Бриллиантовый дождь Буркин Юлий
– Может он ее любит в другом смысле? – предположил я. – Как мы с Кристиной вот эту дикую тварь из дикого леса, – и я через плечо указал большим пальцем на Мурку. – Мало ли какие у людей заскоки бывают.
– О! Киска! – удивился Чуч, посмотрев в указанную сторону. Куда он глядел раньше, я не знаю. – Симпатичная! – Он дотянулся до Мурки и пощекотал ей живот.
– А-ха-ха-ха-ха!.. – отреагировала та, заваливаясь на бок. Чуч отдернул руку и неодобрительно покосился на меня.
– Да. Всякие у людей заскоки бывают, – согласился он. – Хотя, нам-то, какая разница? Покормим свинью – и на студию. – И добавил, сверившись с клочком бумаги, который всю дорогу теребил в руках. – Вроде, кстати, подъезжаем.
Это был очень приличный двухэтажный каменный домик с черепичной крышей и садом, обнесенным невысоким штакетником, который, скорее, обозначал границы, нежели защищал от чьего-то вторжения. Бросив экомобиль на обочине возле калитки, мы направились туда. Кошка осталась в машине. В саду обнаружились баня и сарай, в котором по легенде и находился погреб.
Чуч отомкнул такой же, что и на калитке висячий замок, и мы вошли в сарай. Я пошарил по стене у косяка, но никаких признаков выключателя не обнаружил.
– Тут нет электричества, он предупреждал, – сообщил Чуч. – В доме есть, а в сарае нету. Открой-ка дверь пошире, а то совсем ничего не видно. Та-ак. Вот он, люк, возле стенки.
Чуч нагнулся, ухватился за ручку и со скрипом поднял тяжелую крышку. Раздался щелчок, Чуч отпустил крышку, но та осталась открытой.
– Во, – одобрительно кивнул Чуч. – Он мне говорил, что крышка фиксируется. Удобно. Молодец, Аркаша. Хозяйственный мужик.
По сараю распространился тяжелый органический запах. Запах большого животного, помоев и испражнений.
– Брр, – передернул плечами Чуч. – Так. Быстрее скинуть все, что нужно и сматываться.
Я искренне разделял с ним это желание. Он пошарил на полке.
– Ага, вот и комбикорм, – сказал он, распаковывая большую картонную коробку, потом стал вынимать из нее брикеты и сбрасыавть в погреб. – Достаточно, – продолжал он комментировать свои действия. – Теперь злаки, – говоря это, он вскрывал какие-то пакеты и высыпал в погреб их содержимое. Снизу послышалась тяжелая возня, звяканье и утробное похрюкиванье.
– Ты там видишь что-нибудь внизу? – спросил я Чуча, оставаясь у входа.
– Не, тьма кромешная.
– Что ж он животное в темноте-то держит? Зеленых на него натравить некому, что ли?
– Не знаю, – откликнулся Чуч. – Может, он ее туда только на время отъезда засадил, для простоты. А вернется, снова на свет божий выведет.
– Наверное, – согласился я.
– Что-то я еще забыл ей дать, – сказал Чуч неуверенно.
– Может, воду?
– Нет. Воды, Ворона сказал, у нее там достаточно. Что-то другое. У меня на бумажке все записано, а я ее в машине оставил.
– Я схожу, – с готовностью предложил я, так как дышать этим смрадом мне уже надоело.
– Давай. Я жду, – согласился Чуч. – Только быстрее. Воняет.
Это точно. Это он тонко подметил.
Подходя к машине, я услышал приглушенный запертой дверью дикий кошачий крик:
– М-мя-ау-у!!!
Что за чертовщина? Я приоткрыл дверцу. В тот же миг Мурка, тревожно прижав уши к голове, выскользнула на землю и, по-охотничьи приникнув к ней, метнулась сквозь траву за калитку, в сад.
– Мурка! – заорал я и ринулся за ней. – Ёлки-палки! Кыс-кыс-кыс!!!
Кристина мне, точно, голову откусит! Как самка богомола.
О траектории движения кошки я мог догадываться только по шевелению травы. Стелясь по земле, она неслась прямиком к сараю. Я не успел преодолеть и половину этого пути, как увидел, что кошка, на миг выскочив на открытый пятачок перед сараем, влетела внутрь.
– Где она?! – воскликнул я, вбегая за ней. Чуч стоял на пороге.
– Там, – сказал он и ткнул палацем в сторону люка. – Слышишь?
И я услышал. Звуки оттуда раздавались ужасающие. Рёв, вой, писк, хрюканье, мяуканье, металлический звон и скрежет. Мы напряженно вслушивались и всматривались во тьму, и по спине у меня бежали мурашки. Внезапно Мурка вынырнула из люка и, истерически хохоча, стала кататься по полу сарая.
Я рванулся к ней, но она шарахнулась в сторону, глянув на меня безумными, полными отчаяния глазами, и юркнула обратно под пол. И вновь там началась дикая возня. Да что же это такое?! Что за дьявольщина там происходит?!
– Нужен свет! – крикнул я. – В доме есть переноска?!
– Не знаю! – откликнулся Чуч. – Сейчас! – и исчез.
Переноска должна быть! Или хотя бы фонарик! Блин, да ведь у меня у самого в багажнике есть фонарь!
Чуч появился снова, а не было его, наверное, не больше пяти секунд:
– У меня от дома-то ключа нету! – крикнул он расстроенно. – Только от калитки и от сарая!
Болван! Я разрывался напополам: бежать к машине за фонарем или стеречь, когда кошка снова выскочит из погреба? Если она еще жива! Никогда я не слыхивал, чтобы кошки воевали со свиньями…
Я уже решил бросить Чучу ключи, чтобы за фонарем сбегал он, как Мурка появилась снова. Она подволакивала правую заднюю ногу, так что нет ничего удивительного в том, что я тут же легко поймал ее. Прижимая кошку к себе, я поспешил наружу. Она билась у меня в руках и все так же нервно похохатывала. Я бегом понес ее к машине.
– Как она?! Что с ней?! – еле поспевал за мной Чуч.
Тут только я заметил, что у Мурки не хватает одного уха, а у меня вся рубашка мокрая от крови.
– Никакая у него там не свинья, – угрюмо сказал Чуч, крепко держа кошку за лапы, пока я заливал рану йодом из бортовой аптечки и бинтовал ей голову.
– А кто?
Кошка сдавленно мяукала. Еще бы. Щиплет, наверное. Бедняга. Но страшного ничего. Завтра же свожу ее в центр регенерации, и ей за час нарастят новенькое ухо. Дорого, конечно, зато Кристина ничего даже и не заметит. Главное, кошка у меня.
– Не знаю, – откликнулся Чуч. – Что-то жуткое.
Это я и без него понял. Честно говоря, даже тут, сидя в машине, в отдалении от таинственного сарая, я чувствовал себя довольно неуютно. Тем более что на поселок уже наползала вечерняя мгла.
Закончив операцию, я запихал бедную Мурку в домик и запер его снаружи. Сел за штурвал, выпрямился. Вздохнул. Потом сказал:
– У меня в багажнике есть фонарь.
Мы помолчали.
– Пойдем? – продолжил я.
– Смотреть? – уточнил Чуч, как будто что-то было сказано не ясно.
– Ну, – кивнул я.
– Честно говоря, не хочется, – признался он.
– Не пойдем? – снова спросил я.
Чуч вздохнул точно так же, как и я, минуту назад, и отозвался:
– Куда же мы денемся?
… Это был хороший дорожный фонарь, как и аптечка, входящий в комплектацию экомобиля. Он мог работать в двух режимах: с красным фильтром он превращался в аварийный сигнал, а без фильтра – просто освещал путь.
Смеркалось. Мы добрались до двери сарая и немного постояли, прислушиваясь. Тишину прерывали только звонкие цикады. Какой тут, все-таки, воздух! Я глубоко вздохнул. Как в последний раз… Тьфу, ты! Я потянул дверь. Когда мы входили в сарай двадцать минут назад, я и не заметил, как страшно она скрипит.
Мы вошли. Теперь, в свете мощного фонаря, мы отчетливо увидели весь тот хлам, что громоздился тут на полу и на полках. Только рам от велосипедов тут было, наверное, штук восемь. Постояв на пороге, мы переглянулись и двинулись к погребу. Поравнялись с ним, и я решительно направил луч вниз. И почувствовал, как по моим волосам пробежал легкий ветерок.
Да, размером эта тварь была с добрую свинью, даже, пожалуй, побольше. Но это была крыса. Самая настоящая гигантская крыса. Задними лапами она стояла на земляном полу, а передними на нижней ступеньке деревянной лестницы и, задрав голову, смотрела вверх, прямо на нас, чуть щуря от света и без того маленькие злобные глазки. Самым омерзительным мне почему-то показался ее огромный голый розовый хвост.
Первым моим побуждением было бежать отсюда, сломя голову. Но тут я заметил цепь. Крыса была закована во что-то вроде металлической шлейки, крест на крест сходящейся у нее на спине, а от места пересечения вглубь погреба тянулась стальная цепь. Я проследил за ней взглядом. Она шла к торчащей из стены скобе. Крысинде (так я сразу назвал про себя животное) никак не выбраться оттуда.
Не скажу, что мне стало от этого легче, но страх сделался не таким острым и частично даже заменился любопытством. Что это за тварь такая, и откуда она тут? Зачем она Афраймовичу, и для чего он ее тут держит? И что это за блестящие желтые лепестки, которыми усыпан пол вокруг нее?
Внезапно, звякнув цепью, Крысинда, откинув хвост, как-то совсем не по-звериному уселась на задницу, освободив этим передние лапы, и стала походить на уродливого большемордого кенгуру-мутанта. После этого, быстро делая передними лапами какие-то сложные пасы и продолжая смотреть на нас, она принялась громко похрюкивать, пощелкивать и попискивать.
– Она что-то говорит нам! – прошептал Чуч, глядя на меня точно такими же дикими глазами, какими чуть раньше смотрела на меня Мурка.
3
У меня же мелькнула мысль, что Крысинда колдует. Ведь мы находимся в сказке. В страшной сказке. И сейчас королева подземного царства Крысинда скажет заветное заклинание, оковы спадут, и она, в два прыжка преодолев деревянную лестницу, вонзит мне в горло свои огромные, острые, как кинжалы, зубы…
Но ничего этого не случилось. Крысинда похрюкала, пощелкала, попищала и испытующе уставилась на нас.
– А по-русски? – спросил Чуч хрипло.
– Ду ю спик инглиш? – поддержал его я, чувствуя себя полным идиотом. – Шпрехен зи дойч? Парле ву франсе?
– Да нет, – с явным облегчением сказал Чуч, – ни фига она не разговаривает. Откуда у нее мозги, это же крыса. Здоровенная, но крыса.
– Ну, Афраймович, ну, урод, – покачал я головой. – Зачем она ему понадобилась? – я уже почти на сто процентов был уверен, что этот монстр выращен для каких-то нужд искусственно, с использованием достижений биотехнологии.
– Может дом сторожить? Вместо собаки, – предположил Чуч.
– Он бы ее тогда не держал в погребе, – возразил я.
– А может, просто, они с Розой ее так любят, что кормили, кормили и выкормили?..
В этот миг с Крысиндой случился новый приступ красноречия. Она заверещала, захрюкала, потом вытянула вверх одну переднюю лапку… Раздался легкий хлопок, и в когтях у нее что-то золотисто блеснуло, отражая свет фонаря.
Я пригляделся. Монета! Это была монета или, может, даже медаль! «Дзынь!» – звякнула она, упав, и я понял, чем усыпан в погребе пол.
Всё-таки колдует!
– Вот она зачем Вороне, – глухо произнес Чуч, а потом, схватив меня за рукав, потащил к выходу. – Пошли отсюда! Пошли быстрее!
– Ты чего?! – попытался я вырваться.
– Пойдем, пойдем, – не отставал он. – Чует мое сердце, тут опасно!
Это я и без него знал… Но позже мне пришлось признать, что Чуч, скорее всего, спас в тот момент нас обоих. Но тогда я не мог его понять. Да, опасно, но мы же чувствовали это и раньше и все-таки пошли сюда с фонарем… Однако он силком выволок меня из сарая, нацепил замок и потащил к экомобилю, непрерывно говоря:
– Мы ничего не видели, ничего не слышали! Это все не наше дело! Покормили и домой!
… – Ну и чего ты так завелся?! – спросил я, уже сидя в машине с выключенными фарами и видя в свете бледной луны, как от страха у него стучат зубы.
– Поехали, поехали, – сказал он настойчиво. – Поехали!
– Нет, подожди…
– Мяу, – жалобно напомнила о себе Мурка. Бедная кошка. Что она должна была почувствовать, увидев Крысинду… Но какая же она при том отважная!
– Посмотри на нее, – сказал я Чучу, вытянул руку назад и, просунув сквозь прутья пальцы, ласково почесал ей бок, – и успокойся. – Здесь мы в полной безопасности. – Я и сам не верил в то, что говорю. – Убежать мы всегда успеем.
Я не сразу осознал, почему я не хочу уезжать. Но потом понял. Если я поверю в то, что Крысинда и впрямь волшебница, создающая золото из ничего, мне придется поверить и во всю прочую мировую чертовщину и мистику, которую я всегда считал враньем. В лешего, в колдунов, в вампиров, в черта лысого и не знаю еще во что. Ведь я не смогу заставить себя забыть увиденное. И тогда я буду бояться всю жизнь.
– Мы должны разобраться в том, что здесь происходит, – сказал я. – Быстро и без паники. Как Мурка.
– Мурке твоей ухо оттяпали, хорошо еще, что не голову, – заметил Чуч. – Давай лучше потом у Вороны спросим …
– Так он тебе и расскажет. «Вам по-по-показалось», – изобразил я.
– Ну и хорошо, если показалось, – отозвался Чуч.
– Но нам НЕ показалось, – возразил я с нажимом. – И ты это знаешь.
Чуч вздохнул. Похоже, он почти успокоился.
– Ну и что ты предлагаешь? Что будем делать? – спросил он.
Это был хороший вопрос. Еще бы иметь на него такой же хороший ответ…
– Давай рассуждать, – предложил я.
– Давай, – отозвался Чуч насмешливо. Выждал паузу и продолжил: – Ну? Рассуждай. Что ж ты не рассуждаешь?
– Сейчас начну! – сердито отозвался я. – Сейчас!..
Но в голову, как назло, не лезло ни единой толковой мысли. Неожиданно мне помог сам же Чуч:
– Слушай! – воскликнул он. – А вдруг Ворона никуда не улетал?!
– Где же он тогда?
– Там! – Чуч ткнул пальцем в сторону сарая. – Он – оборотень! Он научился делать из воздуха золотые монеты, но при этом он превращается в крысу!
– Почему?! – поддался я его возбуждению. – Почему превращается?!
– Таково условие заклятия! – заявил Чуч с интонацией, не предполагающей возражений. – Но ему надо, чтобы его кто-то кормил, вот он и попросил меня.
– Зачем? – усомнился я. – Наложил бы там, внизу, тонну своего комбикорма, и не надо было бы ему ни о чем тебя просить, рисковать.
– А он ничем не рисковал, потому что знает, что я не любопытный…
– Если бы не Мурка, я бы тоже не полез, – согласился я.
– А Мурку он не мог предвидеть, но это всё – во-первых, – продолжал лихорадочно развивать мысль Чуч. – А, во-вторых, когда он становится крысой, он теряет разум. Недаром он цепью приковывается: чтобы не сбежать! И он бы стал жрать, не останавливаясь, и все, что припас, за раз сожрал бы и потом бы голодал. Или даже помер бы от заворота кишок! Потому его и надо кормить понемногу!
– Да, – согласился я. – Все логично.
Однако оттого, что Крысинда не королева подземного царства, а оборотень-Афраймович, мне легче не стало. Если мы живем в мире, где возможно такое, то возможно и…
Но представить, что возможно еще, я не успел.
– Смотри! – вдруг заорал Чуч, указывая на небо.
Только что там не было ничего, но вот уже висит над аркашиной усадьбой, мерцая ровным голубым свечением, конкретная летающая тарелка.
– Поехали отсюда! – потряс меня за плечо Чуч.
Я послушно повернул, ключ, но двигатель не отреагировал.
– Не заводится, – прошептал я.
– Попробуй еще, – так же шепотом попросил Чуч.
– Бесполезно, – помотал я головой. Я свою машину знаю. Она сполоборота заводится, а раз не завелась, значит, дело – швах, значит, на нее действует какое-то поле, которое исходит от тарелки.
– Давай сидеть смирно, – шепнул я, – может, пронесет.
Тарелка плавно и бесшумно опустилась во двор и встала на три выдвинувшиеся при посадке ноги высотою примерно с человеческий рост. Затем из ее днища на землю опустилась площадка, на которой мы увидели три фигуры: двух гигантских крыс и абсолютно голого Аркашу Афраймовича. Похоже, руки у него за спиной были связаны.
Я услышал, как позади меня зашипела Мурка. Я покосился на нее. В льющемся от тарелки свете было хорошо видно, как она выгнула спину и распушила свою короткую шерстку. Только бы она не начала орать. Хотя в экомобиле звукоизоляция и хорошая, но все-таки…
Затаив дыхание, мы с Чучем, продолжали наблюдать за происходящим. Чуть пригнувшись, крысы на задних лапах вышли из-под тарелки и, грубо толкая Ворону впереди себя, как и следовало ожидать, направились к сараю.
У двери они на миг замялись. Полыхнула вспышка, и безумная троица вошла в сарай. А через несколько минут три фигуры из сарая вышли обратно. Но нет! Теперь все три фигуры были крысиными!
Они погрузились обратно в тарелку, и та, так же плавно, как и опускалась, стала подниматься в небо. Посадочные ноги втянулись в брюхо… Р-раз! И тарелка исчезла. И вместе с нею мгновенно исчезло чувство опасности, которое, как оказалось, неощутимым фоном давило на меня все это время. С Чучем, по-видимому, случилось то же самое. Мы переглянулись, и я потянулся к дверце, но Чуч поймал меня за руку:
– Стоп! – сказал он. – Давай выждем. Десять минут.
Мы уставились на часы. Ровно через десять минут мы выскочили из машины и кинулись в сад, к сараю. Вместо замка на уключине висел бесформенный кусок оплавленного металла. Мы распахнули дверь, и я посветил внутрь. Наверху Аркаши не было – ни живого, ни мертвого. Мы бросились к погребу и упали на животы, сунув головы в люк…
Голый Афраймович прикрыл глаза, защищая их от яркого света фонаря. Металлическая шлейка крест накрест охватывала его тело, и цепь от нее уходила вглубь погреба.
– О! – воскликнул он, когда его глаза привыкли к свету, – ре-ре-ребята! Как славно! По-по-помогите-ка мне!
Мы опять переглянулись и сразу поняли друг друга.
– Сперва, Аркаша, ты нам все расскажешь, – сказал я. – А не расскажешь, останешься сидеть тут.
– Да что тут рас-рассказывать, – бряцая цепью, отозвался Ворона жалобно и в то же время хитро. – Жа-жа-жадность фраера сгубила. Обычные бандитские разборки. Да по-по-помогите же вы мне!
– Ой, ли? – усмехнулся Чуч. – Видели мы твоих «бандитов».
– Это же инопланетяне! – не выдержал я.
– Они не-не инопланетяне, – покачал головой Ворона и удрученно вздохнул, видно, осознав, что навешать нам лапши на уши не получится. – Они из дру-другого мира, но не инопланетяне.
– Какая разница?! – поразился я. – Это ведь все равно контакт с иной цивилизацией! Почему никто до сих пор ничего о них не знает?!
– Они в этом пока не за-заинтересованы, – ответил Ворона. – Они пред-предпочитают теневую экономику. Меня это тоже ус-устраивает. – Волнение отступало, и он заикался все меньше. – Меня и еще кое-кого.
– На цепи сидеть тебя устраивает?! – язвительно спросил Чуч.
– Такие разборки есть естественное продолжение теневой экономики, – отозвался Афраймович, – как война – естественное про-продолжение политики. Нежелательное, но ес-ес-естественное. Сам виноват. Хорошо хоть, живым оставили.
– У них там что, атомная война была, и выжили только крысы? – догадался я.
– Не-не-не знаю, не интересовался, – отозвался Аркаша.
– А чем ты интересовался?
– Ничем. Чем меньше знаешь, тем лучше. Это бизнес. Вот, – он поднял с пола монету. – Зо-золото. Даже собирать не стали, оставили. Не Бог весть что, конечно, но все-все-таки…
– Слушай, но если эта крыса такая волшебница, почему она не могла сама освободиться?
– Она умеет только это, – ответил Аркаша, продолжая держать в руке монету. – Узкая спе-специализация. Да помогите же вы мне! – взмолился он. – Тут хо-холодно, а я голый!
И мы, наконец, сжалились. Все ж таки коммерческий директор. Нам с ним жить. Нашли ножовку, спустились, распилили цепь… И ничего он нам больше не рассказал, только благодарил.
Золотые монеты собрали и разделили поровну. Это нас не красит, скажите вы, а я отвечу: но и ничуть не порочит. Если золото есть, надо его разделить. Аркаша нашел в сарае и натянул на себя какие-то рваные джинсы, Чуч одолжил ему свой джемпер, и я развез их по домам. Утро вечера мудренее.
… – Игуаночка, миленькая, как тебе живется без меня?! – прижимая кошку к груди, запричитала Кристина, когда на следующий день я заехал в стационар, проведать ее. Мурка хихикнула, потерлась о ее щеку новеньким свежерегенерированным ухом и замурлыкала.
– Этот тип не обижает тебя? – указав на меня пальчиком, спросила Кристина и тут же объяснила мне причину своей тревоги: – Она такая беззащитная. Она совсем еще котенок.
Я согласно кивнул, но при этом незаметно подмигнул Мурке. Наша с ней тайна о ее «беззащитности» умрет вместе с нами.
– Бедная! – всхлипнула Кристина.
Видела бы она ее вчера…
Кстати. «Бедная»… Вчерашнее золото уже лежит на специальном счете, торжественно названном мною «Муркин Фонд». Отвага и преданность должны вознаграждаться. Вы спросите меня, зачем Мурке деньги? Поинтересуйтесь лучше у неё. Во всяком случае, когда об этом фонде я рассказывал ей, она довольно похохатывала. Да хотя бы, чтобы уши восстанавливать, если что… Опять же и котята могут случиться.
«Бедная»?.. Лично я еще ни разу не встречал такую респектабельную кошку, как наша Мурка. Но это тоже – наша с ней тайна.
Наша и больше ничья.
Фа
Маска
… Раз это нужно, пусть он спит с тобой,
Раз нужно, пусть он делит землю с тобой,
Но я, я буду петь для тебя,
Но только я буду петь для тебя,
И я, я буду водить тебя в небо с собой…
Из песни «О, да!»[15]
1
Отчего-то мнилось мне, что стоит отвлечься от повседневных дел, как мое сознание немедленно примется генерировать и фонтанировать. Каникулы, однако, были уже на исходе, а сольный проект еле-еле сдвинулся с мертвой точки. Фонтанировать сознание не спешило.
А в среду вечером, как раз в тот момент, когда мне только стало казаться, что у меня начинает что-то вырисовываться, в студию позвонил Чуч. Сердобольно глядя на меня с экрана, он вместо приветствия, спросил:
– Ну как фонтан?
– Фонтан сочится, – сдержанно откликнулся я.
– Ну-ну, – кивнул Чуч. – А радостное известие услышать хочешь?
По его интонации я легко догадался, что известие отнюдь не радостное, потому сказал честно:
– Не хочу.
– А придется, – сказал Чуч. – Послезавтра летим в Австралию.
– Шутишь?! – не поверил я своим ушам.
– Если бы. Неожиданное, по-по-нимаешь, предложение. На-настолько выгодное, что Аркаша не смог от-отказаться.
– А меня спросили?! – озверел я так быстро, что даже сам удивился.
– А чего ты на меня-то орёшь?!! – озверел в ответ Чуч.
– А на кого мне ещё орать?! – ответил я резонно.
– На кого хочешь ори, только не на меня, понял?! На Аркашу, например, ори, понял?!
Прекрасно сознавая слабость своей позиции и от этого раздражаясь еще сильнее, я упрямо гнул своё:
– Про Австралию мне не он сказал, а ты!
– Болван! – сказал Чуч мрачно и отключился.
Нужна мне ваша Австралия, как собаке пятая нога. Бывал я уже там. У меня еще и тапочки австралийские не износились. Из шкурок сумчатой белки.
И тут же на связь вышел наш замечательный «худрук» Петруччио. Я сразу подумал о том, что, не посовещавшись с ним, Аркаша никогда не принял бы решение о внеплановых гастролях.
– Ну как? – спросил Петруччио.
– Фонтан?! – свирепо откликнулся я.
– Что это с тобой, дружок? – удивился он.
– Кенгуру тебе дружок, – огрызнулся я.
– Ого?! – удивился Петруччио и тоже сразу отключился.
Значит, точно виноват, раз даже не попытался выяснить, почему я на него наехал.
… А через день, при посадке в гравилет, с неприязнью на него смотрел уже не только я, но и все прочие эр-эсовцы. Дело в том, что у нас в группе есть правило: подруг, невест и жен на гастроли не брать ни при каких обстоятельствах. Если ты по ходу дела обзавелся подружкой из числа группиз, тебя никто не осудит, но никаких женщин из дому.
Смысл в этом правиле заложен глубокий и практический, ведь с каждым из нас в турне может случиться какое-нибудь приключение той или иной степени романтичности. И нам вовсе не нужны женские глаза, женские уши и женские языки, которые вместе с нами вернутся домой.
Так вот. Петруччио явился на посадку под руку с девушкой. Впрочем, хотя он и слыл гением-одиночкой, сперва мы не придали этому особого значения, ведь всех нас кто-нибудь провожал. Правда мы не могли не заметить, что его спутница удивительно хороша. Совсем юная, с большими синими, как будто бы чуть испуганными глазами на тонком смуглом лице и с пепельными волнистыми волосами до плеч.
Но вот мы поднялись в салон, наши провожатые остались на перроне… А Петруччио вошел в гравилет вместе со своей дивой! И это уже ни в какие ворота не лезло. Мы, конечно, не могли устроить разборки прямо тут же, у девушки на глазах, но сверлили Петруччио многозначительными взглядами. Он же сидел в кресле, потупившись и делая вид, что ничего особенного не происходит.
Но надо отдать ему должное, демаркационную линию он перешагнул первый. Когда гравилет, выйдя в стратосферу, набрал скорость, и мы смогли расслабиться, Петруччио громогласно объявил:
– Эй, все! Это Ева. Вопросы есть?
Мы переглянулись. Вопросы у нас были, но задать их ему хотелось бы конфиденциально.
– Нет вопросов, – констатировал Петруччио, – тогда представьтесь ей сами.
И мы начали, было, называть себя, но девушка прервала нас с трогательной простотой:
– Незачем затруднять себя. Я знаю ваши имена. Я ваша давняя фанатка.
Читать бесплатно другие книги:
