Небо Монтаны Робертс Нора

Трудно было свыкнуться с мыслью, что младший братишка уже отец семейства. Но так уж сложилось. Достаточно было Заку кинуть один взгляд на Шелли Петерсон, и он втюрился по самую шляпу. Двух лет не прошло, а Бен уже дядя. В последнее время Бен вообще почему-то стал чувствовать себя чуть ли не стариком.

Такое ощущение, словно он старше Зака не на три года, а на все тридцать.

Бен направил коня вверх по склону лесистого холма. Тут было свежо и прохладно. На глаза Маккиннону попался олений след. В другое время Бен с удовольствием поохотился бы. Мать так любит свежую оленину. Вот и Чарли с надеждой оглянулся на хозяина, понюхал землю. Псу не терпелось в дело. Но Бен сегодня был не в том настроении, чтобы охотиться.

Он чувствовал в воздухе запах снега. Если подняться повыше в горы, там уже все белым-бело. Канадские гуси потянулись к югу, а это значит, что зима будет ранней и суровой. Даже ручей, сбегавший вниз по склону, журчал уже как-то по-зимнему.

Стволы сосен стали крепче, земля уже не проминалась под копытами. Бен ехал вдоль ручья. Здешние леса он знал не хуже, чем двор собственного дома. Вон сухая ольха, под которой они с Заком когда-то искали зарытое сокровище. Неподалеку поляна, где Бен завалил своего первого оленя. Отец стоял рядом с мальчиком, наблюдал. В этом ручье в детстве Бен ловил форель — ее тут прорва, только сунь в воду руку.

Где-то здесь скала, на которой Бен вырезал кремнем имя своей первой любви. Должно быть, буквы с тех пор уже стерлись. Хорошенькая Сюзи Болайн в том же году сбежала в Хелену с гитаристом.

Даже сейчас, столько лет спустя, сердце у него сжалось от этого воспоминания, хотя сентиментальным Бен себя отнюдь не считал. Он неспешно ехал вверх по склону, среди скал и зарослей своего детства. Конь сам находил тропу, а вокруг пестрели немыслимыми осенними красками деревья, похожие на красоток, принарядившихся для субботнего бала.

Наверху воздух был разреженней и холодней, сильнее пахло снегом. От удовольствия Бен аж присвистнул. Он с пользой съездил в Боузмен, но ужасно соскучился по родным местам — по простору, одиночеству, запаху земли. С собой он взял одеяло — мол, на всякий случай, хотя на самом деле уже твердо решил, что ночку-другую непременно проведет у костра.

Можно подстрелить зайца, поджарить рыбки или, на худой конец, с ковбоями переночевать. Можно и в одиночку. Пора перегонять стадо на равнину. Если в воздухе так сильно пахнет снегом, значит, скоро заморозки. Оставлять стадо на горном пастбище ни в коем случае нельзя. Но ничего, время еще есть.

Он на миг остановился, зачарованный красотой пейзажа: зеленый луг с пасущимися коровами, быстрая горная речка, ковер полевых цветов, ароматы, щебетание птиц. Как люди живут в закопченных городах, среди каменных коробок, толп и бесчисленного количества проблем?

Где-то неподалеку хлопнул выстрел, и конь дернулся. Бен тоже встрепенулся. Охотник в здешних местах — не редкость, но все же… Раздался еще один выстрел, Маккиннон пришпорил коня и понесся рысью в том направлении.

Сначала он увидел лошадь и сразу узнал ее. Аппалуза крупно дрожала всем телом, привязанная к ветке дерева. Сладко и пьяняще пахло кровью, внутри у Бена все сжалось. Но почти сразу же он увидел Уиллу. Она стояла с винтовкой в руках, а у ее ног лежал здоровенный гризли. Чарли глухо зарычал, рванулся вперед, но, повинуясь команде хозяина, вынужден был умерить пыл.

Маккиннон подождал, пока Уилла обернется, и лишь потом спрыгнул на землю. Лицо у нее было бледное, темные глаза блестели.

— Ты уверена, что он сдох?

— Уверена.

Уилла нервно сглотнула. Она терпеть не могла вида крови, а уж убивать живую тварь — тем более. Не могла спокойно смотреть, как куриц режут — потом кусок в горле застревал.

— У меня не было выбора, он сам на меня кинулся.

Бен кивнул, на всякий случай вынул из чехла ружье и приблизился к медведю.

— Ну и туша.

Страшно было подумать, что эта туша могла бы сделать с всадницей, если б застигла ее врасплох.

— Медведица, — негромко констатировал Бен. — Значит, и медвежата где-то неподалеку.

Уилла убрала ружье и сказала:

— Я и сама догадалась.

— Хочешь, я ее освежую?

— Я справлюсь без тебя.

Бен кивнул, но тем не менее вынул нож.

— И все-таки я тебе помогу. Медведица здоровущая. Жалко, что с твоим стариком так вышло.

Уилла тоже обнажила нож — широкий, острый, такой же, как у Бена.

— Ты же его ненавидел.

— Все равно жалко. Ведь ты-то относилась к нему нормально.

Он взялся за работу, стараясь поменьше пачкаться, но все равно перемазался в крови и сале.

— Утром Нэйт заезжал.

— Это меня не удивляет.

В стылом воздухе пахло кровью. Подошел Чарли, помахивая хвостом, тактично ткнулся мордой в требуху. Бен поднялся над тушей, заглянул Уилле в глаза.

— Я знаю, ты злишься. Валяй, не стесняйся. Но учти: это чертово завещание сочинял не я. Что от меня требуется — сделаю. И прежде всего я хочу знать, чего это ты разъезжаешь тут в одиночестве.

— По той же причине, что и ты. У меня в горах люди и скотина. Нужно переправить их вниз. Можешь быть уверен, что я свое дело знаю не хуже, чем ты.

Он помолчал, ожидая, не скажет ли она чего-нибудь еще. Ему всегда ужасно нравился ее голос — хрипловатый, словно чуть подернутый ржавчиной. Как будто она недавно проснулась. Бен не раз сокрушался из-за того, что такой сексуальный голос достался не тому, кому надо.

— Нам вместе год куковать, так что будет время посмотреть, на что ты способна.

Уилла на это ничего не ответила, и Бен, облизнув губы, спросил:

— Башку на стенку повесишь?

— Нет. Охотничьи трофеи — это забава для мужчин. Мужики любят хвастаться, а мне это ни к чему.

Бен усмехнулся:

— Это точно, трофеи мы любим. Из тебя тоже получился бы неплохой трофей. Ты настоящая красотка. Впервые говорю девчонке комплимент, стоя над кучей медвежьей требухи.

Устоять перед его обаянием было непросто, но Уилла не поддалась. За последние годы противиться чарам Бена Маккиннона вошло у нее в привычку, стало чуть ли не смыслом жизни.

— Мне не нужна твоя помощь — ни с медвежьей шкурой, ни с хозяйством.

— И тем не менее я тебе помогу и с первым, и со вторым. Можем делать это по-доброму, а можем собачиться — выбирай сама. — Он рассеянно потрепал Чарли по загривку, и пес тут же сел рядом с ним, как вкопанный. — Мне, по правде говоря, наплевать.

Он заметил, что под глазами у нее тени — словно кто-то чуть примял пальцами золотистую кожу. Да и губы, всегда казавшиеся Бену такими аппетитными, сурово поджаты. Похоже, плакала. Лучше уж пусть злится — и он знал, как этого достичь.

— А твои сестренки? Они такие же красотки? — Уилла не ответила, тогда Бен продолжил: — Уверен, что они повежливей, чем ты. Надо будет наведаться, познакомиться с ними. Пригласила бы ты меня на ужин, а? Посидели бы, поговорили бы, как быть с твоим ранчо. — Ее глаза вспыхнули опасным пламенем, и Бен довольно ухмыльнулся. — Сработало. Так я и думал. Господи, какое у тебя личико! От злости ты прямо расцветаешь.

Уилле не нравилось, когда он называл ее красивой, — от этого внутри у нее все сжималось и делалось как-то не по себе.

— Заткнулся бы ты. Займись лучше тушей.

Бен сидел на корточках, изучающе посматривал на Уиллу.

— А может, не будем разводить всю эту волынку? Давай лучше поженимся, и дело решится само собой.

Вцепившись в рукоятку окровавленного ножа, Уилла сделала три медленных, глубоких вдоха. Она отлично понимала, что Бен ее провоцирует, хочет, чтобы она заорала, затопала ногами. Не дождется! Чуть склонив голову, Уилла ледяным тоном заметила:

— Скорее эта дохлая медведица оживет и отгрызет тебе задницу, чем я соглашусь стать твоей женой.

Бен встал, крепко взял ее за запястье. Она дернула руку, но высвободиться не смогла, а Маккиннон доверительно сказал:

— Ты меня видала в гробу, я — тебя. Но я подумал, что мы могли бы договориться по-хорошему. Жизнь — штука длинная, а год — не так уж много.

— Иногда и один день — слишком много. Отпусти меня, Бен. — Она смотрела на него снизу вверх. — Не советую шутить с женщиной, у которой нож в руке.

Бен запросто мог бы выбить нож из ее руки, но решил, что лучше этого не делать.

— Будешь портить мне жизнь, да?

Наверняка будет, и это не только раздражало его, но и почему-то возбуждало. Уилла поразительным образом умела вызывать в нем два этих несовместимых ощущения.

— Заруби себе на носу: мне ничего твоего не нужно, — продолжил он. — И не надейся, что я соглашусь променять свою свободу на кусок земли и стадо коров.

При этих словах Уилла побледнела, а Бен удовлетворенно кивнул.

— Мы с тобой отлично понимаем друг друга. Может, я и женюсь на одной из дочек Джека, но с тобой у меня чисто деловые отношения.

От оскорбления кровь бросилась ей в голову.

— Ах ты, сукин сын…

Бен на всякий случай вцепился и во вторую руку, сжимавшую нож.

— Я тоже люблю тебя, милая. Давай-ка лучше подвесим медведя, а тебе не мешает умыться.

— Я подстрелила медведя, я и подвешу…

— Не стоит шутить с мужчиной, у которого нож в руке, — лучезарно улыбнулся Бен. — Давай не будем портить друг другу кровь, а?

— Не получится! — со страстью и отчаянием воскликнула она. — И ты сам это знаешь. Понравилось бы тебе, если бы ты оказался на моем месте?

— Но я не на твоем месте, — пожал плечами Маккиннон. — Иди, умойся. Нам еще ехать и ехать.

Он выпустил ее и присел на корточки, с любопытством наблюдая, как Уилла, задыхаясь от ярости, пытается успокоиться. На всякий случай Бен не расслаблялся — мало ли чего. Он вздохнул с облегчением лишь тогда, когда девушка, свирепо топая, направилась к ручью. Пес жизнерадостно помчался за ней.

Поглядев на ощеренную пасть медведицы, Бен пробормотал:

— Чертовы бабы. Твои клыки ей симпатичнее моих комплиментов.

Закончив освежевывать тушу, Бен пришел к заключению, что обманул Уиллу, когда сказал, что ему ничего от нее не нужно. Еще как нужно. И загвоздка в том, что чем яростней он это отрицает, тем сильнее потребность.

Почти час они ехали молча. Похолодало, ветер усилился, повалил снег. Пришлось надеть дубленые куртки. Чарли с энтузиазмом носился вокруг, обнюхивая снег.

— Половина медвежьего мяса достанется тебе, — внезапно сказала Уилла. — Это будет по справедливости.

— Очень щедро.

— В том-то и проблема. Никто из нас не хочет пользоваться щедротами другого.

Маккиннон отлично ее понял — лучше, чем она думала.

— Иногда приходится глотать то, что не можешь выплюнуть.

— Не все проглотишь, можно и задохнуться. — Уилла не выдержала и с обидой произнесла: — Представляешь, он почти ничего не оставил Адаму.

Бен искоса посмотрел на ее профиль.

— Что ж, Джек всегда отличал своих детей от чужих.

Вся штука в том, что Адам Вулфчайлд — не его кровь, подумал Бен. Для Джека не было ничего важней крови.

— Все равно, Адам заслуживает большего.

И получит свое, мысленно пообещала себе Уилла.

— Не стану с тобой спорить. Но скажу лишь, что твой брат ни в чьей помощи не нуждается и отлично умеет сам решать все свои проблемы.

«Кроме Адама, у меня теперь никого не осталось», — думала Уилла. Она чуть было не сказала это вслух, но вовремя спохватилась — зачем обнажать душу перед Маккинноном?

— А как дела у Зака? Я видела утром его самолет.

— Да, он летает, проверяет изгороди. По-моему, Зак вполне доволен жизнью. Во всяком случае, у него с лица не сходит идиотская улыбка. Они с Шелли прямо молятся на свою дочку.

И не только они, мысленно добавил Бен. Он и сам любит повозиться со своей маленькой племянницей.

— Хорошенькая малышка, — кивнула Уилла. — Но все-таки трудно представить Зака Маккиннона в роли примерного семьянина.

— У Шелли не больно-то разгуляешься, — сказал Бен и, не удержавшись, ехидно спросил: — Что, все не можешь забыть моего братца?

Уилла беззлобно улыбнулась. Когда-то, еще девчонкой, она была влюблена в Зака.

— Как вспомню о нем, так внутри все и замирает, — с деланной серьезностью сказала она. — Женщина, которую поцеловал сам Зак Маккиннон, после этого уже не смотрит на других мужчин.

— Душенька, — наклонился к ней Бен и крепко взял за косичку. — Ты так говоришь, потому что я тебя еще не целовал.

— Я скорей поцелуюсь со скунсом.

Бен расхохотался и как бы ненароком коснулся ее колена.

— Между прочим, это я научил Зака всему, что он знает.

— Может, и так, но я как-нибудь обойдусь без Маккиннонов, — дернула плечом Уилла и добавила: — Смотри-ка, дым.

В ее голосе прозвучало явное облегчение. Конец пути близок, быть наедине с Беном осталось недолго.

— Бригада, похоже, обедает.

Будь на ее месте какая-нибудь другая баба, подумал Бен, я бы просто взял ее за плечи, притянул к себе и поцеловал бы так, что она задохнулась бы. Сделал бы это из принципа. Но рядом с ним была не какая-то баба, а Уилла, и потому он распускать руки не стал.

— Я бы тоже перекусил. Но надо еще согнать стадо. Чувствую, еще один снегопад приближается.

Уилла согласно хмыкнула. Она тоже чувствовала запах снегопада. Но в воздухе пахло не только снегом. Еще чем-то. Кровью? Сначала Уилла подумала, что не до конца отмыла руки, но запах крови становился все ощутимей.

— Пахнет смертью, — пробормотала она.

— Что?

— Тут кого-то убили. — Уилла выпрямилась в седле, огляделась по сторонам. Ничего, полнейшая тишина. — Неужели ты не чувствуешь?

— Нет.

Но Бен знал, что ее чутью можно верить. Он тоже посмотрел по сторонам, а Чарли тем временем уже понесся вперед по снегу.

— Это у тебя из-за индейской крови такое чутье, — сказал Бен. — Наверно, кто-то из ковбоев подстрелил дичь.

Скорее всего, так оно и было. Провизии у бригады хватало, но полакомиться свежей дичью всегда приятно. Так-то оно так, однако откуда холодок недоброго предчувствия?

С неба донесся крик орла — дикий, гортанный, потом снова стало тихо. Снег ослепительно вспыхивал в солнечных лучах. Следуя не столько разуму, сколько инстинкту, Уилла направила лошадь в сторону от тропы.

— У нас нет времени на прогулки, — сказал Бен.

— Так поезжай себе.

Он выругался, проверил, расстегнут ли чехол ружья. В горах полно кугуаров и медведей. Вот черт! Ведь до лагеря всего каких-нибудь десять минут, а там наверняка горячий кофе на плите…

И тут Бен увидел. Нюх у него, может, был и похуже, чем у Уиллы, но зато на зрение он не жаловался. Снег был весь забрызган кровью. На черной шкуре бычка кровь запеклась сплошной коркой. Пес возбужденно кинулся навстречу хозяину.

— Ну и дела, — присвистнул Бен, спешиваясь. — Кто это его так раскромсал?

— Может, волки?

Уилла думала не о потерянных деньгах, а о понапрасну загубленном живом существе.

Бен покачал головой. Убить скотину, не тронув мяса? На волка что-то не похоже. И потом, где уж волку так искромсать живую плоть.

— Нет, это дело рук человека.

Уилла присмотрелась к туше и ахнула. Кто-то здорово поработал ножом — перерезал бычку горло, выпустил кишки. Чарли прижался к ее ноге, мелко дрожа.

— Тут какой-то живодер потрудился.

Она присела на корточки и подумала об убитом гризли. Там выхода не было — или ты медведицу, или она тебя. Но кому понадобилось безо всякой нужды мучить и убивать безвредную скотину?

— В двух шагах от лагеря, — удивилась Уилла. — Кровь уже замерзла. Значит, это произошло еще до захода солнца.

— Бычок из твоего стада, — сказал Бен, отыскав тавро.

— Какая разница?

Но Уилла уже взглянула на желтую бирку с номером, прикрепленную к уху бычка. Надо будет записать в учетную ведомость.

— Что это значит? В твоем стаде случалось что-нибудь подобное?

Она встала, посмотрела на струйку дыма, вившуюся над лагерем.

— Нет. — Бен тоже выпрямился. — А у тебя?

— В первый раз. И я не верю, что это мог сделать кто-то из моих людей. Да и из твоих тоже. Очевидно, в горах бродит кто-то чужой.

— Возможно.

Бен все еще хмурился, глядя на тушу. Они стояли рядом, плечом к плечу, и Уилла не отодвинулась, когда Бен погладил ее по голове и положил руку на ее плечо.

— С утра шел снег, дул сильный ветер, но, по-моему, след все же остался. Он ведет на север. Я возьму своих ребят и попробую разобраться, в чем тут дело.

— Но ведь это мой бык, не твой.

Он покосился на нее:

— Какая разница? Нам обоим нужно перегнать стадо вниз. И еще нужно сообщить в полицию о случившемся. Возьмешь это на себя, ладно?

Уилла открыла было рот, но промолчала. Бен прав. Следопыт из нее никудышный, а вот с официальными инстанциями она договориться вполне может. Кивнув, Уилла направилась к лошади.

— Я поговорю со своими ребятами.

— Будь поосторожней, — сказал он, на миг коснувшись ее руки.

Уилла легко запрыгнула в седло.

— Чего мне их бояться? — пожала она плечами. — Ведь это мои люди.

Когда Уилла вошла в хижину, ковбои как раз собирались обедать. Маринад возился у плиты: крепкие ноги широко расставлены, брюхо нависает над широким ремнем. Ему едва исполнилось сорок, а он уже почти полностью облысел, но отсутствие волос компенсировал длиннющими усами ярко-рыжего цвета. Прозвище свое Маринад заслужил за беззаветную любовь к маринованным огурцам. Характер у него был кислый, под стать излюбленному лакомству.

Увидев Уиллу, Маринад прохрюкал что-то приветственное, шмыгнул носом и снова отвернулся к сковороде, на которой шипела и брызгала жиром грудинка.

Джим Брюстер сидел, закинув ноги в сапогах на стол, и наслаждался сигаретой «Мальборо». Ему недавно сравнялось тридцать, и он был писаный красавчик: кудрявые волосы свисали до плеч, на щеках — две очаровательные ямочки. Джим весело подмигнул Уилле, его голубые глаза горели задорным блеском.

— Маринад, у нас к обеду гостья.

Усач недовольно хмыкнул, рыгнул и стал переворачивать грудинку.

— Нам двоим-то еле-еле. Так что давай, подними свою ленивую задницу и открой банку с бобами.

— Снегопад приближается, — сказала Уилла, повесив куртку на крюк.

— На следующей неделе, не раньше, — отозвался Маринад. Она взглянула в его угрюмые карие глазки.

— Думаю, раньше. Будем собирать стадо прямо сегодня.

Она выдержала паузу, зная, как тяжко ему подчиняться женщине.

— Гляди, скот твой, а не мой, — пожал Маринад плечами и стал выкладывать грудинку на тарелку.

— Вот именно. И, между прочим, в четверти мили к востоку валяется один из моих бычков. Зарезанный.

— Зарезанный? — Джим замер с банкой бобов в руке. — Кугуар?

— Вряд ли. Если, конечно, у вас тут не водятся кугуары с ножами. Кто-то зарезал бычка, искромсал его и бросил.

— Чушь, — бросил Маринад, прищурившись. — Какая-то хреновина. Пару голов задрал кугуар. Мы с Джимом его вчера пытались выследить, да не получилось. Наверно, сделал круг и задрал еще одну скотинку, только и делов.

— Ты думаешь, я не отличу клыков от ножа? Пойди, убедись сам. Четверть мили отсюда, прямо на восток.

— Да уж, я лучше проверю.

Маринад натянул куртку, бурча что-то нелестное про женщин.

— Ты уверена, что это не кугуар? — спросил Джим, как только дверь захлопнулась.

— Абсолютно. Завари мне кофейку, а? А я пока свяжусь по рации с ранчо. Скажу Хэму, что мы скоро пригоним стадо.

— Тут ведь не только мы, тут еще люди Маккиннона…

— Нет, — решительно покачала головой Уилла. — Ни один ковбой на такое не способен.

Она связалась с ранчо, подождала, пока наладится хороший сигнал. Кофе и огонь в очаге согрели ее, придали сил. Уилла передала на ранчо все необходимые сведения, выпила вторую чашку кофе, а тут и Маринад вернулся.

— Вот сука поганая, — сказал он вместо извинения. Уилла наложила себе полную тарелку и сказала:

— Я приехала сюда с Беном Маккинноном. Он пошел по следу. Поэтому нам придется помочь его ребятам со стадом. Вы не видели здесь никого чужого? Какие-нибудь туристы, охотники, городские умники?

— Вчера, когда шли по следу кугуара, я видел след костра, — сказал Джим с набитым ртом. — Но угли были холодные. Дня два прошло, а то и три.

— Там еще банки из-под пива валялись, — сообщил Маринад. — Намусорили, словно у себя во дворе. Поймал бы — пристрелил, ей-богу.

— А может, бычка пристрелили? — спросил Джим, обращаясь к Маринаду. Уилла это отметила и была уязвлена. — Знаешь, какие эти горожане — палят во все, что движется.

— Нет, не пристрелили. И туристы тут ни при чем. — Маринад запихнул в рот ложку с бобами. — Это молокососы, сто процентов. Какие-нибудь полоумные подростки, наколовшиеся или обкурившиеся.

— Может, и так. Если подростки, Бен отыщет их без труда, — сказала Уилла, но, по ее мнению, подростки тут были ни при чем. Чтобы накопить столько ярости, нужно пожить на свете достаточно долго.

Джим водил вилкой по тарелке.

— Мы тут в курсе, ну… того, что произошло. — Он откашлялся. — Связывались вчера с ранчо, и Хэм рассказал нам…

Уилла отодвинула тарелку.

— Тогда и я вам кое-что объясню. — Ее голос звучал холодно, спокойно. — У нас на ранчо остается все, как и прежде. Отец умер, теперь всем заправляю я. Будете выполнять мои распоряжения.

Джим переглянулся с Маринадом, почесал щеку.

— Да кто спорит? Просто мы тут думали, сумеешь ли ты удержать сестер на ранчо.

— Они будут делать то, что я им скажу. — Уилла рывком сдернула куртку с крюка. — А теперь, если вы закончили есть, седлайте коней.

— Чертова баба, — пробурчал Маринад, когда за Уиллой закрылась дверь. — Каждой бабе обязательно нужно покомандовать.

— Ты про баб не трепись, что про них знаешь? — Джим надевал куртку. — А наша — прирожденный босс.

— До поры до времени.

— Сегодня приказы отдает она. — Джим пожал плечами, достал перчатки. — Мы ведь с тобой живем сегодня, а не завтра, верно?