Очищение смертью Робертс Нора

– Человек, которого вы знали под именем Мигеля Флореса, присвоил себе это имя. Мы считаем, что он присвоил его себе где-то между июнем и октябрем 2053 года. Он подвергся лицевой хирургии, чтобы усилить сходство. Поскольку о настоящем Мигеле Флоресе с тех пор ничего не слышно, мы считаем, что он мертв.

– Но… его же сюда командировали.

– По его собственной просьбе. И он представил поддельное удостоверение личности.

– Лейтенант, он служил мессу, совершал обряды. Тут какая-то ошибка.

– Вы говорите, что у вас есть подтверждение, – вмешался отец Фримен. – Какое же?

– Зубные снимки. Судмедэксперт определил, что у лже-Флореса в свое время была сделана пластика лица и другие косметические операции. У него сведена татуировка, имеются шрамы от ножевых ранений.

– Я их видел, – подтвердил отец Фримен. – Шрамы. Он объяснил, откуда они взялись. Он солгал. – Тут отцу Фримену пришлось сесть. – Он солгал. Но почему?

– Хороший вопрос. Он приложил немало усилий, чтобы попасть именно сюда. Еще одно «почему». Он когда-нибудь упоминал о человеке по имени Лино?

– Нет. Да. Погодите. – Отец Фримен потер пальцами виски, и Ева заметила, что пальцы у него дрожат. – Мы спорили об искуплении грехов, о воздаянии, о наказании, о прощении. О том, что добрые дела могут оказаться весомее грехов. Мы не сошлись во взглядах. Он использовал Лино для примера. Сказал, давай возьмем для примера человека по имени Лино.

– Хорошо, – кивнула Ева. – И что дальше?

Фримен вскочил. Взгляд его красивых темных глаз остановился на лице настоятеля.

– Это как еще одна смерть. Нет, мне кажется, это еще хуже. Мы тут были братьями, мы служили Господу, вели свою паству. Но, выходит, он не был ни братом, ни служителем Божьим, ни пастырем. Он умер в грехе. Я только что за него молился, а он умер в грехе, творя обряд, на который не имел никакого права. Я ему исповедовался, а он исповедовался мне.

– Теперь он ответит перед Богом, Мартин. Ошибки быть не может? – обратился отец Лопес к Еве.

– Нет, ошибки нет. Что он говорил о Лино?

– Как я уже сказал, это было для примера. – Отец Фримен снова сел, словно ноги его больше не держали. – Допустим, если этот молодой человек, этот Лино, грешил, много грешил, совершал даже тяжкие грехи, но потом посвятил часть своей жизни добрым делам, помогал ближним, утешал их, направлял, уводил от греха, то это искупление. Он сможет продолжить свою жизнь с чистого листа.

– Вы с ним не согласились.

– Сами по себе добрые дела еще ничего не доказывают. Важно намерение. Зачем он совершал добрые дела? Чтобы уравновесить чаши весов или для блага ближнего? Было ли его раскаяние искренним и глубоким? Мигель утверждал, что достаточно добрых дел как таковых.

– Вы думаете, он и есть Лино? – перебил его отец Лопес. – Из-за этого образка в его комнате? И спор шел о нем самом. Это он использовал проведенное здесь время, чтобы уравновесить чаши весов… искупить что-то, сделанное в прошлом?

– Это версия. Как он отнесся к вашей точке зрения на гипотетическую ситуацию? – спросила Ева отца Фримена.

– Он страшно разозлился. Мы часто доводили друг друга до белого каления. Именно поэтому – в числе прочего! – нам так нравилось спорить. Как подумаю, скольких людей он обманул… Заключал браки, напутствовал умирающих, крестил детей, выслушивал исповеди, отпускал грехи… Что же теперь делать?

– Я извещу архиепископа. Мы должны защитить нашу паству, Мартин. Это Мигель… Это человек, назвавшийся его именем, действовал недобросовестно, а люди ни в чем не виноваты.

– Вы говорили о крещении, – задумчиво проговорила Ева. – Он крестил детей, так?

– Обычно крестят новорожденных, но…

– Давайте на данный момент ограничимся новорожденными. Мне нужны записи о крещениях, проведенных в этом приходе, в этой церкви… ну, скажем, с 2020 по 2030 год.

Отец Лопес взглянул на свои сложенные руки и кивнул.

– Я их затребую.

– Здорово по ним ударило, – задумчиво заметила Пибоди в машине, когда они отъезжали от приходского дома. – По священникам.

– Когда тебя дурят, это всегда злит.

– Дело не только в этом. Для них это дружба и братство. Он им как бы сказал, что все это дерьмо. Вот, допустим, ты пала на посту.

– Допустим, это ты пала на посту, – поправила ее Ева.

– Нет, это мой сценарий. Ты пала смертью храбрых…

– Чертовски верно подмечено.

– А я убита горем. Рву на себе одежду от горя.

Ева демонстративно покосилась на впечатляющий бюст своей напарницы.

– Это будет незабываемое зрелище, Пибоди.

– Я в таком горе, что даже не думаю: «Эй, можно выждать приличный срок и прыгнуть на Рорка».

– Лучше оставайся в горе, Пибоди, а не то я вернусь оттуда и врежу тебе.

– Это само собой. В общем, на следующий день выясняется, что на самом деле никакая ты не Ева Даллас. Ты убила настоящую Еву Даллас несколько лет назад, расчленила ее труп и бросила его в утилизатор отходов.

– Лучше продолжай раздирать одежду на своих сиськах.

– На груди. Это совсем другое дело. Ну, словом, теперь я опять убита, потому что женщина, которую я считала своей подругой, своей напарницей и т.д. и т.п., в действительности была лживой сукой.

Пибоди повернулась и окинула придирчивым взглядом профиль Евы.

– Продолжай в том же духе, Пибоди, и ты сама окажешься расчлененной в утилизаторе отходов.

– Да я просто так сказала. Давай вернемся к Флоресу. Теперь мы будем называть его Лино.

– Мы получим записи крещений, проверим всех Лино и сузим круг.

– А вдруг его крестили не здесь? Вдруг его семья переехала сюда, когда ему было, допустим, лет десять? А может, его вообще не крестили? А вдруг он просто ткнул пальцем в карту и выбрал место, где спрятаться?

– Именно поэтому наши электронщики будут работать над фальшивым удостоверением, и именно поэтому мы будем проверять его отпечатки и ДНК по каналам Интерпола, глобальной полиции и так далее. Авось что-нибудь да и выплывет.

– Мне кажется, это гнусно до крайности – прикидываться священником, – добавила Пибоди. – Если хочешь кем-нибудь прикинуться, можно же прикинуться кем-нибудь другим. Кем-то, кем ты был раньше… Эй! Эй, послушай! А может, он и был священником? Я хочу сказать, не Флорес, а тот другой парень. А может, он хотел стать священником, но его отсеяли.

– Неплохо. Насчет «отсеяли». Когда получим записи о крещениях, ты проведешь перекрестную проверку с парнями, которые хотели стать священниками, но их отсеяли. Потом еще раз проверишь семинарию, где учился Флорес. Может, убитый был с ним знаком, может, учились вместе.

– Ясно, – кивнула Пибоди. – Я пойду еще дальше, проведу поиск по мужчинам нужного возраста, которые ходили в школу с Флоресом и знают его с тех пор.

«Неплохая мысль, – подумала Ева, – надо будет ее проработать».

– Парень наверняка думал, что у него железобетонное прикрытие. Никто не заподозрит священника, никто не станет копать, по крайней мере, так глубоко, как мы копнем. Тем более что он ведет себя паинькой, ничего не нарушает. Единственный случай, когда он чуть не переступил черту, насколько нам известно, это случай с Соласом. Это мы тоже проверим.

С этими словами Ева подтянулась к тротуару, остановила машину у «Тринидада», небольшой гостиницы на Девяносто восьмой улице, и включила знак «На дежурстве».

Швейцара не было, и об этом оставалось только пожалеть, потому что Ева обожала рычать на швейцаров, но вестибюль был чистый и ярко освещенный. За стойкой администратора стояла знойная брюнетка с ослепительной улыбкой. Но Ева направилась не к ней, а к солидному седовласому портье.

– Нам нужно поговорить с Еленой Солас.

– Да, я понимаю. – Он проверил оба жетона. – А что, есть проблема?

– Да.

– Извините меня. – Он передвинулся к дальнему концу своей рабочей станции и тихо заговорил с кем-то через микрофончик с наушником. Когда он вернулся, на его лице сохранилась все та же нейтральная улыбка. – У нас есть небольшая комната отдыха на пятом этаже. Надеюсь, вас это устроит.

– Вполне устроит, – кивнула Ева.

– Я вас провожу. – И он провел их к служебному лифту. – Миссис Солас работает у нас с недавних пор, но уже успела зарекомендовать себя как превосходный работник.

– Рада это слышать.

Больше Ева ничего не сказала, просто последовала за ним, когда он вышел из лифта, свернул в коридор и открыл двойные двери кодовым ключом-карточкой.

«Комната отдыха» оказалась обыкновенной бытовкой, но и здесь, как и в вестибюле, было чисто. На одной из банкеток, низко склонив голову, сидела женщина, стиснув на коленях руки со сплетенными, как в молитве, пальцами. На ней было серое платье с белым фартуком и белые туфли на толстой подошве. Ее блестящие черные волосы были собраны на затылке в строгий пучок. Когда она подняла голову, в ее глазах светился ужас.

– Он сбежал, сбежал, сбежал.

Не успела Ева рта раскрыть, как Пибоди поспешила к женщине.

– Нет, миссис Солас, он в тюрьме. – Она села и накрыла ладонью стиснутые руки Елены. – Он не может повредить вам или вашим детям.

– Слава богу! – Слеза заскользила у нее по щеке, женщина перекрестилась и принялась раскачиваться из стороны в сторону. – О, слава богу! Я подумала… Мои дети. – Она вскочила с банкетки. – Что-то случилось с кем-то из детей?

– Нет. – На этот раз заговорила Ева, и заговорила резко, чтобы прекратить начинающуюся истерику: – Мы пришли по поводу человека, которого вы знали как отца Флореса.

– Отец… – Дрожа всем телом, Елена Солас снова опустилась на банкетку. – Отец Флорес. Господи, прости меня. Я такая глупая, такая эгоистка…

– Прекратите, – бросила Ева, и кровь прихлынула к лицу Елены. – Мы расследуем убийство, у нас есть несколько вопросов, и вам придется взять себя в руки. – Она повернулась к портье. – Вы можете идти.

– Миссис Солас так расстроена… Я не понимаю…

– Она расстроится еще больше, если мне придется отвезти ее в управление, потому что вы не желаете очистить помещение. Если вы не ее адвокат или законный представитель, проследите, чтоб вас дверью не стукнуло по дороге.

– Все в порядке, мистер Алонсо. Спасибо вам. Все в порядке.

– Если я вам понадоблюсь, стоит только позвонить.

Он бросил ледяной взгляд на Еву и вышел.

– Я даже не вспомнила об отце Флоресе, – призналась Елена. – Когда мне сказали, что пришла полиция, я подумала о Тито, о его угрозах. У меня три дочки. Он грозил нам всем.

– Он и вас поколачивал?

– Да. Он бил меня. Бил, когда пил и когда не пил.

– А потом насиловал вашу дочь.

Ее лицо напряглось, в глазах промелькнула боль.

– Да. Да. Мою Барбару. Я не знала. Как я могла не знать? Она мне никогда не говорила, пока… Она мне никогда ничего не рассказывала, потому что я терпела, когда он бил меня. Так с какой стати я буду защищать ее, если не смогла защитить себя?

– Хороший вопрос. – Ева вовремя спохватилась и велела себе держаться темы разговора. – Но мы здесь по другому поводу. Вам известно, что у Флореса была стычка с вашим мужем из-за вашей несовершеннолетней дочери Барбары?

– Да. Они… отец Флорес, Марк и Магда вызвали полицию. Но сначала пришли они с Марком. Вот тогда-то я и узнала, что он сделал с моим ребенком. И что уже начал делать с моей малышкой Донитой.

– Ну и что вы думаете по этому поводу?

– О том, что сделал Тито?

– О том, что Флорес сделал по этому поводу.

Елена расправила плечи.

– Я за него Бога благодарю каждый день. Он нас спас. Он отстоял нас, когда я была слишком напугана и слишком глупа, чтобы нас защитить. Знаю, он теперь пребывает на небесах, и все равно я каждый день благодарю за него Бога. Я каждый вечер молюсь за него перед сном.

– Ваш муж звонил вам из тюрьмы «Райкерс»?

– Он не знает, где мы. Магда увезла нас в приют к югу отсюда. «Доча»…

Пибоди открыла было рот, но Ева бросила на нее упреждающий взгляд.

– Мы там оставались три недели, – продолжала Елена. – Тито признал себя виновным. Десять лет. Этого мало, но все-таки это десять лет покоя. Мы переехали, у меня новая работа. Когда скоплю достаточно, мы опять переедем. Уедем из города. Уедем далеко-далеко. Он нас никогда не найдет. Отец Флорес обещал.

– Правда? А он сказал вам, откуда у него такая уверенность?

Елена вздохнула.

– Он сказал, что, если надо, способы найдутся, и что есть люди, которые могут помочь, если нам придется прятаться. Но он сказал, что я не должна беспокоиться. Он верил, что Тито никогда нас больше не побеспокоит. У меня такой твердой веры нет.

Когда они вновь оказались в машине и поехали в центр, Пибоди откашлялась:

– Я вовсе не собиралась упоминать о твоей связи с «Дочей».

– У меня нет связи с «Дочей». Это дело Рорка.

«Вот это и есть связь», – подумала Пибоди.

– Что ж, это хорошее дело. Реальная помощь женщинам с детьми, попавшим в беду. Ты была с ней уж больно сурова. С Еленой Солас.

– Правда?

Такой холод прозвучал в этом единственном слове, что Пибоди поежилась и вытащила свой портативный компьютер.

– Ладно, я свяжусь с «Райкерс», проверю, с кем связывался Солас за последнюю пару месяцев. Вдруг всплывет что-то любопытное?

– Вот и правильно, – одобрила ее Ева.

Еще на протяжении десяти кварталов между ними висело это ледяное молчание.

– Она это заслужила, – буркнула наконец Ева. – Ей еще мало досталось. Она же все пустила на самотек! И в результате пришлось ее дочке вытаскивать семью из этой ямы. Она это заслужила, потому что покорно терпела оплеухи и тычки, хныкала в уголке, пока он насиловал ее дочь. Она это заслужила за то, что ничего не делала.

– Ну, может, и заслужила. – «Зыбкая почва», – напомнила себе Пибоди. – Но она же не знала… – Пибоди осеклась: Ева бросила на нее убийственный взгляд. – Ей следовало знать. И теперь ей придется с этим жить.

– Ее дочери придется жить кое с чем похуже. – Что тут еще можно было сказать? – Эта никчемная боксерская груша не имеет никакого отношения к отравлению Лино. Это не линия расследования, это тупик. Позвони Марку Тулузу, посмотрим, может, удастся уговорить его заглянуть к нам.

Еве надо было вернуться к себе в кабинет. Ей нужно было пять минут посидеть одной, избавиться от удушающего, обжигающего гнева. Она не имела права на такие чувства. Ей нужно было выпить приличного кофе, чтобы прояснить мозги и по-новому взглянуть на факты. Выстроить их по-новому.

Ей нужно было проверить, что творится в отделе электронного сыска: может, у них уже что-то для нее есть? Ей нужно было проконсультироваться с доктором Мирой. Нет, решила Ева, не сейчас. Пока гнев не уляжется, лучше держаться от Миры подальше. Еве вовсе не хотелось, чтобы ей говорили, будто она отождествляет себя с девочкой, которую в глаза не видела. Она и сама это знала.

Что ей действительно нужно, так это ее дело и ее доска, отчеты лаборатории и ОЭС. Ей нужна ее работа.

Они были в десяти шагах от загона убойного отдела, когда нос Пибоди зашевелился, как у гончей, взявшей след.

– Пахнет пончиками.

Пибоди рванула вперед, и Ева уже собиралась закатить глаза с досады, когда тоже учуяла запах. Запах пончиков. Это означало, что ее подчиненные будут в различных стадиях сахарного опьянения. А она – нет.

Первым она увидела детектива Бакстера. Высокий, стройный, стильный, он был в одном из своих отличных костюмов. Во рту у него был пончик, начиненный шоколадным кремом. Потом детектив Дженкинсон оттолкнулся от стола, почесывая живот и дожевывая пончик с шоколадной глазурью. А детектив Карнеги делала вид, что говорит по телефону, но при этом не забывала отщипывать крошечные кусочки от пончика, посыпанного сахарной пудрой и разноцветной карамельной крошкой.

Пибоди схватилась за крышку кондитерской коробки белого лощеного картона. Ее лицо, когда она подняла крышку, исказилось гримасой досады и обиды.

– Нету. Ни единой крошки. Стервятники.

– Чертовски вкусные пончики. – Бакстер улыбнулся, дожевывая последний кусок. – Жаль, что вам не досталось.

Ева бросила на него угрюмый взгляд.

– Опять вас подкупила Надин?

– Она у тебя в кабинете.

– А у нее есть еще пончики? – с надеждой спросила Пибоди и бросилась в кабинет, но Ева остановила ее, схватив за плечо.

– Стол, работа, здесь.

– Ой, но пончики?!

– Ой, но убийство!

С этими словами Ева повернулась и направилась в кабинет – узнать, что именно ее подруга и лучшая в Нью-Йорке криминальная тележурналистка сочла достойным взятки на этот раз.

Надин Ферст сидела на продавленном стуле для посетителей. Холеная, элегантная, с эффектной модной стрижкой, она выглядела странно в убогом и тесном кабинете. Надин сидела, закинув ногу на ногу. Юбка ее костюма – цвета арктического льда – выгодно подчеркивала их длину. Кошачьи глаза задержались на Еве, но Надин продолжала оживленно говорить с кем-то по миниатюрному телефончику. Она взглядом указала Еве на кондитерскую коробку, стоявшую на столе, после чего продолжила любоваться своими туфлями убийственно-красного цвета.

– Да, я там буду. И там тоже. Не беспокойся. Главное, чтобы материал лежал у меня на столе к двум часам дня. Мне пора, у меня встреча. Да, только что началась.

Надин отключила связь и сунула телефончик в один из накладных карманов сумки, в которую при желании можно было спрятать город Кливленд.

– У нас назначена встреча? – спросила Ева с подозрением.

– У нас назначены пончики, – ответила Надин и указала на доску с фотографиями. – Наделало много шума. Священник отравлен обрядовым вином. Хороший заголовок. Может, есть что-то новое? Не хочешь поделиться?

– Возможно. – Ева откинула крышку коробки, и тут же в нос ей ударил запах свежевыпеченного теста и ванили. – Возможно.

Ева прошла прямо к автоповару и запрограммировала кофе. Чуть помедлив, она запрограммировала вторую порцию для Надин.

– Спасибо, – поблагодарила Надин. – Уделим минуту личным делам, а потом перейдем к нашей текучке. Луиза и Чарльз. Свадьба.

– О черт!

– Прекрати! – Надин со смехом подняла свою кружку и отпила. – Докторица и отошедший от дел лицензированный компаньон. Это восхитительно и безумно романтично. И ты это прекрасно знаешь.

Ева огрызнулась:

– Ненавижу восхитительное и романтичное.

– Чушь! Ты замужем за Рорком. Как бы то ни было, я думаю, это замечательно, что свадьба будет у вас, а ты будешь отдавать ее замуж. Я просто хотела сказать, что с удовольствием помогу с подарками.

– Луиза сама справится. Она уже большая девочка.

– Нет, ты не понимаешь. Подарки невесте.

– О черт! – повторила Ева.

Надин кокетливо затрепетала ресницами.

– Ты просто слишком сентиментальна для своего же блага. Что ты скажешь насчет вечеринки для больших девочек в вашем доме? Вы могли бы арендовать бальный зал… Черт, вы могли бы арендовать планету! Но мы с Пибоди подумали, что лучше устроить нечто веселое и неформальное у вас дома.

– Пибоди, – пробормотала Ева. – Предательница.

– Да, мы с ней пару раз об этом поболтали.

– Ну, вы с ней поболтайте об этом еще пару сотен раз, а мне просто скажите, когда и куда прийти.

Надин просияла и взмахнула рукой, как волшебной палочкой.

– Идеально. Бесподобно. Именно на это мы и надеялись. А теперь перейдем к следующему по важности делу. – Надин сунула руку в свою необъятную сумку и вытащила диск. – Вот оно. Книга.

– Что за книга?

– Моя книга, Даллас. «Убийственное совершенство. Хроника дела Айконов». Вернее, это будет книгой, когда я сдам ее в издательство. Но я хочу, чтобы сначала ты прочла.

– Зачем? Я там была, я уже знаю, чем дело кончится.

– Именно поэтому. Ты там была, ты это остановила. Ты жизнью рисковала, чтобы это остановить. Если я в чем-то отклонилась от правды, хочу, чтоб ты мне сказала, где и в чем. Это очень важно, Даллас, и не только для меня. Хотя для меня – видит Бог! – это крайне важно. Это очень важная история, но ее бы не было, если бы не ты. Книги бы не было.

– Да, да, но…

– Пожалуйста, прочти. Пожалуйста.

– Черт бы тебя побрал, – нахмурилась Ева.

– И будь со мной честна, не щади меня. Я тоже большая девочка. Я хочу, чтобы все было правильно. Чтобы книжка стала значимой.

– Ладно, ладно. – Ева взяла диск и положила его к себе на стол. Чтобы компенсировать отрицательные эмоции, она взяла пончик. – У меня работа стынет, Надин.

– Ты сказала «Возможно». – Надин указала на доску с фотографиями.

Да, Ева сказала «Возможно». И не только из-за пончиков. Надин, конечно, вцепится в эту историю, как терьер, но чем хороша Надин? Она никогда не забывает, что речь идет о людях. И она умеет держать слово.

– Путем сравнения медицинских записей Департамент полиции и безопасности Нью-Йорка подтвердил, что мужчина, отравленный в церкви Святого Кристобаля, не был Мигелем Флоресом, а являлся пока не установленным лицом, выдававшим себя за Флореса.

– Вот дерьмо!

– Да, – кивнула Ева, – верно подмечено.

– Где Мигель Флорес? Что за медицинские записи? – Надин извлекла из сумки камеру. – Департамент располагает предположениями о подлинной личности убитого? Связана ли она с мотивом убийства?

– Полегче, подруга, – осадила ее Ева. – Полиция исследует все имеющиеся версии.

– Не отшивай меня полицейской казенщиной, Даллас.

– Это не полицейская казенщина, это правда. Мы исследуем все имеющиеся версии. Нам неизвестно местонахождение настоящего Мигеля Флореса, но мы активно изучаем зубные снимки – как Мигеля Флореса, так и человека, взявшего себе это имя пять-шесть лет назад. В то же время мы исследуем и версию о том, что подлинная личность убитого может быть мотивом убийства.

– Значит, кто-то его узнал, – заключила Надин.

– Это пока версия, а не факт. Убитый в свое время сделал лицевую пластику, а это наводит нас на мысль, что он хотел добиться максимального сходства с Флоресом.

– Он больше пяти лет – ближе к шести, так? – выдавал себя за священника?

– Возможно, и дольше. Нам еще нужно установить многие детали.

– И никто не догадывался? Другие священники, прихожане?

– Очевидно, он здорово умел прикидываться, – пожала плечами Ева.

– Почему ты думаешь…

– Надин, я не скажу тебе, что и почему я думаю. Ты и так уже получила немало для своего «Канала 75», причем на два часа раньше других каналов.

– Значит, мне лучше поторопиться и выпустить это в эфир. – Надин встала. – Спасибо. – Она остановилась у двери, пока Ева слизывала сахарную пудру с большого пальца. – Не для протокола. Как ты думаешь, зачем он все это время изображал священника?

– Не для протокола. Ему нужна была маска, а Флорес подвернулся под руку. Он ждал чего-то или кого-то, и ему хотелось ждать дома.

– Дома? – переспросила Надин.

– Не для протокола, – еще раз напомнила Ева. – Да, я думаю, он вернулся домой.

– Если ты это подтвердишь и передашь мне, тебя ждет новая порция пончиков.

Ева невольно рассмеялась.

– Брысь отсюда!

Когда Надин удалилась, энергично цокая красными каблуками высотой с небоскреб, Ева вновь повернулась к своей доске.

– Чего-то или кого-то, – прошептала она. – Тебе это было чертовски важно, Лино.

6

Ева позвонила Фини. Ее бывший напарник, ныне капитан отдела электронного сыска, сидел за своим рабочим столом, хрустя засахаренными орешками. У него был слегка помятый вид.

– Есть подвижки с установлением личности?

– У меня двое ребят над этим работают. Макнаб и Каллендар.

Тот факт, что у Каллендар был роскошный бюст и не было ни одной мужской хромосомы, ничего не значил для Фини. Для него она была одним из его ребят.

– Ну и? – спросила Ева.

– Они над этим работают. Я просмотрел по-быстрому. Чертовски здорово сделано, с глубокой проработкой. Это не на пять минут. – Его глаза печального сенбернара вдруг прищурились. – Это что такое? Что это у тебя там?

– Что? Где?

– Пончики?

– В чем дело, Фини? Ты изобрел новую электронную игрушку? Телефон с функцией нюха?

– Я вижу край коробки. Что я, кондитерскую коробку не распознаю? – Фини заерзал, пытаясь разглядеть получше. – Печенье? Сдоба?

– Ты угадал с первого раза.

– И ты звонишь мне по телефону вместо того, чтобы зайти и поделиться?

– Я, между прочим, работаю. Жду из лаборатории проявку татуировки. Мне должны прислать записи о крещениях, надо проверить пальчики и ДНК и… я не обязана делиться своими пончиками. Это моя взятка.

– Тогда тем более ты не должна выставлять их напоказ.

– Я… – «Черт бы тебя побрал», – подумала Ева и отодвинула коробку, чтобы убрать ее из поля зрения. – Слушай, Фини, ты католик или как?

– В основном.

Страницы: «« « 23456789 » ... »»