Край навылет Пинчон Томас
– Ой, я думала, это холодильник.
Дейтона – ангел понимания, разумеется, если сопоставить с подругой Хайди. В первый раз, когда они на самом деле сели и хорошенько об этом поболтали, после того как Максин распространялась так долго, что самой стыдно:
– Он мне звонил, – сделала вид, будто выпалила, Хайди.
Ну да.
– Что, Хорст? Звонил…
– На свидание хотел? – Глаза слишком распахнуты для тотальной невинности.
– И что ты ему сказала?
Идеальный такт с половиной, затем:
– О боже мой, Макси… прости меня, пожалуйста?
– Ты? С Хорстом? – Казалось странным, но не более того, что Максин сочла обнадеживающим знаком.
Но Хайди, похоже, расстроилась.
– Прости господи! Он только о тебе и говорил.
– А-га. Но?
– Вид у него был отсутствующий.
– Трехмесячная ЛИБОР[14], несомненно.
Дискуссия эта, правда, затянулась на всю ночь, хоть детям завтра в школу, вполне допоздна, выходка Хайди не котируется у Максин так же высоко, как некоторые обиды, на размышленьях о коих она по-прежнему себя ловит еще со старших классов: занятая, но так и не возвращенная одежда, приглашения на вымышленные вечеринки, сосватанные Хайди парни, про которых ей самой было известно, что они клинические психопаты. Такое вот. Когда они закрыли дебаты ввиду измождения, Хайди, быть может, и осталась немного разочарована тем, что ее сумасбродный кульбит неким манером отыскал свое естественное место среди прочих эпизодов непрекращающегося домашнего сериала Максин, давным-давно запущенного в эфир в Чикаго, где Хорст и Максин в самом начале и познакомились.
Максин, выполняя какое-то задание СРМов с ночевкой, оказалась в баре здания Торговой палаты, кафе «Церера», где физические размеры напитков давно вросли в фольклор. Шел счастливый час. Счастливый? Батюшки-светы. Счастье-то ирландское, что для некоторых и разъяснений не требует. Заказываешь «смесь», получаешь исполинский стакан, налитый до краев, скажем, виски, может, один-два крохотных кубика льда плавают, потом отдельно банку содовой в двенадцать унций, а потом второй стакан, чтобы в нем смешивать. Максин как-то удалось ввязаться в перепалку с местным бухарем о «Делойтт-и-Туше», который бухарь, оказавшийся Хорстом, называл неизменно «Тушей-де-Тойлет», и когда они в этом наконец разобрались, Максин не была даже уверена, сможет ли встать, а найти дорогу в отель – и подавно, поэтому Хорст любезно проводил ее в такси и, очевидно, по ходу сунул ей свою карточку. Не успела она воспользоваться случаем и обороть бодун, как он из телефонной трубки уже шарлатански впутывал ее в первое из множества злополучных дел о мошенничестве.
– У сестренки напасти, не к кому обратиться, – и тому подобное. Максин повелась на агитку, как продолжала делать и дальше, на кейс согласилась, вполне прямолинейный поиск по активам, обычные депозиты, почти забыла обо всем, пока однажды оно не попало в «Почту»: «Р-Р-РАЗВОДКА! Серийная Золотоискательница Наносит Новый Удар, Муженек Ошарашен».
– Тут говорится, она так наваривается уже в шестой раз, – Максин глубокомысленно.
– Это мы про шесть раз знаем, – кивнул Хорст. – Тебе же не проблема, да?
– Она выходит за них замуж и…
– Некоторым жениться в жилу. Должно ж оно годиться на что-то.
Ооххх.
И зачем вообще в список углубляться? От запускателей чеков и артистов французских округлений до драм сведения счетов, от которых ее детектор возмездия зашкаливало так, что стрелка залипала на слепом конце шкалы, где «забуду-но-никогда-не-прощу» и «рано-или-поздно-пойду-на-преступление», – а она по-прежнему велась всякий раз. Потому что это Хорст. Ебаный Хорст.
– У меня тут еще одно для тебя есть, ты ж еврейка, правда?
– А ты нет.
– Я? Лютеранин. Уже толком не знаю, какого вида, там все постоянно меняется.
– А мое религиозное воспитание мы затронули, потому что…
Некошерное мошенничество в Бруклине. Судя по всему, банда фиктивных машгиахов, надзирающих за кашрутом, постепенно окучивала район, устраивая внезапные «инспекции» различных лавок и ресторанов: продавали им броского вида свидетельства, чтоб можно в витрине выставить, а сами рылись в стоках и ляпали заябоцкие хехшеры, сиречь кошерные штампы, на все подряд. Бешеные псы.
– Больше смахивает на растряску и крышевание, – для Максин. – Я же просто бухгалтерию смотрю.
– Думал, тебя на такое законтачит.
– Обратись к Мееру Лански – не, постой, он уже умер.
Н-да… вот и лютеранин, ага. Еще, конечно, не пора возникать всяким проблемам с шайгецами, но все же вот она – не по вере сошлись. Позднее, уже погрузившись в первый романтический приступ, Максин суждено было услышать немало диких – для Хорста – базаров о переходе в иудаизм. Какая ирония в том, что «иудей» также рифмуется с «поумней». Со временем Хорст осознал необходимые требования, вроде изучения иврита и обрезания, что вызвало ожидаемый пересмотр. Максин-то что. Если все на свете признают за истину, что евреи никого не обращают в свою веру, Хорст, разумеется, был и остается первостепенным доводом, почему они этого не делают.
В какой-то момент он предложил ей контракт на консультирование.
– Ты бы мне очень пригодилась.
– Эй, да в любое время, – беззаботная реакция настоящего профессионала, однако на сей раз она оказалась роковой. Позднее, послебрачно, она уже выпаливала с оглядкой, стараясь фактически достичь уже в этом некоей завершенности, чуть ли не до полного молчания, пока Хорст сидел и мрачно тюкал в приложение электронных таблиц, найденное на какой-то распродаже «Проги Итд.», под названием «ЛюбБух 6.9», которое в диапазоне от Солидно до Обалдеть итожило суммы, истраченные им единственно на то, чтоб Максин закрыла варежку. Чтоб еще себя помучить, он после этого открывал функцию, которая подсчитывала, во что ему обходится действительно приобретенная минута молчания. Ааахх! облом!
– Едва я осознала, – как Максин представила это Хайди, – что, если буду достаточно ныть, он подарит мне все, что захочу? чтоб я только заткнулась? ну, романтика, я не знаю, для меня на этом как-то кончилась.
– Тебе как прирожденному квечу слишком легко досталось, я понимаю, – проворковала Хайди. – Хорст – такой лох. Просто большой дуралей-алекситимик. Ты этого в нем никогда не замечала. Вернее сказать, ты…
– …заметила слишком поздно, – подтянула Максин на припеве. – Да, Хайди, и, однако, несмотря на все это, я б иногда с радостью как бы даже приветила в своей жизни кого-нибудь настолько сговорчивого.
– Тебе, э, номер нужен? Хорста?
– У тебя есть?
– Нет, не-а, я собиралась у тебя спросить.
Они покачали друг дружке головами. Даже без зеркала Максин знает, что они похожи на парочку испорченных бабусь. Надо бы нетипично подкорректироваться – обычно роли у них немного погламурнее. На какой-то стадии их отношений, что длились вечно, Максин поняла: не она тут Принцесса. Хайди, конечно, тоже нет, однако этого не знала, на самом деле она считала себя Принцессой, более того – за много лет поверила, что Максин – слегка менее привлекательный шизанутый подпевала Принцессы. Какой бы сюжет в данный момент ни разворачивался, Принцесса Хайдрофобия неизменно в главной роли, а Леди Максипрокладка – языкастая субретка, тяжеловеска, практичный эльф, является, когда Принцесса спит либо, что типичнее, в растерянности и на самом деле выполняет всю работу по принцессинству.
Вероятно, подспорьем тут были корни обеих – из Восточной Европы, ибо даже в те дни в Верхнем Уэст-Сайде еще можно было отыскать некие давние внутриеврейские различия, из коих самым малоприятным, вероятно, было между хохдёйчем и ашкенази. Известно было, что матери шанхаили своих только что сбежавших с возлюбленными чад в Мексику, где их наскоряк разводили с вьюношами, которым светили завидные карьеры в маклерстве или медицине, либо с потрясными помидорками, у которых мозгов поболе, чем у тех, за кого они, по их мнению, выходили, но роковым недостатком их было имя из неправильного угла Диаспоры. Чт-то подобное фактически случилось и с Хайди, от чьей фамилии – Чорнак – начинали звенеть всякие сигнализации, хотя до самолета дело не дошло. В той проделке наводчиком и, по необходимости, раздатчиком рубленой капусты выступил Практичный Эльф, наехав на Штрубелей на сумму, мило превышающую то, что они поначалу предложили для откупа от Хайди, польской шмакодявки.
– Вообще-то галицийской, – заметила Хайди. Совесть у нее при этом не задействовалась, чего опасалась Максин, поскольку Эван Штрубель оказался никчемным поцем, жившим в рефлекторном страхе перед мамашей, Гельвецией, чье своевременное появление тем днем в костюме от Сент-Джона и в раздражении не позволило Эвану и дальше клеить саму Максин – вот до чего серьезны, начнем с этого, были его намерения относительно Хайди. Не то чтоб Максин поделилась вероломством юного Штрубеля с Принцессой в подробностях, удовольствовавшись лишь:
– Мне кажется, тебя он в основном рассматривает как предлог смыться из дому. – Хайди была далека, дальше, нежели Максин рассчитывала, от безутешности. Они сидели за ее обширным кухонным столом, считали деньги Штрубелей, поедая брикеты мороженого и гогоча. Время от времени по ходу, под воздействием разнообразных веществ, Хайди впадала в рыданья:
– Он был любовь всей моей жизни, эта нетерпимая карга нас погубила, – на что Шизанутый Подпевала всегда с готовностью предлагал остроумные замечания вроде:
– Признай, малыша, у нее сиськи больше.
Определенные доли Хайдиного духа, должно быть, повредились – из-за того, что миссис Штрубель, вероятно, мимоходом обмолвилась об угрозе мексиканского развода, к примеру, – Хайди, как оказалось, постепенно втянулась в боренья с испанским языком, куда там Бобу Баркеру на конкурсе красоты «Мисс Вселенная». Языковой вопрос, в свою очередь, выплеснулся и в другие области. Представление Хайди об эхт латине, похоже, сводилось к Натали Вуд в «Уэстсайдской истории» (1961). Без толку было отмечать, как снова и снова со все меньшим терпением делала Максин, что Натали Вуд, урожденная Наталья Николаевна Захаренко, по происхождению была несколько русская, и ее акцент в картине, вероятно, ближе к русскому, чем к boricua[15].
Мальчик-поц отправился в ученичество на Уолл-стрит и уже, вероятно, сменил еще несколько жен. Хайди, с облегчением оставшись в одиночестве, занялась академической карьерой, и недавно ей дали должность в Городском колледже, на отделении поп-культуры.
– Ты в прошлый раз тотально вытащила мой мясной рулет из микроволновки, – Хайди беспечно, – не думай, что я не в вечном долгу.
– А у меня выбор был, ты же всегда себя считала Грейс Келли.
– Ну, я она и была. Есть.
– Не Грейс Келли с карьерой, – подчеркивает Максин. – Только, конкретно, Грейс Келли «Окна во двор». Еще тогда, когда мы подглядывали в окна через дорогу.
– Ты уверена? Сама знаешь, ты тогда кто?
– Телма Риттер, ну, а может, и нет. Я думала – Уэнделл Кори.
Подростковые проказы. Если могут существовать дома с привидениями, могут быть и кармически неблагополучные жилые здания, и в сравнении с тем, за которым они любили шпионить, с «Дезэретом», «Дакота» всегда казалась «Праздничным трактиром». Максин была одержима этим местом, сколько себя помнила. Она выросла через дорогу от участка, на котором он по-прежнему высится над всем кварталом, стараясь сойти за просто еще один непоколебимый образчик верхнеуэстсайдского жилого дома, двенадцать этажей и полный квартал зловещей неразберихи – спиральные пожарные лестницы на каждом углу, башенки, балконы, горгульи, чешуйчатые, змеевидные и клыкастые твари из чугуна над входами и свернутые вокруг окон. В центральном дворике стоит причудливый фонтан, окруженный плавной подъездной дорожкой, до того широкой, что на ней могут сидеть, урча вхолостую моторами, два растянутых лимузина, и еще останется место для «роллз-ройса»-другого. Киногруппы приезжают сюда снимать художественные фильмы, рекламу, телесериалы, вдувают огромные объемы света в ненасытимый зев входа, а не на один квартал вокруг все вынуждены не спать ночами. Хотя Зигги утверждает, что у него в этом доме живет одноклассник, в светский круг общения Максин это и близко не входит, ибо ключ даже от студии в «Дезэрете», говорят, доходит в цене до $300 000 и выше.
Как-то в старших классах Максин и Хайди купили на Канале дешевый бинокль и пристрастились таиться у Максин в спальне, иногда чуть ли не до раннего утра, пялясь в освещенные окна через дорогу, дожидаясь, чтобы случилось что-нибудь. Любое появление человеческой фигуры становилось событием значительным. Поначалу Максин видела в этом романтику, все взаимно бессвязные жизни происходят параллельно – потом начала постепенно подходить к этому, можно сказать, готически. В других зданиях могут водиться призраки, это же само казалось немертвым, эдаким каменным зомби: подымалось, лишь когда спускалась ночь, незримо бродило по городу, разбираясь в его тайных позывах.
Девчонки все время вынашивали планы, как им проникнуть внутрь, лебяжьей, а то и голубиной походкой подойти к воротам с уличными сумками от «Шанели» в руках и замаскированными в дизайнерские платья из консигнационных магазинов Ист-Сайда, но дальше долгого, ухмылистого вертикального сканирования от привратника-ирландца, взгляда в планшет, не попадали.
– Указаний не оставляли, – расчетливо пожимая плечами. – Пока не увижу вот тут, вы же меня понимаете, – желая им сварливого доброго дня, калитка с лязгом захлопывается. Когда ирландские глаза не улыбаются, лучше бы запастись легендой получше – или доброй парой беговых кроссовок.
Так продолжалось до безумия восьмидесятых с фитнесом, когда менеджменту «Дезэрета» пришло в голову, что бассейн на верхнем этаже может послужить ядром оздоровительного клуба, открытого для посещений, а также принести пользу в виде приятного дополнительного дохода, отчего Максин и стали наконец пропускать наверх – хотя как чужаку или «члену клуба» ей все равно приходилось огибать дом к заднему входу и ехать на грузовом лифте. Хайди отказалась больше иметь что-либо общее с этим местом.
– Оно проклято. Ты замечаешь, как рано закрывается бассейн, никто вечером там оставаться не желает.
– Может, управляющие не хотят платить сверхурочные.
– Я слыхала, им рулит мафия.
– Какая именно мафия, Хайди? И какая разница?
Большая, как выяснится.
4
Под конец того дня у Максин назначено у ее эмотерапевта, который, так уж случилось, сходится с Хорстом в высокой оценке молчания как одного из бесценнейших предметов потребления на свете, хотя, возможно, и несколько иначе. Шон работает в доме без лифта на подступах к тоннелю Холланд. Био у него на сайте смутно намекает на скитания в Гималаях и политическую ссылку, но несмотря на заявленное владение мудростью древних, пятиминутное расследование вскрывает, что единственное известное странствие Шона на Восток производилось посредством «Грейхаунда» из его родного городка в Южной Калифорнии в Нью-Йорк, да и то не слишком давно. Бросив Школу Лойцингера в старших классах, сёрфер-маньяк, получивший свою долю травм головы от доски, пока ставил на нескольких пляжах рекорды сезона по смыву, Шон вообще-то к Тибету подходил не ближе просмотров «Кундуна» Мартина Скорсези (1997) по телевизору. То, что он продолжает платить непомерную аренду за свою студию и ее чулан с двенадцатью идентичными черными костюмами «Армани», говорит не столько о духовной аутентичности, сколько о доверчивости, иначе наблюдаемой редко, у тех нью-йоркцев, кому платить ему гонорары по карману.
Вот уже пару недель Максин является к нему на сессии и застает своего гуру все более выбитым из колеи вестями из Афганистана. Невзирая на страстные протесты всего мира, две колоссальные статуи Будды, высочайшие на свете резные его изображения, в пятом веке вытесанные в песчанике утеса под Бамианом, уже месяц взрывает и обстреливает Талибанское правительство, обращая их в щебень.
– Ебаные ковролеты, – как выражает свои чувства Шон, – «оскорбительны для ислама», так, значит, взорвать их, вот как они со всем разбираются.
– Вроде же было что-то такое, – мягко припоминает Максин, – типа того, что попадется тебе Будда на пути к просветлению, его и убить можно?
– Ну да, если ты буддист. А это ваххабиты. Они делают вид, будто это духовно, а на самом деле политика, типа не могут мириться с конкуренцией.
– Шон, извини. Но ты разве не выше всего этого, по идее?
– Ого, эк меня сверхпривязало. Подумай только – надо всего лишний, типа, раз лениво пальцем по пробелу стукнуть, чтоб «ислам» превратился в «и слам».
– Поневоле задумаешься, Шон.
Взгляд на «ТАГ-Хойер» на запястье.
– Надеюсь, ты не против, если мы сегодня закруглимся побыстрее. Марафон «Семейки Брейди», сама понимаешь?.. – Преданность Шона повторам хорошо известного ситкома семидесятых вызывает комментарии по всему его списку клиентов. Он способен пояснять примечаниями определенные серии так, как другие учителя – сутры, а трехчастная семейная поездка на Гавайи у него, похоже, фаворит – несчастливое тики, Грега чуть не смывает насмерть, эпизодическое появление Винсента Прайса в роли полоумного археолога…
– Я всегда лично больше склонялась к Джен-обзаводится-париком, – однажды неосторожно призналась Максин.
– Интересно, Максин. Хочешь об этом, типа, поговорить? – Сияя ей этой пустой, быть может, всего-навсего калифорнийской улыбкой «Вселенная-анекдот-но-ты-не-догоняешь», что так часто доводит ее до небуддистских грез наяву, бурлящих от ярости. Максин не хочет сказать уж прямо «пустоголовый», хотя, наверное, если бы кто-нибудь взял шинный манометр и сунул ему в ухо, оказалось бы, что пары фунтов на квадратный дюйм до нормы в голове недостает.
Позже, в Кугельблице, Зигги пошел на крав-магу с Найджелом и его няней, Максин забирает Отиса и Фиону, которые вскоре уже перед Ящиком в гостиной собираются зырить «Агресс-Час», в котором участвуют оба ныне любимых Отисом супергероя – Неуважай, примечательный своими габаритами и мировоззрением, которое можно назвать проактивным, и Заражатель, в гражданской жизни пацан, маниакально аккуратный при заправке постели и уборке своей комнаты, но, выходя на вахту как ЗЖ, становится одиноким борцом за справедливость, разбрасывает мусор по упрямым правительственным организациям, алчным корпорациям, даже по целым странам, которые никому особо не нравятся, перекоммутирует трассы канализации, погребает своих противников под горами ядовитых отходов. К идеальной справедливости стремится. Или, как это кажется Максин, разводит страшный бардак.
Фиона сейчас в этом распадке между моторным ребенком и непредсказуемым подростком, обретши, пусть вьется подольше, такое равновесие, что Максин тут чуть нос себе не утирает, размышляя, с какой внезапностью подобное спокойствие можно нарушить.
– Ты уверена, – Отис весь в режиме джентльменства, – что для тебя это будет не слишком жестоко?
Фиона, чьим родителям, на самом деле, надо бы подумать о страховке против сердцеедства, хлопает ресницами, вероятно усиленными за счет набега на мамины запасы косметики:
– Скажешь мне, где не смотреть.
Максин, признав этот девический метод делать вид, будто тебе кто угодно может сказать что угодно, подсовывает им миску оздоровленных «Читоз» вместе с парой банок обессахаренной газировки и, помахав «Наслаждайтесь», покидает комнату.
– Сосы начинают меня расстраивать, – бормочет Неуважай, когда к его персоне стягиваются бронетранспортеры и вертолеты.
Зигги приходит с крав-маги в обычной дымке раннеподросткового сексуального ангста. Он по-крупному втюрился в своего тренера Эмму Левин, про которую поговаривают, что она экс-«Моссад». В первый день занятий его друг Найджел, сверхинформированный и, как всегда, бездумный, выпалил:
– Так что, мисс Левин, вы были что, из тех Кидонских дам-убийц?
– Я могла бы ответить да, но тогда мне бы пришлось тебя убить, – голос у нее тихий, насмешливый, эрогенный. Отпало некоторое количество челюстей. – Не, парни, жаль вас расстраивать, просто аналитик, работала в конторе, когда в 96-м ушел Шабтай Шавит, ушла и я.
– Она красотка, да? – не устояла и поинтересовалась Максин.
– Мам, она…
После долгих тридцати секунд:
– Слова тебя подводят.
А еще есть Нафтали, мол-чел и точно бывший «Моссад», который убьет всякого, кто хоть искоса посмотрит на нее, разве что если это не пацан, который не может без толики препубертатных томлений.
Звонит Вырва, сказать, что раньше ужина быть не сможет. К счастью, Фиону нельзя назвать разборчивым ребенком, фактически нет такого, чего б она не ела.
Максин домывает посуду и сует голову в комнату мальчишек, где обнаруживает их с Фионой напряженно приклеенными к экрану, на котором разворачивается стрелялка от первого лица, в городском пейзаже, похожем на Нью-Йорк, и с щедрым арсеналом вооружений.
– Эй, ребята? Я что говорила о насилии?
– Мы отключили опцию всмятку, мам. Все хорошо, смотри. – Постукивая по клавишам.
Магазин нечто вроде «Доброго пути», свежая продукция выставлена впереди.
– Окей, приглядывай за этой дамой. – Идет по тротуару, средний класс, прикинутая респектабельно: – На покупки хватит, так?
– Не так. Зацени. – Женщина останавливается перед виноградом, при этом свете росистого утра покамест в безопасности, и без малейших признаков смущения принимается шарить на лотке, обрывать виноградины с черенков и поедать их. Переходит к сливам и нектаринам, щупает их сколько-то, некоторые ест, еще пару сует себе в сумочку на потом, ранний обед свой продолжает в отделе ягод, открывает упаковки и крадет клубнику, чернику и малину, лопает все это совершенно бесстыдно. Тянется к банану.
– Что скажешь, мам, легко на сто очков сойдет, ну?
– Она вполне себе фрессер. Но мне кажется, не…
Слишком поздно – с краю стрелка на экране уже высовывается передний конец «хеклера-унд-коха УМП45» и разворачивается, целя в человеческого паразита, после чего под аккомпанемент звукового эффекта, машинно-пистолетного выстрела с басовой подложкой, ее сдувает. Начисто. Она просто исчезает, даже пятна на тротуаре нет.
– Видишь? Никакой крови, реально без насилия.
– Но красть фрукты – это не карается смертной казнью. А если это бездомная личность…
– В списке целей никаких бездомных нет, – заверяет ее Фиона. – Ни детей, ни младенцев, ни собак, ни стариков – никогда. Мы на яппов, по сути, охотимся.
– Джулиани бы это назвал вопросами качества жизни, – добавляет Зигги.
– Я понятия не имела, что видеоигры разрабатывают ворчливые старики.
– Эту разработал партнер моего папы, Лукас, – грит Фиона. – Он зовет это своей валентинкой Большому Яблоку.
– Мы ему ее бета-тестим, – поясняет Зигги.
– Азимут восемь часов, – грит Отис, – врубись.
Взрослый мужчина в костюме, с «дипломатом» в руке, стоит посреди пешеходного движения на тротуаре и орет на своего ребенка, которому на вид годика четыре-пять. Уровень громкости становится оскорбительным.
– А если ты не… – взрослый зловеще заносит руку, – будут последствия.
– Не-а, сегодня не будет. – Снова всплывает опция полной автоматики, и вопителя больше нет, пацанчик в изумлении озирается, на личике еще слезы не просохли. Общее количество очков в углу экрана прирастает на 500.
– Теперь он один на улице остался, вот так услугу вы ему оказали.
– Нам только нужно… – Фиона щ1елкает на пацанчика и перетаскивает его в окно под ярлыком «Зона безопасного забора». – Надежные члены семьи, – объясняет она, – приедут и их подберут, и купят им пиццу, и отвезут домой, и жизнь у них отныне будет беззаботная.
– Ладно тебе, – грит Отис. – Давай просто по району поездим. – И они отправляются на экскурсию по неистощимым галереям нью-йоркских надоед, фигача по горлопанам с мобильниками, нравственно самовознесенным велосипедистам, мамашам, катающим в спаренных колясках близнецов, которые уже и сами ходить могут: – Один за другим, мы их сперва отпускаем с предупреждением, а вот эту нет, смотри, бок о бок так, что никому больше не пройти? дасвиданья. – Пух! Пух! Близнецы улетают, сплошь улыбки, над Нью-Йорком и в Детский Ларь. Прохожие по преимуществу не замечают внезапных исчезновений, кроме Святош, которые считают это Вос-хищением.
– Ребята, – Максин поражена, – я и понятия не имела… Постойте, а это что? – Она засекла, как на автобусной остановке кто-то лезет без очереди. Никто не обращает внимания. ХуК-Женщина, на выручку! – Ладно, как это делается? – Отис с радостью инструктирует, и не успевает никто вымолвить «Думай о других», как нахрапистую суку отправляют на тот свет, а ее детей утаскивают в надежное место.
– Отлично, мам, это тыща очков.
– На самом деле, как бы прикольно. – Осматривая экран на предмет следующей мишени. – Постой, я этого не говорила. – Стараясь потом рассмотреть все в позитивном свете, Максин прикидывает, что это, быть может, виртуальный и приспособленный к детскому масштабу способ увлечься антимошенническим бизнесом…
– Привет, Вырва, заходи.
– Не думала, что так задержусь. – Вырва проходит и сует голову в комнату Отиса и Зигги. – Привет, солнышко? – Девочка поднимает голову и бормочет «привет, мам», после чего возвращается к яппициду.
– О, смотри, они нью-йоркцев фигачат, как это мило? То есть ничего личного?
– И ты одобряешь… Фиона, эти штуки с виртуальными убийствами?
– Ой, тут же без крови, типа Лукас туда не вписал даже опцию всмятку? Они думают, что отключают ее, а ее там вообще нет?
– Значит, что, – пожатьем плеч смахивая все означающие упрека на лице и в голосе, – стрелялка от первого лица одобрена мамой.
– Именно такой слоган мы возьмем для рекламы.
– Вы в интернете рекламируете?
– В ПодСетье. Там реклама еще, типа, во младенчестве? А цены такие, что Боб Баркер назвал бы «что надо»? – Воздушные кавычки, волосы Вырвы, снова в косах, прыгают под этот жест.
Максин выволакивает из морозилки пакет некой кофейной смеси из «Доброго пути» и засыпает зерна в кофемолку.
– Побереги уши минутку. – Она мелет кофе, высыпает в фильтр электрической капельницы-кофеварки, жмет на выключатель.
– Так Дастин с Лукасом теперь занялись играми.
– Не вполне тот бизнес, какому меня в колледже учили, – поверяет Вырва, – на этом рубеже жизнь должна быть серьезна? А парни слишком развлекаются для своего возраста.
– О – мужская тревожность, да, это гораздо лучше.
– Игра – просто рекламная халява, – Вырва хмурится, мило-извиняясь. – А продукт наш по-прежнему тотально ПодБытие?
– Что значит…
– Как «отбытие», только произносится ПодБытие?
– Дзенское, – угадывает Максин.
– Драповое. Совсем недавно все гонялись за исходным кодом – федералы, игровые компании, даже ебический «Майкрософт»? На стол предложения выкладывали? Там дизайн с защитой – типа такого никто из них никогда раньше не видел, и поэтому все с ума сходят.
– Значит что, сегодня ты разведывала следующий раунд? И какому ВК[16] на сей раз повезло?
– Секрет умеешь хранить?
– Только это и делаю. Профессионально Г-и-Н[17].
– Может, – Вырва задумчиво, – нам стоит на мизинчиках поклясться?
Максин терпеливо вытягивает ей мизинец, сцепляет его с Вырвиным и добивается зрительного контакта:
– Хотя, опять же…
– Эй, ты что, другой Кугельблицевой мамаше не доверяешь?
И так, с обычными предуведомлениями, Максин другую руку держит в кармане, где пальцы ее скрещены, а сама торжественно клянется на мизинчиках.
– По-моему, у нас сегодня выгорело упреждение? Даже еще на вершине техно-пузыря это были б обалденные деньги? И тут не ВК, а другая техно-компания? В этом году крупная акула в Переулке, «хэшеварзы»?
Ууйюйюйюй.
– Ну… по-моему, я… слыхала такое название. И это у них ты сегодня была?
– Весь день просидела. До сих пор, типа, вибрю? Он просто пучок энергии, этот парень.
– Гейбриэл Мроз. Он тебе сделал крупное предложение на покупку чего, этого исходника?
Ушком к плечику, одно из тех долгих пожатий Западного побережья:
– Он выдвинул точно внушительный мешок мелочи откуда-то? Хватит, чтоб ИОП[18] пересмотреть? Мы уже рыбу на неопределенную паузу поставили?
– Минутку, а как с лихорадкой приобретений в Переулке, разве оно все не всплыло кверху пузом в прошлом году вместе с крахом?
– Для тех, кто занимается управлением безопасностью, нет, они сейчас неистово гребут. Когда все на нервах, корпоративные пиджи только и думают, как бы им защитить то, что есть.
– Так значит, у вас, ребята, шмузинг с Гейбриэлом Мрозом. Можно у тебя автограф взять?
– Мы к нему на дневное суарэ ходили в особняк в Ист-Сайде. Они с женой, Талит, в «хэшеварзах» она ревизор, и в совете тоже сидит, по-моему?
– И это прям честная покупка?
– Они чего только хотят, там есть такая часть про перемещение куда-то, чтоб следов не оставлять. А контент, им на это плевать. Там не про странствие или пункт прибытия вообще, на самделе, для этих клоунов.
Максин уже слишком хорошо знакома, даже, боже упаси, в интимной связи, с таким подходом заметай-следы. Дальше он морфирует из невинной жадности в некую опознаваемую разновидность мошенничества. Ей интересно, прикладывал ли кто-нибудь к «хэшеварзам» модель Бениша, просто поглядеть, как происходит ритуальный забой публичных цифр. Памятка себе – найти время.
– Это ПодБытие, оно что – место?
– Странствие. Зайдешь к нам в следующий раз, ребята тебе демку дадут.
– Хорошо, вашего Лукаса я давно не видала.
– Он теперь у нас нечасто. Возникли, типа, проблемы? Они с Дастином по любому поводу ссорятся. Даже вообще продавать ли исходник. Все та же старая дилемма дот-комов, быть вечно богатым или свернуть его в тар-архив и запостить бесплатно, а себе оставить авторитет и, может, гиковское самоуважение, но доход так и будет более-менее средним.
– Продать или раздать, – несколько поразмыслив, – трудный выбор, Вырва. А кто из них чего хочет?
– Оба хотят и того, и этого, – вздыхает она.
– Так и думала. А ты?
– О? Разрываюсь? Ты б решила, что это все хипня, а мне со сраной кучей денег не так уж и четко – вот обвалится сейчас нам в жизнь? Это так губительно может оказаться, мы знаем пару человек в Пало-Альто, все быстро становится мерзко и грустно, по мне, так лучше б парни и дальше работали, может, что-нибудь другое б начали. – Ухмылка с креном. – Такое трудно человеку из Нью-Йорка понять, извини.
– Все это видала, Вырва. Направление потока, внутрь или наружу, не важно, над критическим количеством это все плохо.
– Не то чтоб я жила жизнью мужа, ОК? Я просто терпеть не могу, когда ребята ссорятся. У них любовь, за ради бога. Они постоянно а-ты-кто-такой-чувак-напомни-ка-мне-еще-разок, а на самом деле – как парочка скейтбордистов? Мне ревновать?
– Чего ради?
– Знаешь это олдскульное кино, где два пацана лучшие друзья, а потом один вырастает и уходит в священники, а второй становится бандитом, ну так вот, это Лукас и Дастин. Только не спрашивай, кто из них кто.
– Но, скажем, Дастин – священник…
– Ну, тот, который… не попадает в перестрелку под конец.
– Тогда Лукас…
Вырва смотрит вдаль, старательно изображая Сёрферскую Зайку, Глядящую в Море, а сама являет вид, который Максин наблюдала чаще, чем ей бы хотелось. Нет – не лезь, советует она себе, несмотря на почти-что-неодолимо возникающий вопрос: А не штупит, прошу прощения, не встречается ли Вырва украдкой с партнером своего мужа?
– Вырва, ты не…
– Не что?
– Ничего. – Обе женщины затем изощренно лыбятся и пожимают плечами, одна быстро, другая медленно.
Тут еще один неисследованный уголок, о котором уже довольно. Максин лишь недавно, к примеру, выяснила про Вырву и Бобовых Бэбиков. Похоже, Вырва рулит какой-то аферой по скупке и продаже модных гибридов мягконабивных игрушек/бобовых пуфов. Вскоре после их первого свидания в песочнице:
– У Фионы есть все Бобовые Бэбики, – Отис кивает для пущей важности, – на свете. – Он задумался на минутку. – Ну, все виды Бобовых Бэбиков. Все, что есть на всем белом свете, это будет… как склады и всяко-разно.
Как с мальчиками то и дело бывает, Максин это поневоле напомнило Хорста, на сей раз – его тупоголовый буквализм, и ей пришлось удержать себя, чтобы не схватить Отиса в охапку, не обслюнявить его поцелуями и не сдавить, как тюбик зубной пасты, тип-того.
– У Фионы есть… и какой-нибудь Бобовый Бэбик Принцесса Диана? – вместо всего этого спросила она.
– Какой-нибудь? Удачи, мам. У нее они все, даже Юбилейное Издание Интервью «Би-би-си». Под кроватью, все чуланы, они ее из комнаты выживают.
– Так ты говоришь, что Фиона… склонна к Бобовым Бэбикам.
– Не столько она, – грит Отис, – это мама ее у них дома тотально одержимая.
Максин заметила, что по меньшей мере раз в неделю, едва убедившись, что доставила Фиону в Кугельблиц, Вырва отправляется на автобусе по 86-й улице через весь город на очередную сделку по Бобовым Бэбикам. Она составила список розничных торговцев в Ист-Сайде, которым этих тварей поставляют чуть ли не прямиком из Китая через некие теневые склады, примыкающие к «Дж. Ф. К.». Сосы не просто падают с грузовика, их сбрасывают на парашютах. Вырва их скупает по дешевке, как грязь, в Ист-Сайде, затем несется в разные игрушечные и универсальные магазины Уэст-Сайда, чьи графики поставок тщательно взяла на карандаш, продает их за несколько меньше, чем платили бы магазины, когда появится их собственный фургон, и все прикарманивают разницу. Фионе меж тем, хоть она и не очень коллекционер, достается все больше Бобовых Бэбиков.
– И это лишь на коротком пробеге, – объясняет Вырва вполне, как это видится Максин, с энтузиазмом. – Еще десять-двенадцать лет, светит колледж, знаешь, сколько они будут стоить у коллекционеров?
– Много? – угадывает Максин.
– Неисчислимо.
Зигги в этом не убежден.
– Разве что один-два особых выпуска, – отмечает он, – у Бобовых Бэбиков нет упаковок, а это коллекционерам важно, и кроме того, это значит, что 99-с-лишним процентов их свободно расползлось по окружающей среде, их топчут, жуют и пускают на них слюни, много под батареями, их жрут мыши, через десять лет ни одного не останется в коллекционном состоянии, если только миссис Макэлмо не хранит их в архивационном пластике где-нибудь рядом с комнатой Фионы. Типа в темноте и с контролем температуры было бы что надо. Но ей это ни за что в голову не придет, потому что слишком уж осмысленно.
– Ты утверждаешь…
– Она чокнутая, мам.
5
Как полностью оплаченный член местного отделения «Ент-С-Принципами», Максин прилежно приглядывалась к «хэшеварзам» и довольно скоро поймала себя на том, что не понимает, во что впутался Редж и, хуже того, во что несподручно втягивает ее. Первым из кустов выскакивала, помахивая, так сказать, хером, аномалия закона Бенфорда в части некоторых расходов.
Хотя закон Бенфорда в том или ином виде существует уже столетие и больше, в литературе как инструмент ревизора по борьбе с мошенничеством он только-только начал появляться. Суть здесь в том, что кому-нибудь хочется подшаманить список цифр, но, чтобы рандомизировать его, считают они, большого ума не надо. Они допускают, что первые цифры, от 1 до 9, будут распределены равномерно, поэтому каждая будет встречаться в 11 % случаев. Одиннадцати с мелочью. Фактически же для большинства списков цифр распределение первых – не линейно, а логарифмически. Поэтому где-то в 30 % случаев первой цифрой действительно выпадает 1, затем в 17,5 % это будет 2, тип-того, спадая по кривой до лишь 4,6 %, когда дойдешь до 9.
Поэтому, когда Максин шерстит эти выплаченные суммы по «хэшеварзам», подсчитывая, насколько часто появляется каждая первая цифра, знаете что. И близко не лежит к кривой Бенфорда. Что в бизнесе обозначается как Туфта на Растительных Жирах.
Читать бесплатно другие книги:
