Путь самурая Зайцев Михаил

– Не шуми, – Женя зажала рот Игорю ладошкой, прошептала властно: – Отойди от двери.

Евгения легонько его оттолкнула, бесшумно переместилась, прижалась голыми лопатками к стенке подле дверного косяка, подняла руку с пистолетом до уровня глаз, кивнула головой Игорю и потянулась свободной рукой к дверному замку.

Скрипнув, дверь распахнулась. Из угла гостиной Игорь не увидел за порогом никого, кроме приземистой, большегрудой администраторши. Но вот дама отступает в сторону, и в гостиничный номер входит... ИРИНА!..

Переступив порог, Ирина остановилась. В правой руке чемоданчик, через левую перекинут легкий весенний плащ, на плече болтается маленькая женская сумочка. Мягкий свет сквозь зашторенные окна создает в комнате интимный полумрак. Вследствие чего Ирка не сразу замечает оцепеневшего возле диванчика в углу Игоря. Сначала она замечает одежки Игоря, разбросанные по стульям у стола в центре комнаты, затем сложенные стопочкой на журнальном столике вещи Евгении и, наконец, голый торс и отвисшую челюсть Михайлова.

– Зашибись... – выдохнула жена. Обернулась, дабы захлопнуть дверь перед любопытным мясистым носом дамы-администраторши, и увидела прицелившийся в нее пистолетный ствол. Впрочем, в дырочку на конце ствола Ирина смотрела всего долю секунды. Гораздо дольше взгляд Ирины Александровны блуждал по полуобнаженному, ладному девичьему телу.

Вздохнув, Ирина захлопнула-таки дверь, не позволив администраторше засунуть голову в номер. Вторично выдохнув: «Зашибись», Иришка поставила на пол чемоданчик, подошла к столу под хрустальной люстрой, скинула с ближайшего стула брюки Михайлова, села и полезла в сумочку за сигаретами.

– Отлично! – Ира прикурила, затянулась порывисто, нервно. – На вокзале он клялся по приезде сразу же позвонить! Я места себе не нахожу, выписываю круги вокруг молчащего телефона... Девять утра – никаких звонков. Двенадцать часов – телефон молчит. С полудня до восьми вчера выкуриваю три пачки сигарет, в восемь десять хватаю первые попавшиеся под руку вещички, мчусь на вокзал, залетаю в отправляющийся поезд, плачу проводнику общего вагона сотню баксов за боковую полку возле сортира, ночь не сплю... Приезжаю в Никоновск, даю полтинник гринов молодому козлу на мотоцикле за то, чтобы подбросил до местной гостиницы как можно быстрее. Жаба на вахте отказывается сообщать, проживает ли здесь некто Михайлов И.А., пока паспорт не покажу и не докажу, что я господину Михайлову не чужой человек... – Ирина с силой вдавила окурок в полированную столешницу. – Я, можно сказать, с ума сошла, а он... – Ирина резко повернулась к Евгении, едва не свалившись при этом со стула. – И как, Мата Хари? Понравилось, как трахается мой бывший муж?

– Почему бывший?.. – пробормотал Игорь и, соскочив с диванчика, затараторил страстно и сбивчиво: – Ирка! Я звонил тебе! Весь вечер! Всю ночь! Мы с Женей... это не то, о чем ты думаешь! Я все тебе объясню! Зусов обещал постоянно за нами следить! И обманул! Женя думала, в дверь стучится... черт его знает, кто! Я спал там, в спальне, она здесь, на диванчике с пистолетом... Черт! Я глупости говорю!

– Господа сумасшедшие! – вмешалась Евгения напористо, с подчеркнуто ироничной невозмутимостью. – Одну секунду внимания! Я вас оставлю ненадолго. Когда разберетесь в возникшем между вами недоразумении, пожалуйста, прежде чем броситься в объятия друг другу, позовите меня. Я заберу свою одежду и, так уж и быть, покараулю за дверью в коридоре, дам вам обоим возможность некоторое время свободно заниматься любовными утехами. А пока, предупреждаю – я не буду смущать вас, господа сумасшедшие влюбленные, своим голым видом, но я буду подслушивать и подглядывать через замочную скважину. Не из любопытства и не ради удовольствия. Работа такая – охранять тело Игоря Александровича... Между прочим, для справки – я равнодушна к мужчинам... Я лесбиянка.

Евгения грациозной походкой молодой серны подошла к дверце, соединяющей гостиные двух соседних номеров, щелкнул замок, и девушка исчезла.

Игорь глубоко вздохнул, резко выдохнул, встряхнул головой.

– Слава богу, Ирка, ты жива-здорова, а то я...

Распахнулась только что закрывшаяся за Евгенией дверца.

– Игорь! Иди сюда, – позвала Женя тревожным, дрогнувшим голосом. – Иди скорее! Посмотри.

Мгновение назад игриво чирикающий голосок изменился до неузнаваемости. Преобразилось лицо Евгении. Надменного выражения миндалевидных глазок как не бывало, ему на смену пришел суровый прищур, а гладкий лобик пересекла озабоченная морщинка.

– Что стряслось, Женя? – Игорь перешагнул низкий журнальный столик, озабоченно взглянул на жену, как бы убеждаясь, что с ней все нормально, увидел немой вопрос на лице любимой, обращенном в сторону Евгении, и трусцой побежал к дверце в соседний люкс.

– Смотри, Игорь. Видишь? Осколки на полу...

Гостиная соседнего номера зеркально повторяла конфигурацию и обстановку комнаты, порог которой перешагнул Игорь. Тот же стол и те же стулья под такой же, как за спиной, хрустальной люстрой. Такой же диванчик в углу, как и тот, с которого поднялся Игорь. Аналогичный тому, что перешагнул Михайлов, журнальный столик и очень похожий письменный стол у окна. А стекла соседнего окошка разлетелись по полу. Штора оказалась отдернутой, в стекле огромная дыра с острыми краями.

– В окошко метнули литровую банку. Ночью, когда мы с тобою выезжали на пожар. Мы вернулись, сразу зашли в твой номер, легли спать и...

– Жень! Я не понял – какую банку? В смысле, ты говоришь, в окошко бросили литровую банку, но я не вижу...

– Вон, посмотри. Вон, под столом посередине комнаты. Видишь? Расколотая надвое стандартная банка-литровка. Видишь, около ножки стола лежит пластмассовая крышка? Закрытую крышкой банку из-под соленых огурцов метнули в окно, она разбила стекло, упала на пол и раскололась пополам.

– Пустую банку кинули? Идиотизм!

– Нет, Игорь, вон, видишь, листок бумаги?

– Где?

– Да вон же...

На кончиках пальцев, словно балерина на пуантах, лавируя меж осколков битого стекла, Женя прошла в центр комнаты, присела на корточки, пистолетным стволом подцепила свернутый трубочкой мятый бумажный листок.

– Думаю, листок лежал в разбившейся банке, – Евгения осторожно взялась за краешек листка двумя пальцами, встряхнула его, развернула. – Тут всего одно слово. Выклеено из заглавных букв, предварительно вырезанных, кажется, из газеты....

– Что там написано? Прочитай!

– Одно слово «СЕГОДНЯ!» и цифры... Кажется, вырезанные из календаря за тысяча девятьсот девяносто девятый год.... Девятки перевернуты и приклеены как подпись....

– Покажи!

– Смотри.

Женя развернула лист серой «оберточной» грубой бумаги так, чтобы Игорь увидел выклеенные в ряд прямоугольники, белые с желтоватыми подтеками канцелярского клея по краям и с черными буквами посередине: «СЕГОДНЯ! 666».

– Я очень сильно подозреваю, Женя, что человек, написавший это послание, немного ошибся окнами... Мне кажется, он перепутал окна. Послание предназначалось мне, и, получив его, вернувшись под утро в гостиницу, я должен был, по замыслу отправителя, сразу же связаться с Зусовым, сообщить о письме... Женя, очень прошу, позвони... то есть свяжись с Иван Андреичем по рации, расскажи о находке, ладно? А я... Иришка! Родная. Давай по-быстрому выясним отношения, и, пока сюда едет Зусов, я быстренько расскажу тебе все, что со мной стряслось за минувшие сутки. Раз уж ты здесь, может, поможешь советом, моя хорошая? А? Ладно?..

10. Звонок

Игорь ходил-бродил по спальне. От закрытых дверей в гостиную до стены и обратно. Ирина лежала на кушетке. Поверх смятого одеяла. На боку, подложив подушку под мышку, Ирина перебирала ксерокопии милицейских бумаг из папки, переданной Самураю полковником Вычипало. Бумаги ворохом рассыпались по кушетке, сама папка валялась около прикроватной тумбочки. На тумбочке в стеклянной литровой банке (такой же, как и та, что швырнули в окно соседнего люкса минувшей ночью) вскоре должна была закипеть вода. Блестящая спираль кипятильника уже покрылась инеем малюсеньких пузырьков. Кипятильник, литровую банку, растворимый кофе и пару стаканов по просьбе Игоря добыла Евгения. Девушка расположилась на облюбованном угловом диванчике в гостиной. Проверила, насколько надежно заперто окно в спальне, задернула штору, заботливо включила ночничок на второй, свободной от кипятильника прикроватной тумбочке и удалилась в гостиную на диванчик. Вот уже скоро шесть часов, как Ирина с Игорем остались вдвоем в тесной, слабоосвещенной подслеповатым ночником спальне. Двое супругов, мягкий свет, надежная кушетка. Кипа милицейских протоколов, черный кофе, пепельница под колпаком ночника, переполненная окурками, хмурый мужчина, озабоченная женщина.

– Слушай, Ирка! Я же тебя даже не поцеловал, даже не чмокнул в щечку с тех пор, как...

– Да ладно тебе! Не до того. Плесни-ка лучше еще кофея.

– Надоело все! Все говорим и говорим о...

– Надоело говорить, молчи и думай про себя! И мне не мешай думать.

– Нет, молчать не смогу. Прости, но у меня словесный понос.

...Они обменивались мыслями вслух несколько часов кряду. Их беседу правомерно сравнить с игрой в теннис. Высказанную мужчиной мысль-версию отвергает-парирует женщина. Потеря подачи. Женщина подкидывает новую мыслишку, на ее довод следует контрдовод мужчины, и так сет за сетом. Ни одной результативной идеи, ни до приезда Зусова, ни после его отъезда.

Нужно отдать должное Ирине – как только ранним утром Евгения обнаружила следы диверсии в соседнем люксе, Ирина сразу же утратила былой ревнивый пыл, обуздала эмоции, сделалась удивительно понятливой и покладистой. За те жалкие минуты, что понадобились Жене на установку радиосвязи с Иваном Андреевичем Зусовым, супруги разрешили недоразумение. Игорь спешно оделся и попутно покаялся, прости, мол, придурка, забыл отзвониться по приезде, в голове каша. Ирина махнула рукой, дескать, ладно, проехали, и пока Зусов добирался до гостиницы, Михайлов успел в общих чертах пересказать ей события пятницы, поведал о пожаре в ночь с пятницы на субботу, нашептал ей на ушко то, о чем настучал товарищ полковник. О серийных убийствах двухгодичной давности. Приехал Зусов. С ним еще троица посвященных в истинный статус Самурая. Иван Андреевич в который раз удивил Игоря. Здорово удивил! На появление Иры Зусов практически никак не отреагировал. Ну, приехала баба к Самураю, и бог с ней, нехай живет. Иван Андреич равнодушно глянул на выклеенную из газетных букв записку, распорядился отдать ее «на экспертизу», удостоил вялым взглядом битое стекло, лениво крутанул диск «городского» телефона. Позвонил полковнику Вычипало, наябедничал про разбитое окошко, ни словом не обмолвившись о записке, «подписанной» тремя шестерками, и отозвал Игоря в сторонку.

– Видал, какой храм я построил? А?

– Видел, но...

– Без всяких «но», Самурай! Вечером отстоишь во храме праздничную службу рядышком со мною и с остальной городской знатью. Отказы не принимаются!

– Решили меня, как московскую диковинку, показать отцам города? Вчера в ресторане я демонстрировал себя торговцам с рынка, сегодня...

– Сегодня познакомлю с мэром.

– Но, Иван Андреич, цифры «666», как подпись под словом «СЕГОДНЯ«, наталкивают на мысль о сатанистах. Три шестерки – число Зверя, знак Сатаны. А вдруг это угроза, предупреждение, и во время церковного праздника случится нечто ужасное?

– Кому предупреждение?

– Я не знаю, мне кажется...

– Когда кажется, крестятся! – Зусов сладко зевнул. – Думай, Самурай. – Губы Зусова скривились в садистской, дразнящей улыбочке.

Под разбитым окошком заверещала и умолкла милицейская сирена. Лично Вычипало примчался на гостиничные задворки обследовать место, откуда метнули пресловутую литровую банку. Полковник приехал на желтом с синим милицейском «козле» с включенными сиреной и мигалкой, что выглядело нелепо, ибо до задника гостиницы от здания ментуры, где с ночи бдел на боевом посту Вычипало, пешего хода три минуты максимум.

Естественно, на улице бравый полковник и прибывшие с ним не менее бравые капитан с лейтенантом ни фига не обнаружили. Поднявшись в пострадавший номер, люди в сером помогли гостиничному столяру оперативно поменять разбитое стекло на новое и проследили, чтоб уборщица тщательно вынесла стеклянный мусор, что показалось Игорю весьма символичным: «мусора» контролируют уборку мусора.

Вычипало орал на уборщицу в соседнем номере. Люди Зусова в номере Михайлова курили, усевшись на стульях вокруг стола посередине гостиной. Ушла в спальню переодеться с дороги Ирина. Женя возле письменного стола разговаривала по телефону, заказывая в номер «легкий завтрак» для маленькой толпы мужчин, банку под кипятильник и растворимый кофе. Иван Андреич присел на угловой диванчик и перелистывал книжку, которую Евгения начала читать еще в поезде. Игорь предпринял еще одну попытку, последнюю, прояснить собственное положение. Подсел к Зусову, спросил негромко:

– Вы обещали, что за нами с Женей будут постоянно наблюдать ваши лучшие люди. Выходит, наблюдатели проморгали злоумышленника, метнувшего в окно банку?

– Ох и замучил ты меня своими вопросами, Самурайчик-Самураище! Положено, чтоб я тебя спрашивал, а не наоборот, сечешь?.. Ночью все лучшие люди кучковались на пожаре, сам бы мог сообразить.

– А вчера вечером? В ресторане? Видел кто-нибудь, как Женя метелила джигитов?

– Вот чего, Самурай, убери лучше с письменного стола папку Вычипало. Полковник, как в комнату вошел, так аж побелел весь, срисовал ксероксы документиков на видном месте и прибздел, что евонные лейтенант с капитаном увидят копии служебной макулатуры на твоей хате. Поэтому и погнал полкан подчиненных за стенку окно ремонтировать. Хватай бумажки и мотай в спальню к своей бабе. В храм загодя, смотри, соберись, перышки почисти, чтоб смотрелся красиво, как настоящий супер!

Уединившись вместе с любимой женщиной и ксерокопиями документов в спальне еще до ухода Зусова, его людей, мусоров, уборщицы и столяра, Игорь весь, без остатка, сосредоточился на размышлениях вслух, благодаря бога, что не одинок, что есть, на ком проверить правильность (точнее, убедиться в ошибочности) собственных умозаключений, есть на свете Ирина, умная, излишне эмоциональная, однако своя женщина, родная.

– ...я чувствую себя кинозрителем, посмотревшим начало детективного фильма и вышедшего на минуточку из кинозала в фойе, в сортир... Возвращаюсь на свое место, сажусь в кресло рядом с Зусовым, на экране пожар, как и в самом начале детектива, подбрасывается анонимное письмо, я по-прежнему ни черта не понимаю, а Иван Андреевич посмеивается! Он-то никуда не выходил, все видел, а я отсутствовал, когда показывали ключевой момент, кульминацию всего действия, изюминку сюжета, ключ к разгадке.

– Очень красиво излагаешь, Игореша. Очень образно.

– А толку-то? И ты, и я чего-то не понимаем. Самого главного.

– Погоди-ка, а может быть, Зусов сам убивает своих пацанов и сам вырезает буквы из газеты?

– Ир! Неужели ты всерьез думаешь, что Зусов столь примитивен? Черт! Черт подери, зачем, ЗАЧЕМ он меня нанял?!

– А помнишь, как ты петушился перед отъездом в Никоновск?

– Прости, Ирка! Я кретин! Я ботаник, черт побери! Был ботаником, им и остался. Зусов пользует меня втемную, как ему вздумается, я по уши в дерьме, и ты, заодно со мною, там же! В башке каша, ум за разум заходит, нервы...

– Послушай-ка, Игореша, давай-ка сменим тему и поговорим о сатанистах.

– К чему о них говорить? Что толку? И так ясно – два года назад маньяк... мне отчего-то кажется, что убийца – одиночка, впрочем, неважно... Два года назад маньяк убивал девиц, пожелавших венчаться по христианскому обряду, всадил в спину крутому менту из Москвы ножик с тремя шестерками на рукоятке. Сегодня сатанист снова подписался «числом зверя». Два года назад сгорела деревянная церковь, сегодня праздник Пасхи отмечается в храме, восстановленном на средства Зусова. Вероятно, за это маньяк мочил его пацанов. В текстах предыдущих посланий из газетных букв, помнится, мелькали словечки «ты слаб, я силен», «раб смерти» и прочая зловещая, высокопарная ахинея. Диагноз абсолютно очевиден – в Никоновске орудует психически больная личность, убежденный служитель Сатаны. Но как я могу его вычислить, если этого не получилось у местных ментов? Как? По принципу Цезаря: «Пришел, увидел, победил»?

– Игореша, ты только что назвал здешнего убийцу психически больным и сатанистом. Да?

– Да, ну и что? Какая разница?

– Огромная!.. Сядь. Перестань мотаться по комнате, присядь и внимательно меня выслушай... Основателем религиозного направления, которое принято называть сатанизмом, считается англичанин по фамилии Кроули. Он родился в конце девятнадцатого, а умер в начале двадцатого века. Мистер Кроули детально разработал в свое время ритуал поклонения Сатане, основал собственное «аббатство», ввел определенные правила, базирующиеся на своеобразной философии полной свободы от всех и вся, и от Бога, в том числе...

– Ира, прости, пожалуйста, но, черт возьми, к чему ты мне все это рассказываешь, и откуда, черт побери, ты все это знаешь?

– Я переводила статьи и про сатанистов, и про маньяков. Бог мой, чего я только не переводила, пока ты квартиры ремонтировал!.. Я хочу тебе доказать, что служители культа Сатаны совершенно необязательно психически ненормальные люди, и уж тем более совсем не обязательно все, поголовно, маньяки!

– Ага! Наконец-то сообразил, к чему ты клонишь. Служители культа живут по строго заданным принципам, а свихнувшиеся на религиозной почве сумасшедшие маньяки придумывают для себя собственные правила и законы... Ну и фиг ли с того, а?

– Да будет тебе известно, Игореша, маньяк и сумасшедший отнюдь не синонимы. Серийного убийцу, маньяка Оноприенко, экспертиза признала вменяемым.

– Это тот, из-за которого Кучма на Украине собирался отменить мораторий на смертную казнь? Кажется, его еще называли... «украинским Чикатило». Он, да?

– Он. Я переводила про него статью на немецкий. Убивал не ради наживы, без видимых мотивов. Лишь когда его поймали, маньяк объяснил, что если на географической карте обозначить те места, где он совершал убийства, то в результате получится огромный крест!

– С трудом, однако, улавливаю твою тонкую мысль... Блин! Чертовски интересная мыслишка! У самого вчера вечером, когда корпел над ментовскими бумагами, мелькнуло в голове нечто похожее. Ты права! Бессмысленно строить домыслы о моем месте и роли в интригах Зусова! Надо понять ПРИНЦИП, в соответствии с которым убивает маньяк! Девушки два года назад погибали, становясь официальными невестами. Железная схема: собралась венчаться – умри! В этом году первого пацана маньяк зарезал ножом, второго утопил, третьего сжег, четвертый тоже сгорел... нет! Четвертого убийца отравил газом! Четвертый любил выпить, не знал разбору в собутыльниках. Некто с виду простой и безобидный накачал пацана водярой, привязал его к стулу и открыл газ... Зарезал, утопил, сжег, отравил... Все погибшие работали на Зусова... Черт меня побери, Ирка! В основе заложена некая схема, некий принцип, печенкой чую!

Игорь, пять минут назад по просьбе жены присевший на кушетку, вскочил, взъерошил волосы здоровой рукой, глубоко вздохнул, резко выдохнул.

– Спасибо, родная! Большое спасибо! Наконец появилась удобоваримая пища для размышлений! Наконец-то сформулирована конкретная задача, решив которую, быть может, я и...

В дверь спальни постучали. Кулаком. Так, чтобы азартно ораторствующий Михайлов услышал стук.

– К вам можно? – спросил знакомый голос Евгении.

– Можно, – разрешила Ира.

И дверь открылась.

– Игорь, тебя к телефону, – сообщила Женя, украдкой пробежалась взглядом по комнате, убедилась, что окно по-прежнему «глухо» зашторено, и удовлетворенно улыбнулась.

– Черт! – досадливо сморщил лоб Игорь. – Наверное, Зусов звонит! Сколько времени? Пора собираться в храм, на службу?

– Время позднее, но звонит не Зусов, кто-то другой. Голос мужской, я его раньше не слышала. – Женя посторонилась, пропуская Игоря. Он вышел из спальни в гостиную, подошел к столу под хрустальной люстрой, потянулся к прямоугольнику рации.

– Игорь! Я же сказала, тебя к телефону! Телефон на письменном столе у окна, трубка снята. Подойди, ответь, пожалуйста.

– Совсем интересно... Кто бы это мог быть? Мент из конторы Вычипало? Директор гостиницы?..

Игорь шагнул к письменному столу, поднял сиротливо лежащую на столешнице трубку, поднес к уху.

– Алло. Вас слушают.

– Господин Михайлов?

– Да. С кем имею честь беседовать?

– С другом. Не напрягайтесь, вы меня могли видеть однажды, но мы не представлены.

– Где я мог вас видеть? Кто вы?

– Я же сказал, я ваш друг. Выслушайте меня молча, и вы узнаете ответы на большинство вопросов, которые, как я полагаю, вконец вас замучили.

– Прежде всего представьтесь, иначе я отказываюсь разговаривать.

– Господин Михайлов! Условимся следующим образом: я буду говорить, а вы слушать, периодически подавая односложные реплики, по типу «да-нет», и тогда...

– Стоп! – Игорь перебил неизвестного телефонного собеседника, новоявленного «друга». Жестко и решительно. – Если вы не представитесь сейчас же, я повешу трубку! Кто вы?

– Как себя чувствует Ирина Александровна, в девичестве Калинкина? – ответил незнакомец вопросом на вопрос, и рука Игоря с телефонной трубкой дрогнула. Михайлов нервно сглотнул, покосился на распахнутую дверь в спальню, произнес тихо, доверительно:

– Алло. Я согласен на ваши условия, если вы прежде всего объясните...

– Объясню, почему помянул всуе вашу женушку? – подхватил на лету мысль Михайлова незнакомец. – Успокойтесь, в мои планы не входят шантаж и угрозы. Я друг. Правда, друг. Десяток годочков тому назад я знавался с семьей Калинкиных. Дружил с Сашей, отцом Иринки. Вот такое вот, представьте себе, случайное совпадение – я дружил с вашим тестем! Вы, конечно же, мне не верите. Вы думаете, что я банально нарыл информацию про вас и вашу родню. Жаль, конечно, ежели так. Вас жаль, ваши нервы. Вы настаивали, чтоб я представился? Извольте, меня зовут САМУРАЙ.

Игорь чуть не ляпнул: «Пардон?! Как это, вас зовут «Самурай»? Это я Самурай. Вот уже второй день, как я являюсь полноценным Самураем...» Однако Игорь сдержался, кашлянул, прочистил горло и сухо произнес:

– Да, я вас слушаю...

– Мой звонок продиктован соображениями чистого альтруизма. Я намерен открыть вам глаза на истинное положение дел в городе Никоновске. Нету никаких убийц-маньяков, а есть спланированная акция, направленная на подрыв авторитета Ивана Андреевича Зусова. Заговорщики спланировали серию убийств, вроде бы совершенных душевнобольными. Эти убийства – первое звено в цепочке далеко идущих планов зусовских конкурентов по бизнесу. Я опытный сыщик с многолетним стажем. Немножко разведчик, немножко диверсант, но по основной специализации – аналитик. Я работаю частным образом, и мои услуги стоят баснословных денег потому, что я еще ни разу не ошибся за все годы работы. Обо мне, о Самурае, ходят легенды в определенных слоях общества, конечно. Высокопоставленные покровители Ивана Андреевича порекомендовали меня Зусову после второго, февральского, убийства. Я ваш сосед. Проживаю на втором этаже в гостинице под видом чиновника, члена комиссии, присланной из области в Никоновск для проведения серии ревизий. Очень удобное прикрытие – чиновников собрали в коллектив из разных концов губернии, друг друга они плохо знают и побаиваются. Вас, господин Михайлов, я имел честь наблюдать вчера вечером в ресторане. Спешу сделать вам комплимент – вы, Самурай-прим, мой двойник, произвели благоприятное впечатление на оригинал. Ваше появление в городе помогло мне избежать лишних хлопот конспиративно-оперативного характера. Произошла информационная утечка, и заговорщики прослышали о шпионе по кличке Самурай. Как только меня начали просчитывать, объявились вы. Весь из себя крутой и озабоченный, вы, сами того не зная, работаете как отвлекающий фактор, как огородное пугало. Вас будут пугать, за вами будут следить, но никто вас не тронет, поверьте мне. От Зусова мне довольно много про вас известно. Надо же такому случиться, я знаком с вашей женой! Я заочно поражался этому факту, а когда сегодня рано утром случайно выглянул в окошко и увидел Иришу, понял – вы, Михайлов, родились под счастливой звездой. Легко вообразить, как вы оба перенервничали. Разрешаю вам, господин Михайлов, пересказать все, чего услышали, Ирине и, одновременно, прошу не говорить Зусову о моем звонке. Сентиментальный альтруизм не к лицу Самураю, не так ли?

– Да...

«Бабах!» – стукнулась о стенку распахнувшаяся настежь дверь из гостиной в коридор. Встрепенулась Женя на угловом диванчике. Подозвав Игоря к телефону, девушка вернулась на свое место в углу, словно сторожевая собака на подстилку. Из коридора в комнату вошел Петя. Снял с лобастой башки кепку-»жириновку», заговорил громко:

– Чой-то у вас двери не на замке? Забыли запереть, мадамочка? Бывает, не расстраивайтесь. А я-то хотел кулаком постучаться, стукнул, а она, шасть, и распахнулась. Я аж испугался весь... Игорь Александрыч! Собирайтеся! На службу поедем. В божий храм.

– Але, господин Михайлов! – загудело в ухе у Игоря. – Але, что-то шумно у вас. Кто-то пришел?

– Да.

– От Зусова? Самурая-прим увозят выставлять напоказ верующим?

– Да.

– Поезжайте спокойно. Спросят, с кем говорили по телефону, соврите – из ресторана звонили извиниться за вчерашний инцидент. Обещали более не допускать пьяных бесчинств случайных посетителей. Прощайте. Поцелуйте от меня Иришу.

Игорь положил согретую ладонью трубку на телефонный рычаг.

– Кто звонил? – выглянула из спальни Ирина.

– Снизу, из кабака звякнули. Долго и нудно просили прощения за то, что вчера вечером испортили мне настроение, спрашивали, не надо ли чего приволочь пожрать.

– Уважают! – солидно кивнул башкой Петя.

– А то, – согласился Игорь и поспешил сменить тему. – Ир, переодевайся, поедем совершать религиозные отправления. Переоденься во что-нибудь скромненькое.

От всей души Игорь надеялся, что Ирина понятливо согласится переодеться. Они уединятся в спальне и, поддевая под рубаху бронежилет, натягивая сбрую с кобурой-дубль, Михайлов успеет пошептаться с любимой, успеет спросить о старинном знакомце ее отца, однако надежды Михайлова не сбылись. Вмешался Петр:

– Иван Андреич велел двоих привезти, Самурая и охранницу.

– Без жены я никуда не поеду!

– Да брось ты, Игорь. С удовольствием побуду одна. Обещаю не подходить близко к окнам и никому, кроме тебя, не открывать дверь. За тебя, Игореша, я спокойна, в церкви, на людях, не думаю, чтобы стряслось что-либо из ряда вон. И ты за меня не волнуйся. Позвоню по телефону маме с папой в Тверь, совру, что нахожусь у подруги на даче, и подремлю немного.

Пронзительные гипнотизирующие взгляды, телепатические вопли, намеки и полунамеки не помогли. Ира, как вошла в гостиную, как облокотилась об угол письменного стола, так и осталась дожидаться в этой расслабленной позе отбытия приглашенных на церковный праздник Игоря и Жени. Михайлов облачался в доспехи Самурая в гордом одиночестве, отгороженный от жены фанерой дверной панели. Чертыхался, переругиваясь с Петром, который окриками с порога гостиной его постоянно поторапливал, и злился на настоящего Самурая, без приставки «прим», за то, что тот позвонил слишком поздно, мать его в лоб!..

– Я готов, поехали... Женя, оставь, пожалуйста, свою рацию Ире, нам с тобою одной на двоих рации хватит за глаза.

– Согласна. Ирина Александровна, идите сюда, я научу вас обращаться с прибором.

– Сама разберусь, не девочка... Счастливого пути, богомольцы. Приятного вам кружения вокруг церкви во время крестного хода! Аллилуйя!

«Почему я просто не сказал, мол, что надо уединиться с супругой на минуточку, на пару слов? – думал Игорь, выходя из гостиницы. – Дурак я. А впрочем, что бы я ей сказал? О чем бы успел спросить?..»

11. Смертию смерть поправ

Храм был переполнен. Представители всех возрастов и сословий собрались под недавно восстановленным сводом. Рядовые верующие сгрудились нестройной толпой, отцы города, знатные господа и их приближенные чинно выстроились рядком справа от алтаря. Лишь ревизоры-чиновники, соседи Игоря по этажу, мероприятие игнорировали, дабы их не заподозрили в дружбе с сильнейшими града сего и, как следствие, во взятках.

Трудно богачу достигнуть царствия небесного, проще верблюду пройти в игольное ушко – учил когда-то Спаситель. Когда-то очень давно, две тысячи лет тому назад. С тех пор священнослужители чтут Слово Назаретянина, однако на деле всячески благоволят тем самым богачам, коих нищий Утешитель рыбаков и проституток сравнивал с верблюдами.

Жирный поп, яркий и нарядный, словно елочная игрушка, совершал «полунощную». Пелся канон Великой Субботы «Волною Морскою». Плеча здоровой руки Игоря Михайлова касалось плечо мэра Никоновска, рослого мужика с казацким чубом и с густыми пшеничными усами. Локоть раненой руки, висящей на перевязи, уперся в бок Ивана Зусова. В затылок Игорю дышали полковник Вычипало и вице-мэр. Запах ладана перебивал аромат французской туалетной воды. Пахучей водой воняло от начальника железнодорожного депо, притулившегося рядом с Вычипало. Супруга мэра, молодая блядь, разукрашенная ярчайшей косметикой, единственная особа женского пола среди почетных прихожан, держала под руку сановного мужа. Евгению в стайку избранных не пустили. Женя переминалась с ноги на ногу в первом ряду простых смертных. Ей пришлось сменить богомерзкий женский брючный костюм на свободного покроя черный жакет и длинную, ниже колен, темную юбку. С косынкой на голове и со свечкой в руке Женя смахивала на монахиню. Из монастыря Шаолинь.

Церковная самодеятельность пела фальшиво и сбиваясь с такта. Поп заметно нервничал и периодически икал от волнения. От духоты Игоря слегка мутило. Украдкой взглянув на часы, Михайлов вздохнул. Без четверти двенадцать. Еще целых пятнадцать минут потеть во храме. Затем, слава богу, выведут на воздух, водить хоровод, именуемый «крестным ходом». Распевая на ходу: «Воскресение твое, Христе Спасе, ангели поют на небеси». В подробности предстоящей церемонии Игоря посвятил Петр по дороге в храм. К огромному удивлению Игоря, Петя, как оказалось, слыл примерным христианином. Однако, задав тезке апостола Петра пару вопросов на знание Евангелия, Михайлов выяснил, что евангелистов Петя не читал. Впрочем, в последние годы таких верующих, как Петр, пруд пруди. Народ блюдет «Закон Божий», постится, говеет, покупает свечки у торговцев во храме – древних коллег, коих во времена оны сын Девы Марии гонял хлыстом, – а между тем иноверцы называли первых христиан «Люди Книги», Библии, которую редко кто из современных «верующих» прочитал от начала и до конца. Точно так же и атеисты-коммунисты, в большинстве своем, не читали ни «Капитал» Карла Маркса, ни собрания сочинений Владимира Ульянова.

Разговоры с Петром на религиозные темы, знакомство с мэром, вице-мэром, железнодорожным начальником и злоупотребляющей косметикой женщиной, вся эта суета немного отвлекла Игоря от мыслей про Самурая номер один. Однако лишь немного. Спрашивая и отвечая, пожимая руки и озираясь по сторонам, подспудно Игорь размышлял об услышанном по телефону. Да, конечно, вроде бы разрешился главный вопрос – ЗАЧЕМ понадобился Зусову лже-Самурай Михайлов. Вроде бы все складно и ладно. Вроде бы... Но позвонивший ни разу не упомянул об убитых два года назад девушках – невестах... Резали бы всех подряд ножами с шестерками на рукоятках и никаких проблем...

«...Первого зарезали, второго утопили, третьего сожгли, четвертого отравили. Зарезали, утопили, сожгли, отравили... – словно молитву повторил про себя Игорь и еще раз посмотрел на часы. – ...Без десяти двенадцать. Через шестьсот секунд закончится СЕГОДНЯ. Ночью в окно забросили банку, в банке записка, в записке одно слово «сегодня» и три цифры, три шестерки... А до этого ночью отравили газом четвертого пацана... Зарезали, утопили, сожгли, отравили. Зарезали, Утопили, Сожгли, Отравили...»

Беззвучно шевеля губами, Игорь смаковал слова на вкус, интуитивно чувствуя, что в фонетике этих четырех слов сокрыто нечто... Но что?!

«...Без пяти двенадцать... З, арезали... У, топили... С, ожгли... Зэ, У, Сэ, О... Черт побери!!! З,У,С,О... В!!! ЗУСОВ, Иван Андреевич! Последнего... нет! Предпоследнего отравили. О – предпоследняя буква в фамилии Ивана Андреевича. Последняя буква – Вэ... Что у нас начинается на В??? ВЗРЫВ!!! На когда запланирован взрыв?.. Господи, да конечно же, на «СЕГОДНЯ«!.. А до наступления завтра осталось... ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ!!!»

В глазах потемнело, дыхание перехватило. Игорь рванулся вперед, навалился телом на пустоту. Выскочил из строя привилегированных граждан на свободное пространство, где священнодействовал страдающий икотой поп. Тело бросилось вперед, а здоровая, правая рука скользнула за пазуху, пальцы вцепились в пистолетную рукоятку. Обойма снаряжена полностью, и еще один патрон в стволе. Пока распрямляется локоть, большой палец снимает оружие с предохранителя. Правая рука вскинута вверх, дырочка на конце ствола «смотрит» на фреску «Страшного суда», намалеванную под сводом храма. ВЫСТРЕЛ!

– СПАСАЙТЕСЬ! Я ТОЛЬКО ЧТО ПОНЯЛ – ЧЕРЕЗ ТРИ МИНУТЫ ЦЕРКОВЬ ВЗОРВЕТСЯ!!! Я ТОЛЬКО СЕЙЧАС РАЗГАДАЛ ЕГО ЗАМЫСЕЛ! Я РАЗГАДАЛ!.. – заорал Игорь, срывая голосовые связки, и еще раз выстрелил вверх! И еще раз! И еще!..

Таинственный гость всемогущего в Никоновске Зусова, суровый мужчина в нездешних одеждах, с левой рукой на черной перевязи и с пистолетом в правой, поднятой вверх руке, стоял, широко расставив ноги, палил в воздух и орал на толпу что было мочи. Секунду назад разомлевшие в духоте люди сонно взирали на занудно поющего батюшку, и тут вдруг, ТАКОЕ!..

Поп инстинктивно шарахнулся от безумца с пистолетом. У кого-то в толпе подогнулись колени, у кого-то открылся рот и округлились глаза, а кто-то уронил свечку. Милиционер Вычипало, вздрогнув, схватился за пояс, где обычно таскал кобуру со стареньким «пээмом». Зусов опешил. Мэр попятился, его раскрашенная супруга порывисто прикрыла ярко-красные губы растопыренной пятерней. Вице-мэр и железнодорожный начальник синхронно втянули головы в плечи.

Смысл вопля Михайлова дошел до сознания считаных единиц. Но чтобы начался горный обвал, достаточно и одного потерявшего равновесие камушка. Еще до того, как грянул второй выстрел, в толпе нашлись люди, повернувшиеся спиной к стрелку и ломанувшие к выходу.

А среди отцов города самым сообразительным оказался Иван Зусов, галопом поскакавший к дверце, спрятанной за алтарем, к той дверце, за которой находились внутренние покои храма, из коих имелся «служебный» выход на зады церковных построек. Вслед за ним, но уже после третьего выстрела, устремились мэр с женой, вице-мэр и ответственный за железную дорогу. После четвертого побежали Вычипало, батюшка и ассистировавшие попу во время церемонии церковные служки. А у главного выхода из храма, у выхода для простого люда к тому времени успела случиться нешуточная давка. Панике хватило всего-ничего, жалкого десятка секунд, чтобы охватить всех, поголовно... Хотя нет! Не всех.

Женя сохранила ледяное спокойствие. Девушка находилась в первом ряду толпы верующих, стояла плечом к плечу с набожным Петром. Некоторое количество мужчин и женщин из первых рядов, запоздало сориентировавшись, побежали к алтарю, к дверце, захлопнувшейся за горсткой избранных во главе с Зусовым. Евгению закрутило, завертело в водовороте человеческих тел, стукнуло о массивное бедро Пети, ударило по лодыжкам, однако девушка умудрилась не упасть. Изловчившись, Женя змеей выскользнула из толчеи. Толчок, прыжок, и она рядом с Игорем. В девичьих руках появился пистолет, в глазах полыхнул вопрос.

Указательный палец Михайлова в последний раз надавил на курок. Сухо клацнули механизмы импортного австрийского пистолета – патроны кончились. На расстоянии вытянутой руки застыла Женя, готовая пристрелить любого, кто посягнет на жизнь и здоровье обезумевшего субъекта, вверенного ее заботам. По полу храма ползет к выходу опрокинутая толпой старуха. Плачет ребенок, тыкаясь в спины образовавшейся в дверях пробки. Двое парней волокут к дверце у алтаря лишившегося чувств старика.

Игорь взглянул на часы. До наступления полуночи осталось восемь секунд.

– Побежали? – то ли спросила, то ли предложила Женя, мотнув головой в сторону алтаря.

– Не успеем... – прохрипел Игорь, глубоко вздохнул полной грудью, резко выдохнул, тряхнул головой, зажмурился.

«...Пять, четыре, три... Прости Господи, за все...» – прошептал Михайлов, смирившись с неизбежностью смерти... два, один и... и ничего...

Сморгнув, Игорь приблизил украшенное золотым браслетом часов запястье к глазам. Тонюсенькая секундная стрелка, рывком преодолев отметину с цифрой двенадцать, бодро двинулась к единице.

– Неужели я ошибся?!

– О чем ты, Игорь?

– До наступления полуночи должно было рвануть...

Наклонив голову, Женя взглянула на миниатюрный экранчик своих электронных часов и объявила спокойно, буднично:

– Двадцать три пятьдесят семь. У тебя часы спешат.

– Бежим!!! – Игорь отшвырнул в сторону ставший бесполезным пистолет с опустошенной обоймой, широко шагнул к алтарю, подгибая колени, группируясь, словно бегун-спринтер перед стартом, оглянулся, дабы убедиться, что Женя тоже готова к побегу, и замер, зацепившись взглядом за тощее старушечье тело на грязном, усыпанном растоптанными свечками полу.

Мгновение назад опрокинутая толпой старуха ползла к выходу, сейчас же она не двигалась. Лежала, прижавшись восковой морщинистой щекой к полу, будто мертвая, и только старушечьи заскорузлые пальцы еще скребли, еще царапали. Она еще дышала, еще жила...

– Игорь! Что случилось?! Побежали!..

– Смотри! Да не туда! Оглянись и посмотри, бабка упала, едва дышит.. Ей самой не спастись. Надо ей помочь....

– Некогда! Моя работа спасать прежде всего тебя. – Евгения ткнула Игоря пистолетным рылом под ребра. – Беги!

– Да пошла ты... – Игорь навалился на Женю всем весом, толкая ее плечом здоровой руки. Секунду Игорь с Женей напоминали пару хоккеистов, борющихся за шайбу. Секунда прошла, уступая натиску Игоря, Женя сместилась чуть в сторону, пропустила Михайлова мимо себя и нанесла молниеносный удар основанием пистолетной рукоятки по коротко стриженному мужскому затылку, за ухо, по так называемому заушному бугру.

Теряя сознание, Игорь почувствовал, как его, падающего, подхватила обманчиво хрупкая рука Евгении.

12. Маньяк

Игорь очнулся, как будто в состоянии глубокого похмелья. В затылке гудело, во рту шершаво царапался язык, а слипшиеся веки отказывались открываться. Он осторожно шевельнул рукой, двинул ногой и определил, что сидит в очень неудобной позе, завалившись вправо, упираясь виском в скользкое и холодное. Медленно, осторожно втянув ноздрями воздух, задержав дыхание на полсекунды и аккуратно выдохнув, Михайлов разлепил веки, картинка перед глазами расплылась цветными смазанными пятнами. Игорь зажмурился, моргнул, изображение мало-помалу прояснилось: он сидел в салоне автомобиля, привалившись плечом к задней правой дверце. В машине кроме Игоря находился еще один человек – Петр – впереди слева, в водительском кресле. Петю Игорь опознал по характерному очертанию кепки. Автомобиль стоял с выключенным мотором и с включенными фарами. За ветровым стеклом бесшумно двигались подсвеченные прожекторами автомобильных фар силуэты людей. Людской частокол находился в хаотическом «броуновском» движении, в центре которого торчала громада православного храма. Впрочем, вглядываться в детали человеческой суеты Игорь и не пытался. Михайлов увидел, что контур храма приобрел странное, какое-то усеченное очертание.

«Исчезла маковка купола, – понял Игорь. – Значит, все ж таки взрыв был, черт меня побери! Поэтому и заложены уши. Я находился без сознания, словно под наркозом, когда рвануло, однако природу не обманешь – барабанные перепонки все равно пострадали...»

Игорь прикрыл глаза. Многое нужно было обдумать, и, слава богу, есть возможность в тишине и покое осознать, что произошло и как себя дальше вести, о чем говорить, про что умолчать.

Внешне сохраняя расслабленную позу марионетки, брошенной кукловодом, Михайлов попытался думать. Мешали сухость во рту и гул в голове – остаточная реакция пережитого ярко выраженного стресса, отходняк после шторма в нервной системе. Когда Игорь орал на толпу, когда палил в воздух, сердце колотилось, выбивая дробь с частотой ударов двести в минуту, и показатели артериального давления наверняка зашкаливали. А ведь было от чего заколотиться сердцу и подскочить давлению, ох было! Внезапное озарение перевернуло мир с ног на голову... точнее, с головы на ноги, ибо ВСЕ мгновенно встало на место, на ВСЕ вопросы разом отыскались ответы... Ну, или почти на все...

Излишне порывисто втянув воздух носом, Игорь закашлялся. Ноздри защекотала пыль, пахнущая штукатуркой. Михайлов не выдержал, чихнул.

– Ожил? – повернулся к Игорю Петр, протянул руку, бережно, почти нежно, потрепал ладошкой по щеке. – Как ты бу-бу-бу...

– Говори громче, плохо слышу, – Игорь качнулся вперед, разминая затекшие мышцы. Тряхнул головой, усаживаясь поудобнее. Помедлив секунду, скинул с шеи черную шелковую петлю перевязи, на которой болталась раненая рука.

– Как сам, интересуюсь? Ничего? – Петя поспешил помочь Игорю избавиться от петли-перевязи. – Самочувствие как?

– Спасибо, хреново... – Михайлов ослабил узел галстука, расстегнул ворот рубахи. – Где Женя?

– В больнице. Долго же ты, кореш, в отрубе валялся. Мадамочка тебя такого кислого на двор бу-бу-бу...

– Чего? Не слышу!

– На двор она тя на плече вынесла, говорю. Ух, здорова, чувиха! Бегом с тобою на плече выскочила, тя на земь сгрузила, заорала: «Помогите ему», и бегом обратно. И тут бу-бу-бу, ка-ак ша-а-рахнет, бу-бу-бу...

– Не слышу.

– Женька, говорю, успела еще какую-то старуху спасти. Она с бабкой на плече из дверей бу-бу, шарах – взрыв! Случайный каменюка ба-а-бах девке по черепу, а бабке хоть што! Бу-бу! Бу, блядь, бу-бу...

– Чего?

– Говорю, старуха встала и пошла, а Женьку в больницу повезли. Ты не бойся, с ней особо-то страшного ничего не случилось. Отрубилась, как и ты. А ты-то сам, чего отключился, а? Чего Женька тебя такого кислого вынесла, не пойму, а?

– Петь, почему ее отправили в больницу, а меня оставили здесь?

– У ней кровища из башки хлестала, а ты вроде целый. Андреич не велел тебя увозить.

– Зусов? А где он?

– Ща, позову. Иван Андреич велел, как оживешь, сразу его звать... и короче – спасибо, братан!

– За что?

– Сбрендил? Как за что, мать твою?! Спас ты нас! Меня и всех! С чего ты, брат, вдруг заорал да палить начал, и как допер, что должно шарахнуть, врать не буду – не врубаюсь, но, кабы не ты, Игореха, всем бы бу-б-здец! Бу-бу-бу...

– Ладно, Петь. Я понял. Зови Ивана Андреича и достань чего-нибудь попить, во рту паршиво...

– Сделаю, Игореха, и попить, и чего скажешь. Запомни, кореш – я твой должник! Я, может, и говно, но, брат, мамаша у меня инвалид, и мне, Игореха, подыхать ну никак нельзя, мамке не на что без меня жить, один я у нее. Но надо будет – напрягусь чисто для тебя! Вот тебе крест!

Петр перекрестился, перегнувшись через спинку водительского сиденья, с чувством хлопнул Игоря по плечу и, пробубнив что-то неразборчивое, вылез из автомобиля.

Игорь посмотрел на часы. Тридцать восемь минут, как наступило воскресенье. Впрочем, его часы спешат. Слава богу – его супердорогие часы спешат... Количество воображаемой ваты в ушах уменьшилось и продолжало уменьшаться с каждой минутой. Утихло жужжание в затылке, отчетливо зазвучал мир вокруг. Игорь похлопал себя по карманам. Вот черт! Потеряна рация. Блин горелый, с Иркой связаться никак не получится. Идиот! До гостиницы пятнадцать минут ходьбы, если шагать по прямой, по газонам и огородам, Ирка, конечно же, слышала взрыв и, не дай бог, примчится сейчас сюда, в толчею и хаос. И хрен кто ее пропустит к автомобилю, где на заднем сиденье приходит в себя после легкой контузии Самурай.

Машину, где сидел Игорь, окружали кольцом пацаны Зусова. Желающих пообщаться с героем хватало с избытком, однако мало кто заметил, куда исчезло тело Михайлова после того, как Евгения сбросила его с плеча на траву под ноги Ивану Андреевичу Зусову. Покинувший храм самым первым, Зусов, очутившись на улице, растерялся. А ну как вопль о взрыве не что иное, как бред сумасшедшего? Что тогда? А тогда всеми уважаемый Иван Андреевич превратится в посмешище. Мимо топтали первую весеннюю травку люди, воспользовавшиеся, как и Зусов, для побега «служебным» выходом, а Иван Андреевич стоял столбом и мучительно решал, чего ему делать, если выяснится, что его служащий, «служащий знатного господина», напрасно устроил панику. Поймав за руку выбежавшего из храма Петра, Зусов заорал ему в ухо: «Где москаль?!» Петр, матюгнувшись, проорал в ответ емкое: «Тама!..» И попытался вырваться, дабы отбежать подальше. «Стоять!» – приказал ему Зусов. «Дык, ща рванет!» – вырывался Петя. «Стоять, я сказал!» – повис на руке у Петра Зусов. «Дык, взорвемся на хер!..» – сопротивлялся Петр. Тут выбежала Женя с Игорем на плече, освободилась от ноши, прокричала: «Помогите ему», и устремилась обратно в храм. Деловитая и трезвая сдержанность Евгении пугала гораздо более, чем истеричные крики Игоря. По взмокшей спине Зусова пробежали холодные мурашки. «Хватаем его, несем в мою тачку!» – прошипел Иван Андреич, подхватил Михайлова под ноги, Петя под руки, и потащили. Едва кинули Игоря на заднее сиденье авто и поворотились ко храму – рвануло. Увидели Женю, не успевшую сделать всего-то один-единственный лишний шаг, чтоб остаться целой и невредимой, оглохли от взрыва... И Зусов понял, насколько ценен источник информации, валяющийся на заднем сиденье машины. Раньше мэра, вице-мэра, полковника Вычипало и всех остальных Иван Андреевич оценил единственного человека, который ЗНАЕТ, почему произошел взрыв. Оценил настолько высоко, что не решился отправить Михайлова в больницу, передать в чужие руки. Еще не осела пыль после взрыва, а Иван Андреевич уже искал в перепуганной толпе своих подчиненных, дабы организовать охрану бесчувственного тела и обеспечить себе возможность первому переговорить с Михайловым, когда он очнется...

«...Да, так все, наверное, и происходило, – думал Игорь, глядя в боковое окошко на широкие спины пацанов. – А рация выпала из кармана, когда меня тащила Женька. Сколько я был в полной отключке? Минут десять, пятнадцать... Или двадцать?.. Неважно».

Как подошел к машине Иван Андреевич, Михайлов не заметил. Открылась дверца слева от Игоря, на свободное место заднего сиденья рядом с Михайловым втиснулся Зусов.

– Иван Андреевич, дайте рацию, пожалуйста. Я должен связаться с гостиницей, с женой!

– Ишь, какой ты прыткий, голубь, – сердито ощетинился Зусов. – Как оклемался, так сразу – дай! Рассказывай!

– О чем? – оскалился в ответной злорадной улыбке Игорь, выдержав тяжелый взгляд Зусова.

– Не придуривайся, как допер, что должно взорваться?

Зусов завозился, забрался рукой в карман брюк, матюгнувшись, вытащил оттуда миниатюрный никелированный пистолет и, навалившись на Игоря грудью, упер пистолетный ствол в шею Михайлова.

Руки у Зусова заметно дрожали. Надумай Игорь опередить Ивана Андреевича, сделал бы это с легкостью. Пистолет Михайлова остался погребенным под руинами храма, но с правого бока, под пиджаком, болтался «НРС-1» – «нож разведчика стреляющий». Стоило лишь захотеть, и пока Зусов терзал карман, Игорь, на которого волною накатило холодное, убийственное спокойствие, успел бы воткнуть лезвие под трепещущий кадык «знатного господина».

– Гони по делу! – брызнул слюной Зусов. – Пристрелю!

– Пугаете, Иван Андреич, – пистолетный ствол больно уткнулся под нижнюю челюсть, принудив Игоря вытянуть шею, запрокинуть голову и говорить сквозь зубы. – Вместо благодарности пу-у-угаете, да-а?

Давление пистолетного ствола сначала слегка ослабло, затем исчезло. Медленно и как бы нехотя Иван Андреевич отодвинулся от Игоря. Зусов несколько раз шумно и глубоко вздохнул, успокаиваясь. Матюгнулся, спрятал пистолет-игрушку обратно в штаны, не спеша достал из кармана пиджака коробочку рации, набрал комбинацию цифр и, протянув рацию Игорю, скорее попросил, чем приказал:

Страницы: «« 123456 »»

Читать бесплатно другие книги:

Можно ли увлечься дворником, если муж сбежал с любовницей?.....
Каким образом в одном месте может оказаться столько воды? И так много растительности, и такой неисто...
О планете, на которую можно попасть, но которую нельзя покинуть....
Контакт с инопланетным разумом – каким он будет? Останется ли Земля всего лишь пересадочной станцией...
«Томас Кашинг весь день рыхлил мотыгой картофельную грядку на узкой полоске берега между рекой и сте...
Исчезнувший в 39 лет Борис Виан успел побывать инженером, изобретателем, музыкантом, критиком, поэто...