Тот, кто подводит черту Артемьева Галина
Настала очередь ему восхищаться ее талантами.
Она уходила от него счастливая и несчастная.
Счастьем было само время, проведенное с человеком, не казавшимся чужим.
Несчастьем – то, что он не предложил увидеться еще раз, не сказал, что позвонит, никак не намекнул на возможное продолжение общения.
Она томилась несколько дней, выстраивала сюжеты возможных встреч, обещала себе, что, если еще раз его встретит, не будет такой дурой, постарается повлиять на ход событий.
У нее все знакомые ее возраста имели парней, знали, что такое близость с мужчиной, обсуждали способы предохранения, выискивали места для интимных встреч. У нее – на двадцать первом году! – не было ничегошеньки. С Валерой можно бы было.
Даже если и без перспектив, просто чтоб стать как все, перестать ходить в нецелованных, он был идеальным вариантом. Она его не опасалась. Конечно, при его внешности у него отбоя нет от девиц. Но ей на тот момент ничего долгосрочного и прочного и не требовалось.
Просто пусть сделает ее женщиной. Чтоб все произошло как бы ненароком, полушутя. Требовалось пройти определенный этап. Жутко требовалось. И никого, кроме случайно встреченного Валеры, на горизонте.
Опыт
Они опять ненароком увиделись! Так, во всяком случае, она подумала в первый момент, когда вновь опознала вожделенный силуэт у подземного перехода.
Но, оказалось, Валерка поджидал именно ее. Забыл, видите ли, спросить номер телефона, школьная записная книжка куда-то подевалась. А ему со страшной силой понадобился массаж.
«Ур-р-р-ра!!!!» – вскричала она про себя.
Но виду не показала. «Казаться гордою хватило сил». Пригласила к себе, накормила, чем могла, потом отработала часовой сеанс классического массажа. Так отработала, как никогда.
Разморенному негой Валерке просто ничего другого и не оставалось, как продолжить райское наслаждение с подругой школьного детства, которая не просто безотказно, а, можно сказать, поспешно и с готовностью шла навстречу всем его желаниям. Он даже не дотумкал, что имел дело с невинной девицей, у которой до этого ну ничегошеньки не было: ни полудетских ласк, ни поцелуйчиков, ни пробных объятий. Ему наоборот показалось, что она опытная и изощренная до невозможности.
А она просто запасалась наслаждениями на потом, чтоб было, о чем вспоминать в одиночестве. Кто знает, как сложится? А вдруг он больше не появится? Надо было получать по максимуму – все и сразу, как мечталось и мнилось. Бояться и стесняться ей было нечего и некого: не Валерку же, случайно попавшего в заколдованный круг ее грез, куда раньше никто не допускался.
Он отваливался от нее в изнеможении, она снова кормила его, знала, как восстановить мужские силы (до этого только в теории, но теория – великое дело, если бывают возможности практического ее применения), носилась с подносами из кухни в спальню, голая, бесстыжая. Массировала ноги, пах, живот, грудь. Просила лечь кверху спинкой, чтоб промассировать вновь и там, и там, и там.
Но Валерка уже снова мог и ложился кверху спинкой не на кровать, а на нее. Грубо так, по-хозяйски, расслабленно, как трудяга, решивший, шутя, перевыполнить норму желаний, чтоб опробовать до конца возможности собственного организма.
После всего, что случилось, вернее, получилось, она определила для себя этого мужчину как родного и единственного.
Личная жизнь
Он пока об этом не догадывался, хотя отношения продолжал. Виделись они довольно часто. Но каждый раз, прощаясь, Леся не знала, придет ли он еще. Он не говорил: «Увидимся», не звонил, не ухаживал за ней, как это полагалось. У нее тем временем возникли новые мечты. Ей хотелось романтики, цветов, подарков, внимания, нежности, красивого замужества, крепкой семьи.
Недопонимала она, что не так Валерке досталась, чтоб хотелось ему ухаживать.
Все-таки каждый мужчина по природе охотник. Ему надо повыслеживать избранный объект, помучиться, покараулить. Только тогда он и ценит, когда добьется потом, кровью, терпением.
А разве курицу из супермаркета станешь вожделеть? Хотя при умелом приготовлении из нее могут вполне получиться отборные деликатесы.
Но страсти не рождает! Как бы вкусно ни было в процессе поглощения.
По-своему он к ней, конечно, привязался. Она ничего не требовала, всегда была доступна. Что еще надо?
О том, чтобы жениться, у него и мысли не возникало, никаким боком не выскакивало. Он был уверен, что все у них хорошо и правильно, по обоюдному, так сказать, желанию.
Однако Леся сделала ставку на него. И тут же стала осуществлять.
Цели и планы
Почему бы ему на ней не жениться?
Чем она ему не пара?
Зарабатывает на двоих – это раз, квартира в центре, в сталинском доме – это два, есть даже дача, на которой она, правда, была после смерти родителей всего пару раз – что ей там делать?
Но, по-любому, она – невеста с приданым, даже с завидным приданым.
И ей пора.
По-настоящему пора. Перевалило за двадцать – должны же быть перспективы реальные.
Куда дальше тянуть, чего ждать?
После первого такого «тонкого намека» Валерка просто опупел и не показывался две недели.
Она уже горестно решила, что все кончено, и стала жалеть того, что было. Но он вернулся. Ее терпения хватило на три встречи, потом снова взялась за тему общей судьбы.
Она его уговаривала упорно.
У нее исполнение желания выйти замуж стало просто маньяческой вехой. Идеей фикс.
Валерка пропадал, объявлялся, вновь пропадал. Она уже не расстраивалась, привыкла. Знала, что вернется. И ни о чем другом не могла с ним говорить, как о женитьбе.
Вот он и сдался в конце концов. Она даже и надеяться перестала. Нудила на автомате: «Давай поженимся!»
И вдруг он махнул рукой: «Ну, что уж там, давай».
Она все организовала сама: кольца, платье, костюм ему, букет себе, праздничное застолье. Все, что полагалось.
Валеркины родители были вполне довольны: их зрелые умы отметили все плюсы данной кандидатуры. Они знали семью невесты, ее горькую судьбу, они знали квартиру, они видели, как пашет Лена, не отвлекаясь на капризы и закидоны. Время было более чем сомнительное, невеста – на редкость надежная.
Пусть.
Все и произошло. Создалась семья.
Вот тут-то новоиспеченному мужу и пришла пора платить по накопившимся счетам.
ПРОРВАЛО
С тормозов
Она ничего такого заранее не планировала. Просто само собой прорвало. Назрело невыносимое раздражение.
Ей же за все эти проклятые годы некому было выплакаться, некому было раскрыть душу, не к кому прислониться. Она напрягалась из последних сил. И когда оказалась наконец не одна, полностью сорвалась с тормозов. Неузнаваемые метаморфозы произошли в одночасье.
Мужу пришлось ответить за все, за все промахи фортуны, за все бестактности чужаков, за издерганные нервы, за отсутствие романтики в отношениях, короче – атаки были массированными и производились по всем фронтам.
Вот уж чего он не ожидал, так не ожидал! Ведь столько времени знались! И тесно общались – теснее некуда! Было время приглядеться всесторонне и определиться, чего можно ждать от будущей жены. До чего же чужая душа потемки!
Поначалу он надеялся, что Аенка вернется в свой первоначальный надежный и безотказный образ. Терпеливо, безмолвно ждал.
Потом она забеременела. По собственному горячему желанию.
Мало кто рожал в те лихие годы, но Леся знала, что не пропадет, ее сложившаяся надежная клиентура никуда от нее не денется. А ей надо было спроворить себе полноценную семью, какие бы там экономические эксперименты не ставили над страной оборзевшие дегенераты.
Во время вполне спокойно протекавшей беременности у нее вдруг раскрылись глаза на супруга.
Своего рода отравление
Заметим для справки: это ей казалось, что глаза раскрылись. Это гормоны, бывает, шалят в беременных организмах. Своего рода отравление. Ну вот для примера.
В современной литературе неоднократно талантливо и достоверно описывалось, как действуют на поведение и восприятие окружающего пространства человеком галлюциногенные грибы. Любопытный экспериментатор, вкусивший неведомый плод, начинает заговариваться, пугаться непонятно чего, бежать в неизвестном направлении от самого себя к самому же себе, проваливаться в пустоту подсознания, выныривать из нее, паниковать, блевать (извините за прямоту), конфликтовать с невидимым противником и многое другое тому подобное.
Естественно, представители безликой серой массы, трусливо избегающие острых ощущений, страшатся как внешнего облика дегустатора мухоморов, так и многих поведенческих аспектов его бренного бытия.
Хотя, если переждать и дать ему беспокойно пережить внутренний конфликт с самим собой, можно обнаружить вполне здравомыслящего и тихого субъекта, никому не желающего зла.
Так и с беременными особями. В них же сидит инородное тело. Может быть, даже с другой группой крови!
Ничего себе, а?
Со своими мозгами, сердцем, поджелудочной железой и селезенкой. С собственной судьбой, наконец. Возможно, совсем не вписывающейся в материнские планы и представления.
В организме женщины тем временем что-то ежеминутно происходит, чего раньше не было. И она, подобно пожирателю грибов, впадает в особое состояние.
Не все, конечно, не бойтесь. Но каждая вторая. Ну, ладно, каждая третья. И не обязательно тебе так повезет.
Да, главное, самой-то беременной это не очень и страшно. Она ни о чем плохом и не подозревает. У нее просто открываются глаза на всех, кто вокруг. Она видит чудесный сеанс разоблачения всех и вся. Она понимает, что под масками добрых членов семьи таились те еще монстры! И, ясное дело, напрашивается вывод, что монстров этих надо если не уничтожать на корню, то, по крайней мере, сделать им жизнь как можно невыносимей. Чтоб не думали, что их деяния останутся незамеченными.
Конечно, добротно воспитанным, укрепленным родительской лаской и заботой барышням легче переживать собственную трансформацию из красной девицы, как говаривали в старину, в бабу.
Но таким энергетическим недокормышам, как Леся, справиться с ситуацией никак не получалось.
Разоблачения
Глаза ее открылись на все сто процентов. Все аспекты личности и жизненной позиции с таким упорством заполученного главы семейства подверглись тотальному пересмотру.
Как прежде неустанно настаивала она на законном браке, так теперь без устали она разоблачала его многочисленные недостатки: профессиональную несостоятельность, отсутствие материальной стабильности, домашнее ничегонеделание, нечуткость и невнимательность к женским нуждам и чаяниям, а также мужскую маломощность.
И тут преступила!
Крушила все, что сама выстроила настырными усилиями.
Ничего стало не жаль.
Не будь она беременна, Валера, как и любой другой мало-мальски уважающий себя индивидуум, после первого же разоблачительного выступления такой эмоциональной мощи растворился бы в сиреневом тумане. Но ради семейного будущего пришлось, стиснув зубы, терпеть полное безобразие.
Всего-то девять месяцев, подумаешь!
Через девять месяцев родилась девочка Любовь, Любочка.
Мужу к этому времени имя новорожденной казалось насмешкой. Но он, как мог, лямку тянул.
Леся перестала лютовать, но и ценить брачные узы перестала тоже.
Слишком много сказала чего надо и не надо. Довыступалась так, что сама себя убедила.
Большая часть времени уходила у нее на клиенток, приезжавших временно к ней на дом, и на уход за младенцем. Валера уходил в свою квартиру, что-то там живописал целыми днями.
Толку – чуть. Не продавалось ничего, хоть ты тресни. Он метался, тыркался, куда мог.
Она по-тихому подкалывала. Не так, как в благостный период ожидания будущего ненаглядного малютки, но вполне ощутимо, чтобы мужу перестало раз и навсегда хотеться быть мужем.
Любочке был годик, когда он, уйдя в очередной раз предаваться профессиональным радостям, не вернулся к семье ночевать. И еще несколько долгих ночей не возвращался.
Осознала
Вот тут Леся основательно струхнула. Как-то вдруг отчетливо вспомнилось былое одиночество, все чувства разом всколыхнулись.
Пришло горькое осознание ошибок и просчетов.
Она честно призналась самой себе, что вела себя с Валерой как распоследняя сволочь и мразь. Она искренне удивлялась, что Валера оказался таким терпеливым и добрым и так долго сносил устроенный ею семейный беспредел.
Она ни о чем другом не мечтала, как только вернуть его, вымолить любой ценой прощение и полное забвение нанесенных ею жгучих обид.
Леся кинулась к свекру и свекрови. Те держались отчужденно, видно, Валеру все же прорвало и родители ознакомились с содержанием ее разоблачений и нареканий. Где муж, они не сообщили. Разбирайтесь, мол, сами, взрослые люди уже. Мы вас не сводили, не нам и разводить.
– Я его люблю! Я очень люблю вашего сына! Любочка страшно тоскует! – горько плача, приводила Леся более чем весомые аргументы необходимости Валериного присутствия.
То ли доверчивые родители дрогнули, то ли мягкосердечный Валера не устоял сам, но он все же довольно скоро объявился.
Леся была как шелковая. Даже не так – как та, какой была в первый их раз: готовая на все, восторженная, услужливая, безотказная. Она обрабатывала его, как всех своих клиенток, вместе взятых, ублажала, убаюкивала, убеждала.
Он снова доверился ей. Она даже некоторое время чувствовала себя абсолютно счастливой. Безусловно, безоговорочно.
Жаль, что длилось это состояние недолго – до следующей желанной беременности.
Все повторилось с точностью до мелочей.
Родился замечательный сын. Ян, Яник. Леся сама предложила назвать мальчика в честь свекра. Надеялась загладить то, что пришлось пережить мужу во время вынашивания ребенка.
Потом уже ей не удалось никакими ухищрениями, вольными и невольными, вернуть его доверие. Так, жил с ней – двое детей все-таки. Выгуливал их, играл. С ней, женой, – ни рыба ни мясо, вялый, отчужденный.
Несколько долгих лет тем не менее кое-как, через пень колоду, протянули.
Потом черт ее дернул начать выяснять отношения. Любви ей хотелось. Страшно не хватало любви. Она и упрекнула мужа в безразличии, в явной недооценке ее усилий, хотя она работает на семью, как раб на галерах.
Диагноз
Тут-то его и прорвало. Окончательно расставил все акценты. И ушел, можно сказать, навсегда.
То есть общался с детьми, куда-то с ними ходил, учил Яника рисовать (у того получалось), приносил жалкие деньги. Но с Лесей общения избегал определенно.
Она смирилась.
Она прекрасно понимала, что терпеть ее в минуты раздражения, гнева, отчаяния не смог бы никто. И что Валера героически вытянул семейную повинность в течение десяти лет. Никаких претензий быть не может.
Но и себя она не могла не оправдывать. Она чувствовала, что все эти обличения, слезы, крики были проявлением болезни. Наверное, она заболела тогда, в детстве, оставшись сиротой. Болезнь ушла глубоко внутрь, пустила злые цепкие корни и проявлялась в самый неподходящий момент, именно тогда, когда совершенно нельзя было.
Странно, что ни на детей, ни на клиенток, ни на коллег ее подсознание не реагировало болезненно и бескомпромиссно. Только на мужа.
Леся, будучи медиком, пыталась поставить себе диагноз, чтобы разобраться в себе. Она рылась в томах Большой медицинской энциклопедии, оставшейся от мамы. Это увлекательное чтение вело к ипохондрии – любая страница с описанием болезни приводила в ужас, и симптомы каждого недуга она обнаруживала у себя.
В конце концов, после продолжительных и тяжелых поисков Леся определилась. Ей показалось, что из всего многообразия человеческих немощей к ней больше всего подходит маниакально-депрессивный психоз. Уж очень многое детально совпадало.
Диагноз она примерила к себе уже потому, что это заболевание протекало фазами – периоды депрессий и маний разделялись интермиссиями, то есть состояниями с полным исчезновением психических расстройств и с сохранностью свойств личности.
Описание клинической картины удручало своим безжалостным сходством с ее состоянием:
«Нередко задолго до первой выраженной фазы маниакально-депрессивного психоза появляются субдепрессивные расстройства. Продолжительность этих состояний различна – от нескольких часов до нескольких месяцев; они возникают либо спонтанно, либо связаны с какими-то добавочными факторами (психической травмой, инфекцией, гормональными сдвигами)…»
Вот именно! Психические травмы и сдвиги! Да еще какие! Но кому от этого легче, кто это выдержит?
Леся обнаружила, что страдает маскированной, упущенной депрессией, весьма, как обнадеживал солидный фолиант, распространенным и труднодиагносцируемым заболеванием.
Нападки же на Валеру легко объяснялись психозами, приходящими на смену депрессии.
Настроение от подобного открытия не улучшилось, возникли страх, тоска, чувство вины и безнадежности.
Кроме того, жутко не хватало мужчины. Буквально холодно было одной спать. Спасалась детьми – звала их к себе, читали допоздна, смотрели телик, засыпали вместе: чудовищно неправильно, но иначе сна не было бы вообще, а как тогда работать?
Кстати, работа тоже достала выше крыши. Вооруженная знаниями Леся у всех клиенток, даже самых приятных и относительно молчаливых, обнаруживала теперь признаки депрессий и маний, что вызывало у нее некое брезгливое чувство по отношению к ним, как, впрочем, и к себе. Уж во всяком случае, психические травмы и гормональные дисбалансы были у всех посещающих ее прекрасных дам, как бы благополучны они ни казались.
Вот это да! А куда деваться? Сделать-то что-то можно или нет? Или просто затаиться и выдавать себя за нормальных, благодетельных, добрых, мягких, каких в книгах полно, а в жизни не сыскать?
Работа по душе и умению
В общем, Лесе очень хотелось, чтобы работа отвлекала ее от нее самой, а не усугубляла болезненное состояние постоянным общением с сестрами во психозе.
Как ни странно, помощь пришла со стороны Валеры. Его друг, режиссер нового популярного театра, искал талантливого гримера. Долго и безуспешно. Ему нужен был человек творческий, понимающий, обладающий вкусом, тактом, чутьем и талантом. Владеющий искусством последнего штриха, как он говорил. Последний штрих – это как мановение волшебной палочки – превращает актера-человека с его бытовыми проблемами, болячками, нервами, срывами в персонаж пьесы, заставляющий зрителя довериться и перенестись в другую реальность.
Почему-то Валера был уверен, что всеми вышеперечисленными качествами обладает его бывшая жена. Все-таки что-то, видно, он про нее понимал не только плохое.
Режиссер почему-то поверил другу. Леся почему-то согласилась. А что она теряла? Клиентки ее психбольные никуда все равно не денутся. А театр – это ее давняя мечта. Она была уверена, что несбыточная.
Сбылось! Совпало!
Жизнь стала разноцветной, полной неожиданностей, новых лиц и ситуаций.
В театре у нее была своя комнатка с кучей всего, что надо и не надо по работе. Комнатку эту Леся любила гораздо больше, чем свою квартиру, в которой испытала она столько бед и потерь. Дети ее тоже обожали театр, просились в ее каморку ежедневно – у них там тоже поднималось настроение.
ЛЮБВИ!
Новые желания
Любочка подросла. Яник тянется за сестрой. Люба становится уже девушкой. Красивой, как ее отец. Все у детей есть. Только у их матери нет личного счастья.
Лесе очень хотелось замуж. Опять. И не просто замуж, а по настоящей красивой любви. Она поняла, в чем совершила промах с Валерой. Элементарно. Она его никогда и не любила. Вот и все. Вцепилась тогда, по сути, в первого встречного.
Тут она себя не винила. Правильно сделала. Но, получается, без любви – никак. Хотя и одной любви мало. Женщине нужна крыша. В блатном, мафиозном понимании этого святого слова. Покровительство, защита, опека. За крышевание платят все. Часто очень много. Мало кто из женщин догадывается, что найденная ими крыша тоже потребует с них дань за обеспеченный покой и уверенность. В результате крыша съезжает. Приходится искать новую и обвинять старую в предательстве и непорядочности. Другое дело, когда любовь.
Она цементирует – будь здоров. И крыша прочно держится на надлежащем месте годами и десятилетиями.
Вот о таком ей мечталось.
Самое смешное – и тут не обошлось без Валеры.
У него в последнее время дела пошли в гору, картины начали продаваться, и очень даже активно. За солидные бабки. Он простодушно делился с Лесей наконец-то осуществившимися долгожданными успехами и образовавшимися финансами. Она даже втайне удивлялась, что он такой незлопамятный и отходчивый. На детей ничего не жалеет, помнит, кому что нужно. И ее, Лесю, не попрекает их общим неудачным прошлым, не вспоминает те гнусные словечки, которыми она его гвоздила в припадках немотивированной злобы.
– Видишь, – говорит, – если долго мучиться, что-нибудь получится.
Однажды он зашел к ней не один.
Сначала его спутник показался Лесе даже неприятным: невзрачный, с колючим взглядом, говорит пришепетывая. Лицо и манеры отрицательного персонажа – так она на первый взгляд определила.
Вот тоже – чудеса человеческого мировосприятия!
Валеру, в будущем нелюбимого и гонимого, сразу-то впопыхах обозначила как голливудского красавца, а любовь всей ее жизни выявилась первоначально в облике быдловатого и не очень опрятного мужичка.
– Вот, знакомься, – сказал Валера, – это Саша. Это он помог мне поначалу картины продавать. С него все пошло.
– Здрасте, благодетель! – поприветствовала неприятную личность Леся.
– Саша, это Леся, – обстоятельно продолжал Валера.
Лесю даже передернуло. Валера прекрасно знал, как она относится к своему имени. Для чужих проходимцев она была Лена, Лена, Лена! И нечего посвящать всех и каждого в семейные детали.
– Лена! – поправила Леся.
– Моя бывшая одноклассница и жена, – продолжил Валера, – мать моих любимых и единственных детей.
– Есть будете? – сменила тему фамильных связей Леся.
– Если дашь, – с готовностью согласился «бывший одноклассник».
За едой и бутылкой доброго вина все как-то смягчилось и разъяснилось.
Валера, притащивший кучу всевозможных немыслимо интересных игр, отправился с детьми в другую комнату разбираться с подарками.
Судьба человека
Неожиданно для Леси между ней и Сашей завязался разговор, заставивший ее мгновенно прозреть.
Саша был ветеран. Афганец. Герой. Вино и домашний уют развязали ему язык, и он резко, с болью предался воспоминаниям.
– Гражданские – суки. Черви сортирные. Я страну, б…дь, защищал, а меня, как глисту, раздавить собрались. Хрен я им только дался, уродам помойным!
Я ребят из Альфы поддерживал, когда дворец Амина брали. Со снайперкой сидел. За это первый орден Мужества отвалили. У меня четыре ордена Мужества, б…дь! Да нас таких по пальцам пересчитать на весь Союз! Все сперли в Москве поганой. Вышел из поезда с тремя сумками, оглянулся – одной нет. А там, б…дь, все, нах, б…дь!
Героя СССР вот-вот должен был получить! Бумаги пошли, представление. Не дали. Потому что командование, б…дь, сволочи, кровопийцы. Сами, нах, в тылу ошивались, крысы отравные. А мы своей кровью Афган поливали. Награды им, а нам – хрен, б…дь, собачий. Вот, дали вот эту вот ксиву. Любоваться я на нее должен, что ли? Молиться? Ее, б…дь, с маслом не съешь!
Саша зло покопался в нагрудном кармане и рывком выудил оттуда потертое красное удостоверение с тисненой золотой надписью: «Ветеран Афганистана». На фотке он выглядел солиднее и краше, как и положено подтянутому и привычному к дисциплине военному человеку. В документе значилось, что майор запаса Александр Игоревич Прыгун действительно является воином-интернационалистом и ветераном.
Леся с уважением и трепетом вернула заслуженную смертельным риском красную корочку законному владельцу.
Саша выдержал недолгую паузу, собрался, звучно выдохнул, рывком поднес к губам бокал, жадно глотнул. Посмотрел пристально на внимательную слушательницу, готова ли?
– Нас на базе в Фергане учили людей одним махом резать. Ходили, б…дь, по локоть в крови!
– Не надо, – пожалела Леся.
– Надо! – крикнул Александр и стукнул кулаком по столу. Больно, видно, стукнул, потому что досадливо посмотрел на руку, пошевелил пальцами. – Вы тут ничего не знаете в своей сволочной, зажравшейся Москве. А мы тогда за всех отдувались. Здесь только команды отвешивают. А гибли мужики тысячами – там! И какие, б…дь, мужики!
В Сашином голосе слышалось рыдание, но он его подавил.
Леся понимала, что такое душевные раны, как долго назревают нарывы и как потом выплескиваются.
Сердце ее переполнялось глубоким пониманием.
Какой человек! Страдалец какой! Сколько испытал! И после этого находит в себе силы жить, помогать другим (подразумевался изнеженный в зажравшейся Москве, до мозга костей штатский Валера, конечно), которые вовсе такой помощи и не заслуживают.
– Вот был случай. Бросили на парашютах спасать колонну. Они там в засаду попали. А нас, б…дь, на парашютах спасать их бросили, нах. Отбивались до последней гильзы. Душманы, духи, по-нашему, накрыли этими, б…дь! Минометами, нах! Всех порешили. Вдвоем мы с корешом спаслись. Трупами прикинулись, уползли ночью. Духи, б…дь, они, как волки, все чуют, слышат. А мы ползем. Не унюхали. Спаслись! Чего ради только! Ранения получал, несовместимые с жизнью, б…дь! А у меня совместились!
Саша рывком вздернул рубаху и показал тонкий шрам в правой части живота.
– Похож на аппендицитный, надо же! – ужаснулась Леся.
– Осколочно-фугасное ранение. Чудом уцелел. Шесть контузий получил.
Саша опустил рубаху и пригорюнился.
Да, этот парень хлебнул сполна настоящего горя! С этим мы бы друг друга поняли, пришла в Лесину голову шальная мысль.
– Знаешь, – обращаясь прочувственно к Лесе, произнес заслуженный ветеран, – знаешь, почему у наших ребят лопатка всегда была заточена?
Леся отрицательно мотнула головой, с ужасом ожидая ответа.
– Головы врагам косить! – на выдохе выговорил Саша и вновь опустил грозный кулак на стол. – Меня во всем полку отличали. Я в рукопашке первый был! А теперь что? На рынок поганый вещевой загнали! Всю страну в вонючий рынок превратили! Знали б мы! Хоть один процент поганого житья представили бы! Последние жилы из себя вытягивали! Однажды, б…дь, отбился от своих, нах, с парашютом не туда отнесло. Несет, б…дь, и несет. И орать нельзя, духи услышат, откроют, нах, огонь на поражение! Пешком потом пол-Афгана прошел. По компасу. А это не прогулка, б…дь, под луной по липовым, б…дь, аллеям. Это сказать – легко, сдохнуть – легко, а выжить? Попробуй! Шел и полз, нах! Шел и полз, перекатывался! К своим пробрался. Кому, нах, теперь надо?
Удивительно, но Лесю совершенно не смущали щедрые междометия, используемые орденоносцем через каждое вразумительное слово.
Ему было можно, при такой-то горькой судьбе.
Знаки внимания
Она долго не могла уснуть после их ухода, все вспоминала жуткие Сашины истории, кошмарный шрам. Подумать только, как он выжил! Ранение брюшной полости! И действительно – ради чего? Хорошо отблагодарила родная держава – торгашом рыночным сделала!
На следующий день он почему-то снова пришел. Один, без Валеры. С великолепным букетом!
Лесе никто никогда в жизни не дарил цветы. Даже на свадьбу белые розы купила она себе сама. Жениху и в голову не пришло. А тут – совершенно чужой человек! Такое испытавший! А понимает.
Сашины цветы стояли долго, не вяли. Значит, с душой выбирал.
На следующий день принес шоколадные конфеты.
Потом опять невероятной красоты цветы.
Потом огромный торт.
Леся жутко смущалась. Такие явные и дорогостоящие знаки внимания!
За что? Он ничего не просил взамен, ни на что не намекал. Подарки были сильнее намеков.
После того, первого раза он больше не пил в ее присутствии, ни о чем из прошлого не рассказывал. Просто приходил, приносил очередной гостинец и через полчаса уходил, обещая, что придет завтра.
Леся понимала, что он за ней ухаживает. Ей не надо было проявлять никаких инициатив, ничего подгадывать и предугадывать, он сам показывал свой интерес и стремление к ней.
Однажды ее, возвращавшуюся домой из театра, с ног до головы облила машина, промчавшаяся по глубокой луже. Грязь из лужы текла по лицу и беленькой курточке, которой Леся гордилась: она ее удивительно молодила. У нее даже сил не было как-то реагировать на происшедшее. Она брела к своему подъезду в полном изнеможении. Там и столкнулась с Александром, тащившим ей очередной букет.
Он с полувзгляда все понял.
– Иди домой, – велел.
Она послушалась. Дети спали. Она умылась, причесалась. На курточку старалась не смотреть – с белого липкая московская грязь не смоется ничем, можно выбрасывать.
Вскоре вернулся Саша. С пакетом.
– На, не горюй.
Из пакета выскользнула ей на руки абсолютно новенькая белая курточка, точь-в-точь как у Леси.
– Кореш мой ими торгует, повезло просто, – отмахнулся Саша в ответ на Лесин неизъяснимый восторг.
Читать бесплатно другие книги:
