Трибьют Робертс Нора
— Ты мужчина, — она покачала головой.
— Мужчина. Только что я это убедительно доказал, — и поскольку сегодня воскресенье, я намерен доказать это еще раз. — Вечеринка — это отличная идея, Силла. Придут люди, которых ты знаешь и любишь, с которыми тебе приятно проводить время. Ты покажешь, что уже сделала. Поделишься радостью. Именно поэтому ты убрала ворота.
— Я… — он был прав. — А какой нужен гриль?
— Мы выберем, — улыбнулся он.
Она театрально прижала руки к сердцу.
— Эти слова мечтает услышать от мужчины каждая женщина. Мне нужно одеться. Раз уж мы выходим из дома, я смогу выбрать краску и еще раз взглянуть на светильники для кухни.
— И что я наделал?
— Мы возьмем мою машину. — Она одарила его улыбкой и выскользнула из комнаты.
Он натянул трусы, но не двинулся с места, размышляя о ней. Она даже не понимает, как много она сказала ему. Она ни разу не упомянула о доме или домах, где выросла.
Он же мог со всеми подробностями описать дом своего детства — лучи солнца, которые просачивались или врывались через окна его комнаты в любое время дня, зеленую раковину в ванной комнате, отколотую плитку в кухне, куда он уронил кувшин с апельсиновым соком.
Он помнил, как расстроился, когда родители продали дом, хотя к тому времени он давно жил отдельно и переехал в Нью-Йорк. Хотя их новый дом находился всего в двух милях от старого. Прошло много лет, а он до сих пор испытывает приступ тоски, проезжая мимо этого старого кирпичного дома.
С любовью отреставрированные наличники, спрятанные в книгу письма, старый амбар, заново покрашенный в красный цвет. Все это — каждый шаг, каждая мелочь — было звеньями цепочки, которая связывала ее с прошлым и которую она сама для себя ковала.
Он сделает все, что в его силах, чтобы помочь ей выковать эту цепь — даже если для этого нужно заняться покупкой гриля.
— Эй, Форд.
— Я здесь, — откликнулся Форд на голос Брайана и соскочил с дивана, прежде чем тот вошел. — «Вебер» или «Викинг»?
— Непростой выбор, — Брайану объяснения были не нужны. — Ты знаешь, что я бы выбрал «Вебер», но мужчина должен справиться и с «Викингом».
— А женщина?
— Женщине не место у гриля. Это мое твердое убеждение. — Он нагнулся и подобрал с пола футболку Форда. — Вот в чем дело. Похоже, я пришел слишком поздно, чтобы помешать утреннему сексу. Черт бы побрал эту вторую чашку кофе. — Он кинул футболку в лицо Форду и наклонился, чтобы поздороваться со Споком.
— Ты просто ревнуешь, потому что у тебя не было утреннего секса.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что ты здесь. Зачем ты пришел?
— Где Силла? — Брайан махнул рукой в сторону кухонного стола и кипы журналов на нем, а затем подошел к холодильнику.
— Наверху. Одевается, чтобы мы могли поехать и выбрать «Вебер» или все-таки «Викинг».
— О, у тебя тут есть диетическая кола, — Брайан достал банку из холодильника. — Верный признак того, что парень попался. Вчера я был у мамы. — Брайан вскрыл банку и сделал глоток. — К ее удивлению и радости, забрал не одну, а две коробки хлама, который она собирала для меня. Интересно, что я должен делать с детскими рисунками цветными карандашами — дом, большое желтое солнце и похожие на палочки человечки?
— Не знаю, но выбросить это ты не имеешь права. По словам моей матери, выкидывая детские вещи, которые они хранили, ты гневишь богов. — Форд взял себе банку колы. — У меня три коробки.
— Я не забуду, что обладанием этими сокровищами я обязан тебе. — Брайан извлек из кармана конверт и бросил на стол. — И поскольку вчера вечером я не наслаждался обществом женщины, то занялся разбором этого хлама и нашел вот что. Эту открытку дедушка отправил моей матери по случаю моего рождения. И кое-что на ней написал.
— Спасибо. Я твой должник.
— Можешь не сомневаться. Теперь я храню все свои школьные табели, с первого по последний класс. Дашь мне знать, если почерк совпадает. Я тоже в этом участвую.
— Так или иначе. — Форд взял открытку и посмотрел на уверенный почерк, которым было выведено имя Кэти.
— Я должен забрать Шанну. Отвезу ее в аэропорт. — Он присел на корточки и погладил Спока. — Скажи Силле, что завтра я пришлю пару человек, чтобы они закончили укладывать перегной, а сам смогу подъехать к новому дому, который она покупает, чтобы взглянуть на участок.
— Ладно. Я тебе это верну.
— Обязательно, — усмехнулся Брайан, глядя на открытку. — А то я буду переживать.
Форд пошел наверх, в спальню, где Силла снова собирала волосы в «хвост».
— Я готова, — сказала она ему. — Пока ты будешь одеваться, пойду еще раз проверю кое-что.
— Приходил Брайан.
— Он уже видел новый лом?
— Нет, посмотрит на следующей неделе. Он принес вот это, — Форд протянул ей открытку.
— Это… Ну да, конечно. Я не ожидала, что он так быстро что-нибудь найдет. Уф, — она прижала ладони к щекам. — Большая тайна может быть раскрыта. Я немного нервничаю.
— Хочешь, я сличу почерки, а потом просто скажу тебе.
— Кем ты меня считаешь? Размазней? — она опустила руки.
— Нет.
— Тогда давай займемся этим.
— Они у меня в кабинете.
Силла смотрела, как он снимает книгу с полки и кладет ее перед ней на стол.
— Я все думаю, почему она выбрала «Гэтсби». Богатая, блестящая жизнь, роскошь, затем скука, любовь, предательство, ужасная трагедия. Она была так несчастна. Недавно она опять мне снилась. Я тебе не рассказывала. Один из моих снов про нее и меня. «Лесная поляна». Они оба там похоронены. Я была там всего один раз. Ее могила буквально засыпана цветами. Так грустно было смотреть на нее. Все эти цветы, принесенные незнакомыми людьми, вянущие на солнце.
— Ты посадила для нее цветы здесь. И даже если они завянут, вместо них вырастут новые. И так из года в год.
— Мне хотелось бы думать, что это для нее важно. Моя личная дань памяти. — Она раскрыла книгу и извлекла из нее стопку писем. — Возьму вот это, — она вытащила из стопки одно письмо. — А ты открытку.
Форд достал открытку.
Поздравляю любимую невестку с рождением сына. Надеюсь, эти розы тебе понравились. Они лишь небольшой знак моей огромной гордости. Вместе с Брайаном Эндрю родилось новое поколение семьи Морроу.
С любовью, Дрю.
Силла положила письмо рядом с открыткой.
Дорогая. Любимая.
У меня нет слов, чтобы выразить мою печаль, мое сочувствие, мое горе. Мне хотелось бы обнять тебя, успокоить не только словами на бумаге. Знай, что всем сердцем я с тобой, что мои мысли только о тебе. Никакой матери не пожелаешь потерять ребенка, а потом еще публично переживать свое горе.
Я знаю, что ты безмерно любила Джонни. Если утешение возможно, ты должна найти его в том, что он чувствовал твою любовь каждый день своей короткой жизни.
Только твой.
— Разве это не судьба? Такое совпадение? — тихо произнесла Силла. — Я выбрала сообщение о смерти одного сына, чтобы сравнить его с сообщением о рождении другого? Это доброе письмо, — продолжала она. — Это два добрых письма, но, мне кажется, каких-то холодных, с тщательно подобранными словами. А ведь оба случая заслуживают нескольких страниц чувств и ласковых слов. Тон, стиль. Они могут быть написаны одним человеком.
— Почерк похож. Нет… не совсем. Взгляни на букву «с» на открытке. В начале слова — например, «сына» — она округлая. А в письме — «сочувствие», «сердцем» — обычный наклонный почерк.
— Но буква «т» очень похожа, и «у» тоже. И наклон. Очень похоже. Кроме того, их разделяет несколько лет.
— Буквы «м» и «и» выглядят одинаковыми, а «д» не очень похожи. — Форд понимал, что смотрит на письма глазами художника, но не знал, хорошо это или плохо. — Смотри, на открытке подпись. Некоторые люди пишут первую букву подписи не так, как в тексте. Не знаю, Силла.
— Результат неопределенный. Не думаю, что у тебя есть знакомый графолог.
— Можно найти, — он посмотрел ей в глаза. — Ты хочешь, чтобы мы пошли так далеко?
— Нет. Возможно. Не знаю. Черт. У меня нет ответа.
— Может быть, нам удастся получить образец почерка, относящийся к тому времени, когда были написаны письма. Попрошу Брайана.
— Давай пока отложим это, — Силла сложила письмо и сунула его обратно в конверт. — По крайней мере, одна вещь прояснилась. Это был не Хеннесси. Я забыла об этом письме, которое пришло после смерти Джонни. Даже если бы он был безумно влюблен в Дженет, он не мог написать его после аварии. Когда его собственный сын лежал в больнице.
— Ты права.
— Так что если бы у меня был список подозреваемых, его имя можно было бы смело вычеркивать. Давай закончим с этим. По крайней мере пока.
Форд закрыл книгу и поставил ее на полку. Потом повернулся к Силле и взял ее за руку.
— А что ты скажешь на предложение поехать и купить гриль?
— Скажу, что именно этого мне и хочется.
Он пошел одеваться, оставив открытку с монограммой на письменном столе. Он найдет графолога. Кого-нибудь за пределами Виргинии, кому имя Эндрю Морроу ни о чем не говорит. И выяснит, кто же был этот человек — любовник Дженет Харди.
Радость Силлы по поводу того, что пол из орехового дерева наконец прибыл, продержалась только до полудня, когда к ее рабочему месту рядом с амбаром подбежал плиточник.
— Привет, Стэн. Мы же договаривались на четверг. Разве… — она запнулась, увидев ярость в его глазах. — Эй, эй, что случилось?
— Вы думаете, что вам позволено так обращаться с людьми? Вы думаете, вам позволено такое говорить людям? Что? Что? — он наступал на нее, так что она оказалась прижатой к стене амбара.
Шокированная видом обычно дружелюбного Стэна, у которого теперь на лбу вздулись вены, Силла выставила перед собой руки, пытаясь этим жестом защититься и призывая к миру.
— Вы думаете, что лучше всех нас, потому что у вас есть деньги и вас показывают по телевизору?
— Я не понимаю, о чем вы. Где…
— Черт возьми, у вас хватило наглости позвонить моей жене и говорить с ней в таком тоне?
— Я не…
— Если вас не устраивает моя работа, говорите со мной. Понятно? Не звоните мне домой и не кричите на мою жену.
— Стэн, я никогда не разговаривала с вашей женой.
— А теперь вы говорите, что она лжет? — Он вплотную приблизил свое лицо к лицу Силлы, так что она кожей ощущала его ярость.
— Я не звонила ей. — Силла чувствовала, как тревога комом собирается у нее в горле, и говорила отрывисто. — Я не знаю, черт возьми, о чем вы говорите.
— Когда я вернулся домой, она была очень расстроена и даже не могла говорить. Заплакала. Единственная причина, почему я не пришел сюда прямо вчера, — она уговаривала меня не делать этого, и я не хотел оставлять ее одну в таком состоянии. У нее повышенное давление, а вы решили отыграться на ней. Потому что вам не понравилась моя работа.
— Повторяю вам, я никогда не звонила вам домой, я никогда не разговаривала с вашей женой, и мне нравится ваша работа. Совсем наоборот. Зачем, ради всего святого, мне тогда нанимать вас, чтобы вы сделали пол в кухне?
— Вот и объясните мне, черт возьми!
— Не знаю! — крикнула она. — Когда я якобы звонила вам домой?
— Вчера вечером, около десяти — вам это прекрасно известно. Я вернулся около половины одиннадцатого. Она лежала, вся красная и дрожащая, потому что вы кричали на нее как безумная.
— Вы когда-нибудь слышали, чтобы я кричала как безумная? Вчера в десять я была у Форда. Сидела у телевизора. Спросите его. Господи. Стэн, вы работаете здесь уже несколько месяцев. Вы должны знать, что я так себя не веду.
— Она сказала, что это были вы. Силла Макгоуэн, — сквозь гнев Стэна постепенно проступала растерянность. — Вы сказали Кей, что она тупая деревенщина, как и большинство людей здесь. Что я не умею класть плитку и что вы позаботитесь, чтобы все об этом узнали. А когда я лишусь работы, то винить в этом будет некого, кроме моей ленивой задницы. И что вы подадите на меня в суд за то, что я вам все испортил.
— Если ваша жена деревенщина, то я тоже. Я теперь здесь живу. Я не приглашаю работников, которые не умеют работать. На самом деле я порекомендовала вас своей мачехе — если она когда-нибудь уговорит отца переделать ванную. — Она почувствовала, что задыхается, но тревога начала постепенно ослабевать. — Зачем мне делать это, Стэн, если я считаю, что вы все испортили?
— Она не могла все это придумать.
— Конечно, — Силла судорожно вдохнула. — Конечно. А она уверена, что звонивший назвался моим именем?
— Силла Макгоуэн, а потом Кей сказала, что вы… они, — поправился он, явно готовый трактовать сомнение в пользу Силлы, — сказали: «Вы знаете, кто я». Тем самым тоном, каким люди хотят заявить, что они важная персона. А потом просто набросились на нее. Я целый час ее успокаивал, когда вернулся с бейсбольного матча. Заставил ее принять тайленол, чтобы она заснула. Она была так расстроена.
— Мне очень жаль. Мне очень жаль, что кто-то использует мое имя, чтобы расстраивать вашу жену. Не знаю, зачем… — Ком в горле переместился ниже, продолжая пульсировать где-то в груди. — Постойте-ка… Поставщик досок для пола сказал, что я позвонила им и внесла изменения в заказ. Поменяла орех на дуб. Но я этого не делала. Я думала, что это просто ошибка. А может, не ошибка. Кажется, кто-то меня преследует.
Стэн сунул руки в карманы, а затем снова вытащил.
— Это не вы звонили?
— Нет, не я. Стэн, я пытаюсь заработать хорошую репутацию и открыть здесь свой бизнес. Я пытаюсь установить хорошие отношения с субподрядчиками и рабочими. Когда кто-то проник в мой дом и разгромил ванные, вы взялись все восстановить, и я знаю, что вы сделали мне скидку.
— У вас были неприятности. Кроме того, я гордился этой работой и хотел все исправить.
— Я не знаю, как исправить то, что произошло с вашей женой. Я поговорю с ней, попытаюсь все объяснить.
— Лучше я сам, — он вздохнул. — Простите, что накинулся на вас.
— На вашем месте я поступила бы точно так же.
— Кто мог это сделать? Назваться вами и оскорблять Кей?
— Не знаю, — ответила Силла и подумала о миссис Хеннесси. Ее мужу предстоит провести два года в психиатрической лечебнице. — Но надеюсь, что смогу сделать так, чтобы это не повторилось.
— Думаю, мне лучше вернуться домой и все объяснить Кей.
— Ладно. Так вы придете в четверг?
Он смущенно улыбнулся.
— Да. А если вам понадобится позвонить мне домой, может, мы придумаем пароль или что-то в этом роде?
— Может быть.
Она стояла в тени амбара рядом с прислоненными к стене и разложенными для просушки на пильных козлах наличниками. И думала, сколько еще раз ей придется платить за чужие преступления, грехи и ошибки.
Глава 26
Силла стояла в спальне, разглядывая свежеокрашенные стены, а ее отец закрывал крышкой начатую банку краски. Она смотрела, как яркий дневной свет наполняет комнату, заставляя стены сиять.
— Наличники не готовы, полы еще нужно доделать, но, стоя здесь, я все равно испытываю радостное возбуждение.
— Чертовски хорошая работа, — он встал и вновь окинул взглядом стену.
— Ты можешь этим зарабатывать.
— Всегда полезно иметь запасной вариант.
— Ты покрасил почти весь дом, — Силла повернулась к нему. Она все еще не могла придумать, как к этому относиться и что сказать отцу. — Ты сэкономил мне несколько недель. Тут благодарностью не отделаешься.
— Ерунда. Мне нравится эта работа — во всех отношениях. Мне нравится участвовать в этом. В преображении. Мы пропустили столько летних месяцев, ты и я. Я счастлив, что провел это время с тобой.
Несколько секунд она просто стояла и смотрела на него, на своего отца. А потом сделала то, что никогда в жизни не делала. Первой подошла к нему, поцеловала в щеку и обняла.
— Я тоже.
Он крепко обнял ее в ответ, и она почувствовала, как отец вздохнул.
— Ты помнишь, как мы впервые встретились здесь? Я пришел к черному ходу, а ты поделилась со мной сэндвичем, который мы ели на просевшей передней веранде?
— Помню.
— Не знаю, как это нам удалось. Слишком много было упущено времени, — он с тревогой заметил, что в ее глазах стоят слезы. — Ты дала нам второй шанс. Дому и мне. И вот я стою тут, рядом с моей дочерью. Я горжусь тобой, Силла.
Она заплакала и уткнулась лицом в его плечо.
— Ты говорил это, что гордишься мной, после концерта в Вашингтоне и еще один раз, раньше, когда пришел на съемки «Семьи» и смотрел, как я играю. Но теперь я в первый раз тебе поверила.
Она еще раз сжала его в объятиях и отступила на шаг.
— Лучше всего мы узнали друг друга при помощи краски для внутренних работ и бледно-желтого лака.
— Зачем же на этом останавливаться? Может, посмотрим наружные стены?
— Ты не можешь красить дом. Комнаты — совсем другое дело.
— Я считал, что прошел испытание, — поджав губы, он окинул взглядом комнату.
— Это трехэтажный дом. Большой трехэтажный дом. Чтобы его покрасить, нужно стоять на лесах и высоких стремянках.
— Я привык сам выполнять трюки. — Она закатила глаза, и он засмеялся, подумав, что такую гримасу может состроить только любящая дочь. — Может, и нет, а может, это было много лет назад. Но у меня отличное чувство равновесия.
— Придется стоять на лесах и очень высоких стремянках на августовской жаре, — не сдавалась она.
— Этим меня не испугаешь.
— Это работа не для одного человека, — она призвала на помощь логику.
— Точно. Мне понадобится помощь. Так какой цвет ты выбрала?
— Послушай, — она почувствовала легкое раздражение. — Старую краску нужно будет счистить в тех местах, где она облупилась, и…
— Все это мелочи. Пойдем посмотрим. Ты хочешь покрасить его к Дню труда, или как?
— К Дню труда? Я рассчитывала сделать это не раньше, чем к середине сентября, когда должно стать немного прохладнее. Бригада, красившая амбар…
— Буду рад поработать с ними.
Полностью сбитая с толку, она уперлась ладонями в бедра.
— Раньше я думала, что ты — только не обижайся — порядочный лентяй.
— Никаких обид, — он потрепал ее по щеке, а его лицо сохраняло безмятежное выражение. — А что насчет карнизов и веранд?
Она надула щеки и резко выдохнула.
— Ладно, мы посмотрим образцы, которые мне понравились. А когда я сделаю выбор, ты сможешь заняться верандами и ставнями. Но ты не будешь карабкаться на леса и залезать на раздвижные лестницы.
Он молча улыбнулся ей, обнял за плечи, как часто обнимал Энжи — Силла видела, — и повел вниз.
Несмотря на то что это не входило в ее планы и ей очень хотелось подняться наверх, в кабинет, чтобы посмотреть, как продвигается укладка пола и закончил ли Стэн с плиткой, она открыла три образца краски для наружных работ.
— Можно взять этот синий цвет. Серый чуть-чуть приглушит его, а белый карниз уравновесит, — она мазнула кисточкой по дереву.
— Довольно необычно.
— Да. А можно выбрать спокойный и традиционный темно-желтый цвет, опять-таки с белым или кремовым карнизом.
— Благородно и мило.
Она отступила на шаг, склонив голову.
— Я не исключаю и желтый. Что-нибудь теплое и радостное, но не очень кричащее, чтобы дом не выделялся среди зелени, как огромный нарцисс. Может, нужно подождать, пока решение всплывет само. Просто подождать, — она прикусила губу.
— Я видел, как ты принимаешь решения относительно всего, что касается этого дома и этой земли. Почему ты теперь колеблешься?
— Это будут видеть все. Каждый, кто проезжает по дороге. А многие притормозят и покажут пальцем: «Это дом Дженет Харди», — Силла отложила кисть и вытерла руки о шорты. — Это всего лишь краска, всего лишь цвет, но от него зависит, что люди увидят, когда будут проезжать мимо, и что они будут думать о Дженет. И обо мне.
— А что, по-твоему, они должны думать? — он положил ей руку на плечо.
— Что она была живым человеком, а не картинкой в старом фильме или голосом на компакт-диске или грампластинке. Что она была живым человеком, который чувствовал, ел, смеялся, работал. Который жил. А она была здесь счастлива, по крайней мере некоторое время. Так счастлива, что до сих пор не отпускает этот дом. Она все еще здесь.
Она смущенно рассмеялась.
— Слишком многого я жду от двух слоев краски. Господи, мне, наверное, опять нужно к психоаналитику.
— Постой, — он взял ее за руку. — Конечно, это важно. Это не просто краска. Этот дом, эта земля принадлежали ей. Более того, она их выбрала сама, и она их очень любила. Они были ей нужны. И сейчас они перешли к тебе.
— Но в каком-то смысле они были и твоими. Я не забыла. Это тоже очень важно. Выбирай.
Он опустил руку и попятился.
— Силла.
— Пожалуйста. Я правда хочу, чтобы это был твой выбор. Выбор Макгоуэна. Люди будут вспоминать ее, проезжая по дороге. Но когда я буду идти по саду или подъезжать к дому после долгого трудного дня, я буду думать не о ней, а о тебе. Я буду представлять, как ты приходил сюда, когда был маленьким мальчиком, и гонялся за цыплятами. Выбор за тобой, папа.
Синий. Теплый и благородный синий цвет.
Она взяла его под руку и внимательно посмотрела на свежую краску, нанесенную поверх старой, облупившейся.
— Думаю, получится замечательно.
Когда Форд подошел к дому Силлы, то увидел Гэвина, который соскабливал краску с веранды.
— Как дела, мистер Макгоуэн?
— Медленно, но верно. Силла где-то внутри.
— Я только что купил дом.
— И что? — Гэвин прервал работу и нахмурился. — Ты переезжаешь?
— Нет. Нет. Я купил эту жуткую лачугу, потому что Силла сказала, что хочет отреставрировать ее. Чтобы потом продать. Продавец только что принял мое предложение. Мне немного не по себе, и я не знаю, отчего это: оттого, что я взволнован, или оттого, что я вижу, как финансовая пропасть разверзается у моих ног. Теперь мне придется оплачивать две закладные. Похоже, мне лучше присесть.
— Возьми скребок и помоги мне. Это тебя успокоит.
Форд с сомнением посмотрел на скребок.
— У меня с инструментами долгосрочное соглашение. Мы держимся подальше друг от друга — ради блага всего человечества.
— Это скребок, Форд, а не цепочная пила. Ты же соскребаешь лед с ветрового стекла зимой, правда?
— Когда нет другого выхода. А так предпочитаю оставаться дома, пока он не растает, — сказал Форд, но все же взял скребок и попытался приспособить процесс соскабливания льда со стекла для соскабливания облупившейся краски со стены дома. — У меня будет две закладные, и мне скоро исполнится сорок.
— Мы что, путешествуем во времени? Тебе не может быть больше тридцати.
— Тридцать один. Осталось меньше десяти лет до сорока, а всего пять минут назад я готовился к выпускным экзаменам в школе.
Улыбнувшись, Гэвин продолжал скрести.
— Дальше будет только хуже. Каждый следующий год пролетает еще быстрее.
— Благодарю, — с горечью произнес Форд. — Именно это мне и нужно было услышать. Я собирался не торопиться, но разве это возможно, если времени осталось меньше, чем ты думаешь. — Повернувшись, он взмахнул скребком и едва не разбил окно. — Но если ты готов, а она нет, что, черт возьми, я должен делать?
— Продолжать скрести.
Форд скреб — краску и свои пальцы.
— Черт. В качестве метафоры для всей моей оставшейся жизни это отвратительно.
Силла вышла из дома как раз в тот момент, когда Форд, нахмурившись, слизывал кровь с костяшек пальцев.
— Что ты делаешь?
— Я соскребаю краску и несколько слоев кожи, а твой отец философствует.
— Дай посмотрю. — Она взяла руку Форда и внимательно изучила ссадины. — Жить будешь.
— Должен. Скоро у меня будет две закладные. Ай. — Он вскрикнул, когда она неожиданно сжала его пальцы.
— Прости. Они приняли твое предложение?
— Да. Завтра я должен явиться в банк и подписать кучу бумаг. Кажется, ничем хорошим это не кончится.
— Расчет в ноябре?
— Я следовал рекомендации компании.
— Боишься? — она толкнула его локтем в бок. Его улыбка вышла слабой и кислой.
— Я влезаю в долг. Цифра с множеством нулей. И еще много приятных моментов. Ты знаешь о том, что обоняние — самое сильное из пяти чувств? Я до сих пор вспоминаю запах этого дома.
— Оставь это, пока ты и вправду не покалечился. — Силла отобрала у него скребок и положила на подоконник. — Пойдем со мной на минутку, — она подмигнула отцу и потащила Форда в дом. — Ты помнишь, как выглядела эта кухня, когда ты впервые увидел ее?
— Да.
— Некрасивая, грязная, с поцарапанным полом, потрескавшейся штукатуркой, голыми лампочками. Представил?