Лабиринт Просперо Чиж Антон

Материалы

для господ, желающих выступать в самодеятельном театре

Сценка из комедии «БУРЯ» Вильяма Шекспира

(перевод Николая Сатина, 1846 год, в сибирской ссылке)

ПРОСПЕРО

Является АРIЭЛЬ

АРIЭЛЬ[5]

ПРОСПЕРО

АРIЭЛЬ

ПРОСПЕРО

АРIЭЛЬ

ПРОСПЕРО

АРIЭЛЬ

ПРОСПЕРО

АРIЭЛЬ

ПРОСПЕРО

АРIЭЛЬ

ПРОСПЕРО

АРIЭЛЬ

ПРОСПЕРО

АРIЭЛЬ

ПРОСПЕРО

АРIЭЛЬ

ПРОСПЕРО

АРIЭЛЬ

ПРОСПЕРО

АРIЭЛЬ

ПРОСПЕРО

7

По обе стороны железной дороги стоял сосновый лес, погребенный под снегом до самых макушек. Быстро темнело. Вьюга и не думала стихать.

Проводник, белый, будто вывалялся в сугробе, вернулся скоро и доложил «приятную» новость: на пути образовалась снеговая пробка, легкому паровозу одолеть затор не под силу. Ждать бесполезно, вытащат вагон не раньше завтрашнего утра. Да и то потянут маневровым назад, в Петербург. Машинист прощения у господ просит, но поделать ничего не может, у котла силенок не хватает, да и снега такого лично он не припомнит, хоть служит лет двадцать, почитай. Господам пассажирам предлагается сойти вот прямо здесь.

Предложение вызвало взрыв возмущения. Дамы выражали глубокое возмущение порядками, царящими на железной дороге, обещали жаловаться. Господа не отставали, тоже обещая жаловаться, но еще и «разобраться с бездельниками». Проводник терпеливо сносил накаты гнева и только осматривал ботинки с налипшим снегом. Кричать можно сколько угодно, пробка от этого не растает. Застряли так застряли, что ж тут поделать.

Ванзаров прикинул, что его костюм, конечно, выдержит экспедицию по снегу, но вот с обувью придется распрощаться. Добраться до «Курорта» по сугробам – развлечение не рядовое. Но и вернуться по шпалам не имеет права. Если взялся, то надо идти до конца. И деньги тут ни при чем. Он стал присматривать, кто готов составить ему компанию, но желающих брести по горло в снегу что-то не нашлось. Три дамы как одна заявили, что с места не сдвинутся. Марго не приняла участия в этой забастовке, отстраненно глядя в окно. Зато отличились другие.

Господин Навлоцкий грозно махал пальцем перед носом мирного проводника, угрожая связями и влиятельными знакомствами. Муж крикливо одетой дамы говорил речь о безобразиях, царящих в общественных перевозках. Отец семейства был возмущен, но кашель мешал ему добавить огонька в скандал. Нотариус Игнатьев вжался в диванчик, будто его жизни угрожала нешуточная опасность. Господин с бородой растерянно улыбался и только повторял: «Да как же так, да разве можно так с нами…» Владелец песцовой шубы презрительно скривился и отвернулся, приказав растерянному камердинеру выпутываться как хочет. Толстячок в дальнем конце вагона с трудом понимал, что происходит, почему поезд стоит посреди белой тьмы и отчего такой гвалт. А вот господин в полушубке, кажется, не испытывал волнения. Напротив, он с интересом поглядывал на скандал, старательно не встречаясь взглядом с Ванзаровым.

Ждать и надеяться на чудо нельзя. Зимние сумерки сгущались с каждой минутой, добираться в темноте по сугробам будет куда опасней. Ванзаров еще раз убедился, что мирные граждане скорее разорвут на клочки проводника, чем сделают шаг к спасению, и вышел в тамбур. Снега намело широким клином. Ванзаров спрыгнул на насыпь и сразу провалился по щиколотку. Дальше будет не лучше. Он огляделся.

Вагон стоял как раз невдалеке от лесной просеки. Судя по направлению, она вела прямиком к «Курорту». Это был путь к спасению. Без преувеличения – чудесному. По просеке приближался целый кортеж саней, бренча бубенчиками. Появление извозчика в столице, когда он нужен, можно считать чудом. А явление целого эскадрона саней в глухом лесу посреди снегопада… Научного объяснения такого феномену не имелось. Будь тут репортер «Листка»[6], наверняка настрочил бы передовицу о сенсации.

Между тем сани выехали из леса и встали семь в рядок. Бойкий извозчик крикнул, что господа могут садиться, коли изволят. Ванзаров спросил: откуда они появились? Кто успел сообщить? На что извозчик уклончиво ответил: «Послали!» Не иначе эскадрон сестрорецких извозчиков получил выгодный заказ.

Ванзарову потребовалось усилие голоса, чтобы успокоить вконец взволнованных пассажиров, указав на спасительные сани, смутно видневшиеся в окне. Когда до уважаемых господ наконец дошло, что их спасут из застрявшего поезда, случилось то, что и всегда случается на железной дороге: суматоха покидания вагона. Дамы и господа умудрились устроить давку, старясь первыми занять места в санях. Особенно в этом преуспели господин Навлоцкий и семейная пара. Из почтенного семейства Марго вышла последней, Ванзаров подал ей руку. Она приняла его помощь и спрыгнула на землю. Благодарность ее была строга и молчалива. Но и этого было достаточно. При прикосновении мягкой ладони Ванзарова пробил электрический удар.

Господа рассаживались торопливо, закрываясь от снега широкими накидками. Отец семейства разместился с пожилой дамой, Марго и ее родственница сели в другие сани. Извозчики трогали сразу, уезжая от ветра и метели. За первыми двинулись сани семейной пары, за ними унеслись нотариус Игнатьев и господин Навлоцкий. Господин в собольей шубе задержался только на погрузку чемоданов, занявших все свободное место так, что камердинеру пришлось ехать в санях с бородатым господином, как видно, демократических взглядов. Знакомый Ванзарова и толстяк с усиками, который умудрился надеть ботинки с тонкой подошвой, уехали последними.

Никто не предложил места Ванзарову. А просить он не стал. Позади – вагон с проводником, тихо ругавшимся под нос, впереди – лесная просека с санным путем. Что ж, хоть не собьется с дороги. Конечно, можно было надеяться, что самый жадный извозчик вернется за позабытым пассажиром. Но чудеса, как известно, случаются только раз. Ванзаров спросил: сколько тут до «Курорта». На что проводник злобно пробурчал, что мерить расстояния в его обязанность не входит, но полагает, что немного. Версты три-четыре, ну от силы пять. И уж всяко не больше шести. В крайнем случае – семь. Так что путь недальний. Одолеть его предстояло в темноте. Фонари в лесу еще не придуманы.

Долетел звон бубенцов. Этот звук казался обманом слуха, но слышался все верней. Пока из леса не выскочили самые настоящие сани. Извозчик, стряхнув запорошенные усы, крикнул: «А хто тут гаспадин Вазаров будет?» Хотя выбор из проводника и господина в пальто был не так уж велик. Чтобы не смущать посланца волшебника – по-другому появление извозчика объяснить было невозможно, – Ванзаров предложил проводнику место, от чего тот отказался, и с чистой душой залез под теплое одеяло, напоминавшее заснеженную лужайку.

– Прощения просим, задержамшись, кобыла завязла, – сказал извозчик, поворотясь к седоку и натягивая варежку. – Не печальтесь, барин, мигом доставим…

Ванзаров попросил не спешить и ехать как можно медленней. За неторопливый ход обещал дать на чай.

– Не требуется! – извозчик хмыкнул. – За все заплочено, мы не питерские, лишнего не берем. Все по чести, значит…

– Кто же тебя нанял, любезный?

– Так это, как полагается: в «Курорте». Дело обычное: летом пассажиров на станции встречаем, на колесах, значит, а зимой какие колеса, на полозьях бы проехать. Ишь, сколько навалило…

– Значит, тебя прямо за мной подрядили?

– А то как же. Сказано: встречай гаспадина Вазарова… Я выехал, а тут такая неудача вышла. Подвела кобылка, ну ничего…

– Так кто тебе это сказал?

– Да в «Курорте», говорю же. Нас как наняли, артельщик мой и говорит: встретишь, значит, етого гаспадина… Как положено. Незадача вышла. Так что, барин, трогаем?

Ванзаров не возражал.

Сани шли медленно. Извозчик терпел и не подгонял, только часто стряхивал со спины налипающие холмики. В лесу ветра не было. Снег падал крупыми хлопьями. Сползала темнота. Ванзаров полулежал в санях, деревья уже смутно угадывались, смешиваясь с пургой. И казалось, что едет он не по лесной дороге, а спускается по черному лабиринту в глубины пещеры, где прячется хищный Минотавр, питающийся человеческим мясом. Чего ни привидится под вечер в лесу. Снег мысли путает.

8

Записная книжка Г. П.

Только представьте, дорогая Агата, что пригородный поезд может просто встать посреди заснеженного поля и пассажирам будет приказано добираться как им вздумается. Замечу: посреди яростной метели. Но в России это – в порядке вещей.

Проводник доложил, что впереди занос, поезд не может двигаться и будьте любезны покинуть вагон. Разумеется, все взбунтовались. Произошел омерзительный скандал, несчастного проводника чуть не пристрелили, я видел, как ему угрожали ножом. Не знаю, чем бы кончилась эта удручающая сцена, если бы не случилось маленькое чудо, на которое так щедра эта страна.

Из леса, как в доброй сказке, вдруг выехала целая вереница низких экипажей на полозьях, которые здесь называются «sani». Нам было предложено добраться до цели моего путешествия подобным экзотическим способом. Но это все равно лучше, чем замерзать в вагоне посреди дремучего леса. Полагаю, в России годы бедствий воспитали недурную традицию посылать к застрявшему в сугробах поезду спасательную экспедицию.

В экипаже место было для двоих. И хоть я предпочитаю ездить один, но обстоятельства заставили быть джентльменом. Ко мне уселся господин в коротком полушубке и сразу стал навязывать свое знакомство. Деваться мне было некуда. Я представился, впрочем, умолчав о месте службы. Мой спутник сообщил, что он тоже скромный обыватель. Хоть фамилия у него Францевич, по-французски он изъясняется чудовищно. Только моя вежливость не позволила сделать ему замечание. Я не мог не заметить у него под полой кобуру с револьвером. Этот факт в сочетании с общим подтянутым видом господина говорит мне, что «просто обыватель» на самом деле является офицером русской тайной полиции, о зверствах которой мы столько наслышаны. Это важное обстоятельство заставляет меня быть осторожным. Но лучше уж встречать опасность с открытыми глазами. Теперь я лично убедился, что в России агенты тайной полиции на каждом шагу.

Дорога была необычной. Мы неслись по лесу так, что в ушах ветер свистел. Или это выли волки. Под огромным покрывалом, защищавшим от снега, было тепло. Вскоре лес кончился, и я увидел тот самый «Курорт», о котором столько трубят. Русские хотят уверить нас, что это – Северная Ривьера. Но до Ривьеры этому месту далеко, как до луны. Главное здание санатория – курзал – представляет собой огромный, безвкусный купол, от которого раскинулись два корпуса. Пляжа под снегом не видно. Он буквально сливается с заливом в одно неразличимое белое пятно. Возможно, летом природа берет свое, но сейчас место это выглядит не менее диким, чем Северный полюс.

Нас встретил доктор с ужасающей фамилией. Он пояснил, что зимой «Курорт» фактически не работает, не сезон. Многие помещения закрыты. Но для приехавших гостей будет сделано исключение, и они ни в чем не будут нуждаться. Питание будет организовано в столовой, расположенной в левом крыле курзала. А проводить время можно в соседних помещениях: бильярдной, гостиной, курительной и читальне. Прислуги осталось немного, но доктор обещал, что это не скажется на комфорте нашего проживания. В чем я искренно сомневаюсь. Из-за зимнего периода жить можно только в корпусе, называемом «Морской пансионат». Его достоинство только в том, что он в двух шагах от эспланады курзала. То есть прогулки по снегу будут минимальны. Должен сознаться, дорогая Агата, что я допустил оплошность и надел бальные туфли. О чем сильно сожалею. Однако, помня, зачем я здесь, такое неудобство несущественно.

Я наконец смог отделаться от липкого господина Францевича и закрылся в своем номере. К некоторому удивлению, я нашел в нем все, к чему привык в своей жизни. Не забыты даже мои любимые папиросы. Но не об этом речь. Выйдя из номера, я обнаружил, что все пассажиры несчастного поезда расселились в бельэтаже и на первом этаже. Мне остается только разузнать о других постояльцах, чтобы начать розыски того, что мне поручено.

В этом деле меня тревожит не только неизвестность, но некоторая странность моего положения. Оказаться в чужой стране в роли частного сыщика – дело неблагодарное. И все же мне кажется, что усилия мои принесут результат. Если преступник ехал со мной в вагоне, что я вполне могу допустить, то все эти персонажи мною изучены досконально и расставлены в порядке вероятности. Новые лица, которые, несомненно, окажутся здесь, будут изучены не менее придирчиво. Действительно, я сильно ограничен во времени. Мне надо разгадать загадку от силы за два дня, чтобы успеть вернуться в столицу на бал, где, как я понял, меня ожидает вознаграждение. Надеюсь, к этому времени дорогу расчистят от снега. Для меня будет страшным ударом, если обнаружится, что здесь принято дожидаться, когда снег растает сам собой. Хотя в России можно ожидать всего.

Сделав первый осмотр курзала, я обнаружил, что в нем довольно холодно и неуютно. Но, кажется, от холода страдаю только я. Господа, собравшиеся на ланч, будто не замечали низкой температуры. Только сейчас я понял, что так смущало меня в вагоне. И это касается прекрасной Марго…

9

Сани подкатили к боковому входу в курзал.

– По зиме у них тут всё в одном… Лишнего топить не хотят, что ж, дело разумное, – сказал извозчик, откидывая одеяло, чем поднял миниатюрную метель. – Приехали, значит, барин…

Ванзаров поблагодарил за мягкую дорогу и вошел в величественное строение, которое газеты беззастенчиво называли «гордостью современной архитектуры». С мороза показалось тепло, но далеко не жарко. Уголь действительно экономили.

За конторкой стоял господин среднего роста в длиннополом сюртуке. Шею его подвязывал аккуратный галстук, а нос украшало золоченое пенсне. Он просматривал конторскую книгу и делал в ней пометки карандашом.

– А, вот и вы! – сказал он довольно радостно, заметив вошедшего.

– Мы знакомы?

Господин провел пальцем по странице.

– Имею честь видеть господина Ванзарова? Родион Георгиевич?

От такой чести отказаться было никак нельзя. Гость только хотел узнать, каким образом его фамилия раньше него оказалась в книге гостей.

– Но вы же должны были приехать!

Господин в пенсне сказал это таким тоном, как будто под сомнение были поставлены законы мироздания.

– Позвольте представиться: доктор Могилевский! – продолжил он с поклоном. – Сейчас не сезон, у нас сокращение штата, так что я и за портье, и за хозяйство, и за лечение. Да, и позвольте приветствовать вас в лучшем санатории России, а вскоре и Европы. Наш профиль – нервные болезни. Но зимой мы закрыты.

– Как же нервным людям пережить зиму? – спросил Ванзаров.

Вопрос лишь на миг привел в замешательство, доктор воспитанно улыбнулся и заверил, что для гостей они делают все возможное.

– Заодно спасаете пассажиров дачных поездов, застрявших в снегу.

– Простите? – Доктор искренно не понял, что от него хотят.

– Какая волшебная предусмотрительность: послать караван саней к нам на выручку.

– Ничего удивительного: мы ждали гостей. Со станции телефонировали, что пути завалены, поезд пробиться не сможет. Извозчикам было приказано ехать лесом.

– Редкая способность просчитывать на два хода вперед, – сказал Ванзаров, дернув за усы. Что было недобрым знаком для тех, кто знал его повадки.

Доктор принял комплимент с благодарностью и принялся объяснять гостью, что ему полагается номер в пансионе, вскоре будет обед, весь санаторий к его распоряжению, но администрация заранее приносит свои извинения: многие помещения закрыты на зиму.

– А много ли у вас нынче гостей остановилось?

– Все, кто прибыли раньше вас, – ответил доктор. – Вы же вместе ехали.

– То есть до того, как сюда на семи санях приехало тринадцать человек, у вас постояльцев не было?

– Совершенно так.

– Наделали вам внезапных хлопот. Свалились к вам как снег на голову.

– Ничего подобного! – запротестовал доктор. – Мы заранее протопили помещения, открыли пансион, да и продуктов надо было завезти. Такие вещи вдруг не делаются.

– Кто же вас предупредил?

– О чем тут предупреждать? Господа выиграли рождественский отдых благотворительного фонда…

– Какого фонда? – перебил Ванзаров.

– Семейного добросердечия и дружеской поддержки, довольно известное благотворительное учреждение, как говорят.

О таком Ванзаров ничего не слышал. И кто об этом фонде говорит – тоже не знал. Вот что значит оторваться от дел милосердия и иметь дело с преступниками да богатыми клиентами. Он подумал, что недурно будет внести свою лепту в дело милосердия. Не всякий фонд вытаскивает своих благодетелей из снежной катастрофы посреди леса.

– Какое отношение к этому фонду имеет моя скромная персона? – спросил Ванзаров, никогда не игравший в лотереи, даже благотворительные.

– Не могу знать! – Доктор почтительно улыбнулся, как бы отмечая скромность мецената. – Ваше имя мы получили в числе прочих гостей. С прибывшими вас не было, я уж решил, что не смогли.

– Не могли бы показать присланный список?

Доктор покопался в ящичке и протянул бланк телеграммы, в которой сообщалось о прибытии четырнадцати гостей сегодня. Дата стояла позавчерашняя, получена Сестрорецкой почтово-телеграфной конторой.

– Тут не указана моя фамилия, – сказал Ванзаров.

Как видно, господин Могилевский был сама терпеливость, недаром исцелял нервные болезни. Он не поленился достать лист плотной бумаги, который был прислан заказным письмом, как было пояснено. Лист содержал список четырнадцати фамилий. Ванзаров занимал почетное последнее место. Первым шел некий Джон Маверик, подданный Северо-Американских Соединенных Штатов.

– Это господин в перстнях и собольей шубе? – спросил Ванзаров, указывая на верхнюю строчку.

– О да! – согласился доктор, всем видом намекая, что любой гость для него праздник, даже если это праздник с отвратительными манерами и барскими замашками.

– Он американец?!

– По паспорту – несомненно, – последовал ответ.

Ванзаров еле сдержал язык, чтобы не спросить паспорт. Такие замашки пристали чиновнику сыскной полиции, а вовсе не скромному отдыхающему. Надо думать, что документ настоящий. А подделку определить смогут двое: дорогой Лебедев или бесценный братец Борис, чиновник МИДа. Оба далеко и недоступны.

– А это кто такой? – спросил он, указывая на строчку сразу над собой.

– Подданный Бельгии, некий Геркулес Пьюро… – произнес доктор, как мог, трудную фамилию. – Паспорт у него в порядке.

– Ваш санаторий обретает европейскую известность, – заметил Ванзаров, чем польстил доктору. Тот зарделся краше девицы.

Изучение списка продолжилось. Г-н и г-жа Стрепетовы – несомненно, семейная пара. Игнатьев числился как полагается. Попав на фамилию «Францевич», Ванзаров вспомнил, как зовут жандармского ротмистра. Дамы, стоящие следом за г-ном Верониным Орестом Семеновичем, оказывается, были Дворжецкая Лилия Карловна и Сидихина Дарья Семеновна. Инициалы подсказывали, что одна – его сестра, а другая, вероятно, тетушка. Неопределенность вызывали Меркумов и Лотошкин: кто из них кто? Доктор сомнения развеял. Камердинером американца оказался Лотошкин, а про Меркумова сведений не имелось. Кажется, из провинции.

Свой интерес Ванзаров пояснил тем, что никогда не мешает знать соседей, с кем придется встречать праздник. Не надо было сравнивать почерк своего письма и списка, чтобы убедиться: одна и та же тщательно выведенная каллиграфия. Такую не забудешь. Он спросил, не надо ли и ему расписаться в книге гостей. Доктор всполошился, повернул к нему книгу и подвинул чернильницу с ручкой. Ванзаров старательно промокнул перо, смахнул лишнее о край чернильницы и тщательно расписался. Ему хватило времени просмотреть столбик подписей. Каллиграфических не оказалось. Что было бы незаслуженным подарком.

Доктор аккуратно промокнул свежую закорючку и выдал ключи от номера на втором этаже пансиона.

– Кого еще ждете? – спросил Ванзаров.

– Гости все прибыли, – ответил Могилевский и пожелал приятного отдыха. – Воздух у нас замечательный, исключительно целебный, особенно после душного города. Обед будет накрыт примерно через часок. Кстати, и елка намечена для праздника, все, как полагается.

Снег не переставал. Санаторий «Курорт», известный по множеству открыток и фотографий в иллюстрированном приложении к «Ниве», краса и гордость столичного взморья, казался развалинами древнего строения, погребенного песком времени. Только шпили башенок курзала стояли против непогоды. Ванзаров не мог забыть событий, что произошли при закладке этого санатория, как не мог их забыть Лебедев. И сейчас, в наступившей тьме, в которой еле светлели сугробы, ему показалось, что часы повернули вспять и вот-вот случится нечто, чему он не сможет помешать. И опять он опаздывает и не знает, кого защитить от удара. То, что удар случится и опасения несчастного не напрасны, он не сомневался. Логика металась в сомнениях, но он был рад, что весь путь присматривался к ехавшим в вагоне. Теперь этот опыт пригодится.

Только нет ответа на главные вопросы: кого защищать? И почему жертва так старательно прячется от него? Один из вероятных ответов был странен до неприличия: жертва старательно заманивает своего убийцу. Вот только в какую ловушку? И не будет ли Ванзаров сам частью этой ловушки? Вопросы, по которым психологика пока предпочитала помалкивать.

Сбоку обнаружилось шевеление. Ванзаров пригляделся. В темноте передвигалось нечто ниже человеческого роста. Существо казалось шаром на коротких ножках, мохнатым и корявым. Вид его столь дик, что Ванзаров невольно напряг мышцы, изготовившись к чему угодно. То, что двигалось, вышло из тени, на открытый участок, и Ванзаров не мог не удивиться. Это была согбенная старуха в драной овчине, вывернутой наружу. Подпоясана грубой веревкой, чуть ли не канатом. На горбу – мешок с углем чудовищного размера, неподъемный здоровому грузчику.

Старуха глянула на него. Менее закаленный человек вздрогнул бы, а нервнобольной рухнул в обморок. Хуже уродства не найти и в Кунсткамере: нижняя губа у нее срослась с подбородком и свисала багровой раной, нос торчал волосатым пнем, лоб и щеки изъедены складками, а маленькие глазки горят злобой. Чудище детских сказок. Такую и Баба-яга, пожалуй, испугалась бы. Особенно ночью. Хорошо, что попалась на крепкую личность…

Пробубнив что-то злобное, старуха поплелась своей дорогой.

Ванзаров глотнул освежающего воздуха вперемешку со снегом и направился к пансиону, горевшему зажженными окнами.

Памятка

для удобства господ внимательных читателей

Список гостей и победителей благотворительной лотереи фонда Семейного добросердечия и дружеской поддержки, основанного в С.-Петербурге в 1900 году, в июне месяце:

1. Мр. Дж. МАВЕРИК, подданный С-АСШ

2. Г-н ЛОТОШКИН Иван Иванович

3. Г-н ВЕРОНИН Орест Семенович

4. Г-жа ВЕРОНИНА Маргарита Орестовна

5. Г-жа ДВОРЖЕЦКАЯ Лилия Карловна

6. Г-жа СИДИХИНА Дарья Семеновна

7. Г-н НАВЛОЦКИЙ Иван Иванович

8. Г-н ИГНАТЬЕВ Владимир Петрович

9. Г-н СТРЕПЕТОВ Иван Иванович

10. Г-жа СТРЕПЕТОВА Нина Васильевна

11. Г-н МЕРКУМОВ Леонтий Иванович

12. Мс. Геркулес ПУЙРОТ, подданный бельгийской короны

13. Г-н ФРАНЦЕВИЧ Павел Федорович

14. Г-н ВАНЗАРОВ Родион Георгиевич

10

Ваше превосходительство!

Имею честь доложить сложившиеся обстоятельства. После аварии поезда, который по недосмотру машиниста, а особо путевого обходчика, завяз в ледяных сугробах, мною были предприняты чрезвычайные усилия с целью найти выход из сложившейся ситуации. Мною было принято решение действовать в сложившихся обстоятельствах. А для того найти необходимый транспорт. Преодолевая пургу и вьюгу, утопая по горло в снегу, я смог добраться до станции Сестрорецк и нанять извозчиков с санями, которые там постоянно дежурят в ожидании прихода поезда. Однако, помня, что мне следует хранить скрытность, счел необходимым нанять не одни, а восемь саней, на которые мною были потрачены сто рублей.

Излагаю причины моего решения: в случае подгона одних саней и предложения услуги исключительно объекту Джокер это могло быть расценено им как попытка войти в доверие. Зная его хитрость и изворотливость, о коей был поставлен в известность, счел за лучшее замаскировать свои намерения большим количество саней для всех пассажиров вагона. Другой резон: каждый из них может оказаться сообщником Джокера, а у меня не было достаточно времени, чтобы изучить всех подозреваемых.

Таким образом, я прибыл к месту аварии во главе кавалькады саней, что вызвало настоящий фурор у пассажиров. Был доволен, что моя хитрость возымела действие. Джокер ничего не заподозрил, очевидно, решив, что железнодорожное ведомство прислало извозчиков на выручку. Сам я воспользовался санями еще и с тем, чтобы прощупать наиболее подозреваемое мною лицо: иностранца с усиками. Им оказался бельгийский подданный по фамилии Пуйро. Пользуясь своим блестящим знанием французского языка, я выяснил, что данный субъект пребывает в Петербурге ради рождественских развлечений. Одним сим ответом он выдал себя с головы до ног. Невозможно представить себе европейца, который по доброй воле приедет зимой в Россию отмечать Святки. Ложь его была тем очевиднее, что на ногах у него мною были замечены ботинки на тонкой подошве, в каких не по снегу бегать, а по паркету гулять.

Болтая в дороге о разных пустяках, я пытался выведать, что связывает Пуйро и Джокера. Но толстяк оказался чрезвычайно хитер и изворотлив и ловко избегал языковых ловушек, расставленных мною.

Наш караван саней прибыл в «Курорт», когда сильно стемнело, а снег шел стеной. К счастью, в санатории были свободные места, и всем пассажирам, то есть подозреваемым, удалось разместиться в роскошном пансионе «Сан-Ремо». Считаю, что на данном этапе проведенная мною операция достигла блестящего результата: Джокер и подозреваемые находятся под моим полным контролем в ограниченном пространстве. Далее приступаю к описанию размещения всех лиц. Делаю это с целью передачи Вам достоверных данных о расположении каждого. Они могут быть полезны в случае моей гибели на данном задании, к чему я целиком готов, и заступления на вахту иного агента.

Пансион вообще представляет собой двухэтажное строение. В бельэтаже имеется семь номеров. В трех разместилось семейство господина Веронина: он сам, очаровательная и опасная Марго. Старушка с перезревшей дамой заняли один номер на двоих. Рядом с ними поместился шут Навлоцкий. Одну угловую комнату у входа занял камердинер Лотошкин, другую – ваш покорный слуга. Номер мною был выбран с дальним умыслом.

Во-первых, такой диспозицией я контролирую, кто и когда входит и выходит из пансиона. Во-вторых, мне необходимо соседство с камердинером. Я намереваюсь заручиться его доверием, или попросту подкупить, чтобы в ближайший удобный момент он позволил мне изучить чемоданы своего хозяина. Возможно, этот дерзкий шаг приведет к немедленному успеху. Остается только нащупать нужную ниточку Лотошкина. Для этого я уже вежливо улыбнулся ему и сделал комплимент, что простой народ, а особенно прислуга, всемерно ценит. Дело остается за малым: быстро и окончательно перетянуть его на свою сторону, завербовав целиком.

На втором этаже находится шесть номеров. Самый большой и роскошный занял, разумеется, Джокер. Рядом с ним в маленькой комнате, прямо над камердинером, поселился господин с бородой. Из разговора я понял, что он – провинциальный актер из Саратова. Что не делает ему чести. На другой стороне от номера Джокера разместился бельгийский толстячок, что лишний раз подтверждает мои опасения: они заодно. Также на этаже поселили старика с портфелем и неприятного господина с кошачьими усами, который занимается не пойми чем. Последний номер-каморку занимает доктор Могилевский, как он мне сказал.

Погода, безусловно, способствует моему розыску. Пройти по сугробам и метели практически невозможно. Джокер и подозреваемые лица будут вынуждены проводить время в помещениях курзала, где им трудно будет укрыться от моего внимательно взгляда. В ближайшее время должен состояться обед, на котором, вероятно, я смогу заметить что-то важное или понять намерения Джокера. Пока он ничем не выдает себя и умело притворяется богатым барином. Но такая маскировка ему не поможет. Нюхом и опытом чую: готовятся большие события…

Ж. к. ротмистр Францевич

11

«Психологика – наука тонкая и вдумчивая, требующая не только внимательности, но и умения сравнивать факты, находить скрытое в очевидном, то есть не менее скрытое, потому что очевидно, то есть строить логические конструкции там, где их меньше всего ожидают» – такими вот измышлениями Ванзаров нарочно доводил Лебедева до легкого бешенства. На самом деле, меньше всего в психологике было науки, все больше простой практической сметки, которую надо было не лениться применять. И опыта, которого чиновник сыска набирается, как свинья желудей. Психологика была столь проста и универсальна, что оправдывала практически любой поступок ее создателя. Например, пользоваться доверчивостью людей.

Войдя в пансион, Ванзаров заметил, что при его появлении створки дверей номера Веронина чуть приоткрылись и быстро затворились. Такой же маневр произошел с дверью соседнего номера. Что могло говорить только об одном: намечается тайная встреча, участники которой не желают случайной огласки.

Ванзаров старательно затопал по ступенькам, кряхтя и сопя, будто ему было тяжело, громко прошелся по полу своего этажа, клацнул замком и довольно грубо хлопнул створкой. После чего оставалось затаиться, а лучше не дышать. Примитивный обман сработал. Внизу скрипнули двери, послышались тихие шаги и приглушенный говор. Ступая каблуком ботинок, чтобы не скрипнуть половицей, Ванзаров пробрался к проему лестницы, где слова были различимы.

– Ося, ты уверен, что мы попали туда? – спрашивал капризный голос.

– «Курорт» не спутаешь, – отвечал другой, слегка покашливая.

Голоса, без сомнений, принадлежали Навлоцкому и Веронину.

Подслушивать, конечно, неприлично. Но надо. Психологика заставляет.

– Но ведь в приглашении ясно сказано: турнир.

– Для турнира с хорошей ставкой хватит троих, – и опять кашель.

– Ну и с кем тут крутить?

– Кандидаты имеются.

– Этот, в соболях? Ну, не знаю…

– Один из возможных.

– Американец? Так он, поди, и по-русски не понимает, во всю дорогу рта не раскрыл, камердинером жестами командует. Может, вовсе игры не знает… Что у них там, в Америке, за дикости.

– Не знает – научим. Ты, главное, свою роль не забывай…

– С тобой забудешь… А еще тебе кто глянулся?

– Да вот хоть бородатый, на вид – купчишка провинциальный.

– Что думаешь про колобка с усиками? Тоже вроде иностранец, лакомый кусок…

– С ним не рядись… По повадке вижу: хитер лис.

– Да? А я уж наметился…

– Забудь… Вот ведь, кашель проклятый привязался…

– Полечись…

– Здесь заодно и полечусь…

– А этот субчик: с усами врастопырку и клетчатом безобразии?

– Не трать сил: гол как сокол… Наверняка репортеришка или что-то подобное…

Ванзаров вовремя отпрыгнул к своей двери, сделав вид, что копается в замке. Из номера тяжело и грузно вышел Игнатьев. Папку свою он не выпускал из рук. Внизу же стихло, скрипнули прикрываемые двери. Чтобы не повторять неприятный момент, Ванзаров старательно нажимал на ключ, будто он не желает проворачиваться.

– Добрый вечер, Родион Георгиевич, – сказал тихий старческий голос.

– И вам добрый, Владимир Петрович, – в тон ответил Ванзаров.

Нотариус оглянулся, будто за ним следили стены, и подошел поближе.

– Не держите на меня обиду, дорогой, за то самое… – Игнатьев изобразительно покрутил свободной ладонью. – В вагоне столько посторонних, мало ли чего.

Ненужный ключ скрылся в кармане. Ванзаров гостеприимно распахнул дверь своего номера, где никто не помешает. Игнатьев отмахнулся так однозначно, что уговаривать не имело смысла. Оставалось только самому не попасть в детскую ловушку. Ванзаров шагнул так близко, как позволяли приличия.

– Владимир Петрович, чего вы боитесь? – шепнул он старику в самое ухо.

– Господь с вами, чего мне бояться… – все-таки оглянувшись, ответил нотариус.

– Я хоть не служу в полиции, но сил и возможности защитить вас у меня хватит…

– Не надо меня защищать, голубчик, я и сам кого хочешь в бараний рог согну… Моя защита – моя профессия. Нотариус – столп и основание закона.

– Значит, подались в милосердие?

Старичок сурово насупил редкие брови: он не любил шуток, которых не понимал.

– Ну, Общество семейного добросердечия и дружеской поддержки…

Игнатьев решительно не понимал, о чем его спрашивают. Этого было достаточно.

– Тогда что же вы тут делаете? – спросил Ванзаров.

– Поверьте, голубчик: не знаю…

– Не стану мучить вас расспросами…