Любовь без права на ошибку Алюшина Татьяна

– Спасибо, – поблагодарила я, хорошая девочка. – Надежда Ивановна, называйте меня Вася, как все мои родные, мне так удобнее и привычнее.

– Хорошо, Васенька. – И Надежда Ивановна погладила меня по голове.

Предоставленная в полное собственное распоряжение, я распаковала вещи, развесила в шкафу и разложила причиндалы мелкие где только можно, поставила заряжаться ноутбук, телефон и смартфон и, наконец, с удовольствием приняла душ.

А вернувшись в комнату, сбросила полотенце и встала перед большим зеркалом на стене изучать собственное прекрасное тело на предмет выявления недостатков.

Кроме старых, почти незаметных шрамиков, напоминании о детстве лихом, на белом девичьем теле новых недостатков не обнаружилось. Прямо Василиса-краса, русая коса!

Русая коса, чтоб вы знали, в наличии имелась! Я перекинула на грудь копну длинных влажных после душа волос – они у меня светло-русые, не блондинка в принятой классификации оттенков волос, но очень близко, по крайней мере меня причисляют именно к этому отряду сложившегося в последние годы стереотипа в нашей стране.

К волосам, отражавшимся в зеркале, претензий не нашлось, как и ко всему остальному: шейке моей лебединой, рученькам-ноженькам, гордо стоящей полной груди и восхитительным ягодицам!

Ну вы уже поняли, как я отношусь к себе любимой!

Этому приему меня научила мама. Давно, во времена моего пубертатного периода. Вспомнив маму, я сразу загрустила, отошла от зеркала и плюхнулась на кровать.

Когда мне было тринадцать лет, мы с родителями переехали в другой район Москвы, и мне пришлось идти в новую школу. Я сейчас и не вспомню, почему понадобилось переезжать, но это и неважно. Важно другое. В старой школе у меня были прекрасные отношения с одноклассниками да и с окружающими в целом. Никого не смущали мои увлечения совсем не девчоночьими занятиями, наоборот, мальчишки ходили за мной толпами, обсуждали живо интересующие их пацанские темы, торчали вместе со мной сутками в отцовском гараже, девчонки не ревновали, так как и про девичьи секреты я никогда не забывала.

Но в новой школе все пошло наперекосяк! Меня обзывали злыми, обидными прозвищами, вечно подкалывали, подстраивали всяческие пакости. Мне приходилось постоянно драться, отстаивая свою «честь и достоинство». Я стала как звереныш малолетний – вечно в ожидании нападения, оскаленная, злая, безбашенная до остервенения. В драке я забывала об инстинкте самосохранения и не бежала никогда, каков бы численный перевес ни был на стороне противника.

Да это все бы ничего! Но меня начали дразнить за физические недостатки.

Правду сказать, я представляла тогда собой очень несуразного угловатого подростка, хуже, чем гадкий утенок. Выше всех в классе, я как-то резко вытянулась за полгода, руки-ноги за таким стремительным ростом не поспевали и болтались тонкими жердочками, непомерно толстые в суставах, нос распух, на лбу прыщи, шея длинная, худая. Ужассс!

У меня с родителями странно сложились абсолютно доверительные открытые отношения. Странно, потому что так не бывает – до определенного возраста, лет до десяти, да, и у многих, но подросток заполучает слишком много тайн, вопросов и открытий, о которых невозможно говорить с родителями. Ну невозможно, и все!

Мне, видимо, это забыли объяснить, и я шпарила прямые вопросы и заявления на головушки родителей прямым же текстом с требованием немедленного углубленного ответа. Родители мои – тоже люди не совсем традиционные в плане принятых догм и правил, а посему вопросы мои их не смущали и они шпарили доченьке столь же прямыми и четкими пояснениями.

Например, про месячные мне объяснял папа, доходчиво и подробно, с демонстрацией картинок в медицинской энциклопедии, и небольшим экскурсом о возникновении беременности, и совместным походом в аптеку за средствами гигиены, поскольку мама в тот момент была в командировке, а к девочке пришло девичество.

Вот я и жаловалась истерично маме о своей ущербности и страхолюдстве. На что она однажды подвела меня к зеркалу и спросила:

– Скажи, что ты там видишь?

– Уродину! – заявила я в агрессивно-плаксивой форме.

– Давай конкретно, по деталям, что тебе не нравится? – настаивала мама.

– Волосы жирные постоянно, сколько ни мой, – приступила я к перечислению, – и цвет у них какой-то мышиный!

– А что-нибудь хорошее в них есть?

– Ну-у-у, – подавшись к зеркалу и присматриваясь повнимательнее, пыталась я отыскать это «что-нибудь хорошее». – Они густые…

– Вот. Ты заметила, что мало у кого из девчонок встречаются такие густые волосы, а ведь это твое достояние. Давай дальше.

– Лицо страхолюдное, – «дала дальше» я. – Лоб прыщавый, нос толстый какой-то стал, губы пухлые, как у пупса. А шея?! Длиннющая, тощенькая!

– А теперь посмотри по-другому, – предложила мама. – Отвлекись от очевидных недостатков, найди достоинства, которые ты не хочешь замечать! Присмотрись, какой у тебя изысканный, изящный овал… – И она провела пальцем по всему контуру лица. – Не круглый и не плоский, как блин, не вытянутый и узкий, не сердечком, как детский, а аристократический. Теперь посмотри, какая у тебя кожа, не на лбу, а на щеках, подбородке. Прыщи пройдут, и очень скоро, а твоя нежная бархатистая кожа останется. Я же тебе объясняла, почему у подростков происходят такие несимпатичные физические моменты: тело меняется из детского во взрослое.

И так мы простояли час, и мама вместе со мной прошлась исследовательским взглядом по всему моему телу, открывая не замечаемые мною в подростковом антагонизме очевидные достоинства. А потом она научила меня, что никогда нельзя себя ругать за мнимые и явные (если таковые есть) физические недостатки, а надо говорить себе самые лучшие слова, хвалить свое тело, благодарить, что оно такое чудесное и так замечательно тебе служит. И уговорила закрепить урок.

– Ручки мои красивенькие, пальчики мои тоненькие… – начала я и, не выдержав, рассмеялась.

Мы с ней, как заигравшиеся подружки, обнялись и с хохотом повалились на кровать, придумывая все новые и новые нежные похвалы частям моего тела.

– Шейка моя лебединая! – хохотала я, перекатываясь по кровати.

– Попка моя упругая! – вторила мне мама.

А когда мы совсем выдохлись и устали смеяться, она сказала:

– А знаешь, это очень здорово работает, я на себе проверяла. Надо только сначала все время вылавливать в мыслях любую критику себя и тут же заменять ее похвалой. А потом привыкаешь и даже не замечаешь.

– А потом? – приподнялась я, опершись на локоть, ужасно заинтригованная.

– А потом совершенно непонятно, как и почему ты начинаешь по-настоящему себя любить и принимать такой, какая ты есть. И знаешь, что самое загадочное?

– Что? – завороженно спросила я.

– Что больше никогда в жизни тебя не посетят никакие комплексы физической неполноценности, и никто и никогда уже не сможет тебя обидеть или задеть высказыванием о твоем несовершенстве, и тебе будет глубоко наплевать на чужое недоброе мнение. Вот так. Кажется волшебством, а всего лишь надо хвалить себя.

– Здорово! – согласилась я.

Надо знать мое врожденное упорство! Если я решила что-то сделать, я ухайдакаюсь вся сама, достану всех окружающих, если понадобится, но сделаю то, что решила!

Не самое лучшее для женщины качество, как утверждает мой папа и как не раз убеждалась я сама, но что поделаешь – какой дали характер при рождении, тот и придется донашивать!

И я начала упорно талдычить хвалебные речи своему несуразному тельцу! Вот прямо как стихи заучивала – повторяла и повторяла про себя и мысли паразитические вылавливала, как учила мама. Ну например. Еду я в школу, увидела свое отражение в окне вагона метро и подумала: «Какой у меня носище уродский!», тут же спохватилась и заговаривать принялась: «Носик мой тоненький, ровненький, красивенький…», и так далее.

Мучилась первые месяц-полтора страшно! А потом вроде и замечать перестала, хвалебные мысли-речи лились сами собой. Через полгода я вдруг обнаружила, что сверстники как-то и подотстали от меня. Или я их замечать перестала в упор? И как-то раз переодевалась перед зеркалом, торопилась куда-то и вдруг тормознула, поймав себя на том, что отражение, на которое я смотрю, мне нравится и не вызывает никаких критических замечаний.

Опа! Тренинг похвалой я продолжила с еще большим усердием и к пятнадцати годам получила искреннюю любовь к себе замечательной, полное игнорирование любой критики со стороны сверстников и привычку хвалить себя, приросшую ко мне, как вторая прекрасная шелковистая кожа!

Мама… Мамочка…

Под воспоминания я закончила все косметические процедуры после душа, не знаю, как для кого, а для меня обязательные, и поинтересовалась у Герцога, развалившегося у зеркала и подремывавшего:

– А не пойти ли нам обследовать участок, Ваше Высочество?

Высочество открыло глаза, вальяжно встало на ноги, с удовольствием потянулось и медленной, полной величия походкой подошло к двери, выказав действием согласие с моим предложением. Ну и чудненько!

Участок нам в общем и целом понравился. Грамотный такой участочек! Большущий, фиг его знает, сколько там в сотках. Но отдельно стоящая крытая летняя веранда с печкой и мангалом, буфетом и умывальником и деревянным столом с лавками, и банный двухэтажный комплекс, и какие-то хозяйственные постройки располагались на нем вольготно, не теснясь и не мешая друг другу, среди высоких сосен, рябин, яблонь и берез.

Мы нагулялись, надышались, Герцог пометил территорию где надо, сделал все свои важные дела, и мы вернулись в дом, тем более что к ночи стало прохладно.

Надежда Ивановна тем вечером из своей комнаты больше не выходила.

– Письмо читает, – сообщила озабоченная состоянием хозяйки Вера Николаевна, пригласив меня поужинать с ней в кухне.

Есть не хотелось. Но для приличия и поддержания компании я попила чаю с вкусным домашним вареньем из крыжовника и оладушками, благо мне на все диеты глубоко по фаренгейту: лишние калории на моем девичьем стройном стане не откладываются в жировые накопления. Я же говорю: уникальная я девушка!

Герцог получил порцию свежей баранины с овощами, даже изобразил нечто вроде благодарного кивка головой, но не поручусь, вполне могла и ошибиться.

– Переживает она, – делилась своими опасениями Вера Николаевна, – как бы приступа не было.

– Но это же радостные переживания, – подбодрила я ее.

– От радостных, знаешь, тоже… – отмахнулась домработница.

А я пошла спать, не вступая в дебаты. Устала.

– Ну? – спросила я у Герцога, достав из специальной сумки его плетеную корзинку-кровать. – Где предпочитаете расположить ваше лежбище?

Герцог неспешно прошелся по комнате, явно испытывая мое терпение, остановился возле кресла, повернул ко мне голову и скривил морду, что в его исполнении означало саркастическую улыбку.

– А давай! – махнула я разрешающе рукой, вступая в заговор с Его Высочеством.

Он легко запрыгнул на кресло, покрутился, примеряясь, улегся эдак картинно: кончики лап свешиваются с края, голова тяжелая сверху. Эстет, мать его итить!

Я заснула практически сразу, и сквозь сон мне не то привиделся, не то послышался на самом деле шум мотора заезжающего на участок автомобиля и громкий скрип тормозов.

Часа в четыре дня ему позвонила обеспокоенная до крайности Вера Николаевна, верная бабушкина помощница, по совместительству ее же домоправительница, и сообщила, что к бабуле приехала какая-то девица из Москвы с письмом от старой подруги и Надежда Ивановна ужасно разволновалась.

Твою ж мать! Какая там девица?!

– Гоните ее к чертовой матери! – прорычал приказание Битов.

– Я пыталась, но Надя не разрешила, – повинилась Вера Николаевна. – Распорядилась, чтобы она у нас пожила, она с ней поговорить хочет, порасспросить и ответ писать собралась.

– Ладно, – принял решение Влад. – Я при-еду, разберусь.

– Ой хорошо бы, Владислав Константинович, – порадовалась домработница и попыталась успокоить: – Но она вроде ничего девочка, наглая, конечно, но вроде ничего.

Какого черта! Что за подруга такая неведомая вдруг нашлась?!

По-хорошему надо бы прямо сейчас поехать и разобраться там с этой девицей непонятной, но сейчас он никак не мог! Дела, как водится, срочные и важные, к тому же он и так собирался завтра, в субботу, рано утром поехать на выходные.

Через час от агента «Вера» поступило новое сообщение: они обедают. Вроде бы мирно, и бабушка рада присутствию девочки и чувствует себя неплохо.

– А девочка такая, ну, столичная, – докладывала домработница, – юбчонка коротющая, чуть не по самое это, каблучищи, маечка в облипочку, полгруди видать. И собачка у нее, маленькая такая, страшненькая, но хорошая собачка, серьезная.

Что там происходит? Охренеть! «Юбочка по самое это! Полгруди видать!», да что за дела? Какую там профурсетку к бабушке занесло и за каким хреном?!

Он напрягся всерьез от непоняток, тревоги за Надежду Ивановну, невозможности немедленно разобраться и глубокой подозрительности к «засланной казачке» с собачкой. А если это… Далее варианты про гадских конкурентов и вообще недоброжелателей разного уровня.

А вы бы что подумали? Что какая-то девица тусовочно-тупого образца с собачкой приперлась из самой Москвы передать бабушке письмо?! Нормальный заход, по-вашему? А такая услуга, как почта, предусмотренная именно для таких вот доставок?

Битов весь извелся к концу дня, тем более что сообщения от Веры Николаевны поступали все более настораживающие. Бабушка из комнаты не выходит, ужинать отказалась, плакала, лекарства пьет. Звонить самой бабуле и выяснять, что там на самом деле у них происходит, он не стал, понимая, что может наговорить чего сгоряча и расстроить ее еще больше.

«Убью! – холодно подумал про незнакомую девицу Битов. – Придушу стерву!»

Он смог выехать только после десяти вечера. Умотанный делами, рабочими вопросами и тревогой за бабушку, и не заметил, как доехал.

– Как она? – спросил с ходу у Веры Николаевны, вышедшей его встречать.

– Спит. Напереживалась, но обошлось без приступов.

– А девица?

– Тоже спит. В розовую гостевую мы ее определили. Да не беспокойтесь вы уж так, Владислав Константинович, Наденька девочке очень рада.

– Разберемся, – хмуро пообещал он.

Загоняя машину в гараж, он чуть не поцеловался с задком припаркованного уже там джипа, по привычке заруливая на свое место, лишь в последний момент успел резко ударить по тормозам и громко выматерился.

Всем в этом доме известно, что в двухместном гараже он ставит свою машину слева! Какого хрена! Битов сдал назад и раздраженно въехал в гараж справа. Чужой джип, словно издеваясь, посверкивал серебристым боком, будто наигрывая на натянутых нервах Влада фальшивую до зубовного скрежета мелодию.

Он вышел из машины, громко хлопнув дверцей, и, засунув руки в карманы, неприязненно поразглядывал незваного пришельца какое-то время. Вообще-то тойотовский «двухсотый» Land Cruiser не соответствовал образу бесцеремонной девицы, который сложился уже у него в голове. Ну в том смысле, что юбочки по самое не могу, каблуки-маникюр, полгруди миру напоказ и мелкая трясущаяся шавка под мышкой. Такие мармулеточки предпочитают ездить совсем на других машинках: красненьких, быстрых-быстрых и дорогих.

Ладно, все завтра!

Влад осторожно заглянул в комнату бабушки, удостоверился, что она спокойно спит, отказался от чая, ужина и любой другой заботы, предложенной верной домработницей, поднялся на второй этаж в свои хозяйские комнаты, по-быстрому принял душ и завалился в изнеможении спать.

По укоренившейся годами привычке Битов проснулся рано, часов в шесть. Обычно он баловал себя в выходные продолжением прерванного сна – легкой, нежащей полудремой, но сегодня притаившиеся на ночь, но никуда не девшиеся тревога и раздражение к сибаритству не располагали. Он быстро выбрался из кровати и отправился на пробежку.

Бегать по-настоящему и всерьез Влад не любил, поэтому предпочитал для разогрева мышц короткий маршрут: через мост по тропинке на том берегу реки, с которой открывались красивые виды, и назад.

Вернувшись, спустился в подвал, где оборудовал небольшой спортивный зальчик с несколькими тренажерами. Битов никогда ни на чем не фанател, не имел такой привычки. Тем более на ставшем в последние годы таким модным спортивном образе жизни, вот и предпочитал разминаться в удовольствие: хочу и могу и еще немного сверху, для нагрузки.

Стоя под упругими струями душа после тренировки, он наконец почувствовал, как отпускает напряжение и расслабляются мышцы. Хорошо!

Как Влад и предполагал, он оказался сегодня не единственной ранней пташкой. На веранде за столом, накрытом к завтраку, уже чаевничали Вера Николаевна с бабушкой, поджидая его.

– Здравствуй, мой хороший, – разулыбалась бабуля, протягивая руки ему навстречу.

– Привет, красавица, – обнял и расцеловал он бабушку. – Как ты?

– Да нормально!

Влад сел рядом с ней, подвинул к себе чашку с блюдцем, Вера Николаевна засуетилась вокруг него, наливая чаю, подвигая поближе тарелочку с горкой горячих сырников, вазочки со сметаной и вареньями. Он поблагодарил, положил себе три штуки, отпил душистого чаю и только тогда приступил к выяснениям.

– Разведка донесла, что к тебе тут гостья непонятная приехала, – посмотрел он внимательно на Надежду Ивановну.

– Ох уж эта мне разведка! – Бабушка красноречиво посмотрела на засмущавшуюся домработницу. – Ни согрешить, ни покаяться, тут же донесут!

– Просто мы о тебе беспокоимся, – примирительно пояснил Влад в тысячу неизвестно какой раз.

Это постоянная тема для их пререканий – доклады Верочки о состоянии здоровья и настроениях бабушки и ворчание Надежды Ивановны на тотальный контроль.

– Так что за барышня к тебе приехала? – настаивал Битов.

– Ее зовут Василиса, – принялась пояснять бабушка. – Она внучка моей давней, очень близкой подруги… – И загрустила, отвернулась. – Очень давно мы по глупости и непониманию разругались, я на нее сильно обиделась и только с годами поняла, как была не права. Но дурацкая гордость не позволяла мне сделать первый шаг к примирению, а Лидочка все эти годы считала себя виноватой. – Она посмотрела грустно на внука, погладила его по голове. – Люди совершают столько нелепых, трагических ошибок и годами живут с их последствиями.

– Все это понятно, – перехватил ее ладонь, поцеловал и положил на стол, накрыв своей большой ладонью сверху, Битов. – Непонятно, при чем тут эта Василиса?

– Здравствуете! – весело и звонко поздоровался со всеми объект обсуждения.

Та-а-ак! Битов бесцеремонно уставился на незнакомку, заочно успевшую его раздражить до невозможности. Он неторопливо и со вкусом прошелся оценивающим взглядом с головы девушки до кончиков каблуков.

Вообще-то надо было сразу сообразить, что для Веры Николаевны «юбочка по самое это» могла быть и скромной юбкой-карандаш на ладонь выше колена, а «полгруди напоказ» – расстегнутой верхней пуговицей строгой офисной блузы.

Но в чем-то она была права несомненно!

Высокая, где-то метр семьдесят, девушка казалась еще выше из-за каблуков. Неброская, некричащая красота лица. Нежная, чистая, даже с расстояния понятно, что шелковистая на ощупь кожа, правильный овал, правильный аккуратный носик, полные губы с четким естественным контуром, упрямый милый подбородок и потрясающие глаза насыщенного василькового цвета, чуть приподнятые к вискам, все это в легком утреннем макияже и с бриллиантовыми сережками-гвоздиками в мочках маленьких красивых ушек!

Класс! Первое определение, приходящее на ум. Холеная – второе!

Длинные рваные прядки, обрамлявшие лицо, переходили в густую, продуманно небрежно и легко заплетенную, перекинутую на грудь, насыщенного цвета потемневшей пшеницы косу, доходившую почти до талии.

О да, грудь! Поэма! Тяжелая, упругая, размера четвертого, с глубокой ложбинкой, открытой взору совсем не пошлым декольте с панорамным видом внутрь, а вполне нормальным вырезом обтягивающей ее белоснежной майки. Тонкая талия, подчеркнутая той же майкой и льняными шортами цвета апельсина, затянутыми ремнем и нежно обтягивающими умопомрачительные бедра. И вовсе не до ягодиц, а на ладонь ниже попки.

Далее ноги-ноги-ноги офигенной формы и красы плавно перетекали через изысканные точеные колени в столь же офигенные икры, спускались-сужались до еще более изысканных и утонченных лодыжек и триумфально заканчивались узкими стопами с тонкими аристократичными пальчиками с ярко-красным лаком на ноготках, уверенно стоящими на высоких каблучках дизайнерских ярко-оранжевых туфелек с открытым носком.

Дополняла наряд длинная расстегнутая прозрачная рубашка-накидка с бело-оранжевым абстрактным узором, как и все остальные вещи именной марки от известного дизайнера соответствующей ценовой категории элитного уровня.

Прикид дамочки был вызывающе эротичен, но далек от пошлости и уж точно не на грани фола. Вернее, не так! Сама девушка была вызывающе, невероятно эротична, от нее во все стороны волнами расходилась сексуальная женская манкость, а наряд лишь подчеркивал это.

А вот на руках никаких колец и браслетов, и прекрасная шейка обошлась без украшательств из цепочек и подвесок. Даже как-то странно.

Но все равно она была фифочка. Дорогая, избалованная, ухоженная до глазури, упомаженная, насалоненная, явно высшего уровня, но столичная тусовочная фифочка!

Правда, была одна деталь, которая не вписывалась в образ, как и «крузак», стоявший в гараже Битова, – никакой собачки под мышкой у нее не было, а то, что находилось у ее ноги и с явной угрозой не мигая смотрело на него, никоим образом нельзя было причислить к отряду шавок или домашних собачек! Скорее к боксерам, побывавшим в смертельных переделках и готовым биться насмерть.

Ну с этими непонятками он разберется позже! Увлекшись изучением девушки, Битов и не заметил, что на веранде повисла звенящая от напряжения тишина, и почувствовал это, только когда девушка заговорила.

– Мне повернуться? – Она смотрела на него понимающе и даже с какой-то долей снисхождения, скептически улыбаясь правым уголком своих потрясающих губ.

– Все, что меня интересовало, я уже увидел, – спокойно отказался от предложения Битов.

Чтобы его смутить, надо очень постараться, он по крайней мере таких умельцев пока не встречал.

– Влад, прекрати! – потребовала, словно хлестнула, бабушка.

От ее окрика он как опомнился. Черт, эта девица его завела! Да так, что он забыл про других присутствующих! И до эрекции довела, зараза! Что за дела такие?! Это от злости, понял Битов, и от их явного взаимного противостояния, и от того, как она встала, несколько демонстративно, скептически улыбаясь все понимающей улыбочкой, и, разумеется, от окружающего ее ореола сексуальности. Ну надо же, завелся!

– Познакомьтесь, – строго приказала бабушка и сама принялась представлять их друг другу. – Василиса, это мой внук Владислав Константинович Битов. А это, как ты уже понял, Василиса, внучка моей подруги. Давай, Васенька, садись скорее за стол, а то все уже простыло.

Я проснулась ранехонько для выходного дня – около семи, но чувствовала себя абсолютно выспавшейся и отдохнувшей, что значит свежий воздух! Быстренько умывшись, привела себя в порядок, оглядела себя любимую в зеркале и не нашла, к чему придраться в облике. Ну что ж! Солнце в моем лице взошло и было готово к общению с народом.

Народ определенно давно и с удовольствием бодрствовал, с веранды через распахнутые двери доносились голоса, а в доме умопомрачительно пахло выпечкой.

Через стеклянные створки дверей я рассмотрела незнакомого мужика, сидевшего слева за столом рядом с Надеждой Ивановной, и поняла, что ночной шум мне таки не приснился. Интересно, чего он там тормозами баловался?

Мы с Герцогом вышли на веранду, и я успела услышать конец фразы про себя прекрасную, произнесенной незнакомцем:

– Непонятно только, при чем здесь эта Василиса?

– Здравствуйте, – радостно поздоровалась я, предчувствуя интересное шоу.

Мужик мои ожидания оправдал – уставился на меня. Да, милый, можешь полюбоваться! Я даже специально прошла вперед, чтобы стол не перекрывал ему обзор, и остановилась в несколько вычурной подиумной позе, но без перебора. Ну вот такая я вредная стервочка!

Он рассматривал меня внимательно, неторопливо, со вкусом, с видом знатока-исследователя.

Ну что ж! Тогда я тоже в игре! И я принялась рассматривать его столь же научно-познавательно.

А ничего мужик! Здоровый такой! Лет эдак тридцати пяти, широкий разворот плеч, никакого намека на дряблость и животик, наверное, качалку посещает. По прикиду так точно не напрягает ручки за оклад – физическим трудом на такие шмотки не заработаешь, да и домик этот, по всем раскладам, его наверняка. Значит, качалка и всяческие виды спорта модные. А почему нет? И для деловых переговоров удобно, и для закрепления оных дружеским братанием на почве одинаковых спортивных пристрастий. Мой папик тоже это практикует с большим удовольствием: полезно и для здоровья, и для бизнеса. Так что это большой плюсик мужику.

Что у нас еще в плюсиках? Серьезное какое лицо! Не кра-а-савчик, слава богу, а настоящее мужское интересное лицо классической формы: нос чуть кривой, явно перебит когда-то давно, губы чувственные, глаза злые, непростые такие глаза, светло-карие, волевой подбородок. Темные густые волосы без укладки, но дорогая стрижка, видно сразу, что дорогая, не брюнет, скорее шатен. Нет, все-таки можно сказать, что красивый, вернее по-мужски сурово привлекательный. Мне понравился. В плюсик!

Мощная колонна шеи, руки сильные, крупные ладони с длинными пальцами. Тоже красиво, на мой взгляд. Что там еще можно рассмотреть, он же сидит! Ага, а у мужчины эрекция! Ну это нормально, можешь смотреть дальше, милый! Однозначно, мужик нормальной ориентации! Большой плюсик! И ноги у него красивые – сильные, длинные. И рост у него правильный, точно метр восемьдесят восемь есть, а может, и больше. У моего папика метр восемьдесят восемь, поэтому я на глаз сразу определяю, какой у мужика рост. Еще-е-е плюсик.

Все эти плюсики к физической составляющей исследуемого объекта, так сказать, а вот что он за фрукт и что за личность, неизвестно еще. Так что остановимся пока на моем, дорогого стоящем, между прочим, одобрении тебя, красавец, как мужской особи.

Он закончил осмотр достопримечательности имени меня, и я, посмеиваясь про себя, предложила ему осмотреть дополнительно и мои тылы, но резкий окрик Надежды Ивановны привел нас обоих в чувство.

О как! Оказалось, я заигралась в гляделки! Надо же! Что-то давненько меня не заинтересовывали до такой степени мужчины!

Надежда Ивановна представила нас друг другу, пригласила меня к столу, и по обоюдному умолчанию мы с представленным мне теперь господином Битовым решили отложить разборки на время.

То, что разборки будут иметь место, было понятно и неизбежно, как восход двух солнц сегодня поутру: меня и небесного светила. Владиславу Константиновичу я не нравилась. Нравилась и даже слишком как женщина и до желваков на скулах и сведенных недовольно бровей не нравилась как личность.

Какой хорошенький! Все-то ты про меня уже понял и выводы сделал и мечтаешь выгнать взашей подальше! Ну как же! Я же расстраиваю любимую бабушку, и это может отразиться на ее здоровье! Кстати, еще один большой плюс ему – он на самом деле очень любит свою бабушку и страшно беспокоится о ней.

Я тоже люблю свою бабушку, поэтому фиг ты меня выгонишь, внучок! Ломом не сковырнешь из своего дома, пока я письма обещанного не дождусь!

Так! Завтрак протекал в напряженной обстановке.

Для всех, кроме меня. Я наслаждалась обалденными сырниками, уплетая их за обе щеки, сдабривая всяческими вареньями и запивая душистым чайком, наслаждалась напряжением хозяина дома и его явным раздражением и неприятием меня и недовольством в свой личный адрес за неожиданное легкое возбуждение, которое я в нем вызвала. Ой, пардон, я случайно!

Нет, все-таки все мужики непроходимые тупицы! Даже самые умные и битые, самые ушлые и хитрованы последние, даже аферисты профессиональные! Они ловятся на внешность, принятые и навязанные социумом эталоны поведения и понятия, как дети на конфетку, и классифицируют по ним людей! И сами себя загоняют в ловушку собственных домыслов и, как им кажется, умения просчитывать людей! А потом удивляются беспредельно и пытаются убедить себя в собственной правоте и глубоком знании жизни.

Ну например. Моя подруга Ольга – обладательница модельных параметров полным пакетом: рост, вес, внешность, к тому же натуральная блондинка. Ей тридцать два года, но выглядит она на двадцать. Представили? Как, вы думаете, к ней относятся мужчины, даже очень продвинутые и умные? Правильно, как к блондинке модельной внешности – то бишь внешность есть, ума нет, но нам и внешности твоей вполне достаточно, детка! Она никогда не вела себя развязно, вызывающе, не одевалась в откровенно призывные наряды, но это не имело значения! Мужики относятся к ней по стереотипу «блондинка-модель». А Ольга, между прочим, доктор наук, и без дураков и скидок на внешность заработала это звание, и поумнее всех мужиков на ее кафедре!

Или еще пример. У моего папика есть знакомый Артур, бизнесмен высшего мирового уровня, и такие красивые и элегантные схемы и дела просчитывает и проворачивает, что его партнеры и конкуренты только крякают от безнадежности и зависти черной, жгучей к его талантам и способностям. Но если он появится, скажем, в Международном бизнес-центре, то его туда просто не пустят, а если пустят, на переговорах русские мальчики с надутыми щечками в лондонских костюмах ручного пошива известной фирмы его всерьез не примут и будут презрительно снисходить до того, что он там говорит. А он их сделает за пять минут и оставит обтекать со всеми этими щечками, «Ролексами» и костюмами. Да потому, что он выглядит как мальчишка! Худой, поджарый, носит только джинсы, футболки, свитера, мокасины на босу ногу, и плевал он на все дресс-коды! Ему так удобно и комфортно! Он гений по жизни и капризный гений по убеждениям, которые звучат так: не собираюсь подстраиваться под мир и чужое мнение, пусть мир подстраивается под меня.

Вот так! Так что, господа, призываю! Прежде чем судить о человеке, потрудитесь хотя бы немного его узнать и пообщаться с ним!

Но лично я люблю играть в эту игру. А что, пока меня это еще веселит и развлекает, когда надоест, придумаю что-то другое.

Но я снова отвлеклась!

А что у нас тут происходит за столом? Вроде все мирно, по-домашнему, бабушка с внуком обсуждают текущие хозяйственно-бытовые дела и заботы: барахлящий бойлер, баню, предстоящее обследование у врачей Надежды Ивановны, верная домработница принимает в разговоре живейшее участие, одна я выпала.

Хотя нет, не одна.

Герцог не пристроился привычно возле меня, а лежал в паре метров от стула хозяина дома в позе сфинкса: передние лапы вытянуты, задние поджаты, голова гордо вскинута – и не отрываясь смотрел на господина Битова. Я усмехнулась.

Мужчина нет-нет да и посматривал на него, не прерывая разговора, который понемногу затухал, теряя актуальность, когда главные темы уже обсудили.

– Васенька, может, еще чайку? – спросила меня Надежда Ивановна.

– О нет, спасибо! Все было потрясающе вкусно, я, пожалуй, даже увлеклась!

– У тебя есть какие-нибудь планы на сегодняшний день? – добро улыбаясь, спросила она.

– Да нет, ничего конкретного, – поделилась я планами. – Хотела прогуляться, посмотреть ваш поселок и окрестности.

– Вот это правильно, у нас здесь очень красиво, – порадовалась Надежда Ивановна моим интересам и предложила: – А Влад тебе все покажет и расскажет. Он же этот поселок строил, он лучше всех здесь все знает.

О как! Интере-е-есно!

– Извини, бабуль, в другой раз, – отказался сразу от такой перспективы проведения досуга выходного дня внучок. – Мне на ферму надо, да и баню я хотел затопить.

– А ты возьми Василису с собой, покажешь ей свою ферму, это тоже интересно, – вдохновилась старушка идеей.

Э нет! Так не пойдет! Меня нельзя взять и навязывать мне чьи-то желания и решения нельзя! Да и мужик напрягся, не желая огорчать отказом бабушку любимую. А мне таких добровольцев принудительных не надо! Не по чину и не по красоте моей!

– Вы знаете, я тут посмотрела в Интернете, что у вас здесь прекрасные исторические места, – обходным маневром отказалась я, перенаправив тему в иное русло. – Вот я и подумала, а не съездить ли мне в Великий Новгород, там наверняка и красиво, и есть что посмотреть.

Надежда Ивановна тут же ухватилась за новую вводную, оживилась еще более, определенно вынашивая тайный план замирить меня с любимым внучком. Мы с мужчиной просекли это одновременно, и Битов поспешил соскочить с крючка.

– У вас странная собака, – обратился он ко мне.

– Это не собака, это пес, – пояснила я, слизывая с чайной ложки варенье. – И то по своей физической сути, а душа в нем живет человеческая.

– А почему он так странно на меня смотрит? – таки спросил Владислав Константинович.

Долго же он продержался.

– А вы догадайтесь с восьми раз, – предложила я, зачерпнув еще немного варенья из вазочки.

– Я ему не нравлюсь, – констатировал мужчина.

– Он не мыслит такими категориями: нравитесь, не нравитесь, – с растяжкой и значением поясняла я. – В данный момент он чувствует исходящую от вас скрытую опасность для меня, вот и следит.

– И что он сделает, если эта опасность станет явной? – усмехнулся Битов.

– Ну, до горла вашего он не доберется, но лодыжку прокусит гарантированно, – я вернула ему усмешку.

– Уважаю, – протянул Битов.

– Дети! – призвала нас Надежда Ивановна. – Перестаньте!

– Надежда Ивановна, – перестала я и спросила о более насущном для меня: – Вы прочитали бабушкино письмо?

– Прочитала, – вздохнула старушка. – Это очень тяжело. Столько лет прошло, столько времени потеряно. Жизнь прошла.

– А вы ей напишете? – тихо и осторожно выпытывала я.

– Напишу, – твердо пообещала Надежда Ивановна. – Столько всего сказать хочется.

– А вы поговорите с ней по телефону, – двинула я рацуху. – Прямо сейчас. У бабушки есть сотовый, я скажу вам номер!

Надежда Ивановна задумалась на несколько секунд, вздохнула:

– Это хорошая мысль. Я позвоню. Но мне надо собраться с духом.

– Но все же просто! – стараясь говорить спокойно и где-то даже нежно уговаривая, старательно скрывала я досаду. – Вы обе ни в чем не виноваты, и обе до сих пор любите друг друга и скучаете. Ну и что, что прошло столько времени, еще все можно исправить и общаться с радостью!

– Ты права, деточка, – кивнула Надежда Ивановна, и в глазах у нее предательски сверкнули слезинки. – Я обязательно позвоню, обещаю. Мне эта идея нравится. Вот только соберусь с мыслями, успокоюсь немного и позвоню.

Она поднялась с кресла, внук поспешил поддержать ее под локоть, помогая встать.

– Я прогуляюсь по участку, – сказала она. – Можно взять в напарники твоего Герцога?

Вот ведь хитрющая старушенция, поняла, что надо удалить возможную опасность с поля, чтобы не мешал нам с ее внучком любимым выяснять отношения.

– Надежда Ивановна, – рассмеялась я. – Герцога нельзя взять или не взять, Его Высочество сам решает, что делать, но ему можно предложить.

– Герцог, составишь мне компанию? – спросила бабулька у кобеля.

Он посмотрел на нее, перевел взор волоокий на Битова, что-то там узрел в нем, понятное только ему, живенько поднялся и повернулся к ступенькам, показывая готовность сопровождать пожилую даму.

– Ну вот и компаньон, – рассмеялась она и, как ей казалось, незаметно смахнула слезинку. – А вы тут не ругайтесь. Владик, не обижай девочку!

Ну-ну! Нет, он может попробовать, конечно, но результат не гарантирую. Зато гарантирую незабываемые впечатления до самого вечера от резкого соприкосновения моего колена с областью его паха.

Владислав Константинович, придерживая бабушку, помог ей спуститься со ступенек, проследил, как они с Герцогом неспешно двинулись в глубь участка, махнул ей рукой, когда она оглянулась, и стремительным шагом вернулся на веранду. Он обошел стол, подошел ко мне, протянул руку ладонью вверх, приглашающим жестом:

– Прошу!

Я посмотрела на предложенную ладонь, перевела взгляд снизу вверх на него, величаво приняла приглашение, вложив свою нежную ладошку в его руку, и встала со стула.

Ну, это правильно, лучше выяснять отношения подальше от глаз Надежды Ивановны. Оно так вернее будет и куда как интереснее!

Господин Битов указал мне рукой направление следования – в дом, пропустил даму вперед и двинулся следом, условно придерживая под локоток, то есть еле касаясь.