Леди полночь Клэр Кассандра

22

Те, что старости бремя несли

Марк стоял у окна в своей комнате и наблюдал, как солнце восходит над пустыней. Горы были словно вырезаны из темной бумаги, их очертания резко выделялись на фоне неба. На мгновение ему показалось, что он может протянуть руку и коснуться их, что может вылететь из этого окна и оказаться на вершине самого высокого пика.

Но момент прошел, и он снова ощутил, как далеко от него эти горы. С тех пор как он вернулся в Институт, все вокруг словно было окутано густыми чарами. Временами Марк видел Институт таким, какой он и был, но временами здание словно растворялось в воздухе, и вместо него у Марка перед глазами возникала голая пустыня и костры Дикой Охоты.

Порой он оборачивался, чтобы сказать что-то Кьерану, и только потом понимал, что его нет рядом. Он долгие годы каждое утро просыпался рядом с Кьераном.

Кьеран должен был навестить его в тот вечер, когда Марк присматривал за детьми на кухне. Но он так и не пришел. Он не послал даже весточки, и Марк беспокоился. Он уверял себя, что принц фэйри просто проявляет осторожность, но то и дело замечал, что касается рукой подвески-стрелы гораздо чаще обычного.

Этот жест напоминал ему о Кристине, о том, как она дотрагивалась до висящего у нее на шее медальона в минуты волнения. Кристина. Интересно, что произошло между ней и Диего?

Марк отвернулся от окна, и в эту минуту раздался звук. Его слух обострился за годы, проведенные в Охоте: вряд ли кто-то еще в Институте проснулся, услышав его.

Единственная нота, звук рога Гвина-Охотника – резкий, грубый, одинокий, как черные горы. Кровь Марка застыла в жилах. Это было не приветствие и даже не зов Охоты. Эта нота раздавалась, когда Гвин искал дезертира. Это был звук предательства.

Джулиан выпрямился, провел руками по спутанным волосам и упрямо выставил вперед подбородок.

– Эмма, – сказал он, – возвращайся внутрь.

Эмма развернулась и пошла в Институт – лишь затем, чтобы взять Кортану, висевшую на крючке у двери. Когда она снова вышла на крыльцо, посланцы фэйри спешились, а их кони остались неподвижно стоять, словно привязанные к месту. Их глаза горели кровавым огнем, в гриву были вплетены алые цветы. Это были жеребцы фэйри.

Гвин подошел к лестнице. У него было странное, немного неземное лицо: широко посаженные глаза, широкие скулы, косматые брови. Один глаз был черным, а другой – бледно-голубым.

По одну сторону от него шел Иарлаф. Его желтые глаза не моргали. По другую сторону – Кьеран. Он был так же прекрасен, как и при прошлом визите, и казался таким же холодным. Его бледное лицо было точеным, словно высеченным из белого мрамора, разноцветные глаза зловеще мерцали в утреннем свете.

– Что происходит? – спросила Эмма. – Что-то случилось?

Гвин презрительно посмотрел на нее.

– Это не твоя забота, девчонка Карстерс, – сказал он. – Это дело касается Марка Блэкторна. И никого больше.

Джулиан скрестил руки на груди.

– Все, что касается моего брата, касается и меня. А если уж на то пошло, то и всех нас.

Губы Кьерана сложились в тонкую, непримиримую линию.

– Мы, Гвин и Кьеран от Дикой Охоты и Иарлаф от Нечестного Двора, пришли сюда вершить правосудие. И ты выдашь своего брата.

Эмма встала по центру верхней ступеньки и вынула Кортану из ножен. Меч ярко сверкнул на солнце.

– Не указывай ему, что делать, – сказала она. – Не здесь. Не на ступенях Института.

Гвин вдруг раскатисто захохотал.

– Не глупи, девчонка Карстерс, – произнес он. – Ни одному Сумеречному охотнику не справиться с тремя фэйри, даже орудуя одним из Великих Мечей.

– Не стоит недооценивать Эмму, – резко ответил Джулиан. – Иначе твоя голова окажется на земле, а тело будет биться рядом в последних судорогах.

– Как кроваво, – ухмыльнулся Иарлаф.

– Я здесь, – выдохнул кто-то позади них, и Эмма прикрыла глаза, почувствовав, как страх пронзил ее иглами боли.

Марк.

Похоже, он в спешке натянул на себя джинсы и толстовку, а ноги сунул в кроссовки. Его светлые волосы лежали в беспорядке, он казался моложе, чем обычно. Его глаза округлились от неприкрытого потрясения.

– Но мое время еще не вышло, – сказал он. Он обращался к Гвину, но смотрел на Кьерана. Эмма не могла понять выражение его лица – в нем воедино слились мольба, и боль, и радость. – Мы еще не закончили расследование. Осталось недолго. Но крайний срок…

– Крайний срок? – эхом отозвался Кьеран. – Послушай себя. Ты говоришь, как один из них.

Марк удивленно взглянул на него.

– Но, Кьеран…

– Марк Блэкторн, – сказал Иарлаф, – ты обвиняешься в том, что, несмотря на строжайший запрет, раскрыл Сумеречному охотнику одну из тайн фэйри.

Марк отпустил дверь Института, и она захлопнулась за ним. Он сделал несколько шагов, встал рядом с Джулианом и сцепил за спиной дрожащие руки.

– Я… Я не понимаю, о чем вы говорите, – ответил он. – Я не сказал своей семье ничего запретного.

– Не своей семье, – холодно бросил Кьеран. – А ей.

– Ей? – переспросил Джулиан, глядя на Эмму, но та лишь покачала головой.

– Не мне, – сказала она. – Он говорит о Кристине.

– Ты ведь не ожидал, Марк, что мы оставим тебя без присмотра? – спросил Кьеран. Его разноцветные глаза метали молнии. – Я стоял у окна и слышал ваш разговор. Ты рассказал ей, как можно лишить Гвина силы. Эта тайна известна только Охоте, и ее нельзя раскрывать.

Марк стал белым как полотно.

– Я не…

– Нет смысла лгать, – сказал Иарлаф. – Кьеран – принц фэйри и не умеет лгать. Раз он говорит, что слышал это, так оно и было.

Марк посмотрел на Кьерана. Солнечный свет уже не казался Эмме прекрасным, он стал безжалостным и беспощадным и обращал кожу и волосы Марка в светлое золото. Его лицо исказилось от боли, как будто его ударили наотмашь.

– Это ничего не значит для Кристины. Она ни за что никому не расскажет. Она ни за что не причинит вреда ни мне, ни Охоте.

Кьеран отвернулся. Его прекрасные губы дрогнули.

– Довольно.

Марк шагнул вперед.

– Кьеран, – сказал он, – как ты можешь так поступать? Как ты можешь так поступать со мной?

Черты Кьерана обострились.

– Не я повинен в предательстве, – ответил он. – Поговори со своей принцессой о нарушенном слове.

– Гвин. – Марк повернулся к главарю Охоты. – То, что между нами с Кьераном, не подвластно суду Дворов и Охоты. С каких пор они вмешиваются в сердечные дела?

Сердечные дела. Эмма видела это у них на лицах, на лицах Марка и Кьерана, она видела это в том, как они смотрели друг на друга и как отводили глаза. Интересно, как же она раньше, еще в Убежище, не заметила, что они любят друг друга? Что они причинили друг другу такую боль, которую можно причинить лишь в любви?

Кьеран смотрел на Марка так, словно Марк забрал у него бесценное сокровище. А Марк…

Марк был раздавлен. Эмма вспомнила то утро на пляже с Джулианом и крики одиноких чаек, летавших над головой.

– Дитя мое, – сказал Гвин, и Эмма, к собственному удивлению, услышала в его голосе мягкость. – Не описать словами, как я сожалею об этом визите. Поверь мне, Охота и правда не вмешивается в сердечные дела. Но ты нарушил один из древнейших законов Охоты и подверг всех ее членов опасности.

– Именно, – кивнул Кьеран. – Марк нарушил закон фэйри и за это он должен вернуться с нами в страну фэйри и никогда больше не ступать на землю людей.

– Нет, – возразил Иарлаф, – не таким будет его наказание.

– Что? – Кьеран недоуменно посмотрел на него. Кончики его волос стали голубовато-белыми, как иней. – Но ты сказал…

– Я не говорил ничего о наказаниях, князек, – бросил Иарлаф и выступил вперед. – Ты рассказал мне о поступке Марка Блэкторна, и я сказал, что его нужно судить. Если ты решил, что это означает, будто его вернут в страну фэйри, где он снова станет твоим товарищем, то тебе следовало вспомнить о том, что безопасность Волшебного народа превыше того, чего желает сын Короля Неблагого Двора. – Он холодно посмотрел на Марка. Его глаза зловеще сверкнули. – Король позволил мне самому выбрать для тебя наказание. Ты получишь двадцать ударов хлыстом по спине – и радуйся, что не больше.

– НЕТ!

Слово прозвучало настоящим взрывом. К удивлению Эммы, это был Джулиан – тот самый Джулиан, который никогда не повышал голос. Тот самый Джулиан, который никогда не кричал. Он пошел вниз по ступенькам, и Эмма последовала за ним, сжимая Кортану в руке.

Кьеран и Марк молча смотрели друг на друга. В лице у Кьерана не осталось ни кровинки, казалось, он вот-вот лишится чувств. Джулиан вышел вперед, закрыв собой Марка, но Кьеран даже не шелохнулся.

– Если хоть кто-то из вас прикоснется к моему брату и причинит ему боль, – сказал Джулиан, – я убью вас.

Гвин покачал головой.

– Не сочти, что я не восхищаюсь твоей смелостью, Блэкторн, – произнес он. – Но я бы хорошенько подумал, прежде чем угрожать посланцам фэйри.

– Помешаешь нам – и нашему договору конец, – пригрозил Иарлаф. – Расследование будет прекращено, мы заберем Марка обратно в страну фэйри. И его высекут там – и с гораздо большей жестокостью. Ты ничего не обретешь, но очень многое потеряешь.

Руки Джулиана сжались в кулаки.

– Думаете, только вы понимаете, что такое честь? Вы, кто не в силах понять, что я потеряю, позволив вам унижать и пытать Марка? Вот потому-то вас, фэйри, все презирают – виной всему ваша бесчувственная жестокость.

– Осторожнее, мальчик, – прорычал Гвин. – У вас – свои Законы, а у нас – свои. Различие лишь в том, что мы не притворяемся, будто наши законы не жестоки.

– Закон суров, – довольно сказал Иарлаф, – но это Закон.

И тут Марк подал голос впервые с оглашения приговора:

– Плохой закон не закон.

Казалось, он был ошеломлен. Эмма вспомнила того юношу, который упал в обморок в Убежище, который закричал, когда к нему прикоснулись, и с ужасом рассказывал о том, как его били. Ее сердце как будто разрывали на части – высечь Марка? Именно Марка? Марка, чьи раны когда-нибудь заживут, но чья душа никогда не найдет исцеления?

– Вы пришли к нам, – с отчаянием в голосе проговорил Джулиан. – Вы пришли к нам и заключили с нами сделку. Вам нужна была наша помощь. Мы поставили на карту все, мы рискнули всем, чтобы решить эту загадку. Да, пусть Марк и оступился, но эта проверка на верность попросту неуместна.

– Дело не в верности, – ответил Иарлаф. – А в том, чтобы преподать всем урок. Есть законы. Их нужно исполнять. Если мы позволим Марку предать нас, все остальные поймут, что мы слабы. – Он алчно смотрел на противника. – Наша сделка важна. Но это важнее.

Марк спустился по лестнице и положил руку на плечо Джулиану.

– Брат мой, ты не силах ничего изменить, – сказал он. – Пускай все случится. – Он посмотрел на Иарлафа, затем на Гвина. На Кьерана он даже не взглянул. – Я приму наказание.

Эмма услышала смех Иарлафа – холодный, резкий, как треск тонкого льда. Он сунул руку за пазуху и вытащил оттуда пригоршню кроваво-красных камней, которые он бросил на землю. Марку явно была знакома эта процедура. Он побледнел.

Там, куда Иарлаф бросил камни, из земли пробилось дерево. Оно становилось все выше – изогнутое, узловатое, с корой и листьями цвета крови. Марк завороженно смотрел на него. Кьерану, казалось, стало нехорошо.

– Джулс, – шепнула Эмма. Она впервые назвала его так с той ночи на пляже.

Джулиан невидяще посмотрел на нее, а затем развернулся и спустился с крыльца. Помедлив, Эмма пошла за ним. Иарлаф тотчас преградил ей путь.

– Отложи меч, – велел он. – Никакого оружия в присутствии Волшебного народа. Мы прекрасно знаем, вам веры нет.

Эмма взмахнула Кортаной так быстро, что клинок со свистом рассек воздух. Его острие прошло возле шеи Иарлафа, в миллиметре от его кожи, описав дугу смертельной улыбки. Он отшатнулся, а Эмма тем временем с силой сунула меч в висящие за спиной ножны. Она посмотрела на Иарлафа. Глаза ее метали молнии.

Гвин усмехнулся.

– А я-то думал, Карстерсы хороши только в музыке.

Иарлаф презрительно взглянул на Эмму, а затем развернулся, подошел к Марку и принялся отвязывать от пояса какой-то моток.

– Положи руки на ствол рябины, – сказал он.

Эмма догадалась, что он имеет в виду темное, узловатое дерево с острыми ветками и кроваво-красными листьями.

– Нет. – В отчаянии Кьеран бросился к Иарлафу. Он упал на колени и простер к нему руки. – Умоляю тебя. Я, принц Неблагого Двора, умоляю тебя. Не трогай Марка. Возьми вместо него меня.

Иарлаф фыркнул.

– Если я высеку тебя, то навлеку на себя гнев твоего отца. Так не пойдет. Поднимайся на ноги, мальчишка-принц. Не позорься.

Кьеран медленно встал.

– Прошу тебя, – сказал он, смотря не на Иарлафа, а на Марка.

Марк взглянул на него с такой жгучей ненавистью, что Эмма чуть не отпрянула. Невероятно, но Кьеран побледнел еще сильнее.

– Ты должен был это предвидеть, щенок, – бросил Иарлаф, не поворачиваясь к Кьерану. Он смотрел на Марка алчными, голодными глазами, как нищий смотрит на еду. Марк подошел к дереву…

Но Джулиан выступил вперед.

– Высеки меня вместо него, – сказал он.

На миг все застыли. Эмме показалось, что ее ударили бейсбольной битой в грудь. «Нет», – пыталась сказать она, но слово застряло у нее в горле.

Марк повернулся к брату.

– Не надо, – произнес он. – Мое преступление. Моим должно быть и наказание.

Джулиан прошел мимо Марка, чуть не оттолкнув его в сторону, и решительно встал перед Гвином. Он расправил плечи и гордо поднял голову.

– В дуэли фэйри каждый может выбрать себе представителя, – сказал он. – Раз я могу заменить брата в поединке, почему не могу сейчас?

– Потому что это я нарушил закон! – отчаянно воскликнул Марк.

– Моего брата похитили в начале Темной войны, – сказал Джулиан. – Он ни разу не был в битве. Его руки не запятнаны в крови фэйри. А я был в Аликанте. Я убивал Волшебный народ.

– Он подстрекает вас, – произнес Марк. – Он не знает, что говорит…

– Прекрасно знаю, – перебил его Джулиан. – Ведь это правда.

– Если кто-то вызывается занять место осужденного, мы не можем препятствовать ему. – Гвин с беспокойством взглянул на Джулиана. – Ты уверен, Джулиан Блэкторн? Это не твое наказание.

Джулиан наклонил голову.

– Я уверен.

– Пусть он получит двадцать ударов, – сказал Кьеран. – Он этого хочет. Позвольте ему пожертвовать собой.

После этого все произошло очень быстро. Марк бросился на Кьерана, явно намереваясь убить его. С криком он схватил Кьерана за рубашку и несколько раз встряхнул. Эмма шагнула вперед, но ее отстранил Гвин, который разнял Кьерана и Марка и с силой оттолкнул Марка в сторону.

– Мерзавец, – прошипел Марк и сплюнул кровь на ноги Кьерану. – Заносчивый, высокомерный…

– Довольно, Марк, – оборвал его Гвин. – Кьеран – принц Неблагого Двора.

– Он – мой враг, – сказал Марк. – Отныне и во веки веков.

Он поднял руку, словно намереваясь ударить Кьерана. Тот не двинулся, лишь посмотрел на Марка печальными глазами. Марк опустил руку и отвернулся, как будто один вид Кьерана вдруг стал ему противен.

– Джулс, – сказал он. – Джулиан, прошу тебя, не делай этого. Позволь мне самому.

Джулиан спокойно улыбнулся ему. В этой улыбке была вся любовь и вся радость маленького мальчишки, который потерял старшего брата и, несмотря ни на что, обрел его вновь.

– Тебе нельзя, Марк…

– Забери его, – сказал Иарлаф Гвину, и Гвин неохотно выступил вперед и оттащил Марка от Джулиана.

Марк сопротивлялся, но Гвин был очень силен. Он крепко держал Марка, пока Джулиан снимал с себя куртку, а затем и футболку.

Под одеждой его кожа была бледнее. В ярком солнечном свете она казалась невероятно уязвимой. Его волосы растрепались, когда он стащил с себя футболку, и теперь он бросил ее на землю и посмотрел на Эмму.

Этот взгляд пробился сквозь оцепенение, которое сковало ее.

– Джулиан, – дрожащим голосом сказала она, – ты не можешь пойти на такое.

Она сделала шаг вперед, но Иарлаф перекрыл ей дорогу.

– Стой где стоишь, – прошипел он.

Он отступил от Эммы, и она дернулась, но поняла, что ноги ее приросли к земле. Она не могла пошевелиться. По спине пробежал холодок сковавших ее чар, державших на месте не хуже медвежьего капкана. Она рванулась было вперед, и ее обожгло болью – магия фэйри опалила ей кожу.

Джулиан шагнул к дереву, обхватил руками его ствол и наклонил голову. Его гибкая спина показалась Эмме невыносимо прекрасной. Она напомнила дугу волны, готовой вот-вот обрушиться на берег. Его кожу испещряли белые шрамы и черные мазки рун – казалось, его спина стала холстом для ребенка, который рисовал по ней кровью.

– Пусти меня! – кричал Марк, извиваясь в руках у Гвина.

Эмме все это казалось похожим на кошмарный сон, в котором ты бежишь, бежишь и не можешь остановиться, но на этот раз все происходило наяву. Она отчаянно пыталась высвободиться из оков невидимой силы, которая пригвоздила ее к месту, как наколотую на булавку бабочку.

Иарлаф подошел к Джулиану. В его руке что-то сверкнуло – что-то длинное, тонкое, серебристое. Он встал вполоборота, и Эмма поняла, что он держит рукоятку серебряного хлыста. Он занес руку над головой.

– Глупые Сумеречные охотники, – процедил он. – Даже не знают, кому доверять.

Хлыст опустился на спину Джулиана и впился ему в кожу. Джулиан прогнулся вперед, его тело содрогнулось.

Внутри нее все обожгло болью. Казалось, к спине прижали раскаленное железо. Эмма поморщилась и почувствовала вкус крови у себя на губах.

– Прекратите! – выкрикнул Марк. – Разве вы не видите, что бьете их обоих? Наказание должно быть иным! Пустите меня, у меня нет парабатая, пусть это буду я, пусть высекут меня…

Его слова эхом отдавались в голове Эммы. Тело ее пульсировало от боли.

Гвин, Иарлаф и Кьеран переводили взгляд с нее на Джулиана и обратно. На спине у Джулиана алела длинная кровавая рана, он держался за ствол дерева. Его волосы потемнели от пота.

Сердце Эммы обливалось кровью. Если ей было так невероятно больно, что же чувствовал он? Неужели его боль была вдвое, вчетверо сильней?

– Прогоните ее, – раздраженно бросил Иарлаф. – Эти причитания просто смешны.

– Она не притворяется, Иарлаф, – сказал Кьеран. – Она его парабатай. Его боевой товарищ. Они связаны…

– О Леди, что за бред, – оборвал его Иарлаф и нанес второй удар.

На этот раз Джулиан не сумел промолчать. Он издал сдавленный, едва слышный звук и упал на колени, не отпустив ствол дерева. Эмму снова пронзило болью, но на этот раз она уже была к ней готова. Она закричала, и это был не просто крик, а вопль ужаса, предательства, ярости, боли и гнева.

Гвин простер руку к Иарлафу, смотря при этом на Эмму.

– Прекрати, – сказал он.

Эмма почувствовала тяжесть его взгляда, а затем вдруг ощутила легкость – разрушились чары, которые приковывали ее к земле.

Она бросилась к Джулиану, упала на колени возле него и выхватила стило из-за ремня. Она услышала протесты Иарлафа и грубый голос Гвина, который велел ему оставить все как есть. Она не обратила на это внимания. Она видела лишь Джулиана, который стоял на коленях, обнимая руками красный ствол дерева и прижимаясь к нему лбом. По его обнаженной спине текла кровь. Когда Эмма подскочила к нему, мускулы у него на плечах напряглись, словно он приготовился к третьему удару.

«Джулс», – подумала она, и он, как будто услышав ее, повернул к ней свое лицо. Он прокусил себе губу, по подбородку у него текла кровь. Он посмотрел на нее, словно не веря своим глазам, как усталый путник смотрит на мираж.

– Эм? – выдохнул он.

– Тс-с, – произнесла она и прикоснулась ладонью к его щеке. Его волосы щекотали ей пальцы. Он был мокрым от крови и пота, его зрачки были расширены. Она видела в них свое отражение, видела свое бледное, искаженное от боли лицо.