Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга II Клэр Кассандра
– Может, раньше?
– Может, вообще никогда, – печально призналась она.
– Что? Вы же с Алиной не собираетесь разбежаться? – Саймон одернул себя, вспомнив, что разговаривает с человеком, которого едва знает. Он даже не мог пообещать ей, что все будет хорошо: от того, что сам он вдруг узнал счастье в любви, другие не станут счастливее. – Прости, это не мое дело, но… если ты не хочешь свадьбы с Алиной, зачем тогда ты проделала весь этот путь и пережила всю эту гадость?
– Да нет же! Я хочу этого. Больше всего на свете хочу! Просто, оказавшись здесь, я задумалась, не слишком ли это будет эгоистично.
– А что в этом эгоистичного? – удивился Саймон.
– Да ты погляди на меня! – вспылила Хелен, и ярость, которую она так тщательно скрывала целый день – а может, и куда дольше, – вырвалась наружу. – Все на меня пялятся, словно я из шоу уродов; и слава богу, что самые добрые хотя бы за врага не считают! Алина застряла на этом богом забытом острове из-за меня. Неужто ей придется страдать из-за меня и всю оставшуюся жизнь? Просто потому, что ее угораздило в меня влюбиться? Разве имею я право так с ней поступать?
– Ты же не можешь считать, что все это происходит по твоей вине!
Саймон плохо знал Хелен, но все, что она сейчас высказала, казалось ему неправильным.
– Профессор Мэйхью говорит, что, если бы я ее действительно любила, я бы оставила ее в покое, – призналась девушка. – Не стала бы тащить ее следом за собой в тот кошмар, которым стала вся моя жизнь. То, что я так цепляюсь за Алину, лишь доказывает, что во мне гораздо больше от фейри, чем я сама думала.
– Профессор Мэйхью – просто тролль, – отозвался Саймон и задумался, чего будет стоить уговорить Катарину на самом деле превратить его в тролля. Или в жабу. Или в ящерицу. В любого гада, который лучше подошел бы его подлой душонке. – Если ты действительно любишь Алину, то сделаешь все возможное, чтобы ее удержать. Кстати, именно это ты и делаешь. Кроме того, не понимаю, почему ты думаешь, что она тебя отпустит, если ты попытаешься порвать с ней навсегда ради ее же блага. Если то, что я слышал об Алине, – правда, то у тебя ничего не выйдет.
– Не выйдет, – с нежностью в голосе согласилась Хелен. – Она бы сражалась за меня до последней капли крови.
– Тогда почему бы тебе не примириться с неизбежным? Признай, что ты никуда от нее не денешься. Она – любовь всей твоей жизни. Прими это и смирись.
Хелен вздохнула.
– Изабель передала мне, что ты говорил о фейри. Ты думаешь, это неправильно, что их унижают. Думаешь, фейри могут быть хорошими, как и люди.
Он никак не мог понять, к чему клонит Хелен, но не упустил случая подтвердить собственное мнение.
– Да, она права. Я действительно так думаю.
– Знаешь, Изабель тоже так считает, – заметила Хелен. – И приложила все усилия, чтобы убедить в этом меня.
– Ты о чем? – смутился Саймон. – Неужели тебя нужно убеждать?
Хелен сцепила пальцы в замок.
– Знаешь, я вовсе не хотела сюда тащиться, чтобы рассказывать кучке балбесов историю своих родителей. Во всяком случае, добровольно. Но я и не придумывала ничего. Все это правда. Моя мать была именно такой, как я рассказала, и я сама – наполовину такая же, как она.
– Нет, Хелен, это не…
– Знаешь стихотворение «Прекрасная дама, не знающая милосердия»?
Саймон помотал головой. Он вообще не помнил никаких стихов, кроме дурацких песенок на слова доктора Сьюза – тех самых, что молва приписывала Бобу Дилану. – Это Китс, – пояснила Хелен и на память прочитала несколько строф:
- Я в грот вошёл за ней, бескрыл,
- Была терпка слеза.
- И поцелуями закрыл
- Я дикие глаза.
- Летели сны в кромешной тьме…
- Мне снился сон о том,
- Что я простёрся на холме
- Холодном и пустом.
- Там были принцы и пажи,
- И каждый худ и слаб.
- «Жестокой нашей госпожи
- Теперь ты будешь раб!»
– Китс писал о фейри? – удивился Саймон. Если бы об этом упоминали на уроках литературы, он, наверное, уделил бы Китсу больше внимания.
– Отец часто читал это стихотворение, – сказала Хелен. – Так он рассказывал нам с Марком, откуда мы родом.
– Чтобы рассказать вам о вашей матери, он читал стихотворение о злобной королеве фей, соблазняющей мужчин и мучающей их до смерти? – ошарашенно переспросил Саймон. – Без обид, но это… это жестоко.
– Отец любил нас, несмотря на то, откуда мы родом, – она словно пыталась убедить саму себя. – Однако я всегда чувствовала, что он… что какая-то часть его все время настороже. Словно он ждал, что во мне проявится она. С Марком все было иначе, но он мальчик. Ведь девочки обычно больше похожи на матерей.
– Не уверен, что это научное объяснение.
– Вот и Марк так говорил. Всегда повторял, что фейри не имеют к нам никакого отношения. Я честно старалась ему поверить, но потом, когда его забрали… и когда Инквизитор рассказал мне историю моей родной матери… я стала сомневаться…
Потерявшись в собственных страхах, Хелен невидяще смотрела мимо Саймона, куда-то за стены своей добровольно воздвигнутой тюрьмы.
– Что, если я и правда соблазняю Алину, тащу ее за собой в этот грот? Что, если потребность все разрушать, использовать любовь как оружие, спит где-то глубоко во мне, а я об этом и не догадываюсь? Такой, знаешь ли, подарок от мамочки…
– Слушай, я ничего не знаю о фейри. Вообще ничего. Не знаю, что за сделку заключила твоя мать, не знаю, что для тебя самой значит быть наполовину одной, наполовину другой. Но я знаю, что дело не в крови. Не кровь делает нас такими, какие мы есть. Теми, кто мы на самом деле, нас делают решения, которые мы принимаем. Если за прошедший год я что и узнал, то именно это. А еще я знаю, что любовь не может быть неправильной – даже если она тебя пугает. Любить кого-то – значит не причинять этому человеку боли.
Хелен улыбнулась. Глаза ее блестели от так и не пролившихся слез.
– Ради нас обоих, Саймон, я всей душой надеюсь, что ты прав.
В стране, что под холмом, в былые времена…
Когда-то, давным-давно, жила-была прекрасная дама Летнего двора, отдавшая свое сердце сыну ангела.
Когда-то, давным-давно, жили-были двое юношей, два благородных смелых брата, которые пришли в страну фей. Один из них, Эндрю, увидел ту прекрасную даму и, ошеломленный ее красотой, поклялся остаться с ней. А второй юноша, Артур, не смог покинуть брата.
Так оба остались под холмом. Эндрю любил прекрасную даму, Артур ее презирал.
Прекрасная дама приблизила к себе юношу, присягнувшего ей на верность. А когда ее сестра пожелала забрать себе второго брата, дама отдала его с легким сердцем: для нее он ничего не значил.
Прекрасная дама надела на шею Эндрю серебряную цепь – символ своей любви – и обучала его обычаям Дивного народа. Она танцевала с ним на балах под небом, усыпанным звездами. Она кормила его лунным светом и показывала, как находить путь в глухой чаще.
Иногда по ночам они слышали крики Артура, и дама говорила своему юноше, что это кричит животное, страдающее от боли. Ведь страдать от боли – в природе всякого зверя.
Дама не лгала – она просто не умела лгать.
Люди – звери.
Страдать от боли – в их природе.
Семь долгих лет прекрасная дама и ее возлюбленный прожили в радости. Она безраздельно владела сердцем Эндрю, он владел ее сердцем, а где-то там, далеко, все кричал и кричал Артур. Эндрю об этом не знал; прекрасной даме было все равно; ничто не мешало их счастью.
До того самого дня, когда Эндрю все-таки открылась правда о брате.
Леди думала, что ее возлюбленный сойдет с ума от горя и вины. Но ради любви к нему она сплела для него сказку из обманчивой правды – такую сказку, в которую он и сам захотел бы поверить. Сказку о том, что он был околдован и только поэтому полюбил прекрасную даму; сказку о том, что он никогда не предавал своего брата; сказку о том, что сам он оказался в рабстве у фейри; сказку о том, что эти семь лет любви – всего лишь ложь.
Дама освободила того из братьев, кто не был ей нужен, и внушила ему, что он сбежал сам.
Дама подставила грудь под кинжал этого бесполезного брата и внушила ему, что он ее убил.
Дама не помешала своему любимому отречься от нее и сбежать.
У нее остались плоды их союза, и она смотрела на них, целовала, пыталась их полюбить. Но эти крошки были лишь частью ее возлюбленного. Ей же был нужен весь Эндрю – или ничего.
И она отдала ему последнее – его детей.
Больше прекрасной даме незачем было жить, и она ушла из жизни.
Такова правда, которую она унесла с собой в могилу; правда, которой ее любимый никогда не узнает; правда, которой никогда не узнает ее дочь.
Так любят фейри – всем телом и всей душой. Так любят фейри – разрушая тех, кого они любят.
«Я люблю тебя», – говорила она ему ночь за ночью, все семь лет. Фейри не умеют лгать, и он об этом знал.
«Я люблю тебя», – говорил он ей, ночь за ночью, все семь лет. Люди умеют лгать, и прекрасная дама внушила ему, что он лгал; она позволила поверить в это и его брату, и его детям, – и умерла с надеждой, что они будут в это верить всегда.
Так любят фейри – они всегда оставляют подарок тому, кого любят.
Горечь на языке
Сияло солнце, пели птицы. В Академии Сумеречных охотников был прекрасный день.
Ну, по крайней мере, Саймон был практически уверен, что солнце действительно сияло. Слабое свечение проникало в их с Джорджем комнату, едва рассеивая подвальную темноту и поблескивая на стенах, покрытых зеленой слизью.
Конечно, слышать пение птиц отсюда, из подземелья, он не мог, но ему вполне хватало и пения Джорджа, который как раз домылся и возвращался из душа.
– Доброе утро, Сай! Видел в ванной крысу, но она так мило дремала, что мы не стали тревожить друг дружку.
– Или она уже сдохла от какой-нибудь заразной болячки, которая теперь поселилась заодно и в нашем водопроводе, – хмуро заметил Саймон. – И мы теперь неделями будем пить зачумленную воду.
– Что это еще за Угрюмый Ужас? То есть, я хотел сказать, Скорбный Сай, – возмутился Джордж. – Или ты думаешь, кому-то это по душе? А вот и нет! Никто не станет торчать тут ради Бякистого Буки. Никто не…
– Спасибо, Джордж. Общую мысль я уловил, – перебил его Саймон. – И решительно возражаю против Скорбного Сая. В данный момент я – исключительно Счастливый Сай. А ты, я гляжу, предвкушаешь великий день?
– Прими душ, Сай, – посоветовал Джордж. – Освежись перед началом великого дня. И, может, хоть чуть-чуть волосы уложишь, а? Поверь, от этого не умирают.
Саймон помотал головой.
– В ванной дохлая крыса, Джордж. Я туда не пойду.
– Она не дохлая, – возразил Лавлейс. – Она просто спит.
– Да-да, чума тоже начиналась с безрассудного оптимизма и безудержного веселья, – парировал Саймон. – Спроси средневековых крестьян. А нет, стоп! Их уже не спросишь.
– Думаешь, у них там было время веселиться? – скептически поинтересовался Джордж.
– Ну, наверняка до чумы им было куда веселее, чем после.
Саймон удовлетворенно вздохнул, чувствуя, что сама история на его стороне, и стянул с себя рубашку, в которой спал. На груди ее красовалась надпись «Давай побьем врага!» – а ниже, маленькими буковками: «Хитрыми аргументами».
И не смог удержаться от вскрика – Джордж вытянул его по спине мокрым полотенцем.
Саймон ухмыльнулся и полез в шкаф за формой. Все должно было начаться прямо после завтрака, так что можно было переодеться сразу. К тому же ему до сих пор было приятно надевать мужскую форму, а не девчоночью, как раньше.
На завтрак они с Джорджем явились в отличном настроении и полной гармонии с миром.
– А знаете, овсянка тут не так уж и плоха, – возя ложкой по тарелке, заметил Саймон. Джордж с воодушевлением кивнул – рот его был набит едой.
Беатрис печально глянула на них – наверное, расстроилась, что вокруг нее одни дураки.
– Это не овсянка, – пояснила она. – Это яичница-болтунья.
– Нет, – выдохнул Джордж, все еще с набитым ртом. Голос его прозвучал душераздирающе уныло. – О нет.
Саймон выронил ложку и с ужасом уставился в глубину собственной тарелки.
– Если это яичница-болтунья… Я не спорю с тобой, Беатрис, я просто задаю резонный вопрос: если это яичница-болтунья, то почему она серая?
Девушка пожала плечами и вернулась к еде, тщательно следя, чтобы в ложку не попадали комки.
– Кто ее знает.
Саймону пришло в голову, что из этого обмена репликами могла бы получиться грустная песня. «Почему болтунья так сера? О том совсем не знаю я». Даже сейчас, когда группы уже не было, он иногда по привычке начинал обдумывать слова песен.
Впрочем, следует признать, что песня под названием «Почему болтунья так сера?» едва ли стала бы хитом даже среди самых горячих поклонников.
Подошедшая к Беатрис Жюли раздраженно хлопнула на стол свою тарелку.
– У них яичница всегда серая, – громко заявила она. – Не знаю, как они этого добиваются. Хотя, казалось бы, столько времени прошло! Уже пора бы научиться хоть иногда не портить еду. Но каждый день, и не по одному разу, уже больше года? Академию что, кто-то сглазил?
– А почему бы и нет? – серьезно отозвался Джордж. – Я иногда слышу зловещий скрежет, словно призраки трясут и грохочут цепями. Честно говоря, я даже надеялся, что Академию кто-то сглазил, потому что иначе виной всему – те, кто обитает в здешних трубах. – Его передернуло. – Гадость всякая.
Жюли села к ним за стол, и Джордж с Саймоном украдкой обменялись радостными взглядами. Они заметили, что Жюли все чаще выбирает в соседи их, а не Джона Картрайта. На настоящий момент счет был где-то шестьдесят процентов к сорока. Они выигрывали.
Жюли, которая хочет сидеть с ними, а не с Картрайтом, – добрый знак. Тем более добрый, если учесть, что ждало сегодня Джорджа.
Теперь, когда они перешли на второй курс Академии и, по словам Скарсбери, «больше никто не собирался подтирать им сопли и гладить по тупым головам», всем давали самостоятельные и более важные задания. На выполнение каждого назначался руководитель группы, который – в случае успеха – получал двойные очки. Жюли, Беатрис, Саймон и Джон уже успели побывать в этой роли и справились с ней на ура: задания выполнены, демоны повержены, люди спасены, нежить, нарушившая Закон, наказана – сурово, но справедливо. Жаль, конечно, что миссия Джона не провалилась, а оказалась вполне успешной, отчего он несколько недель пыжился от гордости и хвастался направо и налево, – но тут уж ничего не поделаешь. «Просто мы все слишком хороши, – подумал Саймон, постучав по деревянному столу, чтобы не сглазить. – Чтобы мы да провалили задание? Это исключено».
– Нервишки шалят, командир? – поддела Жюли. Саймон поймал себя на мысли, что все-таки она иногда бывает ужасно вредной.
– Нет, – ответил Джордж, но под пристальным взглядом Жюли тут же сдался: – Может быть. Да. Правда, не все, а только некоторые. Но шалят очень хладнокровно, собранно и стойко.
– Смотри не надорвись, – заявила девушка. – Я хочу набрать сто очков из ста.
Повисла неловкая тишина. Чтобы подбодрить себя, Саймон разглядывал стол Джона. Жюли его бросила, и теперь Картрайту приходилось завтракать в полном одиночестве. Если, конечно, не считать Марисоль – девчонка решила подсесть к нему и немного помучить. Настоящий дьяволенок эта Марисоль. Прикольный и веселый дьяволенок.
Джон отчаянно жестикулировал, прося помощи, но Жюли сидела к нему спиной и ничего не видела.
– Я говорю это не для того, чтобы тебя напугать, Джордж, – продолжала она. – Считай это дополнительным бонусом. Нас ждет важное задание. Ты же знаешь, что фейри – худшие из всех обитателей Нижнего мира. Они то и дело пробираются в мир простецов и устраивают им так называемые розыгрыши, заставляя есть волшебные фрукты, – и это вовсе не пустяк и не шутка. Простецы, как тебе известно, после такого розыгрыша могут заболеть и даже умереть. А это уже убийство, причем такое, на котором мы фейри даже за руку не поймаем, потому что к тому времени, как простец умрет, эта нежить давным-давно уже далеко. Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, насколько это серьезно?
– Конечно, – отозвался Джордж. – Я знаю, что убийство – это плохо, Жюли.
Девушка нахмурилась.
– Надеюсь, ты помнишь, что это из-за тебя мое задание чуть не провалилось.
– Я немного растерялся, когда пришлось иметь дело с тем вампирским детенышем, – признался Джордж.
– Вот именно что растерялся, – припечатала Жюли. – Больше это не должно повториться! Раз ты наш командир, то должен действовать по собственной инициативе, самостоятельно. Я не хочу сказать, что ты плохой боец, Джордж. Просто тебе нужно кое-чему научиться.
– Вряд ли кому-то из нас требуются вдохновляющие речи, – заметила Беатрис. – Это только страху нагоняет. А бедняга Джордж и так напуган, если учесть, что ему предстоит.
При первых словах Беатрис Лавлейс казался тронутым ее самоотверженной защитой, но под конец лицо его огорченно вытянулось.
– Просто я считаю, что в порядке исключения иногда следует повторно назначать командиром группы того, кто им уже был, – пробормотала Жюли, и всем стало понятно, откуда идет эта ее сегодняшняя враждебность. Она задумчиво воткнула вилку в серую яичницу. – Я была великолепным командиром.
Саймон приподнял бровь.
– Помнится мне, ты схватила хлыст и угрожала располосовать мне лицо, если я не сделаю то, что ты сказала.
Жюли ткнула в него ложкой.
– Вот именно. И ты сделал то, что я сказала. В этом суть лидерства. К тому же я так и не располосовала тебе лицо. Добрая, но настойчивая – вот такая я.
Предчувствуя, что Жюли собралась обсуждать свое превосходство долго и пространно, Саймон поднялся и пошел налить себе еще стакан сока.
– Как по-твоему, что это за сок? – спросила Катарина, подойдя к нему.
– Фруктовый, – ответил Саймон. – Фруктовый сок. Когда я спросил, мне ответили и именно так. И это, по-моему, довольно подозрительно.
– Фрукты я люблю, – заявила чародейка, но как-то не очень уверенно. – Слышала, вас на сегодня отпустили с моего урока. Что на этот раз?
– Важная миссия: добиться того, чтобы фейри перестали нарушать границы своего царства и заключать незаконные сделки, – отозвался он. – Джордж – командир.
– Джордж – командир? – переспросила Катарина. – Гм-м.
Саймон возмутился:
– И чего сегодня все так накинулись на Джорджа? Что с ним не так? С ним все в порядке. К нему просто невозможно придраться. Джордж – безупречный шотландский ангел. Он всегда делится вкусняшками, которые ему посылает мама, да и посимпатичнее Джейса будет, кстати. Ну вот, я это сказал. И не собираюсь брать свои слова обратно.
– Вижу, ты в хорошем настроении, – заметила Катарина. – Что ж, это прекрасно. Вперед. Желаю отлично провести время. Позаботься о моем любимом студенте.
– Хорошо, – сказал Саймон. – Подождите, это вы о ком?
Катарина повела стаканом неопределенного сока куда-то в сторону.
– Свободен, светолюб.
Все остальные волновались в предвкушении очередной миссии. Саймон тоже ждал с нетерпением – в основном потому, что был уверен: роль командира пойдет Джорджу на пользу. Но у него была и более важная причина для беспокойства: после задания ему нужно было успеть кое-куда еще.
Дивный народ последний раз видели на торфяниках в графстве Девон. Саймон радовался, что туда откроют портал, хотя и не подавал виду: он надеялся, что ему хватит времени увидеть красные почтовые ящики и выпить пива в английском пабе.
Но на деле торфяное болото оказалось огромной пустошью: кочковатое поле, кое-где усеянное камнями, и невысокие холмы где-то на горизонте. Ни красных почтовых ящиков, ни пабов в поле зрения не наблюдалось. Зато тут же – стоило только нарисовать нужную руну – нашлись лошади, уже ожидавшие Сумеречных охотников.
Пустошь, лошади … Саймон не понимал, зачем надо было открывать портал из Академии – здешняя обстановка ничем не отличалась от тамошней.
– Думаю, нам стоит разделиться.
Это были первые слова, которые Джордж произнес с тех пор, как они прошли через портал и двинулись в путь по болотам.
– Как… как в ужастике, что ли? – спросил Саймон.
Ответом ему стали раздраженно-непонимающие взгляды Жюли, Беатрис и Джона. Неуверенное выражение на личике Марисоль свидетельствовало, что она согласна с Саймоном, но девушка не сказала ни слова, а Саймон не хотел оказаться одним против всех – тем более что командиром был его друг. Если подумать, то, разделившись, они и вправду быстрее осмотрят торфяник. Может, это действительно отличная идея. Еще больше болот! Почему бы и нет?
– Я с Джоном, – тут же вызвалась Марисоль. Глаза ее подозрительно вспыхнули. – Хочу продолжить разговор, который мы вели за завтраком. Мне нужно еще столько рассказать ему о видеоиграх!
– Не хочу больше ничего слышать о видеоиграх, Марисоль! – взвыл Джон. Весело было наблюдать за Сумеречным охотником, угодившим в кошмарный поток информации из мира простецов.
Девушка улыбнулась.
– Знаю.
Ей совсем недавно исполнилось пятнадцать. Саймон понятия не имел, как она просекла, что Джона можно с успехом терроризировать именно так – рассказывая ему о мире простецов во всех подробностях. Но он знал, что злость ее с каждым годом менялась и росла, и не мог не уважать Марисоль за это.
– Я поеду с Саем, – непринужденно заявил Джордж.
Саймон хмыкнул.
Ни он, ни Лавлейс пока что не стали Сумеречными охотниками, и хотя Катарина учила их видеть сквозь чары иллюзий, ни один простец… то есть недосумеречный охотник… не защищен от волшебства фейри так же надежно, как нефилимы. Но Саймон не хотел подвергать лидерство Джорджа сомнению или отказываться от такого напарника. Тем более Жюли в этом качестве пугала его ничуть не меньше – особенно в свете ее любви к хлыстам.
– Отлично, – без особого воодушевления отозвался он. – Может, нам стоит разделиться так, чтобы… чтобы оставаться в пределах слышимости друг друга?
– Хочешь разделиться, но остаться вместе? – переспросил Джон. – Ты что, не знаешь, что означают эти слова?
– А ты знаешь, что означают слова «World of Warcraft»? – тут же встряла Марисоль.
– Да, знаю, – ответил Картрайт. – И вполне достаточно, чтобы ничего больше не хотеть об этом знать.
Он тронул лошадь и поехал вперед по болоту. Марисоль последовала за ним. Саймон не сводил взгляда с затылка Джона и беспокоился, как бы Картрайт не уехал слишком далеко.
Пока что все было в порядке – не считая того, что им, видимо, все-таки придется разделиться.
Джордж обвел оставшихся членов команды пристальным взглядом и, кажется, пришел к какому-то решению.
– Останемся в пределах слышимости друг друга. Прочешем болота и посмотрим, не попадется ли нам кто-нибудь из Дивного народа – в тех местах, которые считаются у них потаенными. Вы со мной, ребята?
– Я с тобой до конца, если только это не продлится очень долго! Ты же знаешь, я сегодня должен успеть на свадьбу Хелен Блэкторн и Алины Пенхоллоу, – сказал Саймон.
– Ненавижу свадьбы, – сочувственно отозвался Джордж. – Приходится напяливать на себя костюм и сидеть целую вечность среди тех, кто друг дружку тайком ненавидит, потому что все хотят поймать букет. Или чем там бросаются на свадьбах. А еще эти волынки. А впрочем, я ведь не знаю, как проходят свадьбы у Сумеречных охотников. Тоже с цветами? И с волынками?
– Давайте не будем говорить об этом! – попросила Беатрис. – А то у меня так и стоит перед глазами Джейс Эрондейл в смокинге. И выглядит он при этом как прекрасный шпион.
– Джеймс Бонд, – подхватил Джордж. – Нет. Джеймс Блонд? Но смокинги я все равно терпеть не могу. Мартышкин наряд какой-то, а не одежда. Но у тебя, кажется, другое мнение, Сай?
Саймон снял руку с поводьев и с гордостью ткнул в себя пальцем. Год назад, совершив нечто подобное, он бы уже свалился с лошади.
– Эта мартышка идет на свадьбу в качестве бойфренда Изабель Лайтвуд.
Едва произнеся эти слова, Саймон почувствовал, как его захлестывает волна счастья. Мир прекрасен! Разве может что-то пойти не так?
Он обернулся и оглядел команду. Все охотники – в зимней форме с длинными рукавами. В ледяном воздухе изо рта у каждого вырываются белые облачка пара. Темные фигуры с луками за плечами скачут верхом по болотам, чтобы защитить человечество. Рядом – трое его друзей, в отдалении – Джон с Марисоль. Джордж так гордится, что ему поручили роль командира! Марисоль – насмешливый городской ребенок – восседает на лошади с необыкновенным изяществом. Даже Беатрис с Жюли и даже Джон сейчас казались Саймону немного другими, не такими, как обычно. Теперь, когда они все были уже на втором курсе, Скарсбери натаскал их, Катарина вбила в голову необходимые знания, и сама жизнь в Академии порядком их изменила. Теперь урожденные Сумеречные охотники едут на задание вместе с простецами, в одной команде, и еще неизвестно, кто лучше – элита или отстой.
Зеленые болота тянулись мимо, деревья в рощице по левую руку трепетали листвой, словно пританцовывая под легким ветерком. Солнце светило бледным и чистым светом, пригревая головы. Саймон с воодушевлением и гордостью поймал себя на мысли, что они выглядят как настоящие Сумеречные охотники.
Но в следующую секунду он заметил, что Беатрис с Жюли, словно сговорившись, пустили лошадей вскачь. Покосившись туда, где все еще можно было с горем пополам разглядеть Джона и Марисоль, а потом переведя взгляд на спины девушек, Саймон наконец не выдержал.
– Почему все так несутся? – спросил он у Джорджа. – Не собираюсь указывать тебе, мой храбрый командир, но, может, стоит приказать всем не отъезжать слишком далеко?
– Да ладно, дай им пару минут, – сказал Лавлейс. – Знаешь, ты ей все-таки в какой-то степени нравишься.
– Что? – не понял Саймон.
– Вряд ли она собирается что-то с этим делать, – продолжал Джордж. – Никто из тех, кому ты нравишься, не собираются ничего с этим делать. Потому что мало найдется охотников лишиться головы, пусть даже эту честь им окажет сама Изабель Лайтвуд.
– Те, кому я нравлюсь? – переспросил Саймон. – Ты не ошибся, выбрав множественное число?
Лавлейс пожал плечами.
– Вероятно, в тебе есть что-то притягательное. Только не спрашивай меня почему. Я раньше думал, девушкам нравятся кубики на животе.
– Я мог бы обзавестись кубиками, – сказал Саймон. – Как-то смотрел в зеркало и, кажется, один кубик все-таки нашел. Тренировки явно идут мне на пользу.
Невозможно было и представить, чтобы Саймон сказал что-то подобное раньше – еще год назад он считал себя отвратительным. Но за это время он насмотрелся на демонов, в том числе с щупальцами на месте глаз, и теперь твердо знал, что такое по-настоящему отвратительное создание.
Но он и не Джейс, от которого девушкам сносит крышу так, что впору решить, будто они одержимы демонами. Нет, это совершеннейшая глупость – подумать, что из всех студентов Академии Беатрис мог бы понравиться именно он, Саймон Льюис.
Джордж закатил глаза. Он и в самом деле не понимал, как медленно тело меняется к лучшему. Где ему понять – он и родился-то наверняка сразу с кубиками. Кто-то рождается с кубиками, кто-то накачивает кубики по доброй воле, а кто-то, вроде Саймона, обзаводится кубиками исключительно из-под палки – потому что некоторым жестоким инструкторам неймется кого-нибудь помучить.
– О да, Сай, ты настоящий сердцеед.
– Да-да, ты еще мой бицепс пощупай, – хмыкнул Саймон. – Твердый, что твой камень! Не хочу хвастаться, Джордж, но все это – кости. Сплошные кости, понимаешь?
– Сай, мне это ни к чему, – отозвался Джордж. – Зачем мне щупать твой бицепс? Я и так верю в тебя: ведь мы же с тобой как братья. И я просто счастлив за тебя – опять же как брат. Я рад, что ты так популярен у девушек, хотя это и странно. Но, кроме шуток, приглядывай за Джоном: он наверняка подставит тебе подножку, и очень скоро. Просто понимаешь, на него-то твоя необъяснимая, хоть и несомненная привлекательность не действует. У него кубики чуть ли не до подбородка, и он думает, что благодаря этому может заполучить любую девушку в Академии.
Саймон молча поехал дальше, слегка оторопев от изумления.
До сих пор он считал, что симпатия Изабель – просто сногсшибательная случайность, что-то вроде удара молнии (гордой и бесстрашной молнии, под которую ему просто повезло попасть!). Но сейчас, после слов Джорджа, Саймон задумался, не пора ли пересмотреть свои взгляды.
Из надежных источников он уже знал, что когда-то встречался с Майей, главой нью-йоркской стаи оборотней, – хотя не мог отделаться от ощущения, что и с ней он добросовестно и с треском испортил отношения. Ходили слухи о королеве вампиров, которая им интересовалась. Он даже припоминал, что в его жизни был короткий период, когда они, как это ни странно, встречались с Клэри. А вот теперь, возможно, он нравится Беатрис.
– Серьезно, Джордж, скажи честно, – не выдержал Саймон. – Я красивый?
Лавлейс разразился хохотом, отчего его лошадь испуганно попятилась.
И ту же секунду Жюли закричала, тыча пальцем куда-то вперед:
– Фейри!
Саймон поглядел, куда она указывала, и увидел в туманной дымке за деревьями неясную фигуру в бесформенном плаще с капюшоном и с корзинкой фруктов на сгибе локтя.
– За ним! – рявкнул Джордж, и его конь рванулся к странной фигуре. Саймон очертя голову кинулся за ним. Откуда-то издалека донесся голос Марисоль: «Ловушка!» – а сразу следом – вскрик боли.
Саймон в отчаянии глядел на деревья. У фейри есть подкрепление – это очевидно. Их всех предупреждали, что Дивный народ после заключения Холодного Мира стал осторожнее и злее. Нужно было слушать преподавателей лучше. И лучше все продумывать. Нужно было это предусмотреть.
Саймон, Джордж и Жюли с Беатрис неслись во весь опор, но пока что были слишком далеко от Марисоль. Девушка качалась в седле, по руке ее стекала кровь – эльфы ее достали.
– Марисоль! – вопил Джон Картрайт. – Марисоль, сюда!
Она направилась к нему. Джон встал на седло и перепрыгнул на спину ее коня. Почти одновременно он выхватил лук и принялся посылать стрелы одну за другой в сторону деревьев, балансируя на спине коня Марисоль и прикрывая девушку своим телом. Саймон знал, что ему самому такие трюки не под силу, пока он не прошел Восхождение.
Жюли с Беатрис развернули лошадей к деревьям, откуда, скрываясь в листве, стреляли фейри.
– Они вытащат Марисоль, – выдохнул Джордж. – Нам надо добраться до этого продавца фруктов, пока он не смылся.
– Нет, Джордж… – начал Саймон, но Лавлейс, не слушая его, направил коня к темной фигуре, уже исчезающей среди деревьев и в тумане болот.
Между стволом и изогнутой веткой дерева вспыхнул солнечный луч – прямой и острый, словно копье. Как будто преломившись в хрусталике глаза, луч внезапно изменился и стал широким и ровным, как лунная дорожка на море. Фигура в капюшоне ускользала, почти растворившись в сиянии, а лошадь Джорджа уже была в считаных дюймах от опасности. Рука Лавлейса потянулась к плащу эльфа – похоже, Джордж не замечал, что творится вокруг.
– Нет, Джордж!!! – завопил Саймон. – Нам нельзя пересекать границу Волшебного царства!
Он попытался бросить коня наперерез Джорджу, но не тут-то было: перепуганный конь взбрыкнул и понес во весь опор, не разбирая дороги.
Сияющий белый свет затопил весь мир. Саймон вдруг вспомнил ощущения, с которыми когда-то едва не ушел в страну фейри. Вспомнил, как Джейс помог ему и как сильно сам он тогда негодовал, как думал: «Не надо меня никуда дальше тащить» – и как грудь его горела от обиды.
И вот он снова стремглав летел в царство фей под отчаянное ржание перепуганной лошади. Листья застили ему взгляд, ветки хлестали по лицу и рукам. Саймон поднял руку, чтобы защитить глаза, и в следующий миг понял, что падает. Он рухнул на голый камень, отбив все кости, и навстречу ему понеслась темнота. Как бы он сейчас обрадовался, если бы рядом, как в тот раз, оказался Джейс!
Саймон очнулся в Волшебной стране. Голова пульсировала от боли – примерно так же, как болит палец, если садануть по нему молотком. Оставалось только надеяться, что ему никто не заехал молотком по голове.
Он лежал в мягко покачивающейся кровати. Щеку что-то покалывало. Открыв глаза, Саймон понял, что это не кровать, а куча веток и мха на какой-то подвесной площадке из тонких досок. Прямо перед глазами маячили две странные полосы темноты, мешавшие разглядеть то, что было за ними, вдалеке.
Страна фейри очень походила на болотистые равнины Девоншира – и в то же время разительно от них отличалась. Туманная дымка в отдалении слегка отливала фиолетовым – словно грозовые облака опустились совсем низко и цеплялись за землю; в глубине этих облаков угадывалось движение – непонятное, но не сулящее ничего хорошего. Листья на деревьях пожелтели и покраснели – точно как в мире простецов, – но сияли при этом ярко, как драгоценные камни. А когда ветер, пролетая, шевелил листву, Саймону явственно чудились слова, которыми обменивались между собой деревья. Вся природа здесь казалась волшебной, изменившейся до неузнаваемости.
Миг спустя Саймон осознал, что он – в клетке. В огромной деревянной клетке. Темные полосы, пересекающие поле зрения, – это ее прутья.
Больше всего его возмутило то, насколько ему это знакомо. Он вспомнил, что уже попадал в ловушки – практически точно так же. И не раз.
– Сумеречные охотники, вампиры, а теперь вот и фейри – всем не терпится засунуть меня в клетку, – вслух произнес Саймон. – Зачем я вообще так волновался об этих воспоминаниях? На что они мне сдались? Почему всегда я? Почему именно я всегда оказываюсь единственным из всех болваном, сидящим в клетке?
Собственный голос эхом отозвался в голове. Боль усилилась.
– На этот раз тебя поймал я, – произнес кто-то.