобы ты пострадала.

— Я знаю это. И со мной все в порядке. Спасибо, что согласилась позвонить Ким.

— По крайней мере, я умею делать добро, — сказала Дилли и отключилась.

Силла не могла этого отрицать — пресс-агент перезвонила ей через двадцать минут. Еще через двадцать они согласовали заявление. Отключив телефон, Силла подумала, что теперь она сделала все, что могла.

— Я им не особенно интересна, — объясняла Силла Форду, когда они ехали от кабинета врача на встречу с риелтором. — Но насилие или скандал всегда привлекают внимание. А то, что я внучка Дженет Харди, подливает масла в огонь. Мое заявление должно все прояснить. Они должны успокоиться.

— Шумиха все равно будет, и пусть на местном уровне. Здесь это главное событие — по крайней мере, на несколько дней. И особенно если дело дойдет до суда. Ты звонила в полицию?

— Будем надеяться, что не дойдет… да, звонила. Я точно знаю, что Уилсон посчитал меня сумасшедшей, когда я спросила, учитывают ли они психическое состояние Хеннесси.

— И что он ответил?

— Психиатрические экспертизы уже идут. Одна со стороны защиты, другая от обвинения.

— Дуэль психиатров.

— Похоже на то.

— Думаю, обеим сторонам должно быть абсолютно ясно, что Хеннесси не в своем уме.

— Да. Но от заключения зависит, что скажет обвинитель, поддержит ли окружной прокурор эти обвинения, порекомендует ли он принудительное помещение в психиатрическую лечебницу. Дом будет слева. Маленький Кейп-Код.[15]

— Что?

Форд посмотрел в указанном Силой направлении и увидел заросший сорняками двор и маленький коричневый кубик дома.

— Не могу понять, зачем ты это делаешь. Уродливее не бывает.

— Отличные слова. Так держать — я серьезно, — она одобрительно похлопала его по руке. — И предоставь переговоры мне.