Клиника жертвы Воронова Мария
– Она зарабатывает себе на жизнь и обеспечивает собственную безопасность. Прекрасно может прожить своим умом, но, если не имеет при себе двуногого паразита, жизнь превращается для нее в трагедию. Хоть плохонький, да мой – эта древняя поговорка почему-то не потеряла в наши дни актуальности. Самое смешное, что эта, с позволения сказать, дама искренне будет меня презирать, если узнает, что я одинока.
– Вы? – Нейман изумился. – Никогда бы не подумал!
Кристина Петровна засмеялась:
– Будете меня жалеть? Раз я не обзавелась мужем, жизнь не удалась? А то, что я неплохой врач и в тридцать четыре года заведую городской станцией «Скорой помощи», ничего не значит?
– Помилуйте, Кристина Петровна! Я просто удивился, что такая красавица, как вы, не нашла себе пару.
– Вы, наверное, думаете: ах, жалкая бравада неустроенной женщины, – не слушая его, продолжала начальница. – А я, как ни странно, считаю, что не стала бы счастливее, если бы какой-то идиот мог избивать меня, когда ему заблагорассудится.
– Среди нас попадаются и нормальные люди.
Владимир Валентинович проехал дорожный знак, успев заметить, что до Ключиков еще десять километров. Он немного прибавил газу. Прислушался к ощущениям: все хорошо, машина полностью управляема и не стремится улететь с дороги.
Начальница не замужем, ну и дела! Он и предположить такого не мог, ведь она всегда была довольна миром и собой. Такого спокойного взгляда он у неприкаянных дам не встречал. «Тебе-то какое дело до ее личной жизни, старый дурак», – одернул себя Нейман.
Кристина Петровна поудобнее устроилась на сиденье и принялась излагать свои взгляды на современных мужчин. То, что она беседует с одним из представителей этой жалкой разновидности человечества, ничуть ее не смущало.
– Разумеется, не все мужское население страны – спившееся агрессивное быдло, но и среди так называемых нормальных тоже ничего хорошего. Успешный бизнесмен или карьерист, как правило, самодостаточен, и женщина для него лишь удобная вещь вроде бытовой техники. Он использует ее для своего комфорта, а потом меняет на более современную модель. А пылкий влюбленный нередко оказывается бездельником и в итоге, отвлекая внимание сладкими речами, залезает вам на шею. Или вы нарываетесь на неудачника, который, чтобы доказать самому себе, что чего-то в этой жизни стоит, начинает вас шпынять. Получается, самый безобидный вариант – это ипохондрик.
– Кто? – не понял Нейман.
– Человек, считающий себя хронически больным. То у него ноет спина, то шалит желудок… Причем, странное дело, от здорового и диетического питания, которым вы его снабжаете, у него изжога, а на колбасе и шашлыках он великолепно себя чувствует.
– Я смотрю, у вас богатый опыт, – съязвил Владимир Валентинович.
– Бросьте, капраз. Мы живем в двадцать первом веке, сейчас, чтобы сделать научный вывод, не обязательно ставить эксперименты на себе.
– Вы прямо феминистка какая-то!
– Ни в коем случае! Мужененавистница, это да. Не отрицаю. Но феминисток не люблю, ведь именно они довели сильный пол до нынешнего состояния. Дуры! Боролись за равные права, а получили одни обязанности. Потому что хотели не только править миром, но и быть любимыми! Впрочем, это отдельный разговор, мы вернемся к нему как-нибудь в другой раз, если вам будет угодно. Не сердитесь на меня, Владимир Валентинович. Наверное, вы правы, и хорошие люди есть среди мужчин. Но лично я не желаю становиться зависимой от кого-то лишь на том основании, что в его генетическом наборе недостает куска хромосомы.
Нейман поежился. Как-никак он носил брюки, значит, должен был принять речи начальницы на свой счет.
– Ваши измышления, – запальчиво сказал он, – больше напоминают не научные выводы, а постулаты из глянцевых журналов.
Кристина Петровна рассмеялась:
– А что плохого в глянцевых журналах? Глупо, может быть, примитивно, это да. Но в реалистичности им не откажешь. Правда вообще глупа, капраз.
Почему мне выпала такая судьба? Специалисты утверждают, что все проблемы человека коренятся в его детстве. Но, вспоминая свои юные годы, я не нахожу ничего, что могло бы подтолкнуть меня к нынешнему моему состоянию. Большая семья в большом доме. Три поколения живут вместе счастливо и мирно. Никто и никогда меня пальцем не тронул, мысль, что меня могут подвергнуть телесному наказанию, казалась абсурдной. Чувство защищенности не покидало меня вместе с чувством незыблемости окружающего мира. О том, что у ребенка может не быть папы или папа может уйти из семьи, мне стало известно только в школе, и, помню, это был сильнейший шок. Не страх, нет, ни в коем случае. Мой папа был мой папа, и он никогда, ни при каких обстоятельствах не мог меня покинуть. Мне было просто очень жалко тех детей, ведь у них нет того, что есть и всегда будет у меня. И мне было непонятно, как они могут без этого жить. Без вечерних прогулок с отцом, когда ты держишь его за руку, а потом виснешь на ней, чувствуя ее силу и зная, что весь мир может провалиться в тартарары, но эта рука никогда не выпустит тебя. Без сказки на ночь, когда отец читает и начинает клевать носом на второй странице, а тебе интересно, и ты дергаешь его за уши и верещишь – читай! читай! читай!
При этом нельзя сказать, что меня баловали. К воспитанию родители относились очень серьезно и внимательно. За неподобающее поведение наказывали, но всегда справедливо, всегда объясняя, в чем вина.
Пусть это прозвучит нескромно, но они добились хорошего результата. Я, по общему мнению, очень воспитанный человек, надежный, трудолюбивый и честный. Отзывчивый. Всегда помогаю, если есть во мне нужда. У меня много друзей, люди ко мне тянутся, я вижу. Не только из-за моего нынешнего положения. Тем более я никогда им не пользуюсь. Может быть, я не «решаю вопросы», но поддержать, по-человечески помочь – это ко мне. И уж во всяком случае, я никому не создаю проблем. Никому. Кроме себя.
Роженица была совсем молоденькая девушка, такая маленькая и щуплая, что ее большой живот казался недоразумением. Она ехала одна. Ни мужа, ни другой родни, которая должна бы поддержать в такую ответственную минуту.
Вздохнув, Нейман устроил девушку с Кристиной Петровной в салоне и сел за руль. Начальница жестами и трагическим шепотом дала ему понять, чтобы торопился, – роды начнутся с минуты на минуту. Выехав с заваленного снегом грейдера, Владимир Валентинович включил сирену и втопил педаль газа. В Ключики они добирались сорок минут, но теперь дорога ему знакома, обратно должны домчать за полчаса.
Оглядываться в салон он не мог, но предполагал, что женщинам приходится там несладко. Хоть машина и носит гордый статус иномарки, она не приспособлена для наших дорог. Болтает хуже, чем в маршрутке. Но сейчас скорость нужно было предпочесть комфорту.
Через десять минут в окошко, соединяющее кабину с салоном, постучали.
– Все, капраз, приехали.
– ?!
– Паркуйтесь, рожать будем.
Он послушно съехал на обочину.
– Идите сюда, будете помогать.
– Я?
– Капраз, не тормозите!
У него закружилась голова. Через окошко он слышал стоны роженицы и даже боялся подумать, что там происходит. А уж чтобы самому принять участие…
– Не могу, Кристина Петровна, увольте!
– И уволю!
– Мне что-то нехорошо.
– Это ей сейчас нехорошо! – строго перебила начальница. – Да что с вами, капраз? Вы подводник, смерти не боялись, неужели новой жизни испугаетесь?
Он вышел, точнее сказать, выпал из кабины и на негнущихся ногах перешел в салон. Женщина лежала на носилках, и первое, что бросилось ему в глаза, – ее бледные, беспомощные ноги. Нейман отвернулся. То, что он, мужчина без медицинского образования, видит сейчас, казалось ему нескромным и даже оскорбительным для несчастной женщины.
– Кислородику бы ей дать, – бормотала Кристина Петровна, быстро распечатывая пакет со стерильным бельем.
– Так есть же баллон. – Нейман открыл чемодан скорой помощи: по команде Кристины Петровны он должен был набирать в шприцы лекарства.
– Некогда.
– Давайте я налажу.
– А вы умеете?
– Будьте спокойны. Я же подводник. Все дыхательные аппараты – как Отче наш.
Его руки уже собирали систему. Нейман осторожно надел маску на лицо женщины и улыбнулся ей. Он даже не знает, как ее зовут.
Девушка через силу улыбнулась в ответ – шевельнула припухшими, запекшимися губами. Она не кричала, не плакала и старательно выполняла все команды Кристины Петровны.
В глазах ее не было страха, кажется, она вообще не думала о том, что рожает на сельской дороге, в довольно хлипком автомобиле, и от холодной зимней метели ее спасает только железный корпус. «А если роды затянутся и у нас кончится бензин?» От этой мысли Нейман похолодел и стал в унисон с Кристиной Петровной кричать девушке:
– Тужься, тужься!
– А теперь отдохни. Подыши спокойно. – Кристина Петровна сама шумно выдохнула. – Черт, неудобные носилки, некуда пятками упереться. Что же делать?
Нейман достал носовой платок и промокнул пот на лице роженицы.
– Ну-ка, капраз, – Кристина Петровна хищно взглянула на него, – давайте сюда свои руки…
Она приподняла головной конец носилок. Рискуя вывихнуть себе позвоночник, Нейман скорчился за носилками и вытянул руки. В его ладони Кристина поместила ступни девушки.
– Акушерским креслом мне еще бывать не приходилось, – проворчал он и ободряюще пожал ножки роженицы.
Тут пришла новая потуга, и Нейману пришлось напрячь мускулы.
– Ты не терпи, кричи, если тебе так легче, – сказал он, но девушка, кажется, не слышала его.
Он смотрел в ее глаза – черные, совсем пустые. Роженица выполняла команды, но понимала ли, кто сейчас рядом с ней? Боль туманила ее сознание, но только ли боль? Что чувствует женщина, когда производит на свет дитя? Кажется, нечто большее, чем физические страдания… «Она не с нами сейчас», – понял Владимир Валентинович. Душа ее где-то в другом мире, между жизнью и смертью, отправилась в опасное путешествие за душой ребенка. В эту минуту она видит все тайны бытия, проникает туда, куда человеку вход заказан. И это так страшно, что только могучий материнский инстинкт, сильнее которого ничего нет на свете, дает силы пройти этот путь.
Он крепко держал ноги, после потуги они дрожали.
…Когда Марина рожала Сашеньку, он был в походе. Оставил ее совсем одну. Даже не договорился в роддоме, и она оказалась в руках равнодушных акушерок, которые на нее кричали.
– Все, голова прошла, – объявила Кристина. – Последнее усилие, милая, давай! Все!!!
В руках у нее оказался младенец. Выглядел он настолько непохоже на ребенка, что Нейман от изумления затаил дыхание. Какая-то синевато-розовая тряпочка с белым налетом. Но тут тряпочка закричала, задвигала ручками и ножками и прямо на глазах, стремительно, стала превращаться в настоящего младенца.
– Мальчик у тебя, – громко сказала начальница.
Лицо роженицы разгладилось и лучилось торжествующим счастьем победительницы.
– Валентиныч, не отпускай пока. И лучше отвернись, я пуповину перерезаю и послед достаю.
– Можно без подробностей?
Нейман послушно зажмурился. Когда открыл глаза, ребенок, уже запеленатый, лежал на руках у матери.
– А теперь давай газу, будто за тобой черти гонятся.
В приемном отделении роддома их уже ждали. Акушер-гинеколог поздравила Кристину с принятыми родами, с шутливой торжественностью пожала руку Нейману, благодаря за помощь, и побежала заниматься пациенткой.
Они сели в машину, но Владимир Валентинович не спешил заводить.
– Ну как вы? – Кристина дотронулась до его руки, безвольно лежавшей на руле. – Сильно шокированы?
Он пожал плечами:
– Я много раз выходил из лодки через торпедный аппарат. В каком-то смысле это похоже на роды… Но я, черт побери, никогда не задумывался, что при этом чувствует торпедный аппарат.
Глава 3
– Где мой джедайский меч? – засмеялась Кристина Петровна.
«Какая же она хорошенькая, когда улыбается», – подумал Нейман. Ямочки на ее щеках заставляли его сердце биться быстрее.
Пока они были на вызове, неизвестный доброжелатель привязал к потолочному светильнику любимую кружку начальницы. Такие глупейшие шутки были на станции в ходу, и они странным образом давали измотанным медикам отличную психологическую разрядку.
Джедайский меч оказался не фигурой речи, а вполне реальным предметом. Кристина Петровна взяла рулон обоев, оставшийся после ремонта, и взмахнула им. Рулон удлинился в виде конуса.
– Трепещите, несчастные! – Потрясая «мечом», Кристина двинулась на фельдшеров, те сделали вид, что очень боятся, а Нейман полез за кружкой.
– Осторожно, капраз! Есть подозрение, что эти негодяи налили туда зеленки.
А он вдруг остро почувствовал свои годы. Вроде бы крепок телом и умом, а совсем не может вот так беззаботно радоваться жизни. И идея привязать посуду к потолку уже никогда не придет в его голову…
Изображая паническое бегство, фельдшера открыли дверь на черную лестницу, и оттуда донеслось вдруг истошное мяуканье.
– Тихо! – скомандовала Кристина.
Они крадучись, чтобы не вспугнуть, вышли на лестницу. Пролетом ниже обнаружился крошечный котенок прозаической серой масти. Был он страшно худ, кривоног, шатался от слабости, один глаз заплыл, но рабочее око смотрело на Неймана светлым от наглости взглядом малолетнего преступника.
Кристина нагнулась к нему:
– Бедняга… Сейчас молока тебе налью.
Котенок коротко и возмущенно мявкнул.
– Пожалуй, я его возьму, – неожиданно для себя сказал Владимир Валентинович.
– Вы?
– Да, а что такого?
– Странно. Обычно мужики не очень-то любят кошек.
– Вы готовы любой грех приписать нашему полу, – улыбнулся Нейман. – Лично я прекрасно к ним отношусь.
Кристина объявила, что котенка необходимо отвезти к ветеринару, «проглистогонить», вывести блох и, если доктор не найдет острых заболеваний, сделать прививки. Она, как опытная кошатница, может проводить Неймана к хорошему специалисту.
После окончания смены Владимир Валентинович, игнорируя вопли протеста, сунул котенка в карман куртки и вместе с Кристиной отправился к ветеринару.
Утро выдалось морозным.
– Вам не холодно? – Нейману показалось, что на начальнице слишком легкое для зимы пальто.
– Нормально.
Владимир Валентинович пресек очередную попытку котенка обрести свободу и почувствовал, что животное мстительно написало ему в карман.
– Все же манто у вас не по сезону.
– Не обращайте внимания. Я коплю на шубу. А если куплю пуховик, то, во-первых, потрачу деньги, а главное, проблема зимней одежды как бы решится, и шубу я уже никогда не куплю. Лучше уж перетерплю этот сезон, а в следующий приду в таких соболях, что ахнете.
– Долго нам еще идти? Боюсь, этот хвостатый негодник удерет.
– Две минуты.
У ветеринара Нейман решил, что медицинских ужасов с него на сегодня хватит, и остался ждать в коридоре, зашел только потом – расплатиться. В результате всех процедур его кошелек похудел на три тысячи рублей. Ого, подумал Владимир Валентинович и быстро прикинул, что, будь в человеческой медицине такие расценки, Кристина Петровна могла бы покупать себе по две шубы в месяц.
Ему стало очень жаль ее, мерзнущую из чисто женского кокетства и неженского упорства.
– Кристина Петровна, у меня для вас есть одна вещица… – начал он, устраивая Нельсона за пазухой. Имя котенку придумалось само собой. Во-первых, одноглазый, хоть и временно, во-вторых, созвучно: Нельсон – Нейман. После общения с доктором кот присмирел, загрустил и как будто даже прильнул к Владимиру Валентиновичу. – Не шуба, но тоже меховая. В ней вы точно мерзнуть перестанете.
– Позвольте мне самой заниматься своим гардеробом.
– Кристина Петровна, я серьезно. Это так называемая канадка, меховая куртка для наружных вахт. Вы, наверное, меня в ней видели – черная такая, с воротником-капюшоном. Она мне досталась совершенно бесплатно, так что вы ничего не будете мне должны.
Тут Нейман немного слукавил. Получить на складе канадку было сложнее, чем, например, правительственную награду. Этот страшнейший дефицит доставался путем сложных интриг и многолетнего сотрудничества с кладовщицей. Недостижимее были только тапочки в дырочку – необыкновенно удобные кожаные тапки для подводников, несколько лет назад снятые с производства. Обладать этим «брендом» значило показать свою принадлежность к узкому кругу посвященных. У Неймана не хватило связей даже на одну новую пару вожделенной обуви, и он утешался только мыслью, что старая еще не совсем развалилась.
– Капраз, я в вашей куртке утону.
– Я хочу вам отдать не свою. Другую. Вам как раз будет.
Они немного попререкались, но все же Кристина согласилась зайти и примерить канадку. Тем более, заметила она, все равно придется идти в магазин, выбирать Нельсону приданое, а Владимир Валентинович обязательно напутает и купит всякой ерунды.
– Конечно, я же мужчина, что еще от меня ждать? – проворчал он.
Нельсон ничуть не удивился незнакомой обстановке. Он бодро обежал квартиру, заглянул во все углы и сразу обосновался на диване. Развалившись в подушках, насколько позволяло его тщедушное тельце, котенок пронзительно взглянул на хозяина: ясно тебе, кто тут главный?
Начальница вела себя не в пример скованнее – остановилась посреди комнаты, неловко сложив руки.
– Прошу, – Нейман сделал приглашающий жест, – чувствуйте себя свободно. Я думаю, чашечка крепкого кофе не повредит нам обоим, верно?
Она рассеянно кивнула:
– Да, верно. Только нужно поспешить в зоомагазин, срочно купить этому товарищу лоток. Иначе он выберет туалет по своему вкусу, и вам нелегко будет переучить его.
Нейман положил в туалете газетку на первый случай, а рядом с газеткой – описанный носовой платок, надеясь, что котенок поймет этот не слишком тонкий намек.
– Можно, я книги посмотрю? – Кристина склонилась возле библиотеки Владимира Валентиновича, сложенной аккуратными стопками в углу комнаты.
Холостяцкая обитель была строго выдержана в стиле минимализма – Нейман пока не купил ничего, кроме дивана, оккупированного теперь котом.
– Вы любите читать?
– Обожаю! Мужененавистница, кошатница и книгоманка – полный комплект, – усмехнулась она.
– Мои книги в вашем распоряжении. Если что-то заинтересует, с удовольствием дам почитать.
Взгляд невольно задержался на ее аккуратных грудках, обтянутых свитером удивительно приятного голубого цвета. Нейман подумал, как хорошо они легли бы в его ладони, и неожиданно вспомнил, что очень давно одинок в самом простом, плотском смысле этого слова. А может быть… Вдруг он не встретит сурового отпора? Кто их знает, этих феминисток, мужиков-то они ненавидят, но, возможно, ничего не имеют против секса…
Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. Какой, интересно, бес внушает ему такие мысли?
Всей душой Нейман чувствовал, что между ним и Кристиной уже возникло что-то неуловимое, непонятное, может быть, и совсем не любовь. Но слишком нежное и хрупкое. Любое неосторожное движение разрушит это безвозвратно.
– Ого, вы читаете сентиментальные романы?! – смеясь, воскликнула Кристина.
– Не то чтобы читаю… – зарделся Владимир Валентинович.
Отпираться было глупо. Вот он, компромат: стопка книг, в основании «Унесенные ветром», а на вершине – покеты с розами и пронзительными усатыми красавцами на обложках.
– Понимаю, капраз. Зачем вам читать про опасности и приключения, если вы все это испытали на собственной шкуре. Но я, увы, не разделяю ваших вкусов.
– Посмотрите в самой левой стопке, там у меня неплохая подборка книг по истории, – предложил он уже из кухни.
Нарезав хлеб и открыв банку шпрот, Владимир Валентинович посчитал завтрак готовым. Еще у него были пряники и шоколадка.
– Котик совсем освоился, – заметила Кристина, появляясь на пороге кухни, – спит как ангел…
– Садитесь. – Нейман подвинул ей табуретку. – Делайте себе бутерброд, кофе будет готов через минуту.
– А как вы его варите? – Она повертела в руках пачку молотого «Жокея».
– Ну как… Заливаю кипятком, да и все. Или вам приготовить как-то по-особенному?
– Ни в коем случае! – Кристина Петровна будто даже обрадовалась. – Это замечательно, что вы такой… неискушенный, не устраиваете из обычного кофе сложного ритуала. А то мужчина на кухне, сами знаете.
Нейман хмыкнул. Кажется, любое его действие для Кристины – лишь сигнал к нелестным обобщениям насчет мужского пола.
– Когда мужчина готовит еду, это поистине эпическое зрелище. – Начальница аккуратно положила шпротину на хлеб. – Он отправляется на кухню как на войну, проводит там целый день, чтобы в итоге предъявить какой-нибудь жалкий плов, по вкусу нисколько не лучше, чем тот, что готовит жена. Но при этом он страшно горд собой, и то обстоятельство, что жена за время, потраченное им на приготовление плова, успевает сходить на работу, сварить полноценный обед, провернуть большую стирку и убрать в квартире, нисколько его не смущает. Если он взял в руки кухонный нож, то он, по определению, гениальный кулинар.
– Вы сгущаете краски…
– Ничуть. Вот проверьте как-нибудь. Позвоните своим знакомым, спросите: что делаешь? Жена просто скажет: готовлю обед, а муж гордо заявит: я занимаюсь мясом. Вот так: Я! Занимаюсь! Мясом! Все буквы большие. Это, конечно, если вам удастся поймать момент, когда он занимается мясом.
Владимир Валентинович улыбнулся. Он провел бы эксперимент, но его семейных друзей разбросало по всей стране. Сначала нужно их найти.
– И это не только в кулинарии, – продолжала Кристина. – Любая женщина сделает дело в два раза быстрее, в три раза лучше и в десять раз тише мужика. Но к ее достижениям общество равнодушно, сделала и сделала, а глядя на такую же работу мужчины, все захлебываются от восторга. Да что далеко ходить за примером: у нас дежурят три хирурга, две женщины и Холмогоров. Экстренная хирургия, каждому достается примерно поровну. И перфоративок, и непроходов, и ножевых, я не говорю уж об аппендицитах. Результаты примерно одинаковые, но Дорик и Лорик считаются глупыми бабами, которые невесть зачем поперлись в хирургию, а Холмогоров – юным гением. Почему? За что?
– Дорик и Лорик? – переспросил Нейман. – Что за имена?
– Это мы их так прозвали. По аналогии с Лелеком и Болеком, помните, сто лет назад был такой мультфильм? А на самом деле их зовут Лариса Анатольевна и Дора Иосифовна.
Нейман встрепенулся. Но нет, это слишком хорошо, чтобы быть правдой…
– А как фамилия Доры Иосифовны? – осторожно поинтересовался он.
– Комиссарова.
Нейман поставил турку на стол, и его лицо стало расплываться в счастливой улыбке…
– Вы ее знаете? Ну да, ведь ее муж тоже был подводником.
– Был?
Улыбка исчезла. Сердце Неймана глухо заныло. «Ты, Нейман, перевалил экватор своей жизни, и дальнейший твой путь будет дорогой потерь…»
– Он жив-здоров, – быстро сказала с тревогой наблюдавшая за ним Кристина. – С ним все в порядке. Он, между прочим, наш мэр.
– Глеб? Мэр?
– Да. И прекрасный. Мы почти единогласно выбрали его на второй срок. Вы, наверное, успели заметить, что в городе чисто, уютно. Это его заслуга. И доплаты у нас, медиков, выше, чем в среднем по области.
Нейман наконец разлил кофе по чашкам. Руки немного подрагивали.
Глеб – мэр города, ну и дела! Демобилизовался семь лет назад и, значит, сделал такую карьеру. Что ж, он этого достоин. Повидаться бы, вспомнить былые деньки… Но это раньше они оба были командирами лодок, а теперь один чиновник высокого ранга, а второй – простой водитель «Скорой помощи». Социальная пропасть.
– Странно, что вы до сих пор не встретились с Дорой в приемном, – сказала Кристина. – Хотите, я вам ее мобильный дам?
– Я и мечтать не мог, что найду здесь близких друзей, – с чувством сказал Нейман. – А для меня это очень важно, я ведь совсем одинок.
Она улыбнулась одними глазами, как-то трогательно и очень понимающе. У Неймана стало тепло на душе.
– Вот видите, вы сделали доброе дело, подобрали котенка, и награда не заставила себя ждать.
– Да ладно вам…
– Правда, капраз. Я давно заметила закономерность. Порог добрых дел. Как только начинаешь делать хорошие дела, помогать людям и не ждать за это награды, тут же твои желания начинают исполняться. Причем сбывается то, что действительно тебе нужно. Спасибо, все было очень вкусно, – Кристина отодвинула чашку, – особенно кофе. Пора за приданым для гражданина кота.
Как не хотелось прекращать эту уютную беседу… Кристина была первой гостьей в его доме, и вообще он давным-давно не завтракал с женщиной!
Но она устала после суточного дежурства, и у нее наверняка есть занятия поинтереснее, чем его развлекать. Вздохнув, он полез за канадкой.
– Вот, Кристина Петровна. Примерьте.
Куртка необыкновенно ей шла и сидела как влитая.
– Отлично выглядите!
– Но я не могу ее принять, Владимир Валентинович…
– А я не могу надеть. Она мне мала на пять размеров. Не выкидывать же!
– Продайте.
– Еще не хватало! Берите и ни о чем не думайте. Вам очень хорошо, правда! Сюда бы еще грубые джинсы и гриндерсы…
Она взглянула на него с шутливым ужасом.
– Капраз, вы прямо стилист какой-то…
– Стилист не стилист, а последние годы носил исключительно одежду от кутюр…
– Правда?!
– Я носил форму, – засмеялся Нейман. – А ее ведь Зайцев конструировал, так что я невольно приобщился к высокой моде. И теперь ответственно заявляю: вы смотритесь восхитительно.
Она колебалась.
– Великолепная кожа, и мех, сами посмотрите… Специальная куртка для работы на морозе и на ветру. Никогда не замерзнете, – искушал Нейман. – Жаль, у меня нет зеркала. Если бы вы себя сейчас видели, просто не смогли бы с ней расстаться.
Потом догадались посмотреться в стеклянную дверцу духовки.
Он видел, что канадка ужасно нравится Кристине Петровне, но начальница стесняется принять дорогой подарок. И понимает, что обидит его, если предложит деньги.
– Вы меня очень обяжете, если заберете куртку. Я вез ее для одного человека, но она оказалась ему не нужна.
Первый раз он ударил меня через три недел после свадьбы. Еще в медовый месяц. И это до сих пор кажется мне особенно горьким, ведь впереди у него было много лет безнаказанного насилия надо мной, неужели не мог потерпеть несколько дней, оставить мне хоть тот минимум счастья, который гарантирован любой новобрачной? Он ударил меня по лицу. Якобы за очередную провинность, но я видела, что ему просто хотелось меня бить.
Пощечина почему-то стала для меня неожиданностью, хотя ей предшествовала мощная подготовка. Я выходила замуж очень молодой, по любви. Точнее, мне тогда казалось, что по любви, а теперь я сомневаюсь. Когда я стояла в загсе перед красивой женщиной с лентой через плечо, в душе было не счастье, а облегчение. Слава богу, больше не надо бояться, что останешься старой девой. А я панически страшилась подобного исхода своей жизни. Мама никогда не ориентировала меня на карьеру, я не слышала от нее коронной фразы «сначала окончи институт», наоборот, она всегда подчеркивала, что главное для женщины – создать семью. Она предостерегала меня, что это очень сложно в наше время, я выросла, зная, что настоящих мужчин почти не осталось, и найти такого – еще более редкая удача, чем выиграть миллион в мгновенной лотерее. Я знала, что есть парни, которые «обманут и не женятся», что нужно быть очень осторожной…
Боже, как я боялась, что никому не понравлюсь. У меня не будет кавалера. Или будет, но окажется негодяем и бросит меня. И тогда я умру от горя, потому что успею его полюбить…
Как смешно теперь вспоминать эти детские страхи!
А потом появился он. Не красавец, но с «благородным лицом», как сказала мама. Старше на четыре года. С престижной профессией. Прекрасно воспитанный. Образованный. Родители полюбили его быстрее, чем я. Особенно импонировало им, что мы познакомились не в ночном клубе, а очень респектабельно – на юбилее маминого начальника. Меня пригласили, потому что начальник помнил меня «вот такусенькой», и на службе у них до сих пор гуляет легенда, как я бесстрашно стукнула его куклой по коленке, когда он распекал маму. Видно, он решил в отместку разрушить мою жизнь, вот и познакомил с родственником…
Мне сложно разобраться в своих чувствах теперь, когда я оглядываюсь назад сквозь толщу лет, наполненных ложью и унижением. Наверное, все было – и радостно-тревожное замирание сердца, и предвкушение чуда… Но я не помню. В голове возникают совсем другие картины.
Мы гуляем по ночному городу. Белые ночи. Мосты разведены. Река, строгая и торжественная перед свиданием с морем. Вечный город-призрак…
Самая романтическая атмосфера. И мы целуемся, как другие парочки. Только в душе моей пусто. Ни восторга, ни пьянящей радости… Лишь чужие твердые губы мнут мой рот.
Я как ребенок, которому дали пустой фантик. Обижена. Разочарована. Почему так? Тут же нахожу объяснения. Первое – книги все врут. И подружки тоже. Ничего этого на самом деле нет. Просто эффект голого короля, а кто поверит, всю жизнь прогоняется за химерами. Объяснение второе – я моральный урод. Я вообще-то девочка умненькая, поэтому сразу изобретаю и ставлю себе диагноз: душевная фригидность. Мне просто не дано испытать чувство влюбленности.
Но почему-то третье объяснение, которое сразу приходит в голову всем нормальным женщинам, которое просто напрашивалось в этот перечень хотя бы по законам формальной логики, осталось мной так и недодумано. Рядом со мной чужой, даже чуждый мужчина, вся беда в нем – эта элементарная истина обошла меня стороной. Идея собственной неполноценности оказалась мне гораздо ближе. И в объятиях будущего мужа я терзалась не столько от разочарования, сколько от чувства вины. Не умею влюбиться… И я дала себе слово, что постараюсь исправиться.
Нейман хотел встретиться с Мариной на старом месте, но бывшая жена категорически отказалась идти в ресторан. Остановились на скромном сетевом кафе возле ее дома.
Она немного опоздала, вошла мрачная, заранее рассерженная, готовая к решительному бою.
– Подавай в суд, если хочешь, – заявила она. – Я консультировалась с юристами, не так много у тебя шансов.
– Во-первых, здравствуй, – улыбнулся Нейман. – Садись и скажи, что тебе принести. Здесь самообслуживание.
Он достал из-под столика букет и протянул Марине.
Нейман выбрал самый большой букет нежных тонов, пожалуй, он больше подходил юной невесте, чем матери большого семейства, но ему хотелось хоть на мгновение вернуть Марину в молодость, которая была у них общей.
Она пристроила цветы на пустом стуле и хмуро взглянула на Владимира Валентиновича:
Читать бесплатно другие книги:
