Лабиринт Просперо Чиж Антон

12

Записная книжка Г. П.

Дорогая Агата, события начинают сплетаться в клубок не хуже того, что крутите вы, сидя в моем маленьком саду в кресле-качалке. Как я о нем скучаю! Впрочем, сейчас не время предаваться воспоминаниям.

Зная мою осторожность, можете вообразить, как тщательно я проверил место моего временного пребывания. Запоры на двери и окнах показались надежны, матрац довольно мягким, а ковер как раз таким, чтобы скрадывать шаги, если мне понадобится незаметно оказаться у замочной скважины. Я бы предпочитал оказаться на другом этаже, где разместились более интересующие меня персонажи, но портье не в состоянии был понять ни одного языка, которым я владею. Рядом со мной поселился тот самый возмутительный тип, щеголяющий своим богатством, тихий старичок, господин с русской бородой, по моему пониманию – коммерсант очень средней руки, и неприятная личность с пошлыми кошачьими усами, с которой я бы предпочитал не иметь ничего общего. Расположение в бельэтаже имеет свои преимущества. Так, я могу наблюдать из окна, кто и когда покидает наш пансион и возвращается в него. Все это, конечно, мило, но ни на шаг не приблизило меня к разгадке тайны, из-за которой я очутился здесь в легкомысленных ботинках.

Вас всегда интересовало, дорога Агата, каким образом я подбираюсь к преступнику. От вас ничего не буду скрывать. В первую очередь надо составить непредвзятое мнение о каждом, кто оказался в круге подозреваемых. Затем выделить из них наиболее и наименее вероятных кандидатов. Затем все ближе и ближе подбираться к виновнику, настолько осторожно и умно, чтобы он не смог заранее догадаться. Такая методика всегда приносила мне успех. Надеюсь, что в России она принесет мне победу.

Как вы помните, мне было поручено отыскать одну ценную пропажу. Вещица должна непременно быть у вора, потому что он не рискнет оставить ее в доме. Как видно, подозревая, что его могут обыскать. В такой ситуации грубый полицейский ум предложил бы перерыть все вещи и довершить дело личным досмотром, наверняка пропажа найдется. Такой метод для меня неприемлем. Найти украденное важно, но не менее важно понять причины, подтолкнувшие к преступлению. Ведь понять преступника – это добавить бесценный опыт в копилку знаний сыщика, который непременно пригодится в дальнейшем. Надеюсь, что эти скучные размышления не утомили вас, дорогая Агата. Пора перейти к делу.

Еще в вагоне я заметил, что в семействе господина Веронина не все гладко, хоть пожилая дама и ее молодая родственница прилагали все усилия, чтобы казаться беззаботными. Мне показалось, что милая барышня Марго не испытывает к своему родителю теплых чувств. Если не сказать больше. Несмотря на всю ее холодную, северную красоту, которая может затмить разум куда более слабый, чем мой, нельзя не видеть, какой это сильный характер. Из такого характера, как из яйца дракона, часто вылупляются самые опасные преступники. Чему я был не раз свидетелем. Это самый опасный вид преступников, который не изобличит ни лучший физиогномист, ни самый опытный френолог, ни тем более доктор психологии. С виду такие преступники кажутся самыми очаровательными, невинными существами, воплощениями мягкости и добросердечия. Именно такая маска позволяет им совершать чудовищные преступления. Чувство стыда у них атрофировано полностью. Они уверены в своей безнаказанности и ничего не боятся. В этой безграничной храбрости они способны на многое. Если не сказать на всё.

Остается только надеяться, что я глубоко ошибаюсь с этой барышней или в лучшем случае она еще не доросла до вершин коварства. Но бутон уже завязался. И этому вскоре нашлось подтверждение.

Готовясь к обеду, я посчитал долгом воспитанного человека почистить пиджак, запылившийся в дороге, взял платяную щетку и вышел в коридор. К сожалению, я вынужден делать работу горничной, но мне объяснили, что зимой штат прислуги значительно сокращен. Что ж, я всегда готов к новым испытаниям. Стоя в коридоре и борясь с пылинками, я услышал, как внизу громко хлопнула дверь и раздались возбужденные голоса. Хоть спорящие пытались сдерживать себя, до меня отчетливо доносилось каждое слово. К некоторому удивлению, я понял, что столкнулась Марго со своим отцом. Я сильно сожалел, что не изучил русский перед поездкой. Мне казалось, что в этой стране все приличные люди свободно говорят по-французски, как уверял меня мой майор. Реальность оказалась далека от ожиданий. Марго и господин Веронин спорили на повышенных тонах.

Я не мог разобрать точных слов, но призвал на помощь мою тонкую интуицию, закрыл глаза, расслабил мышцы спины, немного запрокинул голову назад и представил, что я знаю этот язык, я могу его понимать, я впитываю слова, как ветер. Я слышал об этой интересной методике, но никогда не пользовался ей. Теперь же настал шанс применить ее в действии. Я точно поступил по инструкции. Стоять с закрытыми глазами оказалось не так просто, мне потребовалось широко расставить ноги, чтобы удержать равновесие. Но как только баланс был достигнут, я смог сосредоточиться на разговоре.

Не прошло и мгновения, как вдруг я осознал, что понимаю, о чем идет спор. Нет, слова для меня по-прежнему были не ясны, но смысл стал отчетлив и прозрачен, как будто я наблюдал чужую жизнь через тонкий тюль, который смазывает общую картину, но показывает все контуры. Это было восхитительное чувство, дорогая Агата, чувство победы разума над несовершенством человеческой природы. Но не буду слишком гордиться, чтобы вы не подумали, что я хвастаюсь. Скромность – моя вторая натура. Между тем спор шел серьезный. Изложу вам так, будто я и в самом деле обладаю искусством мгновенного перевода.

Господин Веронин обвинял дочь в неблагодарности, что родители часто себе позволяют. Марго отказывала ему в том, что он был для нее хорошим отцом. Она резко заявила, что будет вести себя так, как считает нужным, и ему недолго осталось над ней властвовать. Кажется, она хотела немедленно покинуть этот пансион.

Господину Веронину пришлось взывать к ее разуму и чувству долга, которое должно быть развито у каждой дочери. В ответ он получил жесткий и язвительный ответ, смысл которого сводится к тому, что «не тебе меня учить».

Господин Веронин с отеческой мягкостью стал убеждать дочь образумиться, что возымело некоторое действие. Марго уменьшила пыл, став куда более сдержанной. Но при этом не сдвинулась со своих позиций. Кажется, она обещала совершить какой-то поступок в самое ближайшее время, и отец ей в этом не сможет помешать. Господин Веронин пошел на попятную, что для родителя является большой ошибкой, стал соглашаться и уговаривать не спешить с каким-то неразумным поступком.

Марго, совершенно овладев собой, говорила ровным голосом. Смысл сказанного был тот, что она сама будет принимать решение, как ей поступать. С этим она выскочила из пансиона, громко хлопнув дверью. Бедному господину Веронину оставалось только кашлять в одиночестве. Вслед за тем появился кто-то из его родственниц, вероятно, высунувшись из своего номера: я услышал застенчивый женский голос. Видимо, поединок с дочерью истощил запас мягкости несчастного Веронина, и он довольно грубо прикрикнул на женщину. После чего я вынужден был вернуться к себе.

Услышанное натолкнуло меня на размышления. Вероятно, мне придется пересмотреть стратегию розыска. Что к лучшему: результат может быть очень скоро. Без сомнений, ясно одно: похищенное находится здесь. Мне придется устроить некую ловушку, в которую попадет преступник и вынужден будет отдать украденное. Это будет нелегко, но ведь за это дело взялся ваш покорный слуга, милая Агата. Не знаю, что может мне помешать. Но нет, в этом я покривил душой. Меня не оставляет чувство, что здесь готовится нечто большое и зловещее, к чему я искренно не готов. Не могу объяснить вам, дорогая, откуда взялось это чувство. Но оно не покидает меня с того момента, как я вошел в вагон. Быть может, это всего лишь фантазия, навеянная этой мрачной, заснеженной страной…

13

В маленьком доме часто хлопали двери. Коридор бельэтажа оказался местом довольно бойким. Не успел нотариус спуститься по лестнице, как из своего номера показался господин с бородой. Приличия требовали, чтоб соседи хотя бы поздоровались. Ванзаров не стал обращаться к нему по фамилии, а нейтрально пожелал доброго вечера. На него обрушился поток радости. Господин Меркумов без церемоний заявил, как он рад такому соседству, как неловко себя чувствует в столице, спохватившись, назвал фамилию и, совершенно смутившись, чего трудно ожидать от взрослого мужчины, добавил имя и отчество.

– Очень рад знакомству, Леонтий Иванович, – просто сказал Ванзаров, представившись. – Откуда прибыли к нам?

– Ох, из Саратова… – застенчиво ответил Меркумов.

Простая наблюдательность без помощи психологики обычно давала портрет сразу. Оглядев жителя провинции, Ванзаров не смог определить, чем именно он занимается. Костюм из дорогой ткани, но плохо пошит. Галстук модный, но повязан неумело. Сорочка несвежая, ботинки натоптанные, неновые. Цепочка фальшивого золота из кармашка жилетки говорила скорее о наивности, чем желании произвести впечатление. На холеных пальцах с аккуратными ногтями только дешевое обручальное кольцо.

– Как попал в столичную круговерть, так и не могу опомниться, – продолжил он.

– Коммерческий интерес дается трудами великими… – подсказал Ванзаров.

Меркумов горестно вздохнул.

– Да какой тут интерес, шкура бы уцелела…

– Партнеры недобросовестные? Это у нас сплошь и рядом, и в столице, и везде…

– Да уж, такие люди тут у вас, что и не знаешь, как себя поставить…

– Так скажите, что случилось. Вдруг помогу, я многих в столице знаю…

Только этого Меркумов и ждал.

– Ой, спасибо вам, господин хороший, – он схватил ладонь Ванзарова и принялся ее трясти. – В такой переплет попал, что и не знаю… Я ведь актер…

– Актер? – невольно переспросил Ванзаров.

– Именно так… – Меркумов глубоко поклонился. – Фамилия моя в столицах неизвестна, но на Волге про меня знают… Бенефисы дают, публика меня любит… Премьеру по шекспировской «Буре» должен был играть…

– Завистники подсидели?

– Хуже, сам в петлю полез… – И Меркумов, заслонив собой проход, рассказал занимательную историю.

Несколько дней назад он получил из Петербурга приглашение на роль в Александринском императорском театре – мечта любого провинциального актера. Меркумова приглашали на главную роль в постановке пьесы Островского. Нужен был им настоящий волжский типаж. Такой шанс актеру выпадает раз в жизни. Меркумов бросил все и приехал в столицу. Так он был рад, что мечта его осуществится, что прямо с поезда, не заезжая в гостиницу, которую для него сняли, явился в театр. И тут открывается, что про него никто и слыхом не слыхивал. Роль ему никто давать не собирается, а предложили убираться подобру-поздорову, пока городового не вызвали. Удар был чудовищный. В Саратове Меркумов бросил главную роль. Вернуться ему назад невозможно: из губернского тетра его в шею погонят. И в столице, оказывается, никто не ждет. Главное, не понять: кто такой розыгрыш устроил? Для чего? Зачем?

Делать нечего, Меркумов никого в Петербурге не знает, денег почти нет, остается одно – поехать в гостиницу. К удивлению, на его фамилию заказан номер, что уже было недурно. Меркумов заходит в номер и обнаруживает на столе конверт. А в нем пространное письмо, в котором ему приносят извинения за ошибку и в качестве компенсации предлагают ангажемент: выступление в санатории «Курорт» на все Святки. Гонорар находится тут же. Он так велик, что Меркумов безбедно может прожить на него год. Только требуется выехать немедленно…

– Не покажете письмо? – спросил Ванзаров.

Меркумов признался, что забыл в гостинице. Да и какой в нем прок, главное, гонорар в кармане.

– Кто же с вами так жестоко пошутил?

– Ума не приложу, – ответил Меркумов. – Шутка дороговато выходит. Одни билеты до Петербурга мне стоили…

– А с чем выступать будете?

– Драматические сценки из классики…

– Это чудесно, – сказал Ванзаров. – Если будут трудности – не стесняйтесь, обращайтесь по-простому, по-соседски.

Меркумов принялся благодарить так горячо, что Ванзарову пришлось спасаться в своем номере.

Комната была чистой и уютной. В платяном шкафу обнаружился запас свежих сорочек. И без примерки Ванзаров был уверен, что размер ему подойдет. Ничего особенного в антураже не было: тихое место для приморского отдыха людей с расстроенными нервами. Если не считать конверта на чайном столике. Ванзаров откинулся на спинку стула и неторопливо вскрыл корреспонденцию. Внутри ожидаемо было письмо на плотной бумаге:

«Господин Ванзаров! Благодарю, что приняли предложение. Надеюсь, Ваш аналитический ум уже открыл, почему я вынужден пока оставаться в тени. Прошу Вас утроить бдительность. Не думайте, что мой враг затаился. Он так близко, что может нанести удар в любую минуту. Защитите мою жизнь. Будьте готовы к событиям, которые произойдут в самое ближайшее время. Потребуется весь Ваш гений, чтобы помешать убийце. Будьте всегда рядом».

Можно было не сличать почерк, чтобы убедиться: каллиграфия была прежней. Ванзаров развернул плоскость письма к свету люстры и внимательно рассмотрел чернила. Без криминалиста он не рискнул бы сказать, что высохли они давно. Предположение было важным, но довольно шатким. Использовать его для логических построений было нельзя.

Прекрасно, что клиент такого высокого мнения о его способностях. Прекрасно, что не изменяет способ общения. Печалит только неясность самой фигуры, которая прячется в тени. Пора бы вывести ее на свет, как бы опасно это ни оказалось. А опасность всегда действовала бодряще, как ведро ледяной воды по утрам. При этом разгуливался аппетит. Он вспомнил, что остался без завтрака. И вообще ничего не ел со вчерашнего вечера. Что для солидного частного сыщика неприлично.

Ванзаров вышел, как раз когда из своего номера появился полный иностранец. Тот сделал все возможное, чтобы избежать встречи. Но удача играла против него. Господин с тонкими усиками изобразил кислую улыбку и намеревался прошмыгнуть к лестнице. Но Ванзаров как бы случайно перекрыл дорогу. Изобразив настоящее русское радушие, он поклонился в пол, назвал себя многословно и не отказал в удовольствии троекратно облобызать надутого бельгийца. Несчастный держал себя в руках, но слюни на выбритых щечках торопливо затер надушенным платочком.

– Какими судьбами в России, господин Пуйро? – спросил Ванзаров с отменно ужасным акцентом.

– Прибыл на каникулы, – сдержанно ответил тот.

– О, чудесно! Погодка как раз отменная!

– Да-да, я рад…

– Хотите, покажу вам настоящие русские развлечения: купание в ледяной проруби и штурм снежной бабы?

– Благодарю вас, не стоит…

– Ну, как хотите! Ой, что это? – Ванзаров картинно испугался так, что бельгиец не мог не встревожиться в ответ. – Да у вас ботинки на тонкой подошве! Заболеете – умрете, не иначе. Решено, прикажу выдать вам настоящие русские валенки…

– Благодарю вас, не нужно. Позвольте… – Пуйро старался протиснуться, но сделать это было непросто: Ванзаров стоял колоссом.

– Нет, нет: валенки, и только! – продолжал он. – А что вы тут делаете, в санатории? Заболели?

– Просто отдыхаю, дышу полезным морским воздухом.

– О, воздух – это полезно! А хотите водки? Для начала – графинчик? На двоих – пойдет за милую душу! Я распоряжусь.

– Нет! – вскрикнул Пуйро. – Позвольте пройти, мне пора обедать.

– Так и я с вами! – обрадовался Ванзаров и почти обнял его за плечи. Но Пуйро вывернулся.

– Это невозможно… У меня еще встреча, мне пора… – И он резво проскочил к лестнице.

Ловить его Ванзаров не стал. Он узнал все, что хотел. Когда офицер, привыкший носить форму, сталкивается с хамом, то невольно занимает оборонительную позу, к которой привык за долгие годы муштры. Особенно в гражданском костюме. Военный выпрямляет спину, левая рука держит невидимую шашку, правая – на месте, привычном для кобуры. Полицейский держится за свисток на груди, при этом правую руку заводит за спину, чтобы была свободна в случае нападения.

Ванзаров был уверен, что господин этот служит в полиции. И хоть про бельгийскую полицию не имел достоверных сведений, а всезнающего Лебедева под рукой не нашлось, логика подсказывала, что он далеко не глуп, несмотря на комичный вид и героическое имя. Жаль, что не станет откровенничать с русским хамом, для чего оказался в заснеженном Сестрорецке. Что для психологики загадкой не являлось.

14

Обед был накрыт в столовой[7]. Высокие потолки не давали хорошо прогреть помещение. Что только подчеркивало его спартанский вид. Столы, покрытые самыми простыми скатертями, венские стулья без всяких изысков, скромные шторы на окнах и вездесущие пальмы. На большее акционеры санатория не разорились. Справедливо полагая, что лечению нервов обед в ресторанном комфорте только навредит. Больной, вероятно, должен стремительно проглотить пищу и отправиться закусывать ее свежим воздухом, морскими купаниями и прочими лечебными процедурами. Зимой добавлялся мороз и снег.

Гости заняли почти все столы. Семейство Верониных обедало вместе, хоть Марго сидела на дальнем от всех конце стола. Навлоцкий расположился спиной к ним, разделив трапезу с нотариусом, которого безуспешно пытался веселить. Супруги Стрепетовы ворковали в уголке. Месье бельгиец сумел остаться в гордом одиночестве. Жандарм кушал напротив актера, который делал робкие попытки завязать разговор, всякий раз напрасные. Не явились американец с камердинером.

Доктор Могилевский пожелал гостям приятного аппетита и устроился за узеньким столом у самых дверей. Ванзаров занял место у стены. Обед трудно было назвать роскошным. Холодные закуски были более чем скромными, четыре-пять видов, не больше. На первое подали кислые щи с пирожками. На горячее ожидалось что-то «изумительно тушеное», как обещал доктор. Про вино не могло быть и речи. Предлагалось угощаться клюквенным морсом в больших графинах. Тишину нарушал редкий звон ложек.

Суп был съеден. Гости не оживились. Все ждали вторую перемену блюд. Здоровому организму не хватает жиденького бульона с перьями капусты. Нужно нечто большее. Особенно после случившихся волнений. Возможно, Ванзаров судил по себе.

Двери столовой, закрытые из-за холода, медленно распахнулись. Камердинер Лотошкин почтительно отступил. Внимание всех было приковано к тому, что же такое должно явиться в открытом проеме. Настала торжественная тишина. Американский подданный, без песцовой шубы, в идеально сидящем смокинге, вышел на середину. Настала полная тишина. Даже Веронин приглушил свой кашель.

– Господа! – трагически и громогласно заявил мистер Маверик. – Вы получили мои приглашения на турнир, и я благодарен, что вы их приняли…

От напряжения Навлоцкий выронил ложку. Его смерили презрительным взглядом.

Нельзя сказать, что Ванзаров сильно удивился чистому великорусскому наречию, каким изъяснялся американец. Америка – страна эмигрантов, кто только не уезжал туда в поисках своей мечты. Некоторые возвращались. Скорее восхищала красота этого голоса, чистого и мощного баритона, как и удивительно четкое произношение каждого слова, буквально каждой буквы. Речь господина выдавала блестящее воспитание, которое навсегда осталось в прошлом, XIX веке. Cохранить подобную экзотику эмигрантам удается редко.

– Итак, я хочу спросить вас, готовы ли вы к турниру?

Веронин смог лишь хрипло пробурчать согласие.

– Благодарю вас, господа. Мой второй вопрос: вы изволите получить от меня вызов и принять его, в чем бы он ни заключался?

– Изволю, – брякнул Навлоцкий и прикусил губу. На него обратили внимания меньше, чем на писк комара.

– Господин Веронин, мой вопрос обращен к вам, разумеется.

– Да… – выдавил отец семейства, у которого, в самом деле, перехватило горло.

Ванзаров поглядывал за Марго. Глаза девушки были расширены, казалось, она не дышит, так целиком, без остатка, было поглощено ее внимание происходящим и фигурой американца. Не менее любопытно было поведение Францевича. Когда американец произнес: «вызов», он чуть привскочил, опомнился и сел на место. И теперь сжимал черенок ложки. Зато месье бельгиец получал истинное наслаждение от происходящего. Глазки его быстро бегали, изучая, кто и как себя повел. При этом сам старался быть тихим и незаметным.

– Вызов мой оглашаю немедленно! – произнес мистер и взял паузу, чтобы напряжение усилилось. – И вот в чем он состоит. Я вызываю вас, господин Веронин, и вас, Навлоцкий. Игра – на троих. Игра простейшая – макао. Минимальная ставка – десять тысяч рублей. Каждая следующая повышается не менее чем в два раза. Игра идет до полного разорения одного из игроков. За отказ от игры платится штраф, равный минимальной ставке. Это мои правила. Господа, по законам благородства, предоставляю вам шанс отказаться…

Навлоцкий уже раскрыл рот, но Веронин заставил его молчать. Для этого хватило одного недоброго взгляд.

– Принимаем… – тихо проговорил он.

– Благодарю, господа, вы оказали мне честь. – Американец обернулся к доктору Могилевскому, забывшему про стылый суп: – Господин распорядитель, прошу вас подготовить стол и все необходимое для игры через два часа…

Мистер Маверик просто направился к выходу. Веронин поднялся из-за стола.

– Господин… – выкрикнул хрипло.

Маверик оглянулся.

– Мы хотим знать… С кем… на самом деле будем играть… – Слова давались Веронину с большим трудом, кашель душил его.

– Вы непременно это узнаете, – последовал ответ. С чем достойный господин и удалился.

Первым очнулся Могилевский.

– Но, позвольте… – растерянно обратился он ко всем сразу. – Где же я возьму все необходимое? У нас санаторий, а не казино…

– Не беспокойтесь об этом… – проговорил Веронин. – Я вам помогу.

– Как я вам благодарен! Орест Семенович, давайте пройдем курс ингаляции!

– Обязательно пройдем. После игры.

Веронин вышел из-за стола, оставив своих женщин в глубоком волнении. Только у Марго радостно блестели глаза.

Ванзаров догнал его в длинном холле между столовой и бильярдной.

– Могу я чем-нибудь вам помочь?

Удержав кашель, Веронин скроил презрительную мину.

– Чем вы мне можете помочь?

– Все, что в моих силах.

– Благодарю за предложение. Вас я не знаю, и помощи мне не требуется. Я сам справляюсь со своими неприятностями. – Он поклонился и пошел к выходу на улицу. Навлоцкий уже спешил за ним.

Что оставалось делать?

Самое разумное – доесть обед. Как бы жалок он ни был. Как видно, силы частному сыщику еще понадобятся. Тем более Ванзарова подмывало посмотреть, что делает прекрасная Марго. Например: не пропал ли у нее аппетит?

15

Ваше превосходительство!

За истекшие часы ситуация резко изменилась. Я пришел к твердому мнению, что для Джокера готовится хитро задуманная западня. Руководствуясь косвенными сведениями, могу непременно свидетельствовать, что в этой афере участвуют как минимум несколько лиц. А именно: бельгийский подданный Пьюро, некто Навлоцкий и, разумеется, господин Веронин. Главным в этом трио, несомненно, является бельгиец, если он бельгиец.

Мне удалось установить, что этот господин на самом деле крупнейший аферист мирового масштаба, который просто так не приедет в Россию. Располагаю совершенно точными сведениями, что Пьюро (или, возможно, Пьеро, хотя склоняюсь к мысли, что это кличка – от имени Пьетро), разузнав о тайне Джокера, попытался организовать на него покушение. Но покушение сорвалось. После чего Джокер был вынужден бежать в Россию, где надеялся скрыться бесследно. По Пьюро и здесь его выследил. И явился сам, хотя и в сильно измененном обличье. Но глаз Джокера распознал обман. Он понял, что имеет дело со старым врагом. Только теперь у него отрезан путь к отступлению.

Дело в том, что подручные Пьюро – некто Навлоцкий и господин Веронин – на самом деле являются не теми, за кого себя выдают. В данный момент не имею доступа к картотеке преступников империи, но могу дать слово, что видел их лица в ящике «Мошенники». Теперь понятно, почему Пьюро нанял таких подручных. Полагаю, что и семья Веронина ненастоящая, особенно его красавица дочь.

Все эти сведения были получены мною путем агентурной работы и обошлись в двести рублей, которые я заплатил камердинеру Лотошкину. Этот ловкий малый, оказывается, в услужении у Джокера с самой Америки, где шлялся без работы и чудом устроился на такое теплое место. Он никогда не против заработать лишнюю копейку. Обещает при первой возможности допустить меня к чемоданам Джокера, чтобы я смог выполнить порученное дело.