Игра с огнем (сборник) Герритсен Тесс

– Нет.

– Ты уверен?

– Я никого не видел. – Лоренцо перевел взгляд на Лауру, потом на ее отца. – В Венеции должно случиться то же, что произошло в Риме?

– И гораздо раньше, чем я ожидал. Перемирие[12] все изменило, и теперь мы в оккупированной Италии. Войска СС ужесточают режим, и они сделают с евреями то же, что сделали в прошлом месяце в Риме[13]. Глава еврейской общины Венеции профессор Йона предвидел это, а потому сжег все документы, чтобы в руки СС не попали ваши имена. Он пожертвовал собой и дал всем драгоценное время для бегства. Твой отец не хочет видеть грядущую катастрофу, он всех вас подвергает опасности.

– Нас держит здесь не папа, – возразил Лоренцо. – После удара дедушка даже ходить не может – как ему покинуть инвалидный дом? Мама никуда не уедет без него.

Мучительное выражение появилось на лице Бальбони.

– Твой дед – один из моих лучших друзей. Ты сам знаешь. У меня сердце разрывается, но я тебе скажу: у него нет ни малейшей надежды. Альберто уже мертв, и вы ничем не в силах ему помочь.

– И вы говорите, он ваш друг?

– Я говорю именно как его друг. Я знаю, он бы хотел безопасности для вас, а в Венеции больше не безопасно. Ты ведь наверняка обратил внимание, что многие твои ученики перестали приходить на занятия. Сколько соседей потихоньку покинули дома? Исчезли без всякого предупреждения и никому не сказали, куда отправились. Они слышали о римской катастрофе. Тысячу человек арестовали и депортировали. То же самое произошло в Триесте и Генуе.

– Но мы в Венеции. Папа уверяет, здесь такого никогда не случится.

– Пока мы с тобой говорим, эсэсовцы составляют списки – имена и адреса всех евреев города. Профессор Йона дал нам небольшую фору – сжег все документы, но теперь наше время истекло. Женщина, приходившая сегодня в вашу мастерскую, определенно одна из них. Она приходила посмотреть, что подлежит конфискации. По Веронскому манифесту от ноября сего года вся собственность евреев может быть изъята. Дом, мастерская твоего отца – ничто из этого вам не принадлежит, и они захватят все в любой момент.

– Марко каждый день то же самое говорит.

– Твой брат все понимает и знает, чего ждать.

– А откуда вы знаете, чего ждать? Почему вы так уверены?

– Потому что я сказала синьору Бальбони, – раздался голос за спиной Лоренцо.

Он повернулся и увидел горничную Альду, каргу с кислым выражением лица, которая, казалось, вечно прячется где-то поблизости. Пять лет назад она остерегала Лоренцо, говорила, что он должен отказаться от участия в конкурсе, и грозила последствиями.

Лоренцо повернулся к Бальбони:

– Вы ей доверяете? Она же чернорубашечница!

– Нет, Лоренцо. Ты ошибаешься.

– Она знала, что случится на конкурсе.

– Я пыталась вас предостеречь, но вы не хотели слышать, – сказала Альда. – Вам повезло – отделались в ту ночь лишь синяками.

– Альда не чернорубашечница, но у нее есть связи, – сказал Бальбони. – Она знает о планах СС. Мы предупредили всех евреев, кого смогли, но не все готовы слышать. Твой отец один из них.

– Идиот, – пробормотала горничная.

– Альда! – покачал головой Бальбони.

– Он не хочет верить, вот и не верит.

– И разве можно его винить? Кто мог поверить, что эсэсовцы расчленят еврейскую семью в Интре? Учинят избиение младенцев в Лаго-Маджоре? Все думают, это просто страшилки для запугивания евреев и выдавливания их из страны.

– Папа так и считает, – кивнул Лоренцо.

– Вот почему его не спасти. Но мы попытаемся спасти тебя и, возможно, твою сестру и брата.

– Нельзя терять ни минуты, – взволнованно сказала Лаура. – Вы должны исчезнуть к завтрашнему вечеру. Возьмите только то, что сможете унести.

– Но куда мы пойдем? Спрячемся у вас?

– Нет, в моем доме небезопасно, – отрезал профессор Бальбони. – Мои симпатии слишком хорошо известны, и я боюсь, к нам придут с обыском. Но близ Падуи есть монастырь, где вы проведете несколько дней. Монахи будут прятать вас, пока мы не найдем кого-нибудь, кто переведет вас через швейцарскую границу.

Он положил руку на плечо Лоренцо:

– Не теряй веры, сынок. Повсюду в Италии вы найдете друзей. Нужно только определить, кому можно верить, а кому – нет.

Все происходило слишком быстро. Лоренцо знал: Марко уговаривать не придется, но как убедить сестру? И мама ни в какую не согласится бросить деда в доме инвалидов. Он боялся неизбежных слез и споров, разбитого сердца и чувства вины. Не в силах переварить то, что ему предстоит, Лоренцо набрал в грудь побольше воздуха и оперся руками о стол.

– Значит, я должен бросить моих отца и мать на милость СС.

– К сожалению, у тебя нет иного выбора.

– Ты бы могла бросить отца? – спросил Лоренцо у Лауры. – Зная, что больше никогда его не увидишь?

Ее глаза внезапно наполнились слезами.

– Выбор страшный, Лоренцо. Но ты должен спастись.

– Ты бы так смогла, Лаура?

Она провела ладонью по глазам и отвернулась:

– Не знаю.

– Я бы хотел, чтобы она поступила так, – сказал профессор Бальбони. – Да я бы даже сам настаивал. Последние недели были обманчиво тихими. Вот почему твой отец считает, что вы все выживете, просто спрятав голову в песок и затаившись. Но время на исходе, и скоро начнутся аресты. Почему я тебя предупреждаю? Мне кажется, так я выполняю долг перед моим другом Альберто, а кроме того, ты наделен музыкальным талантом, которым должен поделиться с миром. Но мир никогда тебя не услышит, если ты не переживешь войну.

– Послушай папу, – взмолилась Лаура. – Прошу тебя.

Раздался стук в дверь, и все напряглись. Лаура бросила на отца испуганный взгляд.

– Отведи его наверх. Быстро! – прошептал Бальбони. – Альда, убери бокалы. Никто не должен знать про нашего гостя.

Лаура схватила Лоренцо за руку и повела его к лестнице. Взбегая на второй этаж, они слышали стук в дверь. Потом громкий голос Бальбони:

– Кто там шумит? Мы вроде не горим?! Иду, иду!

Лаура и Лоренцо проскользнули в спальню и прижались ушами к закрытой двери, пытаясь услышать, что происходит внизу.

– Полиция в такое время? – пророкотал бас Бальбони. – Да в чем дело?

– Приношу извинения за поздний визит, профессор Бальбони. Но я хотел вас предупредить о некоторых изменениях, – донесся до них мужской голос, тихий, но взволнованный.

– Понятия не имею, о чем вы говорите, – сказал Бальбони.

– Я понимаю, почему вы, вероятно, не питаете ко мне доверия. Но сегодня очень важно, чтобы вы мне доверились.

Собеседники перешли в столовую, и голоса перестали доноситься до Лауры и Лоренцо.

– Что будет с вами, если полиция найдет меня здесь? – прошептал Лоренцо.

– Не беспокойся, папа его заговорит. Он умеет. – Она прижала пальцы к губам. – Оставайся здесь. И ни звука.

– Что ты собираешься делать?

– Помогу отцу отвлечь нашего гостя. – Лаура натянуто улыбнулась. – Папа говорит, у меня это хорошо получается. Попробуем выяснить, насколько хорошо.

Сквозь закрытую дверь спальни он слышал ее шаги по скрипучей лестнице – она спускалась к мужчинам, разговаривающим в столовой.

– Папа, ну как же тебе не стыдно – не предложил нашему гостю закуски, – раздался ее веселый голос. – Синьор, меня зовут Лаура, я дочь профессора Бальбони. Позвольте налить вам бокал вина? Может быть, выпьете кофе с печеньем? Альда, принесите, пожалуйста, поднос. Не хочу, чтобы наш гость подумал, будто мы забыли слово «гостеприимство».

Ответов посетителя Лоренцо не слышал, но до него доносился смех Лауры, веселое позвякивание фарфора, шаги Альды между столовой и кухней. Своим приходом Лаура сумела превратить тревожный визит незнакомца в беседу за чаем. Даже полицейский не мог противиться ее обаянию. Теперь гость тоже смеялся; Лоренцо услышал, как хлопнула пробка винной бутылки.

Шея у него заболела – он слишком долго выгибал ее, прижимая ухо к двери, – Лоренцо выпрямился и потер ноющее место. Впервые он оглядел комнату и понял, что находится в спальне Лауры. Здесь стоял ее запах, аромат цветов, лаванды и солнца. В комнате царил веселый беспорядок, книги как попало лежали на прикроватной тумбочке, на стул был наброшен свитер, туалетный столик завален кремами, пудрами и гребнями. Он прикоснулся к гребню, на его зубчиках остались светлые волосы. Он представил, как гребень проходит по ее волосам, – так же, наверное, просеивают золото.

В книжном шкафу очаровательные безделушки – множество фарфоровых поросят, собравшихся в кружок для своего поросячьего разговора. Лепешка канифоли для виолончели. Ваза с теннисными мячами. И еще книги – как же Лаура любила книги! Он увидел поэтические сборники, биографию Моцарта, собрание пьес Ибсена. И целую полку любовных романов – вот уж чего он никак не ожидал найти. Его неистовая, реалистичная Лаура читает романы о любви? Он ее совсем не знал и никогда не узнает теперь, ведь завтра он покинет Венецию.

Мысль о том, что он больше никогда не увидит Лауру, заставила Лоренцо прижать руку к сердцу: его пронзила такая сильная боль, будто его ударили в грудь. А оттого, что он стоял здесь, в ее комнате, вдыхая ее запах, боль ощущалась лишь сильнее.

Снизу донесся громкий приветливый голос:

– Доброй ночи, синьор! Пожалуйста, не задерживайте папу слишком долго!

Потом шаги вверх по лестнице, мелодия, которую она мурлыкала себе под нос, словно ничто в целом мире ее не заботило.

Лаура вошла в комнату, закрыла дверь, прислонилась к ней спиной, ее лицо от напряжения исказилось нервной гримасой. На его вопросительный взгляд она ответила отрицательным покачиванием головы.

– Он не уходит, – прошептала она.

– И что будет делать твой отец?

– Напоит его. Постарается выведать что-нибудь важное.

– Почему он пришел?

– Не знаю. Это меня и пугает. Он, похоже, слишком хорошо осведомлен о нас. Говорит, что хочет нам помочь, если только папа будет сотрудничать.

Она выключила свет и, когда комната погрузилась в темноту, отважилась отдернуть портьеру. Посмотрев на улицу, сказала:

– Я никого не вижу, но все равно, возможно, за домом наблюдают. – Лаура повернулась к нему. – Пока тебе нельзя уходить. Там небезопасно.

– Но мне нужно домой. Предупредить семью.

– Ты для них ничего не в состоянии сделать, Лоренцо. По крайней мере, сейчас.

Она замолчала – из столовой донесся громкий мужской смех.

– Папа знает, как управляться с такими делами. Умеет это делать. – Уверенность, казалось, придавала ей силу. – Он может очаровать любого.

«Как и ты», – подумал Лоренцо.

В темноте он видел только ее силуэт в створе окна. Он столько всего хотел ей сказать, раскрыть столько тайн, но отчаяние поглотило слова.

– Ты должен остаться здесь. Неужели ты меня так боишься? – спросила Лаура, коротко усмехнувшись. – Боишься оказаться взаперти со мной?

Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и, когда их взгляды встретились, замерла.

Он схватил ее руку и прижал к губам.

– Лаура, – прошептал Лоренцо.

Он больше ничего не сказал – только произнес ее имя. И столько нежности слышалось в его голосе, что от всех его тайн не осталось и следа.

И она услышала. Шагнула к нему, а он уже распахнул ей навстречу руки. Вкус ее губ пьянил, как вино, и он никак не мог напиться, все ему было мало. Они оба знали: они заплатят за это сердечной болью, но пламя, в которое плеснули пять лет разлуки и желания, уже разгорелось с неподвластной им силой.

Дыхание у них перехватило, они разделились, чтобы вдохнуть воздуха, и уставились друг на друга в темноте. Сквозь щель в портьерах проникал лунный луч, высвечивающий полоску – такую прекрасную – на лице Лауры.

– Как я тосковала по тебе, – прошептала она. – Я написала тебе столько писем о моих чувствах.

– Я не получил ни одного.

– Я их все разорвала. Я так страдала при мысли о том, что ты не испытываешь ко мне ничего похожего.

– Испытываю. – Он взял ее лицо в свои ладони. – Ах, Лаура, мои чувства даже не передать словами.

– Почему же ты ничего мне не сказал?

– После того случая я и представить не мог, что мы когда-нибудь…

– Будем вместе?

Он вздохнул, руки его упали.

– Сейчас это кажется еще менее вероятным, чем прежде.

– Лоренцо, – сказала она и прижала свои губы к его, но не в порыве страсти, а в желании поддержать. – Если мы для начала не станем воображать будущее, то оно никогда и не наступит. Вот этим мы и должны заниматься.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива. Никогда не хотел ничего иного.

– И поэтому чурался меня.

– Мне нечего тебе предложить. У меня ничего нет.

– Мир переменится! Пусть он безумен сегодня, но ведь это не навсегда. Вокруг слишком много хороших людей. Мы исправим его.

– Так тебе говорит отец?

– Я верю, что так будет. Должна верить, иначе не остается места для надежды, а без надежды я жить не могу.

Теперь он тоже улыбнулся:

– Моя неистовая Лаура. Ты знаешь, я когда-то боялся тебя.

– Да. – Она рассмеялась. – Папа говорит, я должна научиться не наводить страх на людей.

– Но я тебя за это люблю.

– А знаешь, почему я люблю тебя?

– И представить себе не могу, – покачал он головой.

– Ты такой же безудержный – в том, что касается музыки, твоей семьи. Важных вещей. В Ка-Фоскари столько ребят говорят, что хотят быть богатыми или знаменитыми. Или иметь виллу за городом. Но такие вещи можно только хотеть. Душа о них не болит.

– А ты этого никогда не желала? Ну хотя бы чуть-чуть?

– Да как? Я думала только о тебе, о том, как ты стоял на сцене в тот вечер. О том, каким ты был уверенным, каким властным. Когда ты играл, я слышала, как твоя душа напевает мне. – Лаура прижалась своим лбом к его. – Я такого никогда ни с кем не чувствовала, только с тобой.

– Я не знаю, когда вернусь. Я не могу просить тебя ждать.

– Ты помнишь, что я сказала? Будущее никогда не наступит, если мы для начала не станем его воображать, поэтому нужно представлять, что мы будем когда-нибудь вместе. Я думаю, ты с годами обретешь такой благородный вид! Седые волосы здесь и здесь. – Она прикоснулась к его вискам. – А улыбка будет рождать прекрасные морщинки у глаз. Станешь носить такие же забавные очки, как папа.

– А ты будешь всегда такой же прекрасной, как сегодня.

– Ах, нет, я растолстею, нарожав кучу детей.

– Но все равно останешься красавицей.

– Ну, теперь понимаешь? Вот какое будущее нас ждет. Мы состаримся вместе. Нельзя терять веру в наше общее будущее, потому что когда-нибудь…

Сирены воздушной тревоги пронзили ночной воздух.

Они оба повернулись к окну, и Лаура распахнула портьеры. На улице внизу собирались соседи, оглядывали небо – откуда прилетит самолет? Несмотря на частые тревоги, город ни разу не подвергся воздушной атаке, и венецианцы стали беспечно относиться к вою сирены, который регулярно прерывал их сон. Даже если бомбы сбросят, где жителям искать укрытия в стоящем на воде городе?

Из темного окна Лаура крикнула:

– Синьоры, это очередные учения?

– При таких тучах и тумане время для воздушного налета самое неподходящее! – ответил человек снизу. – Летчику не видно, что в десяти футах перед ним.

– Так почему воют сирены?

– Кто-нибудь знает? – крикнул человек снизу трем мужчинам, топтавшимся на холоде с сигаретами, красные огоньки которых витали рядом. – Есть новости?

– По радио ничего. Моя жена звонит сестре в Местре[14], узнать, не видела ли та чего-нибудь.

На улице появлялись все новые и новые люди, приходили с разных сторон, закутанные в пальто и шарфы. Они, перекрикивая непрекращающийся вой сирен, задавали вопросы. Лоренцо не слышал в их голосах страха – только недоумение и возбужденность. И даже какую-то праздничную нотку, словно горожане собирались устроить танцы на улице под вой сирен.

Внезапно скрипнула, открываясь, дверь спальни, и в комнату вошел профессор Бальбони.

– Наш гость наконец-то ушел, – прошептал он.

– Что он сказал, папа? Зачем приходил? – спросила Лаура.

– Господи боже, если то, что он сказал, правда… он говорил…

– О чем он говорил?

– Эсэсовцы будут обходить дом за домом, арестовывать людей. – Он посмотрел на Лоренцо. – Времени не осталось. Ты должен исчезнуть сегодня. Сейчас, пока воют сирены, пока на улицах царит хаос, тебе, вероятно, удастся ускользнуть.

– Я должен зайти домой. Должен сказать им, – проговорил Лоренцо, поворачиваясь к двери.

Бальбони схватил его за руку:

– Спасать их поздно. Твоя семья в списке. Они, вероятно, уже направляются к твоему дому.

– Моей сестре всего пятнадцать! Я не могу ее оставить!

Лоренцо высвободил руку и бросился прочь из комнаты.

– Лоренцо, постой! – крикнула Лаура, пускаясь за ним по лестнице.

У входной двери она успела схватить его за руку, остановить:

– Пожалуйста, послушай папу!

– Я должен их предупредить. Ты же знаешь, я должен.

– Поговори с ним, – взмолилась Лаура, обращаясь к отцу, который тоже спустился к двери. – Скажи ему, что это слишком опасно.

Бальбони печально покачал головой:

– Думаю, он сделал свой выбор и нам его не переубедить. – Он посмотрел на Лоренцо. – Держись темных улиц, мальчик. Если тебе удастся вывести семью из Каннареджо, направляйтесь в монастырь в Падуе. Они дадут вам убежище, пока не найдется кто-нибудь, кто перевел бы вас через границу.

Он обнял Лоренцо за плечи.

– Когда все это кончится, когда Италия выздоровеет от безумия, мы будем ждать тебя здесь. И отпразднуем нашу встречу.

Лоренцо посмотрел на Лауру. Она прижимала руку ко рту, пытаясь сдержать слезы. Он обнял ее, почувствовал, как содрогается ее тело в попытках сдержать рыдания.

– Всегда верь в нас, – прошептал он.

– Я буду верить. Всегда.

– Наше будущее наступит. – Он прижал свои губы к губам Лауры, вкушая ее в последний раз. – Мы сделаем так, чтобы оно наступило.