Магистраль вечности Саймак Клиффорд

— Его что-то задержало, вот и все. К утру вернется, и все войдет в свою колею…

Коркоран свернул свою куртку, положил под голову как подушку, натянул на себя одеяло и мгновением позже заснул.

Когда он очнулся, то обнаружил, что лежит на спине, а небо уже светлеет. Значит, скоро рассвет, а Дэвид так и не разбудил его, чтобы передать вахту. Вот проклятие, подумал Коркоран, уж Дэвид-то мог бы соображать получше. К чему это мальчишество, зачем ему понадобилось доказывать, что он выносливее и мужественнее меня?

— Дэвид! — закричал он. — Черт вас возьми, вы что, свихнулись?..

Где-то на холме, внимая первым лучам рассвета, запели птицы. Но кроме пения, ниоткуда не донеслось ни звука, и ничто нигде не шевельнулось, если не считать слабого мерцания догорающего костра. На равнине все так же белели кости бизона, а чуть правее, если напрячь зрение, можно было различить груду хлама — надгробие уничтоженного монстра.

Коркоран встал, стряхнув с плеч одеяло. Подошел к костру, первой подвернувшейся палкой помешал и сгреб в кучу угли. Тогда-то, нагнувшись над костром, он и услышал мощное, устрашающее чавканье. Ему никогда не доводилось слышать ничего подобного, он не имел представления, что бы это могло быть, но чавканье внушало ужас, заставляло выпрямиться и оцепенеть. Вот оно донеслось опять, и на этот раз Коркоран сумел определить направление на источник звука и повернулся в нужную сторону.

Сперва он заметил лишь расплывчатое бледное пятно, склоненное над другим, более темным пятном на земле. Он всматривался изо всех сил, но так ничего и не понял, пока бледное пятно не оторвалось от темного и не повернулось к костру. У пятна оказалась голова, и ее нельзя было не узнать — плоская кошачья морда, уши с кисточками и поблескивающие шестидюймовые клыки. Саблезубый тигр, склонившийся над добычей и пожирающий ее с чудовищным чавканьем — добыча лакомая, и об этом надо оповестить всю округу.

Что за добыча, Коркоран не усомнился ни на секунду. На земле, под когтями и клыками саблезубого, был распростерт Дэвид!

Коркоран поднялся в полный рост, сжал палку, которой ворошил угли, перехватил ее поудобнее. Конечно, палка — жалкое оружие, но где взять другое?

Саблезубый тоже поднялся на все четыре лапы. Он был больше, чем казалось поначалу, — кошка, выросшая до чудовищных размеров. Переступив через темное пятно, бывшее недавно Дэвидом, саблезубый сделал два-три шага вперед. Приостановился, зарычал, демонстрируя изогнутые книзу клыки во всей красе. Передние лапы огромной кошки были длиннее задних, спина приняла наклонное положение. Зверь как будто присел перед прыжком. Предрассветная мгла таяла достаточно быстро, чтобы Коркоран разглядел пятна на шкуре, темно-коричневые на рыжеватом фоне.

Человек застыл на месте. Зверь тоже раздумал прыгать и замер. А затем медленно, подчеркнуто медленно, словно еще не решив, что предпринять, повернулся и отступил к своей добыче. Склонился над ней, потыкал мордой, а затем, сжав в зубах, поднял и неторопливо двинулся прочь. Человек у костра его больше не интересовал.

Коркоран смотрел ему вслед, не в силах пошевелиться. Саблезубый перешел на легкую рысь, норовя держать голову повыше, чтобы свисающее из пасти тело не волочилось по земле. И все равно одна нога скребла почву, и кошка даже споткнулась раз-другой, цепляясь за вислую ногу передней лапой. Но добычи не бросила, обогнула холм с выступающими отрогами и пропала из виду.

Только тогда Коркоран встрепенулся и первым делом подбросил в костер дров. Сухое дерево легко занялось, пламя взвилось высоко в воздух. Он обернулся в сторону времялета — тот был на месте. А на полпути к времялету, футах в тридцати от костра, лежал дробовик. И как это он не заметил ружья раньше?

Наверное, было слишком темно, а главное, он был так ошарашен появлением исполинской кошки, что не видел ничего вокруг. Но Коркоран и сейчас не сразу кинулся за ружьем — паралич страха ослабевал, но еще не хотел отпустить.

И тут разум начал мало-помалу осознавать чудовищность того, что случилось. Дэвид убит саблезубым тигром! Убит и съеден! Убит не в припадке ярости и не при самообороне, а ради скудных клочков мяса на хлипких костях…

Дэвид мертв. Дэвид — а как фамилия? Коркоран испытал шок, поняв, что фамилия семьи так и осталась ему неизвестна. В Гопкинс Акре ее ни разу не упоминали, а он не спросил. Дэвид, Инид, Тимоти, Эмма, Хорас. Хотя список распадается надвое: Эмма с Хорасом должны носить другую фамилию.

Дэвид не разбудил его, позволил ему спать до утра. А если бы разбудил? Если бы разбудил и поменялся со мной ролями, ответил себе Коркоран, то в пасти саблезубого сейчас, возможно, болтался бы я, а не он.

Какова воображаемая картина происшедшего? В предрассветной тьме Дэвид мог услышать что-то за пределами освещенного костром круга и отправиться на разведку. Он мог заметить кошку, а мог и не заметить, и она захватила его врасплох. Так или иначе, он не стрелял. Не успел или не захотел?

А что сделал бы я, окажись я на его месте? — спросил себя Коркоран. Несомненно, выстрелил бы. Если бы, отойдя от костра, нарвался на саблезубого, то без колебаний схватился бы за ружье. Разумеется, дробовик — не то оружие, с каким стоит охотиться на саблезубую кошку. Надо думать, дробь даже на близком расстоянии не убила бы ее, но, по меньшей мере, обескуражила бы, охладила бы ее атакующий пыл. Почему же Дэвид не выстрелил? То ли потому, что вообще не умел стрелять, то ли, даже если у него оставалось время на выстрел, посчитал себя слишком цивилизованным для стрельбы? В сущности, Дэвид относился к дробовику не как к оружию, а как к прогулочной тросточке.

Бедный дуралей, завершил эпитафию Коркоран. В конце концов он оторвался от костра и отправился за ружьем. Оба патрона были в патроннике — из ружья не стреляли.

Уложив ружье на локтевой изгиб, он прошел немного дальше. На земле лежал ботинок, а в ботинке стопа и часть ноги по щиколотку. Кости были раздроблены. Еще дальше Коркоран нашел порванную куртку, а вокруг — высыпавшиеся из нее патроны. Патроны он подобрал и рассовал по карманам. Больше от Дэвида ничего не осталось, только ботинок и куртка. Вернувшись к ботинку с торчащей из него ногой, Коркоран постоял над этой бренной реликвией, но наклоняться и тем более трогать ее не стал: это было бы слишком неприятно.

Добравшись до костра, он уселся на корточки спиной к огню. Пора бы чего-нибудь поесть, но у него пропал всякий аппетит. Во рту было кисло и гадко.

Ну и что прикажете теперь делать?

Управлять времялетом он сумеет — в чем, в чем, а в этом не было сомнений. Он видел, куда Дэвид положил бортовой журнал, и следил за действиями пилота, когда тот программировал машину перед вылетом в эту злополучную эпоху. Но куда направиться отсюда? В свой родной двадцатый век, и поскорее выбросить все происшедшее из головы? Такая идея была в известной мере привлекательна, но спокойствия не приносила. Более того, взвешивая ее, он почувствовал себя дезертиром. Где-то здесь, в круговерти времен, затерялся Бун, и у него, Коркорана, просто нет права на вылет, пока он не убедится окончательно и бесповоротно, что другу уже не поможешь.

Потом он вспомнил про саблезубого и про то, что остался в этой забытой Богом дыре совершенно один. И подобная перспектива тоже отнюдь не радовала. Но много ли значат несколько дней одиночества по сравнению с судьбой Буна? Где бы ни носило старину Тома, он вернется сюда, именно сюда. А может, сюда же вернется и Генри, хотя уж Генри-то в состоянии шнырять по пространству-времени без помощи технических средств. Кто-кто, а Генри в Коркоране вообще не нуждается.

Что же до саблезубого, то это проблема случайная, ее вообще не следует принимать во внимание. Кошка может и не вернуться, а если вернется, то себе на беду: ружье теперь в руках человека, умеющего спустить курок. С ружьем, заверил себя Коркоран, я окажусь гораздо менее уязвим, чем Дэвид. По ночам я буду спать во времялете, запершись от бродячих хищников на все засовы. Запасов пищи хватит надолго, родничок снабдит меня свежей водой. Продержусь столько, сколько потребуется…

На равнину пришло настоящее утро, побудив Коркорана к действию. Сбегав к родничку за водой и слазив во времялет за продуктами, он сварил себе на костре кофе, нажарил бекона и кукурузных лепешек. Ну и что особенного, заявил он себе, считай, что живешь в походном лагере без удобств…

Ему подумалось, что надо бы если не оплакать Дэвида, то хотя бы ощутить утрату, — но намерение оказалось трудноосуществимым. Ужас внезапной смерти, вернее, ужасные обстоятельства смерти внушали трепет и только. А зацикливаться на кошмарных подробностях никак не стоило — чем скорее удастся выбросить их из головы, тем лучше.

Откуда-то извне донеслись, проникая прямо в мозг, тихие злорадные смешки:

«Хе-хе… Хе-хе-хе…»

Коркоран узнал монстра и вскипел от ярости:

— Пошел вон!..

«Хе-хе, — не унимался монстр. — Твой друг умер, а я по-прежнему жив…»

— Ты еще миллион раз пожалеешь, что уцелел! Будешь мечтать о смерти, скотина!

«Ты умрешь гораздо раньше меня, — фыркнул монстр. — От тебя останутся кости да пыль…»

Коркоран не ответил. В душе прошуршало сомнение: уж не монстр ли натравил хищную кошку на Дэвида? Да нет, нелепое предположение. Обсуждать такую чушь даже наедине с собой — чистая паранойя.

Он позавтракал, вымыл и вытер посуду, использовав для этого край рубашки. Поразмыслив, снова слазил во времялет, нашел лопату и, выкопав яму, похоронил ботинок с ногой. Похоронил, как он объяснял себе, по санитарным соображениям, а потому никаких церемоний не проводил.

Затем он отломил от последней лепешки большой кусок, завернул в носовой платок и сунул в карман. Еще раз посетил времялет и перерыл все набросанное внутри барахло в поисках какой-нибудь фляги. Фляги не обнаружилось — тогда он набрал полведерка свежей воды. Таскаться с ведерком не слишком удобно, но другого выхода не было.

С ружьем и ведерком он отправился на равнину и через две-три мили, повернув налево, пошел по кругу. Роль центра окружности играл холм. Пристально вглядываясь в почву, Коркоран пытался выяснить, не проходил ли здесь Бун. Дважды ему мерещилось, что на траве заметен человеческий след, и он цеплялся за эту ниточку, двигаясь чуть не ползком, — но следы все равно терялись что в первый раз, что во второй.

Бесполезно, сказал он себе. И было ясно заранее, что бесполезно, — но пусть поиски сто крат обречены на провал, попытать счастья следовало все равно. Сколько разных авантюр они с Буном пережили вместе, а случалось, один рисковал своей головой ради другого. За всю жизнь у Коркорана не было товарища ближе, чем Бун, — можно бы даже сказать «друга», но друзей, пожалуй, не бывало вообще.

Время от времени Коркоран натыкался на волков, которые нехотя уступали ему дорогу и присаживались неподалеку понаблюдать, как человек проходит мимо. Из кустов выпрыгнуло животное, похожее на оленя, и стремглав ускакало прочь. В какой-нибудь миле, не дальше, пробрело небольшое стадо бизонов. А на более внушительном расстоянии он мельком заметил зверей, смахивающих на мастодонтов, хотя дистанция была все же слишком велика и опознать их с полной уверенностью было нельзя. Но почему бы не считать этих зверей мастодонтами? Во всяком случае, эпоха для мастодонтов вполне подходящая.

Когда солнце оказалось прямо над головой, Коркоран присел в тени под деревом, пожевал лепешку и запил ее тепловатой водой из ведерка. Наверное, пора возвращаться к холму. Правда, в его намерения входило описать полный круг, но западную дугу он уже обследовал полностью, а на востоке просто не было ничего, кроме безбрежной, плоской и голой равнины, уходившей вдаль и сливавшейся с небом. Если Бун и отправился куда-то, то не на восток, а только на запад, где за равниной маячили другие холмы. Взвесив все за и против, Коркоран решил пройти назад по своим следам: пусть он повторит практически тот же путь, зато, может статься, всматриваясь еще внимательнее, углядит что-нибудь прежде пропущенное.

Он прикончил лепешку, позволил себе еще глоток воды и уже собирался встать, когда уловил чье-то присутствие. Он замер, напрягая слух. Расслышать не удалось ровным счетом ничего, но ощущение присутствия не исчезало, и он нерешительно осведомился:

— Генри?..

«Да, я самый.»

— Тебе уже известно про Дэвида?

«Известно. Узнал сразу же, как вернулся. Тебя тоже не оказалось. Я отправился тебя искать.»

— Мне очень жаль…

«Мне тем более. Он был мне братом, и его не заменишь. Кроме того, он был благородным человеком.»

— Твоя правда. Он был очень благороден.

«Его унесла кошка, — констатировал Генри. — Я выследил ее и нашел терзающей его труп. От него уже почти ничего не осталось. Расскажи мне, как это произошло.»

— Он стоял на часах. Когда я проснулся, это уже случилось. Я ничего не слышал. Кошка схватила его и унесла.

«Там есть могила. Совсем маленькая.»

— В могиле его ботинок. Вместе с ногой.

«Благодарю тебя за этот поступок. Ты совершил то, что должна была сделать семья.»

— Ты знаешь, где тело. Я мог бы взять лопату, отпугнуть кошку…

«Бессмысленно. Пустой жест. Я вижу у тебя ружье. Он что, не пытался стрелять.»

— Видимо, она застала его врасплох.

«Нет, — заявил Генри, — он не стал бы стрелять ни в каком случае. Он был слишком добрым для этой эпохи. Скверно обернулось для нас нынешнее предприятие. Для всех. Сначала потерялось Инид, потом Бун…»

— Ты знаешь что-нибудь о Буне? У тебя есть новости?

«Я проследил, куда он пошел, но там его нет. Лежит винтовка и рядом котомка, что была у него с собой, а его самого нет. С ним, кажется, был волк. Мне очень жаль, Коркоран.»

— Догадываюсь, что с ним могло случиться, — сказал Коркоран. — Он снова ступил за угол. Тогда уж пусть лучше задержится там, куда попал, и не вздумает выскочить обратно сюда, как чертик из табакерки.

«Что ты намерен делать теперь? Торчать здесь бесцельно.»

Коркоран в ответ лишь покачал головой. Вчера он уже задавал себе этот вопрос и задумывался, не вернуться ли в Нью-Йорк, но отверг такую идею в зародыше: Бун потерялся, и прежде всего надо найти Буна.

Сегодня ситуация иная: Бун по-прежнему не нашелся, но стало ясно, что и шансов найти его почти нет. И все-таки — вернуться отсюда в двадцатый век? Нет и нет. Никогда еще Джей Коркоран не отказывался от приключений, не выходил из игры, пока пьеса не завершится сама собой. А это приключение еще отнюдь не кончилось, пьеса далеко не доиграна.

Куда же податься — в Гопкинс Акр? Координаты наверняка сыщутся в бортовом журнале. Жизнь в усадьбе была бы комфортабельной — ведь ни прислуга, ни окрестные крестьяне никуда не делись. Гопкинс Акр то место, где можно в безопасности обмозговать сложившуюся ситуацию и, не исключено, наметить стройный план дальнейших действий. К тому же вполне вероятно, что в поместье рано или поздно объявится и кто-нибудь из других.

Однако, однако… Есть где-то в будущем гора, и руины на гребне, и над ними исполинское, подпирающее небо дерево, и винтовая лестница, вьющаяся вокруг ствола. За всем этим кроется несомненная тайна.

Может, он не все тогда разглядел и не так запомнил, но тайна налицо, и надо бы в ней разобраться.

Генри ждал ответа. Коркоран различал его мерцающий контур, облачко искорок, поблескивающих на солнце. Но чем отвечать искристому собеседнику, он предпочел задать ему свой вопрос:

— Насколько я понял, ты почти достиг бестелесности, но в последний момент остановился. Ты не мог бы рассказать мне об этом подробнее?

«Это было не самое умное мое решение, — ответил Генри. — Я позволил бесконечникам уговорить себя. Я постоянно вертелся около них, наверное, из любопытства — хотелось понять, что они за создания. Существа они необычные, сами понимаете. Отдаленно похожие на людей, — по крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. Их же толком не видно, только время от времени. Показываются и исчезают, как призраки. Зато слышно их постоянно. Они взывают, проводят довод за доводом, просят, умоляют. Она зовут вас к бессмертию, расписывают бесчисленные преимущества и удобства бессмертия — то есть бессмертия интеллектуального, а другого, по их убеждению, не дано. Телесная жизнь, внушают они, груба, неопрятна, постыдна. А кому же хочется быть постыдным?»

— Короче, они морочили тебе голову?

«Меня они, нельзя не признать, заморочили. Заморочили в минуту слабости. Когда слабость миновала, я начал с ними бороться. Они были просто потрясены тем, что я имею наглость противиться, и уж тогда взялись за меня по-настоящему. Но чем сильнее они нажимали, тем упорнее я отбивался. В конце концов мне удалось вырваться. Или я внушил им такое отвращение, что они сами отступились. А может, я съел у них столько времени, что они решили: овчинка выделки не стоит. Однако к тому моменту процесс зашел слишком далеко, я был почти бестелесным. Так я и застрял на полдороге, став таким, каким ты меня видишь.»

— Но тебя это, кажется, не особенно огорчает?

«В моем положении есть свои достоинства и свои недостатки, и я придерживаюсь мнения, что достоинства перевешивают. По крайней мере, так я внушаю самому себе. Есть обычные простые вещи, ставшие для меня недоступными, но появились и качества, не ведомые никому другому, и я стараюсь использовать их с максимальной пользой, игнорируя то, что потерял.»

— Каковы же твои намерения теперь?

«Остается еще одна часть семьи, о которой я ничего не знаю. Эмма с Хорасом и Тимоти, которого этот буйвол Хорас затащил во времялет буквально силком.»

— У тебя есть какая-нибудь догадка, где они?

«Ни малейшей. Мне придется их проследить.»

— Твои поиски не облегчатся, если использовать времялет? Я мог бы вести его по твоим указаниям.

«Нет, я должен действовать самостоятельно. Вернусь в Гопкинс Акр и прослежу их оттуда. След остыл и ослаб, но я его все ровно обнаружу. Ты говоришь, что научился управлять времялетом?»

— Да. Я знаю, где лежит бортовой журнал, и я следил, как Дэвид вводит координаты, когда мы вылетали сюда.

«Самое лучшее для тебя — пожить в Гопкинс Акре. Полагаю, что там теперь вполне безопасно. Потом кто-то из нас пришел бы за тобой. Конечно же, мы не бросим тебя в одиночестве. Координаты Гопкинс Акра должны быть в журнале. Ты уверен, что справишься с управлением?»

— Вполне уверен, — самонадеянно ответил Коркоран. — Только в Гопкинс Акр я скорее всего не полечу. Может, когда-нибудь потом, но не сию минуту. Я хочу вернуться туда, где ты нашел нас с Дэвидом. Там осталось кое-что, в чем следует разобраться.

Генри удержался от вопроса, который Коркоран на его месте задал бы непременно. Сложилось впечатление, что Генри как бы пожал плечами. А затем заявил:

«Ну что же я решил, куда держу путь, и ты тоже решил. Значит, можно и отправляться.»

И искорки потухли, их не стало.

Коркоран встал. Если Буна в этой части пространства-времени больше нет, то и задерживаться здесь нет резона. Генри прав: если твердо решено, куда держишь путь, надо стартовать не откладывая.

Когда Коркоран добрался до места своей ночевки, там было пусто — ни саблезубой кошки, ни даже волков. Собрав кастрюльки и сковородки, он швырнул их на одеяло, свернул одеяло узлом и перебросил через плечо. И услышал-ощутил голос:

«Хе-хе-хе…»

Не узнать это хихиканье было нельзя. Коркоран резко повернулся к куче металлолома. Хихиканье продолжалось. Тогда он шагнул в сторону кучи и крикнул:

— Ну-ка прекрати свои дурацкие смешки! Прекрати немедленно, слышишь?..

Смешки оборвались, их сменили мольбы:

«Дорогой сэр, вы собрались уезжать. Вы уже сложили вещи для отъезда. Пожалуйста, возьмите меня с собой. Вы никогда об этом не пожалеете. Я могу сделать для вас многое, очень многое. За вашу доброту я отплачу вам сто крат. Я буду вашим вечным спутником. Это ни в коей мере вас не задержит. Вес у меня небольшой, я не займу много места. Искать меня долго не надо. Я лежу позади останков моего тела. Я черепная коробка в форме полированного шара. Я буду хорошо смотреться на каминной полке. Я буду разговорным устройством. Вы найдете мне множество применений. В одинокие ваши часы, когда у вас возникнет такая потребность, мы вдвоем будем вести поучительные и развлекательные беседы. У меня мощный мозг, и я сведущ в логике. По временам я охотно выступлю вашим советчиком. Я навсегда останусь вам другом, исполненным верности и признательности.»

— Нет уж, спасибо, — бросил Коркоран, поворачиваясь на каблуках и направляясь к времялету.

За его спиной монстр-убийца продолжал плакаться, упрашивать, заклинать, сулить златые горы. Затем мольбы оборвались, и на Коркорана обрушились волны ненависти:

«Ты грязный слизистый сукин сын! Я тебе этого не забуду! Рано или поздно я до тебя доберусь! Я еще попляшу на твоих костях!»

Коркоран, нимало не испугавшись, знай себе шагал к машине.

9. Бун

Проснулся Бун от прикосновения холодного носа. Попытался сесть прямо, но нога завопила благим матом, и вырвавшийся из глотки ответный вопль едва не удушил его. Волк, подвывая, отпрянул в сторону. Вся южная половина неба была усыпана яркими равнодушными звездами. Одежда пропиталась тяжелой ледяной росой.

Со склона, где он лежал, была видна посеребренная луной прерия, которую он пересек только вчера, вернее, полупустыня, хотя на ней попадались участки травы и иной подножный корм, достаточный для мелких стад. Где-то за горизонтом, наверное, на востоке стелются настоящие травяные прерии с неисчислимыми стадами — но здесь стада небольшие, а значит, и хищников мало.

— Тут для тебя плохие угодья, — обратился Бун к волку. — Перебрался бы в другие места, прокормился бы легче. — Волк глянул на человека и зарычал. — Нет, — добавил Бун, — так разговор не пойдет. Я рычать не умею. Вспомни, я на тебя ни разу не рыкнул. Мы с тобой проделали вместе долгий путь, мы делили с тобой еду. Мы, кажется, подружились…

Все это он произносил, приподнявшись на руках, теперь он расслабился и лег ничком, но голову повернул так, чтобы не упускать волка из виду. Не то чтобы он боялся волка, просто не хотел терять связь с единственным своим компаньоном.

Стало быть, он спал. Уму непостижимо, как же он ухитрился заснуть в такой ситуации; с ногой, застрявшей в скальной трещине, и под надзором волка, который только и ждет его смерти, чтобы насытиться. Хотя, мелькнула мысль, может, это по отношению к волку клевета — ведь они подружились…

Боль в ноге слегка притупилась, но тупая боль казалась не легче острой, заставляла скрежетать зубами. Самочувствие было кошмарным — нога болит, в желудке пусто, глотка саднит, во рту все пересохло. Пить!

Отчаянно хотелось пить. И ведь неподалеку — он был уверен, что неподалеку, — отчетливо слышался плеск бегущей воды…

Волк присел, укутав лапы пушистым хвостом, склонил голову набок, поставил уши торчком. Бун закрыл глаза и уложил собственную голову плотнее на грунт. Как хотелось бы выключить боль! А вокруг тишина, полная тишина, не считая плеска бегущей воды. Как хотелось бы заткнуть уши и не слышать этого плеска! Ну что за конец, подумалось поневоле, что за жуткий конец…

Бун коротко вздремнул. И очнулся — резко, рывком.

Он стоял на коленях. Беззащитный — никакого оружия ни в руках, ни поблизости. А на него мчался всадник, образ которого вынырнул из глубин памяти, гигант, оседлавший маленького, но прыткую лошадку. Лошадка шла галопом и скалилась. Лошадка была столь же зловещей, исполненной такой же мрачной решимости, как всадник.

Рот всадника раскрылся, он испустил торжествующий вопль, зубы его блеснули в луче, прилетевшем невесть откуда. Ветер трепал его длинные усики, закидывал ему за спину, и они развевались там, как вымпелы. А над головой всадник занес тяжелый сверкающий меч, и меч уже начал опускаться…

Откуда ни возьмись появился волк и взвился в прыжке, разомкнув челюсти и нацелившись в горло всаднику. Но поздно, слишком поздно. Меч опускался, и никакая сила в мире не смогла бы остановить этот меч…

Бун приземлился с тяжелым стуком и растянулся плашмя. Перед глазами поплыла какая-то серость. Поверхность под ним была гладкой, он пополз — и обнаружил, что может двигаться свободно. Он уже вовсе не там, где был, уже не распластан на крутом склоне с застрявшей в расщелине ногой, и нет ни отвесной скалы за спиной, ни дразнящего плеска воды.

Нет, вода журчала по-прежнему, и он пополз на звук. Добрался до воды, грохнулся на живот и потянулся к воде губами. В нем осталось довольно мужества, чтобы на первый раз ограничиться несколькими глотками и откатиться прочь.

Теперь он лежал на спине, уставясь в тускло-серое небо. Сперва ему почудилось, что это туман. Только это был не туман, а естественный цвет неба. И все вокруг было серым под стать небу. Он ощупал себя, вслушался в собственные ощущения. Нога, уходившая в каменный капкан, побаливала, но переломов не было. Яростная жажда чуть-чуть отступила. Правда, желудок был пуст, но все остальное было в порядке.

Немыслимое свершилось снова. Он опять ступил за угол.

Но что за нелепица с кровожадным всадником, распустившим усики и навострившим меч? Не было там, в мире давнего прошлого, подобного всадника, просто не могло быть! Наверное, сработало подсознание — таинственное, хитрое, изворотливое подсознание. Раз в реальном окружении не возникало внезапной опасности того порядка, чтобы включить механизм отступления за угол, подсознание ради спасения жизни хозяина изобрело жестокого всадника-варвара, и механизм включился автоматически. Объяснение, Бун прекрасно понимал, не слишком ясное и логичное — но в конце-то концов какая разница, логичное или нет! Он оказался здесь, где бы это «здесь» ни находилось, а остальное не играет роли. Правда, неизвестно, задержится ли он здесь или спустя минуту-другую будет ввергнут обратно в доисторическую эпоху. Ведь до сих пор его неизменно возвращало в отправную точку — за исключением последнего случая, когда он в сопровождении Коркорана ступил в ковчег Мартина и не вернулся в обрушенный «Эверест». Так, может статься, прежний шаблон нарушен? Как ни кинь, а здесь он тоже провел не меньше десяти минут…

Он опять подполз к воде и попил еще. Вода была что надо — прохладная, чистая, проточная вода. Потом он решил, что попробует встать, и это удалось. На ногу, побывавшую в капкане, можно было опереться. Она ныла и саднила, но в принципе осталась здоровой. Ему в который раз крупно повезло.

Бун осмотрелся — ландшафт казался вполне реальным. За исключением «Эвереста» (но «Эверест» как-никак особый случай), за углом его подстерегал призрачный, смутный мир, где все черты местности скрыты или смазаны туманом. Здесь тумана не было, а если вначале и был, то успел рассосаться. Вокруг все было по-прежнему серо, но эту серость отличала полная отчетливость и вещественность.

Он стоял посреди открытого ровного пространства. Вне сомнения, оно убежало к горизонту, но высмотреть горизонт было никак нельзя: серость неба переходила в серость равнины, и провести между ними разделительную линию не представлялось возможным. По равнине текла извилистая речка, утолившая его жажду, текла неизвестно откуда и неизвестно куда. А чуть подальше виднелась дорога — совсем не извилистая, а прямая, как стрела. Дорога была серой, как все в этом мире, но ее отличали две более темные полоски, похожие на колею. Колея была четкой и геометричной, пожалуй, даже более геометричной, чем положено нормальной колее.

— Куда к черту меня занесло? — спросил Бун.

Спросил вслух, не ожидая и, естественно, не получив ответа.

Дорога бежала и направо и налево. Наверное, стоило бы пойти вдоль дороги — но в каком направлении? В общем, положение по-прежнему незавидное: теперь неизвестно ни где он находится, ни куда идти. Вода теперь есть, но еды нет. И нет ни малейшей надежды понять, как долго он здесь пробыл и как долго пробудет.

Отделившись от речки, он вышел на дорогу, опустился на колени и ощупал колею пальцами. Глаза не могли различить выпуклости, но пальцы засвидетельствовали, что темные полоски приподняты над почвой примерно на дюйм. На ощупь казалось, что колея и почва — из одного и того же вещества, но колея приподнята — зачем? Неужели рельсы? Может, если подождать, появится какое-то транспортное средство и удастся вскочить на ходу и куда-нибудь подъехать? Но уповать на такую удачу, конечно, не приходится.

Наконец пришло решение. Он пойдет по дороге в ту сторону, куда течет речка. Он доверит свою судьбу проточной воде. Припомнилось читанное когда-то, многие годы назад: вода выводит к цивилизации, следуй за потоком — и рано или поздно найдешь людей. На Земле это, наверное, так, но применима ли земная логика в этом мире? Здесь что в одном направлении, что в другом легко прибыть прямиком в никуда. Не исключено, что здесь просто некуда прибывать.

Некоторое время Бун брел по дороге, считая шаги. Двести шагов, пятьсот — ничто не менялось: прямая дорога и петляющая речка, то чуть поближе к колее, то чуть подальше. Потом за спиной послышалось клацанье когтей, он обернулся — за ним по пятам бежал волк. Тот же самый? Сразу и не разберешь: тот волк был серый и этот серый, но это ничего не доказывает, здесь все серое. Вот и рукава куртки серые, а ведь пока он не попал сюда, куртка была бежевой.

Волк остановился и присел всего-то футах в шести от Буна. Обвил лапы хвостом, склонил голову набок и оскалился.

— Хорошо, что ты в добром настроении, — сказал Бун. — Может, хоть ты знаешь, куда это нас занесло? — Волк не ответил, а все так же сидел и скалился. — Надо думать, ты тот самый волк, которого я знал. Если действительно тот, тогда зарычи на меня… — Волк приподнял губу, коротко рявкнул, показав отменные зубы, и вновь оскалился, а может, и улыбнулся. — Выходит, ты мой старый приятель? Ну что ж, давай путешествовать вместе…

Бун пустился дальше широким шагом, а волк пододвинулся вплотную и побежал у ноги. Хорошо, что волк тоже ухитрился сюда попасть, решил Бун. Как бы то ни было, а в компании всегда веселее…

Других происшествий не было, перемен тоже. Бун шагал, волк трусил рядышком, но с тем же успехом они могли бы стоять на месте — ландшафт, если его можно было так назвать, оставался неизменным. Интересно бы узнать: куда запропастилась Инид, отчего не вернулась? А вдруг с ней что-то стряслось?

— Ты помнишь Инид? — обратился Бун к волку.

Волк не ответил.

Далеко-далеко на дороге показалась точка. Показалась и начала расти.

— Слушай, а ведь что-то едет! — сказал Бун волку.

Отступил с колеи, подождал. Да, по рельсам двигалась какая-то повозка.

— Но она же едет не в ту сторону!.. — Волк зевнул, словно говоря: «А какая, собственно, разница, куда? С чего ты взял, что нам надо в другую сторону?..» И Бун согласился: — Вероятно, ты прав…

Точка превратилась в вагонетку, неказистую вагонетку, открытую всем ветрам, хотя над сиденьями и был натянут полосатый тент. Сидений было два — одно смотрело вперед, другое назад. Водитель отсутствовал, вагонетка катилась сама по себе. Подъезжая к Буну, она замедлила ход, и он скомандовал волку:

— На борт!

Волк понял, подпрыгнул и уселся на одно из сидений.

Бун вскочил следом и сел рядом с волком, лицом по ходу движения. И вагонетка сразу же стала снова набирать скорость.

Разумеется, вагонетка тоже была серая. Тент был полосатым только в том смысле, что светло-серые ленточки чередовались с темно-серыми. Серая вагонетка мчалась по серой равнине, и под хлопающим на ветру серым тентом сидел серый человек в обнимку с серым волком.

Наконец далеко впереди и немного левее обозначился кубик. Кубик начал вырастать в размерах, а вагонетка — тормозить, и стало ясно, что это не просто кубик, а дом. Возле дома на вольном воздухе стояли три стола и вокруг них стулья. За одним из столов кто-то сидел, и как только вагонетка остановилась, Бун узнал в сидящем Шляпу, того самого, что являлся ночью к костру и толковал о родстве для человека и волка. Шляпа был тем же самым, и огромный конический клобук — тем же самым, спускающимся на плечи и закрывающим лицо целиком.

Волк соскочил наземь, подбежал к столу и уселся, не сводя глаз с давешнего своего переводчика. Бун спустился чуть степеннее и, приблизившись, выбрал себе стул напротив Шляпы.

«Я ждал тебя, — заявил Шляпа. — Мне сообщили, что ты прибудешь.»

— Кто сообщил?

«Неважно. Важно одно — что ты действительно прибыл и привел с собой своего друга.»

— Я его не приводил. Он сам за мной увязался. Это он домогается моего общества, а не наоборот.

«Вы созданы друг для друга. Я говорил тебе, что вам суждено стать друзьями.»

— По первому впечатлению, тут что-то вроде столовой. Как насчет того, чтобы поесть?

«Ваши потребности известны. Пищу скоро подадут.»

— Для нас обоих?

«Разумеется, для обоих.»

Из дома выкатился приземистый робот. Сверху голова у робота была стесана горизонтальной площадкой, и на площадке покоился поднос. Подкатившись, робот поднял руки и переместил поднос на стол.

— Вот эта тарелка для хищника, — пояснил робот. — Как я должен ее подать?

— Поставь на землю, — посоветовал Бун. — Так ему будет привычнее.

— Я не готовил мясо, не варил и не жарил.

— И правильно сделал. Он любит мясо сырым, с кровью.

— Однако я нарезал мясо кусочками для удобства поглощения.

— Очень предусмотрительно, — ответил Бун. — Благодарю тебя от имени нас обоих.

Как только робот опустил миску с сырым мясом на землю, волк жадно набросился на еду. Он был голоден и глотал куски, не утруждая себя жеванием.

— Он проголодался, — заметил робот.

— Я тоже, — откликнулся Бун.

Робот поспешно разгрузил поднос на стол. Перед Буном, как в сказке, возник большой поджаристый бифштекс, печеная картошка, судок со сметаной, салат, заправленный сыром, блюдо зеленой фасоли, кусок яблочного пирога и в довершение всего целый кофейник кофе, Бун, не веря своим глазам, воскликнул:

— Первая цивилизованная еда, предложенная мне за неделю, если не больше! Но я, признаться, удивлен, что в местечке, подобном этому, понимают толк в настоящей американской кухне двадцатого века…

«Мы знаем вкусы наших клиентов, — ответил Шляпа, — и стараемся приспособиться к их запросам. И раз мы узнали, что вы с волком будете нашими гостями…»

Бун пренебрег салатом и с места в карьер принялся за бифштекс. Зачерпнул ложку сметаны, выпростал ее в картофелину и спросил с полным ртом:

— Можете вы сообщить мне, где мы находимся? Или какие-нибудь дурацкие правила секретности обязывают вас к молчанию?

«Никакой секретности, — ответил Шляпа. — Если тебе от этого легче, сообщаю, что ты вышел на Магистраль вечности.»

— Никогда о такой не слышал.

«Конечно, не слышал. Тебе и не полагалось слышать. Ни тебе, ни кому бы то ни было из землян.»

— Но мы же здесь. Не только я, но и волк.

Шляпа объяснил опечаленно:

«Были основания полагать, что этого не произойдет никогда. Мы считали, что низшим видам доступ сюда закрыт. Что эволюция выкинет такой фокус и наделит тебя несвойственным человеку даром — шансы на это были не меньше, чем один на много миллионов. Некогда Вселенная было стабильной. Можно было вычислить, что произойдет и когда. Можно было планировать. Увы, сегодня это отошло в прошлое. С тобой, например, ничего заранее не предскажешь. Случайные биологические процессы посмеялась над логикой.»

Бун продолжал жевать — он был слишком голоден для того, чтобы блюсти хотя бы формальную вежливость. Волк расправился с миской мяса и улегся рядом с тем расчетом, чтоб остаться в готовности на случай, если кому-нибудь вздумается принести еще еды. Конечно, он утолил голод, но не бесповоротно. Волк не принадлежал к числу неженок, которые, едва насытившись, не в силах больше проглотить ни кусочка.

Пожевав, Бун переспросил:

— Вы сказали — это дорога к вечности?

«Не вполне так. Я сказал — Магистраль вечности.»

— Небольшая разница.

«Разница больше, чем ты думаешь.»

— Ладно, не стану спорить. Значит, если следовать по этой дороге, можно достигнуть Вечности? Но что такое Вечность? Что я там найду? И кто, позвольте спросить, захочет стремиться к этой самой Вечности?

«Ты уже находишься в вечности, — ответил Шляпа. — Где же еще, по-твоему?»

— Я и понятия не имел где. Но в Вечности!..

«А Вечность — вовсе неплохое местечко, — заверил Шляпа. — Вечность — это конец всему. Попавший в вечность может считать, что прибыл к месту назначения. Следовать куда-то больше бессмысленно.»

— Стало быть, я должен, по-вашему, устроиться здесь и остаться навсегда?

«Можешь и остаться. Двигаться больше некуда.»

А ведь что-то тут не так, подумал Бун. Шляпа лжет, он просто издевается надо мной. Вечность — вовсе не конкретное место, а категория, выдуманная каким-нибудь древним философом. Во всяком случае, это отнюдь не точка в пространстве-времени. Да и колея вовсе не обрывается у этой забегаловки, а бежит себе дальше в серое безбрежье. Значит, нет никаких сомнений: по ней можно добраться куда-нибудь еще.

Расправившись с бифштексом и картошкой, он придвинул к себе тарелку с салатом. Традиционная последовательность блюд была нарушена — ну и черт с ним, в обычных обстоятельствах он вообще не жаловал салатов, но раз уж голоден, а голод и сейчас давал о себе знать, можно согласиться и на салат.

Шляпа вот уже минут пять не обмолвился и словом. Бун поднял глаза и увидел: собеседник рухнул лицом, упрятанным под клобук, прямо на стол. Руки, до того возложенные на столешницу, соскользнули и болтались по бокам, как тряпичные. Испугавшись, Бун вскочил и окатил Шляпу потоком бессмысленных вопросов:

— С вами все в порядке? Что случилось? Вы нездоровы?

Шляпа не отвечал и не шевелился. Обежав вокруг стола, Бун тряхнул его за плечо и даже приподнял — Шляпа безвольно обвис в руках. Помер, с ужасом подумал Бун. Взял да и помер. А может, никогда и не жил?

Едва Бун ослабил хватку, Шляпа рухнул обратно на стол. Бун подбежал к дому, распахнул дверь. Робот-слуга стоял к нему спиной, ковыряясь у какого-то устройства, похожего на очаг.

— Скорее на помощь! — крикнул Бун. — С нашим Шляпой что-то неладное…

— Он свалился, — равнодушно ответил робот. — Из него выпустили воздух.

— Выглядит именно так. Я решил: он умер. Но откуда ты знаешь?

— С ним это бывает, — ответил робот. — Нет-нет да и свалится.

— И что ты в таких случаях делаешь? Чем ему можно помочь?

— Я? — удивился робот. — Я ничего не делаю. Это не моя забота, Я простой обслуживающий робот. Моя обязанность — ждать клиентов, прибывающих по дороге. Их почти нет, а я продолжаю ждать кого-то, кто может вообще не приехать. Но мне все равно. Когда — и если — клиенты прибывают, я должен их обслужить. Такова моя задача. Да я больше ничего и не умею.

— А Шляпа? Как насчет Шляпы?

— Он появляется время от времени, но его не надо обслуживать. Он ничего не ест. Сядет за стол, всегда за один и тот же, и со мной не разговаривает. Сидит и смотрит на дорогу, а потом валится.

— И ты ничего не делаешь?

— А что я могу сделать? Оставляю его лежать там, где упал, а спустя несколько минут, или часов, или дней смотрю — он исчез.

Страницы: «« 4567891011 »»

Читать бесплатно другие книги:

Не раз экранизированная (в том числе и в нашей стране) жемчужина творчества Теофиля Готье, которую б...
Суровы и беспощадны законы Святой Европы, где уже несколько веков после глобального катаклизма, сокр...
Действие романа происходит в средневековой Франции, на фоне войн, сложных придворных интриг и взаимн...
Предприниматель – миллионер нанимает Евгению Охотникову в качестве телохранителя для своей молодой ж...
Главе небольшого фермерского хозяйства, Александре Стольник угрожают бандиты. Чтобы отстоять свои вл...