Трибьют Робертс Нора

— Наверное, ты думаешь, что я идиотка.

— Нет, не думаю. Я ношу кольцо всего один день, но я бы с ума сходила, если бы потеряла его, — возразила Силла, отпирая дверь.

— Я только… — Кэти бросилась на кухню, и за ней последовал Спок — в надежде на угощение.

Силла закрыла за собой дверь и набрала код, чтобы отключить сигнализацию, потом направилась на кухню.

Кэти стояла посреди кухни, ее лицо было залито слезами, а Спок терся о ее ноги, выражая сочувствие.

— В точности там, где я их оставила. Как раз рядом с мойкой. Прости меня.

— Все нормально. Все в порядке. — Силла заглянула в кладовку и вынесла оттуда старый табурет. — Присядь на минуту.

— Спасибо. Теперь я чувствую себя полной дурой. Правда, они застрахованы, но…

— Дело не в страховке.

— Конечно, нет. Посмотри на меня. Я совсем раскисла, — она достала из сумочки платок и принялась вытирать щеки. — Силла, можно мне стаканчик вот этого? — она показала на бутылку вина. — И аспирин.

— Конечно. Аспирин наверху. Я сейчас принесу.

Когда она вернулась, Кэти сидела за кухонным столом, подперев щеку рукой, а перед ней стояли два стакана с вином.

— Я понимаю, что ты хочешь побыть одна после этой суматохи, но мне нужно пару минут, чтобы успокоиться.

— Без проблем, Кэти, — Силла положила на стол аспирин.

— За обручальные кольца — и те, что дарят на помолвку, — и за то, что они означают. — Кэти подняла стакан, подождала, пока Силла возьмет свой, и чокнулась с ней. — И надеюсь, что я больше не буду в истерике стучать в твою дверь.

— Мне кажется, ты стойко держалась. Какие красивые кольца. Я и раньше ими восхищалась.

— Том хотел купить мне новое обручальное кольцо к двадцатипятилетию свадьбы. Но я не захотела. — Она сделала глоток, и ее глаза сверкнули. — И тогда вместо него он подарил мне браслет с бриллиантами. Я удивлена, что ты не носишь украшений, кроме этого новенького колечка. У твоей бабушки было много изумительных драгоценностей.

— Сейчас они у матери. Кроме того, моя работа, — Силла сделала еще один глоток, — не располагает к побрякушкам.

— С твоей внешностью они и не нужны. Как и ей. Это мы, простые смертные, нуждаемся в украшениях. Конечно, с возрастом красота блекнет. Но не ее. Не ее.

— Я как раз рассматривала старые фотографии и думала… — Силла прижала ладонь к виску. — Простите. Я и не догадывалась, что так устала. Наверное, это вино было лишним.

— Ты должна допить его. А потом выпить еще стакан, чтобы закончить дело.

— Думаю, лучше не надо. Прости, Кэти, но что-то я неважно себя чувствую. Мне нужно…

— Допей вино, — Кэти раскрыла сумочку и достала оттуда маленький револьвер. — Я настаиваю, — прибавила она, и Спок зарычал.

— Дженет покончила с собой. Я уже тридцать лет виню себя в том, что мог быть одной из причин этого.

— Она была беременна.

— Она говорила… — выражение глаз Форда заставило Тома умолкнуть, и он кивнул. — Да. Я не верил ей, пока мы не поговорили с глазу на глаз. Потом, после ее смерти, в тот же день я пошел к отцу и во всем признался. Он был в ярости. Он не терпел ошибок, особенно когда они касались чести семьи. Он все устроил. Мы больше никогда об этом не говорили. Думаю, заплатил судебно-медицинскому эксперту, чтобы тот не упоминал о беременности.

И его политическая карьера, подумал Форд, пошла прахом.

— Другого выхода не было, Форд. Представьте, как отреагировала бы публика, если бы все это открылось. Представь, что стало бы с моей семьей, если бы?..

— Вы говорили с глазу на глаз.

— Я поехал на ферму. Я хотел, чтобы она обо всем забыла, вернулась к прежней жизни. Но она настаивала. Поэтому я приехал к ней, как она того хотела. Она пила. У нее был результат теста на беременность.

— С собой? — настаивал Форд. — Документ?

— Да. Она воспользовалась своим настоящим именем и пошла к врачу, который ее не знал. Сказала мне, что надела парик и наложила грим. Она часто так поступала, когда мы где-то встречались. Тогда я ей поверил, и я поверил, что она хочет сохранить ребенка. Но она порвала со мной. Сказала, что я не заслуживаю ни ее, ни ребенка.

— Она дала вам отставку? — прищурился Форд.

— Я уже и так порвал с ней. Наверное, она хотела, чтобы за ней осталось последнее слово. Мы ссорились, не отрицаю. Но когда я уходил, она была жива.

— Что случилось со справкой от врача?

— Понятия не имею. Я же говорю, что она была жива, когда я уезжал домой. Потом я заглянул в детскую к дочери. Я думал о том, чем я рисковал и что мог разрушить. Я думал о Кэти и о ребенке, которого она носит. О том, что несколько месяцев назад я чуть не подал на развод, чтобы открыто начать жить с женщиной, которая на самом деле не существовала. Я мог это сделать. Я чуть было этого не сделал.

Он тяжело облокотился на перила террасы и закрыл глаза.

— Кэти сказала мне, что беременна, и этим помогла стряхнуть наваждение. Я лежал на кушетке в детской вместе с дочерью и думал о ребенке, который родится у Кэти осенью. Думал о Кэти и о нашей с ней жизни. О том, что больше никогда не увижусь с Дженет. Что больше не буду рисковать своей семьей. Тридцать пять лет, Форд. Чего ты добьешься, если вытащишь все это на свет сейчас?

— Вы терроризировали Силлу. Вы чуть не убили человека, а когда это не помогло, вы терроризировали ее. Вломились в ее дом, писали оскорбления на ее машине и ограде, угрожали ей.

— Вломился, не отрицаю. Чтобы найти письма. И потерял контроль над собой, когда их не нашел. Это был порыв гнева, когда я разбил плитку. Но остальное? Я не имею к этому никакого отношения. Это Хеннесси. Я понял, что письма не имеют значения. Они не опасны. Никто не свяжет меня с ними.

— Хеннесси не мог этого сделать. Он был под замком.

— Говорю тебе, это не я. Зачем мне лгать по поводу ограды и кукол? — спросил Том. — Я признался в худшем.

— Ваша жена обо всем знала. Дженет позвонила ей. Об этом вы писали в последнем письме.

— Дженет была пьяна и несла что-то бессвязное. Я убедил Кэти, что все это неправда. Что это алкоголь, таблетки и горе. Конечно, она расстроилась, но она мне поверила. Она…

— Вы говорите, что спали в детской в ту ночь, когда умерла Дженет?

— Да, я… я заснул. Проснулся, когда вошла Кэти, чтобы взять ребенка. У нее был такой усталый вид. Я спросил, все ли с ней в порядке. Она сказала, что да. Что теперь у нас всех все будет в порядке. — Краска стыда на его лице внезапно сменилась смертельной бледностью. — О боже!

Форду больше не требовалось ни признаний, ни доказательств. Он побежал. Силла была одна. И Кэти Морроу знала об этом.

— Ты что-то подсыпала в вино.

— Секонал. Как и твоей шлюхе бабке. Только у нее была водка.

Силла чувствовала, как тошнота подступает к горлу. Страх, внезапное осознание, смесь таблеток и вина.

— Диван не был розовым, а платье синим.

— Выпей вина, Силла. Ты заговариваешься.

— Ты видела диван и платье в ту ночь… в ту ночь, когда убила ее. Вот что ты помнишь — ту ночь, а не рождественскую вечеринку. Те письма писал Том, да? Том был ее любовником, отцом ее будущего ребенка.

— Он был моим мужем, отцом моего ребенка и отцом ребенка, которого я носила. Она об этом думала? — ярость исказила лицо Кэти. Не безумие, как у Хеннесси, подумала Силла. Настоящая ярость. — Она хоть на минуту задумалась, что такое брак и семья, прежде чем брать то, что принадлежит мне? У нее было все. Она была ровно на десять лет старше его. Она выставила меня дурой, но и этого ей было мало. Он пошел к ней, оставил меня в тот вечер ради нее, когда я качала в кроватке нашу маленькую дочь, а внутри у меня толкался наш ребенок. Он пошел к ней и к тому ублюдку, которого она зачала от него. Пей вино, Силла.

— На нее ты тоже наставила пистолет?

— Этого не понадобилось. Она уже пила. Я просто высыпала таблетки в ее стакан. Мои таблетки, — прибавила она. — Те самые, которые купила для себя, когда узнала, что она заарканила его.

— И долго? Как долго ты об этом знала?

— Несколько месяцев. Он пришел домой, и я почувствовала запах ее духов. «Вечерний Париж». Ее запах. Я видела ее в его глазах. Я знала, что он ходил к ней, снова и снова. Прикасался ко мне только тогда, когда я умоляла. Но потом все изменилось, все начало меняться, когда я забеременела. Он стал возвращаться ко мне. Она не могла с этим смириться. Заманивала его обратно. Я не хотела, чтобы меня жалели. Я не хотела, чтобы меня сравнивали с ней, чтобы надо мной смеялись. Я выстрелю, если ты не выпьешь. Они скажут, что это очередное вторжение, на этот раз с трагическим исходом. — Она снова раскрыла сумку и вытащила из нее полиэтиленовый пакет с куклой. — Оставлю это, если ты предпочтешь пулю. Я купила несколько штук много лет назад. Не могла устоять. Не знала зачем, пока ты не приехала сюда.

Борясь с головокружением, Силла взяла стакан и поднесла к губам.

— Ты инсценировала ее самоубийство.

— Она сама облегчила мне эту задачу. Приняла меня, как давнюю подругу. Извинилась за свой поступок. Ей было жаль, что она обидела меня, причинила мне боль. Она не может вернуть все назад, да и не хочет, если бы даже могла. Потому что тогда бы не было ребенка. А теперь ей нужен только ребенок и возможность исправить прошлые ошибки. Конечно, она никогда не раскроет имя отца. Лживая сука.

— Ты отравила ее.

— Когда она начала отключаться, я помогла ей подняться наверх. Тогда я чувствовала себя такой сильной. Мне пришлось почти нести ее, но я была сильной. Я раздела ее. Хотела, чтобы она была голой и беззащитной. И я дала ей еще таблеток и водки. Я сидела и смотрела, как она умирает. Сидела и смотрела, пока она не перестала дышать. Потом я ушла. Я приезжала сюда. После того как они увезли ее туда, где она всегда была чужой, я приезжала. Мне нравилось смотреть, как тут все разрушается, в то время как я… возрождаюсь. Я морила себя голодом. Тренировалась до дрожи в мышцах. Салоны красоты, спа, липосакция, подтяжки лица. Он никогда не будет смотреть на меня, а хотеть ее. Никто больше не будет смотреть на меня с жалостью.

Внешность, подумала Силла. Иллюзия.

— Но я тебе ничего не сделала.

— Ты приехала сюда, — свободной рукой Кэти бросила еще несколько таблеток в стакан Силлы и долила вина. — Твое здоровье!

— Я ошибалась, — пробормотала Силла. — Ты такая же безумная, как Хеннесси.

— Возможно, но гораздо более упорная. Этот дом заслужил того, чтобы умереть долгой, жалкой смертью. Она только уснула. Это было моей ошибкой. Приехав сюда, ты привезла ее с собой, снова швырнула все это мне в лицо. Ты заставила моего сына сажать розы в ее честь. Ты соблазнила Форда, который заслуживает лучшего. Я бы оставила тебя в живых, если бы ты уехала. Если бы оставила этот дом умирать. Но ты продолжала швырять его мне в лицо. Я этого не допущу, Силла. Я вижу, кто ты на самом деле. Только мы с Хеннесси это видели.

— Я не Дженет. Никто не поверит, что я убила себя.

— Яблоко от яблони недалеко падает, — свободной рукой Кэти небрежно откинула прядь волос с лица. — Помолвка, к которой тебя вынудили, переживания из-за того, что ты стала причиной смерти человека, которому сломала жизнь твоя бабка. Я смогу подтвердить, как ты настаивала, чтобы тебя оставили одну.

— Я не Дженет, — повторила Силла и выплеснула содержимое стакана в лицо Кэти.

Спок вскочил. Силла схватила бутылку и хотела ударить Кэти по голове. Но, ослабленная таблетками, она промахнулась и лишь слегка задела ее висок.

Этого оказалось достаточным, чтобы Кэти отшатнулась. Силла бросилась вперед и толкнула ее, а собака прыгнула на накренившийся табурет. Пистолет выстрелил, табурет опрокинулся, и пуля ушла в потолок.

Сражайся или беги. Силла боялась, что у нее не осталось сил ни на то, ни на другое. Ее колени подогнулись, и она упала на Кэти, впившись ногтями ей в лицо. Она почувствовала удовлетворение, услышав крик — а еще больше от сознания того, что, даже если она умрет, правда все равно раскроется. Под ногтями у нее была Кэти Морроу. Она схватила Кэти за волосы и дернула, вырвав приличный клок. Куча ДНК, успела подумать она, когда у нее в глазах стало темнеть. Лай Спока звоном отдавался в ушах.

Она размахнулась и ударила не глядя. Потом услышала крики, визг, еще один выстрел. И потеряла сознание.

Сердце Форда замерло, когда он увидел машину Кэти на подъездной дорожке к своему дому. Он не должен опоздать. Он не может опоздать. Резко затормозив позади «Вольво», он выскочил из машины и побежал к двери, но на полпути какое-то шестое чувство остановило его.

Не здесь. Ферма. Он повернулся и побежал. Он сыпал проклятиями — точно так же он ругался по дороге сюда, обнаружив, что его телефон остался на стойке бара у Брайана.

Когда он услышал выстрел, страх, вкус которого, как ему казалось, он уже знал, уступил место дикому, безумному ужасу.

Он влетел в дверь, выкрикивая имя Силлы, и услышал бешеный лай Спока. Кто-то визжал, как раненый зверь. Он бросился на кухню. Открывшаяся перед ним картина навечно запечатлелась в его памяти.

Силла распростерлась на Кэти, размахивая кулаками, которые, казалось, были такими тяжелыми, что она с трудом поднимала их. Кэти лежала с залитым кровью лицом и горящими ненавистью глазами. Спок бешено лаял. И пистолет в ее руке. Медленно поворачивающийся в сторону Силлы.

Форд прыгнул вперед, одной рукой схватив запястье Кэти, а другой отталкивая Силлу. Он почувствовал легкий укол в руку, похожий на укус пчелы, и вырвал пистолет из руки Кэти.

— Форд! Слава богу! — Кэти протянула к нему руки. — Она сошла с ума. Я не знаю, что случилось. Не знаю, что на нее нашло. У нее был пистолет, и я попыталась…

— Заткнись! — сухо и отчетливо произнес он. — Попробуй пошевелиться, и, клянусь богом, я первый раз в жизни ударю женщину. Спок, прекрати! И это тебе тоже зачтется, — прибавил он, обращаясь к Кэти. — Так что заткнись, — он направил на нее пистолет и шагнул к Силле. — Или я за себя не отвечаю. Силла. Силла.

Он проверил, не ранена ли она, затем поднял ей веко, а Спок стал лихорадочно облизывать ей лицо.

— Очнись, — он похлопал ее по щекам. — Только попробуй еще раз пошевелиться, — предупредил он Кэти голосом, который сам едва узнал. — Только попробуй. Силла! — Он еще раз ударил ее по щеке, на этот раз сильнее, и увидел, как задрожали ее веки. — Сядь. Очнись. — Одной рукой он помог ей сесть. — Я звоню в «Скорую» и в полицию. Все в порядке. Ты меня слышишь?

— Секонал, — с трудом произнесла она и обхватила себя одной рукой. А потом решительно сунула два пальца в рот.

Позже, когда все закончилось, Силла сидела под синим зонтом. Весна прошла, и лето скоро пройдет, думала она. Она будет здесь, когда листья изменят свой цвет и золотом рассыплются по склонам гор. Когда выпадет первый снег — и когда последний. Она будет здесь, думала Силла, весной, которая придет, и все остальные весны, все времена года.

Она будет дома. С Фордом. И со Споком. Ее героями.

— Ты все еще бледная, — сказал он. — Может, лучше было прилечь, а не дышать свежим воздухом.

— Ты тоже бледный, — возразила она. — Ты ведь был ранен.

Он посмотрел на свою перевязанную руку. Поцарапан — более точное определение.

— Да. В конце концов, это круто. Я получил ранение, ворвавшись — опять чуть-чуть опоздав, — чтобы спасти любовь всей своей жизни, прежде чем она спасла себя сама.

— Ты меня спас. Я проиграла. Я расколола ее, — добавила она и пошевелила пальцами. — Но у меня закончились силы. Ты и Спок — храбрая собачка, — она наклонилась, чтобы поцеловать пса, — вы спасли мне жизнь. Теперь вы должны поддерживать ее.

— Именно этим я и собираюсь заняться, — он взял ее за руку. — Я чуть не ошибся домом. Вот что, Силла. Никаких двух домов. Я чуть не ошибся домом. И тогда я мог опоздать.

— Ты все понял, и ты пришел за мной. Можешь рисовать любых героев, каких захочешь. Но мой герой — это ты.

— Герой, богиня-воительница и суперсобака. Нам очень везет, тебе и мне.

— Думаю, да, Форд. Мне так жаль, так жаль Брайана.

— Мы поможем ему пережить это. Мы найдем способ помочь ему.

— Все эти годы она помнила о предательстве. И не могла вынести того, что я сюда приехала. В каком-то смысле этот дом был символом для нас обеих, — она внимательно посмотрела на него — на свой красивый дом, сияющий свежей краской, с блестящими в лучах утреннего солнца окнами.

— Мне нужно было его возродить, а ей нужно было видеть, как он умирает. Каждая новая доска, каждый мазок краски были для нее как пощечина. А праздник? Можешь себе представить, как это грызло ее? Музыка и смех, еда и напитки. И разговоры о свадьбе. Разве она могла это вынести?

— Я знал их обоих всю жизнь, но ничего не замечал. Вот тебе и наблюдательность писателя.

— Они прятали это. Заперли в шкаф. Она смотрела, как Дженет умирает, — Силле все еще было тяжело говорить об этом. — Предательство жило в ней всю жизнь. Когда она переделывала свое тело. Когда растила детей, ходила по магазинам с подругами, пекла печенье, застилала постель. И время от времени она приезжала сюда, чтобы дать этому выход.

— Как тугой поршень.

— Можно и так выразиться. Моя бабушка не кончала жизнь самоубийством. Это будет большой сенсацией. Снимки, статьи, репортажи, а может, и целый фильм. Потом книги, ток-шоу. Куча всего.

— Думаю, теперь я уже имею об этом представление. Предупреждения излишни. Твоя бабушка не кончала жизнь самоубийством, — повторил он.

— Нет, не кончала, — ее глаза наполнились слезами. — Она не бросала мою маму, как та всегда думала. Она купила диван цвета губной помады с белыми атласными подушками. Она оплакивала одного ребенка и ждала другого. Но она не была святой, — продолжала Силла. — Она спала с чужим мужем и без колебаний разбила бы его семью. Или почти без колебаний.

— Обман — это всегда улица с двусторонним движением. Том предал свою жену, свою семью. Даже говоря о том, что порвал с Дженет, он продолжал спать с ней. Дома его ждали беременная жена и дочь, а он спал с иллюзией — и отказывался брать на себя ответственность за последствия.

— Интересно, может, именно жестокость последнего письма, оскорбившая чувства Дженет к нему, заставила ее бросить ему в лицо правду. «Я беременна, ребенок твой, но ты нам не нужен», — Силла вздохнула. — Мне бы хотелось так думать.

— Похоже, правда? И это совпадает с тем, что говорил мне Том. Кэти забрала и уничтожила результаты теста на беременность, но она не знала о письмах. Она не знала о «Гэтсби».

— Мне кажется, Дженет хранила письма как напоминание, что ребенок был зачат по крайней мере в иллюзии любви. Как напоминание, что он принадлежит только ей. Я думаю, что она позаботилась о том, чтобы ферму не продали, потому что рассчитывала, что когда-то ферма перейдет к нему. Джонни умер, и она знала, что моя мать не испытывает привязанности к этому дому. Но у нее оставался последний шанс. Наверное, некоторые вопросы останутся, но у меня есть те ответы, которые мне нужны. Если она когда-нибудь приснится мне, как снилась раньше.

— А ты этого хочешь?

— Может быть. Иногда. Но теперь мне хотелось бы видеть сны о том, что будет, о том, на что я надеюсь, а не о том, что было, — она улыбнулась, и он коснулся губами ее пальцев.

— Прогуляйся со мной, — он встал и помог ей подняться. Только ты и я. — Он посмотрел на Спока, радостно закружившегося у их ног. — Только мы.

Они пошли по камням, по траве, все еще мокрой от росы, среди буйно цветущих роз, среди последних летних цветов, распускавшихся, словно бабочки. Они шли рука в руке, а смешная неуклюжая собака гоняла невидимых кошек вокруг заросшего лилиями пруда.

Держа его за руку, она думала, что это и есть ее самый лучший сон. Прямо сейчас. Все трое, счастливые и сильные.

И дома.