Шмяк! Пратчетт Терри

— Ну… люди могут… рассматривать ка-артины, сколько им вздумается, — ответил сэр Рейнольд с легким раздражением: не следует задавать такие вопросы.

— А что при этом делают картины?

— Э… висят, командор.

— То есть люди приходят и смотрят на картины, а картины, со своей стороны, подвергаются осмотру?

— В общем, да, — ответил куратор, ненадолго задумался, решил, что этого, видимо, недостаточно, и добавил: — Но динамически.

— То есть картины воздействуют на людей, сэр? — уточнил Моркоу.

— Да! — воскликнул сэр Рейнольд с огромным облегчением. — Именно! Именно э-это и происходит! Картина Плута много лет была выставлена на всеобщее обозрение. Мы даже принесли в зал стремянку, на тот случай, если кому-нибудь за-ахочется рассмотреть вершины гор. Некоторые, например, полагают, будто один из воинов на картине указывает на какую-то едва заметную пещеру. Че-естно говоря, будь на полотне секрет, я бы уже давно его раскрыл. Красть картину не было смысла!

— Разве что кто-то таки нашел секрет и не захотел, чтобы другие тоже узнали, — сказал Ваймс.

— Сли-ишком большое совпадение, командор, не правда ли? Сомневаюсь, что за последнее время картина как-то изменилось. Вряд ли мистер Плут воскрес, чтобы нарисовать еще одну гору! Хоть мне и больно об этом говорить, но достаточно было бы уничтожить картину, чтобы обезопасить себя.

Ваймс обошел вокруг стола. «Все фрагменты, — подумал он. — У меня уже есть все фрагменты».

Начнем с легенды о гноме, который спустя несколько недель после битвы добрел до какого-то города полумертвым, бормоча о спрятанном сокровище.

Допустим, он имел в виду говорящий куб. Гном выжил после битвы, где-то спрятался, нашел эту штуку — очень важную штуку… Нужно было перенести ее в безопасное место. Или, может быть, нужно было сделать так, чтобы люди ее услышали. Разумеется, он не взял куб с собой, потому что по долине еще бродили тролли, причем в таком настроении, что сначала они бы шарахнули дубиной, а потом уже стали бы задавать вопросы. Гном нуждался в охране.

Он добрел до людей, но умер на обратном пути к спрятанному сокровищу.

Прошло две тысячи лет. Способен ли куб продержаться так долго? Боги, да они всплывают даже в расплавленной лаве!

Значит, куб лежал в долине. Потом появился Методия Плут, который искал… красивый вид, ну или что-нибудь такое. Он посмотрел под ноги и… Придется принять, что именно так оно и случилось. Он нашел куб и заставил его говорить, бог весть каким образом, но не смог заставить его замолчать. Плут бросил находку в колодец. Куб нашли гномы. Они послушали его, и им не понравилось то, что они услышали. Настолько не понравилось, что Бедролом велел убить четырех шахтеров лишь за то, что они оказались свидетелями. Так при чем здесь картина? На ней нарисовано то, о чем говорит куб? Или указано место, где он находится? Но если куб уже у тебя в руках, разве это не главное?

И вообще, кто поручится, что куб говорит голосом Кровавого Топора? Это может быть кто угодно. И с какой стати верить сказанному?

Ваймс услышал, как сэр Рейнольд говорит Моркоу:

— …Как я уже объяснял сержанту Колону, действие на картине происходит в нескольких милях от того ме-еста, где произо-ошла настоящая Кумская битва. Мистер Плут нарисовал вообще не ту ча-асть Кумской долины! И это единственный пункт, по которому согласны обе стороны.

— Почему же Плут нарисовал другое место? — поинтересовался Ваймс, глядя на стол, словно в надежде вызвать какую-нибудь подсказку исключительно силой воли.

— Кто его знает?.. Кумская долина есть Кумская долина. Ее площадь примерно двести пятьдесят квадратных миль. Наверное, художник просто выбрал место, которое показалось ему достаточно живописным.

— Хотите чаю? — спросила с порога Сибилла. — Мне нечего было делать, и я заварила чай. А тебе надо бы заняться делами, Сэм.

Сэм Ваймс — представитель власти, внезапно почувствовавший себя как дома, — запаниковал.

— Леди Сибилла, они похитили картину Плута! — воскликнул сэр Рейнольд. — Я знаю, она принадлежала вашей семье.

— Дедушка говорил, что она только мешается, — заметила Сибилла. — Он позволял раскладывать ее на полу в бальной зале. Я давала имена всем гномам. Мы искали секрет. Дедушка говорил, что в долине есть спрятанное сокровище и картина указывает на него. Разумеется, мы ничего не нашли, зато дождливыми вечерами мне было чем развлечься.

— Конечно, ее не назовешь образцом великого искусства, — признал сэр Рейнольд, — и Плут, разумеется, был не в своем уме. Но каким-то образом его картина говорила…

— Жаль, мне она ничего не сказала, — произнес Ваймс. — Честное слово, необязательно делать чай для всех, дорогая. Кто-нибудь из стражников…

— Не говори ерунды и вспомни о гостеприимстве, — отрезала Сибилла.

— Разумеется, некоторые пытались делать копии, — продолжал куратор, беря чашку. — Но они были просто ужа-асны. Невозможно сделать сколько-нибудь достове-ерную копию с картины длиной в пятьдесят футов и высотой в десять…

— Никаких проблем, если лежишь на полу бальной залы и у тебя есть пантограф, — сказала Сибилла, разливая чай. — Ваш чайник просто ужасен, Сэм. Хуже помойного ведра. Его что, никогда не моют?

Она взглянула на лица мужчин.

— Я сказала что-то не то?

— Вы сделали копию картины? — уточнил сэр Рейнольд.

— Да. Целиком, в масштабе один к пяти. Когда мне было четырнадцать. Для школьного проекта. Мы изучали историю гномов, ну и поскольку картина все равно принадлежала нам, было бы глупо упустить такой шанс. Вы ведь знаете, что такое пантограф? Очень простой способ сделать уменьшенную или увеличенную копию картины при помощи геометрии, нескольких деревянных рычагов и заточенного карандаша. Точнее сказать, сначала я сделала копию на пяти листах по десять футов, то есть в натуральную величину, чтобы передать все подробности, а потом вариант один к пяти, чтобы выставить его в классе — так, как хотел бедный мистер Плут. Мисс Мараль поставила мне «отлично». Она учила нас математике и собирала волосы в пучок, который закалывала циркулем и линейкой. Она говорила, что девочка, которая умеет обращаться с угольником и транспортиром, многого добьется в жизни.

— Как жаль, что копия не сохранилась! — вздохнул сэр Рейнольд.

— Почему? Я не сомневаюсь, что она где-то лежит. Одно время она висела прямо у меня в комнате. Сейчас припомню, взяли ли мы ее с собой, когда переехали. Я уверена… — Сибилла просияла. — Ну да. Ты когда-нибудь бывал на чердаке, Сэм?

— Нет, — ответил Ваймс.

— Значит, сейчас побываешь.

— Я раньше никогда не бывала на девичнике, — призналась Шелли, когда они, слегка покачиваясь, брели по ночному городу. — Что, это так и было задумано?

— Что именно? — уточнила Салли.

— Когда бар загорелся.

— Боюсь, что нет, — ответила Ангва.

— Я еще никогда не видела, как мужчины дерутся из-за женщины, — продолжала Шелли.

— Супер, правда? — сказала Салли.

Они проводили Беллочку до дома. Девушка пребывала в глубокой задумчивости.

— Она всего лишь улыбнулась какому-то типу, — заметила Шелли.

— Да, — отозвалась Ангва, пытаясь сосредоточиться на ходьбе.

— Впрочем, мне будет жаль Шнобби, если Беллочка усвоит эту мысль.

«Спасите меня от болтливых пря… пля… пьяниц», — подумала Ангва. Вслух она произнесла:

— Да, но как же мисс Тянитолкай? Она несколько лет швыряла в Шнобби не самой дешевой рыбой.

— «За безобразных женщин отплатив», — процитировала Салли. — Туфли, мужчины, гробы… никогда не хватай первое, что увидишь.

— А, туфли, — сказала Шелли. — Кстати, о туфлях. Вы уже видели новые бронзовые босоножки от Яна Камнемолота?

— Мы не покупаем обувь у кузнецов, дорогуша, — напомнила Салли. — Э… сейчас, кажется, меня вырвет…

— И поделом, не надо было пить столько… вина, — язвительно заметила Ангва.

— Ха-ха, — отозвалась из сумрака вампирша. — С вином — и с многозначительными паузами — у меня нет проблем. Пить мне не надо было все эти липкие штуковины. Названия для них придумывают люди, у которых чувство юмора как у… э… простите… ох, боги…

— Ты в порядке? — спросила Шелли.

— Оказывается, я проглотила маленький бумажный зонтик.

— Бедная!

— И бенгальскую свечу…

— Это ты, сержант Ангва? — раздался голос во мраке. Приоткрылся фонарь, осветив лицо констебля Посети. Когда он приблизился, Ангва заметила толстую пачку брошюр у него под мышкой.

— Привет, Горшок, — сказала она. — Что стряслось?..

— …и лимонную кожуру… — слабо донеслось из темноты.

— Мистер Ваймс послал меня разыскивать вас в притонах порока и пристанищах беззакония, — произнес Посети.

— А брошюры зачем? Кстати говоря, мог бы добавить к последней фразе слова «ничего личного».

— Раз уж мне велели обойти пристанища греха, сержант, я подумал, что могу совершить благое дело во имя Ома, — объяснил Посети, чье неутомимое проповедническое рвение воистину не знало препятствий.[17] Порой, когда проносился слух, что по улице идет констебль Посети, завсегдатаи кабаков полным составом ложились на пол и гасили свет.

Было слышно, как в темноте кого-то рвет.

— «Горе тем, кто подвержен вину!» — провозгласил констебль Посети. Поймав взгляд Ангвы, он добавил: — Ничего личного.

— Мы выжили, — простонала Салли.

— Что хочет Ваймс? — спросила Ангва.

— Снова Кумская долина. Ты нужна в Ярде.

— Но у нас выходной! — возопила Салли.

— Прошу прощения, — бодро отозвался Посети. — Видимо, уже нет.

— Вот что такое моя жизнь… — горько произнесла Шелли.

— Ладно, давайте двигать, — сказала Ангва, пытаясь скрыть облегчение.

— Когда я сказала «моя жизнь», то, разумеется, не имела в виду, что это вся жизнь, — проворчала Шелли, шагая следом за подругами в привычный мир, в котором, слава всем богам, не было развлечений.

Овнецы никогда и ничего не выбрасывали. Их чердаки вселяли тревогу — и не только потому, что там витал слабый запах давно скончавшегося голубя.

Овнецы подписывали старые вещи. Ваймс уже побывал на большом чердаке особняка на Скун-авеню и притащил оттуда лошадку-качалку, кроватку и целую коробку игрушек для ребенка постарше — мягких, горячо любимых, пропахших нафталином. Овнецы не выбрасывали ничего, что еще могло пригодиться. Все было аккуратно подписано и сложено на чердаке.

Смахивая паутину одной рукой и держа другой фонарь, Сибилла первой пробиралась между коробок («Сапоги мужские, разные», «Смешные куклы, перчаточные и на нитках», «Игрушечный театр, реквизит».) Может быть, именно поэтому Овнецы были так богаты. Они приобретали вещи, которые служили долго, так что теперь Сибилле и Сэму, в принципе, редко приходилось что-либо покупать. Разумеется, кроме еды, но Ваймс не удивился бы, обнаружив коробки с надписями «Сердцевинки яблок, разные» и «Остатки, нужно доесть».[18]

— Ага, вот, — сказала Сибилла, откладывая связку тренировочных рапир и клюшек для лакросса и извлекая длинный толстый сверток.

— Я, разумеется, не раскрашивала ее, — объяснила она, когда картину потащили к лестнице. — На это ушла бы целая вечность.

Чтобы перенести тяжелый сверток в столовую, пришлось потратить некоторое количество сил и изрядно попотеть, но, в конце концов, картину водрузили на стол и развернули потрескивающую бумагу.

Пока сэр Рейнольд раскатывал десятифутовые листы и восторгался, Ваймс достал уменьшенную копию, которую сделала Сибилла. Рисунок был именно такого размера, чтобы уместиться на столе; с одного края Ваймс прижал его треснутой кружкой, а с другого — солонкой.

Записи Методии Плута было жутко читать. И нелегко, потому что они наполовину обгорели. И, помимо того, почерк у него напоминал траекторию паука на трамплине во время землетрясения. Этот человек, несомненно, был безумен как Мартовский заяц — он писал заметки, которые хотел сохранить в тайне от воображаемого цыпленка, а иногда бросал писать на полуслове, если ему казалось, что цыпленок за ним следит. Он, вероятно, являл собой весьма жалкое зрелище, пока не брался за кисть — работая, Плут успокаивался и будто озарялся странным светом. Вся его жизнь заключалась в огромном продолговатом куске холста.

Методия Плут: родился, написал знаменитую картину, решил, что он цыпленок, умер.

Поскольку у него совершенно точно поехала крыша, кто мог понять то, что он понаписал? Одна относительно лаконичная, хоть и зловещая, заметка официально считалась последней, поскольку ее нашли под его скорчившимся трупом. Она гласила: «Писк! Писк! Он приближается! Он приближается!»

Плут задохнулся, потому что у него был полный рот перьев. А на холсте еще не успела высохнуть краска…

Взгляд Ваймса привлекла запись под номером 39: «Я решил, что это путеводный знак, но он кричит ночью». Знак чего? Или, например, номер 143: «Темнота, в темноте, как звезда в оковах». Ваймс и это занес в блокнот. Он много чего записал. Но самой большой проблемой — или самым большим достоинством, как сказал бы какой-нибудь любитель тайн и загадок — было то, что все эти слова могли означать что угодно. «Создай собственную теорию». Плут умирал от голода и смертельно боялся цыпленка, который существовал только в его воображении.

«Все равно что гадать по облакам…»

Ваймс отодвинул заметки и уставился на аккуратный карандашный рисунок. Даже в уменьшенном виде картина ошеломляла величиной. Можно было пересчитать поры на носах у гномов. Сибилла педантично скопировала, в том числе, самые далекие фигуры, в полдюйма высотой. Воины размахивали топорами и дубинами, целились копьями, одни атаковали, другие отбивались, третьи завязывали поединки. На всем пространстве картины гномы и тролли были заняты свирепым истреблением друг друга, они рубили и кололи…

Ваймс задумался: чего недостает?

— Сэр Рейнольд, не могли бы вы мне помочь? — негромко позвал он, прежде чем случайная мысль успела ускользнуть.

— Что, командор? — Куратор заспешил к нему. — Признайте, леди Сибилла сделала просто великолепный…

— Да, да, очень красиво, — перебил Ваймс. — Но объясните мне… откуда Плут все это знал?

— Есть мно-ого гномьих песен о Кумской битве и кое-какие тролльи предания. Ну и не-екоторые люди тоже были свидетелями…

— Значит, Плут все это прочитал?

— Да. За исключением того, что художник нарисовал не ту часть долины, картина довольно таки точна.

Ваймс не сводил взгляда с битвы на бумаге.

— А кто-нибудь знает, отчего Плут нарисовал не то место? — спросил он.

— Есть разные теории. Возможно, его ввел в за-аблуждение тот факт, что после бу-ури большинство трупов оказались именно там. Также ту-уда снесло много деревьев, из которых гномы сложили погребальные костры. Но лично я полагаю, что художник просто выбрал более красивый пейзаж. Такие живописные горы…

Ваймс сел, глядя на рисунок и пытаясь разгадать его секрет.

Мистер Блеск сказал, что через пару недель все его раскроют. Но как?

— Сэр Рейнольд, что должно было случиться с картиной через пару недель?

— Мы-ы собирались выставить ее в новом зале, — ответил куратор.

— И что в этом такого особенного?

— Я же говорил вам, командор, — с легким упреком произнес сэр Рейнольд. — Это круглый зал. Плут всегда мечтал, чтобы его картину смотрели по кругу, как оно и выглядело на самом деле. Чтобы зритель оказался внутри происходящего.

«Я и так уже закопался глубже некуда», — подумал Ваймс.

— Думаю, куб рассказал гномам кое-что о Кумской битве, — сказал он отстраненно, как будто уже находился в Кумской долине. — Он дал понять, что его нашли в каком-то очень важном месте. Даже если Плут так не считал. Гномам была нужна карта, и Плут ее нарисовал, сам не сознавая того. Фред!

— Да, сэр?

— Гномы без зазрения совести повредили нижнюю часть картины, поскольку она не содержала ничего важного. Там одни только фигуры. А они склонны перемещаться…

— Командор, при всем к вам уважении, камни тоже перемещаются, — заметил сэр Рейнольд.

— Не важно… Не важно, насколько изменилась долина, картина все равно указывает путь, — твердил Ваймс.

И тут до него стало доходить…

— Но даже реки меняют со временем свое русло, и со склонов скатилось немало камней, — продолжал сэр Рейнольд. — Я слышал, теперь долина выглядит совсем иначе.

— И все-таки, — тем же задумчивым тоном произнес Ваймс, — картина не утратит своей ценности еще тысячи лет. Это не камень, не пещера и не овраг. Картина воплощает нужное место. Я могу указать его, если мне дадут булавку.

— Держите, — торжествующе ответил сэр Рейнольд, доставая булавку из-за лацкана. — Вчера я подобрал ее на улице. Вы, ко-онечно, знаете старую примету: если найдешь булавку, то весь день…

— Да, спасибо, — прервал Ваймс. Он подошел к столу, стащил картину на пол, сколол два конца вместе, поднял над головой получившийся бумажный цилиндр и накрыл им себя…

— Все дело в горах, — проговорил он. — Год за годом вы в музее смотрели на линию гор. А на самом деле это круг.

— Я знаю! — воскликнул сэр Рейнольд.

— Да, сэр, но, наверное, до сих пор вы этого не сознавали. Плут оказался в каком-то очень важном месте…

— Да. И это место — пещера, командор. Он постоянно упоминает какую-то пещеру. Вот почему люди искали вблизи гор. А действие на картине происходит прямо в середине долины, возле реки.

— Значит, там есть что-то, о чем мы еще не знаем! — воскликнул Ваймс, раздосадованный тем, что столь важное открытие оказалось пустяком. — Я выясню, что это такое, когда доберусь туда…

Вот. Он это сказал. Но он же знал, что поедет в Кумскую долину. Знал… с каких пор? Похоже, с самого начала. Но считал ли он так вчера? Сегодня утром? Долина представала перед его мысленным взором. Ваймс и Кумская долина! Он вдыхал ее воздух, слышал шум реки — холодной как лед…

— Сэм… — начала Сибилла.

— Нет, здесь нужно разобраться, — быстро сказал Ваймс. — Никакой дурацкий секрет меня не волнует. Меня волнует то, что граги убили городских гномов. Они полагают, что картина — это карта, которой можно воспользоваться. Поэтому они направляются в долину. Я еду следом.

— Послушай, Сэм, если… — вновь перебила Сибилла.

— Дорогая моя, нельзя сидеть и ждать войны между гномами и троллями. Давешняя драка была просто дурацкой стычкой уличных банд. А настоящая война сметет Анк-Морпорк с лица земли! И каким-то образом все это связано с картиной!

— Я согласна! Я тоже еду! — крикнула Сибилла.

— И потом, со мной все будет в порядке… что? — Ваймс, разинув рот и пытаясь мысленно притормозить, уставился на жену. — Нет. Это слишком опасно.

— Сэм Ваймс, я всю жизнь мечтала побывать в Кумской долине, поэтому далее не надейся, что сам ты помчишься туда галопом, а меня оставишь дома!

— Я никуда не помчусь, тем более галопом! Но скоро гномы и тролли начнут войну!

— Я скажу им, что мы в ней не участвуем, — спокойно ответила Сибилла.

— Не сработает.

— Значит, не сработает и в масштабах Анк-Морпорка, — заметила она с видом игрока, который хитроумным ходом снял с доски противника четырех гномов за раз. — Сэм, ты знаешь, что тебе меня не переспорить. Даже не пытайся. И потом, я знаю гномий язык. И мы возьмем с собой Юного Сэма.

— Нет!

— Значит, решено, — сказала Сибилла, пораженная внезапной глухотой. — Если мы хотим нагнать грагов, нужно выехать как можно скорее.

Сэр Рейнольд смотрел на нее с открытым ртом.

— Но леди Сибилла, в долину уже стягиваются армии! Там не место для дамы!

Ваймс вздрогнул.

Наблюдать за исполненной решимости Сибиллой было все равно что второй раз смотреть, как драконы поджаривают гнома.

Грудь леди Сибиллы — по крайней мере, та ее часть, что не поместилась в корсет, — приподнялась, когда ее хозяйка сделала глубокий вдох. У Ваймса возникло ощущение, что Сибилла слегка оторвалась от земли.

— Сэр Рейнольд, — сказала она с ледяной ноткой в голосе, — в год Блохи моя прабабушка однажды собственноручно приготовила ужин на восемнадцать человек в военном редуте, который был со всех сторон окружен клатчцами, жаждущими крови. При этом она не забыла включить в меню шербет и орехи. В год Молчаливой Обезьяны моя бабушка защищала анк-морпоркское посольство в Псевдополисе от разъяренной толпы при помощи одного лишь садовника, говорящего попугая и кастрюли с кипящим маслом. Моя покойная тетушка, когда однажды нашу карету взяли на прицел два отчаянных разбойника, так их отчитала, что они убежали, с плачем зовя мамочку. Разбойники, сэр Рейнольд. Мы знаем, что такое опасность. Должна ли я напоминать вам, что примерно половина гномов, сражавшихся в Кумской долине, были женского пола? И никто не велел им оставаться дома!

«Значит, решено, — подумал Ваймс. — „Мы“! Черт возьми».

— Капитан, — сказал он, — пошли кого-нибудь за грагом Грохссоном. Передайте ему наилучшие пожелания от командора Ваймса… и что мы выезжаем рано утром.

— Э… да, сэр. Слушаюсь, — отозвался Моркоу.

«Каким образом Грохссон угадал, что я намерен делать? — задумался Ваймс. — Наверное, такой финал был неизбежен. Но нас бы разорвали на части, если бы он сказал, что мы дурно обращались с Мудрошлемом. И он один из учеников мистера Блеска… так что не стоит терять его из виду».

Когда спал патриций Ветинари? Разумеется, время от времени он тоже должен отдыхать — так размышлял Ваймс. Всем людям нужно спать. Если задремывать на час-другой, продержишься некоторое время, но рано или поздно тебе потребуются полноценные восемь часов…

Была уже почти полночь, а Ветинари сидел за столом, свежий, как ромашка на лугу, холодный, как утренняя роса.

— Ты уверен, Ваймс?

— Моркоу тут за всем приглядит. В любом случае банды угомонились. Полагаю, самые горячие головы отправились в Кумскую долину.

— Отличный повод, чтобы тебе туда не ездить. Ваймс, для такого рода вещей у меня есть… агенты.

— Но вы ведь хотели, чтобы я нашел преступников, сэр! — возразил Ваймс.

— В Кумской долине? В такое время? Если привести туда солдат, это будет иметь далеко идущие последствия, Ваймс!

— Прекрасно! Вы велели мне их найти! Так вот, для них далеко идущие последствия — это я!

— Да, конечно, — ответил Ветинари, устремив на Ваймса такой долгий взгляд, что стало неуютно. — Когда ты смело отправишься в далекий путь, тебе понадобятся друзья. Я уж позабочусь, чтобы Король-под-Горой, как минимум, знал о твоем присутствии.

— Не беспокойтесь, сэр, он и так скоро узнает, — прорычал Ваймс.

— Не сомневаюсь. У меня в его владениях свои агенты, у него в Анк-Морпорке — свои. Поэтому я окажу ему любезность и официально сообщу то, о чем он узнает и так. Это называется политика, Ваймс. Вот чем мы занимаемся, находясь у власти.

— Шпионы?.. А я думал, мы дружим с Королем-под-Горой.

— Разумеется, дружим, — сказал Ветинари. — И чем больше мы знаем друг о друге, тем крепче наша дружба. Мы почти не шпионим за врагами — а зачем? Кстати, леди Сибилла охотно тебя отпустила?

— Мы едем вместе. Она настояла.

— Это безопасно?

— А здесь безопасно? — ответил Ваймс, пожав плечами. — К нам через стену явились гномы! Не беспокойтесь, с Сибиллой и Юным Сэмом все будет в порядке. Я возьму с собой Фреда и Шнобби. А еще Ангву, Салли, Детрита и Шелли. Разные виды, сэр. Политика и все такое.

— А как же Призывающая Тьма? Как насчет нее, Ваймс? И не надо так на меня смотреть. Гномы только об этом и говорят. Один из рудокопов, умирая, наложил проклятие на всех, кто находился в шахте. Так мне рассказали.

— Ничего не знаю, сэр. — Лицо Ваймса обрело деревянное выражение, которое так часто его выручало. — Это мистика. А мы в Страже не верим в мистику.

— Я не шучу, Ваймс. Это очень древняя магия. Такая древняя, что большинство гномов успели об этом позабыть. Она очень сильна. Проклятие пойдет за виновниками по пятам.

— Значит, я буду смотреть в оба, не появится ли где большой глаз с хвостом, — ответил Ваймс. — Его нетрудно заметить.

— Ваймс, я не сомневаюсь, ты в курсе, что рисунок и заклятие — не одно и то же!

— Да, сэр. В курсе. Но в Страже нет места магии. Мы не пользуемся ею, чтобы ловить правонарушителей. Не пользуемся ею, чтобы получать признания. Потому что волшебству, черт возьми, нельзя доверять, сэр. Оно живет собственной жизнью. Если за грагами гонится какое-то проклятие, это его дело. Но если я найду их первым, сэр, я их арестую, и проклятию придется сначала иметь дело со мной.

— Ваймс, аркканцлер Чудакулли говорит, что это может быть квазидемоническая сущность, которой миллионы лет!

— Я сказал свое слово, сэр, — произнес Ваймс, глядя в точку над головой Ветинари. — Мой долг — нагнать грагов. Не сомневаюсь, они помогут мне в ходе расследования.

— Но у тебя нет улик, Ваймс. А улики понадобятся очень серьезные.

— Да. Поэтому я намерен привести гномов обратно, и никакие плавающие в воздухе хвостатые глаза меня не остановят. Я найду грагов и их телохранителей, черт их подери. Тогда Стража сможет провести расследование. Кто-нибудь что-нибудь да скажет.

— И ты наконец удовлетворишься? — резко поинтересовался Ветинари.

— Это вопрос на засыпку, сэр?

— Хорошо сказано… — Ветинари смягчился. — Леди Сибилла необыкновенная женщина, Ваймс.

— Да, сэр. Это точно.

И Ваймс ушел.

Некоторое время спустя личный секретарь Ветинари, Стукпостук, неслышно вошел в кабинет и поставил на стол перед патрицием чашку чая.

— Спасибо, Стукпостук. Ты слышал?

— Да, сэр. Командор настроен решительно.

— Они вломились к нему в дом, Стукпостук.

— Да, сэр.

Ветинари откинулся на спинку кресла и посмотрел в потолок.

— Скажи мне, Стукпостук, ты азартен?

— Иногда я склонен немного рискнуть, сэр.

— Если взять с одной стороны невидимую и чертовски сильную квазидемоническую сущность, движимую исключительно чувством мести, а с другой стороны командора… на кого бы ты поставил… допустим, доллар?

— Ни на кого, сэр. Шансы равны.

— О да. — Ветинари задумчиво уставился на закрытую дверь. — О да…

«Я не пользуюсь магией, — думал Ваймс, шагая под дождем к Незримому Университету. — А еще я иногда вру».

Миновав главный вход, он как можно незаметнее направился в переулок Волшебников. Благодаря нескольким вывалившимся кирпичам в стене там был свободный доступ в Университет для всех желающих. Поколения пьяных студентов пользовались этим перелазом, чтобы вернуться в общежитие поздно ночью. Со временем они становились настоящими важными волшебниками, с окладистыми бородами и внушительными брюшками, но даже не заикались о том, чтобы починить стену. В конце концов, это была традиция. И «омары»[19] там тоже не сторожили — традицию они чтили еще больше волшебников.

Впрочем, как раз сегодня один из них маячил в тени — и подскочил, когда Ваймс похлопал его по плечу.

— А, это вы, командор Ваймс, сэр. Это я, сэр, Уиггли, сэр. Аркканцлер ждет вас в садовом сарае, сэр. Идите за мной, сэр. Только никому не говорите, сэр.

Ваймс зашагал вслед за Уиггли в темноту по сырым газонам. Как ни странно, усталость отступила. День за днем он не высыпался, но чувствовал себя довольно бодрым, хоть перед глазами слегка и плыло. Его поддерживал азарт погони. Телу предстояло расплатиться за это позже…

Уиглли, предварительно посмотрев в обе стороны с заговорщицким видом, который немедленно привлек бы внимание любого наблюдателя, открыл дверь садового сарая.

Внутри маячила грузная фигура.

— Командор! — радостно проревела она. — Вот так штука! Не хватает только плаща и шпаги!

Только гроза могла заглушить голос аркканцлера Чудакулли, когда тот был в хорошем настроении.

— Пожалуйста, говорите потише, аркканцлер, — попросил Ваймс, спешно прикрывая дверь.

— Простите, — ответил волшебник. — Идите сюда. На мешках с компостом очень удобно сидеть. Итак… чем могу помочь, Сэм?

— Давайте сразу согласимся, что ничем, — сказал Ваймс.

— Интригующе. Продолжайте… — Чудакулли придвинулся ближе.

— Вы знаете, что в Страже я не потерплю магии, — продолжал Ваймс. В темноте командора атаковал свернувшийся змеей садовый шланг, как это у них водится, но Ваймс одержал победу и сбросил его на пол.