Дар нерукотворный (сборник) Улицкая Людмила
Варвара. Она купит вам десять килограммов голденфиш! Все, все пропало… (Уходит.)
Лиза. Деньги-то выдайте!
Мария Яковлевна. А у тебя совсем нет, Лизик? Я думала, у тебя есть.
Лиза. Только на бензин.
Мария Яковлевна. Лелечка, выдай, пожалуйста, Лизику на вишню…
Елена. У меня нет. Я все потратила. Знаешь, сколько теперь стоит голландская акварель?
Наталья Ивановна… выше моего понимания…
Уходит в дом. Стучит пишущая машинка.
Мария Яковлевна. Может, немного одолжите…
Елена. Семен! Одолжи сорок долларов, а?
Константин садится к ударной установке и тихонько гремит щетками.
Семен. О чем разговор? Пожалуйста…
Вынимает из кармана деньги, протягивает Елене, та кивает на Лизу.
Елена. Лизе дай.
Лиза (берет деньги). Ну пока.
Уходит. Слышно, как отъезжает машина.
Мария Яковлевна. Вы, Семен, просто наш спаситель. Если бы вы в московской квартире канализацию починили…
Семен. Да что вы, Марь Яковлевна! Там евроремонт нужен.
Андрей Иванович. Ну пошли, Семен! Я готов.
Елена. Ты куда, Дюдя? Только приехал и сразу уходишь?
Семен. На пруд.
Елена. Так пруд на той неделе спустили!
Семен. Тем более…
Семен и Андрей Иванович уходят. Мария Яковлевна мешает содержимое тазов, подкладывает щепки.
Мария Яковлевна. Дрова кончаются. Надо позвать человека… срубить дерево.
Елена раскладывает на столе краски.
Елена. Костя! Ты только посмотри, как здорово получается! Сверху красными латинскими буквами – «русское варенье», а сбоку и внизу – ягоды, ягоды…
Константин. Да, здорово!
Мария Яковлевна. Роса уже обсохла, пойду-ка я соберу с тех двух кустов…
Выходит Варвара с чашкой, наливает из самовара воды.
Мария Яковлевна. Вавочка! В маленьком тазике варенье сваренное, уже охлажденное. Ты разлей его по баночкам и укупорь.
Варвара. Я сделаю, Маканя. Выпью чаю и сделаю… Устала… Служба длинная…
Приносит таз с одного из очагов, берет ложку, начинает разливать варенье по банкам. Пробует, облизывает ложку.
Елена. Ложку не облизывай. Забродит.
Варвара. Не забродит.
Елена. Обязательно забродит.
Варвара. Рисуешь – и рисуй! Ой! (З вонко и сильно кричит.) А-а-а!
Мария Яковлевна (прибегает на крик). Что случилось?
Варвара. Мышь!
Елена. А-а-а! Где мышь?
Мария Яковлевна. Где мышь?
Варвара. В варенье! Мышь в варенье утонула! В варенье дохлая мышь!
Мария Яковлевна. Не может быть! (Заглядывает в таз.) Действительно, мышь! (Вытаскивает мышь ложкой.) Странно! Как она туда попала?
Елена. Гадость какая! Выброси немедленно!
Мария Яковлевна. Конечно, выброшу. Зачем нам вареная мышь?
Елена. Варенье выброси.
Мария Яковлевна. Три килограмма? Три килограмма варенья выбросить? Сто пятьдесят долларов? Ты с ума сошла!
Варвара. О боже! Дохлая мышь!
Мария Яковлевна. Вава! Ничего страшного. Ну, мышь! Потом, обрати внимание – это не домашняя мышь. Это мышь полевая. Они чистенькие…
Варвара. О боже! Почему? Почему мы так живем? Мыши, крысы, тараканы! Довели страну! До чего довели страну!
Елена. Меня тошнит. Меня сейчас вырвет…
Мария Яковлевна (выбрасывает мышь). Ну все. Все. Больше нет мыши. Забыли. А варенье я могу вскипятить еще разок.
Константин. Лель! А ты нарисуй этикетки с мышью. Вишни и мыши.
Елена. Выбросить надо это варенье.
Варвара. Или по крайней мере освятить. Я знаю такой случай, в литературе описан… Надо пригласить батюшку, он освятит.
Елена. И ты после этого будешь его есть?
Мария Яковлевна. Кто это будет есть? Никто не будет есть! Это варенье на продажу! Нам надо собрать деньги на ремонт квартиры! Это варенье – наша валюта! Варвара – разливай!
Варвара. Хорошо! Я разолью! Но потом я приглашу священника, чтобы он освятил… Нельзя после мыши… есть.
Константин. Ты после мыши не можешь, а мышь после тебя – может! Христианство называется!
Варвара. Что ты несешь, Константин?
Константин. Ничего. Хари Кришна! Оум!
Варвара. Тьфу! (Уходит.)
Елена (задумчиво). А может очень миленько получиться… Вот здесь, в левом углу, такую маленькую мышку нарисовать?
Мария Яковлевна. Такая нервная…
Мария Яковлевна раскладывает варенье по банкам.
Мария Яковлевна. Ну все. Баночки закончились. А варенье еще осталось. Теперь закрутить. А простерилизовать и потом можно! Одиннадцать баночек. Два килограмма двести граммов. Сто десять долларов. Осталось только продать.
Елена. А может, вишенки вообще не рисовать? Одних мышек? А?
Константин. Ага. И продавать будешь кошкам. Скучно с вами, бабы… Пойти, что ли, поработать…
Константин садится за ударную установку.
Мария Яковлевна. Ужасно трясет! Сегодня особенно сильно трясет! Вы слышите? Вы чувствуете, как трясет? Я уверена, там у них военно-промышленный комплекс! В каком-то смысле я даже приветствую, что он продолжает работать…
Раздается отдаленный рев бульдозеров, из дому выходит Наталья Ивановна.
Наталья Ивановна. Что происходит? Что здесь происходит?
Мария Яковлевна. Ничего страшного. Мышка в варенье попала.
Наталья Ивановна. А-а… бедняжка…
В доме звонит телефон. Наталья Ивановна вдет в дом, разговаривает, потом выходит.
Наталья Ивановна. Ростик звонил. Странный такой звонок. Сказал, чтобы мы срочно вещи собирали. Он сейчас приедет. Не поняла, какие вещи? Зачем?
Мария Яковлевна. Вот и я говорю, ничего страшного. Маленькая мышка. Полевка. Чистенькая. Простерилизовать можно, в крайнем случае. Или освятить…
Подъезжает машина. Входит Ростислав в белом.
Целует мать.
Ростислав. Ну все, дорогие мои! Переезжаем!
Наталья Ивановна, Мария Яковлевна, Елена, Константин (одновременно). Как? Куда? Зачем? Когда? Почему? С чего это?
Ростислав. Переезжаем немедленно. За воротами стоят два грузовика с рабочими. Этой дачи больше нет. Все. Ее нет. Есть другая. Новая. Очень хорошая. На Новорижском шоссе.
Варвара выходит из дома.
Варвара. Никогда! Никуда! Я! Отсюда! Не уеду!
Рев бульдозеров громче, Елена обнимает Варвару за плечи.
Елена. Да, я как-то не готова… наш дом, все-таки…
Ростислав. Через час вас здесь уже не будет. А через два часа не будет ни одного дома во всем поселке.
Мария Яковлевна. А как же мебель… имущество… Ростик?
Ростислав. Все, что вы хотите забрать в новый дом, рабочие погрузят.
Варвара. Никогда! Никуда! Я! Отсюда! Не уеду!
Наталья Ивановна. Но почему так внезапно? Мы совершенно к этому не готовы…
От ворот к дому идут Семен и Андрей Иванович с портфелем.
Андрей Иванович. Что случилось? Что происходит?
Ростислав. Мы переезжаем, дядя.
Андрей Иванович. То есть как?
Ростислав. На новую дачу. Я купил вам новый дом. В два раза больше…
Андрей Иванович. Но это дом нашего отца, деда…
Ростислав. Дядя, сейчас времени нет. Я тебе потом все объясню. Сейчас надо быстро собирать вещи. Два грузовика и рабочие…
Андрей Иванович. Но этот дом… он уже не наш…
Ростислав. Ваш, наш – сейчас уже значения не имеет.
Семен. Как это – не имеет? Дом-то мой!
Все (хором). Как?
Семен. А мне Андрей Иваныч его подарил.
Все (хором). Как?
Семен. А вот дарственная. Мой дом.
Ростислав берет из рук Семена бумагу, читает, потом отдает обратно.
Ростислав (Семену). Сколько?
Семен. Да так, дарственная… я тут починял… здесь все, почитай, моими руками…
Ростислав (Андрею Ивановичу). Сколько?
Андрей Иванович. Понимаешь, Ростик, мы с Анной Павловной переезжаем в Барселону… Я, собственно… мы там должны квартиру купить.
Ростислав. Сколько?
Андрей Иванович. Пятьсот тысяч.
Наталья Ивановна. Дюдя…
Елена, Варвара. Дядя!
Ростислав. Таких легкомысленных, неделовых, странных людей я еще не встречал…
Наталья Ивановна. Как ты мог, Дюдя?
Андрей Иванович. Наток, понимаешь, изменились обстоятельства… безвыходное положение… В Барселоне цены на недвижимость растут…
Наталья Ивановна. Как ты мог?
Ростислав (Семену). Завтра утром зайдешь в офис «Ростинвест» и оформишь там куплю-продажу.
Семен. Как это? Да здесь земля одна стоит… Дача-то чего стоит… Ничего… А здесь сотка одна стоит… Я что же, лох какой-нибудь… Да здесь одна сотка стоит… знаешь… две штуки, не меньше… (Все молчат, Семен продолжает бубнить.) А здесь участок гектар! Да… сотка две штуки, самое маленькое…
Ростислав. Ну, еще что скажешь?
Семен. Гектар, да? А дом самый – ничего не стоит. Но гектар-то?
Ростислав. Знаю. Все знаю. Завтра придешь в офис и получишь миллион.
Андрей Иванович. То есть как? Миллион?
Ростислав. Да. Миллион. Ты дарственную дал? Нотариально оформил? Все! Свалял дурака, дядя.
Андрей Иванович. Русский человек любит прикидываться дурачком… будучи на самом деле полным идиотом…
Семен. А по какому адресу офис-то?
Ростислав. Найдешь. Пошел вон!
Семен пятясь уходит.
Ростислав. Ну все, дорогие мои. Быстренько собирайте самое ценное, самое дорогое. Кибиров! Коробки!
Из-за забора вбегают несколько добрых молодцев в черных комбинезонах и вязаных черных масках с прорезями для глаз, в руках коробки. Мария Яковлевна пронзительно кричит.
Мария Яковлевна. А-а! Террористы!
Ростислав. Успокойтесь. Террористов я не заказывал!
Константин. Омоновцы?
Ростислав. Омоновцев тоже не заказывал! Это свои ребята. Грузчики. Грузят.
Люди в комбинезонах складывают коробки и выбегают.
Звонит мобильный телефон.
Ростислав (в телефон). Нет, пока ждать. Я дам сигнал. (Наталье Ивановне.) Мамочка, ты бери только самое ценное, что там у тебя, архивы, фотографии, а остальное грузчики запакуют и вынесут. Вава, ну что ты стоишь столбом? Собирайся! Леля! Константин!
Мария Яковлевна. Надо вынести из подвала варенье.
Ростислав. Ну конечно, и варенье.
Мария Яковлевна. Определи мне, пожалуйста, рабочего!
Ростислав. Кибиров! Одного грузчика – сюда!
Рысцой вбегает грузчик в комбинезоне, Мария Яковлевна ведет его с собой.
Мария Яковлевна. Сюда, голубчик.
С молчаливым достоинством Андрей Иванович идет наверх.
Ростислав. Кибиров! (Прибегает Кибиров.) Мебель складывайте. Что совсем сломанное, оставляйте. (Рассматривает стул, стоящий кверху ножками у стола.) Ума не приложу! Красное дерево. Середина девятнадцатого века! Здесь реставрации по две штуки на каждый стул… Ладно, черт с ними! Заберем. Дорого стоят семейные ценности. Дешевле было бы на «Сотбис» покупать… Ничего не поделать – происхождение обязывает… А где Лизка? На рынок поехала? Кибиров! Там в мезонине комнатка – оттуда все до последней нитки собери и упакуй. Там младшая моя сеструшка. Такой скандал устроит, если что не так. Да, Кибиров! Мебель всю забирайте, сломанную тоже… (Нажимает кнопку на телефоне.) Дуся моя! Все идет по плану. Без неожиданностей.
Рабочие в комбинезонах и масках ровной шеренгой бегом вытаскивают из дому ящики и выносят за ворота. Все прочие тыкаются кто с книжкой, кто с портретом, кто с вазой, роняют вещи, налетают друг на друга, шарахаются. Одно ставят на землю, хватаются за другое. Ростислав стоит посреди толчеи, величественный, самодовольный, в белом.
Ростислав. Главное, не волнуйся, мамочка! У тебя в новом доме собственный санузел.
Мария Яковлевна (рассматривает на свет баночку с вареньем). Кажется, забродило! Да, здесь пузырьки. Почему это оно забродило? (Берет другую баночку.) И эта забродила. Ничего не понимаю…
Ростислав (смотрит на часы). Кибиров! Всё вынесли? Отойдите все от дома. К забору! Мамочка, Леля! К забору, пожалуйста! (В телефон.) Давай!
Подземная вибрация усиливается, взрыв, грохот. Дом разваливается, как карточный домик. Столб пыли поднимается и медленно оседает.
Андрей Иванович. Что ты наделал, Ростислав?
Ростислав. Дядя! Там под землей, как раз под нашей дачей, сейчас встретились два тоннеля метро. Понимаешь, здесь, на этом месте, будет станция метро. Под нами подземный вестибюль.
От ворот идет Лиза с ящиком вишни в руках.
Лиза. А-а! Что с нашим домом?
Варвара. Все пропало!
Андрей Иванович. Дома больше нет, Лиза.
Я уезжаю. Мне здесь нечего делать.
Лиза. Ты куда, Дюдя?
Андрей Иванович. В Барселону.
Лиза. В какую еще Барселону?
Андрей Иванович с достоинством направляется к воротам. Ростислав поднимает с земли портфель.
Ростислав (вдогонку Андрею Ивановичу). Дядя, ты забыл портфель!
Андрей Иванович возвращается, берет портфель.
Ростислав. Наверное, с деньгами? Таких неделовых, легкомысленных, странных людей… я еще не встречал…
Андрей Иванович стоит с портфелем, подле Наталья Ивановна с портретом Чехова в руках, три сестры стоят рядом.
Лиза. Да что происходит, объясните, в конце концов?
Варвара. Я тебе объясню. Все пропало! Все кончено. Здесь была усадьба, где жили наши предки. Они здесь любили, трудились, они работали… Здесь была дача, на которой тоже жили наши предки. И тоже любили, трудились. Работали… Сажали… Растили… Здесь было имение, прекрасней которого ничего нет на свете… А теперь здесь – пустыня. И некому больше работать. (Обнимает Лизу и Елену.)
Ростислав. Работать! Работать! Поработали уже! Надоело! Хватит! Настало время отдыхать! Это прекраснейшее место на свете! Здесь будут отдыхать, развлекаться, радоваться жизни, пить, есть и веселиться, танцевать, слушать музыку, смотреть фильмы. Здесь будут концерты, аттракционы! Выроем пруд размером с Женевское озеро, а в середине построим искусственный остров! И четыре моста будут перекинуты с берега! И все хрустальные! Дети и родители станут приходить сюда тысячами, сотнями тысяч! Со всей страны! Со всего мира! Китайцы! Миллионами! Японцы! Миллионами! Зулусы! Эскимосы! Все прибегут! И все – с миллионами! Все флаги в гости будут к нам! Хватит работать! Пора отдыхать! Пришло время отдыхать! Здесь будет Диснейленд! Поняли? И вы увидите небо в алмазах! Кибиров!
Из-за забора выбегают грузчики в комбинезонах и в масках-головах – Микки-Маус, утенок, собачка, медвежонок, индеец и даже, может быть, комические головы крупных политических деятелей нашего замечательного времени. Играет музыка. Колокольный звон. Пляшут грузчики в комбинезонах, подхватывая членов семейства Лепехиных. Рев бульдозеров приближается, грузчики уволакивают за забор всех Лепехиных и все декорации. Резко наступает тишина. На пустой сцене стоит Ростислав. Осталось только одно-единственное дерево. С дерева раздаются кошачьи вопли.
Ростислав. Бедное животное. Забыли…
Занавес
2003
Мой внук Вениамин
Пьеса в двух действиях
Автор представляет действующих лиц:
Эсфирь Львовна, под семьдесят, портниха.
«Жестоковыйный народ» – сказано про ее породу. Темперамент полководца, вдохновение, артистизм. Убеждена, что ей дано нечто, в чем отказано всем остальным. Самопожертвованию ее нет границ. Деспотизму – тоже. Автора при столкновении с нею не раз душили порывы с трудом сдерживаемой ярости. И восхищения – тоже. Она – последняя местечковая еврейка.
Елизавета Яковлевна, под семьдесят.
Двоюродная сестра Эсфири Львовны. Бездетная акушерка. Кто не понимает – объясню: это умирающий от жажды разносчик воды. Жертва ее отвергнута. Когда такой человек обижен и оскорблен, он становится Каином. Когда смирен и тих – Елизаветой Яковлевной.
Сонечка, восемнадцать.
Огромные светлые глаза овцы. Овца. Овечка. Идет, куда ведут. Послушна и кротка. Между добром и злом едва ли различает. Обижать таких стыдно и скучно. Она – сосуд. Личности в ней почти нет.
Витя, восемнадцать.
Проходит действительную службу в рядах Советской армии. Аккуратен, исполнителен. Член комитета ВЛКСМ, выполняет отдельные поручения. Имеет спортивные разряды по лыжам и стрелковому спорту. Проявил себя как хороший товарищ и принципиальный человек. Политически грамотен, морально устойчив.
Действие первое
Картина первая
На кухне у Эсфири Львовны. Она хлопает дверцей холодильника, достает баночки, перекладывает еду, что-то протирает, подставляет Елизавете Яковлевне всё новые и новые угощения.
Эсфирь. Кушай, Лиза, кушай! Ты кушай, а я буду рассказывать. Я люблю, чтобы было красиво! Ты спросишь, откуда у меня это? Не знаю. Люблю. Чтоб было много тарелок, и салфетки, и все как надо. Кушай, Лиза, кушай. Возьми салат. Я тебе расскажу нечто! Ты удивишься! (Пауза.) Я была в Бобруйске!
Елизавета Яковлевна замирает в изумлении, подняв вилку в воздух.
Эсфирь. Да, представь себе, я была в Бобруйске!
Елизавета. Да что ты говоришь, Фира?
Эсфирь. Да, представь себе! Я была в Бобруйске!
Елизавета. Я бы никогда не решилась… нет!
Эсфирь. Начнем с того, что это совсем другой город. Совсем другой. В нем ничего, ничего не осталось. Другие дома, другие люди. Все совсем другое. Правда, потом я поехала в Гулёвку. А вот там совсем другое дело, там остался костел, и дом дяди Якова. Помнишь, аптека была сбоку пристроена? Это сохранилось. В доме какая-то контора. И река течет, как раньше. Что ей сделается? Только мост новый. Еврейское кладбище разрушено. Помнишь, какие были красивые памятники, – ничего не осталось. Эти гады, эти сволочи всё порушили. Над рекой, где была дача Лиховецкого, там теперь дом отдыха. Там я нашла кусок от большого каменного мраморного надгробия. «Год пять тысяч пятьсот сорок третий. Шаул Винавер» – это сохранилось, а от имени только одна буква «шин». Значит, конца восемнадцатого века могила, наших Винаверов предок. На этом надгробии две девочки сидели, кукол переодевали. Ну, думаю, и пусть сидят. Лавочек-то нет.
Елизавета. Только ты на это способна, только ты! Я бы ни за что в Бобруйск не поехала!
Эсфирь. А тебе зачем? У меня дело было. Да, дело, не смотри на меня так. Кушай, кушай, что ты так просто сидишь? Ну что же ты не спрашиваешь, какое дело?
Елизавета. Я думаю, ты мне сама расскажешь.
Эсфирь. Так вот, я приехала в Бобруйск. Огромный вокзал, просто огромный, ты себе представить не можешь. И, между прочим, город тоже стал очень большой, раз в десять, наверное, больше, чем до войны. А посреди вокзала – ларек, книжный там, я знаю? Я хочу взять открытки. И кто в ларьке? Лиза, кто в ларьке? Маруся Пузакова! Ты думаешь, я ее узнала? Ничего подобного! Я даю ей рубль, хочу взять открытки, и вдруг она кричит на весь вокзал: «Фира! Фира! Живая!» Тут уж я ее узнала, и мы заплакали, и закрыли ларек, и пошли к ней домой. Ты помнишь Марусю Пузакову?
Елизавета кивает.
Эсфирь. У меня был двоюродный брат, Сёма, так этот Сёма…
Елизавета. Фира, что ты мне рассказываешь про Сёму? Мне-то Сёма был родным братом!