Память о смерти Робертс Нора
Кстати, а где покупки?
Пока в голове у нее складывалась очередная версия, ее коммуникатор подал голос.
– Даллас.
– У нас проблема. – Лицо Бакстера было мрачным, в голосе – ни капли обычного сарказма. – Объект попал под машину на углу Пятой и Сорок второй.
– Господи боже! Это серьезно?
– Не знаю. Приехала «Скорая». Жена в истерике. Они были на тротуаре, ждали, пока свет переменится. Они были у меня на «прослушке», у Трухарта был приличный обзор. Но перекресток так забит народом, малыш еле разглядел, как парень падает на мостовую. Ему здорово досталось, Даллас, это я точно знаю. Его практически переехало это такси. Таксист тут, со мной.
– Прикажи патрульным доставить таксиста в управление, мы снимем с него показания. Не отходи от наших объектов. Куда его повезут?
– В медицинский центр «Бойд». Прямой бросок по Пятой авеню.
– Встретимся там. Пусть один из вас поедет с ним в «Скорой». Не выпускайте из виду ее, пока я не приеду.
– Есть. Черт, Даллас, парень ел сосиску, пил паршивый кофе. А потом вдруг полетел. Медики что-то дают жене, хотят ее успокоить.
– Позаботься, чтобы она могла говорить. Черт побери, Бакстер, я не хочу, чтобы ее отключили.
– Давай я этим займусь. Конец связи.
Ева бросилась к двери и открыла ее в тот самый миг, как Пибоди толкнула ее с другой стороны.
– «Чистильщики» поднимаются.
– Пусть приступают. Нам надо идти. Бобби везут в больницу. Попал под машину.
– Попал под… Какого черта?
– Не спрашивай, я сама ничего не знаю. Едем в управление.
Ева гнала машину под завывание сирены, маневрируя в уличных заторах и изо всех сил стараясь заглушить острые уколы совести.
Неужели это по ее вине Бобби оказался между жизнью и смертью? Два копа его охраняли, на нем был «маячок» с «прослушкой». Неужели этого мало?
– Может, это был несчастный случай? – Бедная Пибоди старалась не подавать виду, но ей было страшно. Машина пролетела между фургоном и такси, чуть ли не содрав с его крыла старую, облупившуюся краску. – Люди, особенно приезжие, каждый день попадают в аварии в Нью-Йорке. Сходят с тротуара, не смотрят, куда идут. Глазеют по сторонам, вместо того чтобы следить за светофорами.
– Не было никакого смысла его убивать, никакого смысла. – Ева нетерпеливо барабанила кулаком по рулю. – Что это дает? Рорк не даст два миллиона за устранение парня, которого он даже не знает. С какой стати? Не было никакого смысла убивать Бобби.
– Ты говоришь, Бакстер доложил, что он ел и пил на перекрестке. Может, его толкнули, может, он поскользнулся. Ледяной дождь идет, тротуары обледенели. Даллас, иногда некоторые вещи просто случаются. Иногда людям просто не везет.
– Не в этот раз. Черта с два это случайность. – Голос Евы вибрировал от ярости. – Просто мы что-то упустили. Мы упустили что-то, кого-то, а теперь у нас свидетеля увезли на «Скорой».
– Это не твоя вина.
– Я сделала этот ход, значит, моя. Сними копии с аудиозаписи, переправь одну в лабораторию. Я хочу все слышать, каждое слово.
Ева остановила машину у дверей пункта «Скорой помощи».
– Запаркуй, – приказала она, выпрыгивая. – Мне надо быть там.
И она устремилась к дверям.
Это была самая настоящая юдоль страданий. Многочисленные больные ждали, пока их примут, пока им помогут, здоровые ждали, пока с их занемогшими близкими разберутся врачи.
Ева заметила Трухарта. В пуловере и джинсах он казался еще моложе. Он сидел рядом с Заной, держал ее за руку и шептал что-то утешительное ей на ухо, а она безудержно рыдала.
– Ева! Ева! – Зана вскочила и бросилась на шею Еве. – Бобби! О мой бог, это я во всем виновата. Бобби попал под машину. Ему так плохо! Я не знаю…
– Прекрати. – Ева высвободилась, схватила Зану за плечи и резко встряхнула. – Сильно он пострадал?
– Они не сказали, они не хотят ничего говорить. У него кровь шла. Голова… Кровь шла из головы. И из ноги. Он был без сознания. – Слезы опять брызнули у нее из глаз. – Я слышала, как они говорили про сотрясение и про то, что что-то сломано, и может быть…
– Ладно, что произошло?
– Я не знаю. – Теперь Зана опустилась на стул. – Мы просто стояли на тротуаре и ждали, пока свет переменится. Мы купили сосисок и кофе. Было холодно, но так приятно было прогуляться. И я сказала, что хочу купить шляпу, а их продают в магазине на другой стороне улицы. Потом я пролила кофе, и мы пропустили зеленый свет, нам опять пришлось ждать. Мы ждали, и он просто упал. Или поскользнулся, я не знаю. Я пыталась схватить его за пальто. Мне кажется, я успела его схватить.
Она взглянула на свою руку. Ева заметила на ней легкую повязку.
– Что у тебя с рукой?
– Я пролила кофе, он был очень горячий. Я облилась, когда схватила Бобби. Руку немного ошпарила. Мне кажется, я начала падать. Кто-то втянул меня обратно на тротуар. А Бобби… – Зана обхватила себя руками и начала раскачиваться. – Он попал под такси. Водитель пытался тормозить, но было уже поздно. Бобби ударило машиной, отбросило назад, и он упал, он так страшно стукнулся.
– Где он? – Ева оглянулась на Трухарта.
– Его взяли во вторую операционную. Бакстер стоит на дверях.
– Зана, оставайся здесь. Трухарт, не отходи от нее.
Ева прошла через зону ожидания прямо мимо медсестры, крикнувшей ей вслед, что туда нельзя, и, свернув направо, увидела Бакстера у двойных дверей.
– Черт побери, Даллас, мы были в десяти футах. С разных сторон.
– Жена думает, он поскользнулся.
– Может быть. Не знаю, какие у него шансы, врачи над ним работают. Рука сломана, это точно. Может, и бедро тоже. Хуже всего с головой, но точно ничего не знаю – медики, как всегда, темнят.
Ева потерла лицо руками.
– Ты не думаешь, что кто-то помог ему попасть под колеса?
– Тут можно только гадать. Мы не теряли их из виду ни на минуту, у нас был визуальный контакт. Но в центре творится какое-то безумие, Даллас. Ты же знаешь, как это бывает перед праздниками. На тротуарах столпотворение, одни бегут как на пожар, другие стоят и глазеют, на видео снимают. Уличные щипачи за предпраздничную неделю сшибают больше, чем за обычные полгода. Не могу поклясться, что кто-то не проскользнул мимо нас. Дело в том…
– В чем?
– За минуту до того, как это случилось, она опрокинула на себя кофе. Сказала, что ее толкнули. И тут у меня началось… что-то вроде щекотки. Я стал слегка подвигаться вперед, и тут наш парень взлетел на воздух.
– Черт, черт, черт!
15
Ева отослала Бакстера обратно к Трухарту, а сама осталась ждать у дверей операционной. На нее обрушились больничные запахи и звуки. Она ненавидела больницы, медицинские центры, пункты «Скорой помощи». Места, полные болезни и боли, смерти и горя, и ожидания.
Неужели это из-за нее Бобби попал сюда? Неужели это ее нетерпеливое желание ускорить ход событий поставило его жизнь под угрозу? Эгоистичное желание, признала она теперь. Ей хотелось поскорее захлопнуть дверь за этой частью своего прошлого, захлопнуть и запереть. И не только ради собственного душевного спокойствия, но чтобы доказать себе, что она может это сделать, что у нее получится. Она пошла на риск, взвешенный, но все-таки риск.
А расплачиваться пришлось Бобби Ломбарду.
А может, это все-таки нелепая случайность? На улицах скользко, люди спешат, толкаются, сталкиваются. Несчастные случаи бывают каждый день. Да что там день, каждый час. Возможно, самое простое объяснение и есть самое верное.
Но Ева не могла в это поверить. Даже если бы она прокачала эту возможность по вероятностной программе и ей был бы выдан стопроцентный результат, все равно бы не поверила.
Бобби лежал без сознания, окровавленный, с переломами, и это она отправила его на улицу, чтобы посмотреть, не удастся ли ей выйти на след убийцы.
А ведь даже это не снимало с него подозрения. Это мог быть он, это Бобби мог оказаться убийцей. Люди убивают своих матерей. Напряжение, раздражение или даже кое-что похуже накапливаются годами, иногда что-то ломается внутри человека. Как кость, подумала Ева. И тогда человек убивает.
Вот она, например, убила. В той ужасной комнате в Далласе сломалась не только ее рука. В уме у нее тоже что-то щелкнуло, и нож вошел в тело. Раз, а потом еще и еще. Она вспомнила все. Вспомнила кровь, приторный и резкий запах крови, влажной и теплой крови у себя на руках, на лице…
Даже сейчас, за пеленой времени, она вспомнила, как болела сломанная рука. Вспомнила вой – его и свой собственный, – пока она его убивала.
Люди говорили, что это нечеловеческий вой, но они ошибались. Этот звук был свойствен человеку. Стихийный, первобытный, дикий вой.
Ева, ходившая взад-вперед перед операционной, крепко потерла кулаками глаза.
Боже, как же она ненавидела больницы! Ненавидела воспоминание о том, как очнулась в больнице с потерей памяти. Ее память и раньше была невелика, а теперь от нее почти ничего не осталось, она испарилась.
Запах ее собственного страха. Незнакомцы, склонившиеся над ней.
«Как тебя зовут? Что с тобой случилось? Где ты живешь?»
Откуда ей было знать? А даже если бы она вспомнила, если бы разум не скрыл от нее прошлое, как она могла им объяснить?
Чтобы ее вылечить, они сделали ей больно. Это она тоже помнила. Ей вправляли кость, зашивали множественные разрывы и повреждения, оставшиеся у нее внутри от многочисленных изнасилований. Но они так и не узнали тех тайн, которые ее разум скрыл за выстроенной в памяти стеной.
Они так и не узнали, что этот ребенок на больничной койке убил своего отца в припадке безумия, что выл нечеловеческим голосом.
– Даллас.
Голос вернул ее в настоящее, но Ева не обернулась.
– Я еще ничего не знаю.
Пибоди подошла к ней. Через застекленное смотровое окошко Ева видела, как бригада хирургов работает над Бобби. И зачем, подумала она, в подобных местах устраивают смотровые окошки? Почему хотят, чтобы люди видели, что врачи делают в эти минуты?
Причиняют боль, чтобы спасти.
Зачем на это смотреть? Разве мало собственного воображения? Неужели нужно еще и видеть кровь, слышать гудение аппаратов?
– Иди узнай, что там у Бакстера, – сказала Ева. – Мне нужны любые свидетельские показания, какие у него есть. Имена свидетелей. Хочу проверить лицензию таксиста. А потом отошли его и Трухарта. Пусть доставят запись в лабораторию, а ты оставайся с Заной. Попробуй выжать из нее что-нибудь еще.
– Приставить охрану к его палате, когда хирурги с ним закончат?
– Да.
«Надо быть оптимисткой, – напомнила себе Ева. – Когда они там с ним закончат, его отвезут в палату, в не в морг».
Оставшись одна, она заставила себя смотреть. И спросила себя, какое отношение имела девочка – та, которой она была, девочка, лежавшая в похожей комнате, как эта, за стеклом, – к тому, что происходило сейчас.
Из дверей выбежала медсестра. Ева поймала ее за рукав халата.
– Как он?
– Держится. Доктор скажет вам больше. Членам семьи полагается ждать в приемном покое.
– Я не член семьи. – Ева достала свой жетон. – Ваш пациент – важный свидетель по делу об убийстве. Я должна знать, выживет ли он.
– Шансы есть, ему повезло. Если можно так сказать про человека, попавшего под машину за пару дней до Рождества. Переломы, ушибы мягких тканей, разрывы. Внутреннее кровотечение мы остановили. Он стабилизирован, но врачей тревожит рана на голове. Вам придется поговорить с доктором.
– Его жена в приемном покое с моей напарницей. Надо ей сказать.
– Вот идите и скажите.
– У меня там свидетель на операционном столе. Я буду ждать здесь.
Раздражение промелькнуло на лице медсестры, но она махнула рукой:
– Ладно, я этим займусь.
Ева осталась у дверей. До нее доносился гул травмпункта, царивший у нее за спиной: писк пейд-жеров, топот ног спешащих на помощь врачей. Какого-то мужчину везли в инвалидной коляске, а он пьяным, заплетающимся голосом распевал «Счастливого Рождества». Вот провезли мимо женщину на каталке, кто-то плакал, кричал, завывал ей вслед. Пробежал санитар с ведром, из которого несло рвотой.
Кто-то хлопнул ее по плечу, и она повернулась. Ее обдало неописуемой вонью самогона и скверных, гнилых зубов. Обладатель этого смертоносного дыхания был одет в грязный костюм Санта-Клауса с белой бородой, отклеившейся возле одного уха.
– Счастливого Рождества! Хочешь подарок? У меня есть для тебя подарок прямо здесь!
Он схватился за ширинку и вытащил член. Видимо, еще до того, как в стельку напиться, он успел расписать свое орудие как палочку-леденец.
– Ой, какая красота! Выглядит соблазнительно. Жаль, у меня нет для тебя подарка. Хотя погоди, есть.
Его широкая улыбка погасла, когда она достала жетон.
– Да ну брось!
– А знаешь, почему я не кину тебя в кутузку за непристойное поведение – кстати, раскраска неплохая, – а заодно и за самую гнусную вонь изо рта во всем городе? Я тебе скажу: потому что я сейчас очень занята. Но если я вдруг решу, что не так уж сильно я занята, ты встретишь Рождество в вытрезвителе. Так что сгинь.
– Да ну брось.
– И спрячь эту штуку, не пугай детей.
– Санта, вот ты где. – Та самая медсестра, что раньше разговаривала с Евой, крепко ухватила Санту за рукав. – Идем со мной!
– Хочешь подарок? У меня есть для тебя подарок прямо здесь!
– Как же, как же! Все, о чем я мечтала на Рождество.
Ева опять повернулась к дверям операционной. Они открылись. Она остановила первого вышедшего из операционной медика в хирургическом костюме.
– Как его состояние?
– Вы жена?
– Нет, я коп.
– Такси против человека обычно выигрывает. Но он стабилен. – Хирург потер пальцами уголки глаз. – Рука сломана, бедро раздроблено, ушиб почки. Хуже всего травма головы. Но, если не будет непредвиденных осложнений, он оклемается. Ему еще повезло, что он так легко отделался.
– Надо с ним поговорить.
– Он загружен. Мы его стабилизировали. Сейчас посылаем его наверх, надо сделать кое-какие анализы. Пара часов. Если все пройдет нормально, он сможет говорить и отвечать на вопросы. – Усталость в глазах хирурга сменилась любопытством. – Слушайте, я вас знаю. Коп, да? Я уже испытывал на вас свое волшебство.
– Даллас. Да, возможно.
– Да, Даллас. Ну бывайте. Мне надо поговорить с его женой.
– Прекрасно. Я приставлю к нему своего человека. С ним никто не должен говорить без моего разрешения.
– А в чем дело?
– Важнейший свидетель. Я из отдела убийств.
– Ах да! Ну, конечно! Дело Айконов. Чокнутые ублюдки. Что ж, ваш важнейший свидетель выживет и будет давать показания, вот такой я молодец.
Ева посторонилась, когда они выкатили Бобби. Он лишился части своей кожи, заметила Ева. Он был белым как кость. Когда перестанут давать анестетики, ему будет страшно больно. Но он дышал самостоятельно.
– Я побуду с ним, пока не придет охранник.
– Как знаете. Только не путайтесь под ногами. Счастливых праздников и так далее, – добавил доктор и отправился в приемный покой.
Опять Ева ждала. Теперь уже на другом этаже, у других дверей, пока доктора проводили диагностику. И пока она ждала, открылись двери лифта. Из них выбежала Зана, а следом за ней Пибоди.
– Доктор сказал, что он поправится. – Слезы прочертили дорожки на щеках у Заны. Она крепко схватила Еву за обе руки. – Да, он поправится. Они просто проводят анализы. Я боялась… – Ее голос захлебнулся. – Не знаю, что бы я без него делала. Я просто не знаю.
– Ты должна рассказать мне, как это все произошло.
– Я рассказала детективу. Я рассказала ей, что я…
– Я хочу, чтобы ты рассказала мне. Погоди.
Ева подошла к высокому офицеру в полицейской форме, вышедшему из лифта.
– Объект – Бобби Ломбард. Важный свидетель по делу об убийстве. Не отходите от него ни на шаг. Проверьте палату, куда его поместят, проверяйте удостоверение у каждого – подчеркиваю: каждого! – кто попытается вступить с ним в контакт. Если он не так кашлянет, я должна об этом знать. Ясно?
– Так точно.
Удовлетворенно кивнув, Ева вернулась к Зане.
– Сейчас мы найдем место, присядем. Я хочу знать все. Все детали.
– Ну, хорошо, только я ничего не понимаю. – Зана закусила губу, оглядываясь через плечо на двери, пока Ева тащила ее за собой. – А нельзя мне остаться, подождать, пока…
– Мы будем рядом. – Ева остановила медбрата, предъявив ему свой жетон.
– Прекрасно, – сказал он, – я арестован. Это значит, что я могу присесть на пять минут.
– Мне нужна ваша бытовка.
– У меня сохранились смутные воспоминания о бытовке. Стулья, стол, кофе. Вон туда, и сверните налево. О черт, вам же нужен ключ. От нашей охраны взвоешь. Я вас отведу. – Он прошел вперед, открыл им дверь и сунул голову внутрь. – Ладно, я нюхнул кофе. Все не так плохо.
И он побежал дальше по коридору.
– Сядь, Зана, – сказала Ева.
– Не могу спокойно сидеть, мне надо двигаться.
– Ясно. Ладно, расскажи, что произошло.
– Я уже рассказывала. Я рассказала тебе. Я рассказала детективу.
– Расскажи еще раз.
Пока Зана рассказывала, Ева уточняла детали.
– Тебя толкнули, ты пролила кофе.
– На пальто. – Зана подняла пальто, которое перед этим бросила на спинку стула. – Это было не так страшно. В первый раз. Потом еще больше пролилось, когда Бобби… Боже, я до сих пор это вижу.
– Он с кем-то столкнулся или его кто-то толкнул?
– Ой, я не знаю. Мне кажется, это было случайно, так много людей. А я еще думала: такое волнующее приключение! Быть на улице, в толпе. Все эти витрины, шум… Мы купили сосиски, и у нас были наши пакеты с покупками. Надо было вернуться в отель, Бобби хотел вернуться. Но…
– Ты не хотела. Бобби что-нибудь сказал? Ты что-нибудь видела, перед тем как он упал?
– Нет… Я возилась со своим пальто, все думала, сойдет пятно или нет. Мне кажется, он протянул руку, как будто хотел взять у меня стакан кофе, чтобы я могла разобраться с пятном. А потом он начал падать. Я… Я попыталась его схватить. – Ее голос стал прерываться. – А потом гудок и визг тормозов. Это было ужасно.
Плечи у нее затряслись, она опустила голову и закрыла лицо руками. Пибоди подала ей стакан с водой. Зана отпила глоточек и судорожно вздохнула.
– Люди пытались помочь. Вот, все говорят, что ньюйоркцы бездушные, даже злые, но это неправда. Люди были очень добры, очень внимательны. Они пытались помочь. Полиция подоспела. Те, что отвезли нас сюда. У Бобби шла кровь, он никак не мог очнуться. Приехала «Скорая». Когда меня пустят к нему? Скоро?
– Я схожу узнаю. – Пибоди двинулась к двери, но остановилась у порога. – Хотите кофе?
– Мне кажется, я в жизни больше не выпью ни единой капли кофе. – Зана сунула руку в карман и выудила бумажный носовой платок. И зарылась в него лицом.
Ева оставила ее в бытовке, а сама вышла за дверь вместе с Пибоди.
– Мне тоже не удалось выкачать из нее ничего, кроме этого, – начала Пибоди. – Она и не подозревает, что это могло быть умышленное покушение.
– Посмотрим, что скажет Бобби. Запись?
– Бакстер лично повез в лабораторию. А я сняла «маячки» с их пальто.
– Молодец, сообразила.
– Он оставил мне список свидетелей и копии показаний, взятых на месте. Таксиста держат в управлении. Его лицензия в порядке. Работает на такси шесть лет, несколько мелких ДТП, ничего серьезного.
– Поезжай туда прямо сейчас. Сними с него первичные показания, все подробности для дальнейшей проверки. Отпусти его. Напиши отчет – копию мне, копию Уитни. – Ева проверила время. – Черт! Ничего больше нельзя сделать. Я останусь здесь, пока не допрошу Бобби. В общем, закончи там все и отправляйся домой. Счастливого Рождества!
– Ты уверена? Я могу подождать, пока ты не вернешься в управление.
– Смысла нет. Если что-то возникнет, я дам тебе знать. Собирайся и отправляйся в Шотландию. Пей… что там, кстати, пьют?
– «Восей». Кажется, там это называется «восей». Пиво или вино с пряностями и сахаром. Ладно, спасибо. Но я буду считать себя при исполнении до самого взлета завтра утром. Счастливого Рождества, Даллас.
«Может быть, – подумала Ева. – Если повезет. – Она оглянулась на бытовку, пока Пибоди уходила. – Кое у кого праздники будут паршивые».
Ева ждала час, пока Бобби тестировали, перевозили и устраивали в палате. Когда она вошла, он повернул голову и попытался сфокусировать блуждающий взгляд покрасневших глаз.
– Зана? – проговорил он заплетающимся от лекарств и анестетиков голосом.
– Это Даллас. С Заной все в порядке. Она здесь, скоро придет.
– Они сказали… – Он облизнул губы. – Я попал под такси.
– Да. Как это произошло?
– Не знаю. Все спуталось. Я чувствую себя так странно…
– Это от наркоза. Доктор говорит, что все будет хорошо, ты поправишься. Есть переломы, ты здорово треснулся головой. Сотрясение. Ты ждал, когда загорится зеленый свет на перекрестке, хотел перейти улицу, так?
– Ждал зеленый свет. – Он прикрыл веки. – Столько народу было на перекрестке… прямо как эти… сардины в банке. Шумно. Я услышал звук… Зана… Она меня испугала.
– Что за звук?
Бобби открыл глаза и взглянул на Еву.
– Вот как будто… – Он со свистом втянул в себя воздух. – Вот вроде так. Но она просто пролила кофе. Кофе, сосиски, пакеты, руки заняты. Надо купить шляпу.
– Не уходи, Бобби, потерпи еще немного, – сказала Ева, увидев, что его глаза опять закрылись. – Что было дальше?
– Я… Она так мне улыбнулась… Я помню эту улыбку. Вроде «Ой, смотри, что я наделала». И я не знаю, не знаю… Я услышал ее крик. И все вокруг закричали, машины загудели. Я обо что-то ударился. Говорят, это оно меня ударило, но я ударился, и я больше ничего не помню, пока не очнулся здесь.
– Ты поскользнулся?
– Наверно. Столько народу…
– Ты кого-нибудь видел? Может, кто-то тебе что-то сказал?
– Не помню. Мне нехорошо. Как будто это не я.
Его кожа была белее простыни, на которой он лежал. От этого синяки и ссадины на лице были особенно заметны, резали Еве глаза… и ее совесть, и без того терзаемую чувством вины.
И все же она упрямо гнула свое.
– Вы делали покупки, вы купили елочку.
– Мы купили елочку. Хоть немного порадоваться. А где наша елочка? – Его глаза закатились, потом его взгляд вновь сфокусировался на Еве. – Неужели все это правда? Хотел бы я сейчас быть дома. Ничего не хочу, только домой. Где Зана?
Бесполезно, решила Ева. Она теряла время и напрасно заставляла его тратить силы.
– Я ее позову.
Она вышла. Зана стояла в коридоре, ломая руки.
– Можно мне войти? Пожалуйста! Я не буду его расстраивать. Все, я успокоилась. Я просто хочу его видеть.
– Да-да, входи.
Зана расправила плечи и надела на лицо улыбку. Ева проследила, как она входит, услышала, как она защебетала:
– Нет, ты только посмотри на себя! Странный у тебя способ покупать шляпки!
Чтобы скоротать ожидание, Ева позвонила в лабораторию и выругалась, когда ей сказали, что получить результаты она сможет только двадцать шестого числа. Очевидно, перед Рождеством даже ее гнев ни на кого не мог возыметь действия.
Ну, если лаборатория ей не подчиняется, то управление – другое дело. Ева позвонила и потребовала посменную круглосуточную охрану для Заны в гостинице и для Бобби в больнице.
– Да, – рявкнула Ева, – включая Рождество! – И в раздражении позвонила Рорку. – Я задержусь.
– Всегда найдешь чем меня порадовать. А почему ты в больнице?
– Это не я. Потом объясню. Ситуация дерьмовая, и мне надо побыстрее со всем этим разобраться, потом я освобожусь.
– Я сам еще не скоро освобожусь, у меня много дел. Давай встретимся, поужинаем где-нибудь.
– Ладно. Если получится. – Ева увидела, что Зана вышла из палаты. – Мне пора. Увидимся.
– Он устал, – вздохнула Зана, – но держится бодро, даже шутил со мной. Сказал, что все, с соевыми сосисками завязал на всю жизнь. Спасибо, что подождала меня. Мне легче, когда рядом есть кто-то знакомый.
– Я отвезу тебя обратно в гостиницу.
– А можно мне остаться с Бобби? Я могла бы спать в кресле у его кровати.
Читать бесплатно другие книги:
