Алое на черном (сборник) Корсакова Татьяна
– Возможно. – Он посмотрел в окно. Снаружи была настоящая деревенская ночь, непроглядная, подсвеченная лишь одинокой луной. – А еще, возможно, я знаю, почему тебе так хреново. Это из-за Ксанки, той девочки? Правда?
Туча не отвечал очень долго, прятался от Дэна и от всего мира под одеялом. Дэн ждал. Спать расхотелось.
– Мы можем поговорить? – Туча наконец выбрался из-под одеяла, сел в кровати. Железные пружины тихо скрипнули.
– Мы уже разговариваем. – Дэн пожал плечами.
– Не здесь. – Туча посмотрел на спящих Матвея и Гальяно. – Может быть, на улице?
– Дверь закрыта. Я сам видел, как Суворов запирал ее на ключ.
– А если через окно? – робко предложил Туча.
– Можно и через окно, если хочешь.
– Хочу!
Они сидели на скамейке неподалеку от флигеля и молча смотрели на небо. Дэн не спешил задавать вопросы, а Туча не спешил изливать душу.
– Я вор, – сказал наконец Туча. Сказал, как в прорубь нырнул, даже поежился. – Я тряпка и вор. Я нашел его на газоне… Ну тогда, когда Измайлов в первый раз… – Он снова замолчал. – Ключ на цепочке. Очень красивый, очень… особенный. Есть особенные вещи. Понимаешь? – Он бросил на Дэна быстрый взгляд.
– Наверное. – Дэн кивнул.
– Я чувствую, когда вещь особенная. Мне иногда ее даже в руки брать не нужно, чтобы это понять. А если возьму в руки, тогда все…
– Ключ ты в руки взял.
– Да. Я с первой секунды знал, что это ее ключ, что это она потеряла. Я даже уговаривал себя, что скоро верну его ей. Но ключ особенный, а с особенными вещами бывает очень тяжело расстаться.
– Она видела, как ты нашел ее ключ?
– Нет, не думаю. Но она сразу поняла. Мне кажется, она тоже особенная.
С этим Дэн был готов согласиться. Ксанка – как же ее по-настоящему зовут? – не была ни умственно отсталой, ни ненормальной. Она просто являлась не такой, как все, – была особенной. И особенность эта слишком бросалась в глаза.
– Она не за нами следила, она за тобой следила, Туча. – В его голосе не было упрека, только лишь констатация факта. – Она ждала, что ты сам вернешь ей ключ.
– Я не смог, – сказал Туча шепотом.
– И она это поняла. В твоих вещах там, на речке, она искала свой ключ. Так?
Туча кивнул.
– И нашла?
– У меня его больше нет.
– У нее тоже. – Дэн хорошо запомнил ее взгляд: смесь ненависти, отчаяния и безысходности. – Она его уронила где-то на берегу. Может, в траву, может, в песок, а может, и вовсе в воду. Она потеряла свою особенную вещь, Туча. Из-за нас потеряла.
– Из-за меня. – Туча встал со скамейки. – Она так на меня смотрела, Дэн. Я думал, у меня сердце остановится. У нее очень необычные глаза, они меняют цвет. – Он снова замолчал, а потом спросил с неприкрытым отчаянием: – Что мне делать, Дэн? Мне так стыдно! Наверное, никогда в жизни мне не было так стыдно.
– Я не знаю. – Дэн покачал головой. – Пока не знаю, но мы что-нибудь придумаем.
– Поищем этот ключ? – В голосе Тучи слышалась зарождающаяся надежда.
– Поищем.
– Я найду! – сказал Туча решительно. – Я умею находить особенные вещи, – добавил едва слышно. – Я найду и верну ей ее ключ.
– Да, но прежде мы должны перед ней извиниться. Мы обидели ее вчера, Туча. Она девушка, а мы с ней…
– Я понимаю… я извинюсь. Обязательно! И спасибо тебе.
– Мне за что?
– За то, что выслушал. Меня раньше никто не слушал. Я говорил, а меня не слушали.
Дэн усмехнулся. Его личная история была зеркальным отражением истории Тучи. Его готовы были выслушать, а он не находил правильных слов.
Они уже собирались уходить, когда далеко над лесом в ночное небо взметнулся сноп зеленого света.
– Блуждающий огонь, – сказал Дэн задумчиво.
– Снова горелым запахло, – вздохнул Туча.
– Ты запомнил то место?
– Нет. Но я, наверное, найду его. По запаху…
– Давай позже.
С этого момента у них появились приоритеты. Сначала нужно было найти особенную вещь особенной девочки Ксанки.
Матвей
Утро выдалось туманным. Туман полз от реки, продирался через лес, серой ватой укутывал флигель. Просыпаться в такое утро – сущее наказание. Особенно когда громкий рев Суворова «Архаровцы, подъем!» разрывает барабанные перепонки, заставляет с головой укрыться одеялом.
Не помогло. Суворов не церемонился, с деловитым злорадством сдергивал с них одеяла, продолжал орать во всю свою луженую глотку:
– Киреев, Плахов, Гальянов, Тучников! Подъем! Вас ждут великие дела!
Последняя фраза про великие дела прозвучала с какой-то особенной издевкой. Какие могут быть великие дела в сыром погребе?!
Продолжая орать, Суворов настежь распахнул окно, впуская в комнату пахнущий рекой туман. Матвей сел, зябко поежился, потянулся за одеждой.
– А великие дела когда начнутся? – зевая во весь рот, поинтересовался Гальяно.
– Сразу после завтрака. Но вы не расслабляйтесь, перед завтраком нам еще предстоит двухкилометровая пробежка.
– Мама дорогая! – простонал Гальяно. – Мама, забери меня обратно.
– Пробежка только сегодня? – осторожно уточнил Туча.
– Пробежка каждый день, вне зависимости от капризов погоды. И не нойте! Спорт еще никому не повредил! Все, умываемся, оправляемся и через десять минут встречаемся у ворот!
Когда они, сонные, кое-как умытые, злые на весь мир, выстроились в две шеренги перед запертыми воротами, было десять минут восьмого. Такая рань! Там же, у ворот, выяснилось, что совершать ежедневную утреннюю пробежку предстоит лишь отряду вепрей, а волки могут спокойно дрыхнуть до восьми часов. По всему выходило, что опечаленный вчерашним поражением Суворов решил взять судьбу в свои мускулистые руки, сделать из них, слабаков и хлюпиков, настоящих мужиков. Вот такой их ждал кошмар…
По знаку Суворова охранник распахнул ворота, смерил процессию насмешливым взглядом.
– Далеко? – спросил с ленивым любопытством.
– Да нет, тут, поблизости. Пробежимся по лесочку, поприседаем, поотжимаемся – и обратно.
– Поприседаем, поотжимаемся, – процедил сквозь стиснутые зубы Гальяно. – Садюга!
– Гальянов, тебя что-то не устраивает? – усмехнулся Суворов. По глазам было видно – про садюгу он услышал.
– Меня все не устраивает! – огрызнулся Гальяно. – Я на всякие пробежки не подписывался.
– Ты, может, и не подписывался, а вот твоя мать подписалась. Ее автограф имеется в соответствующей графе договора. Все, архаровцы, за мной! – Суворов сорвался с места, бодро потрусил по дорожке.
Вот, казалось бы, что такое два километра?! Но когда бежать эти два километра приходится ранним утром, когда кругом туман и сырость, а непроснувшийся организм мечтает только о теплой постели, все отдаленные плюсы меркнут перед очевидными минусами.
Дыхание сбилось уже на десятой минуте, и ноги то и дело цеплялись за торчащие из земли корни. Слева стонал и причитал Гальяно. Справа мрачно сопел Туча. Туче с его весом было, наверное, тяжелее всех, но он молчал, не жаловался. И только Дэн, похоже, чувствовал себя прекрасно, стрелой летел за Суворовым, а была бы возможность, и обогнал бы!
До небольшой полянки они добежали уже почти обессиленные. Туча со вздохом облегчения рухнул в траву. Гальяно стоял, упершись ладонями в бедра, дышал часто и со свистом. Остальные ребята выглядели не лучше. Кроме Дэна, разумеется. Суворов окинул их полудохлую, задыхающуюся компанию критическим взглядом.
– Эх, дети каменных джунглей! Сплошные задохлики. Тучников, не лежи на сырой земле, еще застудишь себе что-нибудь!
Туча со страдальческим выражением лица поднялся на ноги, но тут же привалился спиной к стволу ближайшего дерева.
– Киреев, а ты молоток! – Суворов похлопал его по плечу. – Занимался чем-то?
– Карате, – сказал Дэн так тихо, что стоявший рядом Матвей едва расслышал.
Надо же – карате! Другой бы уже хвастал направо и налево, а этот молчит, как будто стесняется.
– Черный пояс уже есть? – Суворов смотрел на Дэна с внимательным любопытством.
– Нет. – Он мотнул головой и отвернулся, давая понять, что разговор закончен.
Суворов все понял правильно, лишних вопросов задавать не стал, вместо этого дунул в свисток, призывая обессиленных подопечных к вниманию.
– А теперь, архаровцы, быстренько отжимаемся и бежим обратно в лагерь.
– Так это уже четыре километра получается! – взвыл Гальяно. – А говорили ж, только два.
– Все правильно. – Суворов и бровью не повел. – Два туда, два обратно. Или ты, Гальянов, рассчитывал, что обратно тебя на руках понесут? Все, отставить разговоры! Упал – отжался!
В лагерь возвращались на дрожащих от усталости ногах, потные и злые.
– Просто инвалидная команда какая-то! – усмехнулся охранник, пропуская их на территорию.
– Ничего-ничего, – пообещал Суворов, – я из этих инвалидов скоро людей сделаю! Дай только срок. А теперь, архаровцы, в душ и завтракать!
Наверное, четырехкилометровая пробежка по свежему воздуху сделала свое дело: никогда раньше Матвей не ел с таким аппетитом. Никогда раньше обычная овсянка не казалась ему такой вкусной.
– Вот садюга! – Гальяно брякнул ложкой об тарелку, покосился на столик для сотрудников. – Он же нас извести решил! Все болит, устал, как собака!
– Скоро отдохнешь, – пообещал ему Дэн. – За четыре часа в карцере можно и отоспаться, и все бока себе отлежать.
– На чем отлежать?
– Сам увидишь, недолго осталось ждать.
Суворов с Шаповаловым подошли к их столику сразу после завтрака.
– Готовы, архаровцы? – спросил командир мрачно.
– Всегда готовы! – отсалютовал Гальяно. – Готовы понести наказание.
– Понесете, можете не сомневаться. – Начальник улыбался своей змеиной усмешкой. – Я прослежу, – добавил многозначительно. – Уводите, Максим Дмитриевич!
– Четыре часа? – Суворов глянул на наручные часы.
– Да, думаю, этого будет достаточно.
Они выходили из главного корпуса, когда увидели Ксанку. Она шла, почти бежала к воротам, на плече ее болтался рюкзак. Если Ксанка их и заметила, то предпочла проигнорировать, даже голову не повернула в их сторону. Она остановилась лишь у ворот, да и то на пару секунд, пока охранник не распахнул перед ней маленькую калитку. Вот оно, оказывается, что! Ксанке, как и Василию, разрешено покидать территорию в любое время. Повезло! За девчонкой наблюдал не только Матвей, Дэн и Туча проводили ее долгими взглядами, а потом переглянулись.
– Везет же некоторым, – буркнул Гальяно. – Кому карцер, а кому воля вольная.
– Хочешь пожаловаться начальнику лагеря? – усмехнулся Суворов.
– Боже упаси! – Гальяно перекрестился. – Уж лучше неволя!
– То-то же!
На заднем дворе было безлюдно. Как успел заметить Матвей, погреб располагался в весьма уединенном месте, за кирпичным сараем, вдали от посторонних глаз. Еще бы, такое позорище – карцер в элитном лагере! Интересно, как он называется в договоре? Наверняка не карцер.
Суворов возился с дверью долго. У Матвея была возможность рассмотреть ее во всех деталях. Для такого малозначительного объекта, как погреб, дверь была на удивление массивной и добротной: тяжелой, дубовой, окованной медными лентами, с наглухо законопаченными и для надежности просмоленными щелями. Такая дверь запросто могла охранять вход в какой-нибудь бункер.
Наконец Суворов справился с замком, отступил на шаг.
– Милости прошу! Как говорится: в тесноте, да не в обиде!
Первым шагнул на убегающие вниз ступени Дэн, следом Гальяно и Туча. Матвей замыкал процессию. Снизу дохнуло сыростью, запахло землей.
– Через четыре часа выпущу! – За спиной громко хлопнула дверь, отсекая яркий дневной свет.
Матвей зажмурился, привыкая к смене освещения, осторожно, придерживаясь за земляную стену, спустился в погреб.
– Да, точно не номер люкс. – Гальяно присел на импровизированный лежак из мешков с картошкой. – Темнотища, духотища!
С тем, что здесь темно и душно, Матвей готов был согласиться. На самом деле погреб больше походил на колодец в два человеческих роста глубиной и с примерно трехметровым диаметром. Вчетвером они могли разместиться в нем едва-едва.
– Да, света явно маловато, – сказал Матвей, рассматривая вентиляционное окошко под самым потолком.
– Мне и воздуха маловато, – вздохнул Туча, осторожно присаживаясь рядом с Гальяно.
– Ты хоть тут не вздумай курить! – Матвей посмотрел на подозрительно топорщащийся карман Гальяно. – Вентиляция здесь и в самом деле хреновая.
– А я и не собирался! – Гальяно приподнялся на локте, обвел погреб хозяйским взглядом. – У меня и сигарет нет, так и не забрал у Ильича.
– А в кармане что?
– А в кармане то, что спасет нас от скуки! – С видом фокусника он извлек на свет божий колоду карт. – Господа, во что предпочитаете сразиться?
Выбор пал на «очко», минут двадцать ушло на то, чтобы объяснить Туче правила игры, а потом Гальяно раздал карты. Играли долго, увлеченно, позабыв и про погреб, и про наказание. Матвей лишь изредка поглядывал на часы, отмечая оставшееся время.
Игра была в самом разгаре, проигрывающий Гальяно кипятился, пытался мухлевать, но был пойман Дэном с поличным. Они как раз вяло переругивались, когда льющийся из окошка скудный свет на мгновение померк, а потом в самый центр лежака, разметав во все стороны карты, упало что-то черное. Прошло несколько секунд, прежде чем они поняли, что это такое.
Мертвая ворона таращилась на них мутными глазами, раскинув в стороны переломанные крылья, а сверху доносилось громкое ржание.
– Эй, свиньи! Как вам подарочек? – По голосу, визгливому и тонкому, как у девчонки, они сразу поняли, кто там вверху.
– Ах ты, морда дистрофичная! – Гальяно брезгливо, двумя пальцами, взял ворону за крыло, принялся взбираться вверх по ящикам. – Я тебе сейчас покажу подарочек!
Он был уже на самой вершине пирамиды из ящиков и примерялся, как бы половчее вышвырнуть ворону вон, когда в вентиляционное окошко просунулась мускулистая лапа, слепо пошарила в пространстве и, обнаружив лицо Гальяно, сделала резкий выпад. Если бы у Гальяно имелась надежная опора, он бы, наверное, удержался, но опоры не было, и он, взмахнув руками, рухнул вниз, прямо на лежак из картофельных мешков. Приземление нельзя было назвать мягким, Гальяно взвыл от боли, а Матвей с Дэном едва увернулись от летящих в них ящиков. Они увернулись, а вот Туче не повезло, острый край ящика до крови распорол его руку от плеча до локтя. Хорошо еще, что только руку, потому что ящик летел Туче прямо в лицо. От куда более серьезных увечий его спасла неожиданно быстрая реакция и недюжинная сила. Будь на его месте любой другой, дело бы непременно закончилось переломом. И уже самой последней, перекатываясь с ящика на ящик, вниз упала многострадальная ворона.
– Что, свиньи, получили?! – В окошке появилась рожа одного из близнецов, наверняка того самого, который столкнул Гальяно. – Будете знать, как…
Он бы, наверное, говорил еще долго, если бы вдруг не взвыл от боли.
– Глаз-алмаз! – сказал Гальяно, мстительно усмехаясь.
– Это ты его? – спросил Дэн.
– А чем? – удивился Матвей.
– Вот этим. – Гальяно поддел ногой рассыпавшийся по полу картофель. – Хотел вороной, но решил, что у картошки убойная сила больше.
– Молодец! – Дэн похлопал его по плечу, и Гальяно тут же громко ойкнул.
– Больно?
– До свадьбы заживет, но законный повод наведаться в медпункт у меня есть. – Он морщился и улыбался одновременно.
– Кто про что, а вшивый про баню! – Матвей по мешкам с картошкой перебрался к Туче.
Туча сидел, прижавшись спиной к стене, баюкал пораненную руку.
– Покажи-ка!
Рана была довольно глубокой, кровоточила, заливая красным фирменную футболку Тучи. Матвей посмотрел на часы: до конца наказания оставалось еще сорок минут. Так, глядишь, Туча, чего доброго, кровью истечет. И ведь не поделаешь ничего!
– Ну, что там? – К ним перебрался Дэн, внимательно осмотрел сначала Тучину руку, потом футболку, сказал задумчиво: – Майке уже, наверное, все равно хана, а руку надо перевязать. Рвем?
Туча молча кивнул.
Дэн перевязал рану быстро и ловко, может, не хуже медсестры Леночки.
– Свалили уроды! – Гальяно, запрокинув голову, всматривался в виднеющийся в окошке клочок неба. – Вы как хотите, пацаны, а я это безобразие терпеть не намерен.
– И что ты предлагаешь? – поинтересовался Матвей.
– Стенка на стенку мы с этими волчарами вряд ли справимся, – после недолгих раздумий заключил Гальяно. – Предлагаю отлавливать по одному.
– А если они нас… по одному? – Туча рассматривал свою забинтованную руку, на лице его читалась обреченность и покорность судьбе.
– А мы не будем ходить по одному! Мы же банда! С этими упырями нужно их же методами.
– С волками жить – по-волчьи выть, – усмехнулся Матвей. – Ладно, разберемся, нам бы пока выбраться на свет божий.
Дверь на волю отворилась, когда прошло ровно четыре часа, Суворов был пунктуален.
– Все, архаровцы, выходим!
Снаружи солнце светило уже вовсю. Матвей даже зажмурился, а когда открыл глаза, встретился с изумленным взглядом командира.
– А что это с тобой, Тучников? Что с рукой?
– А это на него ящик упал, – сообщил Гальяно, прижимая ладонь к боку и страдальчески морщась.
– А с тобой что?
– А я с ящика упал. – Гальяно задрал футболку, полюбовался наливающимся фиолетовым кровоподтеком.
– Какой ящик? – Суворов отодвинул Гальяно от двери, спустился в погреб.
Матвей одарил друга мрачным взглядом. Ну зачем было трепаться про ящики?!
– Черт бы вас побрал! – донесся до них приглушенный голос Суворова. – Что вы тут творили, архаровцы?!
Когда он выбрался из погреба, выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
– Тучников и Гальянов, в медпункт! А вы, – он ткнул пальцем в грудь Матвею, – займетесь общественно полезным трудом! Прямо сейчас!
Следующие полчаса Матвей с Дэном пахали, как проклятые, перетаскивая ящики из погреба в сарай, поминая недобрым словом болтливого Гальяно. Суворов наблюдал за ними, развалившись на завалинке, рассеянно поигрывая свистком. День удался…
Дэн
Когда они, мокрые от пота и уставшие, как черти, добрались наконец до своей комнаты, Гальяно с Тучей были уже там. Туча приветствовал их мрачным кивком. Рука его была аккуратно перебинтована, а из-под кровати выглядывала порванная, уже ни на что не годная футболка.
– Что так долго? – Лицо Гальяно светилось от счастья. Наверное, поход в медпункт увенчался успехом и закончился тотальным медицинским осмотром.
– Да так. – Дэн сдернул с себя насквозь промокшую майку, рухнул на кровать. – Развлекались с Матвеем перетаскиванием ящиков из погреба в сарай.
– Чтобы с них, не дай бог, не свалился еще какой-нибудь болтливый идиот, – буркнул Матвей, падая на соседнюю кровать. – Ну что, Гальянушка, жизнь удалась? – поинтересовался он сварливо.
– А то ж! – На «идиота» Гальяно не обиделся, а на страдания друзей и вовсе не обратил внимания. Вместо этого он задрал футболку, демонстрируя перемазанный йодом бок. – Какие у нее ручки! Вся боль прошла, как только она до меня дотронулась! Конечно, Туче повезло больше: ему на перевязки каждый день ходить, – добавил он с завистью.
– Да уж, повезло! – Туча махнул рукой. – Болит, зараза!
– Так, а что там с ящиками? – Гальяно умел с поразительной легкостью менять тему разговора.
– А ничего там с ящиками, – усмехнулся Дэн. – Нет больше в наших апартаментах мебели.
– А часы? – вдруг спросил Туча. – Те старые, поломанные. – Он говорил с такой запальчивостью, что Дэн сразу понял: часы для Тучи тоже особенная вещь.
– На месте твои часы, – успокоил его Матвей. – Не хватало нам еще эту двухметровую бандуру двигать. Это ж не часы, а настоящий шкаф!
– Хорошо. – Туча, казалось, вздохнул с облегчением и бросил на Дэна быстрый взгляд. – Они клевые.
– Клевые. – Дэн согласно кивнул.
Во время обеда обошлось практически без эксцессов, если не считать короткой перепалки с волками да излишнего внимания начальника лагеря к руке Тучи.
– Тучников, что с твоей рукой? – Шаповалов хмурился, круглые очки сползли на кончик носа.
– Ничего особенного, просто поцарапался немного. Об кусты. – В отличие от Гальяно, Туча оказался осмотрительнее.
– Лазят где попало, архаровцы! – Суворов соврал – даже глазом не моргнул. – Что с них взять, с пацанов?
– А я садовнику сколько раз говорил, что кусты нужно вовремя обрезать! – Шаповалов мрачнел на глазах.
– Так я об обрезанные и поцарапался. – Не привыкший врать Туча густо покраснел. – Думал, пролезу, а не пролез, – добавил он почти шепотом.
– Тучников! – Шаповалов воздел очи к лепному потолку. – Зачем же тебе лазить по кустам?! Тебе разве заняться больше нечем?
– Есть. Мне есть чем заняться. – Туча энергично закивал. – Это я так… нечаянно.
– За нечаянно бьют отчаянно. – Шаповалов улыбался им отеческой улыбкой, но взгляд его оставался по-змеиному немигающим и беспристрастным. – И знаете что? Коль уж вы сами не в состоянии распорядиться с умом своим временем и энергией, придется вам в этом помочь.
Они, все четверо, переглянулись в ожидании какой-нибудь очередной пакости.
– Максим Дмитриевич, а давно ли в библиотеке делалась генеральная уборка? – Шаповалов перевел взгляд на Суворова.
– С прошлого года не делалась, кажется.
– Ай-ай-ай! Какое досадное упущение! Ну ничего. – Тонких губ директора коснулась недобрая улыбка. – Силами этих юношей мы непременно все исправим. Вы ведь согласны, молодые люди?
Гальяно порывался что-то возразить, но Дэн пнул его под столом ногой. Раз уж решили все делать вместе, так и в библиотеку пойдут вместе.
– Конечно, мы согласны! – На лету все схватывающий Матвей широко улыбнулся. – Будем рады помочь.
– Похвально! – Шаповалов глянул на часы, сказал задумчиво: – Сроку вам от обеда до полдника, этого должно хватить.
– Да что ж это за непруха такая! – Гальяно рухнул в обитое вытертым плюшем кресло, и в воздух тут же взметнулось облачко пыли.
Дэн принюхался. Ему нравилось, как пахнет в библиотеке. Старая бумага, клей, пыль – история, превратившаяся в запах. И страданий Гальяно он не разделял. Отбывать повинность в библиотеке было куда интереснее, чем в карцере. Особенно в такой библиотеке! Здесь вперемешку с относительно новыми книгами стояли тома, обтянутые кожей, с золотым тиснением и вензелями. Дэн взял в руку одну такую книгу, осторожно перелистнул хрупкие страницы, улыбнулся, увидев экслибрис.
Крупный вепрь, внушающий страх и уважение своим грозным видом, рвался вперед, словно пытался вырваться за границы экслибриса, а над ним лаконично, без всяких завитушек и вензелей было выведено: «Книга из личной библиотеки графа Андрея Шаповалова». Из увиденного можно было сделать сразу два вывода. Во-первых, вепрь – для этого старого поместья зверь не случайный, что сошел он прямиком с фамильного герба графа Шаповалова, который, по всему видать, был некогда хозяином здешних земель. А во-вторых, что начальник лагеря, похоже, имеет богатую родословную. Если, конечно, он не однофамилец прежних хозяев поместья.
Дэн провел пальцами по экслибрису, подумал рассеянно, какую ценность, историческую и материальную, могут представлять все эти старинные фолианты. Разве ж можно хранить их вот так небрежно, отдавать в неловкие руки первого встречного?!
Однако, справедливости ради, далеко не все книги хранились так беспечно, на открытых пыльных стеллажах. В библиотеке, помимо всего прочего, имелся современный шкаф-витрина с до блеска начищенной стеклянной дверью и встроенной подсветкой. Просто, увлекшись открывшимся богатством, Дэн не сразу его заметил.
Дверца шкафа была заперта на ключ, а книги стояли аккуратными стройными рядами. В самом центре, обложкой к зрителю, располагался явно современный, нагло поблескивающий глянцем и позолотой альбом. Чувствовалось, что денег на его создание не пожалели. Дэн прижался лбом к стеклу, чтобы лучше разглядеть название, а разглядев, удивленно присвистнул. «История благородного рода Шаповаловых» – вот такое было название у этой, похожей на альбом, книги. На обложке красовался старинный, возможно, еще дореволюционный снимок поместья, а автором значился не кто иной, как Антон Венедиктович Шаповалов. И название, и авторство, и то, с какой бережностью хранилась эта книга, подтверждали догадку номер два. Вполне вероятно, что начальник лагеря и в самом деле отпрыск старинного рода, аристократ и самый настоящий граф, которому не терпится поведать миру о своем благородном происхождении. Но в таком случае отчего он отдает предпочтение не фамильному гербу с вепрем, а волчьей атрибутике? Додумать эту мысль до конца Дэну не дали.
– А ну, отойди оттудова! – послышался за его спиной женский голос. – И не лапай шкаф! А то одни лапают, а другим оттирать!
Разглядывая книги, он не заметил, как в библиотеку вошла Лидия, Васькина мама. Вид у нее был недовольный и усталый одновременно, в руке – наполненное мыльной водой ведро. Она была похожа на сына и бледной веснушчатой кожей, и рыжими волосами, но взгляд ее голубых глаз казался тусклым, равнодушным ко всему вокруг.
– Мадам, позвольте вам помочь! – Гальяно выбрался из кресла, выхватил у изумленной женщины ведро. – Мадам, вы пришли вызволить нас из этой пыльной темницы? Желаете прибраться здесь вместо нас?
– Скажешь тоже – вместо вас! – Лидия улыбнулась, и лицо ее помолодело сразу лет на десять. – Антон Венедиктович мне велел убраться в его шкафу, а все остальное, – она обвела взглядом библиотеку, – ваше.
– Ах, какая досада! – Гальяно картинно вздохнул, прижал свободную руку к груди. – Мадам, вы разбили мне сердце!
– Балабол! – Лидия легонько перетянула его полотенцем. – Это ты, что ли, к моему Ваське вчера заходил?
– Я.
– Смотри мне, – она погрозила ему пальцем, – не учи мальчишку дурному. Васька у меня хороший, только бестолковый немного.
– Мадам, да разве ж я могу?! – Гальяно поставил ведро перед книжным шкафом, отвесил Лидии поклон.
– Как есть балабол, – хмыкнула она, а потом сказала: – Какая же я вам мадам? Зовите меня по-простому – тетей Лидой.
– Тетя Лида. – Дэн оттер Гальяно в сторону, кивнул на шкаф. – А что это за книги?
– Эти-то? – Она близоруко сощурилась, пошарила в кармане передника, достала связку ключей. Дверца распахнулась, и стеллаж залил яркий электрический свет. – Вот эту, – она взяла в руки хищно поблескивающий позолотой альбом, – написал сам хозяин.
– Хозяин? – удивился Дэн.
– Антон Венедиктович. Он же тут всему хозяин! – Тетя Лида осторожно погладила глянцевую обложку. – Он же самый настоящий граф, последний из рода Шаповаловых.
– И здесь все принадлежит ему? – к разговору подключился Матвей. Туча не вмешивался, с отсутствующим видом стоял перед самым дальним стеллажом.
Читать бесплатно другие книги:
