Русский медведь. Император Ланцов Михаил
– Присаживайтесь, – тихо произнес Петр на прекрасном французском языке, кивнув на кресло напротив. – Нам с вами нужно серьезно поговорить.
– Я вас внимательно слушаю, сир, – сглотнув, неудачно подступивший к горлу ком, произнес Луи-Александр, опавший в кресло, словно кисель.
– Чем, по вашему мнению, закончится война между нашими странами?
– Миром, – не задумываясь, ответил граф. – Любая война заканчивается миром.
– Логично, – кивнул Петр, слегка смягчив свое суровое выражение лица. – И как вы его себе представляете?
– Не знаю, сир, – чуть подумав, ответил Луи-Александр, немного оживившись. Ведь вряд ли русский царь завел с ним такой разговор, планируя сослать на жуткую каторгу. – Эта война многое изменит в политической карте Европы. Интересы, силы, группировки. Мне сложно предположить даже то, как она закончится.
– Вашему отцу уже много лет, он плохо себя чувствует и вряд ли проживет еще хотя бы пару лет. Вы понимаете это?
– Вы хотите спросить меня о страстях, что кипят вокруг малолетнего герцога Анжуйского?
– Нет, – усмехнувшись, покачал головой Петр. – Вы хотите сменить своего отца на престоле?
– Я? – Луи-Александр от такого предложения совершенно растерялся. Так сложилось, что, несмотря на признание его законным сыном, ему сразу дали понять – ни о каком наследовании трона не может идти и речи. А тут такое… – Не знаю…
– Война закончится. И я хотел бы устроить с Францией мир. Хороший, добрый мир.
– Для чего вам нужен король, благодарный вам за восшествие на престол?
– Вы схватываете на лету. Это похвально.
– Но я не смогу занять престол, пока существуют другие законные претенденты. Франция не примет меня. Особенно в лице высшей аристократии. Для них я выскочка, бастард…
– Что вы знаете об экономической ситуации во Франции?
– Не так много, – пожал плечами уже совсем воспрянувший духом Луи-Александр. – Я мало такими вопросами интересовался.
– Тогда для вас будет откровением новость о том, что Франция стоит на пороге банкротства. Ничего страшного в этом нет. Испанская корона последние два века регулярно достигала этого блаженного состояния. Вы понимаете, к чему я клоню?
– Нет, сир, – сокрушенно покачал головой Луи-Александр. – Я не силен в финансовых делах.
– Ваш отец стар и скоро умрет. Франция понесла огромные потери на Балканах. Чудовищные потери, которые ударили прежде всего по кошельку короля. Ведь ему для продолжения войны нужно создавать новые батальоны, вербуя добровольцев за деньги или обманом. Он, безусловно, продолжит войну. И я даже знаю, где ваш отец предпримет наступление.
– Вы так уверены в победе?
– А вы сами разве не понимаете, какой исход у этой войны? Только честно.
– Если честно, то после Босфорской катастрофы я потерял веру в успех и надеялся только на примирение с сохранением статус-кво. Но теперь, когда коалиция потеряла основные силы флота… я не знаю. Просто не понимаю, как коалиция сможет выиграть. У вас очень могущественное вооружение…
– И чем тогда закончится разгром новой армии будущим летом, вы тоже понимаете?
– Конечно. Это будет крах. Полагаю, что балканским армиям он уже перестал перечислять жалованье. Поэтому после разгрома новой армии сил, способных защитить Францию, у него больше не будет.
– Поэтому я предлагаю вам стать королем-реформатором, который проведет во Франции давно назревшие преобразования. Облегчит участь простых французов и, что куда важнее – обеспечит возможность промышленникам и коммерсантам свободно развиваться.
– Вы серьезно?
– Вполне.
– Но зачем нужно печься об этих торгашах?
– Потому что от них зависит благополучие Франции. Не от дворян, которые суть слуги короля, и не более того. А от тех, кто трудится во славу короны, кормит ее и одевает. Если вы проведете реформы, то получите широкую народную поддержку.
– И не менее широкую ненависть в лице дворян, – грустно произнес Луи-Александр.
– А вот это – решаемо, – улыбнулся Петр.
– Но как?
– Во-первых, здесь же, во дворце, итогов нашего разговора ожидает кардинал Пьетро Микеланджело деи Конти, официальный представитель Папы.
– Серьезно?! – искренне удивился Луи-Александр. – Но ведь Папа провозглашал крестовый поход против вас!
– Он передумал и сейчас ищет пути для примирения. Поэтому он готов принять в католичество мою дочь Елену и обвенчать вас по всем правилам и канонам.
– Что?! – ахнул граф.
– Вы против? – невозмутимо выгнул бровь государь.
– Нет, что вы! Нет! Идя к вам на прием, я о таком не мог даже и помыслить!
– Хорошо. Во-вторых, в Санкт-Петербурге стоит захваченный флот коалиции. Все вымпелы первого и второго ранга. Плюс двадцать семь тысяч личного состава. Прежде всего французы и испанцы. Люди сейчас находятся в концентрационном лагере для военнопленных. Их кормят, следят за здоровьем. Но – они пленные без шанса на освобождение. Вашему отцу нечего предложить за них. Его казна пуста. Поэтому я предлагаю вам этих людей вместе с кораблями в качестве приданого. Каждый из них будет поставлен перед выбором: или он приносит личную присягу вам, как своему сюзерену, и выходит на свободу с возобновлением статуса, выдачей нового платья с прибором и выплатой увеличенного жалованья. Все необходимое я дам. Или он остается моим пленным до гроба. Мне как раз нужны рабочие руки в Сибири. Как вы думаете, согласятся?
– Отчего же им не согласиться? – пожал плечами Луи-Александр.
– Отменно, – кивнул Петр. – Таким образом, выходит, что у вас будет моя дочь, которая, к слову, недурно понимает в финансах, и почти тридцать тысяч человек военных моряков, которых вы вытащили из совершенно безнадежной ситуации. То есть обязанных вам по гроб жизни. А значит, грамотно распорядившись ими в Париже, вы сможете обеспечить себе определенную безопасность от случайностей. Добавьте сюда народную любовь, порожденную давно назревшими реформами. Кроме того, любой, кто выступит против вас открыто, выступит и против моей дочери. А значит, будет иметь дело со мной. Как вам такой расклад? Пожелают ваши политические противники добывать уголь на ледяном острове?
– Выглядит замечательно… – после небольшой паузы произнес граф. – Но я пока все еще не понимаю, как я стану королем Франции.
– Это важный момент, но пока я не хочу раскрывать все карты, – улыбнулся Петр.
– Если вы так уверены в успехе, то как я могу сомневаться? – развел руками с улыбкой Луи-Александр.
– Хорошо, – кивнул государь и взял такую же, как у секретаря, странную кривую штуку с веревкой, несколько раз повернул рычаг и распорядился пригласить ожидающих.
– Вы позволите спросить, сир?
– Конечно.
– Что это?
– Экспериментальное средство связи. Я называю его телефон. Он позволяет передавать голос по медным проводам на расстояние. Очень удобно. Хотя пока он действует недалеко и шумов много. Но в будущем все поправим…
В этот момент дверь открылась, и в помещение вошел секретарь государя, предваряя трех гостей: принцессу Елену, герцогиню Анну Росс и нунция Папы – кардинала Пьетро Микеланджело деи Конти.
Дальнейший разговор предстояло продолжить в более конструктивном ключе.
Две недели спустя, окрестности города Озерного, концентрационный лагерь для военнопленных «Солнышко»
Луи-Александр только что завершил свою речь, написанную ему в канцелярии государя, и восторженными глазами смотрел на взревевшую от радости и одобрения толпу. Тех моряков, что ему некогда вручил отец. Они уже и не надеялись на то, что их когда-нибудь освободят. Конечно, ходили слухи о том, что когда-то Петр привлек пленных шведов, поляков и немцев к строительству канала в обмен на землю и свободу. Но то было давно… А тут такая радость! Свобода! Статус! Новое платье из хороших тканей! Хорошее питание! Удвоенное жалованье на время кампании! Они были готовы носить графа на руках.
А потом, когда бывшие военнопленные немного поутихли, слово взял присутствующий на трибуне Петр, пригласив их отметить бракосочетание их спасителя и командира с его дочерью. В честь чего он выделил изрядно добротного вина с хорошей закуской, указав на караван подвод у ворот лагеря. Что взорвало толпу новым приступом радостного рева, куда сильнее прошлого.
– Надеюсь, – тихо шепнул Петр Луи-Александру, – зять не будет против того, чтобы на его флот погрузился мой десант?
– Любое количество, – так же тихо, но с нотками подобострастия в голосе ответил граф, – папа. – На что Петр и Елена едва заметно улыбнулись уголками губ. О да! Внебрачный сын Людовика XIV был готов на все. Ведь такие шансы на дороге не валяются. Кто его знает, чем закончится авантюра Петра? Но он должен был попытаться. И все это понимали, включая Луи-Александра де Бурбона. В сущности, он был талантливой бездарностью. Но какая разница, какой именно будет марионетка на троне?
Глава 8
10 декабря 1713 года. Самара
Петр вышел из дилижанса и потянулся, с удовольствием вдыхая свежий морозный воздух.
Наконец-то он добрался. Долгий путь. Скорее бы уже получилось проложить сюда железную дорогу. Совсем беда с этими дилижансами. «Еле ползают», – подумал он об этом и усмехнулся.
А ведь еще совсем недавно, лет пятнадцать назад, и дилижансы были прорывом, позволяющим по шоссированным имперским дорогам развивать безумные скорости – до ста километров в сутки. Прежде всего благодаря утрамбованной щебенке на насыпи да дорожным фортам.
О форты! Их польза уже была чрезвычайна. Казалось бы, что такого? Дорога ведь важнее. Но что такое дорога без инфраструктуры? И дорожные форты стали ее основой – этакими опорными узлами для связи и транспорта. В них «концентрировалась» империя в самых разных своих проявлениях. Постоялые дворы, фактории, читальные избы, ставшие прототипами библиотек. Оптические телеграфы, а позже и начавшиеся протягиваться проводные, электрические. Конюшни. Отделения Почты России и Государственного банка России. И многое, многое другое. Причем за какими-никакими, а древесно-земляными укреплениями.
Ничего сверхъестественного в устройстве таких фортов не было. По большому счету их можно было бы реализовать даже в глубокой древности. Но, несмотря на простоту и некую обычность, они стали настоящим спасением для России, впервые связав страну воедино. По-настоящему, а не фиктивно, как иной раз на словах декларировали.
Впервые по дорогам – этим венам единой державы – пошел пусть еще слабый, но ток импровизированной крови. Почтовые дилижансы и легкие пролетки для писем с открытками, телеграммы, торговые караваны, войска. А теперь к этим прекрасным по меркам эпохи дорогам стали добавляться железнодорожные пути, прокладываемые вдоль наиболее важных магистралей, усиливая и расширяя их.
Скоро, очень скоро завершится создание Варяжской железной дороги, идущей от устья Невы через Новгород, Тверь, Москву, Тулу и Воронеж к Азову, что стоял в устье Дона. Что она давала? Поразительное транспортное преимущество. Впервые в истории от побережья Балтийского моря до побережья Азовского стало возможно добраться за несколько дней. И не только налегке, но и протащив весьма солидные грузы. Сотни тонн, а в будущем и тысячи.
А на подходе шел проект Великой Трансконтинентальной железной дороги, которая должна была протянуться от Москвы до Петрограда[21] вдоль уже выстроенного шоссе. Петр смог заинтересовать финансовые круги Соединенных Провинций, Дании, Шотландии, Саксонии и Англии в том, что он в состоянии обеспечить создание этого пути – реинкарнации нового шелкового пути с безумными по тем временам скоростями… Поэтому железо и деньги полились в развитие российских транспортных коммуникаций широкой, полноводной рекой.
Но это потом, а сейчас Петр, еще немного повздыхав над тем, что все строится слишком медленно, направился к поджидавшей его делегации. Предстоял торжественный момент – открытие первого в мире полноценного нефтеперерабатывающего комбината!
Конечно, существовал еще опытный нефтеперерабатывающий завод в Нижнем Новгороде, действующий с 1703 года. Но то была сущая мелочь по сравнению с тем, что отгрохали в Самаре.
Мир со стремительно растущим аппетитом поглощал продукты нефтепереработки. Но это еще полбеды. Нигде, кроме России, их не умели производить по-человечески. То есть на какое-то время держава Петра становилась монополистом.
Казалось бы, куда потребовалось столько продукции «нефтянки» в XVIII веке? В обычном варианте истории, да, она была совершенно не нужна. А здесь и сейчас Петр подсуетился и сформировал мощный спрос.
Так, например, керосин обеспечивал функционирование ламп. Тех самых «керосинок», которые Россия производила в огромных количествах. Вроде бы мелочь, но Европа тех лет все домашнее освещение держала на свечах, лучинах и масляных лампах. Поэтому «керосинки» стали натуральным откровением и закупались в любых количествах. Тем более что Петр не жадничал, понимая, что пока он монополист, вся маржа идет ему. А если начнет сильно завышать цены, то появятся местные умельцы, с которыми придется делить рынок. То есть он использовал один из базовых принципов Корнелиуса Вандербильта[22] применительно к конкурентам, которые еще даже не родились.
Свое место нашел и бензин, также ставший весьма популярным топливом. И совсем даже не для двигателей внутреннего сгорания. Конечно, они тоже были, но в экспериментальном количестве и только у Петра. Но весь остальной мир использовал эту удивительную маслянистую жидкость в примусах, паяльных лампах и зажигалках. Совокупно они были востребованы даже больше, чем керосинки.
Были и другие аспекты нефтепереработки, но те шли преимущественно для нужд внутреннего рынка. Те же масла, битумы, парафины. Например, Петр создал целую отрасль, производящую асфальт. Да, да. Именно асфальт. Его самым активным образом применяли для улучшения дорожного покрытия дорог с щебеночным покрытием, именуемых имперскими шоссе. Особенно рядом со столицей. И чем дальше, тем больше. Люди очень быстро оценили преимущества от передвижения по гладкой асфальтовой дороге и всецело поддерживали их увеличение. Ведь даже дилижансы, и без того идущие мягко, по ним буквально плыли, едва покачиваясь.
Петр вышагивал по комбинату с каким-то восторженным чувством, оглядывая уже запущенное и действующее производство. Предприятие создавали без его непосредственного участия. В чем и была важная, уникальная особенность предприятия – первого современного промышленного объекта в России, созданного его учениками! Птенцами гнезда Петрова!
Он двигался быстро и уверенно по свежей брусчатке, любуясь красными кирпичными стенами и крашеным металлическим оборудованием, выступающим то здесь, то там.
– Я боюсь, – тихо произнесла герцогиня.
– Чего? – удивленно переспросил Петр.
– Вокруг твоего трона столько опасных людей… словно стая акул. Страшных, безжалостных хищников, готовых растерзать любого ради прибылей. Неужели ты этого не замечаешь?
– Акулы капитализма, – усмехнулся государь.
– Что?
– В будущем их называли акулы капитализма. Да, я согласен, ребята опасные. Но эта банда – моя. Укажи перстом на того, кто пожелает лишить их законной добычи, и они его растерзают. Я же для них вожак – самая большая и мощная акула. Патриарх с вот такими зубами. – Государь изобразил руками классический размер сорвавшейся рыбки у рыбаков.
– Тебе не кажется, что это все очень опасно?
– О нет! Как раз напротив.
– Ты считаешь? – удивилась Анна.
– Такие хищники, безусловно, есть в любом обществе. Всегда. Вопрос только в том, где они располагаются и чем занимаются. Я решил, что если собрать их и держать возле трона, то контролировать их станет намного проще. Ведь вот они. На виду. Они – неизбежное зло. А если ты чему-то не можешь противостоять, это нужно возглавить. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы они тебя в ходе той же революции растерзали.
– Но я их боюсь… настолько, что, будь моя воля, всех бы вырезала.
– За детей опасаешься?
– Да. Ты с ними справляешься. А дети? Осилят ли?
– Не переживай – хищники всегда очень умны. Они прекрасно понимают, что власть, которая позволяет им кормиться, – полезная власть. Уверен, что в случае чего эти люди станут отстаивать право на власть моих потомков только для того, чтобы сохранить заданные мной традиции.
– А ну как кто пожелает занять твое место?
– Для того чтобы этого не произошло, нам и нужна возле трона большая и мощная стая. Их животная натура не позволит чрезмерно укрепиться кому-либо из них. Монарх, обслуживающий их интересы, им и выгоден, и полезен.
– Может быть… может быть…
– В любом случае, усидят они на престоле или нет – зависит только от них.
– Если их станут окружать мягкие, преданные и лояльные люди, то шанс на сохранение власти, я думаю, будет выше.
– А я так не думаю, – фыркнул Петр. – Это значит, что акулы просто станут оказывать поддержку политическим противникам моих наследников. И их бесхребетное окружение просто с ними не справится. То есть рано или поздно нам придется ждать революции. Акулам нужен корм и движение. Если мы их не кормим, то они сами найдут себе пропитание. И вот я не уверен, что им станем не мы.
Глава 9
31 декабря 1713 года. Малага
Владимир Петрович сложил подзорную трубу и улыбнулся. Не прошло и года, как он вновь участвует в военной операции против крупного приморского города, для чего под его начало собрали практически все силы Балтийского флота. Батарейный броненосец «Евстафий» выступал в роли флагмана. Три шхуны типа «Москва» обеспечивали его прикрытие. А десять грузовых барков типа «Волга» несли на себе спешно переброшенную из Крыма бригаду морской пехоты с большим запасом вооружения и продовольствия.
Зачем он тут? Все просто. Государь поставил перед сыном простую и незамысловатую задачу – намекнуть Мадриду о нежелательности дальнейшего участия в войне, проведя демонстрацию силы. Не где-то там далеко, на Балканах, откуда до Испанского престола доходили больше слухи, чем реальные сведения, а тут, под боком. Чтобы лучше виделось и быстрее думалось.
Ради этой благородной задачи Балтика оказалась практически оголена. Ну как оголена? На хозяйстве остался один броненосец. Ему в поддержку были переброшены по внутренним водным путям, преимущественно на камелях, еще две шхуны. Одна – для прикрытия минных полей в датских проливах. Вторая – для действий на просторах Английского канала. Фактически она стала основной ударной частью сводной эскадры каперов, которую возглавил престарелый пират Франсуа Монбар, находящийся уже почти два десятилетия на службе у Петра. В старой истории, которую помнил только Петр, он умер в 1707 году. Тут же, из-за своевременного ухода и медицины не только коптил небо, но и вполне активно шевелился. Да, здоровье было уже не то. Но он не отказался возглавить эскадру. Даже несмотря на то, что пришлось бы действовать в том числе и против французов. За те два десятилетия, что он стоял на службе русского царя, он совершенно обрусел и был ему предан и благодарен. Не каждому пирату судьба подбрасывает такой подарок. И он это ценил. Тем более что на шхунах типа «Москва» пиратствовать было одно удовольствие.
– Ваша светлость, – козырнул командир броненосца, привлекая внимание задумавшегося Владимира.
– Слушаю.
– К нам идет какое-то малое быстроходное судно.
– Одно? – удивился юный контр-адмирал.
– Так точно! Я полагаю, что переговорщики…
Пришлось терпеливо ждать. Все-таки начинать обстрел города, желающего вести переговоры, – дурной тон.
И вот спустя полчаса, тяжело отдуваясь, на борт броненосца взобрался упитанный господин в довольно дорогом костюме по лучшей испанской моде, который оказался губернатором Малаги. А с ним трое сопровождающих, тоже не бедных «товарищей». Явно лучшие люди города.
– Рад вас приветствовать на борту флагмана русского Балтийского флота, – произнес Владимир Петрович, чуть кивнув. – Вы имеете честь разговаривать с контр-адмиралом Владимиром, герцогом Росс.
– Это великая честь для нас, – весьма энергично начали раскланиваться делегаты, сразу поняв, что перед ними сын русского царя. Пусть и внебрачный.
Представились. Обменялись любезностями.
– Насколько я могу предполагать, – обходительно произнес герцог, – вы прибыли на мой корабль, чтобы обсудить сложившуюся, прямо скажем, непростую ситуацию.
– Истинно так, – кивнул губернатор. – Мы наслышаны о судьбе Дюнкерка и не испытываем ни малейшего желания последовать за ним.
– То есть вы хотите договориться?
– Безусловно.
– И что вы можете предложить в обмен на наше лояльное отношение? – постным тоном поинтересовался Владимир. – Полагаю, вы понимаете – я подошел к Малаге с силами, равными тем, что в начале этого года разбили в трех сражениях флот коалиции и захватили Константинополь. Конечно, нам позже пришлось отступить под давлением более чем стотысячного войска. Но от города в ходе тех боев остались только руины.
– Мы это прекрасно понимаем, – произнес губернатор, промокнув кружевным платочком выступивший на лбу пот под аккомпанемент энергичных киваний его спутников. – Поэтому хотим предложить капитуляцию гарнизона и денежную компенсацию… за неудобства.
– Не хотите стрельбы?
– Не хотим.
– Этого будет недостаточно, – после нескольких минут размышления, произнес Владимир Петрович.
– Но мы больше ничего не можем предложить! – развел руками губернатор. – Деньги, капитуляция, женщины, содержание за счет города… это все, что у нас есть!
– Я понимаю, – кивнул контр-адмирал, – но мне нужна демонстрация силы. Поэтому я хочу, чтобы гарнизон не просто капитулировал, но и присягнул на верность моему отцу. Так же, как и весь город. После чего Малага должна сформировать городское ополчение, которое вместе с гарнизоном и моими войсками выступит для покорения ближайших городов для пущей славы нашего оружия.
– Я… я… – закашлялся губернатор, пораженный наглостью этого юного отпрыска далекого восточного деспота. – Я не уверен, что это возможно. Вы же понимаете, что русские войска уйдут… а мы останемся один на один с королем.
– Вам решать, – пожал плечами Владимир. – Даю вам на размышление сутки. Если по истечении указанного времени вы не выполните мои требования, то я начну делать то, за чем пришел. Убивать и разрушать. Вы поняли меня?
– Да, ваша светлость, – кивнул губернатор потерянно.
– А теперь ступайте. Вам нужно спешить, времени я отвел не так много.
Делегация ушла… а командир корабля осторожно поинтересовался:
– Ваша светлость, вы думаете, они согласятся?
– Нет, – не задумываясь ответил Владимир.
– Но… но тогда, зачем?
– Чтобы они не могли согласиться, – пожал плечами. – Зачем нам их добровольная сдача в плен? Нам нужно напугать Мадрид, а не позлить. Вызови мне на флагман всех старших командиров. Жду их через час в кают-компании, – произнес контр-адмирал и, развернувшись, отправился в свою каюту.
Последний день декабря закончился в суете. Особенно это было хорошо видно в Малаге. Уже спустя пару часов город буквально закипел. Ультиматум русских вызвал сильные, но противоречивые чувства. Конечно, хотелось сопротивляться… но руины Константинополя и Дюнкерка наводили на весьма грустные мысли и явно взывали к благоразумию.
Рано утром первого января нового, 1714 года Владимир начал десантную операцию. Еще до того, как истекло время, отведенное им на ответ городской администрации. Правда, морская пехота начала высадку не в городе, а за его чертой, аккуратно накапливаясь. Зачем? Так, а чего тянуть? Вот время истечет – сразу и ударят.
И каково же было удивление Владимира Петровича, когда в его каюту забежал вестовой с горящими глазами.
– Что случилось? – с легким раздражением поинтересовался контр-адмирал у хватающего воздух унтера.
– Делегация. К нам снова идет делегация.
– Делегация? Ты серьезно?
– Да. А на берег Малаги высыпала толпа народа. Говорят, что с цветами.
– Что?! – Владимир аж вскочил.
– С цветами, – повторил вестовой. – Сдаются… вроде…
– Не может быть… – ошалело покачал головой сын Петра и, приведя себя в порядок, вышел на мостик.
Как его и предупредили, к русскому флоту шел вчерашний малый корабль… украшенный флагами расцвечивания.
– Твою же мать… – тихо, буквально себе под нос, произнес контр-адмирал.
Этот сценарий развития событий им совсем не рассматривался. Ввязываться в затяжную военную кампанию, причем сухопутную, в Испании он не имел никакого желания. Но… по всей видимости, придется. И это было проблемой. Большой проблемой…
Белый конь, которого подвели Владимиру на причале, отличался превосходной дрессурой, а потому вышагивал с поразительным изяществом и грацией. Но герцог не обращал на это внимания. Все улочки Малаги наполнились народом, вполне себе радостно приветствовавшим своих… завоевателей. Понять их было можно. Приняв непростое решение, эти люди смогли избежать не только разорения, но и гибели. Слухи о том, чем закончился обстрел Дюнкерка, пройдя через пол-Европы, обросли такими подробностями, что превратились в лютую страшилку. Этакий маленький филиал Армагеддона. Словно врата Ада распахнулись и обратили в тлен и прах несчастный город.
Тем временем контр-адмирал в сопровождении вооруженного отряда морской пехоты и знаменной группы вышел на какую-то площадь, где уже был аккуратно выстроен весь гарнизон города. Сложности в кампании против России привели к серьезным задержкам по выплате жалованья в который раз. Что усиливало давно тлеющее недовольство среди военнослужащих. Поэтому особенно никто и не ломался, узнав, что им предлагают поступить на службу русского царя.
Торжественная процедура присяги, принесенной красному государственному знамени с вышитым на нем двуглавым золотым орлом, завершилась очень быстро. А рядом на все это похотливо взирал своей нагловатой улыбкой белый медведь коронного штандарта дома Романовых, изрядно эпатируя публику своим эрегированным членом и агрессивно-развязной позой. После чего завертелась круговерть дел. Конечно, можно было бы и отпраздновать, но не время… эту уникальную ситуацию нельзя упускать. Никак нельзя.
И вот третьего января 1714 года Владимир Петрович, пользуясь властью, данной ему отцом для этого похода… ну, или по крайней мере так заявив, принял город и всех его жителей в подданство России. Само собой, распространив на новую территорию законы царства… Неожиданно для Владимира и его спутников этот шаг стал тем, что перевел формальную радость населения от избегания горя войны в поистине народное ликование. То есть контр-адмирал, сам того не понимая, нанес по Испании удар, сопоставимый с массированными, нет – тотальными ковровыми бомбардировками… Причем, судя по всему, тяжелыми ядерными боеприпасами.
Тут нужно пояснить.
Дело в том, что Испанское королевство в те годы представляло собой самую что ни на есть грустную форму феодального государства с торжеством победившей реакции. Феодальная элита, опираясь на огромные деньги, поступающие из колоний, держала народ в повиновении и вела бесконечные войны с неясными целями, в то время как простой народ находился в плачевном, практически катастрофически плохом положении. Да и местные капиталисты после страшного разгрома XVI века испытывали радикальные трудности с бизнесом. Их жизнь и деятельность были осложнены настолько, насколько это только было возможно. Плюс католичество. Сильное, тотальное и всепоглощающее, парализующее всякую активность населения. В сущности, если бы не золото и серебро, идущие из колоний, эту страну давно бы разорвало внутренним напряжением и противоречиями.
А тут Владимир, не подумавши, распространил на Малагу и ее окрестности законы Российского царства, бывшие самыми прогрессивными в те годы. Конечно, в них не было такого идеалистичного вздора, как свобода, равенство и братство. Но во всем остальном – прекрасные законы, о которых местные могли только мечтать…
Как несложно догадаться, последствия не заставили себя ждать. Уже на шестой день в ежедневном докладе губернатор Малаги заявил, что явилась делегация от многих населенных пунктов. Они также желают присягнуть на верность Петру.
Шхуна с письмом отцу, конечно, уже умчалась в сторону Балтики… но когда еще будет ответ? Владимир и так уже перегнул палку, развернув чрезвычайно своевольную политическую деятельность. Поэтому нехороший холодок пробежал по его спине. Как там поступит отец? Одобрит ли? Ему еще за самовольство с маньчжурами могло прилететь изрядно. Заодно с этим самоуправством. Впрочем, минутное колебание закончилось очень быстро. Отступить сейчас – значит потерять инициативу. А такими обстоятельствами нужно было пользоваться. Дважды столь удачного шанса проявить себя не будет.
Глава 10
2 февраля 1714 года. Версаль
Король Франции, Людовик XIV, нервно вышагивал по кабинету. Вид он имел уже весьма нездоровый. Сказывались годы, а также общее потрясение от серии неудач в войне с «дремучей» страной на далеком востоке. Ну и, само собой, старые болезни, которые от неудач только обострились.
– Как вы все знаете, – хмуро произнес Людовик XIV, – в Испанию вторглись русские войска.
– Да, мы все скорбим об участи честных католиков, – уклончиво произнес нунций Святого престола.
– В Малаге стоит русский флот, – подал голос посол Испании. – По последним сведениям, которые я получил, он действует оттуда, подчиняя город за городом. Средиземноморское побережье Испании и окрестности Кадиса лишены возможности принимать корабли из колоний. Это сильно осложнило финансовое положение моего короля. – Особых разъяснений деталей сложившейся ситуации участникам переговоров не потребовалось, ибо и без того знали, что блокада ключевых портов для колониальной Испании смерти подобна.
– Понятно, – хмуро произнес Людовик. – В предстоящую кампанию, как я понимаю, вы не сможете выставить войско?
– Мадрид готовится к обороне, стягивая все силы в единый кулак. Владимир Росс сколачивает городские ополчения юго-востока Испании. Мой король напуган. Он опасается совершенного разгрома и взятия русскими столицы. Наши батальоны находятся на Балканах, и доставить их в Пиренеи нет никакой возможности. Ситуация очень тяжелая.
– Хм. А что скажут наши римские союзники?
– Ваше величество, – произнес нунций, – Святой престол всецело поддерживает ваше доброе начинание. Но выставить новые войска не может. Наши батальоны были уничтожены в Константинополе. И быстро мы их восстановить не можем.
– Боитесь броненосцев? – зло усмехнувшись, поинтересовался король Франции.
– Наши возможности не безграничны, – уклончиво ответил представитель Рима.
– Вы тоже? – обратился Людовик к представителям итальянских государств.
– Мы постараемся выставить войска… – обтекаемо ответил представитель Флоренции. И его поддержали, энергично закивав головами, остальные. Но по глазам было видно – врут. Нагло врут. Тем более что королю уже докладывали о том, что они ведут тайные переговоры с Москвой. Особенно Святой престол, взвесивший свои шансы, сопоставив оборону Стамбула с Римом. И очевидно, решивший не искушать судьбу. Ведь Петр особой щепетильностью в отношении древних городов не отличался. Жуткие, просто кошмарные руины древней столицы Константина тому пример.
– Понятно, – скривился Людовик XIV. – Бросаете меня… трусы…
– Эту войну пора заканчивать, – после небольшой паузы произнес нунций.
– И как вы себе это представляете? – усмехнулся король Франции.
– Святой престол готов выступить посредником в переговорах.
– Не думаю, что пришло время…
– Ваше величество, – вкрадчиво произнес посол Испании, – сейчас мы можем завершить войну относительно безболезненно для нас. Петр захочет покарать султана. Пусть. Мы сами его сдадим. Он желает получить под свой контроль черноморские проливы? Так для нас же это в какой-то мере и выгодно, так как сильно упростит торговлю с Россией. Сейчас мы заплатим малую цену. Если же война продолжится, то может случиться непоправимое. Силы Петра не безграничны, и, я полагаю, мы можем его победить, но не слишком ли большую плату мы все уже заплатили?
– Нет – значит, нет, – холодно произнес Людовик XIV. – Я вас больше не задерживаю.
«Союзники» откланялись и ушли. Затягивать совещание не было смысла. Да и что обсуждать? Кроме того, известие о взятии в жены внебрачным сыном Людовика дочери Петра не только вызвало истерику в Версале, но и открыло для всех заинтересованных персон дальнейший замысел государя России. Особенно в сочетании с уже заключенными династическими союзами, скрепившими его род с правителями Австрии и Саксонии – самых сильных государств Центральной Европы…
Часть 3
Эндшпиль
Человека, встретившего в лесу медведя, легко отыскать по свежему следу…
Глава 1
3 мая 1714 года. Гродно
Людовик XIV, несмотря на серию поражений, не оставлял надежд хотя бы на то, чтобы вынудить Петра первым пойти на переговоры. То есть вытянуть эту совершенно безнадежную войну хотя бы к ничьей…
Поэтому войска северогерманской коалиции совокупно с французами вторглись через бывшую Пруссию в Российское царство. Двести пятьдесят две тысячи. Ради этого похода король Франции выгреб все… все, что только смог. В гарнизонах остались только немощные и убогие. А молодежь одной из самых куртуазных стран Европы бегала от вербовщиков похлеще, чем призывники в 90-е годы XX века в Москве. Потому как хватали их без разбора.
Это был последний шанс.
И король Франции прекрасно это понимал.
Ва-банк.
На что он надеялся?
Прежде всего на удачу, которая просто обязана была ему улыбнуться. После стольких-то поражений. При одновременном наступлении практически стопятидесятитысячной армии через Днестр и четверти миллиона вдоль Балтики у него есть шанс. Хороший шанс на успех. Ведь возможности Петра не бесконечны.
Бабах!
Взрыв, разнесший мост, отвлек маршала от размышлений.
– Ну, разумеется… – усмехнулся он.
– Ваша светлость? – удивленно переспросили офицеры свиты.
– Нас ждут и готовы, – скривился маршал, каковым стал Филипп II, герцог Орлеанский. Один из ключевых сторонников партии войны, решивший лично возглавить последний и решительный натиск на Восток. За что был пожалован Людовиком XIV маршальским жезлом. В военном деле не был искушен, однако, понимая, что ему предстоит сражаться с очень опытным и сильным врагом, окружил себя офицерами, слывшими наиболее толковыми в армии. Именно это позволило очень сильно сократить эффект от действия русских засад.
Дело в том, что Петр, непосредственно выступивший к войску, решил прибегнуть к уже проверенной тактике – постоянного беспокойства засадами и обстрелами. Само собой, в творческой переработке. В частности, он использовал мобильные конные отряды, которые выводили легкие минометы-«шестерки» на позиции и подвергали огневому налету фланги с авангардом.
Однако развитая система боевых дозоров и охранения радикально затрудняла серьезное беспокойство. Так что, когда через две недели авангард армии вышел на поле, где окопались русские войска, она была вполне свежа и готова к бою. Никакого серьезного урона войскам коалиции нанести не удалось.
Позиции русских войск были представлены системой редутов и люнетов, усиленных рвами. Не так чтобы что-то внушительное, но для защиты от гладкоствольной артиллерии вполне подходило, как и для отражения натиска пехоты с кавалерией.
Но тут Петра поджидал сюрприз. Очень быстро накопившись за пределами зоны артиллерийского огня, до ста тысяч пехотинцев уже утром следующего дня начали первое наступление на позиции русских. Нужно отметить, что государь был вынужден разделить войско, направив больше половины полевой армии на юг под командованием второго сына – Александра, менее опытного и искушенного в военном деле. Поэтому в своем распоряжении он имел всего восемнадцать тысяч человек.
Какими войсками располагал Петр?
Пятнадцать тысяч пехотинцев, вооруженных однозарядными винтовками под унитарный патрон. Двадцать картечниц под тот же патрон. И минометы калибра шестьдесят, восемьдесят и сто миллиметров – «шестерка», «восьмерка» и «десятка». Правда, последних имелось всего восемь штук.
Ну вот, собственно, и все.
Конечно, ему противостояли куда хуже снабженные части, почти поголовно вооруженные обычными ружьями, заряжаемыми с дула. Да какое-то количество полевой артиллерии. Тоже гладкоствольной. Но вражеской пехоты было много. Очень много. И сюрприз, неприятный, заключался в том, что противник применил рассыпной, глубоко эшелонированный строй. Благо, что поле позволяло растянуться в несколько километров как по ширине, так и по глубине. Из-за чего не только стрелковый огонь, но и артиллерийский обстрел оказались менее эффективными, нежели хотелось. А то, что они не мерно маршировали, а бежали, причем весьма энергично, да еще пригибаясь, только усугубляло ситуацию. Своего рода глубоко эшелонированная пехотная лава в сто тысяч человек.
Как несложно догадаться, эта волна смогла с ходу прорваться к позициям русской пехоты. Даже несмотря на внушительные потери, хоть и не достигнувшие порога психологической устойчивости. И тут бы нашему войску и конец… если бы не ручные гранаты, которых каждый рядовой нес по две штуки. Плюс в ящиках по редутам-люнетам имелись изрядные запасы.