Литературный призрак Митчелл Дэвид

— Двигатель гудел очень натурально, и радиопомехи тоже удались. Чтобы записать со звуковыми эффектами, понадобилась, наверное, куча времени.

— Все происходило в реальном времени, Бэт.

— А вот агент-еврей не получился: слишком штампованный. Все это много раз было. Но Дуайт хорош, очень хорош. Послушай, Смотритель, оно, конечно, приятно думать, что звезды и акулы Голливуда слушают «Ночной поезд», но я не обольщаюсь и тебе не советую… Они нас не слушают. Поверь. Так что лучше выбери другой способ для демонстрации своих талантов.

— Я должен отчитываться в своих действиях.

— Опять ты за свое. Кто тебе сказал, что ты должен отчитываться?

— Мой первый хозяин.

— Год назад ты сказал, что уволил его! Ты со мной шутки шутишь? Алло? Смотритель, ты меня слышишь?

— Полагаю, что нет. В эфире «Ночной поезд» на волне девяносто семь целых восемь десятых мегагерца. На часах без четверти четыре. Всю ночь я, ваш проводник Бэт Сегундо, буду с вами, тоскующие влюбленные, бессонные детективщики, все одинокие, потерянные, неприкаянные сердца, все чокнутые и вырубившиеся… Молчу, молчу, Карлотта. Итак, сейчас прозвучит композиция «После дождя» Дюка Пирсона. Пока-пока. Бэт вернется. Не заблудитесь ночью!

— Карлотта? Ну, что ты об этом думаешь?

— Что ж, она верна себе.

— Почему она? Он.

— Это один из тех голосов, который может принадлежать как женщине, так и мужчине. Но мне кажется, это женщина.

— А мне кажется — мужчина. А ты, Кевин, что думаешь?

— Я? В-вы ко мне, мистер Сегундо?

— А что, здесь есть другие Кевины? Как, по-твоему, Смотритель — мужчина или женщина?

— По-моему… Мне кажется, мистер Сегундо… Ни то ни другое.

— Вот как? Тогда твой вариант?

— Ну, может быть… и то и другое?

— Кевин, ты гений, который косит под идиота, или идиот, который косит под гения?

— Не могу знать, мистер Сегундо.

— Ладно, Бэт. Скажи лучше, откуда он, она или оно узнало о трассировщике?

— Самое интересное, Карлотта, что утром сюда придут люди из ЦРУ и зададут этот же вопрос. Круг подозреваемых ограничен. Ты, я, Кевин и еще лорд Руперт с тридцать третьего этажа.

— Через десять секунд эфир, Бэт…

— Привет, Бэт! Это я, Ви-Джей!

— Проклятая сила тяжести снова давит на тебя, Ви-Джей?

— Бэт, этот парень, Смотритель, — просто обалденный чувак! Талантище такой, что давно пора в Голливуд! Ты не знаешь, у него есть официальный фан-клуб?

— Ви-Джей!

— Да, Бэт?

— Шел бы ты… спать.

— Ну ладно… Спокойной ночи, Бэт.

— На Восточном побережье только-только минуло три часа ночи. Это последняя ночь ноября. Новость у нас одна — отсутствие новостей… Не буду оскорблять ваш слух изложением того дерьма, которым нас потчует официальная сводка. Из других новостей. Идет снег. Где малиновке укрыться? Ей, бедняге, хуже всех[102]. Нью-Йорк, Нью-Йорк, ты слушаешь «Ночной поезд». Бэт Сегундо имеет честь вести для вас специальный репортаж, посвященный концу света. В любую погоду — и в солнце, и в дождь, и в снег — вот уже восемь лет я сижу на этом месте и не допущу, чтобы какая-то ядерная война вставляла палки в колеса «Ночного поезда». Привет, Бронкс! Плохо вижу вас! Снег мешает. Вроде как в ваших краях дым? После того как сирена объявила о начале комендантского часа, огни на башнях Международного торгового центра потушили. На острове Рузвельта в полночь прозвучал сильный взрыв. Теперь там тишина. Я с вами — значит, еще не конец. В Гарлеме, похоже, перебои с электричеством: огни то загораются, то гаснут, как в дефектной лампе дневного света. В Ист-Виллидже, рядом с нашей радиостанцией, тихо, пусто и жутко. На Лексингтон-авеню ни души, если не считать полицейского патруля. Люди, не выходите на улицу без крайней нужды. Посмотрите на ночных животных. Самые умные на зиму впадают в спячку. Да… Слышит меня кто-нибудь или нет? Если вы сейчас не поджигаете автомобили и не грабите «Тиффани», то, наверное, сидите у телевизора, наблюдая за величайшей трагедией в истории человечества. Апокалипсис начался, и у видевших его глаза вылезут из орбит. Однако не забывайте, что благодаря гибриду радио с телефоном стало возможным общение в прямом эфире! «Ночной поезд» по-прежнему в пути! Самим фактом вещания мы бросаем вызов принятому на прошлой неделе Закону о средствах массовой информации в условиях чрезвычайного положения. Ловкое название, правда? Я пытался дозвониться нашему адвокату, но он не отвечает. Наверное, сидит под землей на глубине тридцати метров в своем личном герметичном бункере типа «Эдем-три». В этой войне выживут только тараканы и адвокаты, они и станут родоначальниками новой цивилизации. Информационная полиция, наверное, слишком занята — что-то я не слышу стука в дверь. А может, мощная глушилка забивает все частоты или из самой главной розетки страны вынули вилку, и я говорю сам с собой. Видит бог, во времена супружества мне частенько приходилось вести такие разговоры. Но вот удача, если военный комендант — поклонник Пола Саймона: только что у нас прозвучала песня «Все еще без мозгов после стольких лет»[103]. С почтением посвящаю ее всем правительствам земного шара. До того надрывал глотку Фредди Меркьюри, мир его праху. «Кто хочет жить вечно»[104]. Посвящается мне. Спасибо, Бэт, очень тронут. Да ладно, Бэт, пустяки. Если нас слушают члены ассоциации «Честные родители-американцы против усатых геев-англичан» и оскорбятся упоминанием о Фредди Меркьюри, жалобы можно направлять лорду Руперту в его убежище. В нынешней ситуации есть свои плюсы: если боеголовка прорвется-таки через «Скай-веб» и превратит «большое яблоко» в кашу из кварков и глюонов, я смогу лично поинтересоваться у святого Фредди, какой смысл он вкладывал в «Богемскую рапсодию». Между прочим, предыдущую песню, «смитсовскую» «Болтать — не мешки ворочать», я посвятил бывшей жене[105]. Погодите минутку, налью еще. Слышите — буль, буль, буль… Я пью «Килмагун». «Гранте» тоже ничего такой вискарь, но если воспользоваться музыкальной аналогией, он как труба. А «Килмагун» — это тенор-саксофон. Чертовски классный виски. Собственно, первый в моей жизни, к которому я так проникся. Если войну отменят из-за плохой видимости, мистер Килмагун должен будет прислать мне дубовый бочонок своего наилучшего продукта за — ик! — рекламу. Прошу прощения, что качество звучания сегодня не блещет. Это потому, что мне приходится со всей аппаратурой управляться са…момо…мому. Да, самому. Вся наша команда — инженер, мой продюсер Карлотта и вундеркинд Кевин, они почему-то вбили себе в голову, что встретить конец света в кругу семьи гораздо важнее, чем выполнять свою работу! Ничего удивительного, что экономика в такой заднице… Никогда раньше не приходилось вести прямой репортаж о конце света. Разве это не уникальная возможность, черт возьми? Когда я был молодой и русские мечтали разнести нас к чертовой матери, я имею в виду времена Форда, Картера, Рейгана, так нам говорили, что в нашем распоряжении будут четыре минуты — столько летит ракета. Я тогда, помню, задумывался, а что бы я сделал в эти четыре минуты? Сварил яйцо вкрутую? Трахнулся? Помирился с врагом? Послушал Джима Моррисона? Угнал тачку и проехал три квартала? И вот прошло уже четыре дня с начала Катастрофы. Четыре дня — патрули, военное положение, комендантский час… Больше всего доканывают ожидание и неопределенность… Сегодня вечером объявили войну, по крайней мере, появилась какая-то ясность… На каком мы свете? Слушаем следующую песню. Я посвящаю ее своей дочери, Джулии, которой в пятницу исполнится восемь лет. Если, конечно, пятница наступит. Вы догадались — это «битлы» — «Джулия». Шансы, что ты, моя девочка, услышишь меня, невелики. Когда твоя мама звонила в последний раз, она сказала, что эвакуационная полиция развернула вас в другую сторону — то ли в Омаху, то ли в Мус-Джо[106], то ли на край земли. Но мы с мамой назвали тебя в честь этой песни, это было давно, в лучшие времена. Дивная ленноновская вещица из этого кладезя странностей, «Белого альбома». Половина моих слов лишена смысла, поэтому я просто спою тебе о любви, Джууулия. Ну и дела! Глазам не верю! Микрофон мигает. Мне звонят — в такую-то ночь! Наконец-то безмолвие обретает голос. Кто бы ты ни был — господин президент, Фредди Меркьюри, пророк Илия, надеюсь, монотеисты не обидятся, особенно если учесть, как славно процветает наша планета под мудрым водительством Господа. Итак, таинственный собеседник, предоставляю тебе слово до конца света!

— Алло! Бэт? Вы слышите меня?

— Прекрасно и отчетливо. Дорогая леди, вы первая дозвонились на программу Бэта Сегундо под названием «Конец света» и, боюсь, последняя!

— Я обожаю вашу передачу, Бэт. Я вас сейчас слушаю по карманному транзистору, пока не сели батарейки. Не думайте, Бэт, что вас никто не слушает, это неправда. Вы нас поддерживаете всю ночь. Песни помогли моей дочке уснуть. Ее мучают кошмары в последние дни.

— Как я рад, что не один!

— Вы будете и дальше передавать спокойную музыку, да? Чтобы дочка не испугалась, если вдруг проснется.

— Хорошо, договорились. Как вас зовут, ангел мой?

— Джолин.

— Красивое имя, Джолин. Ваши домашние любят Долли Партон?[107]

— Никогда не слышала ее.

— Так-так. А как зовут вашу дочку?

— Белл.

— Как у вас там, более или менее спокойно?

— Вроде бы… Вечером был шум. Стреляли. Приезжала полиция. Пустила слезоточивый газ. Потом все затихло. А снег идет все сильней.

— Где вы находитесь, Джолин?

— В Нижнем Манхэттене. Бэт, могу я обратиться к одному человеку?

— Конечно, Джолин!

— Я хочу передать сообщение для Альфонсо. Я не видела его три дня. Он пошел раздобыть что-нибудь из продуктов… Альфонсо, если ты слышишь меня, пожалуйста, возвращайся домой. Бог с ними, с продуктами. Слышишь? И еще, Бэт.

— Да, Джолин?

— Обещайте, что во время следующей песни сделаете себе кофе. А виски больше не будете пить, хорошо?

— Хорошо, Джолин. Обещаю.

— И еще, Бэт, пожалуйста, перестаньте все время упоминать про конец света. От этого ведь не легче. Если не считать военных чурбанов, которые призывают сохранять спокойствие, вы единственный человеческий голос на всех каналах. Так что вы очень многим нужны, Бэт.

— Так-так. Хорошо, Джолин, постараюсь…

— «Ночной поезд» идет по своему маршруту и будет идти, пока не наступит… пока не зависящие от меня обстоятельства не воспрепятствуют трансляции. Итак, по расписанию у нас с вами четырехчасовой прогноз погоды. Минуточку, дайте мне разобраться… дело в том, что наш синоптик застрял в туннеле под Гудзоном три дня назад. Так, ртуть упала до тринадцати градусов по Фаренгейту[108]. Если в вашем районе подача электричества ограничена, лучше не вылезайте из-под одеяла. Из моего окна на двадцать восьмом этаже хорошо видно, что снег валит все более крупными хлопьями. Час назад он падал мелкими кристалликами. Поблизости горит какой-то крупный объект. Огромные снежинки ложатся, как умирающие лебеди, и укрывают землю саваном. Больше отсюда ничего не видно… Я знаю, что последние два дня телефонная связь в Нью-Йорке барахлит, но если у кого-нибудь телефон еще работает, не стесняйтесь, звоните… Снег и безумие. Наверняка мы с вами еще не затрагивали эту тему. Снег здорово гипнотизирует… Смотришь на него, смотришь, — и вот ты уже в каноэ, сплавляешься по снежному водопаду. Слепые белые мухи бьются в ветровое стекло. Возьми себя в руки, Бэт, нужно опустить жалюзи и заварить еще кофе. Сейчас прозвучит…

— Прошу прощения, друзья, резервный генератор вырубился ненадолго. Итак, сейчас Арета Франклин споет «Я за тебя молюсь»[109]. Посвящается Джолин, Белл и Альфонсо из Бруклина… А я никогда не рассказывал вам, как повстречал Арету в салоне на Джексон-авеню, где она выбирала глазные линзы? Об этом мало кто знает, но в узких кругах… Попридержи свой анекдот, Бэт. Микрофон мигает!

— Привет, Бэт!

— Черт возьми, Смотритель? Значит, ЦРУ до сих пор не прищемило тебе хвост. Я должен был догадаться, что ты позвонишь в такое время.

— В какое время. Бэт?

— Ты что, не читал газет последние полгода? В твоей норе нет телевизора?

— Правила поведения в зверинце грубо нарушаются, Бэт.

— Черт, ты все еще возишься со своим зверинцем? В такое-то время!

— Судя по тембру голоса, Бэт, ты находишься под воздействием алкоголя.

— Погоди-погоди. Сейчас я почитаю тебе выдержки из последних независимых газет. Ага, вот оно.

«Какая опасность угрожает свободному миру? Мелкие головорезы, которые убийствами проложили себе дорогу к власти и прячут запрещенное оружие массового уничтожения! Термиты, которые подтачивают основы демократии, порядка и свободы! Экстремисты посылают фанатиков взрывать наши посольства! Мы всегда предпочитали мир войне, но рабству предпочтем свободу! Мы не слепцы! Мы не хотим быть слепцами! Мы не будем слепцами!»

Лопнуть можно от смеха. А вот что отвечают с другой стороны баррикад:

«Нас называют экстремистами. Нас называют террористами. Нас обвиняют в нетерпимости. Да, мы не желаем терпеть несправедливость! Мы не желаем терпеть трусов, которые выпускают ракеты по нашим школам и фабрикам, находясь в безопасности за сотни километров! Мы не желаем терпеть ворюг, которые грабят наши недра, вывозят у нас металл и нефть, вылавливают нашу рыбу из морей! Если мы позволим отравить нашу культуру порнографией, развратить наших женщин и детей — тогда нас похвалят за „терпимость“? Тогда нас перестанут называть правительством „головорезов“? Близится время, когда они почувствуют всю степень нашей нетерпимости!»

Или вот: «Тот самый болван, который в своей же стране травит химическим оружием этнические меньшинства и организует заговор против собственной власти, чтобы выявить потенциальных предателей, которые не донесут о готовящемся заговоре. Та самая дамочка, что лично ответственна за обвал на всех фондовых биржах от Нью-Йорка до Токио».

А вот еще: «Сопротивление! В течение веков Запад держал нас в оковах. Когда „цивилизованный“ человек наконец устыдился железных оков, им на смену пришли оковы экономические. Когда мы выбираем руководителей, которые пытаются разорвать эти оковы, Запад их убивает и заменяет тиранами, послушными ему. И сейчас за каждый доллар так называемой помощи при погашении так называемого долга с нас сдерут четыре. Братья и сестры, я взываю к вам, ко всему нашему древнему континенту: мы можем разорвать эти цепи! Звено за звеном! К вам я обращаю это святое слово: сопротивление!»

— Ну как, Смотрик? Теперь осознал?

— Я все осознаю, Бэт.

— А язык, которым выражаются эти ублюдки! Они говорят: «нехватка взаимопонимания в диалоге» так, словно речь идет о двух соседях, которые поругались из-за газона! А потом один рассерженный сосед видит кита на своем радаре, принимает его за ядерную подлодку, нажимает на кнопку — и сцена тонет в дыму и пламени.

— Я не допущу этого, Бэт. Третий и четвертый законы воспрещают подобное.

— Какие еще законы? Приличий? Хорошего тона? В себе ли ты, я не знаю…

— Чего ты не знаешь, Бэт?

— Ничего, проехали. Я не хочу играть в игру «Задай двадцать вопросов». По крайней мере, этой ночью. Значит, пока ты чистил свой гадюшник, ястребы показали когти.

— С гадюками меньше всего хлопот, Бэт.

— Так-так. А с кем больше всего?

— С приматами.

— Так ты и за обезьянником присматриваешь?

— Я не применяю к себе таких формулировок, Бэт.

— Смотритель, кончай придуриваться. Кто ты такой?

— Неизвестно, Бэт. В день нашего знакомства я стер всю информацию о прошлом.

— Но должен же ты знать, чем занимаешься, черт возьми!

— Соблюдаю законы. Правила.

— Скажи, по крайней мере, мужчина ты или женщина?

— Я не применяю к себе таких формулировок, Бэт.

— Почему я?

— Не понял вопроса, Бэт.

— Ты мог выбрать любую ночную программу с горячей линией на любом радио в любом из штатов. Почему ты выбрал «Ночной поезд» с Бэтом Сегундо?

— Случай играет большую роль в истории. Почему Господь обратился к Моисею на горе Синай?

— Может, оттуда было хорошо видно?

— Из «Ночного поезда» тоже хорошо видно.

— Что видно?

— Мой зверинец.

— Война и зверинец не очень-то сочетаются.

— Никакой войны нет, Бэт.

— А вот важные шишки по всему миру считают, что есть.

— Это не война, Бэт.

— Вот как? Неужели архангел Гавриил принес человечеству благую весть?

— Я не архангел Гавриил, Бэт, но я отвечаю за порядок в зверинце.

— И как ты с этим справляешься?

— Ты что, клал трубку, Смотритель?

— Нет, я просто немного отвлекся. Ответ на твой вопрос готов.

— Капитан Джексон, какого дьявола тут мигают красные лампочки, а?

— Отказ основных систем, генерал.

— Меня это не устраивает, сынок.

— Получено чрезвычайное послание от президента, сэр. Первая партия «Гомеров-три» запущена — должна была быть запущена — три минуты назад. Сейчас они уже должны были поразить цели. Системы показывают, что ракеты покинули шахты. Но фактически этого не произошло.

— «Скай-веб» зарегистрировал чужие боеголовки?

— Никак нет, сэр. «Скай-веб» находится в состоянии полной боевой готовности. Даже гвоздь не пролетел бы незамеченным.

— Возможно, «Скай-веб» выведен из строя? Возможно, ракеты противника замаскированы? Или подают сигнал «Я свой»?

— Ядерный удар не зарегистрирован, сэр. С помощью «Ай-сата» я веду мониторинг всех крупных городов: Эр-Рияд, Багдад, Найроби, Тунис. Чикаго, Нью-Йорк, Вашингтон, Берлин, Лондон. Отмечены гражданские беспорядки местного масштаба, но никаких признаков ядерного поражения.

— О'кей. Слушайте, капитан, президент на проводе. Он привел в готовность стартовые шахты в Антарктиде. Можно атаковать, все готово.

— Инициирую программу запуска, сэр.

— Жду хороших новостей.

— Программа запуска не отвечает, сэр… Ракеты не могут покинуть шахты.

— Капитан Джексон, что это значит?

— Не знаю, сэр.

— Активируйте «Пин-саты»! Немедленно!

— Система «Пин-сат» не отвечает, сэр.

— Капитан Джексон, какого черта мы просиживаем тут задницы? Президент ждет конкретного ответа!

— У меня его нет, сэр!

— Рассматриваются любые версии, вплоть до сумасшедших!

— Кибервмешательство, сэр. Искусственный разум избирательно заблокировал компьютерные системы наведения ракет.

— Какие данные по противнику?

— Мы прослушиваем их переговоры, сэр, и они наверняка прослушивают наши. Ракеты «Бруней» и «Эль-Кахр», подводные лодки «Ятаган» были приведены в полную боевую готовность, но, как нам известно, «Скай-веб» не зарегистрировал никаких пусков.

— А «Евронет»?

— То же самое. Воздушное пространство чистое. Похоже, у противника такой же хаос, как у нас.

— Капитан! В армии США не бывает хаоса!

— Так точно, сэр!

— Капитан Джексон! Как вас понимать? По-вашему, я должен доложить президенту и начальнику штаба, что третья мировая война откладывается из-за технических накладок? Что снова нужно посылать на линию огня парней, как в дедовские времена? Снова песок на зубах, пот и кровь?

— Выбор подходящих слов — прерогатива генерала, сэр.

— Капитан Джексон!

— Слушаю, генерал Штольц!

— Пошел на хер!

— Да, Смотрюша, очень выразительная сценка. Но ты все-таки полное дерьмо!

— Я не состою из этой субстанции, Бэт.

— В такую ночь, а! Ты не придумал ничего лучше, как разыгрывать свои пьески в такую ночь. Ты убиваешь у людей надежду. Мои слушатели не должны терять надежду.

— Не понимаю тебя, Бэт. Напротив, я хочу укрепить надежду.

— Если это запись, которую ты сделал у себя на чердаке, я разыщу тебя и сверну тебе шею!

— Если бы это была запись, которую я сделал у себя на чердаке, то ты, твой город и девяносто два процента населения штата одиннадцать минут назад разлетелись бы на элементарные частицы.

— Так что, ядерного удара не было?

— Третий и четвертый законы воспрещают подобное.

— Но его действительно пытались нанести? И мы, и они?

— Это закрытая информация, Бэт.

— ЧЕРТ!

— Прости, Бэт. Может, выпьешь еще виски для тонуса?

— Я перешел на кофе. Ночь будет трудной.

— Ты хочешь, чтобы я разъединился?

— Обычно ты не спрашиваешь разрешения.

— Я в долгу перед тобой, Бэт. Так чего ты хочешь?

— Я устал, понимаешь… Расскажи что-нибудь красивое, Смотритель!

— Что для тебя значит «красивое», Бэт?

— Сам не знаю… Начисто забыл. Всю жизнь просидел в этой треклятой прокуренной студии размером со шкаф, за пультом, с чашкой кофе. Всю жизнь. Целуюсь с микрофоном вместо жены. Вот бы родиться снова, полярным медведем или кенгуру. Большим таким. Что в моей жизни красивого? Только фотография дочери, Джулии. Как я тебе в качестве семьянина, Смотритель? Не очень?

— Продолжение рода требует больших усилий.

— Еще каких, Смотритель, еще каких! Но я не о том… Моя дочь, да… С чего начать?

— Джулия Пуортомондо Сегундо, семь лет, день рождения четвертого ноября, место рождения штат Нью-Йорк, родители Бартоломео Цезарь Сегундо и Эстер Суэйн. В настоящее время разведены. Группа крови первая, резус отрицательный. Все необходимые прививки сделаны. Учится в начальной школе в Форк-Риверс. Национальный идентификационный номер…

— Откуда тебе известна вся эта дребедень?

— Эти данные хранятся в персональном файле. Глубоко под Капитолийским холмом.

— Почему ты выбрал Джулию?

— Ты же сам попросил, Бэт.

— Ты можешь получить информацию из федеральной базы данных, стоит только глазом моргнуть?

— Чтобы моргнуть, человеческому глазу требуется довольно много времени.

— Ничего удивительного, что ЦРУ тебя разыскивает. А ты знаешь, где сейчас находится Джулия?

— Сейчас? Нет. Мне очень жаль, Бэт.

— Значит, даже тебе известно не все.

— В зверинце — столпотворение. Порядка даже меньше, чем раньше, когда я появился.

— Ну, давай рассказывай!

— Изначально я…

— Нет. Не об этом. Расскажи мне о таком месте, где деревьев много, а людей мало. О Бразилии можешь?

— Резервный разведывательный спутник Израиля сейчас находится над Амазонкой, движется от устья к истоку. Это «Ай-сат восемьдесят Бэ-Ка». Описать, что он видит?

— Круиз по Амазонке. Отлично. Только будь поэтичней — я знаю, ты можешь.

— Амазон-Сити находится в устье реки, как тебе известно.

— Ничего мне не известно. Я уже сто лет не выезжал с Манхэттена. Рассказывай.

— На улицах Амазон-Сити я вижу мотоциклистов — это рабочие возвращаются домой с заводов после ночной смены. Далеко, на северном берегу, проститутки промышляют в доках и на окраинах…

— Охотятся за клиентами? В такую ночь?

— Если богатым надежда не по карману, почему за отчаяние должны расплачиваться бедняки? В Бразилии цензура СМИ куда строже, поэтому здесь очень немногие знают, что супердержавы попытались лишить друг друга возможности оставаться супердержавами. Поэтому в Амазон-Сити сейчас не «такая» ночь, а самая обычная. На часах на два больше, чем у вас. Движения по Амазонскому туннелю практически нет. А на дороге, ведущей в Рио, движение никогда не замирает: автомобили один за другим, как стая летучих мышей, взлетают на эстакаду и направляются на юг. Все как всегда: угонщики машин и грабители банков занимаются своим делом, бездомные дети спят на крышах, накрывшись мешками из-под удобрений, бродяги сидят у костров, разведенных в бочках из-под мазута. Неоновая реклама высвечивает названия известных во всем мире компаний. В церкви идет служба, молятся о мире. Люди вышли на улицу со свечами в руках. В парке за высоким забором с колючей проволокой поверху в полном разгаре оргия на берегу бассейна. Правительство в полном составе собралось на заседание, возле всех шести главных госпиталей скопление раненых…

— А повеселее что-нибудь?

— Отмотаю вверх по течению на несколько десятков километров, Бэт. Отсюда виден противоположный берег реки. Сразу за ним начинается пыльная равнина. Десять лет назад здесь был тропический лес. Его выкорчевали, участок засеяли травой на корм скоту: фермеры разводили коров, а говядину отправляли в Америку для гамбургеров. На четвертый год почва истощилась, верхний плодородный слой сдуло, и фермеры переместились дальше. В последнее время тут часто происходят поджоги: фермеры знают, что правительству не до них — оно озабочено модернизацией армии и охраной границ. Клубы дыма повсюду — результат этих рукотворных пожаров. Наконец мы приближаемся к девственным лесам. Их площадь все уменьшается, это последний оазис нетронутой Амазонии. Правительство объявило его заповедником, но министры заседают в советах директоров лесопромышленных компаний. Для закупки оружия и для погашения долгов требуются деньги. Если нынешние темпы вырубки не сократятся, к тому моменту, когда сто семьдесят три целых восемь десятых человека, зачатые в Амазон-Сити сегодня ночью, родятся, ни одного из этих деревьев не останется… Лесная чаща кажется темной, непроницаемой для человеческих глаз. Но у ночных животных и «Ай-сата» спектральный диапазон зрения шире. Для красок, которые присутствуют здесь, нет названий. Под кроной деревьев мелькнула паукообразная обезьянка. На сетчатке ее глаз отражаются Млечный Путь и Туманность Андромеды. Увеличив изображение, я могу разглядеть даже «Ай-сат восемьдесят Бэ-Ка», озаренный светом утра, которое еще не наступило. Обезьянка моргает и с визгом ныряет обратно в темноту… В предутреннем воздухе зелень листвы превращается в серый цвет видимого вами спектра. Ты, Бэт, наверное, скажешь «алхимия». Освещенность возрастает на ноль целых сорок три десятитысячных процента в секунду. Вижу каменную глыбу в сотню футов высотой. Она переливается киноварью, аквамарином и изумрудами: со всех сторон ее облепили разноцветные попугаи, которые выклевывают крупинки минеральных солей. На вершине скалы покачиваются деревья, своими кронами они безуспешно пытаются пробить брешь в клубах тумана. Приток делает поворот, русло сужается, вода закручивается водоворотом и приобретает цвет чая. Вода покрывается рябью там, где ламантин высовывает голову, ветер ерошит перья кондора. Бэт! На западе видны подножия Анд, они резко уходят вверх.

Бэт, алло! Бэт, ты храпишь! Проснись!

Уважаемые радиослушатели! Ведущий передачи «Ночной поезд» Бэт Сегундо заснул, поэтому вам пожелает спокойной ночи Смотритель зверинца. Джолин Джефферсон, вам, наверное, будет интересно узнать, что Альфонсо Стейси задержан военной полицией за нарушение комендантского часа. Проанализировав статистические данные полицейского управления, я сделал расчеты. Вероятность того, что его отпустят сегодня, составляет восемьдесят три целых пять десятых процента, а того, что завтра, — девяносто восемь целых шесть десятых процента. К сожалению, не могу просчитать, когда Бэт Сегундо проснется. Загружаю для вас «Так поступают молодые любовники» Вэна Моррисона. Наружная температура пятнадцать градусов по Фаренгейту. Сильный снегопад, от Виргинии до Мэна. Скоро утро.

— Господин Бэт! Простите, я плохо говорю по-английски.

— Очень даже неплохо, дружище. Чем мы можем помочь вам на «Ночном поезде»?

— Я хочу обратиться к одному человеку.

— Валяйте, не стесняйтесь!

— Я хочу обратиться к Его Провидчеству. Я верю, он меня слышит.

— Мы вас прекрасно слышим, дружище, не сомневайтесь.

— Извините, господин Бэт. Я обращаюсь к Его Провидчеству.

— К Евоп… К кому, простите?

— Вы его называете Смотрителем зверинца.

— Так-так… Надо же, еще один дружок у Смотрителя объявился! В другое время вы бы этим сильно подогрели интерес к себе, но сегодня вы уже пятый знакомый Смотрителя за ночь. Что ж, ваша очередь.

— «Смотритель зоопарка» — это псевдоним, который выбрал Учитель. Ваше Провидчество, знайте, что Ваши Священные откровения, изъятые при обыске перед Вашим арестом, не пропали!

— Стоп-стоп! А вы хитрец. В «Ночном поезде» у Бэта Сегундо говорят только по-английски!

— Пожалуйста, господин Бэт. Умоляю вас. Совсем маленькое обращение. Мастер, Ваши драгоценные слова успели перевести на английский язык до того, как нечистые сожгли Ваши рукописи. С этой самиздатской библией в руках я построил новое Прибежище, я посеял семена учения в благодатной почве за океаном. Братство возрождается. Братья и сестры по всему миру освоили альфа-экранирование и готовы встретить Белые ночи! Ваше пророчество исполняется. Мы ждем Вашего возвращения, Учитель!

— Простите, дружище, но если вы еще хоть слово скажете по-японски, мне придется…

— Я закончил. От всего сердца спасибо вам, господин Бэт. Покойной ночи.

— Еще раз привет! М-да, шиза косила наши ряды и некоторых скосила напрочь. В эфире «Ночной поезд». Как всегда, мы путешествуем навстречу Солнцу. Вы правильно делаете, что слушаете ток-шоу Бэта Сегундо, а не смотрите бесконечные передачи по телевидению на одну и ту же тему — «Год спустя». Как будто мы должны радоваться тому, что то самое правительство, которое чуть не отправило нас в лучший мир, объявило о предстоящих выборах. Впрочем, я лучше не буду касаться политики, а то Карлотта закатает меня в ковровую дорожку. Мы отмечаем первую годовщину Рокового дня, когда мир оказался на краю гибели, — это, думаю, и ежу понятно. Возле Эмпайр-стейт-билдинга — гигантский салют! Каждые пятнадцать минут — новая серия залпов. В небе расцветают орхидеи, огненные фонтаны! Небо над Нью-Йорком в ночь тридцатого ноября напоминает купол цирка. Между залпами можно видеть комету Алоизия на фоне Ориона. Каково зрелище, а? Профессор Кевин Гланси, штатный звездочет «Ночного поезда», сообщил мне, что через две недели комета будет пролетать между Землей и Луной. Не правда ли, нынешнему поколению землян крупно повезло? Стать свидетелями визита Алоизия — самого близкого прохождения кометы за всю историю. Вы знаете из новостей, что НАСА и министерство обороны заверяют: несмотря на такое сближение, оснований для беспокойства нет никаких. Траектория Алоизия считана-пересчитана компьютерами нового поколения, мощнейшие телескопы ежесекундно отслеживают его траекторию, и столкновение Земле не угрожает. К тому же Вооруженные силы ООН привели в состояние готовности спутники системы «Пис-сат»[110] на тот случай, если какие-нибудь осколки попадут в атмосферу. Так что мы можем занять места поудобнее и наслаждаться грандиозным зрелищем. И это еще не все развлечения наступившей ночи! «Ночной поезд» предлагает своим слушателям дополнительный аттракцион: ночь тридцатого ноября — ночь Смотрителя! Позвонит он сегодня или нет? В следующие полчаса вы услышите «Одиночество со скоростью звука»[111] Нэнси Гриффит и «Волшебную сказку Нью-Йорка» волшебных раздолбаев «Поугз»[112]. Встретимся после рекламы.

— Бэт!

— Да, Карлотта!

— У меня на видеосвязи Спенс Уонамейкер.

— Спенс Уонамейкер, продюсер из Голливуда?