Илион Симмонс Дэн

7. Централ Коннемарского хаоса

Пять моравеков с галилеевых спутников, включая Манмута, собрались в общем отсеке с искусственной атмосферой. Европеанина Астига/Че – первичного интегратора из кратера Пуйл – он немного знал, но трое других были для провинциала Манмута непривычнее кракенов. Ганимедский моравек был высок, изящен, как все ганимедяне, атавистично гуманоиден, одет в бакикарбон и смотрел мушиными глазами. Каллистянин был ближе к Манмуту размером и конструкцией – примерно метр в длину и весом всего килограммов тридцать-сорок, гуманоидный лишь в самых общих чертах; под его прозрачным полимидным покрытием виднелась синтетическая кожа и местами даже настоящая плоть. Конструкт с Ио был… внушительным. Тяжелый моравек древнего образца, созданный, чтобы выдерживать плазменный тор и серные гейзеры, имел не меньше трех метров в высоту и шести в длину, а формой походил на земного мечехвоста; его прочная броня топорщилась мириадами трансформируемых манипуляторов, реактивных двигателей, объективов, жгутиков, гибких антенн, сенсоров широкого спектра и вспомогательных устройств. Он явно привык к существованию в вакууме; его панцирь, покрытый бесчисленными заполированными выбоинами, был рябой, как сама Ио. Здесь, в конференц-зале с накачанным воздухом, он пользовался мощными отталкивателями, чтобы не повредить пол. Манмут держался от него подальше, по другую сторону общей панели.

Никто не представился ни по инфракрасной связи, ни по фокусированному лучу, и Манмут решил поступить так же. Он молча подключился к питательным шлангам в своей нише, сделал пару глотков и стал ждать.

Как ни радовала его редкая возможность подышать, Манмута удивила плотность атмосферы – целых 700 миллибар, – особенно если учесть присутствие недышащих коллег с Ио и Ганимеда. Тут Астиг/Че начал коммуницировать с помощью микромодуляции воздушных волн – на английском языке Потерянной Эпохи, ни много ни мало, – и Манмут понял, что воздух здесь не для их удовольствия, а ради секретности. На галилеевых спутниках звуковая речь была самым защищенным каналом связи, и даже бронированный работник с Ио, приспособленный к условиям вакуума, имел устройство для ее восприятия.

– Хочу поблагодарить вас, что прервали дела ради сегодняшней встречи, – начал первичный интегратор из Пуйла, – в особенности тех, кто проделал большой путь. Мое имя Астиг/Че. Добро пожаловать, Корос третий с Ганимеда, Ри По с Каллисто, Манмут из южной полярной разведки здесь, на Европе, а также Орфу с Ио.

Манмут изумленно развернулся и тотчас включил персональную связь по фокусированному лучу. Орфу с Ио? Мой давний шекспировский собеседник, Орфу с Ио?

Да, это я, Манмут. Очень рад встретиться лично, друг мой.

Удивительно! Какова вероятность встретиться таким образом, Орфу?

Удивляться нечему, Манмут. Узнав, что тебя позовут в эту самоубийственную экспедицию, я сам напросился на приглашение.

Самоубийственную экспедицию?

– …после пятидесяти с лишним юпитерианских лет контакта с постлюдьми, примерно шести земных веков, – говорил Астиг/Че, – мы утратили связь с ПЛ и ничего не знаем об их намерениях. Нас это беспокоит. Пора выслать экспедицию в лагерь и узнать, каков статус этих существ, и оценить, несут ли они прямую и непосредственную угрозу галилеевым спутникам. – Астиг/Че помолчал и добавил: – У нас есть основания подозревать, что это так.

До этого мгновения стена за спиной европеанского интегратора была прозрачной, за ней громадный Юпитер висел над залитыми звездным сиянием ледяными полями, теперь она затуманилась и явила взглядам величавый хоровод планет и спутников вокруг далекого Солнца. Картинка резко увеличилась, и всю стену заняла Земля с ее кольцами и Луной.

– Последние пятьсот земных лет наши приборы улавливали все меньше активности в модулированном радио-, нейтрино- и гравитонном диапазонах со стороны постчеловеческих полярного и экваториального жилых колец, – сказал Астиг/Че. – В прошлом веке она прекратилась полностью. На самой Земле регистрируются лишь остаточные следы – возможно, связанные с деятельностью роботов.

– А как насчет горстки изначальных людей? Существуют ли они до сих пор? – спросил маленький каллистянин Ри По.

– Этого мы не знаем. – Интегратор провел ладонью по панели, и все окно заполнило изображение Земли.

Манмут затаил дыхание. Две трети планеты заливал солнечный свет. Сквозь движущиеся массы белых облаков были видны синие моря и остатки бурых материков. Манмут никогда прежде не видел Землю, и насыщенность красок его ошеломила.

– Изображение в реальном времени? – спросил Корос III.

– Да. Консорциум Пяти Лун построил небольшой оптический телескоп сразу же за головной ударной волной юпитерианского магнитодиска. Ри По принимал участие в проекте.

– Извините за слабое разрешение, – сказал каллистянин. – Мы не прибегали к астрономии видимого света более юпитерианского века, а с этой работой пришлось поспешить.

– Есть следы изначальных? – спросил Орфу с Ио.

Потомков твоего Шекспира, сказал Орфу Манмуту по фокусированному лучу.

– Неизвестно, – ответил Астиг/Че. – Максимальное разрешение чуть больше двух километров, и мы не видели признаков жизни или артефактов изначальных людей, помимо ранее закартированных развалин. Приборы улавливают слабую нейтринную активность факсов, однако она может быть остаточной или автоматической. По правде сказать, люди нас в данный момент не беспокоят. Нас беспокоят постлюди.

Моего Шекспира? Ты хотел сказать, нашего! передал Манмут огромному ионийцу.

Извини, Манмут. Как ни нравятся мне сонеты и даже пьесы твоего Барда, моя истинная страсть – Пруст.

Пруст! Этот эстет! Ты шутишь!

Ничуть. В инфразвуковом диапазоне фокусированного луча раздались грохочущие раскаты; Манмут догадался, что это смех Орфу.

Интегратор вывел на экран миллионы орбитальных поселений, вращающихся вокруг Земли. Одни были белые, другие серебристые, но даже здесь, в ярком солнечном свете, все выглядели необыкновенно холодными. И пустыми.

– Никаких челноков. Никаких признаков нейтринного факсирования между Землей и кольцами. А транспортный мост от колец до Марса, который мы наблюдали еще двадцать юпитерианских или примерно двести сорок земных лет назад, исчез.

– Полагаете, постлюди вымерли? – спросил Корос III. – Или мигрировали?

– Мы знаем, что произошли перемены в их использовании энергии – хронокластические, энергетические, квантовые и гравитационные, – сказал интегратор. Он был выше и чуть гуманоиднее Манмута, в ярко-желтых покровных материалах, и говорил мягким, спокойным, хорошо модулированным голосом. – Теперь нас интересует Марс.

На экране возникла четвертая планета.

Манмут никогда особо не интересовался Марсом. Он видел лишь изображения Потерянной Эпохи. Нынешняя планета ничуть не походила на фотографии и голограммы того времени.

Вместо ржаво-красной пустыни на новом изображении Марса было синее море, покрывающее почти все северное полушарие, а в долинах Маринера голубела лента шириной в несколько километров – река, впадающая в этот океан. Южное полушарие по большей части оставалось красновато-бурым, но здесь появились крупные зеленые пятна. Вулканы Фарсиды все так же тянулись темной цепью с юго-запада на северо-восток (один из них курился), однако гора Олимп высилась теперь километрах в двадцати от большого залива северного океана. Белые облака клубились над солнечной половиной изображения, а за темным краем терминатора на равнине Эллады горели зеленые огоньки. К северу от побережья равнины Хриса Манмут различил несущиеся на север мощные завихрения циклона.

– Планету терраформировали, – сказал он вслух. – Постлюди терраформировали Марс.

– И как давно? – спросил Орфу с Ио.

Никто из обитателей галилеевых спутников не интересовался Марсом, да и вообще внутренними планетами (за исключением их литературы), так что это могло произойти в любое время за двадцать пять земных веков с разрыва между людьми и моравеками.

– За последние двести лет, – сказал Астиг/Че. – Возможно, за последние полтора века.

– Невозможно, – отрезал Корос III. – Марс нельзя было терраформировать в столь короткий срок.

– Да, невозможно, – согласился Астиг/Че. – Но это так.

– Выходит, постлюди переселились на Марс, – сказал Орфу с Ио.

– Мы так не думаем, – ответил маленький Ри По. – У наших марсианских изображений разрешение чуть лучше, чем у земных. Например, вдоль побережья…

В окне появился изогнутый полуостров, немного севернее того места, где реки долин Маринера (настолько широкие, что их можно было назвать длинными внутренними морями) впадали в залив и дальше несли свои воды в океан. Изображение увеличилось. Там, где суша – иногда это были безжизненные багровые холмы, иногда зеленые лесистые долины – подходила к морю, тянулся ряд темных пятнышек. Изображение увеличилось снова.

– Это что… скульптуры? – спросил Манмут.

– Мы думаем, каменные головы, – сказал Ри По.

Картинка немного сдвинулась, и в размытой тени Манмут вроде бы угадал высокий лоб, нос и выступающий подбородок.

– Какая-то нелепость, – сказал Корос III. – Чтобы опоясать весь океан, нужны миллионы голов с острова Пасхи…

– Мы насчитали четыре миллиона двести три тысячи пятьсот девять, – уточнил Астиг/Че. – Однако строительство не закончено. Обратите внимание на следующую фотографию, сделанную несколько месяцев назад, когда Марс максимально приблизился к нашей планете.

Мириады расплывчатых миниатюрных существ тянули за собой нечто, напоминающее ту же каменную голову, только поставленную на катки. Лицо было развернуто в небо, впадины глаз смотрели в объектив телескопа. Крохотные фигурки были как будто привязаны к голове множеством канатов. Как египетские рабы, тянущие плиты для пирамид, подумал Манмут.

– Это люди или роботы? – спросил Орфу.

– Похоже, ни те ни другие, – сказал Ри По. – Размеры неподходящие. И обратите внимание на цвет фигур в анализаторе спектра.

– Зеленые? – спросил Манмут. Реальные, не книжные загадки выводили его из равновесия. – Зеленые роботы?

– Или неизвестная прежде раса мелких зеленых гуманоидов, – серьезно произнес Астиг/Че.

Орфу разразился инфразвуковым хохотом и сказал вслух:

– МЗЧ.

[?] передал Манмут.

Маленькие зеленые человечки, послал Орфу с Ио по общей связи и снова захохотал.

– Зачем нас вызывали? – спросил Манмут у Астига/Че. – Какое отношение имеет к нам терраформирование?

Интегратор вернул окну первоначальную прозрачность. Полосы Юпитера и ледяные поля Европы казались блеклыми после ярких красок внутренних планет.

– Мы посылаем на Марс экспедицию, – сказал Астиг/Че. – Задача – исследовать планету и выслать подробный отчет. Для этой миссии избрали вас. Если не желаете в ней участвовать, то можете отказаться прямо сейчас.

Четверка затихла во всех диапазонах коммуникации.

– «Выслать отчет» не обязательно значит «вернуться самим», – продолжал первичный интегратор. – Хотя бы потому, что у нас нет надежного способа возвратить вас в систему Юпитера. Пожалуйста, дайте знать, если хотите, чтобы вас заменили кем-нибудь другим.

Все четверо хранили молчание.

– Хорошо, – сказал европеанский интегратор. – Подробности экспедиции вы загрузите через несколько минут, но сперва позвольте мне изложить главное. Для разведки на планете мы воспользуемся подлодкой Манмута. Орфу и Ри По будут картировать поверхность с орбиты, а Манмут и Корос третий спустятся. Нас особенно интересует происходящее на Олимпе, самом большом вулкане, и вблизи него. Активность квантовых перемещений там велика и необъяснима. Манмут доставит Короса третьего к побережью, и наш ганимедский товарищ проведет разведку.

Из книг и записей Манмут знал, что люди Потерянной Эпохи, намереваясь прервать собеседника, вежливо покашливали. Он издал звук, как будто прочищает горло.

– Извините за тупость, но как мы доставим «Смуглую леди» – так зовут подлодку – на Марс?

– Вопрос вовсе не глупый, – сказал интегратор. – Орфу с Ио?

Огромный бронированный мечехвост развернулся так, чтобы его разнообразные черные объективы смотрели на Манмута.

– Уже столетия мы ничего не посылали на внутренние планеты. И традиционная доставка заняла бы половину юпитерианского года. Мы решили прибегнуть к ножницам.

Ри По задвигался в своей нише:

– Я думал, ножницы предполагалось использовать только для межзвездных исследований.

– Консорциум Пяти Лун счел, что это важнее, – ответил Орфу с Ио.

– Полагаю, речь идет о каком-нибудь космическом корабле, – вмешался Корос III. – Или вы станете зашвыривать нас поодиночке, голышом, как цыплят из требуше?

Инфразвуковой хохот Орфу сотряс весь отсек; шутка явно пришлась ему по вкусу.

Манмут имел доступ к общей сети. Выяснилось, что требуше – человеческая осадная машина Потерянной Эпохи, допаровой цивилизации второго уровня, механическая, но более мощная, чем простая катапульта, способная бросать валуны больше чем на милю.

– Корабль есть, – сказал Астиг/Че. – Его конструкция позволяет достичь Марса за несколько дней. И у него есть модуль входа в атмосферу для подлодки Манмута… «Смуглой леди».

– За несколько дней, – повторил Ри По. – Каковы факторы характеристической скорости на выходе из потоковой трубы Ио?

– Чуть менее трех тысяч земных g, – сказал интегратор.

Манмут ни разу не испытывал силы тяжести более чем одна седьмая земной. Он попытался вообразить двадцать одну тысячу таких ускорений свободного падения. И не смог.

– При разгоне корабль, включая «Смуглую леди», будет наполнен гелем, – сказал Орфу с Ио. – Полетим, как интегральная схема в желатиновой форме.

Очевидно, Орфу участвовал в разработке космического корабля, а Ри По – в наблюдении за двумя планетами. Короса III наверняка предупредили, что он будет командиром. И лишь Манмута до сих пор держали в неведении. Наверное, потому, что его роль столь незначительна: вести «Смуглую леди» по марсианским морям. Может, и впрямь стоило отказаться от участия в экспедиции.

Пруст? – по фокусированному лучу спросил он огромного обитателя Ио.

Жаль, что мы не летим на Землю, дружище. Посетили бы Стратфорд-на-Эйвоне, купили бы по сувенирной кружечке…

Их старая шутка в новом контексте вновь стала смешной. Манмут по фокусированному лучу довольно прилично воспроизвел смех Орфу, и тот в ответ загромыхал так, что остальные услышали его в атмосфере конференц-зала.

Ри По не улыбался. Он подсчитывал.

– Ножницы дадут нам начальную скорость почти в две десятых скорости света, и даже после резкого торможения магнитным уловителем при входе в систему у нас будет скорость в одну тысячную световой – более трехсот километров в секунду. До Марса мы долетим достаточно быстро, хоть он сейчас и по другую сторону от Солнца. Но кто-нибудь подумал, как нам тормозить, когда мы до него доберемся?

– Да, – ответил Орфу с Ио, оборвав смех. – Мы об этом подумали.

Даже после тридцати юпитерианских лет существования Манмуту оказалось не с кем прощаться на Европе. Уртцвайль, его прежний напарник по исследованиям, погиб в сомкнувшемся разводье у кратера Пуйл пятнадцать лет назад, и с тех пор Манмут не сблизился ни с одним мыслящим существом.

Через шестнадцать часов после конференции Централ Коннемарского хаоса поручил специальным орбитальным буксирам извлечь «Смуглую леди» из открытого разводья и запустить на орбиту, где вакуумные моравеки под руководством Орфу с Ио убрали подлодку в ожидающий марсолет, и древние межспутниковые индукционные двигатели потащили его на Ио. Участники полета обсудили, как его назвать, но ничего не придумали, первый порыв быстро остыл, и дальше он именовался просто «кораблем».

Как почти все космические аппараты, построенные моравеками за тысячи лет с начала межпланетных перелетов, корабль не блистал изяществом, во всяком случае по классическим стандартам. Он имел сто пятьдесят метров в длину и состоял главным образом из бакикарбоновых ферм с жатой тканью радиационной защиты, обмотанной вокруг модульных ниш, полуавтономных зондов, десятков антенн, сенсоров и канатов. От аппаратов системы Юпитера его отличали блестящий сердечник магнитного диполя и щегольские выдвижные отражатели. В шишковатом носу размещались четыре термоядерных двигателя и пять рогов уловителя Метлоффа – Феннелли[13]. Десятиметровый прыщ на корме вмещал сложенный боровый парус. Уловитель и парус потребуются только на этапе торможения, да и термоядерные двигатели не имели ничего общего с разгоном.

Манмут остался в заполненной гелем «Смуглой леди», Корос III и Ри По находились в шестидесяти метрах от него, в головном модуле управления, который они прозвали «мостиком». Предполагалось, что Ри По на время их стремительного перелета возьмет на себя навигацию, а Корос III будет официальным командиром. По плану ганимедянин должен был переместиться в подлодку Манмута незадолго до того, как «Смуглую леди» (освобожденную от геля) сбросят в марсианскую атмосферу. Когда она достигнет марсианского океана, Манмуту предстояло исполнить роль таксиста и доставить Короса III к тому месту, которое ганимедянин выберет для наблюдения. Корос загрузил различные детали миссии, которые Манмута не касались.

Орфу с Ио устроился в своей люльке на внешнем корпусе корабля, за десятью торами соленоидов и перед креплениями парусных канатов. С мостиком и подлодкой его соединяли все возможные голосовые, коммуникационные и дата-каналы. Нетехнические разговоры он вел по большей части с Манмутом.

Меня по-прежнему интересует твоя теория о драматическом построении цикла сонетов, друг мой. Надеюсь, мы проживем столько, что ты успеешь продолжить свой разбор.

Но Пруст! отозвался Манмут. Зачем Пруст, когда можно посвятить все свое существование творчеству Шекспира?

Пруст, возможно, лучший исследователь времени, памяти и восприятия, сказал Орфу.

Манмут ответил звуком статических помех.

Покрытый вмятинами житель Ио вновь разразился громыханием.

Надеюсь убедить тебя, друг мой Манмут, что у обоих можно найти прекрасное и поучительное.

По общей связи пришло сообщение Короса III: Советую всем увеличить диапазон на визуальной линии. Мы приближаемся к плазменному тору Ио.

Манмут открыл все визуальные каналы. Он предпочитал наблюдать за внешними событиями через объективы Орфу с Ио, однако сейчас носовые камеры корабля давали более интересную картину, и не обязательно в видимой части спектра.

Они неслись к испещренному желтыми и алыми пятнами лику Ио, приближаясь к планете ниже плоскости эклиптики и готовясь пройти над северным полюсом, прежде чем влететь в потоковую трубку Ио – Юпитер.

За время короткого перелета с Европы Орфу и Ри По загрузили полезную информацию об этой области юпитерианского космоса. Европеанец Манмут привык в тамошнем черном океане следить в первую очередь за показаниями эхолота и визуальными данными в видимом диапазоне. Однако теперь он воспринимал магнитосферу планеты во всем ее многообразном грохоте. В декаметровом диапазоне радиоволн он видел впереди плазменный тор и под прямым углом к нему – потоковую трубку Ио, широкими рогами протянувшуюся к северному и южному полюсам Юпитера. Далеко за Юпитером и его лунами, за магнитопаузой, турбулентность головной ударной волны разбивалась, словно громадные белые валы о подводный риф, а в магнитной темноте за рифом пели свою вечную песню волны Ленгмюра. Пощелкивали ионно-звуковые волны, проделавшие долгий путь от Солнца, а само оно казалось отсюда не более чем очень яркой звездой.

Когда корабль пронесся над Ио и попал в потоковую трубку, Манмут слышал свистящий атмосферик и шипение, с которыми планетка пробивалась сквозь собственный плазменный тор, пожирая, так сказать, свой хвост. Он видел ленты экваториальной эмиссии и вынужден был приглушить декаметровый и километровый радиогрохот от самой потоковой трубки. Космос галилеевых спутников был пылающим горнилом электромагнитной активности и жесткого излучения – все существование Манмута прошло под этот фоновый гул, – но сейчас, при переходе из тора в потоковую трубку так близко от Юпитера, мощные каскады истерзанных электронов визжали вокруг корабля, словно рвущиеся в дом банши. Манмут нашел новые ощущения не слишком приятными.

Они были в потоковой трубке, и Корос III крикнул: «Держись!» – прежде чем звуковые каналы заглушил грохочущий ураган.

Плазменный тор Ио – это колоссальный бублик ионизированных частиц в шлейфе из сернистого газа, сероводорода и других газов, которые свирепая родина Орфу оставляла позади, а затем подхватывала вновь. Совершая виток вокруг Юпитера за 1,77 земных суток, Ио рассекает магнитное поле газового гиганта и пробивает собственный плазменный тор, так что между ней и Юпитером создается сильнейший электрический ток, двурогий цилиндр невероятно сконцентрированных магнитных возмущений, называемый потоковой трубкой. Трубка соединяет магнитные полюса Юпитера и вызывает там фантастические полярные сияния, а по ее рогам постоянно течет ток примерно в пять мегаампер, производя более двух триллионов ватт энергии.

Несколько десятков лет назад Консорциум Пяти Лун решил, что грех не воспользоваться двумя триллионами ватт.

Манмут проводил взглядом северный полюс Ио. Выбросы серных вулканов – особенно Прометея у экватора далеко на юге – вздымались над щербатой поверхностью на сто сорок километров и выше, как будто свирепый спутник палит по беглецам, пытается обратить их вспять, пока они не прошли точку невозврата.

Поздно. Они были уже в этой точке.

На общее видео с носовых камер Ри По наложил навигационные скобы, показывающие их вход в потоковую трубку и выравнивание по ножницам. Юпитер мчался к судну, заполняя поле зрения, точно испещренная полосами стена.

Физические лезвия «ножниц» – двулопастного вращающегося ускорителя магнитных волн, встроенного в естественный ускоритель частиц потоковой трубки Ио, – имели длину восемь тысяч километров, то есть занимали лишь небольшой отрезок миллионокилометровой дуги, соединяющей северный полюс Ио с северным полюсом Юпитера.

Однако ножницы могли двигаться. Как объяснил Манмуту Орфу с Ио: «Момент вращения чудес таит немало[14], мой маленький друг».

Судно, укрывшее в своих недрах любимую подлодку Манмута, достигло Ио и потоковой трубки – даже после полного разгона ионными буксирами – на скорости всего двадцать четыре километра в секунду, менее восьмидесяти шести тысяч километров в час. На этой скорости им потребовалось бы четыре часа только на путь от северного полюса Ио до северного полюса Юпитера, з-годы, чтобы добраться до Марса. Однако они не собирались плестись таким черепашьим шагом.

Корабль вошел в грохочущее, щелкающее, дрожащее поле потоковой трубки, выровнялся по верхнему лезвию ножниц и за счет ускоряющих свойств самой трубки пронес свой соленоид через пятикилометровые индукционные катушки сверхпроводящего дипольного ускорителя. Как только он вошел в первый шлюз – словно неуклюжий крокетный мячик, минующий первые воротца из тысячи, – лезвия ножниц-ускорителя начали раскрываться с угловой скоростью, которая приближалась к световой, а теоретически даже превышала ее. Секунду они неслись на кончике хлопающего бича, затем перепрыгнули с него на следующее лезвие, использовав столько энергии из двух триллионов ватт, сколько могли захватить ножницы-ускоритель.

Судно – и все, что в нем находилось, – перескочило с нулевой гравитации до почти трех тысяч g за две и шесть десятых секунды.

Юпитер в мгновение ока рванулся навстречу и ухнул вниз. Манмут замедлил все свои мониторы, дабы сполна насладиться этими секундами.

– Йуу-хууу! – проорал Орфу с внешнего корпуса.

Подлодка и корабль скрипели и стонали от перегрузки, но они были сделаны из прочных материалов – «Смуглую леди», например, строили с расчетом на давление в миллионы килограммов на квадратный сантиметр в глубоких морях Европы, – и моравеки тоже.

– Офигеть! – сказал Манмут, намереваясь отослать замечание только Орфу с Ио, однако нечаянно передал его всем трем коллегам.

– Это точно, – отозвался Ри По.

Бурлящие полярные огни Юпитера – ослепительный овал северного сияния на полюсе газового гиганта вместе с пылающим оттиском Ио там, где потоковая трубка сходилась с атмосферой, – в последний раз полыхнули внизу и пропали за кормой.

Ганимед, от которого секунды назад их отделял миллион километров, понесся на них, промелькнул и пропал из виду.

– Урук Сулкус[15], – произнес на общей линии Корос III.

Манмут в первый миг подумал, что моравек-командир поперхнулся или выругался, затем уловил чуть сентиментальную нотку в обычно бесстрастном голосе и понял: Корос имел в виду некую область на Ганимеде – проносящемся мимо полуразличимом, исцарапанном и грязном снежке, – бывшую его родиной.

Крохотный спутник по имени Гималия – никто из них там не бывал и вряд ли об этом жалел – просвистел мимо ошпаренным светлячком.

– Проходим фронт головной ударной волны, – с каллистянским акцентом сообщил Ри По. – Покидаем родное болотце, я так впервые.

Манмут посмотрел на свои экраны. Судя по тем показателям, которые выводил Ри По, они были на расстоянии пятидесяти трех диаметров Юпитера от планеты и продолжали ускоряться. Чтобы осознать их скорость, Манмуту пришлось заглянуть в неиспользуемые разделы памяти и найти диаметр Юпитера: двести сорок тысяч километров. Корабль летел над плоскостью эклиптики, но Манмут смутно помнил, что притяжение Солнца должно утянуть их в сторону Марса, который сейчас был по дальнюю сторону светила. Впрочем, навигация – не его забота. Его обязанности начнутся, когда они спустятся в марсианский океан, и не обещают трудностей. Яркое солнце, теплый климат, малые глубины с небольшим давлением, ночью можно ориентироваться по звездам, днем – по навигационным спутникам, которые они запустят на орбиту, почти никакой радиации по сравнению с поверхностью Европы… Кракенов нет. Льда нет. Даже льда! Как-то слишком все просто.

Разумеется, если постлюди окажутся враждебными, есть шанс, что моравеки не переживут перелет к Марсу или вход в атмосферу, а если и переживут, то с большой вероятностью не смогут вернуться в юпитерианский космос. Однако на это Манмут никак повлиять не мог. Его мысли начали возвращаться к сонету 127.

– У всех все в порядке? – спросил Корос III.

Остальные доложили, что у них все благополучно. Несколько тысяч g не могли сломить дух этой команды.

Ри По принялся сообщать другие космогационные факты, однако Манмут не особенно прислушивался. Он уже попал в мощное гравитационное поле сонета 127, первого из тех, что посвящены «смуглой леди».

8. Ардис-Холл

Даэман крепко спал и видел во сне женщин.

Он находил немного забавным, если не странным, что дамы снились ему, когда он спал один. Как будто ему требовалась теплая женская плоть каждую ночь и подсознание восполняло ее недостаток, если дневные усилия не приводили к желаемому результату. Сегодня, когда он проснулся, довольно поздно, в удобной комнате Ардис-Холла, сон рассыпался в клочки, однако их, вкупе с утренней эрекцией, хватило, чтобы вернуть смутное воспоминание об Аде или о ком-то очень на нее похожем: теплой белой коже, аромате духов, полных ягодицах, округлых грудях и крепких бедрах. Даэман с нетерпением ждал грядущей победы и этим чудесным утром почти не сомневался в успехе.

Приняв душ, побрившись и надев то, что считал нарядом в небрежном деревенском стиле: хлопковые брюки в бело-голубую полоску, саржевый жилет, пастельный пиджак, белую шелковую рубашку, галстук с рубиновой булавкой и черные кожаные ботинки (чуть попрочнее его обычных парадных туфель), он взял любимую деревянную тросточку и отправился завтракать в залитую солнцем оранжерею, где, к своей радости, узнал, что Ханна вместе с этим несносным Харманом покинули особняк на рассвете. «Готовятся к вечерней плавке», – загадочно сообщила Ада, и Даэман не стал просить объяснений. Ему было вполне довольно, что Хармана в доме нет.

Ада больше не заводила нелепых разговоров о книгах или космических кораблях, зато провела с Даэманом целое утро, показывая ему Ардис-Холл – многочисленные флигели, коридоры, винные погреба, потайные ходы и старинные мансарды. Он помнил такую же экскурсию в прошлый приезд, когда наивная девчушка Ада вот так же водила его по особняку. На крыше располагалась платформа джинкеров, и, взбираясь туда по шаткой лестнице вслед за Адой, Даэман, всегда внимательно такое высматривавший, на долю мгновения почти увидел рай юнца[16] под ее юбкой. Он прекрасно помнил молочные бедра и темные пунктирные тени.

Сегодня они поднялись по той же лестнице на ту же платформу, однако на сей раз Ада жестом указала Даэману лезть первым, лишь улыбнувшись на джентльменский лепет о том, что дам нужно пропускать вперед. Улыбка намекала, что тот давний случай не остался незамеченным, как полагал Даэман.

Ардис-Холл был высок, и джинкерная платформа с ее все еще не потускневшими досками красного дерева выдавалась между фронтонами в шестидесяти футах над гравийной дорожкой, вдоль которой ржавыми скарабеями застыли войниксы. Даэман держался подальше от неогороженного края, Ада же, напротив, остановилась прямо над пустотой, с тоской глядя на газон и далекую линию леса.

– Разве ты не отдал бы все на свете, чтобы заполучить работающий джинкер? – спросила она. – Хотя бы на несколько дней?

– Нет. А зачем?

Ада указала рукой с длинными пальцами:

– Даже в детском джинкере можно было бы пролететь над лесом и рекой, над холмами на западе… Мчаться и мчаться день за днем, прочь от всяких факс-узлов…

– Чего ради?

Ада мгновение смотрела на него.

– Тебе что, совсем не любопытно? Что там, вдали?

Даэман обмахнул жилет, стряхивая несуществующие крошки.

– Не будь глупышкой, дорогая. Ничего интересного там нет. Сплошные дебри. Ни единой души. Все, кого я знаю, живут на расстоянии мили от факс-узла. К тому же здесь водятся тираннозавры.

– Тираннозавры? В нашем лесу? Чепуха. Мы их здесь отродясь не видели. Кто тебе такое наболтал, кузен?

– Ты, дорогая. В прошлый раз, когда я у вас гостил пол-Двадцатки тому назад.

Ада мотнула головой:

– Так я тебя, наверное, дразнила.

Даэман задумался, вспомнил, как боялся все эти годы вернуться в Ардис-Холл, скольких ночных кошмаров ему это стоило, и насупился.

Словно прочитав его мысли, Ада беспечно улыбнулась:

– Ты никогда не задумывался, кузен, отчего постлюди установили численность нашей расы ровно в миллион человек? Почему не миллион один? И не девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять? А?

Даэман заморгал. Он пытался связать ее мысли о детском джинкере из Потерянной Эпохи и динозаврах с населением Земли, которое было одинаковым… всегда. И ему не нравились назойливые напоминания, что они кузены, поскольку древние суеверия порой мешали сексуальным отношениям между родственниками.

– Я нахожу, что такие праздные раздумья ведут к несварению желудка, даже в столь чудесный день, дорогая. Не поговорить ли нам о чем-нибудь более приятном?

– Конечно. – Она одарила его самой любезной улыбкой. – Давай спустимся и разыщем других гостей перед ланчем и отъездом на литейную площадку.

На сей раз она первой ступила на лестницу.

Летучие сервиторы подали завтрак в северном внутреннем дворике. Даэман любезно поболтал с некоторыми молодыми гостями, – оказалось, несколько человек прибыли нарочно ради вечернего «литья», что бы это ни означало. После еды многие расположились на диванах в доме или в удобных шезлонгах в тени на лужайке и прилегли, накрыв глаза туринскими пеленами. Обычное время под туриной составляло час, и Даэман пошел к опушке, высматривая бабочек.

У подножия холма к нему присоединилась Ада.

– Ты не смотришь турины, кузен Даэман?

– Не смотрю, – ответил он чуть более ханжески, чем намеревался. – За почти десять лет я к этому привык, но предпочитаю воздерживаться. И ты тоже, Ада, дорогая?

– Когда как, – ответила девушка. Она на ходу вертела персикового цвета зонтик от солнца, и мягкие отсветы придавали ее светлой коже восхитительный оттенок. – Время от времени слежу за событиями… Наверно, я просто слишком занята, оттого и не пристрастилась, как многие в наши дни.

– Турины стали всеобщим увлечением.

Ада остановилась в тени огромного раскидистого вяза, опустила и закрыла зонт.

– Но ты пробовал хоть раз?

– О да. В середине моей второй Двадцатки это было очень модно. Вот я и… хватил удовольствия через край. – Даэман не сумел скрыть отвращения в голосе. – С тех пор – никогда.

– Не переносишь жестоких сцен, кузен?

Даэман пожал плечами:

– Скорее, не люблю подменять настоящую жизнь вымыслом.

Ада тихонько рассмеялась:

– Ты говоришь совсем как Харман. У вас есть что-то общее.

Утверждение было настолько несуразным, что Даэман лишь поворошил тросточкой палую листву.

Ада взглянула на солнце, вместо того чтобы активировать функцию времени на ладони.

– Им уже пора подниматься. Один час под пеленой равен восьми часам страстных переживаний.

– Ах, – сказал Даэман, гадая, была ли в ее устах избитая фраза двусмысленным намеком.

Ее выражение, как всегда любезное, но чуточку озорное, не давало разгадки.

– Скажи, а это самое «литье», оно… надолго затянется?

– По плану – почти до утра.

Даэман изумленно заморгал.

– Мы же не собираемся разбивать лагерь на берегу реки или где там еще?

Интересно, возрастут ли его шансы провести ночь с Адой под покровом звездного неба и колец?

– Все будет подготовлено для удобства тех, кто захочет остаться на площадке до рассвета, – сказала Ада. – По словам Ханны, зрелище обещает быть очень живописным. Но большинство из нас вернется в особняк вскоре после полуночи.

– А вина и другие напитки там будут подавать?