Любовь и смерть всегда вдвоем Андреева Наталья

1

Все устроилось месяца через полтора. Двухкомнатная квартира мужа была выставлена на продажу. Риелтор сказал: как только, так сразу. Проблема, мол, в ребенке от первого брака. Надо как-то его обойти. Люба испугалась: ей не хотелось проблем с законом. Но поскольку до дележа наследства было еще далеко, никаких мер она не предприняла. Наследство дело такое: претенденты всегда найдутся.

Зато Любу ждал приятный сюрприз: незадолго до смерти Олег передал ей в собственность магазин. Каким-то образом оформил все на жену. Надо же! А ей ничего не сказал! Словно чувствовал беду, но, как всегда, промолчал. Жаль, что с квартирой не так. Потом Люба устыдилась этих мыслей. А как же его ребенок? Он тоже имеет право на наследство. Больше, чем она, вдова. У нее ведь есть квартира, а что там с этим ребенком, кто знает? Олег о нем почти никогда не рассказывал. Даже пол не называл. Говорил уклончиво: мой ребенок.

Бизнес же при помощи пронырливой Люськи был вскоре ликвидирован, а деньги положены на счет в банке. С него отчислялись ежемесячная плата за коммунальные услуги, свет, телефон и за неограниченное пользование Интернетом. Из дома выходить Любе не хотелось. Кроме повышенной чувствительности к дневному свету и сильных головных болей, она неожиданно обнаружила у себя признаки агорафобии: боязни открытого пространства. В однокомнатной квартире, где прошло детство, Люба чувствовала себя более или менее сносно. Выйдя же из подъезда и не обнаружив вокруг спасительных стен, терялась и пятилась обратно в темноту, пахнущую мочой и кошками. Дыхание затруднялось, создавалось такое ощущение, будто на грудь положили свинцовую плиту. Люба поспешно поднималась по лестнице на свой третий этаж и, как черепаха панцирь, натягивала на себя тридцать квадратных метров замкнутого пространства, захлопывая дверь и накидывая изнутри цепочку. Прислонившись спиной к входной двери и чутко прислушиваясь к звукам за ней, Люба ощущала, как постепенно выравнивается пульс и восстанавливается дыхание. Опасность миновала. Отпустило.

Люба ненавидела и смертельно боялась того человека, который влез в ее жизнь, словно слон в посудную лавку, передавил и переломал все, что мог, и замер в ожидании самого лакомого блюда. Вряд ли Ромео отступит. Зачем он это сделал? Непонятно. Скорее, он просто безумец, маньяк. А от маньяка можно ожидать чего угодно.

Из-за него Люба боялась теперь выйти даже в магазин. Что ему мешает снова угнать машину и завершить начатое? Ведь не только Олега он хотел убить, но и ее тоже. Видел, что она сидит в машине, и не остановился. Значит, хотел. Поначалу Люба боялась не столько смерти, сколько новой боли и страданий. А потом верх взяли инстинкты, основной из которых – желание жить. И она жила, если это можно назвать жизнью. Ждала, когда затянутся раны, главное, душевные. И когда расследование сдвинется с мертвой точки.

Продукты ей приносили из магазина, по заказу, сделанному через Интернет, но все время что-то путали, портили или просто опаздывали. Люба не спорила, не торговалась, молча платила деньги, потом вынимала из пакета яйца, два из которых неизменно оказывались треснутыми, растаявшее мороженое и недозрелые помидоры, раскладывала все это в холодильнике и вздыхала. Есть все равно не хотелось.

В конце второго месяца Любиного добровольного затворничества в квартиру влетела Люська, волосы которой теперь были выкрашены в оранжевый цвет, плюхнула на кухонный стол огромную хозяйственную сумку, в которой что-то звякнуло, и, переведя дух, сказала:

– Еле донесла.

– Что это?

– Еда!

Люська по-хозяйски распахнула дверцу холодильника:

– Фу-у! Чем это так отвратительно пахнет? Плесенью, что ли? Нет, это уж точно не еда! Где взяла? Неужели в магазине? И сама выбирала?

– Заказала по Инету. Я не могу из дома выйти. Боюсь.

– Дура! – тряхнула оранжевыми кудрями подруга. – А деньги кончатся?

– Пойду и сниму со счета. Вместе с тобой. Не откажешь?

– И кого ты так боишься, если тебе охрана нужна? – прищурилась подруга.

– Вы мне все равно не верите.

– Кто это мы? – уставилась на нее Люська. – Ах, ты о синеглазом капитане… – томно протянула она. – А знаешь, он прав. Мужика твоего за деньги укокошили. Олег мне с самого начала…

– Замолчи! – резко оборвала ее Люба. – Что у тебя за привычка: лезть, куда не просят?

– Подумаешь! – Люська фыркнула, но долго дуться она не умела. Спросила сочувственно: – Не надоело тебе?

– Что?

– Такая жизнь, вот что. Ты на поганку бледную похожа. Как ни позвоню – все время занято. Телефон, что ли, отключаешь?

– В Интернете сижу.

– Где?!

– Ты что, телевизор не смотришь?

– Смотрю. В свободное от работы и от Петьки время.

– А спрашиваешь, что такое Интернет! Да каждая собака знает!

– И я знаю. Что я, тупая? Ты мне скажи, почему я до тебя дозвониться не могу? Ты хоть мобильник включи!

– Зачем он мне? – равнодушно спросила Люба.

– Уж мобильник-то поважнее, чем Интернет!

Люба вздохнула. Это кому как. А если Ромео узнает номер и начнет названивать и пугать? Письма можно не читать, но куда деваться от телефонных звонков? Не брать трубку? Да и не нужны сейчас Любе никакие звонки.

Меж тем подруга вынула из сумки эмалированную кастрюлю, красную, в белый горошек, и с грохотом поставила ее на плиту:

– Мясо тушеное. С овощами. Морковка обжаренная, лучок, картошечка. На чистом сливочном масле.

– Спасибо. Я не хочу есть.

– А пить?

Подруга торжественно водрузила на кухонный стол бутылку мартини. Подмигнула заговорщицки:

– Презент. Оцени.

– У тебя новый мужчина, Апельсинчик?

– Новый. Из старых. Так, перекантоваться какое-то время. Ни рыба ни мясо, просто фрукт недозрелый. Все цветет и пахнет, а с ветки не падает. В загс, говорю, не идет, сволочь.

– Тебе что, муж нужен?

– Мне нужна его зарплата. Петька без зимних ботинок, папаше зубы надо вставлять. Вставишь ему зубы – продукты таскать замучаешься. Пока он кашку манную кушает и не жалуется, а там колбаски захочет копченой и сальца. Так что у меня план-график на год, а денег ни шиша. Но не брошу же я их? Так что, подружка, мужик мне по-любому нужен, – она тяжело вздохнула и поинтересовалась: – А как там наш капитан? Вот интересно: какая у ментов зарплата?

– Не знаю. Если взятки не берут, то, наверное, маленькая.

– А если берут, то либо вытурят, либо посадят. Тоже не вариант. Но его можно потом куда-нибудь пристроить, – прикинула Люська. – Главное, что он лапочка. Неужто не заходил?

– Я адреса своего не оставляла.

– Он же из милиции! Думаешь, адреса твоего не знает? – рассмеялась Люська. – Взяла бы да сама ему позвонила. Как, мол, там расследуется дело об убийстве моего дорогого супруга? Сижу, несчастная вдова, безутешная, вся в расстроенных чувствах, скучаю. Учить тебя надо!

– Не надо. Я не скучаю. И потом: ты же сказала, что имеешь на него виды.

– Передумала, – быстро ответила Люська. – Тебе оставлю. У меня такого добра! А ты из дома выйти боишься. На твоем горизонте мужика другого нет. Бери этого. Я добрая. Только сиднем не сиди. Действуй!

– Да никого мне не надо! – возмутилась Люба.

– Опять будешь принца полжизни ждать?! И дождешься: все твои женихи, Любка, вымрут, как мамонты!

– Люся, ты можешь думать о чем-нибудь кроме мужчин?!

– А зачем?

– Затем, что не в этом смысл жизни.

– Вот как? – Люська хлопнула густо накрашенными ресницами. – А зачем же ты тогда замуж вышла?

– Не хочу я говорить про Олега!

– Я хочу! За что-то же его укокошили? В твоего придуманного Ромео я не верю, хочешь обижайся, подруга, хочешь нет. Это чей-то розыгрыш. Нету такой любви. Нынче письма не пишут, познакомились, в кабак он тебя сводил – и в койку. Кому как не мне это знать! А в то, что муженек твой кому-нибудь насолил, я верю охотно. Сволочь он был. И жадный.

– Он умер, Люся, – беспомощно прошептала она.

– Его убили. А это вещи разные. Ты вспомни, Люба, что он тебе купил? Кроме обручального кольца?

– Я и не просила.

– Настоящий мужик этого и не будет дожидаться. Просьб. Когда женщина просит, она унижается. Любящий мужчина унижения не допустит, если женщина ему в самом деле дорога. Петров потому и женился на тебе, что знал: ты просить ничего не станешь. Осчастливил девку засидевшуюся, колечко на палец надел – ей и того довольно. Я думаю, что твой Олег драгоценный и кредитору денежки зажал.

– Неправда! Он отдал долги!

– Ха! С каких барышей?

– Не знаю.

– Ничего ты про него не знаешь. А он молодец. Нашел себе дуреху. Он даже тебя заставил деньги зарабатывать. Беременную.

– Ты тоже своих кавалеров кормишь и поишь, – огрызнулась наконец Люба.

– До поры до времени. И не стесняюсь поинтересоваться их биографией. А ты даже не знаешь, сколько у твоего мужа было детей!

– Знаю. Один. О других Олег не говорил.

– Я бы на твоем месте встретилась с его бывшей женой.

– Никогда!

– Правильно: дело прошлое. Вам делить больше нечего. Хорошо бы она вообще не знала о том, что Петров умер. Наследство бы делить не пришлось.

– Люся!

– Потому что ты все отдашь, если тебя попросят. Ты, Люба, непрактичная. Позвони капитану. Телефончик дать?

– Откуда он у тебя?

– Записала. Недаром же я с лапочкой десять минут в коридоре стояла!

– Нет. Не надо.

– Значит, он сам придет, – рассудила Люська. – Убийцу-то ему искать надо. От судьбы, Люба, не уйдешь. А что-то мне подсказывает, что вы с капитаном друг другу подходите… Выпьем? – Люська энергично начала открывать бутылку мартини.

– Не хочу.

– Не хочешь за дружбу, давай за помин души твоего Петрова. Сволочь он был или не сволочь, это пусть теперь Господь разбирает. Что присудит, тому и быть. А мы его помянем. Олега Анатольевича.

– Наливай, – вяло сказала она.

И всхлипнула. Как несправедливо! Мужа убили, теперь лучшая подруга пытается отнять и хорошие воспоминания о нем. Олега убили не из-за денег, а из-за нее, Любы. И какая разница, сколько у него было детей?

– Ну что сидишь? – подняла свою рюмку Люська. – Пей!

– Спасибо тебе, – вздохнула она, выпив мартини. – Хоть у тебя и странный способ возвращать людей к жизни, вызывая в них обиду и раздражение, все равно: спасибо. Злость тоже чувство.

– Тогда давай еще! – и подруга вновь принялась разливать мартини.

От спиртного появился аппетит. Люська готовила вкусно, хотя в ее стряпне всего было чересчур: и масла, и специй, и продуктов. Но управлялась она с ними мастерски. И в жадности Апельсинчика нельзя было упрекнуть, отсюда и неприязнь к Олегу Петрову. Уж очень разные они были люди…

2

Виртуального открытого пространства Люба не боялась. В любой момент можно было поставить между ним и собой невидимую, но прочную стену, щелкнув мышкой на крестик. Щелк – и закрылось окошко. Два щелчка – и открылось другое. Не нравится тема – смени. Не нравится сайт – не посещай. Мир, в котором можно придумать себя. Умной, сильной, красивой. Сделать коллаж – ноги от одной, лицо от другой, грудь от третьей. Немного поработать – и вот тебе женщина, которой и не было никогда, а кто-то думает, что есть. Хотите фотографию? Пожалуйста!

Люба не замечала, что просиживает в Интернете целыми днями, время просто летело: едва взошло солнце – и вот он, закат! Как здорово! Возможности виртуального мира были безграничны. Там велась бурная торговля всем, начиная от пачки сигарет и кончая сексуальными услугами, люди знакомились друг с другом, прячась под никами, занимались виртуальной любовью, вели активную переписку или пустой треп, зарабатывали деньги, тратили их либо просто убивали время. Кому что.

Люба пока убивала время. Она еще не задумывалась о своем будущем. Да, когда-нибудь ей понадобятся деньги, потому что накопления закончатся. Но есть квартира Олега. Через какое-то время ее продадут, и деньги вновь появятся. Правда, есть еще один наследник. Но и с этим как-нибудь разберутся. Прежде чем пойти работать, Любе надо справиться с головной болью, светобоязнью, со своими страхами, а времени на это может уйти много.

Ее никто не беспокоил, кроме посыльных из магазина, по-прежнему доставляющих продуктовые заказы. Аккуратно укладывая в чашку очередное треснувшее яйцо, Люба утешала себя тем, что это когда-нибудь пройдет. И страх, и бесцельное, пустое существование. И она сможет наконец выйти на улицу, купить свежеиспеченного хлеба, ароматного, с хрустящей корочкой и сочные спелые персики. Не деревянные, как ей приносят по заказу.

Когда позвонили в дверь, она подумала, что это очередной курьер из магазина. Потом спохватилась: «Я ничего сегодня не заказывала». Она подошла, прислушалась к звукам за дверью, потом долго разглядывала в глазок мужчину, переминающегося с ноги на ногу на лестничной клетке. Лицо его было Любе знакомо, но от страха она никак не могла сообразить, кто бы это мог быть? Не посыльный. Не из ЖЭКа. Но кто тогда?

Потеряв терпение, он позвонил еще раз. Люба вздрогнула и пролепетала:

– Кто там?

– Вы дома, Любовь Александровна? Черт, конечно же, дома, раз стоите за дверью! Откройте же мне!

Она испугалась и отпрянула от двери. Он снова позвонил, на этот раз зло, нетерпеливо.

– Кто там? – глупо повторила она.

– Это я.

«Он!» Сердце екнуло. На лбу выступили капельки пота, дыхание участилось. Люба вновь попыталась вспомнить лицо человека за рулем большой черной машины, которая летела прямо на нее. Ведь она его видела! И такое ощущение, что не в первый раз!

– Любовь Александровна, откройте!

Еще раз заглянув в глазок, она увидела раскрытое удостоверение: уголовный розыск. Замерла, раздумывая, открывать или не стоит? И вдруг с той стороны к стеклышку прижался человеческий глаз. Зародыш чудовища. Нечто отвратительное и безобразное. Так ей показалось. Глаз моргнул. Она вскрикнула.

– Это капитан Самохвалов, – послышалось из-за двери. – Откройте, наконец!

Она попыталась справиться с замком. Руки тряслись. Наконец Люба открыла, цепочка тут же натянулась. Самохвалов нетерпеливо потряс входную дверь, раздался металлический звон. Отцепляя дрожащими руками цепочку, Люба жалобно сказала:

– Вы меня напугали.

– Чем?

– Глаз.

– Что?

– Ваш глаз. Которым вы прижались к двери. К глазку. Нарочно, да?

– Нервы у вас ни к черту, Любовь… э-э-э… Александровна. Говорил же: не торопитесь выписываться из больницы. – Он спрятал в карман удостоверение и шагнул в прихожую. – И почему телефон все время занят? Дозвониться до вас невозможно!

– Я целыми днями сижу в Интернете.

– …?

– Интернет. Это…

– Да знаю, – махнул рукой капитан Самохвалов. – А почему мобильник отключен?

– Мне этого не нужно.

– С ума сойти! Прячетесь, значит? А от кого?

– В комнату проходите, – не ответила она. – Можно не разуваться.

Капитан Самохвалов прошел в комнату и уселся на стул, который под ним жалобно скрипнул. Мебель в Любиной квартире была старой, советских еще времен.

– Да, тесновато, – вздохнул Самохвалов. – А квартиру мужа, значит, продаете. Похоже, вместе с мебелью? А зачем? Там ведь мебель поновее будет. Или я не прав?

– Как ваши успехи в расследовании? – Она лихорадочно вспоминала, что имеется в наличии, кофе или чай? Или ему минералки предложить?

– Это у вас такая привычка: отвечать не на вопросы, а на свои мысли? – ухмыльнулся он.

– Извините.

– Ничего. Давайте поговорим об убийстве вашего мужа, я не против. Да с самого начала было понятно, что «глухарь»! – в сердцах сказал капитан. – У меня работы хватает. Закроем за неустановлением, и дело с концом. Мне, конечно, по шапке дадут, да и черт с ним. Одним выговорешником больше, одним меньше…

– Зачем же тогда пришли?

– Вот вы говорите, что ваш муж перед смертью отдал все свои долги…

– Кофе, чай?

– А что есть?

– Кажется, кофе.

– Давайте.

– Нет, чай.

– Все равно.

– Минералка есть точно.

– Да давайте уже что-нибудь! Любовь Александровна, вы меня все время прерываете! Похоже, вы вообще не слышите, о чем я говорю!

– Я слышу, – тихо сказала она. – Просто я вас боюсь.

Он уставился на нее с откровенным удивлением.

– Меня-то за что?

– Вы хотели сказать, почему?

– Как же с вами сложно! Ну, хорошо, несите чай. Просто воды. Идите на кухню, подышите. А я подожду.

– Не хотите пока заглянуть на какой-нибудь сайт?

– Куда?

– Автомобилями не увлекаетесь?

– Я, между прочим, на службе.

– Но скучно же просто сидеть и ждать. Или вы не разбираетесь в компьютерах?

– Вы уж совсем за дурака меня держите, – разозлился он. – Кто в них сейчас не разбирается? Но машины я смотреть не буду. Я вас тоже боюсь.

Теперь она посмотрела на него с огромным удивлением:

– А почему?

– Вы же психолог. Я тачки начну смотреть, а вы мне диагноз рисовать. Определять по типу кузова автомобиля мой характер. К примеру, мне нравятся длинные…

Люба до ушей залилась краской, а он испуганно замолчал. Потом почесал затылок:

– Да, ляпнул. Извините. Вы ничего такого не подумайте.

Она подошла к компьютеру, пощелкала мышкой, закрыв все окна, потом открыла свою любимую игру «Лайнс».

– Смотрите: это шарики. Семь цветов. Надо выстроить в линию шарики одного цвета. По пять. Тогда они исчезнут, а у вас появятся очки. Можно выстраивать их и по прямой линии, и по диагонали. Мышкой щелкнуть на шарик, потом на пустую клетку, в которую вы хотите его переместить… Понятно?

– Не тупой, – буркнул он, садясь за компьютер. – Чего тут хитрого? – Он с энтузиазмом защелкал мышкой.

– А я пойду поставлю чайник.

Ей и в самом деле нужна была пауза. В квартире чужой. Люба налила в чайник воды и подошла к окну, ожидая, пока он закипит.

В пакетиках оказался все-таки кофе. Люба, не торопясь, сделала несколько бутербродов с черствым хлебом и наполовину засохшим сыром, высыпала в вазочку остатки печенья и несколько конфет. Когда чайник закипел, заварила кипятком растворимый кофе, расставила все на подносе и понесла в комнату. Капитан с увлечением клацал мышью, воюя с разноцветными шариками.

– Вот зараза! И почему это они выскакивают всегда там, где не надо?

Она вдруг заметила, что уши у него торчат. А на макушке вихор. Волосы светлые и, кажется, очень мягкие. Мальчишка. Улыбнулась невольно:

– Сколько вам лет, капитан?

– Тридцать. Почти.

Он обернулся и вдруг смутился. Какое-то время они смотрели друг на друга, словно знакомились. Будто это была их первая встреча. Люба первой отвела взгляд на поле, заполненное разноцветными шариками:

– Все уже. Зажали. Конец игре.

– А что это здесь за цифра под надписью «Люба»?

– Мой рекорд.

– Полторы тысячи?!

– Это не очень много.

– Да я и сотни не набрал! У меня на работе тоже есть игрушки. Но не такие.

– Стрелялки-догонялки? – улыбнулась она. – Пять уровней, восемь жизней. Сколько у вас осталось, капитан?

– Э-э-э… – он явно хотел соврать, чтобы покрасоваться.

– А у меня ни одной, – отрезала она. – Вот кофе. Что вы там хотели у меня спросить?

Он сразу же сделался серьезнее и старше. Даже уши как будто прижались и не казались теперь оттопыренными, а мальчишеский вихор на макушке перестал бросаться в глаза. Мужчина.

– Насчет денег. Вы вообще в курсе, на какие средства Олег Анатольевич купил, например, свою двухкомнатную квартиру?

– Получил от государства, наверное, – пожала она плечами.